- Иди ко мне! - Зена подхватила отсечённую голову и швырнула её в Каллисто, та инстинктивно отбила щитом. Вокруг них начало образовываться пустое пространство, ибо никто не решался нападать на демониц, лишь Александр возник рядом и свалил мощным ударом копья одного из врагов, готовый сражаться рядом с воительницей. Однако Зена, уже уловив настроение фессалийки, начала мечом очерчивать круг, призывая воинов отступить для их поединка, схоже поступила и её противница. Воительница бросила свой разбитый щит, попросив новое оружие для боя, ей быстро принесли несколько копий и лучший из щитов, что смогли найти. Каллисто тоже предпочла вооружиться копьями, схватки она не избегала, хотя исполнить предсказания ещё не смогла.
Ветер заметно стих, дождь пошёл с новой силой, но теперь уже не яростным ливнем, а ровными струями заливал он мир, молнии мерцали как далёкие вспышки, и гром был едва слышен, словно барабаны войны гудели. Подчиняясь воле предводительниц и своей памяти о священных ритуалах, кельты и свевы вышли из воды, выстроившись по берегам, их примеру последовали и эллины, теперь только воительницы стояли в воде. Габриэль, Персей и Александр были в первом ряду среди своих, они порывались идти и дальше, но Зена удерживала их жестом руки, веля просто смотреть. Они стояли друг против друга, обе в крови своих врагов, что неспешно сползала под усилиями дождя с их панцирей, вилась по рукам и ногам, вода на отмели едва доходила им до щиколоток. Зена, как научилась за многие прежние битвы, стала дышать ровнее и успокоила биение сердца, чуть ранее она сбросила повреждённые поножи и сняла калиги, панцирь получил немало пробоин, но серебряный дракон всё ещё выглядывал из-под крови. Вместо разбитого щита, ей пришлось взять у кельтов прямоугольный скуттум, римскую добычу, он славился прочностью, но был гораздо тяжелее обычного и мало удобен в бою один на один. Каллисто закинула волосы назад, её шрам словно горел в чёрно-кровавой расцветке, по глазам было видно, что собой она не владела, словно могучий отец наполнял её своей волей. Осенённый языками огня панцирь выглядел почти чёрным от грязи, щит у неё был круглый и удобный для боя, на правой руке - сплетённый из кольчужных колец наруч.
- Словно легенда предстаёт перед нами, - сказал один из кельтов рядом с Габриэль. - Они будут биться у брода.
- Неужели, сегодня всё может кончиться? - прошептала девушка, для которой эта война стала долгой будто целая жизнь. Было темно, тело дрожало от холода, и сердце сжималось, ибо казалось ей, да и всем вокруг, что огромные тени зависли над воительницами, что за ними наблюдают и жгут присутствием демоны, людям не ведомые. Габриэль могла попытаться назвать имя божества, но сама понимала, что это просто слово, и она не знает, что там, в этой пламенеющей тьме, на самом деле, она чувствовала только страх.
- Он со мной, как никогда прежде! - Каллисто закричала изо всех сил и двинулась вперёд.
- Он будет оплакивать тебя! - ответила Зена, раззадориваясь. Они подняли копья, но не стали метать, а сошлись на близкую дистанцию, смотря остриями друг другу в грудь, и, с первой волной брызг, все зрители выдохнули разом, поняв, что сражение началось.
Обе ударили наконечниками в щиты, пока не вкладывая всей силы в удар, лишь определяя дистанцию, копья скользнули по бронзовой поверхности, ибо каждая старалась всё время держать щит в движении. Ограничившись короткой разведкой, Каллисто первой молниеносно распрямилась, ибо её нетерпение было сильнее, она метила в грудь, но Зена не оставалась на месте, и остриё ударилось о край щита, потом лишь задев плечо. Дочь Ареса рванулась навстречу противнице, стараясь попасть ей в шею снизу и чуть сбоку, та подняла щит как можно выше, они столкнулись щит в щит. Не в силах ударить на столь короткой дистанции, они упёрлись, толкая словно тараном, но никто не мог добиться преимущества, тяжесть самой смерти была в их глазах, и каждая была готова принять свою судьбу.
В миг они рванулись в стороны, на отходе стремясь плашмя ударить копьём врага по голове, но обе, подчиняясь инстинкту, пригнулись и дали древкам лишь скользнуть без ущерба. Фессалийка направила жало в правое плечо воительницы, но не попала, Зена же послала остриё прямо в щит, закрывавший грудь противницы, и пробила его. Мгновенно Каллисто отвела его в сторону от себя, ибо Зена пыталась продавить древко дальше, копьё изогнулось, готовое треснуть. Воительнице почти удалось прижать щит фессалийки к самой воде, но в этот момент древко сломалось с оглушительным хрустом, в руках у дочери Ареса осталась лишь задняя часть с металлическим подтоком, не теряя времени, она ударила ещё не закрывшуюся противницу и рассекла ей лоб. Каллисто разорвала дистанцию, подняв волну брызг, и вскинула своё копьё, Зене оставалось лишь закрыться своим большим скуттумом и ждать атаки врага. Решив действовать наверняка, фессалийка со всей силой вогнала остриё в самую середину щита. Будь это пельта, удар прошил бы щит и скрывающегося за ним насквозь, но скуттум сдержал большую часть ярости демоницы, поэтому жало, пройдя его и доспех, вонзилось в тело лишь на дюйм, обжигая бедро воительницы острой болью. Зена обеими руками рванула щит вниз, Каллисто пыталась выдернуть копьё, но оно застряло, и аресовой дочери удалось сломать резким движением древко близ наконечника.
- Всё свершается, - шептала Габриэль, глядя на это. - Твой щит как чёрное солнце, а её как губительный Сириус... как у Гомера...
Ей было тяжело смотреть, пальцы сжимались, хотелось что-то сделать, остальные были полностью захвачены зрелищем, и забыли о себе, а посреди реки уже бледнели в мерцании молний мечи. Зена спокойно стояла, опустив меч остриём вниз, в водном мареве за её спиной угадывались словно очертания огромной фигуры, что в миг вспышки становилась отчётливо чёрной, но и за спиной Каллисто двигалась ночь темнее самого Тартара, и молнии там пробивались как огненные стрелы. Фессалийка подпрыгнула несколько раз, кровь божества давала ей нечеловеческую силу, и, несмотря на вес снаряжения, она полностью выходила из воды, вздымая волосы как змей. Дождь ослабел, но тьма сохранялась, в тусклом свете Зена двинулась вперёд, подняв свой тяжёлый скуттум до уровня глаз, её противница двигала вверх-вниз своим круглым щитом, в коем виднелась заметная пробоина.
Каллисто чувствовала себя подвижнее, поэтому чаще атаковала маятниковыми движениями сверху и сбоку, особо не рассчитывая проколоть прямым ударом противницу за её большим щитом. Зена предпочитала выжидать, не обращая внимания на тревожащие, но не слишком опасные удары, её острое жало искало возможности молнией поразить живот или бок. Наскакивая, фессалийка всё сильнее закручивала вправо, стараясь атаковать с фланга, воительница поворачивалась за ней, не спеша брать инициативу. Ударив своим щитом в скуттум, Каллисто особенно яростно рванулась вправо и нанесла град ударов, махайра её вспыхивала почти неуловимо для глаза, пару раз клинок не дошёл до тела, но, после третьего взмаха, глубоко разрубил бок, дочь Ареса ответила колющим ударом вдогонку, но остриё застряло в панцире. Чувствуя, что ребро сломано, Зена оттолкнула щитом противницу и сама атаковала, не давая ей развить успех. Своим скуттумом, безболезненно принявшим на край клинок фессалийки, она ловко поддела круглый щит противницы и нанесла прямой удар, чуть подворачивая кисть. Каллисто повернулась боком, пропустив остриё вскользь по бедру, рана была болезненной, но она не чувствовала боли, Зена наступала, её меч замер над головой, и, выбрав момент, она рубанула сверху, попав по наплечнику. Заметная тяжесть заставила фессалийку пошатнуться, прядь её волос, лежавшая на металле, отсечённой скользнула по телу вниз.
Гул шёл по рядам, воины начали активно поддерживать своих предводительниц, и каждый успех или опасность сопровождались рёвом. Фессалийка лишь на мгновение отступила перед натиском, чтобы самой вложить всю силу в удар, не используя меч, она протаранила противницу щитом, свалив её на спину и взметнув серебро брызг. Зена быстро перевернулась и вскочила, но щит пришлось бросить, ибо он сильно сковывал действия, левой рукой она выхватила с пояса кинжал.
- Руби её шакрой! - кричал Персей, рядом Габриэль вновь порывалась вперёд, но Александр её удержал. Подгоняемая свевами, Каллисто вновь пошла в атаку, дочь Ареса встречала её, сильно пригнувшись и выставив вперёд левую руку. Фессалийка надёжно укрылась за щитом и нанесла удар сверху, воительница рванулась вправо, ударила своим мечом, и, когда Каллисто вновь занесла клинок, левой рукой вонзила кинжал ей в бок. Клинок вошёл не прямо, но, пробив панцирь, прошёл вдоль рёбер, прикрывших лёгкое, вырвать его обратно не удалось, ибо фессалийка развернула корпус, и рукоять выскользнула из пальцев. Лишь разъярённая болью, Каллисто толкнула противницу щитом в плечо и сразу же ударила колющим движением в живот. Зена мгновенно отскочила, левой рукой нащупывая шакру на поясе, она сделала несколько шагов, но кровь выходила всё активнее, и, даже зажимая пальцами, остановить её не удавалось.
- Сегодня! - крик Каллисто хлестнул всех словно плетью, она подскочила к дочери Ареса и ударила её щитом в грудь. Воительница отлетела в воду, потратив последние силы, ушла от нависшего меча, перекатившись в сторону, и наугад махнула своим клинком, задев фессалийку по бедру и заставив её лишь отскочить. Со стороны эллинов Габриэль первой кинулась к павшей, звеня мечом в руке о тяжёлую кольчугу, за ней устремились и многие другие, словно услышав общий приказ.
- Стойте! Не надо вмешиваться, - ещё успела сказать Зена, увидев их, но сознание покидало её, и рука с мечом, направленным на врага, медленно опускалась к воде. Габриэль перескочила её и встала на пути Каллисто, что уже сделала шаг вперёд, позади девушки бегущие вздымали брызги, кто-то спотыкался о тела павших.
- И тебя отец посылает мне в руки! - фессалийка вспомнила о погибшем Диомеде, в глазах её уже горело торжество, и она устремилась исторгнуть из девчонки душу в память о своём критянине. Габриэль была без щита, поэтому готовилась встретить врага лишь ударом своего меча, о победе она не думала, лишь звериное желание защитить любимую ей владело. В последний момент подскочили другие эллины и кельты, Персей со щитом закрыл девушку, несколько человек схватили Зену и начали подсовывать под неё щит, чтобы удобнее нести, с другой стороны свевы тоже бросились в реку. Фессалийка почти отшвырнула юношу в сторону, не замечая его удара по панцирю, охваченная ужасом, девушка стояла перед ней, глядя, как качается махайра в пальцах. Персей не уступил и вновь атаковал, клинок его проскользнул над щитом и уколол Каллисто в грудь, она развернулась мгновенно, рубанув его от левого плеча вниз, панцирь расселся под сталью. Габриэль напала с другой стороны, но демоница встретила её ударом кромки щита, что наискось прошла по лицу, девушка отлетела в воду, чувствуя вкус крови во рту, в глазах её потемнело. Раненый Персей практически повис на фессалийке сзади, она перебросила его через себя и глубоко засадила меч в открывшийся бок, он не издал ни единого крика.
- Держись! - кричала Габриэль, пытаясь ползти в его сторону, тяжёлая кольчуга тянула её к земле. В этот момент девушку подхватил сзади Ономакрит и увлёк, против её желания, прочь от битвы, последним, кого она заметила, был Александр, организовывавший центр обороны. Каллисто потеряла Габриэль из виду и забыла о ней, ибо предчувствие победы сводило её с ума, казалось, что нет оружия, способного её остановить, что под защитой отца она неуязвима для смертных. Вокруг тела Персея завязалась короткая схватка, сама фессалийка уже двинулась на правый фланг, но несколько свевов жаждали получить богатый трофей, один из них уже схватился за панцирь, когда подоспел Александр. У юноши было мало времени, ибо поражение Зены лишило кельтов уверенности, свевы же двигались единой лавиной, он вонзил копьё в спину нагнувшемуся варвару и мечом разгонял остальных, крича эллинам, чтобы тащили тело к себе. Храбрые аркадяне уносили поверженного со всей возможной быстротой, но всё же Александру пришлось принять ещё немало ударов на щит, он получил несколько лёгких ранений, отступая, однако устоял на ногах.
На берегу войско начало отступление самостоятельно, эллины старались не рвать строя и шли медленно, глядя на врага стеной щитов, кельты на правом фланге следовали их примеру, но слева началось бегство, ибо там присутствовала сама фессалийка. Туда побежал Ономакрит, и Александр поддержал его, крикнув пару слов, сам он оставался в центре, глядя, как свевы преследуют, но не входят в ближний бой. Дождь кончился, но сумрак не развеялся, и казалось, что уже подступает вечер, ветер ослаб, было холодно, однако этого почти никто не чувствовал, ибо кровь кипела от происходящего. Киликиец выбивался из себя, останавливая людей, хватал их за щиты, но это мало помогало, наконец, он бросился на противников, что были уже в десятке шагов. Он проколол живот первому свеву, ловко уйдя вниз от рубящего удара, но тут же сбоку фрамея вонзилась ему в бедро, и варвары сплотились вокруг. Ономакрит развернулся, вырвав копьё из раны, толкнул одного из противников, однако сзади длинный меч свободно просвистел над ним, и он скорее понял, чем почувствовал, что разрублен.
Александр увидел, как на дальнем краю строя подняли голову киликийца вверх, Ферамен тоже увидел, но плакать не стал, только ещё отчаяннее кинулся в драку, никаких сил удерживать его уже не было, и юноша предоставил судьбе решать, сам следя лишь за общим ходом отступления. Каллисто впала в полное неистовство, двигаясь вдоль строя свевов, она не пыталась организовать новое наступление, но сорвала с себя панцирь, оставшись лишь в белом хитоне, частью потемневшем от грязи и крови, на боку зияла свежим цветом её рана от кинжала. Вся наполненная чувством абсолютной неуязвимости, она бросила щит и кричала, неистовствуя перед врагом:
- Я дочь своего отца! Эта сталь меня не удержит! Кто хочет убить меня?! Кто осмелится поднять на меня оружие!
