- Тогда пойдём и займёмся делом. Мне нужно совершенствовать свои удары, чтобы сразить эту тёмную убийцу, ибо она очень сильна.

В стороне от пещеры у них была оборудована тренировочная площадка с несколькими столбами, на коих висели мешки. Спустя час пришёл и Акрисий, мужчина ещё крепкий, хотя и с обильной сединой в волосах, он не стал их прерывать, просто сел, чтобы посмотреть. Каллисто уже вошла в ритм, она начала с копья, колола и рубила широким наконечником так быстро, что звук многих ударов сливался временами в один. Она была в коротком, грубом хитоне, предназначенном для тяжёлой работы, пот уже сделал её тело блестящим, и Диомед почти не бил, только любовался ей. Наконец, отскочив шагов на пятнадцать, она закончила броском, вогнав копьё в дерево так, что древко долго ещё трепетало.

Потом фессалийка взяла меч, лёгкий иберийский клинок, слегка изогнутый для рубящей работы, и сталь замелькала в бешеном темпе. Акрисий с юношей смотрели и слушали, как свистит меч, старик сказал:

- Смотрю на неё и горжусь. Как же она хороша. Приятно знать, что приложил руку к обучению столь умелого воина, хотя и природа её предназначена к этому.

- Не стой там! Давай, нападай на меня! - крикнула Каллисто. Она сменила своё оружие на учебный деревянный меч, и он принял её вызов, также вооружившись и напав. Однако бой продлился недолго, ибо фессалийка, отклонив удар, сбила юношу с ног и прижала его, занеся клинок. Диомед поднял два пальца, шутливо подражая сдающемуся гладиатору. Ему доводилось бывать в Антиохии, где в местном цирке гладиаторские бои имели большую популярность.

- Не делай так, - сказала она. - Не сдавайся даже играючи. Если идёшь со мной, то принимай правило - победа или смерть...

Вечером они лежали в пещере, на устланных шкурах, из-за жары плащи, которыми обычно покрывались, были отброшены. Костра внутри не разводили, лишь принесённая из города маленькая лампа тлела в углу, немного освещая пространство. Каллисто лежала обнажённой, крутила в руках кинжал, и Диомед не решался к ней подступаться, только смотрел.

- Уже скоро. Это дело стало смыслом всей моей жизни, словно взбираешься на гору, шаг за шагом, и, вот, вершина уже близится, - шептала она.

- Ты веришь в то, что всё получится? - спросил он.

- Отец спас меня из пламени не просто так. У меня есть предназначение, и я смогу его исполнить, смогу повергнуть её, пусть даже бог будет стоять за её спиной.

- Так это правда, что твоим отцом был не человек?

- А ты не знаешь? - повернулась к нему фессалийка.

- Я вижу, что ты не из простых смертных, но ты же никогда об этом не говорила.

- Да, не говорила.

- Можешь не рассказывать, если не хочешь, - быстро сдался юноша. Он всегда боялся потерять её. Так повелось с самого начала - она лидировала, а он следовал, она никогда не говорила, что любит его, и поэтому он всегда боялся, что хрупкая связь между ними исчезнет, поэтому не спрашивал о многом, принимал всё, как есть.

- Я жила без отца, - вдруг начала рассказывать Каллисто. - Меня растила мать, и единственным близким родственником, что жил с нами, был мой дед. В детстве мне говорили, что отец был моряком и погиб в дальних краях, ибо судно его попало в шторм, только потом я узнала, как всё было на самом деле. Дед был торговцем, далеко ходил, добирался до Египта и Азии, однако дело это опасное, и однажды его бросили в долговую тюрьму в Пергаме. Он смог написать дочери, ей было тогда девятнадцать, и, вот, она отправилась с деньгами выручать его из плена. Божественная буря выбросила их корабль на пустынный остров, и там она встретила его. Аполлон, бог светоносный, явился ей в образе благородного мужа, разделил с ней ложе, так и родилась я. У меня сердце сжимается, когда представляю, как она отправилась, совсем одна, беззащитная. Меня ты называешь смелой, но во мне-то течёт божественный огонь, нет, она была намного храбрее меня.

Впервые мне суждено было встретиться с отцом в тот день, когда Зена напала на Долонию. Я хорошо запомнила её - восточный её панцирь был как чешуя, покрывал всё тело, голова непокрыта, тёмные волосы заплетены в косы. Она въехала прямо в наш двор, и дед встал перед ней, раскинув руки, я видела всё, видела, как она срубила его, это был красивый удар. Потом она заметила, что у него на поясе пристёгнут бурдюк с водой, и нагнулась, чтобы взять, тут мы и встретились на мгновение взглядом. Никогда больше я не видела такой силы, такого презрения к этой жизни. Воистину, этот её взгляд заставил меня сражаться и идти до конца. Ну, а потом мать утащила меня в дом, они же начали поджигать, и скоро пламя уже неслось, перескакивая с крыши на крышу, гул стоял такой, что невозможно было докричаться до человека, что был совсем близко. Я ждала смерти, но тут мужчина, облачённый в свет, вошёл в комнату, он взял меня, только меня, и повёл сквозь огонь, что стал не жалящим.

Так я осталась одна на пепелище, мне было двенадцать, и казалось, что некуда идти. Однако отец не оставил меня, он приходил ко мне в облике светлого мужа и говорил со мной, он сказал мне, чтобы я отправилась на Крит и поступила в обучение к Акрисию, человеку, всегда почитавшему Аполлона. Впрочем, с того времени он больше не появлялся, лишь через пророчества подавал мне знаки, однако я не оставалась без его поддержки и всегда чувствовала, что он защищает меня. Знаешь, я спрашивала отца, почему он вывел из огня только меня, он же отвечал, что есть рок, над которым не властны и боги...

Диомед смотрел на неё и видел, что она плачет. Она не издавала ни звука, в мятущемся свете лампы были лишь видны сверкающие струйки слёз на лице. Он хотел обнять её, но не решался подступиться, не зная, хочет ли она этого. Каллисто сама перевернулась и тряхнула головой, словно освобождаясь от памяти, она сказала:

- Мой бык уже близко...

- О чём ты?

- Ты уже забыл легенды твоего острова? Должен помнить. В давние времена ваши люди играли с быками на арене, сцены таких игр ещё можно увидеть кое-где в руинах. Вот, и мы собираемся играть. Она - наш бык, очень сильная, и нас ждёт действо, смертельное, но и красивое. Говорят, что бык у вас на Крите воплощает судьбу, и это тоже не случайно, ибо не мы решаем, в конце концов.

- Мы можем изменить многое, - возразил юноша. - Твоя воля сделала возможной отмщение.

- Нет, ты не понимаешь. Я буду делать всё, что в моих силах, и жизнь отдам, но я не питаю пустых иллюзий. Есть рок, что и богам не подвластен, мы же - лишь листья, несомые ветром. Этот рок пожрёт меня, но и её пожрёт, так должно быть.

- Мы убьём её, - сказал Диомед, не желая больше спорить.

- Убьём моего быка, - усмехнулась она. - Да будет так...

Он всё же коснулся её, и фессалийка сразу ответила, набросившись, будто на состязаниях. Накопившееся во время этих откровений напряжение, наконец, излилось. Юноша вдруг остро почувствовал, словно играет с быком, это возбуждало, но и пугало, предрекая близость смерти. Она была значительно сильнее его, но и вся её мощь не могла отвратить от неизбежного. Они бросили кости, выбросили свой жребий, ещё не зная итога.

**********

- Ты проснулся? - Николай уже сидел над юношей, с некоторой тревогой на него глядя.

- Да. Что такое? - резко сел Клеарх, ещё не выбравшись в памяти своей из критской пещеры, где двое ковали отмщение.

- Опять ты бредил во сне, говорил что-то, но я не стал тебя будить, как ты и хотел. Только когда ты уже совсем начал просыпаться, я не удержался.

- Ладно, не беспокойся. Я просто вновь видел те далёкие события. Так теперь будет, похоже, пока всё не кончится.

- Расскажешь, что там было?

- По дороге, - ответил юноша. - Коротко об этом не расскажешь.

Они вышли пешком, ибо Клеарх чувствовал себя неплохо, и ждать подходящей повозки на месте не было нужды. Он рассказал другу о снах, о Каллисто, ещё только жаждущей начать свой поход, о Крите, на котором сам никогда не бывал. Беотия осталась позади, они пересекли Фокею и вступили в Фессалию, проведя в приятной прогулке весь день. Следующим утром вновь выступили пешими, надеясь, что их нагонит какая-нибудь телега.

- Почему же тебе привиделась эта фессалийка? - спрашивал Николай. - Мы идём сейчас по её родине. Где-то рядом и её деревня стояла. Как она называлась?

- Долония, - ответил юноша. - Я не знаю ответа на твой вопрос, похоже, что я всё глубже проникаю в тот мир.

- Нет, что хочешь говори, а есть у меня подозрение, что без демонов тут не обошлось. Ты в последнее время всё больше занят старыми богами, о нашем Боге же не вспоминаешь. Может, этот твой учёный всё же обратил тебя в свою веру?

- Ты не прав, и я устал уже тебе повторять. Просто это всё происходит со мной, и нужно искать какие-то объяснения. Да, и вообще, не по душе мне всё ваше противостояние с солнцепоклонниками, как вы их называете.

- Наше? Оно и твоё тоже, - напомнил Николай. - Мы все едины и стоим против врагов наших.

- Нет в этом смысла. Зачем нападать на их храмы, зачем сжигать? Ты и сам знаешь, что большинство отмеченных святостью людей были против такого. Мы будем молиться, но пусть и они делают, что считают нужным, в своих старых храмах, Бог всемогущ, и он сам управит так, что всем станет очевидна истинность нашей веры.

- Ты почти как наш император заговорил. Именно Цезарь Юлиан провозгласил, что мы и они можем жить якобы в мире, но это обман. Он сам поклоняется солнцу, и надеется, что эта его демоническая вера утвердится по всей империи.

- Дело не в нём, а в здравом смысле, - покачал головой Клеарх. - Мы вполне можем жить в мире.

- Так не бывает, это всё пустые мечты. Их мир умирает, он уже мёртв, ты же видишь, одни руины, и они цепляются за то, что никогда уже не оживёт. Эти солнцепоклонники мирные, говоришь? На нас нет гонений? Не забывай, что делали с нашими людьми всего несколько десятилетий назад, как их бросали зверям, как убивали. Если император продержится у власти подольше, боюсь, что гонения возобновятся.

- Такие люди, как Архин, не хотят нам зла. Пусть мы не можем дела во всей державе изменить, но хотя бы в Адрианополе-то можно не разворачивать эту борьбу.

- Ты знаешь ответ. Обугленный остов храма Артемиды достаточно ясно свидетельствует о том, что ничего не получится, - развёл руками Николай. - Я сам не любитель таких действий, но хорошо понимаю, что людей не переубедить. Нет, твоя мысль о гармоничном мире, как бы она ни была заманчива, невоплотима.

- Ладно, забудем, - решил сменить тему юноша. - Фессалия, действительно, красива.

- Хороша...

Фессалия проходила перед ними своими лесистыми горами и кружащими голову запахом трав равнинами, обмелевшими летом, но всё же синеющими реками, дымками городков. Размяв ноги, они сели на скрипучую телегу с зерном, и смотрели, как качаются при движении воловьи рога. Ночевали вместе с хозяевами повозки у придорожной гостиницы, для экономии решили не снимать комнаты, но разместиться в палатке близ стен.

Клеарх не лёг со всеми, опасаясь, что новых попутчиков испугают его метания во сне. Он взял мешок и плащ, устроился у самой телеги, где волы умиротворяюще фыркали и жевали траву, там и настигла его тьма, быстро погрузив в себя.

Видение ему открылось мрачное, не было слышно никаких звуков, он мог только смотреть в полной тишине. Древний, нездешний лес, состоявший из северных елей, окутывала паутина пробивавшегося сквозь ветви солнечного света, огромная толпа варваров чернела на поляне, колыхаясь как живое море. Юноша не мог точно определить, к какому народу они относятся, хотя и понимал, что это то ли кельты, то ли германцы. Они были облачены в пёстрые одежды, цветные плащи, над головами вздымался лес копий, изредка вспыхивали клинки мечей. В центре их круга внезапно подняли большой щит, на котором стояла уже знакомая Клеарху дева. Каллисто была вся в белом, волосы её свободно лежали на плечах, на лице виднелись линии, нанесённые кровью. Она была такой же, какой юноша видел её на Крите, но, в то же время, сильно изменилась. Длинный шрам протянулся ото лба над правым глазом наискось до левой щеки, и взгляд выдавал пройденный путь.

Внизу, среди варваров был и Диомед, все они внезапно взметнули вверх руки, юноша не слышал, но понимал, что они кричат. Фессалийку подняли ещё выше, обнажённые могучие воины под щитом вытянулись, насколько было возможно, она же покрутила мечом над головой. Клеарх не знал точного смысла ритуала, но догадывался, что её прославляют. Потом была жертва, страшная, кровавая - обнажённого человека, привязанного к столбу, расстреляли метательными копьями. Варварский жрец что-то говорил и показывал рукой, было похоже, что он объяснял волю богов. Кровь разливалась всё обильнее, и скоро видение потонуло в ней, осталась лишь темнота.

Юноша мгновенно проснулся, увидев, что утро ещё едва разливается по миру. Другие вставать пока не собирались, и он пошёл к большой чаше с водой, что стояла у входа в гостиницу. Хотелось окунуть голову, ибо воспоминания о крови несколько мутили, будто он сам находился рядом с умирающим, сам чувствовал трепет агонии. Ему не хотелось говорить об этом с другом, но сам он ощущал немалый страх, боясь навсегда остаться в том мире, и уже не проснуться здесь.

Путь на север продолжился, телега была неспешной, поскрипывая и гремя колёсами на ухабах, друзья иногда спрыгивали на землю, чтобы просто пройтись рядом. Они вновь говорили о христианах и почитателях старой веры, о Зене и Каллисто, стараясь не сбиваться на спор. На самой границе с Македонией, которая легко определялась по каменному столбу, им встретился всадник на взмыленном коне.

