Цацики сидел на чемодане в прихожей и ждал бабушку. Мортен стоял, прислонившись к дверному косяку, и ухмылялся. Мамаша устроилась на полу с Рециной на руках и пыталась уговорить Цацики остаться.
— Нет, — сказал Цацики. — Все решено. Я не могу здесь больше жить. Можно я только в последний раз подержу Рецину?
— Конечно. — Мамаша передала ребенка Цацики.
Рецина улыбнулась и попыталась ему что-то сказать. Она была как зеркало в комнате смеха. Когда она улыбалась, невозможно было не улыбнуться самому, хотя внутри все болело от горя.
— Смотри, ей достаточно просто увидеть тебя — и она счастлива, — сказала Мамаша. — Ей будет тебя не хватать, и мне тоже. Я не хочу, чтобы ты уезжал.
— Ничего не поделаешь, — ответил Цацики. — Когда я уеду, у тебя останется всего два ребенка. С ними-то ты уж точно справишься.
— Не говори так, — горько вздохнула Мамаша. — Я чувствую себя совсем никчемной.
— Вот и отлично, — злорадно сказал Цацики.
— Но, Цацики, ты мой самый любимый ребенок. Я не смогу без тебя жить.
— Сможешь. К тому же я не самый любимый. Все это вранье, потому что я единственный из твоих детей, кого ты не выбирала.
— Что ты хочешь сказать?
— Мортена ты взяла в семью сама, Рецину завала осознанно, а я появился на свет случайно, когда ты еще даже не думала о детях…
Мамаша долго молча смотрела на Цацики. Он и сам очень расстроился, осознав, что это сущая правда.
— Цацики, — наконец заговорила Мамаша, — никогда больше так не говори.
— Но ведь это правда, — настаивал Цацики. — Разве нет?
— Нет. Ты пришел в мир благодаря бурной, пьянящей любви, а такие дети — самые желанные.
— Ерунда. Пачка шипучих витаминов — вот цена таким детям.
— Это еще кто сказал? — возмутилась Мамаша.
— Мортен. Он говорит, что я случайный ребенок и появился по ошибке: просто презик порвался — и ты залетела. Надеюсь, ты понимаешь, что мне не очень приятно быть таким ребенком.
Мортен смерил Цацики долгим взглядом, означавшим: «ну-подожди-у-меня». Мамаша попыталась сделать серьезное лицо, но у нее ничего не вышло. Она расхохоталась.
— Прости, Цацики, — смеялась она. — Прости, но ничего глупее я в жизни не слышала.
— Да, — согласился Цацики. — Мне и самому показалось, что это глупость.
Вместе с бабушкой приехал и дедушка. Он взял Рецину на руки и пощекотал ее своей седой бородой. И тут Рецина впервые засмеялась в голос. Казалось, что в прихожей пошел жемчужный дождь. Теперь уже смеялись все. Удержаться было невозможно.
— Еще! — кричал Цацики. — Еще!
Научившись смеяться, Рецина, похоже, не могла остановиться. Она смеялась надо всем подряд.
— Ну хватит, — сказала наконец бабушка. — Поехали. Цацики, ты готов?
— Да, — отозвался Цацики и взял чемодан.
— Ну уж нет, — вдруг заявила Мамаша. — Я так не согласна. Если Цацики уезжает, то я еду с ним. Мортен, собирай вещи! Мы едем с ними.
— Минуточку, — сказал дедушка. — Ведь это Цацики нужен был покой и отдых.
— А как же я? — спросила Мамаша. — Может, я вам уже и не дочь? Я тоже хочу, чтобы обо мне позаботились. Дали утром подольше поспать, принесли завтрак в постель и приготовили что-нибудь вкусненькое. Мне надоело есть макароны.
— Но ведь я работаю, — возразила бабушка.
— А я — нет, — сказал дедушка. — Я могу подавать тебе завтрак в постель.
— Но, чур, в бабушкиной кровати спать буду я, — заявил Цацики. — Учти.
У бабушки была самая классная кровать в мире. Широкая, мягкая, с клетчатым покрывалом.
— Еще чего выдумал! — возмутилась Мамаша. — Это, между прочим, моя мама. На ее кровати буду спать я, правда, мама?
— Да, да, — устало проговорила бабушка.
— А перед сном ты будешь чесать мне спинку.
— Да, да, — засмеялась бабушка. — Договорились.
В Мамашу словно бес вселился. Она металась по квартире, собирала соски, памперсы, одежду.
Мортен смущенно стоял в углу и наблюдал за происходящим.
Мамаша на секунду прекратила сборы и ткнула Мортена пальцем в живот.
— А с тобой мы еще поговорим. «Презик порвался» — такого бреда я в жизни не слышала.
Мортен покраснел так, что даже прыщи исчезли.
Цацики встал на цыпочки и что-то прошептал дедушке на ухо.
— И знаешь, Мортен, если ты не перестанешь бить моего мальчика, то будешь спать в ванне.
— Да-да, — пролепетал Мортен. — Конечно.