Каллисто наступала на ряды, и все избегали её, словно за спиной фессалийки стоял могучий бог, никто не пытался напасть, и эллины пятились всё дальше, помня, что позади есть спасительные холмы. Александр старался направлять войско, выбрав ближний холм в качестве позиции, казалось, будто он один ещё сохраняет разум, ибо кельтские вожди отчаялись и забыли о битве, простые воины же были охвачены ужасом, глядя на демоницу и обнажённых свевов за ней. Так продолжалось, пока отступающие не утвердились на вершине, самых важных раненых унесли под защиту воинов, но многих пришлось бросить, часть кельтов откололась от войска и бежала, походный лагерь попал в руки врага. Однако свевы уже не атаковали, ибо усталость, что проявилась только теперь, валила с ног, сгущались сумерки, да и противник перед ними вовсе не был рассеян, готовый к ожесточённому сопротивлению. Каллисто могла бы послать их в бой, но она думала совсем о другом, предсказания и нити судьбы её занимали, в конце концов, для неё важно было лишь противостояние с Зеной, и дальнейшая война свевов её уже мало интересовала.
Некоторое время постояв близ холма, варвары отошли, расположившись в захваченном лагере, тогда и обороняющиеся смогли, наконец, повалиться на землю, едва дыша от усталости. Под наспех сооружённым навесом Габриэль склонилась над Зеной, ей помогали двое эллинов, они стянули с воительницы панцирь, сильно повреждённый в бою, омыли раны обильным количеством воды, тогда уже за дело взялся врач, Клеомен из Сикиона. Он убедился, что раны на голове и боку чистые, смазал их пока мазью, что нёс ещё из Эллады, наиболее пристально же занялся животом. Значительное время он убеждался, что повреждения внутренних органов не критические, Габриэль не дали ему помогать, ибо вернувшийся Александр почти силой заставил её лечь и позволить осмотреть собственные ранения. Врач, наконец, зашил раны, после чего они туго перевязали Зену чистым полотном, и девушка смогла остаться с ней наедине, воительница ровно дышала, но полностью в сознание не приходила, блуждая где-то во тьме, то ближе, то дальше от пробуждения.
Вечер окутал мир, войско кельтов и эллинов почти никто не охранял, люди лежали без всякого порядка, лишь Александр не оставлял дела, ему удалось поставить в часовые нескольких эллинов, он пытался организовать помощь всем раненым, но понимающих во врачевании людей оказалось слишком мало. Ферамен вернулся к своим, он смог вынести тело отца, но ни с кем не разговаривал, был сильно подавлен и лежал, не пытаясь найти врача для своих ран. Сеговак вернулся из битвы живым, хотя и получил ранение в голову, он всё время держал короткий меч в руке, желая остаться наедине с собой, однако Александр пристыдил его, сказав, что будет ещё возможность погибнуть в бою, и Зена жива, но нет никакого смысла пронзать себя на радость врагам.
Ранней ночью юноша позвал Габриэль с собой, желая показать ей что-то, она вышла, мгновенно окунувшись в густую темень, и осторожно ступала, боясь наступить на лежащих. По склону горы справа двигалась цепочка факелов, они выглядели как точки, красные звёздочки, едва ползущие во тьме.
- Я думаю, они идут к святилищу, ибо путь теперь свободен, - сказал Александр.
- Ты прав, это Каллисто. Она стремится к своей вожделенной цели, - согласилась девушка, по её щекам струились слёзы, казалось, она успокоилась за это время.
- Не плачь. Зена жива, нужно верить в могущество богов.
- Я плачу не о Зене, ибо она борется и нуждается лишь в поддержке, я плачу о Персее и других павших друзьях.
- Сеговак хочет последовать за ними, но я пытаюсь его отговорить. Ума не приложу, что делать теперь, ибо люди пали духом.
- Ты должен придумать, ведь, пока Зена не оправится, ты будешь возглавлять отряд, - девушка сказала это с уверенностью, ибо хорошо понимала, что иного варианта нет.
- Я знаю. Постараюсь что-нибудь сделать...
Ближе к утру Габриэль полудремала рядом с воительницей, обняв её за пояс, стояла тишина, и казалось, что все опасности остались за чертой ночи. Зена пришла в себя мгновенно, открыв глаза и выйдя из путешествия сна, какое-то время она не двигалась, восстанавливая в памяти события и предполагая, что происходит сейчас. Девушка проснулась, когда она резко села, сдвинув её руку, в первые мгновения это вызвало замешательство, ибо ранее врач сказал, что при таких ранениях судьба будет решаться на весах несколько дней.
- Что ты? - только и могла сказать Габриэль, обнимая её за плечи.
- Пойдём, у нас мало времени, - Зена поднялась на ноги. - Каллисто, я полагаю, уже отправилась к святилищу? Ждать она не способна.
- Тебе надо лежать, ещё несколько часов назад ты была на пороге смерти...
- Не говори об этом, кровь гонит меня, и я исполню то, что суждено. Битва ещё не окончена, они тешат себя ложной надеждой на победу, но теперь наш черёд. Пойдём, у нас много дел, рассказывай мне по пути, каково положение наше и противника.
Воины спали, и почти никто поначалу не заметил появления воительницы, близ навеса они нашли Александра, что был поражён этой встречей, к тому времени Габриэль уже успела рассказать, что войско свевов заняло лагерь и там отдыхает, фессалийка же покинула их, уйдя на священную гору.
- Что ж, всё так и должно быть. Не сложно предсказать их действия, - кивнула Зена. - Будем поднимать воинов, самое время идти на врага.
Александр сразу с ней согласился, ибо и сам думал схоже, не желая мириться с поражением, Габриэль в обычной ситуации никогда бы не поверила, что столь измотанные люди смогут вновь подняться, но в присутствии воительницы могло произойти всё, что угодно. Зена сама пошла по лагерю, говоря громким голосом и сурово пиная лежавших, она не жалела их, напротив, стремилась показать, что их долг ещё не исполнен, и у неё есть священное право распоряжаться их жизнями.
- Помни о клятве! Твоя жизнь принадлежит мне, и я требую уплаты! - кричала она эллинам, потом же обращалась к кельтам. - Мир мёртвых зовёт! Сегодня боги решают судьбу, мой отец нас не оставит!
Вид восставшей из лона смерти действовал на людей как удар молнией, Габриэль шла рядом, она видела, что только такой жёсткостью можно вернуть воинов в строй, и они действительно вставали, не слишком суеверные эллины были охвачены таким же мистическим огнём, что и гельветы. Сеговак подбежал к воительнице, коснувшись её, словно удостоверяясь, что она не из дыма, он спросил:
- Бог с молотом выпустил тебя из тьмы?
- Мойры определили мой удел, и прежде срока даже смерть меня не укротит, - улыбнулась Зена. - А ты, неужели хотел оборвать нить свою раньше срока? У вас к этому слишком легкомысленно относятся. Нет, тебе ещё предстоит сражаться рядом со мной.
Очень скоро почти две тысячи человек собрались на окраине холма, вооружение их было самым пёстрым - кто-то остался в панцире и со щитом, иной же лишь в коротком хитоне, среди них было немало раненых. Никакого огня не разжигали, и в темноте Зена произнесла несколько коротких слов:
- Демоны ночи отдают их в нашу власть! Утолите свою месть! Никого не щадить!
Внизу их старый лагерь, занятый врагом, обозначался немногими точками костров, уже отсюда наступавшие чувствовали, что там их никто не ждёт, все шли молча, спускаясь несколькими колоннами. Последние полстадия прокрались согнувшись, Зена первой начала работать копьём, вырывая его каждый раз из тела, пока древко не сломалось, её примеру последовали и остальные, яростно поражая лежавших. На этот раз и Габриэль пришлось разить много раз, она словно оглохла, никаких чувств не было, тело упорно исполняло заученные действия, и короткий меч в её руке колол в спины и бока. Девушка кричала что-то, не слыша себя, падала на колени, но вновь поднималась, впереди неё Зена маячила губительной тенью, свевы бежали, видя её, и, почти без сопротивления, лагерь переходил в руки нападавших. Во тьме пощады не было никому, река стала преградой для отступавших, и многие легли на берегу, лишь пять - семь сотен варваров смогли уйти, рассеявшись по долине.
Габриэль пришла в себя уже у воды, вокруг древние силы входили во власть - кельты брали свои трофеи, в полутьме были видны лишь склонившиеся тени, но хрипы и звуки отделения голов от тел заставляли чувствовать мороз по спине. Девушка поспешила покинуть место битвы, она села, тяжело дыша, на пригорке в стороне от лагеря, там её и нашли, увидев белое пятно чистого хитона, воительница с Александром.
- Вот и конец, - сказал юноша, приходя в себя. - Я начинаю верить в богов, даже готов признать, что ты - дочь Ареса.
- Ты видел его сегодня? - спросила Зена, с улыбкой. - И ты, дорийка, видела? Я вспомнила о твоей дорийской крови, видя, как ты билась.
- Один этот день отнял у меня словно половину жизни, - девушка вытирала руки о края своего хитона, и ткань мгновенно чернела. Воительница встала перед ней, тут только стало видно, что раны от напряжения вновь принялись кровоточить, и на повязках темнели выступившие пятна. Это сильно взволновало Габриэль, она сказала:
- Отец вдохнул в тебя силы, но лишь на короткое время. Теперь тебе нужно вновь лечь, и я буду ухаживать за тобой.
- Не бойся, сейчас мы пойдём. Я хочу сказать несколько слов Александру, - в этот момент юноша обернулся к ней, - ибо он заслужил. Итак, я взяла тебя под своё начало и могу оценить, чего ты достиг. Уже много за тобой славных деяний, многое мы прошли, но именно сегодня я говорю тебе, что столь ожидаемое тобой свершилось. Ты стал воином и хорошим командиром, я, Зена Коринфская, Царица воинов, признаю это. Радуйся, достойный муж Эллады.
От этих слов Александр заметно смутился, но и возликовал душой, на мгновение он склонился перед воительницей на одно колено и взял её за руку, потом быстро встал. Габриэль согласилась с любимой:
- Я тоже могу свидетельствовать, что ты стал знатным воином.
Зена смотрела на мрачную гору справа, в той стороне находилось святилище, никаких огней там не было, только расползалась узкая розовая полоса по краю неба. Её спутники поняли, о чём она думает, и ещё какое-то время молча стояли, память о фессалийке, в демоничной природе которой они более не сомневались, оставляла тяжесть в душе. Потом девушка осторожно спросила:
- Что будет теперь с Каллисто?
- Она слышала звуки разгрома, ибо в ночной тиши крики далеко разносятся, поэтому знает, что ей не над кем более командовать. Она уже принесла жертву в заветном круге, и теперь уверена, что судьба на её стороне. Сейчас солнце взойдёт и озарит эту кровь, будто пророчество свершается. Нет, она не будет рисковать, бросаясь на наше войско, но уйдёт, дабы дождаться своего шанса. Думаю, нам не успеть туда, и кони скоро уже понесут её и тех, кто с ней, прочь отсюда, к Рену...
- Я пошлю всадников из кельтов утром к реке, - сказал Александр, - но тебе самой нельзя её преследовать сейчас. Габриэль права, раны вновь открылись, и нужно скорее вернуться к лечению и покою.
- Да, всё кончится здесь, я уверена, - Зена опустила голову. - Ещё немного терпения, и мы, наконец, узнаем, что же сплели мойры.
Глава 10. Круг замкнулся.
- Я знала его ещё мальчишкой из Аргоса, когда он выступил в первый свой военный поход. Прошло совсем немного времени с того дня, каких-то пару лет, но столь многое нам пришлось пережить, что он успел стать не только умелым воином, но и верным другом для многих из нас. Вы знаете, что я тоже родом из тех мест, и всегда, видя его, я вспоминала о доме. Для каждого из вас это дорогое воспоминание, поэтому давайте же сегодня, когда мы прощаемся с ним, будем думать об Элладе, о рощах нашего милого Пелопоннеса, о горах, с которых видно море. Есть старая притча у нас о том, кого из людей считать счастливо прожившим жизнь, и говорится, что павший за родной город муж, оставивший по себе доброе имя и сыновей, может считаться любимцем богов и обладателем лучшей участи для смертных. Персей не смог воплотить этого полностью, он не оставил наследников, не успел построить своего дома, однако он стремился к идеалу доблестной жизни, до самого последнего дня поступал, как подобает лучшему из мужей, и в наши времена, когда доблесть для большинства стала пустым звуком, он был героем, и мало кто с ним сравнится. Будем помнить его! - закончив говорить, Габриэль подняла руку с пылающей ветвью и шагнула к костру.
Ритуал совершался перед закатом, эллины собрались вокруг сооружённых костров, и девушка своей рукой разожгла хворост под обёрнутым в белое полотно телом Персея. В огонь бросили трофейное оружие, рассечённую конскую тушу и несколько кельтских горшков. Остальные костры поджигала Зена, она остановилась лишь перед телом Ономакрита, сказав коротко:
- Вся жизнь его была путешествием. Воды морские и кровь - удел киликийских мужей, и он прославился мужеством среди своего народа и среди эллинов. Он прожил жизнь, как сам того хотел. Я высоко ценю храбрость и буду помнить его как человека без страха.
В сумерках весь берег озарился кострами, близ эллинов своих павших сжигали и кельты, они тоже бросали трофеи в огонь. Пламя не утихало до самого утра, везти с собой двадцать урн с прахом у отряда уже не было возможности, поэтому захоронение решили сделать в земле кельтов, гельветы предложили участок рядом с одним из своих святилищ. На третий день, когда раненым стало легче, войско засобиралось в путь, дабы вновь встать лагерем в Акконе и ждать развития событий. Перед выступлением Зена совещалась со своими командирами и вождями гельветов, они уже не один раз говорили о будущем, но теперь она хотела объясниться со всеми, чтобы они сообщили о планах и своим воинам.