- Не ездите туда! Поворачивайте! - крикнул он, закрутившись рядом.

- Что случилось?! - в ответ повысил голос Николай.

- Варвары вторглись во Фракию, множество их перевалили реку три дня назад! Скоро они достигнут и Македонии! Войскам в Адрианополе и Константинополе уже сообщили, меня послали с сообщением в Афины!

- Как далеко они?! - спросил один из хозяев телеги.

- Завтра-послезавтра достигнут Пеллы! Лучше вам уйти под защиту крепости!

После отбытия всадника, они коротко обсудили ситуацию, и владельцы повозки решили возвращаться, ибо телега была слишком медленной и заметной, что неизбежно привлечёт к ней внимание врага. Клеарх решил иначе, сказав:

- Нам лучше будет пройти в Македонию и попасть в один из городов. Время, насколько я понял, ещё есть. Пересидим опасность за крепостными стенами.

- Мы, конечно, можем ускользнуть, хотя и опасность не маленькая, - ответил Николай. - Хорошо бы успеть до Пеллы раньше врага.

- Пойдём, не будем медлить, - кивнул юноша.

Закинув мешки за спины, они почти побежали, проведя в дороге шесть часов до заката, могли бы идти и в темноте, но потеряли ориентиры, да и Клеарха затягивала паутина снов. От видений нельзя было отказаться, они настойчиво рвались в его голову, и он мог лишь подчиниться. Путники устроились на обочине дороги, укутавшись в плащи.

Вновь был полёт, словно душа покинула тело и унеслась из Македонии, умчалась далеко, преодолевая горы и голубые языки морских заливов. Он словно летел над весёлым приморским городом, изнывавшим от летнего зноя, и видел, как кто-то с крыши одного из домов осматривает улицы, и пальмы трепещут, создавая призрачную тень...

Глава 2. Братство.

Новый год, третий год 181 олимпиады, они встретили уже в Ахайе, в уютном доме предместья Эгиона. Габриэль потребовалась неделя, чтобы кризис прошёл, и она смогла выдержать путешествие в повозке. Она сама настояла, чтобы они ехали, не задерживаясь в Мантинее, ибо оставлять преследование Каллисто считала опасным. Уже в Эгионе от местных жителей они узнали, что фессалийку вроде бы видели в порту Патр садящейся на киликийское судно, куда оно держало путь - никто не знал. В городе Зена распустила войско мстителей, сказав, что не удовлетворившиеся результатом и желающие далее воевать под её началом могут собраться в Эгионе в последних числах месяца гекатомбейона по аттическому календарю. Прощание с Гекатеем вышло трогательным, он возвращался в Аргос и благодарил воительницу за то, что она позволила ему почувствовать себя гражданином своего города, дала возможность обрести уважение среди сограждан, он обещал позаботиться и о погребении на родине павших жителей городов полуострова. Персею потребовалось больше времени на излечение, он остался в Мантинее, но обещал, как сможет, прибыть к ним, ибо твёрдо уже решил стать воином, Александр же и оставлять их не хотел, но Зена настояла, чтобы он устроил дела дома, прежде чем заняться заботами военными.

Лето быстро входило во власть - море наполнилось множеством парусов, приобретя густой оттенок, бесконечно далёкое небо много дней не омрачалось ни единым облаком, и спасения от жары можно было искать лишь в тени рощ и близ воды. Габриэль, ещё не ходившая далеко, ибо повреждённые мышцы болели при движении, часто наблюдала с плоской крыши, как тянутся в город люди, и женщины гуляют с зонтиками от солнца, именно так, на дороге, она увидела и Персея. Это был уже двадцатый день месяца, скоро надо было принимать решение по поводу дальнейших действий, Зена уехала по каким-то делам в Тегею, и девушка была рада услышать новости от друга.

- Уютно вы тут устроились, - первым делом сказал юноша, оглядев дом. - Мне надо было приехать раньше, но я просто не мог, ибо до сих пор мне больно дышать, да и рука только начинает слушаться...

- Ты много пострадал за меня, - обняла его Габриэль, - охранял меня как добрый демон, посылаемый богами. Обещаю, что никогда не забуду этого.

- Здесь кажется, что все невзгоды внешнего мира миновали, - продолжал он, - а, между тем, после гибели Дамона в Лаконике вновь властью овладели аристократы, что списали часть долгов граждан, но изгнали многих его друзей. Эти спартиаты, скорее всего, пожелают присоединиться к Зене, так я слышал, по крайней мере. Римляне послали нескольких своих людей для разбирательства, они должны прибыть в конце месяца, если считать по нашему календарю, но разбирать тут, похоже, уже нечего - в Спарте восстановлен старый порядок, разбойники разгромлены, ополчения распущены, даже тиран Орхомена повержен.

- Им сейчас не до эллинских дел. Всё внимание уходит на большую войну с парфянами. Я тут следила за новостями, как говорят, Красс уже сильно углубился в Месопотамию, но решающего сражения не произошло.

- Ты права, я тоже слышал. Многие говорят, что успех римлян предопределён, ибо другие народы Востока быстро пали под их ударом, однако я всё же надеюсь, что их постигнет поражение.

- Зене бы это понравилось, - кивнула Габриэль. - Пойдём, домашние слуги постараются угостить тебя хорошим обедом. Я сама, с трудом, вхожу в детали управления этим весьма обширным хозяйством, да и полагаю, что долго мы здесь не задержимся...

Воительница прибыла через пару дней и какое-то время не открывала всего, молча вкушая пищу и расспрашивая лишь о самочувствии, девушка понимала, что она имеет некое решение, но считает его тяжёлым. Уже вечером Габриэль попросила любимую перевязать её, когда же та согласилась, и они расположились в купальне, она начала разговор. Вновь исцеляющая сила Зены, уже испытанная ранее, обволокла девушку, руки любимой лишь касались её, двигались вкруг ран, но напряжение исчезало, и память о боли покидала её.

- У кого ты хотела спросить совета? - девушка закрыла глаза, лёжа обнажённой на широкой скамье и упокоив голову на руках.

- В Тегее я совершила подношение на жертвеннике Ареса, его просила ответить, ибо сама не знала, как поступить, - отвечала Зена, сев рядом с любимой, и звери на теле её замерли от нежности.

- Что же открылось тебе?

- Я должна преследовать её, ту, что взрастила пролитием крови, до самого края земли.

- Земля круглая, - улыбнулась девушка.

- Я знаю, - кивнула воительница, - хотя привыкла больше доверять практическим знаниям, а не теориям. Суть в том, что я не могу оставить своей погони, это мне теперь совершенно ясно, путь может лечь очень далеко, однако его придётся пройти. Я не прошу тебя идти, ты сама реши это, как я предоставлю решить и остальным, что соберутся в городе через несколько дней. Ты хочешь сейчас сказать?

- Да, я пойду с тобой, только расскажи мне, куда именно мы направимся. Я говорю "мы", подразумевая, что от Персея с Александром нам точно не отделаться, да и многие другие пожелают идти, ибо ты подняла немалую бурю на Пелопоннесе.

- Если будет воля богов, то ничто не останется тайным, - уверенно сказала Зена. - Так или иначе, мы выясним, куда отправилась фессалийка.

Рана на плече у девушки почти зажила, более глубокой же на боку пристально занималась воительница, втирая мазь и туго бинтуя вокруг тела, после этого Габриэль чувствовала, что желание совершать подвиги возвращается к ней. Потом они поменялись, и девушка, следуя более ритуалу, ибо знала хорошо, что не разбирается во врачевании лучше любимой, проверила, как затягиваются раны воительницы. Ей оставалось лишь дивиться тому, как сильна природа Зены, как быстро она оправляется, и остаются лишь мало заметные на изукрашенном теле шрамы, будто становятся частью узора, летописи её жизни. Желание мучило уже перебинтованную Габриэль, когда она смотрела, как воительница стоит под струёй воды из жерла металлического душа, коим была оборудована купальня, ей уже нельзя было мочить повязки, но очень хотелось. Зена видела это и обещала, что мучения скоро закончатся.

Уверенность воительницы в неизбежном течении судьбы и словах какого-то пророчества скоро сбылась. В вечернем и тихом Эгионе, прогуливаясь близ дома, путницы встретили бывшего соратника своего, киликийца Ономакрита, который явно искал их, прослышав, что они прибыли в город из Аркадии. Зена первой увидела его и окликнула весело:

- Эй, мореплаватель славный, не нас ли ты разыскиваешь?

- Клянусь богами, сердце моё сжималось от зависти, когда я слышал о вашем сражении под Орхоменом, я хотел быть там, чего бы мне это ни стоило. Воистину, эта победа доставила мне не меньшую радость, чем известие о том, что римляне ввязались в новую войну на Востоке, - обрадовался киликиец, взяв их обеих приветственно за руки.

- Ты только поздравить нас хотел?

- Вовсе нет, ибо какой-то благостный герой словно подталкивает меня не оставлять вашей войны, вновь сводя меня с фессалийкой, девой с очень острым мечом.

- Ты видел Каллисто? - воскликнула девушка.

- Не то чтобы видел, но знаю о ней вещи важные и, если мы расположимся где-нибудь для беседы, поведаю их вам.

- Отказать мы не можем, и ты об этом знаешь, - улыбнулась Зена. Они оставили оживлённую часть Эгиона позади и уединились в роще, с края которой можно было созерцать море и обширные пространства побережья, медленно тонувшие в вечернем сумраке. Ономакрит весело поигрывал золотыми перстнями, с явным удовольствием начав свой рассказ:

- Это произошло дней двадцать назад, вечером, как сейчас. Да, именно тогда мой сын пришёл ко мне для серьёзного разговора. Я не рассказывал вам о сыне, его зовут Фераменом, и он растёт хорошим киликийцем, блюдёт наши добродетели - бесстрашие, любовь к морю, ярость к врагу, жажду добычи... Так вот, он пришёл ко мне и затеял разговор о том, что пора ему уже принять участие в походе за добычей, ибо негоже сидеть дома и вести мирную жизнь, будто он какой-нибудь эллин. Я сразу понял, что у него уже есть какой-то план, и выспросил обо всём, тогда он и сказал, что к нему на днях зашёл друг, Леохар, предложивший отправиться в поход, и не с кем-нибудь, а с самой Каллисто.

Сын знал, что я боролся против неё, поэтому и решил сначала посоветоваться. Со слов Леохара выходило, что фессалийка прибыла в Патры дня за три до нашего разговора с сыном, что с ней было всего девять человек, в том числе и Диомед, который и вышел на юных киликийцев, желающих обрести славу и богатство. Леохар сказал, и куда она планировала направиться, ибо набирать вслепую они не хотели, а путь их лежал в земли кельтов, куда-то на берега далёкой северной реки. Сын пытался выведать у Леохара, зачем необходимо туда идти, но тот сказал лишь, что это связано с велением Аполлона, неким священным действом, что принесёт победу.

- Значит, она идёт к галатам, это согласуется и с пророчеством, что было мне дано. Где-то на берегу Рена находится священный круг, именно там Каллисто хочет совершить жертвоприношение, и я должна преследовать её, - сказала Зена.

- Откуда ты знаешь? Что ещё за круг? - вырвалось у Габриэль.

- Не сейчас, - ответила она.

- Зачем тебе идти в такую даль? - Ономакрит провёл рукой, словно показывая, насколько далеко за лежащими перед ними морем и горами находятся земли белых хлопьев.

- Таков уж мой удел. Я перестала бы быть собой, если бы осталась в милой сердцу Элладе, отказавшись исполнить пророчество и то, что велит мне долг.

- Видят боги, что мало привлекают меня эти края, где моря нет, и солнце почти не греет, но придётся вам принимать спутников, - улыбнулся киликиец.

- Ты собираешься с нами? - спросила Габриэль.

- Я вынужден был обещать сыну, что дам ему возможность совершить поход, если он откажется от предложения Леохара. Он отказался, а я решил, что лучше всего ему находиться под началом такого воина как ты, это будет лучше, чем если он сбежит на пиратское судно. Так вышло, что он у меня один, в молодости разбойные бури не давали мне создать ничего прочного, поэтому теперь я должен его многому научить, дабы удостовериться, что он стал хорошим воином. Обдумав всё, я решил, что должен разделить путь с вами, ибо, клянусь героем Персеем, равных мне умением у вас будет не много.

- Будем рады тебя принять, - кивнула Зена, - однако ты не желаешь открыть нам главной причины своего желания пойти. Я же знаю, что сердце твоё просто не может более выносить отсутствия блеска оружия.

- Ты сама всё знаешь, - Ономакрит закрыл глаза, уносясь мысленно в море, что металлом лежало перед ним, уже поглотив солнце и сияние его.

- Так, у нас есть план? - спросила Габриэль. - Теперь мы знаем куда идти, однако сделать это будет очень не просто.

- Я, кажется, предупреждала, - заметила воительница, - этот поход продлится не один месяц, и мы ещё успеем увидеть в пути, как времена года меняют друг друга. В общих чертах план мой таков. Лучшее время для путешествия мы уже упустили, да и ещё немало придётся потратить его, чтобы всё подготовить, поэтому необходимо переждать осень и зиму, дабы выступить весной. Я знаю только один доступный путь к северным землям галатов, ибо, даже без карт, могу сказать, что морем через Массалию пробраться нам будет невозможно, там слишком много римлян, да и Италии не миновать, поэтому мы можем лишь двигаться по суше из Иллирии на север. Путь этот долог, и оказаться в бескрайних лесах осенью или зимой, плохо зная местность, - дело гиблое, да и весной там будет не сладко, нам понадобятся проводники из местных, мужество и удача, чтобы миновать дикие народы.

- Так мы выступим лишь следующей весной? - спросила девушка.

