Глава тридцатая

На следующий день Соломон поднялся до рассвета.

— Куда ты идешь? — спросила я, все еще уставшая, и меланхоличное его настроение угнездилось в комнате, словно тень.

— Множество соплеменников прибыло с севера рано утром, встретиться со мной перед празднеством, — сказал он, одеваясь. — Их беспокоят волнения в городе. Уже была стычка в нижнем городе, рано утром, и вторая, за самыми стенами.

Я поднялась на локтях.

— Что?

Я спала так крепко, что даже не слышала никого, кто входил в эту дверь.

Соломон подошел к постели.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Жди меня.

Он целовал мой лоб, мои глаза, мои губы. А затем исчез.

Я легла, прикрыв рукой глаза, и прислушивалась к звукам Иерусалима, население которого выросло в три раза, — как громко он шумел в этот час! Неужели я могла под подобное спать? Даже сквозь закрытые ставни я слышала их гимны, доносившиеся наверх с нижних улиц, уставленных переполненными домами. Я чувствовала вездесущий запах хлеба, смешанный с вонью мочи и животного рынка, стоявшего на оливковом холме.

Еще девять дней, сказал царь, и паломники потекут прочь из города.

Еще десять дней, и я отправлюсь в мой лагерь, чтобы затем повернуть мое лицо к югу, портам и кораблям, а затем домой.

Так мало драгоценных дней. Отчего же прошлой ночью я была столь дерзкой — и уверенной, как не бывала никогда над алой чашей?

Сегодня я буду рассказывать ему лишь добрые истории. Нашу историю о саде. И завтра. И послезавтра. Каждую ночь, до самого моего отъезда.

Я поднялась, но затем снова села.

Как я могла оставить мужчину, ради которого я забыла свое царство, забыла надолго, на целых полгода?

Я закрыла глаза и, в одиночестве спальни, скомкала в горстях наши простыни, поднесла к лицу. Вдохнула его запах.

Он оказался прав, мой милый одержимый. Я прибыла сюда не ради кораблей, не ради портов. Не искренне.

Я долгое время сидела все также, говоря себе, что воспользуюсь его обещанием и вернусь, но в следующий раз не караваном, а на корабле.

Что однажды наступит тот день, когда он приплывет в Мариб и будет шагать по моему дворцу, как по моим покоям, когда он впервые пожелал увидеть меня на троне. Однажды, когда его царство будет устойчиво.

Да. Такой будет последняя история, которую я расскажу ему на прощанье.

Через некоторое время я натянула платье и на неверных ногах прошагала во внешнюю комнату.

Служанка принесла кувшин с водой, и я умылась. На столе стоял графин с подслащенной медом водой, я налила кубок и взяла его с собой в сад. За стенами я видела мозаику из шатров пилигримов, что растянулась от горизонта до горизонта. Даже мусор за городом, казалось, горел сильнее, чем всегда, и оттого, поднеся кубок ко рту, я выпила всего несколько глотков, прежде чем запах прилетел с ветром, вызывая у меня тошноту.

Весь день я провела в своих покоях, мечась в прерывистом сне. Звуки города раздавались так громко, что я крикнула Шаре закрыть дверь.

Мне снились странные сны. Храм, в самом начале его строительства, всего лишь груда камней. Но затем я поняла, что храм вовсе не строится, он распался. И заметила, что края некоторых камней закопчены, а некоторые и вовсе сожжены в прах. Я взглянула затем на дворец, однако увидела лишь колокольчики, тонкий и звонкий голос которых звучал словно издали.

Я проснулась довольно поздно, умирая от жажды. Кто-то открыл дверь на террасу, пахло дождем. Еще несколько минут, идо меня донесся плеск дождя, похожий на топот множества ног. Как будто на улицы вышла армия. Я вновь заснула под звук шагов, в моей голове клубились такие же тучи, как те, что закрыли небо.

Позже меня разбудила сильная тряска и кто-то, зовущий меня по имени.

— Ты проспала целый день! — воскликнула Шара. — Ты нездорова. Царица, мы так испугались!

— Царь…

— С капитаном своей стражи. Повсюду хаос, а на улицах целый день идут стычки!

Я поднялась, но комната закружилась перед глазами, и меня тут же стошнило в ночной горшок. Однако желудок был пуст.

— Я пыталась послать девчушку Наамы за лекарем, но стражи за дверью сказали, что никто не покинет свой пост и они никому не позволят пройти… — Шара плакала, цепляясь за меня. Я посмотрела вверх, не понимая.

— Где Яфуш?

— В передней комнате. Я никогда не видела, чтобы он молился. Как мы испугались за тебя, Билкис, за нас всех!

Я прищурилась, наконец различив колокольчики из моего сна — в звоне мечей.

Я закрыла глаза, пытаясь приказать свинцовым конечностям двигаться.

— Одень меня, — сказала я.

Грохот, звучавший с улицы, доносился из-под самого дворца. Это были не гимны паломников и не песни пьяных. Это были крики, яростные и громкие, и звон оружия вслед за ними. Город взбунтовался.

Я на неверных ногах зашагала к террасе, но Шара схватила меня, потянула обратно, крича, что мы должны оставаться невидимыми. Что-то ударило во внешнюю стену моих покоев и рухнуло возле ног: большой обгоревший камень.

Я, спотыкаясь, вышла во внешнюю комнату, и Яфуш в тот же миг оказался рядом. Я с трудом отворила внешнюю дверь.

Не меньше десяти дворцовых стражей загородили мне выход.

— Отведите меня к царю, — сказала я. Моих собственных стражей нигде не было видно.

— Моя царица, — ответил один из них. — Тебе нельзя выходить.

— Это что, своего рода арест? Пошлите за ним или позвольте мне пройти. Немедленно.

— Я не смею, ради твоей же безопасности и по приказу царя.

— Разве нет целой армии стражей, расположенной вне дворца?

Я почти закричала ему в лицо. И была вознаграждена наплывом головокружения. Яфуш подхватил меня под руку.

— Они не защитят тебя от того, что внутри.

— О чем ты говоришь?

— Произошло убийство. В покоях царя найден мертвый слуга. Ты должна остаться здесь.

Я открыла рот, собираясь сказать, что была там всего лишь утром. Но немедленно застыла, охваченная волной страха.

— Отчего он умер? — спросила я очень тихо, и мои плечи начали неостановимо дрожать.

Грохот боя и крики зазвучали со стороны внутреннего двора.

Я с ужасом посмотрела на Яфуша. Поднесла пальцы к губам.

Я проспала целый день, видя странные сны, как бывает порой у отравленных.

— Кажется, — прошептала я, — кто-то пытался меня убить.

Шара уставилась на меня, мертвенно побледнев, а затем схватила меня за руки.

— Что ты ела? — закричала она. — Что ты пила, к чему прикасалась?

Я начала отвечать, но комната вдруг потемнела. Последним, что я запомнила, был Яфуш, прорывающийся сквозь заслон стражей.

Я умираю, подумала я.

Загрузка...