- Быстро она уходила, эта светловолосая демоница, - рассказывал уже не в первый раз Сеговак. - Коня утопила в реке, но сама переплыла, держа узел с оружием в зубах. Наши всадники почти настигли их, однако боги ночи были не расположены к нам.
- Где же теперь её искать? - спросил Ферамен. - Эти леса за рекой тянутся на много дней пути, даже огромное войско сгинет там без следа.
- Каллисто сама придёт к нам, - ответила Зена. - Я собрала вас всех прежде всего для того, чтобы вы каждому эллину передали, что цель нашего похода не упущена, и скоро фессалийка вновь здесь появится.
- Теперь ты будешь ей нужна как никогда, - кивнула Габриэль, - ведь она, как думает, исполнила пророчество. Вопрос в том, права ли она?
- Это сейчас не важно, главное в том, что она придёт. Однако одна она не решится вернуться, поэтому ей понадобится новое войско свевов, и у нас будет время подготовиться к их появлению. Верно, Сеговак?
- Победа привлечёт к нам много людей, - согласился гельвет, - однако и враг наш может оказаться очень могуч. Сейчас никто не может точно сказать, но люди приносят вести, что могучий вождь свевов хочет вторгнуться в наши земли, с ним будут тысячи воинов.
- Когда увидим их во плоти, тогда и будем говорить об этом. Меня не страшит это, как и ничто другое, ибо я уверена в своей судьбе...
Лето в чужой земле было для эллинов необычным, однако многим оно показалось волшебным, так радостно вновь было увидеть могучее солнце и зелёную густоту, чувствовать тепло и запахи цветов после столь тяжёлой зимы, опустошающего пути по северным землям. Здесь не было изнуряющей засухи начала лета в Элладе, реки и ручьи оставались полноводными, и всё покрывала зелёная чаща. В Акконе стоять лагерем было очень приятно, делать особо ничего не хотелось, после напряжения битвы, что отняла все силы, осталось лишь желание лежать на солнце, пить италийское вино и вспоминать, сколько всего уже было преодолено. Раненые, что пережили несколько критических дней, чувствовали себя уже лучше, и лежали или сидели перед домами и палатками, здоровых командиры заставили хотя бы пару часов в день посвятить упражнениям, и они помогали кельтам достраивать новую оборонительную стену города.
Зена быстро поправлялась, бродя по окрестностям и вновь садясь на коня, у Габриэль появился новый шрам на подбородке, но она шутила, что этот делает её даже красивее, чего не скажешь об остальных. После битвы весь народ гельветов готов был взяться за оружие, приходили посланники и от соседних племён, стало ясно, что, каков бы ни был по численности враг, он встретит достойный отпор. Однако дни текли, а о враге не было никаких известий, и напряжение от ожидания понемногу спало.
В один из дней воительница, обнаружив Габриэль с Александром под деревом близ городских стен, сказала им весело:
- Ну, чего разлеглись? Читаете книги опять? Сегодня важный день, и нельзя нам его просто так пропускать.
- Что за день? - удивилась девушка, положив свиток о путешествии себе на колени, она завершила эту историю на папирусе несколько дней назад и теперь любовалась творением.
- По афинскому календарю, что мы все взялись использовать в походе, сегодня кончился год и начался новый. Четвёртый год 181 олимпиады, так теперь пиши в своих книгах, когда обозначаешь время происходящих событий.
- Я и забыла, что ты записываешь дни и месяцы, - улыбнулась Габриэль. - Хорошо. Выходит, что мы ещё год провели с тобой вместе, и почти полтора года идёт наша война с Каллисто. Столько времени мы в путешествии.
- В этот год наша война с Каллисто закончится, это я могу тебе точно сказать.
- Да, удивительные дела в мире творятся, - вступил Александр, - для большинства жителей наших родных городов страшно даже и подумать, что где-то идут такие войны, и могучие герои, как в древние времена, гибнут без тени страха. Там всё не так, и верно ты сказала, Габриэль, над телом Персея, что мужество нынче не многим из эллинов доступно.
- Чтобы воспитывать мужей, нужны достойные примеры, - отозвалась девушка. - К сожалению, в наших городах можно увидеть лишь порок, да погоню за личной выгодой.
- Крепко мы бились не столь давно, в Афинах и Пирее люди гибли, не отступая, но эти вспышки быстро проходят, - покачала головой Зена. - Есть какая-то червоточина в нашем народе... Однако сейчас мы слишком далеко, чтобы об этом думать. У нас много своих забот.
Через несколько дней они сидели в большой кампании после вечерней трапезы, обычно, как уже повелось, Зена рассказывала такими вечерами что-то своему ближнему кругу, однако теперь людей было намного больше. Тем не менее, Габриэль начала вытягивать подругу на разговор, предложив необычную игру. Она сказала:
- Здесь много народу, что знает о тебе лишь в общих чертах. Какие-то слухи, какие-то легенды... Почему бы тебе не ответить на наши вопросы?
- Интересно, - подняла брови воительница. - О чём ты говоришь?
- Так много мифов бродит вокруг тебя. Я сама знаю правду лишь о некоторых из них, другие воины же знают и того меньше. Думаю, многие поддержат меня, если я предложу, чтобы ты порассказала людям о том, что они сами хотят узнать. Уверена, многие хотели бы услышать о каких-нибудь историях, что связаны с тобой.
- Что же вы хотите знать? - сказала Зена. - Я готова принять условия игры, что предложила Габриэль. Пусть кто-нибудь из воинов предложит какую-нибудь из легенд, что связана со мной, а я постараюсь припомнить, как всё было на самом деле.
- Почему тебя зовут Коринфской? - почти сразу спросил этолиец Диоген.
- Это история не из простых, однако ночь длинна, и костёр горит ярко, поэтому я могу рассказать её. Никто не против?
- Будем рады услышать, - кивнул Александр.
- Эта история начинается на берегах Эвксинского понта. Я возвращалась домой с Митридатовой войны по дороге вдоль моря, останавливалась в эллинских городах - Ольвии, Тире, чувствовала себя вновь среди родных людей. Со мной было тогда лишь сорок человек, отличные всадники из сарматов, фракийцев и понтийцев, мы скакали на юг как тени иного мира, со времён Митридата во Фракии не видели таких призраков Востока. Я начала собирать людей, и многие приходили, ибо фракийцы не могут жить без войны, а обо мне ходили слухи как о непобедимом воине. Во Фракии я встретила и человека, которого не чаяла уже видеть. Македонец Темен, прозванный Барайасом, с коим я путешествовала по Востоку, расстался со мной в Понте, не пожелав участвовать в войне против Рима, однако не сгинул, но осел в верховьях Гебра, где занимал старую крепость, живя как царь троянских времён.
Именно во Фракии, где племена варваров были свободны от римского владычества, я решила осесть, поначалу бродила от места к месту с сотней воинов, но скоро мы укрепились в одном, что отличалось труднодоступностью. Это был заброшенный военный лагерь, может, Лисимаха или кого из македонских царей, стоял он на высоком холме с крутыми склонами, размеры имел большие, в нём, очевидно, стояло войско тысяч в пятнадцать-двадцать солдат. Там мы и начали строить свой город, из дерева и камней сложили два яруса стен, выкопали ров вокруг, работали, в основном, захваченные нами рабы, но и воинов становилось всё больше. Внутри стен мы строили большие деревянные бараки для размещения отрядов, мой дворец с башней поместился в центре.
- Это и был твой Коринф? - спросила Габриэль.
- Идея борьбы с римским владычеством в Элладе тогда всецело занимала меня, а Коринф был одним из самых страшных символов их нашествия, поэтому я словно возродила погибший город, дав его название своей крепости. Варвары называли её Гарма, но среди эллинов она была известна как Коринф Фракийский. Наши походы принесли известность мне и крепости, всю Фракию, Македонию и Халкидику избороздили мы набегами, в городе собралось до тысячи человек. В ответ на все нападения римский военачальник, некий Гай Антоний Гибрида выступил против врагов Рима со значительными силами, нам пришлось долго отступать, лишь в Малой Скифии, соединившись с отрядами гетов и бастарнов, мы дали бой. Разгром римлян был полным, триумфально вернувшись во Фракию, мои воины провозгласили меня Царицей воинов, и Коринф стал моей резиденцией. Однако торжество наше продлилось не долго, чуть менее года...
- Твой Коринф пал, как говорится в легендах, - вступил Диоген. - Как это случилось?
- Я слишком возгордилась от победы, уже начала помышлять о взятии власти во всей Фракии, но для этого мне нужны были силы Барайаса, а он отказывался. Новый римский начальник повёл дело осторожно, он подавлял беспокойные племена фракийцев поодиночке, и скоро подобрался к моей крепости. Племя бессов было на моей стороне, я засела в городе с почти двухтысячным войском, готовясь долго выдерживать осаду, однако другие племена и Барайас не оказывали мне никакой помощи. Нас обложили четыре римских когорты и более тысячи вспомогательного войска из македонцев, без поддержки шансов у нас почти не было.
Я не сказала, что крепость Барайаса была недалеко от моего Коринфа, лишь дневной переход разделял нас, поэтому именно его силы я хотела использовать. Воевать с римлянами он отказался, а сенатор, что осаждал нас, дураком не был, и поддерживал с ним добрые отношения, понимая, что без помощи мы погибнем. Мне пришлось прибегнуть к хитрости - я написала послание словно от имени Барайаса, где говорилось, что его отряд готов тайно зайти в тыл римлянам и ударить, потом гонец будто случайно попал в руки римских всадников, разведывавших окрестности. Сенатор поверил и послал две когорты к крепости Барайаса, дабы обложить и его, тогда я предприняла рискованный шаг. Всё время осады мы делали вылазки, особо часто ночью, и враг крепко страдал от них, поэтому я уверилась в своих возможностях и первой же ночью после отбытия римского отряда вышла с тремя сотнями своих, устремившись к Барайасу.
Командиром вместо себя я оставила Ахиллу, могучего воина и человека храброго, за Коринф сердце моё почти не тревожилось, ибо укрепились мы хорошо, хотя я и поняла, что сенатор узнал о моём уходе. Замысел мой удался блестяще - римляне обложили крепость ничего не подозревавшего Барайаса, который оказался втянут в войну против воли, а я обрушилась на них с тыла, тут уже и фракийцам ничего не оставалось как ударить из-за стен. Зажав врага, мы истребили его до последнего человека, однако, возвращаясь назад, я увидела, с ужасом, зарево над холмом, город мой горел. Сенатор оказался человеком решительным и пошёл на приступ всеми силами, пока меня не было, мои люди оказались не готовы, деревянные постройки загорелись, в резне и пожаре погибли почти все. Мне пришлось бежать на север, ибо долго ещё римляне рыскали по Фракии, добивая отдельные отряды.
- Почему ты не подалась к Барайасу? - спросил Александр.
- Барайас погиб, люди разбежались из его крепости, и римляне снесли её с лица земли, - ответила Зена, однако о том, как погиб македонец, не сказала, и все поняли, что эту тему ей не хочется затрагивать.
- Это были славные времена, я уверен, - сказал юноша. - Как это было? Как ты была царицей? У тебя был свой трон или знаки власти?
- Глупой я была и думала, что могу безнаказанно играть в могучих царей. Я восседала на троне из кедра, часто держала меч в правой руке и шакру в левой, словно эти вещи были залогом моей власти. Люди смотрели, как я возвышалась над ними.
- Хотелось бы это увидеть, - прошептал Ферамен.
- Это была пустая игра, что скоро и мне самой стало ясно. Царствовать над разбойниками и жадными до добычи, лелея мысль об освобождении с их помощью родного дома - это насмешка богов, ничего более.
- А правда, что ты, будучи пираткой, ходила до самой Италии, и едва ли не гавань Рима собиралась ограбить? - спросил Диоген.
- Никогда не доводилось мне бывать в Италии, впрочем, об этом я не жалею, лишь на Сицилии я гостила недолго. Морские разбойники, действительно, входили в Остию, римский порт, как мне рассказывали потом, но я в это время была далеко на Востоке. Когда Помпей чистил моря от пиратов, я была с Митридатом, и это казалось намного более важным, я ничем не могла помочь детям моря.
- Мне всегда хотелось быть одним из них, - усмехнулся Диоген. - Они были знаменем борьбы против Рима и заслужили уважение всех свободных людей.
- Ты многое забываешь или не хочешь знать, - возразила она. - Римлян немало они сгубили, но много больше убили или обрекли на рабство эллинов. Ты вырос, когда моря стали намного спокойнее, и не можешь помнить, какой страх шёл от них по городам и селениям, ты не видел цепи скованных людей, детей и девушек, эллинов - не варваров, что уводят в рабство, навсегда...
- И ты тоже? - вырвалось у Габриэль.
- У меня было правило - не обрекать на рабский удел людей из своего народа, но варваров всех племён я продала немало. Впрочем, иногда я нарушала своё правило. Иногда ярость моя была неутолима...
- Почему? - спросил немного ошарашенный Диоген.
- Не будем сейчас говорить об этом, - покачала головой Зена, - да, и вообще, пора уже нам обратиться ко сну.
Лето проходило день за днём, и к концу афинского гекатомбейона пришли вести о приближении большого войска к реке. Осталось всего несколько дней до нового столкновения, и вновь тревога ожидания поселилась во всех, эллины начали усиленно тренироваться, кельты же собирали отряды со всей страны. На этот раз гельветы хотели препятствовать переправе свевов и большим числом несли дозор на Рене, однако варвары, вставшие огромным лагерем на своём берегу, послали людей для переговоров.
Зена была среди тех, кто встречал двух свевов в лодке, варварам не разрешили высадиться на землю, и они говорили с воды, кельты же переводили. Свевы сказали, что Каллисто предлагает поединок, именно бой воительниц должен решить спор, если фессалийка проиграет, то варвары обязуются уйти и не возвращаться десять лет, при поражении же дочери Ареса свевы ударят на врага всей мощью. Гельветов насторожило то, что Каллисто требовала свободного перехода через реку, однако Зена велела принять все условия, и, после чудес во время прошлой битвы, даже вожди не посмели с ней спорить.