- Верно, у нас будет целых семь месяцев на подготовку, впрочем, я полагаю, что в Иллирию нам следует переправиться к осени, дабы зимовать там. Причин несколько - весной тратить время на ожидание судоходной погоды нельзя, да и сколько времени мы потеряем, если только весной окажемся в Иллирии, а ещё нужно будет изучить путь и найти проводников, не стоит забывать о римлянах, да и для сплочения отряда время необходимо. Через пару дней желающие идти соберутся в Эгион, мы сообщим им цель похода, сделаем перепись, принесём совместную клятву и назначим дату окончательного сбора. За это время все они обзаведутся оружием и суммой на необходимые расходы, я же займусь поиском денег для всего отряда, ибо кормить долгое время сотню человек - дело накладное.

- Потребуется целое состояние, - подтвердил Ономакрит. - Как ты добудешь его?

- Хочешь спросить, не желаю ли я вновь спустить на воду "Тартар"? - рассмеялась та. - Нет, однако именно в прошлом обрету я немалые богатства. В делах войны иметь на самый непредвиденный случай несколько талантов - дело необходимое, посему и я не тратила всю добычу от походов, но зарывала в разных местах Эллады такие запасы. До большинства сейчас сложно добраться, но несколько в Этолии и Акарнании я заберу без хлопот.

- Сколько же там денег? - спросила Габриэль.

- Добро всякое мы отбросим, я даже воспользуюсь поводом, чтобы вернуть его городам, деньгами же там должно быть талантов пятнадцать. Можно достойно содержать отряд.

- И ещё купить пару кораблей, - добавила удивлённая девушка.

- Зачем они тебе? В Иллирии всё равно придётся их бросить. Так вот, на всё это я отвожу себе месяц, на конец боэдромиона назначим общий сбор, наймём суда и спокойно переправимся в Иллирию, там осядем поближе к горам и подальше от римских колоний, спокойно будем готовиться и изучать северные страны. Как только весна подсушит дороги, мы выступим в путь, постаравшись за месяц-два достигнуть нашей цели. Там уже без помощи кельтских племён нам не обойтись, поэтому будет разумно взять с собой несколько галатов из тех, что живут за пределами их родных земель.

- Однако так мы дадим Каллисто много времени, она успеет обойти все кельтские земли. Не лучше ли будет дождаться её возвращения? - усомнился киликиец.

- Нет, пророчество однозначно - я должна следовать за ней, и всё решится именно там. Я уверена, что ей не удастся так просто исполнить задуманное, так или иначе, мы встретимся.

Заметное оживление царило в Эгионе в конце месяца, ибо до двух сотен человек искали постоя в городе, прибыв по предложению Зены, они останавливались в гостиницах и частных домах, давая хорошее подспорье для слухов. Александр гулял по городу, красуясь в новом панцире, что заказал на деньги от выкупа за тело тирана, данного его родственниками, он уже всё решил и лишь хотел знать, сколь славными будут грядущие битвы. Большинство его друзей были с ним, прибыли и другие воины - мрачноватые спартанцы, многочисленные аркадяне, несколько этолийцев, мессенцев, немало было и местных ахейцев. Зена постаралась как можно быстрее провести общий сбор, чтобы не привлекать внимания к городу излишним количеством вооружённых людей, собрание началось утром за три дня до конца месяца.

На большом, голом холме, с коего хорошо было наблюдать игру моря, воины сошлись и сели в ожидании, издалека похожие на пёстрое ожерелье вкруг пустой вершины, воительница дала ещё время подойти опоздавшим, потом же поднялась в центр круга. Она скрыла свою простую тунику белым полотном, словно давая понять собравшимся, что война с Пелопоннеса изгнана, и здесь они причастны гражданскому миру, увидев её такой, люди подавили в себе желание приветствовать её сверканием оружия. Габриэль села на траву неподалёку от неё, имея по бокам друзей, в первых рядах был и Ономакрит с сыном, юношей с редкими среди киликийцев рыжими волосами. Зена внимательно их всех осмотрела, со стороны любопытным горожанам, что высыпали во множестве из Эгиона, казалось, будто это жрица Геры священнодействует, и люди ждут от неё явления воли божества. Под её взглядом воины не могли сохранить покоя в сердце, вся их весёлая бравада уходила, ибо они остро вдруг чувствовали её силу, скрытую, как покрытое татуировкой тело убийцы было укрыто чистой тканью, и глаза её говорили им о долгом пути сквозь тьму.

- Я благодарю вас за то, что пришли почтить нас и вспомнить, кто участвовал, о наших битвах, или же вновь о них услышать, - начала она. - Это самое важное сейчас, ибо не думайте, что я поведу вас сейчас куда-то в поход. Нет, если вам нужен такой полководец, то обратитесь к любому из демагогов или к беглому фракийцу, на крайний случай. Пейте и веселитесь, у нас достанет средств, дабы устроить для вас достойный пир, отблагодарить вас за мужество.

- Мы хотим отомстить разбойникам! Я ещё за кровь отца не отправил в Аид врага своего! - выкрикнул один из аркадян.

- Ты думаешь, я не понимаю, что от всех вас потребовалось немалое мужество, дабы придти сюда, когда большинство эллинов заботит лишь то, как бы избежать ответственности за мир свой? Я понимаю твоё желание, но от него до похода ещё немалый путь. Да, мне предстоит поход, и я говорю вам, что не стану препятствовать воинам встать под моё начало, однако всем желающим надо услышать, что я скажу.

Куда я и спутники мои идём? Вы знаете, как далеко лежат истоки великой реки Истра, что течёт на протяжении тысяч стадий? Знаете, где находится река Рен, где лежат земли галатов и диких кельтоскифов, где плещутся волны северного моря? Знайте же, что мы выступим сухопутными дорогами из Иллирии, минуем земли скордисков, бесчисленные галатские и кельтоскифские племена, чтобы встретить Каллисто где-то на берегах Рена. Пройдёт год, а то и два, прежде чем мы вернёмся в Элладу. Нас ждут бесконечные леса, глубокие реки, болота и отсутствие дорог, жадные до добычи варвары и хищные звери, у нас нет карт этих мест, возможно, нам придётся блуждать месяцами, не видя ориентиров.

Все, кто считает, что мы не найдёт там Каллисто, что предсказание слишком слабое основание для решения, что никому не вернуться живым из подобного предприятия, могут отправляться домой после пира, ибо этот поход устраивается не для подтверждения мужества воинов. Я отвечу тебе, кто говорил мне о незавершённом отмщении. Ты можешь пойти, но сначала реши, сильнее ли твоя жажда страха смерти, возможности навсегда исчезнуть в чужой земле, боли и страданий, что тебе предстоят. Если она сильнее, то смело иди, и, возможно, ты избегнешь жал копий и острых мечей, преодолеешь тысячи стадий пути и отомстишь врагу своему. Я говорю вам открыто, это поход для тех, кто ставит месть свою или жажду славы выше жизни, ибо получить первое будет куда реальнее, чем сохранить второе. Те, кто решится, должны иметь с собой собственные доспехи и вооружение, походный мешок, самые необходимые вещи и деньги на дорожные расходы, я проверю всех перед выступлением и отошлю назад тех, кто не будет иметь положенного. Все участники похода принесут клятву, что под страхом смерти не оставят отряд и будут подчиняться всем моим приказам, я же поклянусь перед ними, что буду вести их, пока не истребим мы отряд фессалийки, и выведу обратно в Элладу, не оставлю усилий своих, пока жива. Знайте сейчас, что, после произнесения клятвы, я без сомнений казню любого, кто откажется подчиниться, и пути назад не будет. Теперь же отправляйтесь на трапезу и думайте, чего вы хотите. Желающие отправиться со мной пусть соберутся на этот холм в двадцать пятый день афинского месяца боэдромиона, то есть, через двадцать семь дней, если кто осведомлён лишь о собственном календаре и не разбирается в афинском. Все пришедшие должны быть уже полностью собраны, пусть возьмут с собой и коней, если есть возможность, но только здоровых и сильных. Теперь идите...

Люди смотрели на неё в молчании, сомнение поселилось во многих, другие же были мрачны оттого, что только сейчас поняли, какую жертву им придётся принести, но и поняли, что не могут отказаться. Среди всех них лишь Александр с Персеем выделялись своим воодушевлённым видом, им обоим, действительно, было не страшно, ибо они чувствовали, что нашли нить своей судьбы, спокоен был и Ономакрит, что-то объясняя сыну. Зена была довольна результатом, теперь она была уверена, что лишь самые сильные и убеждённые в своей цели пойдут за ней, что и было нужно. Тем не менее, отпраздновали собрание весело, вино заставило людей забыть на время о выборе или отказе от него, эгионцы же были рады отблагодарить всех, кто принимал участие в изгнании разбойников. Спустя пару дней, когда люди разъехались, и Эгион стал тих, насколько может быть тих портовый город, путницы занялись серьёзной подготовкой к походу, Александр с Персеем поселились на это время в одной из комнат их просторного дома.

Успев ещё отметить день рождения Габриэль в пятый день месяца, Зена отправилась на маленьком судне в Навпакт, лежавший на противоположном берегу залива, там она хотела нанять людей и повозку, дабы проехать по Этолии и соседней Акарнании, отыскать где-то в покрытых лесом горах тайные пещеры с её давними кладами. Габриэль с ней не поехала, ибо только начала возвращаться к активной жизни, она взяла в качестве партнёра по состязаниям Персея и ежедневно занималась бегом, уподобившись спартанке, рубилась с ним на деревянных мечах или же со щитом твёрдо противостояла его натиску. Так проходили дни, вся в ожидании вестей и самого далёкого в её жизни пути, девушка всё острее чувствовала, как рвутся её связи с известным ей миром, будто она уже не здесь. Всё меньше она оставалась на городских улицах, предпочитая подниматься с копьём на плече на горы или сбегать к морю, словно готовилась стать частью первозданного и дикого мира, созданного богами без бремени городов.

Именно на прогулке она и увидела сгружавшуюся с корабля Зену, был уже двадцатый день месяца, и у друзей росло беспокойство по поводу подготовки к экспедиции, но воительница вернулась и всё устроила. Она старалась не привлекать внимания к своим деньгам, опасаясь не грабителей, но слухов о походе, однако полностью скрыть их не удалось, и от моряков многие узнали, что в город прибыло некое богатство в больших сундуках. Вечером Зена нашла работу всем своим соратникам - они перебирали горы монет, сортируя их по кожаным мешкам, дабы удобней было перевозить, оставив тяжёлые сундуки. Всю медь собирали в мешки для мелких расходов, серебро и золото клали отдельно, монеты представляли удивительное разнообразие, и друзья внимательно изучали их этолийские, амбракийские, эпирские варианты, чеканку критских и пелопонесских городов, золотые статеры Митридата. Зена порадовала ещё и тем, что десяток этолийских всадников, всё ещё славных в Элладе, и несколько акарнанских горцев согласились встать под её начало, обещав добраться до Эгиона ко дню сбора. Тогда они в последний раз обговорили и все обстоятельства их замысла.

- Народ кельтов живёт на огромных территориях и, насколько я знаю, связь между отдельными его племенами никогда не прерывается, весть с границ Иберии доходит до скордисков, что живут над Иллирией, и люди с берегов Океана добираются до Понта Евксинского. Нам нужно заручиться поддержкой ближайших к нам кельтских племён, скордисков в первую очередь, тогда и остальные узнают, что мы не враги им. У кельтов ныне слишком сильный враг, чтобы пренебрегать гостеприимством. Не думаю, что Каллисто захочет вступить с ними в дружественные отношения, она идёт малым отрядом и постарается быть просто незаметной, - говорила Зена, наблюдая, как постепенно пустеет сундук и наполняются мешки.

- Это может сильно облегчить нам путь, - согласился Александр.

- Не питай ложных иллюзий. Без дружбы кельтов мы вовсе не пройдём этих огромных земель, но, и помимо кельтов, там встретим мы немало племён, что не будут к нам дружественны. Кельтоскифы, или свевы, как зовут их римляне, ещё более дики, очень многочисленны и нападают на всех, геты не пропустят возможности захватить добычу, да и скольких ещё мы не знаем...

- Нашего отряда будет мало, чтобы пробиваться силой, - заметил Персей.

- Чтобы пробиваться силой, будет мало и десятитысячного войска, но нам это не нужно. Мы будем идти быстро, ускользать от врага, наносить удары лишь там, где это необходимо, для таких действий нужны наиболее подготовленные воины. Вот, поэтому мы и задержимся до весны в Иллирии, будем учить людей нужным нам качествам. Я хочу, чтобы они умели идти большую часть дня, идти так, чтоб их было не слышно и за сто шагов, отдыхать без лагеря, находить дорогу днём и ночью, чиnbsp;- Я должна преследовать её, ту, что взрастила пролитием крови, до самого края земли.

тать звёздную карту, убивать быстро и бесшумно. Это сложно, конечно, но я прошла много дорог, больше, чем нам предстоит, и я научу их.

- Ты не нашла себе коня? - спросила Габриэль.

- Я не хочу брать первого попавшегося, ибо весь мой опыт подсказывает, что лучше долго выбирать, но найти единственного спутника для себя.

- Прямо как с человеком, - улыбнулся Персей.

- Поверь, это куда сложнее, ибо человек не носит тебя на своей спине многие тысячи стадий, а жизнь мой Ксанф спасал мне больше раз, чем любой из моих воинов. У меня будет ещё достаточно времени на выбор, и я буду неустанно искать его, чтобы обрести надёжного спутника в походе. Вы же лучше заботьтесь о своих лошадях, дабы они были сильны и выносливы...

- Так что за круг? - не отставала девушка.

- Есть древний каменный круг в землях галатов, священное место. Там поклоняются богу солнца, светоносному Аполлону. Мне сказали, что именно туда направится Каллисто, ибо верит, что принесение жертвы будет исполнением пророчества.

- Откуда там святилище Аполлона? - спросил Персей.

- nbsp;- Уютно вы тут устроились, - первым делом сказал юноша, оглядев дом. - Мне надо было приехать раньше, но я просто не мог, ибо до сих пор мне больно дышать, да и рука только начинает слушаться...

Говорят, что мы чтим одних богов, только под разными именами. Так или иначе, слава об этом месте как о святилище бога солнца идёт среди эллинов уже давно.

- Лишь тот, кто в круге мрачном, предвествуя свет солнца,

Не веря в гибель злую, мне жертву приносил...

- Да, так божество предрекло о моей смерти. Она думает, что должна принести жертву в этом месте, чтобы пророчество свершилось, и она бы убила меня.

- Но, ведь, она ошибается? - прошептала Габриэль.

- Это неважно. Главное, что я найду её там...

Поразмыслив, они решили, что лучше будет плыть до самого иллирийского побережья, хотя для этого нужно было специально нанять несколько судов, ибо обычно ахейские корабли этим маршрутом не ходили, да и иллирийские города на побережье были довольно плотно заселены италийцами, что крепили порядок в провинции. Зена объяснила, что риск быть заподозренными римскими колонистами в чём-то недобром, конечно, есть, но куда легче затеряться в многолюдном порту, прибывая в несколько заходов, чем шествовать по дорогам. Торговля в иллирийских портах идёт активно, ближе к осени же достигает пика, поэтому лишние три-четыре судна никого не смутят, ахейские купцы согласились сопровождать отряд до Иллирии, изображая активную торговую деятельность, члены отряда сойдут за их сопровождающих и помощников. По прибытии они должны будут как можно быстрее покинуть римское побережье и достигнуть независимых иллирийских общин, для направления тех, кто прибудет позднее, в порту будут оставлены люди. Пробираться в горы решено было небольшими группами. Купцы сказали, что лучшим выбором будет порт Солона, один из самых крупных в области.

В назначенный день лето предстало перед ними во всей своей красе, и Габриэль совсем не могла думать о предстоящем, вдыхая всю мучительную сладость цветов и трав на холме. Тяжёлая жара ушла, сменившись приятной свежестью, и море никуда не звало, но убеждало, что этот холм и есть лучшая часть мира. Зена была торжественна с самого утра, во всех её действиях читался ритуал, она очертила на земле близ холма большой прямоугольник, велев именно туда собираться прибывавшим, тем самым она, словно, давала знать им, что обычная жизнь для них остаётся за чертой. Воины начали съезжаться ещё за пару дней, и теперь пространство прямоугольника постепенно заполнялось, Зена ждала запаздывающих, пока солнце не опустилось к горизонту, окрашивая море, потом же встала перед ними, и все командиры были рядом с ней.

Воины построились десятками, как она сказала, короткий пересчёт дал сто двадцать девять человек, из которых тридцать привели с собой коней. Среди них были три доминирующие группы - ахейцы, аркадяне и лакедемоняне, значительно меньше было представителей от киликийцев, аргосцев и мессенцев, прибыли и десять этолийцев, весьма экзотически смотрелся и один фракиец из прибывшего в Спарту отряда, что жаждал снискать славу под началом столь восхитившего его воина. Зена, как и обещала, внимательно осмотрела их, когда они молча стояли, и каждый, полностью облачённый, держал в руках своё оружие, те, у кого были щиты, поставили их в ногах. Она велела оставить тяжёлые щиты, взяв с собой лишь круглые среднего размера и пельты, оставить и пару длинных сарис, что принесли аргивяне, объяснив всю тяжесть путешествия со столь огромными копьями, в остальном же, снаряжение назвала сносным, у некоторых даже хорошим, что сразу сняло напряжение многих.

- Ещё раз хочу спросить вас, верно ли вы решили отправиться со мной? Готовы ли вверить жизни свои в руки бога мрачного? - сказала Зена, оглядывая ряды. - Тогда готовьтесь к принесению клятвы, жертва уже готова.

Александр вытащил на пространство перед отрядом густорунного барана и прижал к земле, ожидая, воительница замерла с обнажённым мечом, позади неё стояли её самые близкие соратники - Габриэль, Персей и Ономакрит, что держал близ себя и сына Ферамена. Многие видели её впервые такой и дивились таинственной для них силе, что почти ощутимо окружала женщину, Зена же сказала:

- Сейчас мы принесём клятву так, как должно клясться людям, отдающим всё без остатка, как принято у фракийцев, моих необузданных родичей, как любят боги, заповедавшие нам отмщение врагам своим. Обнажите оружие своё, слушайте меня и повторяйте слова, что будут произносить соратники мои.

Воительница вонзила меч в землю и опустилась на одно колено, Габриэль с Александром, оставившим на время связанного барана, склонились справа от неё, Персей и Ономакрит с сыном были слева, это побудило и остальных воинов опуститься на колено. Зена первой произнесла так, чтобы все слышали:

- Я клянусь именами Зевса Мстителя и Ареса Энниалия, что поведу всех вас в сколь угодно дальние земли за врагом нашим, девой Каллисто, и не оставлю командования и усердия, пока мы не отправим её и людей её к Аиду, клянусь, что выведу после этого отряд к родному нам морю. Буду вести вас, пока не исполню сказанного, или пока смерть не осенит меня.

После её слов, уже известную им формулу начали произносить соратники, за ними всё нарастающим гулом повторяли воины, они клялись:

- Я клянусь именами Зевса Мстителя и Ареса Энниалия, что буду следовать за Зеной и во всём повиноваться ей, пока она не объявит окончание похода, или пока смерть не осенит меня. Жизнь и смерть моя отныне в её руках, и все силы мои я клянусь положить для победы, клянусь защищать своих соратников и помогать им всем, чем смогу.

Когда все смолкли, Зена взяла меч и приблизилась к жертве, Александр поставил рядом большую чашу, она рассекла горло барану и вместе они держали тушу так, чтобы основной поток крови устремился в кратер. Поставив наполнившуюся более чем на треть чашу перед воинами, воительница сказала:

- Теперь пусть каждый окунёт оружие своё в кровь и вернётся на своё место, эта печать будет несмываема для вас до окончания похода. Пусть боги покарают отступника вечной тьмой и забвением!

Она первой окунула свой меч в чашу, за ней подошли и Габриэль с друзьями и Ономакритом, в закатном огне медленно двигалась цепь воинов, что опускали в кровь копья и мечи, в это время части жертвы уже сжигались, и дым поднимался к густо-синему небу. Многие из города могли видеть этот необычный ритуал, и одни опасались этих людей, ставящих под угрозу их спокойное существование, другие же мучились от невозможности обрести подобную стойкость. Когда ночь вылилась из-за гор и спустилась к морю, ритуал был уже завершён, людей ждала последняя ночь в городе, и внезапная острая тоска мешала насладиться ею, но все думали уже о будущем, и сон их был короток.

Глава 3. Аргус многоглазый.

Море было благостно к ним, и путешествие успокаивало, обе путницы проводили время плавания на открытом воздухе, на корме для них установили пару удобных раскладных лож, и они могли созерцать движение мира вокруг. Габриэль была заворожена этим движением, она раньше никогда не совершала длительных морских путешествий и дивилась, как медленно, но неуклонно меняется мир берегов. Ещё до полудня залив остался позади, и перед ними раскинулось сияющее Ионическое море, чуть позже девушка указывала любимой на островок Итаку по правому борту, не веря, что своими глазами видит обиталище Одиссея. Мимо плыли живописные берега Акарнании - горы, покрытые лесом, редкие дымки поселений, с другой стороны росли массивы Кефаллении, впереди же лежала Левкада, которую надо было огибать. Уже за этим островом они увидели по левому борту действительно открытое море, к коему опускалось солнце, в вечереющем мире корабль совершал последний рывок этого дня. Потемневшая земля огромного и дикого Эпира выглядела мрачной, сердце сжималось от воспоминаний о том опустошении, что произошло здесь несколько поколений назад, с тех пор людей можно было здесь встретить куда реже, чем зверей, однако впереди уже виднелась конечная цель этого дня - остров Керкира. В сгустившейся темноте, ориентируясь на огни, судно встало на ночную стоянку, на следующий же день предстоял долгий путь вдоль берегов казавшейся бесконечной Иллирии.

Путницы с первыми тридцатью воинами шли на головном судне из нанятых ими, каждое следующее должно было отправляться с разницей в сутки, чтобы не создавать излишней концентрации вооружённых людей в порту, казну отряда разделили на три части и везли на трёх судах. На море им встречались редкие корабли, это был долгий путь, но хороший ветер и возможность двигаться по прямой в открытых водах позволяли идти довольно быстро. Иллирийская земля была прекрасна и казалась полностью дикой, просто глядя на неё, можно было забыть о тяжести всего случавшегося в Элладе и представить себе путь аргонавтов, поиск всё ускользающего мира, где нет зла. На этот раз идти пришлось до глубокой ночи, по огням огибая острова, коими была прикрыта Салона, переночевали на судне, бросив якорь перед огнями города, ибо Зена опасалась привлечь внимание ночной выгрузкой, утром же спокойно вошли в порт.

В Салоне выходцы из Италии составляли почти половину населения, они держали всё в своих руках, но было и много иллирийцев, принадлежавших к племени далматов, поэтому можно было затеряться. После выгрузки каждый занялся своим делом - купцы демонстративно отправились знакомиться с властями, воины же, обернувшись в плащи и накидки, сразу начали группами покидать город, лагерь разбили в десяти стадиях от него. С моря никакой угрозы не ждали, поэтому корабли прибывали, и людей беспрепятственно выпускали за ворота, даже с конями и купленными телегами для обоза, лишь разросшийся лагерь стал поводом для слухов среди местных жителей, но отряд не стал ждать большего интереса и на шестой день выступил на северо-запад. Ещё от ахейских купцов они узнали, что крепость Промона, которую держат либурны, является удобным местом для них, ибо стоит достаточно близко к морю, на дороге, ведущей на север, и правитель её, Агрон, не чужд эллинской образованности. Именно туда они и направились, сразу заметив, насколько тяжелы местные дороги, и как мало следов человеческих деяний встречается вокруг.

Опасность нападения была не большой, ибо вблизи римских поселений иллирийские племена вели себя более мирно, однако самим видом сплочённого отряда Зена хотела окончательно отбить желание у местных обратиться к своим разбойным привычкам. Она вела половину своих людей вооружёнными, и всадники двумя группами двигались впереди и позади отряда, нанятые в Салоне проводники указывали на дальние горы, говоря, что цель их пути лежит там.

- Воистину, наша земля кажется, по сравнению с этим, единым обустроенным городом, здесь же можно с голоду умереть, так и не увидев людей, - говорила Габриэль друзьям, когда побуждала ударами ног своего коня взбираться на очередной холм. Персей, что был рядом, вторил ей, оглядывая заросшие лесом горы:

- Хотя дорога и имеется, но запросто можно потерять её, если не знаешь мест, ибо иногда она просто исчезает в густой траве. Проводники говорят, что за два дня пути мы не увидим ни одного жилого поселения, и что надо опасаться волков.

- Не знаю, возможно, что отсутствие людей будет для нас куда полезнее, чем встреча с ними, ибо нет ничего для нас хуже, чем проливать кровь в бессмысленных столкновениях, когда цель наша так далека, - ответила девушка.

- Смелее, вперёд! - кричал им уже стоявший на вершине Александр. - Негоже нам бояться иллирийцев, ибо наши предки не раз обращали их в бегство!

Они смело скакали впереди, пока вечер и усталость не заставили их смириться, в этой дикой земле тонули все человеческие усилия, и только Зена выглядела непреклонной, велев искать место для стоянки. Полностью подходящего открытого пространства рядом не оказалось, но воительница указала, как вытянуть лагерь вдоль дороги, никаких палаток не ставили, просто покрылись плащами и накидками, у кого они были, не избежали тяжкого бремени и назначенные часовыми. В окружающей природе кое-что было знакомым, но многое выглядело чужим, и сложно было унять тревогу, будучи окружённым этой варварской ночью и мрачными елями, слыша крики ночных птиц и живших тайной жизнью зверей. Следующим утром Зена быстро повела их далее, всеми своими действиями показывая, что так теперь будет всегда, и уже к середине дня они достигли возвышавшейся на горе крепости Промоны.

Под стенами её состоялись переговоры, посредниками в коих выступили проводники отряда, они вызывали вождя, и он выехал верхом без сопровождения, демонстрируя своё мужество. Агрон, о коем они уже кое-что слышали из рассказов, был, подобно большинству иллирийцев, темноволос, носил острую бороду и усы, он был одет по-эллински, завернувшись в синеватый с серебряными звёздами плащ, из-под коего виднелся белый хитон. Он покружился на чёрном жеребце, оглядев выехавших вперёд Зену со спутниками, и начал разговор на эллинском языке, оставив без дела иллирийских проводников-переводчиков:

- Я слышал о вас, но совсем не много, и не знал, можно ли верить сказанному. Ты и есть Зена, царица Коринфа?

- Моя крепость пала, и царицей меня более не называй, - ответила та, - однако, ты прав, и я стою перед тобой.

- Клянусь Аресом, никогда ещё к владениям моим не подступал столь опасный человек. Ты опаснее даже нашего римского наместника, а он, если верить слухам, очень опасен.

- Что такого ты слышал обо мне? Не верь многому, ибо эта земля легко рождает мифы.

- Сведения мои верные, мой брат сражался под твоим началом, прельщённый добычей, Тестимом его звали. Он был в твоём воинстве, пока держалась крепость, и едва спасся, потеряв кисть левой руки. Его нет уже среди живых, но он многое мне рассказал о тебе и о том, что было, поэтому, когда я говорю, что ты опасна, я точно знаю это.

- Так тебе понравилось то, что рассказывал брат?

- Да, мне пришлось это по душе, - улыбнулся Агрон. - Это хорошо, что ты знала моего брата, я словно чем-то сроднился с тобой, поэтому приму вас как гостей, однако решение о том, что будет дальше, ещё предстоит.

Отряд двинулся к самой крепости, ибо вождь сказал, что там достаточно места для размещения и сотни, и куда большего числа людей. Подъём на хорошо укреплённую гору оказался не прост, и люди дивились мрачной неприступности этого места, окружённого покрытыми густым лесом холмами, на обрывистые края коих трудно было взобраться и животному. Впрочем, внутри дикость сменялась уютом, в обустроенном нижнем городе над домами вились дымки очагов, и господствующая крепость грелась в лучах солнца, вбирая в камень тепло ранней осени. Их кормили прекрасными яствами, что казались сном после походного рациона, и хотелось остаться до весны на постое в уютных жилищах, но для этого нужна была благосклонность либурнов.