Позже она собрала предводителей кельтов и своих командиров, чтобы объясниться с ними, в круге людей она изложила свои доводы:
- Разведчики верно сказали, и я сама это видела, наблюдая за врагом на том берегу, что их около пяти тысяч, у нас же - не более трёх. Рен велик, и возможностей переправиться у них будет немало, это лишь дело времени. Исходя из всего этого, я считаю, что нужно принять предложение фессалийки. Вы все знаете, что я буду сражаться до конца, на этот раз я выдвину свои условия - мы будем одни в уединённом месте, и никто не придёт на помощь ни одной из нас. Моя победа избавит вас от войны, ибо свевы держат слово, а если я проиграю, то у вас будет возможность ударить на врага и своими силами добывать успех.
- Согласен. Это хорошее предложение, мы все удостоимся доброго имени, так поступив, - одобрил Сеговак.
- Это достойно гельветов, - согласился Битуис.
Габриэль молчала, ноги её не слушались, и она присела на поленницу у стены дома, это решение было понятно, более того, она знала, что так и должно быть, но сердце заболело, ибо предчувствие смерти было острым, как никогда. Александр заметил это, но не стал при людях её утешать, Зена тоже увидела, однако внешне не показала ничего, выслушав одобрение воинов и распустив собрание. Только теперь она обняла поднявшуюся ей навстречу девушку, им надо было поговорить наедине, Александр, что один остался рядом, не стал им мешать, он сел у дверей дома, желая никого пока туда не пускать.
- Прости меня, я совсем забыла о своём долге, - оправдывалась Габриэль, но слёзы сами струились по её лицу. - Я не должна всё это... Ты делаешь то, что тебе определено... а я тебе не помогаю, только мучаю своими страхами.
- Забудь сейчас об этом. Говори, что чувствуешь, именно этого я хочу, - Зена посадила её перед собой. - Мой долг мне и самой известен, но ты - это другое.
- Мне страшно, - просто сказала девушка. - Ты стала для меня всем. Весь мой мир теперь лишь в тебе, и я не хочу его потерять. Я просто не знаю, как жить, если тебя не будет. Смешно, правда? Я цепляюсь за тебя как ребёнок, хотя, думала, что стала сильным воином.
- Ты понимаешь, почему я должна это сделать?
- Да, - в голосе Габриэль не было сомнения.
- Хочу сказать тебе то, о чём думаю последнее время. Знаю, что война эта ожесточает нас, уже давно мы не говорили с тобой о сокровенном, мало ты слышала от меня тёплых слов, но ничего не изменилось в душе моей. Я говорила тебе, что люблю тебя?
- Давно, когда мы были в Иллирии...
- Слушай меня, хочу, чтобы ты верно поняла эти слова. Это слова не о страсти, что распаляла меня, когда я увлеклась тобой впервые, и не думай, что я говорю легкомысленно, как положено юным любовникам, что я играю с тобой. Нет. Совсем недавно поняла я, что ты для меня значишь на самом деле. Я люблю тебя сильнее, чем кого-либо иного в своей жизни, люблю как зверь, тянусь к тебе душой, почти не в силах остановиться. Такую любовь посылают боги, как ураган накрывает она смертных, и она не случайна меж нами. Ты послана мне божеством светоносным как спасительница... Да, не возражай, я знаю, что говорю. Когда божество обратилось ко мне, и тёмная часть души моей была укрощена, я оказалась без пути и без цели, мне не на кого было опереться. И, вот, ты явилась передо мной, ты стала моим якорем, что не даёт сгинуть во тьме урагана. Именно ты помогаешь мне оставаться самой собой...
- Я всего лишь девчонка из Аргоса...
- Нет, я ещё не всё сказала. В последнее время появилась у меня уверенность, что мы не расстанемся. Возможно, это идёт от отца, он нашёптывает мне что-то о судьбе. Я верю... нет, не так... я знаю, что мы будем вместе и после того, как перейдём реку смерти. Не знаю, как это будет, не знаю, будем ли мы счастливы, но мы не расстанемся.
Зена держала руками голову любимой и не плакала, в глазах же девушки дрожали слёзы, но, с каждым ударом сердца, она становилась спокойнее. Воительница сказала:
- Ты понимаешь, о чём я?
- Да. Не надо бояться смерти... - кивнула Габриэль.
- Верно. Мы сможем преодолеть её силу, именно поэтому относись к смерти спокойно. Возможно, мы в разное время перейдём реку, но даже это не может поколебать моей веры. Мы словно растворимся в этом мире... Может, ты не поймёшь этого сейчас.
- Я уже не боюсь, - девушка обняла любимую и долго не отпускала.
- Тогда я скажу, что тебе следует делать, если мне не удастся вернуться с грядущей битвы. Выслушай это спокойно, ибо теперь ты знаешь, что нет в этом ничего страшного.
- Хорошо.
- Даже если я первой погибну, Каллисто не долго будет наслаждаться победой, ибо я сделаю всё, чтобы нанести ей как можно больше ран. Услышав весть, смело идите на врага, фессалийка не сможет поддержать своих, будучи ослабленной, бейтесь как никогда, если же она выйдет к воинам, то убейте её. Ты можешь это сделать, держи лук наготове, ибо, убив её, ты принесёшь войску победу. Даже если свевов одолеть не удастся, собирайте эллинов и возвращайтесь домой - к кельтам рано или поздно подойдут подкрепления, и варвары сами покинут земли гельветов. Наш договор с воинами отряда был лишь о Каллисто и её людях, теперь все люди её погибли, и сама она будет к тому времени мертва, поэтому долг будет исполнен. Уходи домой, Габриэль, живи, как скажет тебе сердце...
- Я запомню твои слова, - сказав это, девушка позволила себя уложить. Она лежала тихо, а Зена долго ещё смотрела на неё, ожидая, когда сон оплетёт её сетью и утопит в себе. В какое-то мгновение воительница подумала, что у них может быть совсем мало времени, и нужно запомнить черты любимой, запомнить до конца.
Была уже ночь, когда Зена вышла к воротам дома, оставив спящую Габриэль в тиши спальни. Александр окликнул её, он стоял на открытой площадке соседнего дома, деревянные столбы возносили её до уровня второго этажа. Внизу тяжёлый запах плохо очищаемого города был весьма заметен, поэтому воительница предпочла подняться к нему, там можно было видеть часть леса, луну в небе, и воздух чувствовался куда свежее. Юноша первым начал разговор, сказав:
- Габриэль тяжелее всех приходится сейчас. Тяжкая доля выпала ей - любить на войне, любить тебя, что обречена на участь героев...
- Да, ты понимаешь это. Из всего, что лежит у меня на сердце, боль за неё самая сильная, остальное же - лишь течение, даже собственную смерть мне куда легче принять. Всё остальное в мире свершается как должно, я уже видела это, и не содрогаюсь сердцем, но она в это течение не вписывается... Прошу тебя, Александр, заботься о ней, если я уже не смогу этого делать. Сделай так, чтобы она вернулась домой.
- Обещаю, что буду заботиться о ней, пока жив.
- Что тебя тревожит? - посмотрела на него Зена.
- У нас есть шансы в предстоящей битве? Иногда мне кажется, что мы сгинем в этих лесах без следа, и никто не вернётся.
- Этот вечер наводит тебя на размышления о смерти?
- Да, пожалуй. Всё же, я хотел бы быть похожим на тебя. Чем больше мы вместе, тем больше я вижу, как ты удивительна, людей с такой волей, стойкостью и рассудком никогда я не встречал. Уверен, что именно такими были древние герои, как Брасид, Эпаминонд, Филопемен, - сказал Александр. - Скажи, почему ты отошла от прежнего своего пути? Что в тебе изменилось?
- Тебе кажется, что прежней я была сильнее?
- Я не совсем понимаю этого. Ты боролась с Римом, и это было главным, жестокие же средства были необходимы, ибо любой может увидеть, как предатели и люди нерешительные губят любые начинания. Почему ты решила оставить это?
- Мной двигала ярость, она лежала в основе всего, хотя, я способна была многие вещи видеть ясно, но никогда не ставила под сомнения главный источник своих действий.
- Что это за ярость такая?
- Никто из нас не избавлен от неё, все, в ком есть кровь богов, несут и их тёмную суть. Ты знаешь мифы, и знаешь, что все герои - Геракл, Мелеагр, Ахиллес и другие, все они были подвержены ярости, что часто приводила к губительным последствиям. Это есть и во мне, наследие предков, демонов хтонического мира. Даже больше, я - дочь Ареса, поэтому подвержена этой ярости сильнее их, она вела меня долгое время.
- В тебе есть кровь богов? Не знаю, что и думать. Мысли мои в смятении, однако я почему-то тебе верю.
- Мы далеко ушли от мира городов, где сложно поверить в подобные вещи, но здесь - другое дело. Я не прошу тебя отказываться от всего, что ты знал раньше, просто слушай, я буду говорить, как есть.
- Так что это было? Что ты делала? - Александр вглядывался в её лицо, как ранее Габриэль, и ему казалось, что видит он печать божества.
- Ты думаешь, я убивала только ради освобождения Эллады от римлян? Да, эта борьба меня занимала, но я убивала и по многим другим причинам. Иногда, чтобы утвердиться в своей непобедимости, ибо, когда я видела сильного воина, кровь гнала меня его одолеть, иногда, чтобы сковать людей страхом. Мне нравилось это. Нравилось смотреть на них, когда они знают, что я собой представляю, когда я словно решаю их участь. Можно сказать, что борьба против Рима была моей главной войной, но я часто сходила с этого пути, гналась за богатством или приключениями, да и эта война была для меня связана с очень личной ненавистью... Был один римлянин, и я желала убить его так, как сейчас Каллисто хочет меня...
- Я слышал историю о римлянине и распятии, только боялся говорить с тобой об этом. Я слышал, что это был Цезарь. Тот самый человек, что сейчас воюет в Кельтике?
- Да, это он. Его призрак гнал меня на битвы не хуже чем память о погибших Афинах и Коринфе. Вся моя война была отмечена яростью, я не жалела и эллинов, ибо видела в них готовность к рабству, люди, что просто хотели спокойной жизни, становились такими же врагами для меня как и римские воины. Ты сам слышал многое, о другом же не знаешь. Я проливала эллинскую кровь в Македонии и Фракии, Фессалии и Этолии, в Беотии и на островах, уже чувствуя, что это не принесёт победы, я всё же не останавливалась. Много зла на мне - я предала Митридата, убила Барайаса, что был отцом моего сына, сожгла Долонию, бросала в пучину морскую безоружных людей...
- Ты ещё хочешь отомстить этому Цезарю? - спросил юноша.
- Сложно сказать, - Зена словно очнулась, какое-то время она скорее вспоминала для себя, чем рассказывала собеседнику. - Он заслужил смерти, но я больше не позволяю ярости управлять моей жизнью, я научилась ставить долг выше.
- Значит, ты теперь совсем другая? Что же тебя так изменило?
- Другая? - воительница заглянула ему в лицо, на дне её глаз тлел мрачный пожар. - Нет, я всё та же. Это я их всех убила, на моих руках вся эта кровь. Целая армия ждёт меня в Аиде, армия из тех, кого я отправила туда своей рукой, и, возможно, я встану во главе неё, стану Царицей мёртвых...
- Да, я вижу, - невольно содрогнулся юноша от этого взгляда. - Ты можешь стать царицей над ними... как Ахиллес.
- Нет, я знаю, что этого не будет, - глаза её потухли, она вновь повернулась в сторону леса, что чернел как крепость за стенами.
- Так что же тогда с тобой произошло?
- Нельзя избавиться от зла вовсе, оно в моей крови, это наследие моих предков, такое же, как их сила, их стремление гореть в этом мире как огонь, как у меня, как у Каллисто. Эта часть души всегда будет со мной, но я научилась подавлять её, держать под контролем и следовать по иному пути. Я осознала, что есть мой долг, я научилась следовать ему. Именно в этом суть перемены, что произошла со мной.
- Что это за долг?
- То, к чему обязывает мой род. Олимпийские боги несут в себе свет, и часть этого света они передавали героям, своим детям, часть этого света есть и во мне. Они помогали людям, и в этом была их суть. Таково и моё предназначение, только я, подчиняясь своей ярости, надолго забыла про него, и обрела лишь недавно.
- Ты должна помогать людям - с этим я согласен. Однако почему ты больше не считаешь нужным бороться против Рима?
- Власть римлян - это зло, и я, как прежде, уверена в этом, но суть в том, что я должна помогать своему народу, а не сжигать его в огне бессмысленной войны. Сейчас мы не можем победить, можем лишь большими усилиями поддерживать тлеющий пожар противостояния, питая его всё новыми жертвами, именно этим я и занималась раньше, ибо идея войны была для меня важнее жизни эллинов. Больше я никого не поведу против его желания в бой, но буду стараться сделать всё, чтобы народ наш возродился и окреп, чтобы дети могли вырасти, чтобы наша земля осталась за нами. Для этого не надо провоцировать римлян, но нужно помогать городам и общинам, искоренять предателей и тех, кто грабит своих соотечественников, собирать вместе людей достойных.
- Но может же настать момент, когда схватка с Римом будет неизбежна?
- Тогда мы сразимся, однако не раньше. Мы должны ждать своего часа, возможно, когда-нибудь у нас и появится шанс всё исправить...
- Хотелось бы верить, - Александр оттолкнулся от деревянных перил и прямо взглянул на луну. - Тебе предстоит битва... и ты сама не знаешь, вернёшься ли...
- Ты правильно понял. Участь решается на весах богов.
- Я буду желать тебе победы, молить отца твоего и Зевса. Обещаю и о Габриэль заботиться.
- Если я не вернусь, возглавь натиск на врага и сражайся как никогда в жизни. Вырви эту победу для меня и для всех этих людей.
- Клянусь всеми богами...
Свевы переваливали реку в удалении от города, за ними присматривали несколько сотен кельтских всадников, они же сопровождали войско до условленного места встречи, там их уже ожидало основное воинство гельветов. Схватка должна была состояться в кельтском святилище на равнине, окружённом небольшой рощей, армии подступили к нему с разных сторон и остановились стадиях в пяти друг от друга. Гельветы верили, что обе воительницы принадлежат к миру богов, поэтому решение биться в святилище пришлось им по душе, это казалось почти ритуалом и жертвой.
Ко второй половине дня лагеря были установлены, когда кельтские воины обедали, не имея возможности поесть ранее, близ шатров появился всадник на чёрном коне. Это была сама Каллисто, она промчалась несколько раз взад и вперёд, потом призвала Зену к себе для беседы.