Агрон показывал Зене, за которой увязалась и Габриэль, свой мир с высочайшей башни крепости. Далеко можно было видеть море и едва заметную змею реки, пятнами светлого камня угадывались соседние города, вокруг же, насколько видел глаз, лежали леса и тёмные горы. Вождь указывал вперёд и говорил:

- Там лежат земли либурнов, нашего племени, мы сильнее многих здесь, но на востоке и юге живёт ещё более многочисленный народ далматов, и они не оставляют надежд овладеть Промоной. Я это говорю к тому, что место это не слишком спокойное, до начала зимы они, скорее всего, сделают попытку захватить крепость.

- Я веду не пастухов и горшечников, но воинов, - ответила Зена. - Не в наших интересах увязать в чужих войнах, однако помочь друзьям мы готовы.

- Тебе нужен постой до весны? Чувствую я, что с римлянами вы встречаться не хотите, а они могут очень даже пристально интересоваться вами.

- У нас не армия, чтобы привлекать столь большое внимание, но, коли хочешь дружить с римлянами, лучше не принимай нас. За постой до весны я могла бы заплатить тебе, компенсировав затраты на припасы.

- Римляне мне не указ, хотя нет у меня желания и воевать с ними. Останьтесь пока, если наместник особенно будет вами интересоваться, то вы отправитесь дальше, о деньгах же поговорим позже, - кивнул иллириец.

- Нам нужно познакомиться с кельтами и людьми, что знают пути на север, не помешало бы иметь и карты, ибо нам предстоит долгое путешествие.

- Это не сложно, среди либурнов, как и других племён, немало путешественников, я объявлю, чтобы они пришли поговорить с тобой. Кельты из племени скордисков живут небольшими общинами в Иллирии, я слышал, что они сохраняют связи с соплеменниками и в самой Кельтике. Достать карты будет возможно, если дать хорошую цену.

Зена, вполне довольная этими результатами, взяла Габриэль за руку и притянула поближе, чтобы просто посмотреть на север, туда, куда предстояло идти, чтобы вместе скользить взглядом по непроницаемому ковру и упираться в едва различимые цепи гор. Девушка теснее жалась к любимой, лишь ей доверяя быть проводником в эту бездну, где-то в глубине души она очень боялась этих пространств, привыкшая всей эллинской сутью своей к морю и островам, однако Зена уже побывала в таких далях, где о море даже не слышали, и смогла вернуться домой, и это обнадёживало более всего.

Члены отряда уже начали привыкать к узким, мощёным битой керамикой улицам Промоны, запоминать городскую планировку, более активно торговались с местными на рынке, отчего изредка возникали горячие стычки. Зену весьма беспокоил буйный нрав иллирийцев, полагавших военную добычу лучшим видом заработка, она опасалась, что за долгое время постоя у местных, власть над коими Агрона была весьма условной, может возникнуть желание захватить казну отряда, да и обычные препирательства могли вылиться в вооружённое противостояние. Именно поэтому она даже ждала нападения далматов, чтобы показать всем силу отряда и теснее привязать к себе вождя, но они задерживались, видимо, ожидая времени, когда туманы станут особенно густыми.

Впрочем, ближе к середине первого осеннего месяца близость нападения стала чувствоваться особенно остро. Всё началось, когда жившие и торговавшие в городе далматы начали постепенно покидать его. Одна из последних их групп попыталась свести пару коней, принадлежавшим отряду, что паслись близ ворот крепости, это заметили Габриэль с друзьями, они схватились с иллирийцами, и Александр, защищая девушку, замертво сразил одного ударом кинжала. Агрон сказал, что теперь они точно придут, и выпустил дозорных на холмы, которые и сообщили скоро о приближении большого воинства, шествовавшего неторопливо, словно они хотели лишь забрать им принадлежащее.

Зена решила использовать этот шанс, она узнала, что далматская знать во главе с вождём движется конным отрядом намного впереди остальных, и никто из них не соблюдает походной осторожности в уверенности, что враги не осмелятся выйти из-за крепостных стен. Когда далматы вечером встали лагерем стадиях в двадцати от города, намереваясь следующим утром подступиться, воительница собрала девяносто человек из своего отряда в нижнем городе и коротко объяснила им, что предстоит.

- Все пойдём пешими, никаких тяжёлых доспехов не надевать, оставить только льняные, из оружия берите только мечи и копья. Близ города, где бьёт ручей, есть хорошая чёрная грязь, я хочу, чтобы все вы намазались ею, дабы сам Зевс не увидел вас во тьме. Не теряйте спину идущего впереди, и чтобы я не слышала никакого шума, ни единого слова, только когда я вскину меч и издам клич, вы начнёте разить врага. Говорите: "во имя Ареса"; чтобы узнать друг друга, тех же, кто не знает пароля, убивайте смело, - велела она, не оставляя никакой возможности для возражений. После произнесения клятвы на ахейской земле отношения их изменились, что чувствовали все, поэтому она более не считала нужным убеждать их в необходимости нападения, ибо они и сами должны были понимать, что все её действия ведут их к заветной цели, и более не сомневаться.

Уже ночью они покинули крепость, провожаемые весьма удивлёнными таким поведением Агроном и иллирийцами, покрыли лица и руки грязью и побежали налегке за Зеной, что вела их, неуловимо находя путь сквозь тьму. Габриэль держалась за Александром, позади неё легко ступал Персей, и тени копий подрагивали над Ономакритом и Фераменом, она не чувствовала никакого страха, думая, что готова сражаться рядом с Зеной, даже зная, что обречена, в эту минуту лишь сладкая боль отчаянной храбрости её томила. Они спускались с холма, уже видя тление потухших костерков внизу, всадники спали на походных постелях, расположившись на поляне и под отдельно стоящими деревьями, лагерь пешего войска далматов находился в стадии от них. Воительница приказала растянуться линией против врага, так они тихо приближались, обнажив оружие, и сама тьма была им опорой.

Она выкрикнула клич негромко, чтобы его разнесли по рядам, и направилась прямо к лежавшему в окружении друзей предводителю всадников, позади же неё уже начали наносить удары. Чёрные демоны, утратившие лик человеческий, кололи лежавших с яростными криками, и клинки мечей изредка сверкали во тьме, стоны умирающих следовали за каждым ударом, и кровь находила себе путь. Зена вонзила обеими руками меч в грудь вождю с такой силой, что остриё глубоко ушло в землю под телом, он лишь вскрикнул и содрогнулся, вмиг утратив всю силу свою. Друзья вождя проснулись и потянулись за оружием, но через мгновение ничего не осталось в их сердцах, кроме ужаса, ибо они увидели над телом её в образе чёрного демона с распущенными волосами и горящими лунным светом глазами. Никто не сопротивлялся, выжившие лишь бежали, спасаясь от растревоженных духов ночи, скоро они принесли панику и в лагерь пеших далматов, который также быстро опустел. Воины Зены закончили свою мрачную работу и, по зову предводительницы, собрались воедино, они забрали отсечённую голову вождя и его доспехи, и ещё под покровом ночи вернулись обратно в город.

Утром обескураженные иллирийцы бродили по месту схватки и полному оружия лагерю, Агрон только качал головой, когда слышал от своих, что эллины внезапным нападением уложили замертво семьдесят далматов прямо на их походных постелях, в основном, всадников из знатных родов. Так, доказав своё военное превосходство, Зена получила от вождя дозволение оставаться в крепости до весны, не платя ничего за постой, но лишь покупая на рынке продовольствие, да и отбила желание у либурнов добраться до казны отряда. Пока зима ещё не затруднила внутреннее сообщение, воительница разослала во многие города гонцов, разыскивая кельтов-проводников, озаботилась она и поисками коня для похода - просила всех местных заводчиков показывать ей привозимых скакунов, обещая дать хорошую цену.

Жизнь текла своим чередом, за постоянные военные упражнения Агрон, знакомый с римскими развлечениями по прибрежным городам, называл устроенный эллинами лагерь школой гладиаторов, а Зену - ланистой, между тем, приближался сезон дождей, и воительница тревожилась, что до сих пор не увидела подходящего коня. Местные жители оказались очень памятливы на старые рассказы, и скоро к Зене потянулся немалый их поток, матери приносили детей, дабы она их коснулась. Габриэль пыталась бороться с этим, она встречала людей ещё в начале улицы, ведущей к отданному им дому, и спрашивала:

- Вы к Зене пришли? Ну чем она может вам помочь?

- Моя рана не заживает, железо мучает меня, будто копьё вонзили только вчера, - отвечал иллириец из горной деревушки. - Она знает, как мне излечиться.

- С чего ты взял, что она способна излечивать болезни, будто Асклепий какой-то? - негодовала девушка. - Сделай подношение в храм исцеляющего бога и не донимай нас.

- Я точно знаю. Отец рассказывал, что она правила во фракийской крепости, творила войну всюду, и все её воины знали, что она способна исцелять раны. В её жилах течёт кровь божества, она может убивать и исцелять в равной степени.

- Малыш заболел, - показывала ей ребёнка какая-то женщина в чёрной хламиде, - пусть она прикоснётся к нему.

Зена никогда не отказывала, но всегда выходила и внимательно осматривала своих пациентов, к одним она просто прикасалась, с другими же занималась дольше, расспрашивала их в той степени, в которой они знали эллинский язык. Детей она брала на руки и совершала с ними ритуал, прикасаясь отрезанной лапкой петуха, как это было принято в северных землях. Габриэль спрашивала её время от времени, зачем она это делает, зачем порождает в людях надежду на исцеление, но она не отвечала, продолжая делать своё дело, словно веря в какое-то своё высшее право на это.

Далматы больше не беспокоили город, все говорили, что раньше весны они не появятся вновь, но приближение зимы означало и то, что скоро дороги закроются для торговцев и обычных путешественников, лишь тот, для кого это будет жизненно важно, рискнёт тогда отправиться в путь. До наступления этой суровой поры Зене удалось собрать нужных людей и купить одну, хотя и весьма плохонькую карту, разрешила она и другую, внезапно ставшую острой, проблему. В первый раз её поднял Александр, когда они прогуливались вдоль стены местного акрополя, осторожно сказав:

- Я был вчера вечером в лагере, слушал разговоры воинов. Помимо ожидания перехода на зиму на постой в городские дома, я услышал и жалобы на то, что столько времени приходится обходиться без женщин. С этой проблемой надо что-то делать.

- Что это ещё такое? - возмутилась шедшая рядом Габриэль. - Они принесли клятву и отправились в поход, ибо видели в нём главную свою цель, а тут, вдруг, ведут себя как обычные наёмники. Женщин им подавай. Чего они потребуют потом?

- Смею сказать, что не тебе судить об этом. Твоя любимая, ведь, всегда находится рядом, и у тебя подобных проблем нет. Что же делать остальным? Да, не все из наших воинов являются примерными мужьями, многие и вовсе не женаты, недовольство растёт постепенно, но рассказами о том, что им лучше не думать о женской ласке, его не унять, - возразил Александр.

- Не гневайся, Габриэль, это вполне понятные для меня вещи, хотя, ранее я удовлетворяла своих воинов куда более разорительным для населения способом, чем тот, к коему я склоняюсь сейчас, - прервала их спор Зена. - Постараемся облегчить их страдания, для этого будем раз в месяц выдавать каждому дополнительные деньги, здесь должно быть достаточно женщин, которым деньги эти пригодятся.

- Да, так будет лучше. Нас ждут новые траты, конечно, но, с другой стороны, мы сэкономили на постое. Главное же в том, чтобы у них был этот выбор. Я уверен, что не каждому это будет необходимо, но так они будут знать, что ты заботишься о них во всём.

Когда казалось, что дыхание зимы уже тянется к побережью и делает горные тропы неприступными, из Этолии прибыл один из последних кораблей, хозяин коего стал разыскивать Зену, дабы показать ей свой товар. Она сразу поняла, что речь может идти только об одном, и поспешила в порт, где Габриэль уже обсуждала с торговцем вопросы коневодства, тщетно желая взглянуть на лошадей, ибо хозяин не хотел показывать их никому, кроме воительницы.

- А вот и Зена из Коринфа, приветствую тебя! - сразу узнал женщину этолиец, когда она приблизилась. - Я наслышан о тебе, поэтому, когда до меня донесли слух, что ты ищешь лучшего коня, сразу решил рискнуть и привезти тебе своего красавца. Взглянешь? Я устроил его на конюшне.

Так Зена впервые увидела его, легко выбежавшего из темноты ворот и заигравшего в ярости, заставляя этолийца уворачиваться и крепче держать верёвку. Его окрас был удивителен - всё белоснежное тело его покрывали тёмные пятна, грива и хвост были также черны, некоторые пятна были похожи на глаза, и это сразу будило в памяти воспоминание о многоглазом Аргусе, верном слуге богов. Конь был силён и молод, воительница мгновенно приблизилась к нему и коснулась ладонями, она была заворожена, словно старалась увидеть, суждено ли им быть вместе. Этолиец радовался этому зрелищу, сказав:

- Я знал, что тебе он понравится, поэтому смело и отправился в такую даль, но учти, что он стоит добрую половину корабля. Женщина ты страстная, однако всё же вспомни о благости богов и заплати мне.

- Ты хочешь сказать, что моя разбойная суть заставит меня взять его даром? - она склонила голову набок. - Не играй со мной. Если ты помнишь моё пребывание в обильной конями Этолии, то должен знать, что раньше я не прощала и меньшее. На твоё счастье, боги не оставляют меня, и я способна прощать. Я заплачу тебе достойную цену, но не советую просить невозможного.