- Что тебе? - спросила воительница, выбежав вперёд.
- Нужно обговорить условия нашего поединка, - ответила фессалийка. - Встретимся подальше от людей.
- Дело нужное, - кивнула Зена. - Я приметила небольшую долинку чуть севернее, ты тоже могла её видеть. Встретимся там через час, глядя по солнцу, приходи одна.
- Согласна. Можешь и девчонку свою прихватить, у меня есть к ней несколько слов, - согласилась Каллисто.
День горел золотым светом, и маленькая долина, на которую Зена указала своей противнице, лежала как изумрудная чаша, полная прохладным как вода воздухом, посредине её стояло одинокое дерево, ствол его укрывала тень, вершина же золотилась от солнца. Вся местность вокруг хорошо просматривалась, это оберегало от засады, впрочем, воительница, спускаясь в долину, не выглядела тревожной, ибо знала своего врага весьма хорошо. С другой стороны спускалась Каллисто, она была одна и не несла с собой ни копья, ни щита, хотя, панциря не сняла, её прежний немало пострадал в бою, и теперь римская лорика, плетёная из стальных колец, укрывала её тело. Предводительницы встали на расстоянии шагов в двадцать друг от друга, Габриэль держалась чуть позади. Молчание нарушила фессалийка, сказав весело:
- Красивый же у тебя конь. Я просто поражена, глядя на него, ибо в жизни своей видела подобного, может, лишь раз. Ты знаешь, что у нас есть легенда об аргивских скакунах, в коих течёт кровь древних фракийских кобыл, пожиравших людей, Геракл доставил их в наши земли. Этот конь из подобных, он достоин героев.
- Ты верно угадала породу, - ответила Зена. - Я сама считаю появление Аргуса знамением от божества.
- Аргусом зовут? Да, глядя на него, другое и в голову не приходит. Знаешь, если ты падёшь в нашей схватке, я хотела бы забрать его себе.
- Думаю, он тебе уже не понадобится, - мрачно сказала воительница. - Твой тоже прекрасен, будь довольна им.
- Я нашла его уже здесь. Свевы добыли у галатов, которые, в свою очередь, купили его в Италии, это иберийская порода, - Каллисто покрутилась на жеребце, показывая его со всех сторон. Конь был чёрным как ночь, и сложение его выдавало породу, такие скакуны во многих землях славились своей выносливостью.
- Не будем говорить так, но сядем в тени под деревом, - предложила Зена. - Габриэль, дай ей колышек от палатки, что у тебя в мешке, чтобы она могла привязать коня.
Девушка поворчала, но вытащила железный колышек и бросила его фессалийке, Аргуса не привязывали, ибо он никогда не покидал хозяйку, своего же коня Габриэль пустила гулять на привязи вокруг другого колышка. Они сели, но не слишком близко, девушка коротко оглядывала обеих, ища хоть в чём-то проявление напряжения, но обе были совершенно спокойны, не подавая вида ни жестом, ни взглядом.
- Ты готова обсудить условия поединка? - спросила Зена, оглядывая неунывающую дочь Аполлона, что облачилась в подаренное свевами золото.
- Верно, нам нужно уточнить кое-что, - ответила та. - Где мы будем сражаться? Нужно место такое, чтобы никто не мог помешать нам, и чтобы ни одна из нас не могла покинуть его, пока другая жива.
- Да, именно такое место, - спокойно сказала воительница. - Есть поблизости храм одного местного божества, он стоит в роще и окружён рвом и частоколом, как это здесь принято. Мы войдём туда и закроем ворота, остальные будут ждать за пределами, расположившись друг против друга. Кельты говорят, что биться там для нас - это большая честь, ибо мы принадлежим к миру демонов.
- Интересные люди эти варвары, они видят больше, чем эллины, и они знают правду о нас. Мне нравится твоё предложение. Какие условия схватки?
- Облачимся в полные доспехи, но без шлемов, один щит можно использовать. Возьмём по одному копью, прочее же оружие - без ограничения, однако лишь то, что будет в руках или на теле. Бой будем вести до смерти, и победитель продемонстрирует голову врага все тем, кто будет ждать исхода.
- Хочешь сохранить право использовать свой диск? Хорошо, используй, ибо меня это не тревожит. Я согласна с условиями, - сказала Каллисто. - Предлагаю сойтись завтра утром, через два часа после рассвета.
- Узнаешь у своих проводников, где это место. Мы подойдём с юга, вы же расположитесь с северной стороны.
Фессалийка выглядела полностью довольной, словно вся её судьба теперь была определена и принята, она поигрывала носком алого сапога, щурясь от солнца. Её внимание привлекла и Габриэль, сидевшая всё время тихо и лишь слушавшая разговор воительниц, Каллисто сказала ей:
- Ну как ты, дорийская амазонка? Я слышала, что ты утолила свою месть. Успокоила сердце своё, но за мой счёт.
- Я сделала то, что должно, - спокойно ответила девушка.
- Ты вонзила копьё в могилу павшего. Это Диомед мне рассказывал, хотя и не говорил, что именно он тому виной, я лишь позже узнала. Что ж, я тоже в своё время вонзила копьё, но месть моя ещё не свершена... Мы с тобой похожи. Знаешь, я не испытываю к тебе гнева, ты мне даже нравишься.
- И ты не обещала отомстить мне за Диомеда? - спросила Габриэль.
- Я должна это сделать, - кивнула дочь Аполлона.
- Я понимаю тебя, - ответила девушка.
- Ты стала настоящим воином, - улыбнулась Каллисто. - Зена изменила тебя. Она меняет всех, кого встречает...
- А ты? Неужели, все сомнения для тебя решились, когда ты принесла жертву в том храме? Мир не так прост, как ты думаешь, - вступила воительница, - я знаю это. Кровь божества светится в нас, но вокруг - мрак, и всегда есть силы, что нам не одолеть.
- Это была не просто жертва. Я почувствовала, как меня наполняет могущество, я была едина с силой богов, - фессалийка говорила горячо. - Да, я знаю теперь, что сомнения мои решены. Мне не ведомо, кто победит, и отец этого мне не открыл, однако я знаю, что нас ждёт с тобой славная битва. Тебе и самой хорошо известно - важнее не то, кто победит, а то, что мы останемся доблестны до конца... Нет, я хочу тебя убить, но я чувствую, что в любом случае не проиграю, не посрамлю своего имени, и это делает сердце лёгким.
- Хорошо, что ты понимаешь, - кивнула Зена. - Сам отец предстал перед тобой в том храме? Ты говорила с ним?
- Я видела отца лишь несколько раз, в детстве... Впервые он пришёл, когда горел наш дом, он вывел меня из огня, сделал пламя нежалящим... Сейчас он не приходит ко мне, лишь изредка я словно могу слышать его голос.
- Мне это знакомо, - сказала воительница. - Если подумать, наши отцы братья меж собой.
- Родная кровь, - улыбнулась Каллисто. - Истинно, никого роднее нет у меня из смертных... и ты убила мою мать. Так или иначе, тебе придётся меня убить, если сможешь, ибо я тебя не пожалею.
Лишь тот, кто в круге мрачном, предвествуя свет солнца,
не веря в гибель злую, мне жертву приносил,
лишь он, пришедши в красном, сразит тебя железом,
но смерть не столь сурова, коль бог ведёт сквозь тьму.
Помнишь об этом? Да, да, пришло время узнать нашу судьбу, день, когда смысл всех этих тайных пророчеств станет ясен, уже близко.
- Согласна. Ну, а тебе отец ничего не предрекал?
- Было одно пророчество, я скажу его тебе. Моему учителю на Крите, человеку, что всегда был под покровительством Аполлона, однажды во сне услышались слова обо мне, словно само божество нашептало. Он передал этот стих мне.
В доме Геракла, приняв прощения слово,
ты завершишь скитания свои...
- Тёмные слова, и смысл их сейчас не ясен, однако для тебя есть надежда, ибо сказано о прощении, - вздохнув, произнесла Зена. Напряжения между ними уже не чувствовалось, и Габриэль видела, что настороженность, с которой воительница шла на встречу, оставила её, или же затаилась глубоко внутри.
- В земле кельтов сложно найти храм Геракла, поэтому я не слишком тревожусь за своё пророчество, - ответила фессалийка.
- Посмотрим, - кивнула воительница.
- Они все замерли в ожидании... Я, вот, подумала, что многие ждут нашей смерти.
- О чём ты?
- Люди, не эти дикари, но прежде всего эллины, те города, что остались позади, - сказала Каллисто. - Все они хотели бы, чтобы мы обе пали. Мы же отравляем им жизнь, не даём забыться в своём бессилии, не даём смириться с участью рабов, но тянем куда-то, заставляем сражаться. Наша родная земля больше не любит героев, они словно кровавые раны оставляют на теле её. Что мы оставили? Пожарища городов, надгробные камни, сирот и вдов... Я словно чувствую, как Эллада хочет сбросить нас с себя, ибо мы непосильная ноша для неё. Меня там ненавидят, но и тебе не стоит обольщаться. Пусть никто не скажет тебе в лицо, но за спиной они шепчутся, говорят: "зачем она приехала к нам, зачем заставляет нас вновь сражаться, ведь мы уже начали привыкать к рабству, и это не так уж и плохо". Наша природа иная, мы - львы в мире людей, и в этом ты куда ближе ко мне, чем к любому из своих соратников.
- Я поняла тебя.
- Можешь не соглашаться, ты и так знаешь, что я права.
- Что ж, мы выяснили всё необходимое, - встала воительница.
- Знай, что для меня схватка с тобой - лучшее, чего можно желать в этой жизни, - ответила Каллисто. - Я знаю точно, что ты - самый сильный мой враг из всех, кого я встречала, да и потом такого не будет.
- Ты будешь достойным противником, - кивнула дочь Ареса.
На обратном пути Зена не торопилась, и девушка ехала рядом, наблюдая, как тянутся тени по земле. Они перебрасывались словами, и Габриэль спрашивала:
- Ну, как она тебе? Вы поговорили как добрые подруги. Обменялись словами о взаимном уважении...
- Я следую воинской чести древних, поэтому самое важное здесь для меня одно - это будет славная битва, и, даже если я погибну, я буду ценить её как дар богов.
- Хорошо. Попробую тебя понять.
Вечером Зена сосредоточенно и без посторонней помощи к чему-то готовилась. Она взяла у кельтов масло и долго натиралась в шатре, потом неторопливо нанесла на лицо, руки и ноги тёмные узоры сажей, распустила и расчесала волосы. Заинтригованная девушка прокралась к ней, спросив заговорщическим тоном:
- Чем ты тут занята таким тайным?
- Предстоит серьёзная схватка, и я хочу исполнить перед ней старый ритуал, коему научилась у фракийцев. Они танцуют с оружием в честь Ареса, укрепляют дух свой и очищают сердце от всего лишнего, дабы свободными идти в бой. Я поняла сегодня, что должна это сделать.
- Ты перед всеми хочешь исполнить? - Габриэль оглядывала её обнажённое тело, мрачно сияющее в неверном освещении шатра.
- Так нужно. Это не просто танец, я хочу показать отцу, что готова, знаю, что ему это понравится. Кельтам, да и нашим воинам нужна вера, так пусть увидят это. Я думаю, это вселит в них если и не уверенность в победе, то хотя бы жажду битвы.
- Будешь танцевать в честь отца? Я хотела бы это увидеть, - прошептала девушка, отчаянно желая коснуться.
- Увидишь. Скажи им, чтобы собирались к большому костру, что сложили ранее. Я выйду скоро, а ты сядь поближе...
Ночь была ясной, и в остроте её силуэтов горел огонь, множество народу, несколько тысяч, окружали костёр, оставив вокруг него пространство шагов в двадцать в диаметре. Кельты понимали, что предстоит какой-то неведомый им ритуал, поэтому были возбуждены и озирались как дети, впрочем, эллины были заинтересованы не меньше. Габриэль сидела в первом ряду, устроившись прямо на траве, Александр, разместившийся рядом, принёс ей италийский виноград.
Зена появилась в круге внезапно, будто воплотившись из самой тьмы, она была обнажена, письмена татуировки горели на натёртом маслом теле, на лице была полосы раскраски, в руках - меч без ножен. Её вид вызвал удивлённый выдох всех собравшихся, она же медленно двинулась вокруг пламени, и отблески огня окутывали её так, словно дракон обвивал тело. Тряхнув распущенными волосами, доходившими до середины спины, дочь Ареса начала свою пляску.
Она не особенно любила показывать своё тело посторонним, и Габриэль это знала, но сейчас стыд словно оставил её, она была обнажена перед людьми и богами, перед самим роком. Возможно, так уже было раньше, девушка могла лишь гадать, бессильная заглянуть в непроницаемую тьму её прошлого. Она вышла, чтобы умереть и переродиться, чтобы стать самой собой, не отрекаясь ни от чего, но всё соединяя, чтобы кровь богов и людей в ней горела, не сжигая, по крайней мере, не сегодня. Рой мыслей в голове Габриэль мгновенно схлынул, как только воительница приблизилась, вид её заставил забыть обо всём и только следить неотрывно, движение гипнотизировало, меч вспыхивал в отблесках огня. Время, казалось, замедлило свой бег, и все они смогли выдохнуть, лишь когда она замерла на земле, вонзив клинок на треть. Жизнь словно покинула её на миг, будто меч нашёл свою цель, но потом она внезапно вскинулась и закричала задорно в честь Ареса, все подхватили, и ночь заметалась от гула и движения.
Уже в шатре, когда все разошлись, и они остались вдвоём, Габриэль села на край ложа, думая, что это может быть их последняя ночь. Зена опустилась рядом, приблизилась, жар её тела чувствовался на расстоянии. Девушка сказала:
- Не отвлекайся на меня, тебе завтра слишком важное предстоит.
Воительница даже не стала отвечать ей, просто повалив и прижав...
За внешним спокойствием людских масс скрывалось едва сдерживаемое напряжение, утро было в зените, и в раскинутых шатрах воительницы готовились к битве. Где-то на противоположной стороне долины, за тёмной тканью полога ополчалась Каллисто, и её ненависть чувствовалась Зеной словно далёкое дыхание, ибо они были связаны родственной кровью. Сама воительница готовилась с помощью Габриэль, проверяя всё снаряжение как никогда прежде. Кельтскую кольчугу она одела на двойной хитон, на пояс повесила кинжал в ножнах и шакру в чехле, за пояс же заткнула и перчатку, ещё один кинжал она привязала к ноге, меч на перевязи закинула за спину. Девушка подала ей круглый щит и копьё длиной футов в десять, которым можно было действовать в ближнем бою. Габриэль после вчерашнего разговора старалась больше не говорить о личном и выглядеть спокойной, ибо Зена не должна была отвлекаться от главного. Воительница попрыгала на месте, чтобы убедиться, что доспех сидит хорошо, кивнула, и молча они вышли на свет.
До священной рощи шли пешком, позади путниц многотысячной массой двигалось войско, уже на месте Александр, Ферамен и кельтские вожди должны были выстроить его для возможной битвы. Навстречу шла могучая фаланга свевов, и Каллисто шествовала впереди. День был прекрасен, небо тянулось голубым шатром, и в ярком солнечном свете панцири воительниц горели как ослепительные звёзды. Воинства остановились всего шагах в ста друг от друга, Зена и Каллисто сошлись ближе, их окружали представители варварской знати и командиры из эллинов.
- Храм в центре рощи, - сказал друид Битуис. - Идите прямо.
- Идём! - фессалийка кивнула и первой двинулась туда. Зена молча и решительно последовала за ней, она не стала ни с кем прощаться.
Габриэль больше не смотрела на мир вокруг, хищный блеск выстроившихся воинств её не занимал, не слышала она и людского гула. Всё её внимание, всё дыхание было в двух фигурах, что медленно вступали под сумрачный свод деревьев, и впереди их ждал чёрный как бездна провал входа в храм. Каллисто шла первой, чешуя её кольчуги потускнела, уже скрытая от солнечного света, волосы лежали змеями, она была уверена в себе и смотрела только вперёд. Зена не оборачивалась, ибо знала, что так нужно, меч качался за её спиной, щит она держала в руке, но всё же казалась любимой очень хрупкой и уязвимой сейчас. Девушка вцепилась в её фигуру взглядом, стараясь запомнить навсегда, она шептала слова заклинания, сбивалась на мольбы вернуться, и трудно ей было оставаться спокойной.
Зена оставила всё позади и думала лишь о том, что было перед ней. В тиши рощи появились очертания мрачного строения, храм был огорожен рвом и валом, на коем высился деревянный частокол, внутри же лежало пространство, отрезанное от мира внешнего. Над входом их встречали изображения отрубленных голов, мёртвые стражи внимательно взирали застывшими глазами на входящих. Храм с каменным основанием окружали деревянные идолы неведомых героиням богов, само строение было прямоугольным и не очень большим, в стенах его скрывались многочисленные ниши, где скалились человеческие черепа, трофеи былых сражений.
- Место хорошее, оно заставляет думать о смерти, - сказала Каллисто, оглядевшись. - Закрой ворота ограды.
- Начнём во внутреннем дворе, здесь больше места для действия, - ответила воительница. - Нельзя выйти за ограду, пока мы обе живы, но входить в сам храм не запрещается.
- Согласна, - улыбнулась фессалийка, хотя внутренне была очень напряжена. - Победительница забирает голову.
Зена не стала надевать шлема, видя, что и противница не собирается этого делать, она выставила копьё вперёд и спросила:
- Начинаем?
- Вперёд! - крикнула Каллисто и мгновенно напала, метя остриём выше края щита, в область лица. Воительница приподняла щит, и копьё скользнуло, уйдя над головой, сама она атаковала вниз, целясь для начала по ногам, однако фессалийка придавила древко своим медным заслоном. Дочь Аполлона заскочила вправо, продолжая колоть на уровне плеч, но Зена успевала поворачиваться к ней щитом, на котором появлялось всё больше отметин. Воительница послала остриё ей вдогонку, легко задев бок, однако панцирь не поддался. Разорвав дистанцию, Каллисто вновь набежала, ударив так сильно, что пробила щит противницы насквозь, древко застряло в полотне, и Зена, оказавшаяся близко от ограды, прижала свой щит к брёвнам, заблокировав оружие фессалийки. Она начала бить светловолосую демоницу наотмашь, ибо близкое расстояние не давало колоть, та навалилась изо всех сил, и её копьё сломалось. Каллисто оттолкнулась ногой от воительницы и отпрянула, Зена метнула ей в след своё оружие, но та отбила, и остриё вонзилось в стену храма позади неё.
Воительница встала близ частокола, покачала свой круглый щит в руке, и обнажила меч, она была готова вновь начать. Дочь Аполлона расположилась шагах в пятнадцати от неё, ударила клинком о щит, показывая, что принимает вызов и на мечах.
- Нападай же! - крикнула дочь Ареса.
- Мне суждено победить! - фессалийка первой рванулась, занеся махайру над головой. Зена не уступила и бросилась навстречу, они столкнулись щитами, разжав пружины мышц, и клинки сверкнули близ голов, тут же разорвали дистанцию, чтобы вновь сойтись, нащупывая уязвимые места. Поначалу осторожность ещё оставалась в их действиях, они не надеялись сразу достать до тела и старались разобраться со щитами друг друга, расслоить и пробить их. Мечи у обеих были отличного качества, поэтому расколоть дерево и бронзовую обивку было лишь делом времени.
Каллисто работала рубящими, словно порхающими движениями, метя в края щита, чтобы глубоко всадить клинок в его плоть и пустить трещину к самому сердцу. Воительница чередовала размашистые удары с мощными уколами, и это приносило результат, ибо металлическая плоскость круглого щита противницы быстро покрывалась небольшими тёмными пробоинами. Фессалийка чувствовала себя уверенно, она первой со стремительностью змеи сделала выпад и нанесла противнице лёгкую рану в плечо, ответный удар Зены пробил щит близ центра насквозь. Они продолжали яростно толкаться, и воительнице удалось ещё несколькими ударами наискось прорубить полотно щита. Металлический обод лопнул, и одна деревянная половина беспомощно повисла, едва удерживаясь центральным умбоном.
Каллисто метнулась за столб, изображающий бога, потом взбежала на ступени храма и швырнула расколотый щит в противницу, это позволило ей скрыться во тьме внутреннего помещения. Зена не спешила подниматься, сначала она натянула на левую руку перчатку для шакры, предчувствуя, что придётся и им воспользоваться, только потом осторожно пошла, развернувшись левым боком вперёд, дабы щит прикрывал как можно больше. Где-то внутри фессалийка, пригнувшись как зверь, ждала с мечом, поэтому воительница скользила спиной по стене, медленно огибая угол. В храме были деревянные стены, несколько внутренних столбов, что мешали действовать широко, центральная часть была неплохо освещена, но по углам лежала густая тьма.
Именно из дальнего угла и выскочила Каллисто, очень рискованно для себя атаковав всем корпусом, держась как можно дальше от меча противницы. Ей удалось воткнуть клинок под ремень щита Зены, та ударила её мечом в бок, но она не отступала, в свою очередь работая кинжалом в левой руке по кольчуге. Ремень лопнул, аресова дочь бросила щит, оттолкнув фессалийку ногой, так она смогла извлечь из чехла шакру, и они вновь встали друг против друга. Каллисто была с мечом и кинжалом, Зена с мечом и тускло горящим в лучах диском, глаза быстро привыкали к полутьме.
Теперь защищаться было нечем, но кровь богов билась в висках, и они яростно сошлись. Первый удар клинков прошёл мимо, кинжал фессалийки увяз в кольчуге соперницы, воительница охотилась шакрой за правой рукой Каллисто, но та пригнулась, подняв плечо, и лезвие взвизгнуло о металл. Светловолосая демоница сделала шаг назад и молниеносно уколола мечом, попав Зене в плечо, на этот раз кольца пропустили остриё в плоть. Воительница ответила клинком, уходя от него, фессалийка повернулась боком, что позволило дочери Ареса рассечь ей ногу чуть выше колена диском. Каллисто мгновенно развернулась и вновь атаковала, её рубящий удар был как молния, разрубив кольчугу на боку противницы, та согнулась, однако почти в тот же момент разжалась как пружина со своим ударом. Почувствовав острую боль от глубоко вошедшего в бедро острия, фессалийка отпрыгнула, Зена погналась за ней, вложив всю свою силу в мощный удар левой рукой, шакра пронёсся как вспыхнувшая звезда и обрушился на плечо соперницы как молот. Великолепная сталь диска развалила кольца, но в тело проникла неглубоко, упёршись в кость. Каллисто раскрутилась вокруг столба, словно раны лишь придавали ей ярости, по инерции проскочившая вперёд воительница приняла очередной её колющий удар в спину, но раны почти не почувствовала.
Они замерли на короткое время, чтобы отдышаться. На фессалийке уже появились тёмные змеи, сползавшие по ноге, активно кровоточило и бедро, на Зене крови почти не было, лишь на левом боку загустело пятно. Заметив декоративный щит, что стоял в храме у стены, Каллисто поддела его клинком и швырнула в противницу, этого прикрытия ей хватило, чтобы напасть. От меча воительница сумела уклониться, но направленный вверх кинжал ударил её над бровью и прошёл выше по лбу. Зена потянулась шакрой к горлу дочери Аполлона, той пришлось зажать её левую руку своей, какое-то время они боролись, наконец, воительница скользнула лезвием снизу вверх сопернице по лицу. Фессалийка спустила кинжал вниз, вогнав его в левую ногу дочери Ареса, это заставило Зену отпрянуть. Каллисто не остановилась ни на мгновение, сразу ударив мечом, клинок обрушился на предплечье левой руки воительницы, кость была сломана, и шакра выскользнул из пальцев, покатившись по полу. Кровь божества пронизала как огонь, не обращая внимания на боль, Зена сделала стремительный выпад, поразив фессалийку мечом в живот, та согнулась по-кошачьи от тяжёлой раны и метнулась в угол.
Воительница не отпускала, однако в тесноте невозможно было хорошо размахнуться, меч попал в стену, увязнув между досок, Каллисто воспользовалась этим и прыгнула на соперницу, завязав плотную борьбу. Кинжал фессалийки бешено вонзался в одно и то же место на боку, прорывая кольчугу всё глубже, Зена отпустила бесполезный меч, выхватив правой рукой свой кинжал с пояса, проще всего ей было дотянуться до незащищённой кисти противницы, что сжимала рукоять махайры. Она это и сделала, заставив Каллисто бросить меч и вцепиться ей в запястье, не давая работать клинком. Звеня металлом, они упали на пол, и каждая старалась поймать и удерживать вооружённую руку соперницы, воительница работала сломанной левой рукой, почти не чувствуя боли, у фессалийки лицо заливало кровью.
Впервые они остро почувствовали, что смерть витает где-то очень близко, однако это чувство отходило на второй план, ибо в каждой всё сильнее распалялось отцовское наследие, все силы, что были ими унаследованы, нашли себе выход. Зена прикрывала левой рукой горло, и именно по ней приходилось много ударов противницы, грудь и бок кольчуга пока защищала. Ей удалось вращательным движением высвободить кинжал из захвата Каллисто, сверху запустив его в открытую часть шеи над бронёй, остриё попало под ключицу. Рванувшись, фессалийка оказалась сверху, что позволило ей сильно размахнуться и засадить клинок в уже проделанную ранее махайрой брешь в кольчуге на боку. Одновременно воительница вогнала кинжал в левый бок противницы, Каллисто перехватила оружие клинком вниз и сверху нанесла прямой удар в грудь. Сталь застряла в ране, и вырвать обратно фессалийка быстро не смогла, поэтому Зене удалось мгновенным ударом пробить сопернице горло. Обременённая ранами дочь Аполлона не удержалась сверху, и воительница свалила её на бок, теперь уже она оказалась в лучшем положении.
Зена обрушила на противницу град ударов, поражая в бока и грудь, та подняла руки, ворочая корпусом, чтобы не дать клинку попадать точно по цели. Кинжал воительницы был хорошего качества, но от такой яростной работы и постоянного столкновения с металлом кольчуги он не выдержал, сломавшись у рукояти. Каллисто снизу ударила в бок, клинок вошёл на всю длину, но Зена резко повернула тело, и окровавленная рукоять выскользнула из пальцев дочери Аполлона. Они уже потеряли много крови, и силы уходили, воительница соскользнула на пол с левой стороны от соперницы, дабы та не могла дотянуться до оставленного в ране кинжала, и обхватила её за шею, ибо ничего более не оставалось. Потребовалось какое-то время, чтобы взять плотный захват, фессалийка пыталась вывернуться, но упёрлась плечом в столб, и Зена окончательно заняла позицию у неё на спине.
Под ними уже расползлось большое тёмное пятно, слышалось только тяжёлое дыхание и тихий хруст трущихся колец, будто какие-то змеи ворочались. Воительница давила изо всех сил, и время текло, ощущаемое всей кожей, она боялась, что у неё не хватит сил, что она слишком ослабла, казалось, что прошло уже много часов, и не верилось, что люди за стенами храма продолжают ждать исхода. Однако кровь отца разливалась по телу, и она напрягала мышцы изо всех сил, даже сломанная рука была как здоровая, наполняемая её волей. Недалеко от себя Зена видела лежавшую махайру, смотрела на неё и фессалийка, ногой воительница чувствовала где-то позади и шакру на полу, но тянуться за ними было нельзя, никак нельзя ослаблять хватку. Каллисто искала левой рукой рукоять кинжала, но не могла достать, правой она нащупала рану на ноге противницы, вцепившись в неё пальцами, однако острая боль лишь возвращала аресовой дочери чувство жизни, заставляя давить ещё сильнее. Неожиданно Зена ощутила, что руки фессалийки мертвенно сползли вниз, она постаралась чуть повернуть голову соперницы, глаза той были закрыты, дыхания почти не чувствовалось.
Теперь воительница отпустила её и, потянувшись, подхватила махайру, живучая как зверь, Каллисто быстро приходила в себя и успела перевернуться на спину, схватившись руками за кольчугу соперницы. Зена откинулась для этого удара всем телом назад, обратив меч остриём вниз и сжав его обеими руками, фессалийка успела лишь вскрикнуть, и молния пронзила её в грудь, по скрипу дерева было понятно, что клинок, пройдя тело, ушёл ещё и довольно глубоко в пол. Стало совсем тихо, какое-то время понадобилось воительнице, чтобы понять, что всё закончилось, из оцепенения её вывела Каллисто, пытаясь что-то сказать. Пробитое горло не давало, она хотела зажать рану рукой, но пальцы едва слушались, тогда Зена сама зажала ей рану.