Имя коню дала Габриэль, первой произнеся, что он похож на многоглазого Аргуса, Зена легко согласилась с этим, считая такое совпадение хорошим знаком. Она заполучила для скакуна хорошее место на конюшне Агрона, что стояла в нижнем городе, и каждый день ещё на рассвете брала его с собой за городские стены. Девушка любила наблюдать за ними издалека, она сама не хотела приближаться, ибо Зена, долго пробывшая среди сарматов, считала приручение коня ритуалом интимным, требующим отрешения от мира. Воины тренировались на холме, двумя отрядами борясь за вершину, и, когда она выбивалась из сил, отражая щитом натиск наступавших, она уходила отдыхать на другую сторону холма, откуда было видно, как далеко внизу, на краю мрачной стены леса воительница играет с Аргусом. Лучшими всадниками и знатоками лошадей, как говорила Зена, у сарматов считаются те, кто способен обучить коня без узды и плети, с помощью одной лишь верёвки, она сама пыталась постичь это искусство, будучи в степи, но тогда ей не хватило времени, теперь же, вдохновлённая этим чудным конём, она вновь пыталась.

Девушка хотела разгадать эту игру, кружение любимой вокруг скакуна, что первое время вовсе не пыталась на него сесть, но пробегала, держа его за накинутую на шею верёвку, много стадий. Они медленно сходились друг с другом, всё дальше и дальше удаляясь от города, в глаза Зены появился затаённый огnbsp; Далматы больше не беспокоили город, все говорили, что раньше весны они не появятся вновь, но приближение зимы означало и то, что скоро дороги закроются для торговцев и обычных путешественников, лишь тот, для кого это будет жизненно важно, рискнёт тогда отправиться в путь. До наступления этой суровой поры Зене удалось собрать нужных людей и купить одну, хотя и весьма плохонькую карту, разрешила она и другую, внезапно ставшую острой, проблему. В первый раз её поднял Александр, когда они прогуливались вдоль стены местного акрополя, осторожно сказав:

онь, ибо у неё получалось нечто новое, ещё не испытанное, и это было теперь редким чувством для неё. Габриэль смотрела на этот огонь, наслаждалась любовью и всё меньше боялась, что прошлая жизнь, жизнь городов сходила с неё волна за волной, она словно забывала язык человечий, и всё чаще ей снилось, как Зена, волку подобная, преследует по лесу своего коня.

В перерывах меж этими занятиями, они собирались узким командным составом на собрания, где слушали кельтов и иллирийских путешественников. Грядущий путь вырисовывался всё яснее, он должен был пролечь через земли либурнов, япидов и таврисков к полноводному Истру, держа эту реку по правую руку можно было идти далее до самой Кельтики. Выяснилось, что Зена знает куда больше о цели Каллисто, чем говорила ранее, теперь она сказала, что святилище это стоит на левом берегу Рена, близ большого озера, скордиски, бывавшие в тех местах, определили, что это земли гельветов. Точно высчитать расстояние они не могли, но говорили, что для обычного торгового каравана с телегами это будет чуть более месяца пути, однако дорога тяжела - значительная её часть лежит сквозь леса, поселений на пути немного, дикие народы же привыкли грабить путников. Все сошлись, что ориентироваться в этом диком мире без знающих проводников будет невозможно, Зена обещала хорошее вознаграждение за такую помощь, но никто пока не согласился отправиться в столь дальнее путешествие.

Наконец, уже в начале зимы из соседнего города в Промону пришли два кельта из племени скордисков, которые были согласны служить проводниками, они часто бывали у своих сородичей в Кельтике, поэтому воительница говорила с ними отдельно. Для Габриеэль эти двое были предвестниками грядущего, похожими на тех, с кем предстояло встретиться в походе, ибо скордиски славились, по рассказам эллинов, своей кровожадностью. Они не были земледельцами, сами называли себя купцами, но девушка подозревала, что, если они и торгуют чем-то, то лишь когда оставляют на время труды кровавые. Главного звали Данноталом, его родственника же - Виндом, они покрывались фракийскими плащами, и не мёрзли, скрывая под ними штаны и плотные рубашки, в глаза бросались их бронзовые медальоны в форме отрубленных человеческих голов.

Зена, впрочем, не смущалась вида скордисков, расспрашивая их во время прогулки по главной улице города. Они поведали о том, что кельты умеют строить хорошие дороги по своим землям, однако они начинаются только за Реном, и почти весь путь придётся двигаться по местам диким. Рассказали и о племенах, что эллины зовут кельтоскифами, ведущими постоянную войну с кельтами, сказав, что могучие племена маркоманнов и свевов живут вблизи от пути отряда. Даннотал оказал и другую важную услугу, он вынул из-за пазухи половинку металлической таблички, сказав:

- Смотри, воительница, это знак моего братства с весьма влиятельным человеком из племени гельветов, на фигурке этого кабана мы написали свои имена - Даннотал и Битуис, потом разломили его на две части, и каждый взял свою половину. Это поможет нам получить хороший приём у гельветов, ведь, именно в их землях находится интересующее тебя, если же я погибну в пути, тогда ты возьмёшь знак гостеприимства. Даже если Битуис ушёл из этого мира за те пять лет, что мы не виделись, или он будет отсутствовать, его родственники помогут тебе, помня о нашем с ним братстве.

- Приятно знать, что в этом мире есть кто-то, кто стоит на твоей стороне, - кивнула Зена. - Раньше у меня было не мало таких тессеров, знаков братства от фракийцев, кельтских наёмников, с коими мы вместе воевали ещё под началом царя Митридата, однако мне не ведомо, сколько из них видят сейчас свет солнца, и полагаю, что лишь немногие.

- Мы слышали о тебе, поэтому сразу поняли, почему ты не можешь спокойно достигнуть Массилии по морю и оттуда добраться до Кельтики, - сказал Винд, выглядевший моложе и лучше пользовавшийся элинниским языком. - Однако, если правдой является хотя бы половина рассказов о тебе, то мы доберёмся и трудной дорогой.

- Главное испытание ждёт меня в конце пути, в этом я уверена, - ответила Зена.

Тёмные тучи наступали на затерянную в лесах крепость подобно армиям легендарных народов, вроде северных гипербореев, часто изливались дожди, сделавшие дороги почти непроходимыми, дни стали сумрачными, забытые светоносными богами, и белые перья заполнили небо, являя зиму во всей её полноте. В одну тихую ночь Зена подняла любимую с постели, молча увлекая за собой и кутая на ходу в шерстяной плащ, девушка поначалу недоумевала, подозревая худшее, однако через мгновение замерла от увиденного. Весь мир был устлан серебряным покрывалом, в свете луны искрились земля, кроны деревьев, крыши домов и дальние горы, небо было чистым и горело звёздами. Габриэль, редко покидавшая Пелопоннес, никогда ранее не видела, чтобы снег так ложился, и поразилась красотой, Зена же сказала:

- Видишь, и в мире, что нас ждёт, есть своя красота. Не держи в сердце своём страха перед ним, и он откроется тебе.

Снег растаял днём, но с тех пор он часто покрывал землю, и вокруг источников вод появлялась инеистая паутина. Габриэль облачилась в скифянку, надев сапожки с мехом, штаны, тёплую куртку и фракийский колпак, прикрывавший уши в мороз, в таком виде она следовала за Зеной по тайным тропам иллирийских лесов, стараясь не терять силуэт Аргуса из виду. Конь привык к хозяйке и понёс её на себе, с каждым днём ступая всё легче, и девушке было тяжело держаться за ним на своей лошади, так они проходили по много стадий, добираясь до дальних гор и созерцая дымки поселений далматов. В этой тиши они обрели время, чтобы отвлечься от течения вод суетного мира и остаться наедине, открывая друг другу многие тайны и обретая словно давно утраченную целостность.

Глава 4. Тень Митридата.

Одним солнечным утром, когда обильный снегопад и несколько дней дождя после него стёрлись как сон, на обширной площадке внутри нижнего города кипело оживление, тяжеловооружённые общим числом человек в сорок состязались двумя группами, грохоча щитами, но не используя оружия. Кульминацией этого упражнения должна была стать схватка двух воинов на помосте из щитов, Габриэль долго готовилась к этому ответственному бою, желая показать все свои навыки, она надела сандалии вместо сапог, чтобы не скользить, взяла небольшой щит и деревянный меч, против неё выступил Александр. Девушка первой взбежала на поднятые щиты, помост колебался под ней, но она упорно держала равновесие, Александр поднялся с другой стороны, почти сразу начав наступление. На них смотрело много людей, как членов отряда, так и местных, и это ещё усиливало напряжение, Габриэль уже жалела, что согласилась состязаться с таким умелым воином, но отступать было поздно.

Девушка приняла на щит первый натиск мантинейца и сама накинулась, пытаясь поразить мечом сверху, ступать приходилось осторожно, дабы не попасть ногой в щель между щитами, но она наступала, пытаясь зайти сбоку. Державшие щиты воины больше симпатизировали Габриэль, восхищённые тем, как она справляется с неженской ролью, она это знала и чувствовала, что под её ногами щиты держат плотнее, даже пытаются поднять её повыше, дабы она возвышалась над противником. Пользуясь этим, девушка наградила Александра ударом по затылку, тот ответил ей по бедру, раззадорившись, она набежала, толкая щитом, и точно поразила противника в грудь, его меч скользнул по кромке её щита и оцарапал ей щёку. Они бы ещё яростнее столкнулись, уже пригнувшись для прыжка, но Зена остановила их, крикнув весело с коня:

- Хватит! Габриэль мне нужна сегодня целой, ибо должна сделать для меня кое-что, а ты, Александр, можешь взять себе в противники, скажем, спартанца Биона, он хорошо владеет мечом!

Она незамеченной приблизилась к отряду и теперь стояла на неподвижном Аргусе, полностью покорившемся её рукам. Верёвку на шее коня воительница заменила кожаным ремнём, двигавшимся также свободно, желая немного покрасоваться, она пустила жеребца медленным шагом и сделала несколько поворотов. Девушка спустилась к ней, оставив своё оружие, разгорячённая, она не замечала, как кровь сочится из раны, Зена протянула ей мех с водой и предложила прогуляться, повернув коня в сторону одной из улиц.

- Что ты хочешь от меня? - спросила Габриэль, взявшись за край попоны, коей был покрыт Аргус, и следуя за неторопливо шествующим конём.

- Ты должна примерить свой новый панцирь. Мастер, наконец, закончил работу над ним, и, поверь, он вышел отличным, ибо я сама следила за изготовлением, сейчас мы убедимся, что я не зря снимала с тебя мерки.

- Ты просто хотела спасти меня от Александра, - улыбнулась девушка, - но этого не требовалось, ибо я способна выдержать его натиск, поверь.

- Есть ещё одно дело. Ты многому учишься сейчас, прилагаешь усилия, чтобы совершенствовать своё мастерство, и я не хочу оставаться в стороне. Я научу тебя чему-то, что узнала в своё время от отца.

- Ты же не знала своего отца? Ты говорила, что он так никогда и не вернулся из похода, в коем участвовал ради заработка, или мне вновь предстоят какие-то открытия?

- Я имею в виду не его, впрочем, не место здесь говорить об этом. Пойдём со мной, и ты всё узнаешь, - влекла её таинственностью Зена, приближаясь к их дому в городе.

Они вышли за пределы Промоны уже за полдень, после того, как Габриэль удостоверилась в удобстве и прочности панциря, вышли пешком, оставив коней в городе на попечении слуг. Обе они облачились в удобную для зимы одежду фракийского покроя - мягкие сапоги, штаны и хитоны с рукавами, покрылись тёплыми плащами, не взяли только шапок, ибо было не особенно холодно. Зена сказала любимой, что им понадобятся только лук и стрелы, поэтому та надела тетиву на своё оружие, отдыхавшее ранее, и захватила тугой колчан. Они углубились в лес севернее города, воительница вела девушку, сойдя с дороги и почти бесшумно повторяя петли едва видной тропинки, небо было затянуто облаками, создавая полутьму и тихую настороженность в мире вокруг них. Зена остановилась у небольшого, выглядевшего как тёмное серебро сейчас ручья и присела на покрытый зеленью камень, сказав:

- Видишь холм впереди, за который поворачивает ручей? На той стороне его олени сейчас пьют у водопоя.

- Откуда ты знаешь, как ты могла их увидеть? - спросила девушка, прислушиваясь, но ничего не слыша.

- Я не видела их, но я знаю, что они там, - ответила Зена и, перескочив ручей, быстро двинулась к холму. Габриэль настигла её уже близ вершины, они без труда укрылись в зарослях небольших деревьев там, и, выглянув, убедились, что два оленя замерли у воды. Воительница показала спутнице, что ветра нет, и протянула руку вперёд, сказав:

- Люди в лесу становятся осторожны как звери, но и к зверям можно подобраться незаметно, если не забыла, что и мы раньше были частью этого мира, ибо из камней брошенных обратились мы в людей, или же, как говорят в местных племенах, предки наши обращались в волков. Сейчас всё это возвращается, это поможет тебе. Научишься подбираться к зверю, сможешь настигнуть и человека, даже из тех, что жизнь свою проводят в лесу.

- Так ты видела следы оленей, или слышала их? - Габриэль не пускала в ход своё оружие, ибо видела, что Зена этого не хочет.

- Нет, их следов я видеть не могла, ибо они пришли из рощи на той стороне ручья, да и услышать их было невозможно, ибо мы были слишком далеко. Я просто знала, что они там. Этому научил меня отец, или же это всегда было во мне, и он просто открыл мне себя саму.

- Так ты расскажешь мне о своём отце? Знала ты его или нет?

Воительница встала в полный рост на вершине, спугнув оленей, оглядела окрестности, где росли только причудливые хребты сплошь покрытых зеленью гор, и села на траве, пригласив девушку разместиться рядом. Она собиралась говорить, но медлила, закидывая руками волосы назад, белый шрамик, протянувшийся к виску, бросился Габриэль в глаза, напоминая о той черте тёмных вод, что надо было преодолеть в памяти.