- Нелегко же... нас убить, - голос дочери Аполлона был хриплым и тихим, - ведь мы из их... рода... но ты смогла...
- Да, нелегко, - кивнула воительница.
- Я играла с быком... Не вынимай ещё меча из раны...
Зена чувствовала, что может потерять сознание в любой момент, такая смертельная усталость на неё навалилась, однако она не могла не сказать последних слов этой девчонке из Долонии. Теперь, когда всё уже кончилось, ей было скорее жалко умирающую, и она сказала, склонившись пониже:
- Прости меня, прости за всё. Я очень виновата перед тобой и понимаю это. Уходи спокойно и надейся на утешение.
- Гордость... умереть от твоей руки... - ещё прошептала Каллисто. - Всё... наш уговор... Бери голову...
Зена достала лежавший диск, сжала его правой рукой, на ней перчатки не было, и лезвие рассекло ладонь, но она не замечала, закручивая весь корпус для удара. Она умела рубить своим шакрой, поэтому повернулась налево, занеся руку над умирающей, и молниеносно распрямилась, словно топором пройдя бритвенной остроты диском по шее. Лезвие зацепило и деревянный пол, глухо лязгнув, вгрызаясь в него. На чёрном кровавом узоре, золотистые локоны словно горели в лучах солнца, что вваливались через проём входа, этот вид заворожил Зену, у которой не было сил встать, но возвращавшаяся боль привела в чувство. В этот момент сноп света исчез, солнце скрылось за тучей.
Она встала, взяла голову и шакру и медленно пошла, тут только заметила, что пальцы левой руки ничего не держат, и приходится прижимать ею ношу к телу, что левая нога норовит подкоситься, доставляя боль от каждого шага. Путь казался бесконечно долгим - ступени, ворота, что она открывала, повалившись на колени, сумрак рощи. Наконец, она вышла на равнину, из последних сил удерживаясь прямо, тысячи людей встали и смотрели на неё в молчании, даже Габриэль словно окаменела. Кольчуга на ней висела лохмотьями, расползшись во многих местах, по переносице шла кровавая полоса до подбородка, кровь на руках уже сворачивалась, темнея, и вся она казалась вовсе не человеком, но демоном смерти. Зена подняла на мгновение голову вверх, потом бросила её в сторону свевов, тут начался рёв, переходящий в ураган, тысячи кельтов грохотали и прыгали, глядя на безмолвных, оцепеневших врагов. Габриэль и другие эллины побежали к воительнице, она же, увидев большое дерево на краю рощи, толстый столетний дуб, зашла за него, чтобы никто не видел, и там рухнула на землю. Девушка схватила её голову, в этих объятиях, словно погружаясь в приятные волны моря, она и провалилась в неведомую темноту.
Габриэль кричала врачей, Александра же бил озноб от осознания произошедшего. Он пошёл в сторону свевов, веля им подчиниться условиям договора. К нему навстречу выступил высокий светловолосый воин в плаще с золотыми звёздами, он что-то сказал гордо, и сбоку юноша услышал, как гельвет перевёл на эллинский язык, что вождь признал поражение. Именно Александр, осознав свой долг сейчас, взял на себя контроль за выполнением условий, с отрядом кельтов и эллинов он наблюдал за сборами врагов. Свевы попросили выдать им тело Каллисто, и юноша согласился, он сам побывал в храме, осмотрев место битвы и забрав оружие Зены.
Когда аркадянин возвращался, его внимание привлекла отдельная группа обнажённых свевов, около сотни человек, что держали в руках мечи и кинжалы. Сплошная пелена облаков ползла по небу, словно само солнце удалилось в печали, и в полутьме лица людей выглядели мрачными. Александр остановился и смотрел на них в оцепенении, а воины приступили к кровавому действу - одни начали поражать других мечами и кинжалами в грудь, потом вонзали и в себя. Когда эта сцена воплощённой смерти закончилась, все они лежали без движения.
- Что они делают? - вырвалось у юноши.
- Это те воины, что связали себя клятвой с демоницей, - сказал Сеговак. - Они поклялись быть с ней и в смерти, поэтому убивают себя, узрев, что она оставила этот мир.
- Я знал, что это будет славная битва, - приблизился друид... - Она принесла нам победу, и это чувствовалось, витало в воздухе. Даже само место уже предрекало великую славу.
- Что значит это место? - спросил Александр.
- Божество, что живёт в этом храме, приносит победу нашему племени. Однажды он победил тьму, совсем как она сегодня.
- Как зовут вашего бога?
- Говорят, что мы почитаем одних богов, только под разными менами. У вас он зовётся Гераклом, насколько я знаю, славный бог героев...
Часть третья.
Глава 1. Псы войны.
Клеарх пришёл в себя, его бил озноб, то ли от того, что провёл ночь на холодной земле, то ли от того, что память прошлых деяний не отпускала. Его словно изранили железом, и он, со страхом, ощупывал себя, проверяя, ибо казалось, что меч и кинжал входят в плоть снова и снова. Ничего не было, он вспомнил, что жив, что Каллисто погибла уже давно, и окровавленная Царица воинов лежит где-то за пеленой времени, и всё это не с ним. Юноша разбудил друга, ибо солнце уже начало выползать из-за гор, словно кузнец лил расплавленный золотой металл. Опасность витала рядом, поэтому времени на разговоры не было, они шли молча и быстро, тревожно оглядывая опустевший мир. Никакого представления о местонахождении врага они не имели, поэтому приходилось внимательно вслушиваться и идти не по дороге, а близ неё, если было возможно.
Недалеко от какой-то деревни им встретился человек с осликом, будто не знавший ничего и шествовавший по своим делам. Николай окрикнул его:
- Послушай, добрый человек! Не знаешь ли, как близко находятся варвары?!
- Какие ещё варвары? - в ответ спросил он, подойдя ближе.
- Ты ничего не знаешь? С севера идёт набег, они уже скоро будут здесь. Готы перевалили за реку, как бывало и раньше.
- Впервые слышу. Спаси нас всех Митра, - пролепетал путник.
- Скажи, хотя бы, на Пеллу мы верно идём? - вступил в разговор Клеарх.
- Да, прямо по дороге, часов пять быстрого хода, - кивнул человек.
- Спасайся сам, пока есть ещё время.
- Я на юг поспешу, - путник торопливо потянул своего ослика.
Они решительно двинулись на Пеллу, надеясь достичь города немного после полудня, появилась надежда, что варвары ещё достаточно далеко, ибо человек, пришедший с севера, опасности не видел. Солнце припекало, создавая несколько благодушное настроение. Скоро слева они увидели очертания далёких крепостных стен на горе, однако это была не Пелла, ожидавшаяся впереди, но какой-то другой город.
- Ничего, скоро будем на месте, - ободряюще сказал Николай. В этот момент впереди, на развилке дорог показались всадники, через мгновение донеслись и звуки движения, звяканье металла. Путники, не сговариваясь, бросились в траву, потом переползли к краю рощи, и там замерли, укрытые приличным кустарником. Десяток конных воинов помчался прямо мимо них, направляясь на юг, из-за плотно уложенного камня стоял сильный грохот. Головы всадников были непокрыты, их смуглые лица и длинные волосы выдавали кочевников, на одних блестела чешуя панцирей, другие обходились лишь длинными хитонами.
- Роксаланы, - сказал Николай, когда они удалились, - часто эти степняки союзничают с готами.
- Дорога на Пеллу уже закрыта, - ответил Клеарх. - Нельзя нам туда. Что это за город слева? До него, кажется, стадий двадцать пять.
- Не знаю точно, но, похоже, что это Бероя.
- Лучше нам сойти с главного тракта и на эту самую Берою свернуть. Похоже, что варвары вокруг Пеллы крутятся, здесь же за час добежим.
Они двинулись влево, следуя по едва различимой тропинке, потом вышли на земляную дорогу к городу, однако старались идти по обочине. На пути им никто не встретился, Бероя же выросла впереди своими мощными крепостными стенами, напоминая каменные челюсти горного великана. Они знали, что их издалека заметили на пустой дороге, поэтому вблизи города шли уже открыто, надеясь на милость гарнизона.
Крепость была весьма крупной, но не могла сравниться размерами с большими городами, вроде Адрианополя или Фессалоник. Путники подошли к массивным надвратным башням, наверху уже появились люди, что выглядывали из-за зубцов, Клеарх инстинктивно чувствовал направленные на себя рыла хиробаллист, заряженных, как он знал, тяжёлыми, железными стрелами. Сами орудия были не видны, прячась в тени узких амбразур.
- Пустите нас! Мы римские граждане! - закричал Николай.
Ему ответили не сразу, но потом один из стражников слегка перевесился вниз, осмотрев их и сказав:
- Кто вы такие? Как мне узнать, что вы из наших, а не лазутчики варваров?
- Послушай нашу речь! Варвары так не говорят! - Клеарх перешёл с эллинского на латынь, которую немногие знали в восточной части империи. - Я учился риторике и философии в Адрианополе, могу почитать тебе Вергилия, если хочешь!
- Ну, хорошо! Влево пройдите, там маленькую дверцу откроют! - с некоторым сомнением, но согласился пустить их стражник.
Скоро они были уже внутри, убедившись, что крепость восприняла опасность серьёзно - гарнизон почти весь находился на стенах или поблизости, рабы складывали груды метательных снарядов, что могли бы потребоваться при осаде. Простых горожан на улицах почти не было.
- Повезло вам, - усмехнулся бородатый коренастый мужик, один из воинов на воротах. - Враг буквально по пятам вашим идёт, с часу на час ждём. Всё окрестное население уже под защиту стен сбежалось, мы и не ждали больше никого.
- Они сюда идут? - спросил Николай. - Надеюсь, что укрепления ваши прочны.
- Пока ещё никто не жаловался, - ответил мужик. - Провианта должно хватить на пару месяцев, но так долго ждать не потребуется. Дня через три-четыре наши мобильные войска подойдут.
У них была возможность снять комнату в гостинице, однако прибытие больших людских масс взвинтило цены, да и места остались лишь самые худшие - лежанки на полу, в коридорах или во внутренних дворах. Учитывая это, они решили последовать примеру многих беженцев, и бесплатно занять место в одном из садов, благо, богатые горожане временно разрешили людям разместиться на своей земле.
Спустя пару часов тёмное море варварского войска подступило под стены, однако близко они не подходили, оставаясь вне досягаемости орудий. Готы начали разорять окрестные усадьбы, в небо потянулись дымки, было похоже, что штурм в их планы не входил. Множество любопытных поднимались на стены, дабы посмотреть на них, Клеарх с Николаем также, но мало что можно было разглядеть на таком расстоянии.
Позже они сидели в саду, вечер медленно окутывал город, сглаживая тревогу, рядом было много людей, их голоса сливались в единый гомон, то поднимающийся как волна, то стихающий. Разложили плащи, поужинали купленной в таверне похлёбкой, юноша хотел было почитать, но лампы не было, а сумерки сгущались.
- Не везёт же нам, - сказал он. - Возможно, ты был прав, и следовало нам отправиться на корабле.
- Как твоя рана? - спросил его друг.
- Уже почти не болит. Меня другое заботит. Я не могу допустить, чтобы предприятие наше закончилось провалом, Архин должен получить свиток. Воистину, судьба играет с нами.
- Не думай об этом. Мы не властны над своей жизнью и смертью, но всё в руках Бога, - сказал Николай. - Давай-ка отвлечёмся и поговорим о предмете твоего изучения, о Зене.
- Я согласен, - улыбнулся юноша. - О чём ты хочешь?
- Как погибла Зена? Я знаю, что есть разные версии, будто не одна смерть её постигла, но множество. Теперь ты, наверное, знаешь наверняка.
- Чего это тебя на разговоры о смерти потянуло? Ну, да ладно... Нет, ты не прав. Я не знаю, как было на самом деле.
- В купленном нами свитке ничего об этом нет?
- Он обрывается раньше. Возможно, было ещё какое-то дополнение, но оно оказалось утерянным, - ответил Клеарх.
- Ну, хотя бы, расскажи о том, что говорится в мифах. К какой версии ты сам склоняешься?
- По-разному рассказывают. Полиарх пишет, что, во время войны с римлянами, она отправилась в Италию, где была схвачена и распята на кресте. По другой версии, она была схвачена ещё в Элладе и только потом вывезена в Италию. Однако сам же Полиарх замечает, что есть и другие свидетельства - будто Зена участвовала в битве при Фарсале, и там сложила голову. Более поэтичные авторы заявляют, что эти двое вовсе не погибли, но покинули Элладу, отправившись в далёкое путешествие, и там затерялись без следа. Их могилы будто бы существовали под Амфиполем, но Полиарх опровергает это, говоря, что те каменные стелы поставлены намного раньше, ещё до римского владычества. Что до меня, то я не знаю, что ближе к правде, это ещё не открылось мне.
- Она всё же проиграла войну с Римом... Я уже не знаю, стоит ли мне сочувствовать ей, мысль о том, что эллины могут быть свободны, давно уже оставила наш народ, - сказал Николай. - Это как с нашей верой. Поначалу христиане хотели разрушить Рим, словно бабочка вырывается из кокона, так и они желали вырваться из империи, разодрав её на куски, но потом мы поняли, что империя может принадлежать нам, и сейчас мы боремся за то, чтобы она стала нашей, подлинно христианской. Так и с народом нашим случилось.
- Я согласен с тобой, однако, возможно, мы получили право назвать империю своей именно потому, что сопротивлялись тогда. В любом случае, я восхищаюсь её силой, её решимостью не сдаваться, не смотря ни на что. Мне кажется, что это роднит её с христианами первых времён.
- Ей двигала страсть, греховное стремление, она не знала того смирения, что положено христианским героям.
- Не нам об этом судить. Феофил назвал моё деяние верным и похвалил меня, но сам я не уверен, ибо в той схватке я бился из-за страсти и мало думал о долге. Она прошла куда больше, чем мы с тобой можем даже представить, и не нам её судить.
- Ладно, давай спать. Будем надеяться, что утро откроет нам благость Всевышнего...