- Человека по имени Атей, супруга моей матери, я, действительно, никогда не видела, лишь слышала, что он воевал где-то в Азии за дело царя Митридата и никогда не вернулся. Я видела иное. Я росла, как ты знаешь, в Амфиполе, вернее, большую часть времени я проводила за городом, ибо таверна, что держала моя мать, стояла на дороге, в доме близ неё мы и жили, лишь изредка перебираясь в домик в самом городе. Во мне было что-то чуждое, что не давало покоя, и люди шептались, что я дочь не своего отца, я росла сильной, не занималась домашними делами, ибо мать обходилась нашими рабами, полагая, что мне негоже возиться с этой рутиной, будто я предназначена для чего-то большего. Часто я бродила в рощах, по берегам Стримона, самой любимой моей реки, там я и встретила своего гостя.

- Кого ты встретила? - Габриэль заворожено смотрела на неё, облокотившись на руку.

- Мне было лет двенадцать тогда, и я почему-то ничего не боялась, ни зверей диких, ни фракийцев, живших близ города, вот, и к нему приблизилась не со страхом, но веря в определённость своей судьбы. Он был, конечно, грозен на вид, когда сидел над рекой, обёрнутый в плащ, по ткани словно струилась кровь, но, в то же время, она оставалась чёрной, у него были длинные тёмные волосы и удивительные глаза, что проникали в меня сквозь все преграды. Мне показалось, я помню, что это должен быть скорее древний герой, но не простой смертный, и я спросила, не тень ли Брасида, славного героя, бродит здесь по земле, он же не ответил, но сам спросил меня, почему люди, коих я коснусь, исцеляются, и зачем другие зовут меня ведьмой не от мира сего. Я не знала ответа.

- Почему это всё происходит с тобой? - прошептала девушка.

- Он знал почему, ибо он был этому причиной. Ты веришь в богов, Габриэль? Веришь, как принято в суетной городской жизни, или по-настоящему? Ты хотела знать, действительно ли я дочь божества, и я скажу тебе. Да, это правда, Габриэль, мой отец - не смертный муж, но один из богов, Арес Энниалий, несущий ярость битвы, - Зена замолчала, откинувшись назад, и Габриэль пыталась найти в её чертах что-то новое, дивясь, что не видела божественного света ранее или не могла понять его сути.

- Как поверить? - прошептала девушка. - Нет, я знаю, что это так, но как мне примириться, как осознать?

- Просто, как и всё в жизни, - улыбнулась воительница. - Я такова, какой меня знаешь, и я дочь Ареса. Живи со мной и будь моей, в этом, я думаю, твоя судьба.

- Ты видела божество? Расскажи о нём.

- Он не являлся мне в грозном своём обличии, но принял лик благородного мужа, и я могла лишь чувствовать его силу, что, подобно тысяче игл, пронизала мою кожу, когда он был рядом. Я сразу поверила и сразу приняла его более не как бога, но как отца, понимая, что это лишь один из его ликов, я всё же полюбила его в этом обличии как родного себе. Он никогда не появлялся со мной на людях, но лишь среди дикого мира, леса и гор мы проводили время, и тогда я медленно сближалась с ним, преодолевая отчуждение существа смертного и божества, моего маленького мира и его бесконечности.

Он привёл меня на самую высокую в тех местах гору, на голую скалу смотровой площадки, откуда можно было видеть и леса земли македонской, и море, и города, там он велел мне смотреть. Сила бога меняет мир незаметно, но в какой-то миг ты внезапно поражаешься тому, что всё уже не так, вот, и я была заворожена открывшейся картиной, ибо горизонт отступил, словно гора поднималась до самых небес, а глаза мои стали как у орла. Я видела мир во всей его полноте, море расстилалось со всеми судами на нём, на земле люди и звери занимались своими делами, гудели города, дикие племена собирались для нападений, на дорогах блестели змеи походных военных колонн.

Отец указал мне всё это, говоря: "Смотри, вот, люди занимаются всеми делами своими. Рыбаки тянут сети, мореходы ловят ветер, сельские жители из македонян, эллинов, кельтов и других народов сбирают урожай с земли, благородные жёны облачаются для празднества в городах, другие торгуют на рынках и сидят в мастерских, вон, фракийцы поднимают оружие друг на друга, и кровь струится, скифы же следуют за стадами, и земля сменяется перед ними с каждым закатом. Что ближе из дел человеческих тебе, дочь? Спроси своё сердце". Я окинула взглядом всё это ещё раз, и глаза мои остановились на зелёной равнине, где два племенных воинства стояли друг против друга, по значкам я узнала могучий фракийский народ бессов. Блеск их оружия заставлял сильнее биться моё сердце, они приносили жертву перед столкновением, прекрасные кони вождей кружились от напряжения, потом они схватились, и кровь моя загорелась, увлекая меня к ним, в этом не было счастья, но ощущение обретения чего-то близкого, чего не миновать. Я сказала, что война меня влечёт, только она заставляет меня мучиться своим женским несовершенством, ибо хочется мне быть князем варварским и поражать врагов, скакать на коне, очерчивая границы жизни и смерти, и погибнуть лишь так, не желая ничего иного.

Он рассмеялся тогда и сказал: "Так и должно быть, кровь зовёт тебя, никому из смертных не преодолеть своей крови. Это моя часть не даёт тебе покоя, и лишь скитания с войнами лежат в участи твоей, но не бойся, ибо ты превзойдёшь многих, станешь великим воином, обретешь полноту в пути своём. Я научу тебя". Так я сама определила свою судьбу.

- Он учил тебя? Сам Арес учил тебя? - отчаянно пыталась осознать свой перевернувшийся мир девушка.

- Его уроки позволили мне обрести собственную суть, он учил меня быть Зеной, когда этого имени я ещё не знала и не подозревала, что буду носить его. Тогда я звалась Меланфо и воспринимала всё, как зверь, что следует за кормящим его, будто до него, отца моего, не было никакого знания. Я училась у него разводить огонь и говорить с пламенем, стать с ним родней, читать след зверя и человека, идти по лесу и горам, слышать и видеть, настигать упорством любого из обитателей лесных. Мы охотились вместе, пили живую кровь, и он говорил, что я буду расти быстрее, вскормленная этой отцовской пищей, он открыл мне, суть оружия, показал мою страсть к острому металлу и научил правильному отношению с ним. Чуть позже я начала познавать искусство владения новыми своими орудиями - мечом, копьём, щитом и луком, он сам вставал против меня, и, клянусь Стиксом, мало кто из смертных имел подобного учителя.

К шестнадцати годам я пронзала стрелой оленя со ста шагов, разила копьём издали и на расстоянии вытянутой руки, кинжал в моих руках был тени подобен, во владении же мечом никто из тех, кого я знала, не мог со мной сравниться. Главное же было даже не в этих умениях, ибо развивать их у меня было много возможностей потом в жизни, а в том, что он направил мою душу, суть моя раскрылась тогда, и я не отрицаю, что путь мой в пролитии крови, разница между мной сегодняшней и прошлой только в том, ради чего я поднимаю оружие. В последний раз мы встретились незадолго до набега фракийцев, когда я впервые выступила против людей и отправила за реку первого своего врага, в тот же далёкий день отец сказал мне, что мы не увидимся более, но связь наша не прервётся, и он всегда будет защитой мне. Там он поведал мне и о том, что звать меня будут иначе, под именем Зены буду я прославлена, однако смысла имени сего он не объяснил, лишь потом я его поняла.

Мы расстались, но время от времени, когда жизнь затягивалась вокруг меня как петля, я звала его, всегда обретая помощь. Это он, устами жреца, сказал мне идти в земли севера, дабы закончить там начатую войну, получая пророчество, я ещё не знала, о чём речь, но потом Ономакрит всё подтвердил. Однако я отвлеклась, мы говорили, что он учил меня, так вот, часть этого знания, насколько способна, я могу передать тебе, я хочу этого, ибо со временем понимаешь, как важно иметь ученика, как хочется уберечь столь важную для тебя нить. Да, да, даже мне хочется передать часть своей сути, хотя и знаю я, что она мрачна, но верю, что могу научить не только смертоубийству, а чему-то большему.

- Хорошо, я могу сказать, что всегда чувствовала твою особость, и твои слова не стали для меня откровением, но, скорее, подтверждением всех дней с тобой, всех мыслей о тебе, просто я боюсь, словно прикасаюсь к пламени, священному огню.

- Боишься сгореть? Я тебя предупреждала, да и не надо знать о моей тайне, чтобы понять, что со мной жизнь опасна, - улыбнулась Зена. - Однако ты уже всё это знаешь.

- Сущность моя трепещет перед божественным, хотя и знаю я, что боги благостны.

- Я помогу тебе привыкнуть, - воительница обхватила любимую за бёдра и легко подняла на руки, девушка раскинула руки, словно представив себя птицей в полёте, она же продолжала. - Однако ты сама должна решить, скрасишь ли мою тёмную судьбу. Видишь, я какая? Теперь ты знаешь больше, знаешь, что судьба моя связана с кровью божественной, как у Тесея, Ахилла и других, значит, я в чём-то близка героям, а герои не обретают счастья в жизни, что-то ждёт меня впереди, стремительно губящее, и мне не избегнуть.

- Выходит, я всё же пройду дорогой Иолая... или Пейрифоя... - прошептала Габриэль. - Я не боюсь смерти, даже не думаю о ней, может, это твоё присутствие так меня успокаивает, меня больше страшит другое.

- Не знаешь, куда этот путь заведёт тебя? Боишься, что кровь будем проливать не только во благо? - Зена распласталась на земле, глядя на сидевшую над ней девушку, и новый свет божественного огня таился в её глазах.

- Да, есть во мне эта тревога, но не хотелось бы сейчас об этом. Мы начали с тобой говорить об оленях, что давно убежали. Ты хочешь научить меня находить их, не видя и не слыша?

- Этому научить я не могу, это дар отца, предчувствие, словно часть души моей движется впереди меня, или он мне подсказывает, однако я могу показать тебе другое.

- Что же, аресова кровь?

- Доставай свой лук, - улыбнулась воительница.

В разраставшейся зиме, что затягивала в себя, чередуя натиск буйных ветров и дождей с тихими снегопадами, когда всё замирало, солнечно-хрустальными днями, проходили их уроки, и все тропы в окрестностях города были исхожены ими. По затянутой снегом земле меховые сапоги Габриэль ступали почти бесшумно, Зена теперь старалась держаться позади, наблюдая, как девушка движется по следу, накладывает стрелу и замирает перед выстрелом. Только теперь подлинное умение лучника начало открываться перед Габриэль, она поняла, насколько мало уметь стрелять в открытую цель на пустом пространстве, стреляя сейчас в лесу, где бок оленя показывается лишь на мгновение между деревьями, учась целиться среди постоянного движения теней, на закате и даже ночью, ища очертания в лунном свете. Руки должны сами запоминать, насколько следует натягивать тетиву для любого расстояния, учила Зена, ты видишь цель, и тетива уже натянута настолько, насколько нужно, хороший лучник должен убивать и со ста шагов, и с трёх, если потребуется.

Времени было не так много, а научиться предстояло большому числу вещей, как говорила Зена, за одну зиму познать всё то, что надлежит воину на службе полиса в лучшие времена Эллады или солдату римской армии. Вместе с отрядом, девушка совершала утомительные марши в вооружении, слушая слова окружавших её о том, что зимними переходами не мучают даже у римлян, до изнеможения упиралась плечом в щит и толкала со своей линией противостоящую команду, работала деревянным мечом, наедине с Зеной же она продолжала постигать войну тайную. Дичи в горных лесах было много, и они вдвоём снабжали почти весь отряд, не возвращаясь в крепость без добычи, ибо воительница всегда знала, где искать, а Габриэль научилась подкрадываться бесшумно и убивать единственной стрелой. Теперь не только олени и птицы доставались им, но и кабаны не уходили от стрел, добиваемые копьём Зены, волков же иллирийцы особо просили их не щадить, ибо те во множестве нападали на скот, и охотницы настигали хищников при любом удобном случае. Помимо лука, воительница вложила в руку девушки и кинжал, сказав, что он будет наиболее удобен для неё.

В один из дней, когда установившийся тонкий снежный покров хрустел под ногами, и молоко сыпалось с деревьев, они сидели на поляне среди леса, и костёр для обогрева единственным голосом шептал средь тишины. Зена, обёрнутая меховым плащом, держала на руке обнажённый кинжал и рассказывала о нём, будто заново знакомя девушку с этим, казалось бы, привычным оружием. Она говорила:

- Это совсем другое дело - воспользоваться кинжалом, совсем не то, что стрелять из лука. Сложно объяснить, но ты должна стать словно зверем, не думать, но слушать, что подсказывает звериное начало в тебе, на него опираясь, подкрадываться и нападать, пусть тело само подскажет, как действовать.

- Я видела, как ты делала, - сказала Габриэль, делая в воздухе движения рукой.

- Да, не сдерживай себя, здесь это не нужно. Движения я покажу тебе, покажу, как клинок должен размашисто ходить, чтобы наносить болезненные раны, ослеплять, заливая кровью лицо, как наносятся глубокие удары в сердце, печень, что убивают наверняка. Это не самое главное, важнее научиться чувствовать его продолжением себя. Вставай, поупражняемся.

У Габриэль был свой кинжал, кривоватый фракийский клинок, но Зена велела в учебных боях с ней пользоваться другим, тоже металлическим, но незаточенным, что более подходил для тренировок, сказала, чтобы она не боялась ранить. Кровь разогревалась постепенно, воительница освободилась от плаща и потрясала свободно лежавшими волосами, поначалу просто рукой раззадоривая девушку, хватая её за ворот хитона, та поддавалась игре, одним движением скинув мешавшую скифскую войлочную шапку. Зена мгновенно напала, в глазах её любимая видела огонь зверя, что порождал страх, но и возбуждение, она сбила девушку с ног, не дав ей возможности воспользоваться своим оружием, и провела в воздухе над ней своим клинком. После нескольких подобных атак, кровь забилась в висках у Габриэль, она забыла обо всём, как и хотела воительница, просто отдалась своему чувству, желая лишь преследовать и вновь нападать.

- Да, ты почувствовала! Забудь всё, забудь имя своё, помни только жажду, как у Гомера, ты знаешь, будто ты не человек уже, но лев, обуянный лишь кровью, - весело принимала её натиск Зена, уклоняясь и дразня огнём в глазах.

- Я тебя достану! - подзадоривала себя девушка.

- Кого ты представляешь своим врагом? Кого хочешь убить? - замерла, пригнувшись, воительница, в глазах Габриэль её облик всё больше замещался видом могучего зверя, и невозможно было уже понять, кто перед тобой.

- Каллисто, наверное. Хочу, даже зная, что она выше моих сил, - девушка метнулась вновь, пытаясь пробраться снизу. Зена поймала её руку, но та продолжила, утягивая противницу вниз, и схватка продолжилась уже на земле.

- Нет, нет. Не сковывай себе руку, захвати лучше за одежду и бей прежде, чем враг успеет использовать свой кинжал, старайся коленом придавить запястье, - учила и тут воительница, прекратив на время сопротивление. - Держи так, чтобы удобнее было бить в печень и живот, если надет панцирь - бей в пах.

Через короткое время они уже отдыхали, и Зена надевала на голову разгорячённой девушки её шапку, напоминая, что зима коварна, та же лежала, чувствуя, как плавится снег в пальцах, на лице её алел свежий порез, и на плече кровь сочилась под хитон. Аресова дочь прилегла рядом, положив голову на руку, и собрала ладонью кровь со щеки любимой, она сказала, уже успокоив дыхание:

- Твоя кровь - это плата мне, даже не желая этого, я проливаю кровь твою, и в этом, похоже, наша судьба, но она печальна. В этом есть что-то, сложно передать. Ты теряешь невинность, взяв кинжал, уже не будешь прежней. Я словно вижу тебя новой.

- Ты будешь любить меня такой? Ты полюбила меня совсем ещё юной, мне кажется, именно чистота моя тебя привлекла, но я изменилась.

- Я знаю, кто ты. Знаешь, я любила разных людей в жизни своей, словно разматывая свиток памяти, я могу назвать их имена, и образы предстают из мира мёртвых. Любила прекрасного Агафокла, атлета, побеждавшего на многих состязаниях, он был моим первым мужчиной, когда мне было пятнадцать, следовал за мной на пиратское судно и пал при нападении на Кипр. Любила, хотя и недолго, римлянина, бывшего моим пленником, человека рокового для меня, ибо никогда прежде не встречала я столь сильной воли у смертного, я позже расскажу о нём, ибо это важно. Любила выросшего среди фракийцев тёмного красавца из Лисимахии, его настоящее имя было Темен, но все знали его под прозвищем Барайас, с ним я прошла половину мира и вернулась назад, потом же убила его собственной рукой, и это зло тяготит меня. Вот, я разматываю свиток свой до конца, и там - ты. Я знаю, что ты последняя моя любовь, и больше уже не будет. Не спрашивай, откуда я знаю, просто слушай. Всё, что было прежде, было лишь бледной тенью тебя, и вся моя прежняя любовь была лишь пеплом перед этой любовью, что ты порождаешь. Мне кажется, что я умру с твоим именем на устах...

- Не пророчествуй, ибо тебе не дано знать, - прошептала Габриэль, почувствовав от слов Зены, как острая игла колет в сердце, ибо знала, что любимая её говорит лишь как есть. - Помни, что смерть не так сурова, коль бог ведёт сквозь тьму.

- Да, так говорится в пророчестве. Только ведёт ли меня бог? Как узнать?

- Я буду молиться Зевсу и Афине, дабы были благостны к нам, ибо, воистину, мы стараемся следовать традициям, установленным самими богами и их детьми, - уверяла её девушка, сев на снегу. - Так ты не боишься перемен во мне?

- Ты рождена, чтобы потерять невинность свою и стать той, какая ты есть. Я знала, что так будет, и знала, что не утрачу любовь к тебе. Уже в первые наши дни вместе я хорошо понимала, что тебе предстоит, коли отправишься со мной, и никогда не взяла бы тебя, если бы ты была не готова к переменам.

- Что тебе во мне понравилось?

- Ну, у тебя хороший костяк, я сразу заметила, что ты крепкая и способна будешь развить своё тело, стать быстрой и умелой. За девчонкой в тебе я уже разглядела тебя нынешнюю, - улыбнулась Зена. - Впрочем, ты нравилась мне и белокожей девушкой, в коей гладкость преобладала над силой, но ты хороша и новой.

- Пойдём, я уже начинаю замерзать, - потянулась вперёд Габриэль. Воительница подхватила её и велела ещё поработать немного с кинжалом, пока она приготовит их походную пищу к употреблению. Обычно пищу готовила Габриэль, выполняя свою роль младшего члена в их воинском союзе, но, когда дело касалось дичи и костра, за дело могла взяться и Зена, ей это доставляло и удовольствие, как она говорила, проявлялось наследие её матери, хозяйки таверны. Пища и вино хорошо разогрели их, поэтому, оставив это своё постоянное место отдыха в порядке, они решили ещё поохотиться.

Преследуя отбившегося от группы оленя, они поднялись на одну из гор, зверь всё уходил, и девушка уже начала поговаривать, что они пытаются повторить деяние Геракла, гнавшего лань не один месяц, но Зена не останавливалась, лишь напоминая спутнице, что та обещала не отставать от дочери божества. Только увиденное внизу заставило её, наконец, остановиться, там, на дороге, бегущей сквозь покрытый белыми пятнами лес, ехал всадник с копьём за спиной, что поднял руку, приветствуя их.

- Кто это? - присмотрелась Габриэль. - Если глаза мне не изменяют, это женщина. Ещё одна воительница?

- Дочь одного из либурнских вождей, что правит в соседней крепости, я видела её, когда ездила туда посмотреть карты, - ответила Зена и помахала девушке рукой.

- Почему она с оружием?

- Мы покинули земли Эллады, где удел женщины связан с домом и мирной жизнью, и где я кажусь женщиной удивительной, здесь, на севере, жёны берутся за оружие довольно часто. Ты слышала, конечно, о скифах и сарматах, но и среди иллирийцев, фракийцев, даже македонцев женщины, познающие военное искусство и охотящиеся наравне с мужами, встречаются довольно часто. Давно, во времена Александра Великого, как гласят легенды, его сестра Кинна была умелой воительницей и всадницей, когда властитель мира умер, она возглавляла войско в походе против иллирийцев. Здесь ей противостояла не менее грозная противница, иллирийская царица, что лично выступила на коне в бой, по легенде, Кинна пронзила иллирийку копьём и сбросила с коня, увенчав себя славой победы.

- Так жёны иллирийцев и сейчас следуют такому образу жизни?

- Только из знати. Во время, когда я владела крепостью во Фракии и совершала походы, среди моих воинов были три таких, беглые дочки вождей, впрочем, вершин искусства нашего они не достигли. Эта, кстати, тоже просилась к нам.

- И что ты ей ответила?

- Я отказала ей, ибо это будет уж слишком - иметь столько воинственных женщин в отряде, не известно ещё, как к этому отнесутся кельты, а их помощь нам понадобится.

- Ты видела когда-нибудь этих кельтоскифов, что живут за Истром? Говорят, что они вовсе дики, сражаются обнажёнными, а их женщины совершают кровавые расправы над пленниками, - Габриэль была рада поговорить, чтобы покончить с сомнительной погоней за оленем, она любила эти истории из прошлого, что возникали из подобных вопросов, поэтому искала любой удобный момент, дабы разговорить Зену.

- Я мало их знаю, ибо из своих дебрей лесных они почти не выходят, не видела я их ни в армии Митридата, ни среди бродящих по Фракии и Македонии пришельцев, однако однажды мне довелось с ними столкнуться, - воительница присела на камень, показывая, что с преследованием покончено. - Это было в земле гетов, когда я искала помощи против римлян у любого из племён, тогда мне пришлось проехать немало пустошей и мрачных лесов. Где-то на западной окраине обитания народа гетов, уже будучи их союзницей, я помогала отражать набег дикого народа, местные говорили, что они зовут себя свевами, похоже, это были именно те кельтоскифы, что обитают в землях, куда мы держим путь. Что о них сказать? Были они большинством светловолосы, повыше гетов ростом, хотя великанов, о коих много рассказывают, было среди них лишь два-три человека, около шести футов или чуть больше. В летнюю пору, когда было дело, многие из них, действительно, сражались с обнажённым торсом, облачённые лишь в штаны и пояса, тела покрыты татуировкой, как это принято и у гетов, часть была на конях, другие же - пешими, но все двигались очень быстро. Они варвары по сути своей, знают лес и перекликаются звериным языком, в строю же не бьются, сражаются с яростью, не страшатся боли, но умирают также хорошо, как и прочие смертные.

- Что ж, нас ждёт много трудов, - поёжилась, уже чувствуя холод, девушка. - А по поводу воинственных женщин думаю, что в этой суровой земле природа женская становится жёстче, и я тут меняюсь, ты сама видишь...

Зима двигалась неторопливо, время терялось здесь, и лишь приветственный крик, волной льющийся по рядам воинов каждое утро, да неизменный распорядок занятий вносили какую-то упорядоченность в первозданное течение мира. Обычно они завершали переход по окрестностям к вечеру, когда тело уже едва двигалось в покрытом инеем металле, воины цепью втягивались в крепость и Зена, с улыбкой, смотрела, как они кутаются в плащи, сама оставаясь, кажется, неприступной для холодов. Члены отряда со временем приспособились к условиям и стали мало похожи на эллинов в своём военном снаряжении - многие сменили обычные подшлемники на фракийские шапки, вместо сандалий теперь носили только сапоги, лицо обматывали тканью, оставляя открытыми лишь глаза, некоторые стали использовать и штаны. Воительница отвергала все жалобы и просьбы не загружать тренировками в зимнее время, однако внимательно следила, дабы никто не заболел, и люди не чувствовали истощения от такого режима.

Лучшим после таких переходов было повалиться без движения близ костра во внутреннем дворе большого здания, что отряд использовал как основной лагерь, и ждать, когда пища будет готова. Близость множества людей согревала, как и передаваемые меха с вином, воины долго не расходились по своим жилищам, предпочитая трапезу на открытом воздухе, начальники же собирались, обычно, в это время вместе, чтобы поговорить о делах насущных или просто побеседовать за чашей. В один из таких вечеров, когда небо было чистым, являя острый свет звёзд, а мороз на время отступил, Зена с любимой, Александром, Персеем и Ономакритом с сыном собрались вокруг одного костра, не имея особой темы для разговора, только стремление побыть рядом, прикоснуться к чему-то человеческому среди этой грозной природы. Поначалу Габриэль читала на память стихи Гомера, Александр поддержал её, приняв эстафету, однако киликиец отказался участвовать в поэтическом конкурсе, и разговор зашёл о воинственности римлян.

- Есть какие-то жернова во вселенной, что перетирают народы, какой-то круговорот, что одних возвеличивает, других же низвергает во прах, - говорил Персей, сильно волнуясь, ибо открывал сокровенные свои мысли. - Наше время прошло, лишь в прошлом мы можем видеть своё величие, время же римлян пришло именно сейчас, однако оно не продлится вечно, и когда-нибудь они станут подобием нас.

- Так, у эллинов нет надежды на свободу? - спросила Габриэль. - Нет смысла бороться?

- Мы боремся, ибо не можем иначе, сдаться не позволяет нам честь, но я не вижу образа победы впереди, - ответил юноша. - Нет пути, что пройдя, мы стали бы прежними, народом героев и любимцев богов.

- Нет, всё дело в нас самих, иначе и быть не может, - горячо возразил Александр. - Я не чувствую себя слабее их, я готов выступить с мечом против любого из них и не убоюсь. Мы потеряли способность воспитывать настоящих мужей, да и жён, если сказать по чести, города плодят лишь людей никуда не годных, способных только болтать о мужестве. Вы видели всё и сами. Услужливые мальчики, что готовы за деньги отдаться любому, продажные торговцы, жалкие философы, землевладельцы, плодящие долговых рабов, братья, продающие братьев, и матери, бросающие детей своих - всё это вы видели всюду в Элладе, однако, будь я проклят, если нет возможности это изменить.

- Ты прав, конечно, любой скажет, что видел это, - согласился Ономакрит. - Но как всё это можно изменить?

- Начинать с малого, как и всегда, но действовать решительно, взять один город и сделать граждан его достойными своих предков, потом соседям быстро станет ясно, насколько эти мужи превосходят их самих. Силой или убеждением мы целую область сделаем своей, потом же овладеем и остальной Элладой. Как изменить жизнь в городе? Прежде всего, нужно отнять сыновей у нерадивых матерей и тех, кто не заботится об их правильном развитии, воспитывать всех вместе, как было у наших предков, уделять большое внимание военным упражнениям и добродетели. Им понадобятся хорошие учителя, как ты, Зена, тогда им будет кому подражать. Каждый должен будет служить полису, и отказывающийся должен быть признан не достойным имени гражданина. Воистину, недостатка в чёрном рабочем люде и рабах мы не испытываем, но граждан нет...

- Многие будут против этого, ибо люди привыкли к жизни частной, когда нет нужды отвечать за целое государство, - выразила свои сомнения Габриэль. - Страх перед Римом гнетёт людей, все помнят, что было с желавшими сопротивляться.

- Страх поражает слабых, но нельзя давать ему распространяться, я хочу сильных собрать под единым началом, тех, кто не боится встретить смерть. Такие люди есть в каждом городе, только они разобщены, однако, собравшись, мы будем уже грозной силой, это видно хотя бы из того, как многого мы добились, собрав лишь полторы сотни мужей. Клянусь Аресом, ведь мы именно этим и занимаемся, только сильные пошли за нами, и мы дали им цель, ради которой они готовы шагнуть к смертной черте, - горячо и уверенно отвечал ей Александр.

- Да, знать бы, свершится ли это когда-либо и к чему приведёт, - лишь развела руками девушка, не желая ввязываться в спор.

- Между тем, римляне продолжают походы, и в Кельтике уже стоят лагеря их легионов, возможно, нам придётся близко подойти к ним, - вновь заговорил Персей.

Загрузка...