Клеарх легко засыпал, и со всех сторон его окутывали образы войны, словно какие-то воспоминания бились в голове. Он видел колонны, тяжело звенящие металлом, обширные лагеря, обнесённые частоколом, походные палатки, метательные машины, значки легионов. Это был могучий зверь, ощерившийся тысячами копий и мечей, покрытый панцирем щитов, шествующий тысячами ног, переваливающий реки, окружающий города. Одно имя его повергало в ужас, ибо все знали, что нет силы, способной его остановить. Клеарх словно почувствовал себя частью этого зверя, маленькой песчинкой, но важной в общей цепи событий. Перед ним светился треугольник входа в палатку, где горели дымные лампы, и он смело вошёл.
**********
Командир сел на раскладном стуле в центре обширной военной палатки, где, помимо него, собралось ещё тринадцать человек. Ему исполнилось тридцать недавно, хотя не было времени праздновать, раны уже затянулись, и он чувствовал себя практически на пике своих сил и возможностей, готовый сразиться с любым противником. Когда остальные расселись на скамьях и походных мешках, он поднял руку и сказал:
- Вы уже знаете, что всех вас вызвали для важного дела. Работа опасная, но и платят за неё хорошо. Только одно условие - держать всё в тайне, и не болтать языком.
- Дело от Цезаря? - уточнил один из участников собрания.
- Да, но не болтать об этом, - ответил он. - Нам предстоит схватка, будем рисковать жизнью, и я хотел бы, чтобы все мы узнали друг друга, ибо нам придётся друг другу доверять. Некоторых из вас я знаю хорошо, с другими же не знаком. Пусть каждый коротко расскажет о себе. Луций, начни ты.
- Меня зовут Луций Граний, - сказал молодой человек в дорогом и несколько показном плаще, по говору было понятно, что он из коренных римлян и получил хорошее образование. - Сражаюсь вместе с Цезарем с самой юности.
- Эномай, - коротко бросил могучий галл, впрочем, по-латыни он говорил неплохо.
- Ты известен своим умением работать с оружием, - заметил командир. - Я прав?
- Я был гладиатором, получил свободу, и ты прав - мало я встречал людей, что могли бы сравниться умением со мной. Позже я обучал фехтованию других гладиаторов и римских солдат.
- Милон, - чуть приподнялся коренастый мужчина лет сорока, один глаз его был закрыт чёрной повязкой. - Был гладиатором в Капуе.
- Гней Валерий, - сказал молодой воин. Одежда и причёска его были типичными для римлян, однако в чертах лица проглядывало что-то кельтское. Командир знал, что он был римским гражданином лишь во втором поколении, и отец его, происходивший из Галльской провинции, получил этот дар от рода Валериев.
- Дейотар и Гальба, - два кельта сидели рядом, облачённые в национальные одежды, и один говорил за обоих. - Мы из народа бойев, служим Цезарю как господину.
- Тит Галлоний, - продолжил за ними римлянин лет тридцати. - Служу всадником в десятом легионе.
- Секст Луканий, - представился высокий человек с короткими светлыми волосами. - Центурион в восьмом.
- Сабин. Солдат в десятом, сам я из Капуи, - коротко кивнул темноволосый воин.
- Сцева, - весело гаркнул уже начавший седеть ветеран. - Центурион в славном десятом легионе, почти двадцать лет на службе.
- Марк Тирон. Служу при штабе Цезаря, - сказал молодой человек, пожалуй, несколько изнеженный для суровой галльской земли. Командир знал, что этот юноша из сословия всадников является весьма близким другом полководца.
- Рекс, - буркнул человек в капюшоне.
- Я слышал, что ты был телохранителем у Помпея, - поинтересовался командир.
- Был гладиатором Помпея, охранял его иногда, но потом Цезарь выкупил меня, и я сражался уже от его имени, - тот скинул капюшон, и стало видно, что по лицу его тянутся длинные шрамы.
- Котис, - кивнул последний, что был наделён длинными тёмными волосами и восточными чертами в лице. - Я фракиец, служил за плату во вспомогательных частях.
- Вот, и хорошо. Все вы видите, что вместе здесь собрались люди рисковые, не опасающиеся и жизнь поставить на кон, если потребуется. У вас были разные причины вступить в наш отряд. Для одних - деньги, для других - исполнение долга. Однако теперь мы должны быть как братья, ибо от этого зависит всё. Для тех, кто не знает, скажу, что меня зовут Луцием Семпронием, я назначен Цезарем командовать этим отрядом, а ранее служил трибуном. В войсках меня прозвали Агенором, что многие знают.
- Так что за дело? - спросил Сцева. - Не тяни, выкладывай всё, как есть.
- Нам нужно взять одного человека. Живым или мёртвым. Хотя, живым это сделать будет вряд ли возможно, поэтому скорее всего мёртвым. Человек этот весьма опасен и будет, вероятно, не один.
- Кто он? - вступил в разговор Котис.
- Зена из Амфиполя, известная также как Зена Коринфская или Царица воинов. Пиратка и разбойница, что одно время воевала под знамёнами Митридата, потом же разоряла Фракию, Македонию и Фессалию.
- Женщина? - удивился Милон. - Зачем она сдалась Цезарю?
- Это не простая женщина, - покачал головой фракиец. - Я слышал о ней, и она, действительно, опасна.
- Зачем она Цезарю - не наше дело. Мы должны просто исполнить работу, - ответил Луций. - Вас должно заботить другое - где её найти, и как одолеть.
- Так, где нам её искать, и сколько с ней будет людей? - спросил Луканий.
- По информации кельтских лазутчиков, она покидает Галлию и направляется на юг, через Иллирию желая попасть в Элладу. Сейчас с ней много людей, больше сотни, и нам к ней будет не подобраться, но в наших провинциях всё изменится. Мы получим поддержку от наместника в Македонии и италийских общин, за ней начнётся охота по всем городам, ибо Цезарь дал мне специальный письменный приказ, а он, как вы знаете, не просто проконсул, но один из первых людей в республике.
- Так сколько точно денег? - вступил Валерий.
- Каждый получит по триста денариев в случае успеха. Имеется весьма подробное описание этой Зены от человека, что видел её недавно. Несколько выше шести футов ростом, длинные тёмные волосы, очень сильная, тело покрыто татуировкой, как принято у фракийцев, много шрамов от прошлых сражений. Словом, её не сложно узнать.
- Ладно, сделаем это дело, - подытожил Сцева. - Деньги неплохие.
- Все согласны? - спросил Луций, когда же все кивнули, продолжил. - Тогда поклянёмся, что не оставим трудов, пока не исполним задуманного, и будем поддерживать друг друга.
Утром их необычный отряд тихо вышел из лагеря, четырнадцать всадников и столько же запасных лошадей с поклажей. Люди покрылись плащами, скрыв блеск доспехов, ибо вблизи войны ехали снаряженными, натянули капюшоны, чтобы не порождать лишних слухов. Луцию было не легко оставлять армию в столь напряжённый момент, когда судьба всего столкновения с кельтами качалась на весах, он чувствовал себя будто бегущим от основных событий, но приказ был важнее. Узкая дорога вела на юг, кроны деревьев бросали на них тени, и они двигались быстро, почти не тратя времени на остановки.
- Так, что ты слышал об этой Зене? - спросил Валерий у фракийца, поравнявшись с ним.
- Она не простая женщина, но дочь бога войны, - ответил Котис, - так у нас рассказывают о ней. Когда-то она владела крепостью во Фракии и правила там словно царица. Многие надеялись повергнуть её, но никто не смог. Если бы ты спросил моего мнения, то я бы сказал, что никто из нас не вернётся из этого похода живым.
- Даже так. Почему же ты пошёл с нами?
- Я готов поиграть с судьбой, да и деньги хорошие, - усмехнулся тот. - Будем надеяться, что боги окажутся на нашей стороне.
Сзади к ним приблизился Граний и вмешался в разговор, сказав:
- Слышу, о чём вы говорите. Вы просто слишком мало знаете нашего командира, иначе бы не опасались этой ведьмы. Он сам кого хочешь укротит.
- А ты знаешь Семпрония? - спросил Валерий.
- Да, мы сражались с ним вместе, я могу назвать его своим другом. Лучше него воинов я не видел, хотя и считаю себя неплохим бойцом на мечах. Мне не стыдно признать, что моё умение перед ним - ничто, разве что эти гладиаторы, Рекс и Эномай, могли бы с ним потягаться. В качестве командира никого другого я бы также не желал. Мы бились с галлами, переваливали Рен, ходили на свевов, и везде он был среди первых. Он выжил там, где никому бы не удалось. Год назад он покидал армию, чтобы присоединиться к походу Лициния Красса на парфян, ибо был связан обязательством с его сыном Публием. Все вы знаете, чем закончился тот поход, лишь немногим удалось спастись бегством. Однако он не бежал, он сражался, был весь изранен и так попал в плен, уже оттуда ему удалось вырваться, не имея ни единого денария на выкуп. Нет, такой человек, как Луций Семпроний, своего не упустит, кем бы ни была эта Зена.
- Нам повезло, что командиром у нас столь знатный воин, - согласился Валерий. - А почему его прозвали Агенором? Это же греческое имя?
- Да, это имя древнего греческого героя. Луций родился в Македонии, недалеко от Пеллы, и в юности учился в греческой школе. Ребята в армии шутили, что он больше грек, чем римлянин.
- Как его туда занесло? - удивился Котис.
- Его родители жили там, они были из всаднического сословия, - ответил Граний. - Отец его занимался торговыми операциями.
- Ты много знаешь, - сказал Валерий. - Не ответишь ещё на один вопрос? Судя по тому, как нас собрали и отправили на дело, Цезарю очень нужна эта Зена, и он не хочет, чтобы об этом знали посторонние. Некоторых из наших вызвали из самой Италии, как этих гладиаторов, другие из самых близких к полководцу людей, вроде Тирона, да и нашего Семпрония, который, как я слышал, с Юлием весьма дружен. Что связывает Цезаря с этой женщиной? Чем она опасна?
- Я не настолько важен, чтобы знать подобное, - усмехнулся Граний. - Могу лишь подозревать, что Цезарь знал её раньше, и полагает угрозой лично для себя. Подробности мне не известны.
Привал устроили на большой поляне, солнце пекло нещадно, и многие решились сбросить доспехи, впрочем, и земля войны осталась уже за горизонтом. Луций снял на короткое время хитон, переодевшись в более лёгкую одежду, и все увидели, что тело его покрыто уже начавшими светлеть шрамами.
- Ты как кот полосатый, - усмехнулся, глядя на него, одноглазый Милон. - Откуда такая раскраска?
- Была возможность получить, - ответил командир. - Наши друзья парфяне постарались.
- Так, ты был в походе Красса? Я слышал, что кочевники используют отравленные стрелы, - сказал гладиатор.
- Да, это правда. Я чувствовал слабость ещё три месяца после ранений, отрава долго выходила из меня. Она не убивает сразу, но ослабляет, делая человека лёгкой добычей этих зверей.
- Только самые сильные выживают после такого, - кивнул Милон.
Рядом молодые римляне, Граний, Тирон и Галлоний, не смогли удержаться перед тем, чтобы не попросить Эномая продемонстрировать своё искусство. Кельтский гладиатор имел лет тридцать на вид, находился на пике своих возможностей и многое уже повидал на арене. Он носил длинные волосы, раньше это было привилегией его положения у господина, ибо рабов обычно обривали, теперь же стало лишь привычкой. Средний рост, на первый взгляд, не демонстрировал большой силы, однако тело его казалось выплавленным из бронзы, и он был очень быстр.
- Я захватил пару деревянных мечей, - сказал Тирон. - Дай нам пару уроков. Я вижу, что именно ты находишься в лучшей форме. Другие гладиаторы не так хороши - Милон одноглаз, да и немолод, Рекс слишком побит жизнью. Нет, они ценны своим жизненным опытом, но на арене, в бою именно ты будешь лучшим.
Рекс не ответил, предпочитая не снимать своего капюшона, Милон же весело огрызнулся:
- Смотри, парень, одноглазый ещё может тебя разделать. Как-то мне пришлось драться в Риме с двумя такими же наглыми ублюдками. Один против двоих, парень. Так вот, одного я отправил к Харону, а второй молил пощады как шлюха.
- Охотно верю, - не стал спорить Тирон. - Так что, Эномай?
Кельт вышел в центр поляны и протянул руку, в которую молодой римлянин тут же вложил деревянный гладий. Галлоний сказал:
- Ладно, я буду первым. Только не слишком усердствуй, дорогой галл.
Эномай замер расслаблено, не поднимая оружия высоко, Тит взял свой тренировочный меч, они были без щитов, поэтому укрываться было нечем, и все предвкушали скоротечные схватки. Галлоний атаковал первым, сделав выпад, однако кельт зажал его руку замком из своих предплечий и свалил с ног ударом локтя, уже на земле добавив колющий удар в бок. Римлянин встал и снова приготовился, сев на ногах пониже, на этот раз Эномай начал сам, прыгнув и с дальней дистанции щёлкнув деревянным остриём противнику по лбу.
- Два - ноль в пользу гладиатора, - сказал Тирон. - Этого следовало ожидать.
- Иди сам пробуй, - бросил ему Тит, вытирая струйку крови со лба.
- Я иду, - кивнул Марк и сам изготовился к битве. Он сбросил плащ, чтобы не попортить его, остался в белой тунике и выглядел достаточно уверенным, хотя все понимали, насколько он уступает в силе победителю на арене.
На удивление, ему удалось какое-то время отбиваться, и клинки противников сталкивались, но потом Эномай попал юноше по пальцам, то выпустил рукоять и уже безоружным был повержен мощным ударом на землю.
- Рано ты себя к бойцам причислил, - рассмеялся Милон. Тирона это несколько уязвило, хотя все понимали, что для уровня обычного человека, послужившего в армии, он неплох, и лишь на фоне настоящего чемпиона выглядит слабо.
- Нет, я даже выходить не буду, - сказал Граний. - Впрочем, я знаю одного человека, кто мог бы биться на равных. Я о Семпронии говорю. Ещё в Риме он проделывал такую штуку - приходил на игры зрителем, садился на трибуну, когда же начинались поединки, он спрыгивал на арену и предлагал любому из гладиаторов биться с ним, и всегда выигрывал.