- Удивительно это, как стремительно и ярко возвеличил рок этот народ, прежде никогда не бывало, чтобы от Геракловых столпов до Азии правил один властитель, - согласился Ономакрит. - Долго ли продлится это величие? Неужели, нет никого из царей и народов, кто мог бы сломить их могущество?
- Может, исход войны с парнами будет неудачен для них в Азии? - сказал его сын. - Впрочем, решительного сражения так пока и не случилось.
- Я знала лишь одного человека, который считал себя способным отсечь все головы римской гидры, как назвал её один наш соотечественник, и временами казалось, что он достигнет успеха, - произнесла Зена, что ранее молчала, слушая с закрытыми глазами.
- Митридат его имя, - угадала девушка, коей хотелось послушать какую-нибудь красивую историю, а не горячить кровь политикой. - Расскажи о нём, мне кажется, всем будет интересно услышать, ибо ты провела с ним немало времени. Большинство из нас думает, что знает об этом, но ты легко покажешь, что наши знания ничтожны, ибо мы питались лишь слухами, да короткими сообщениями, Александр же, возможно, извлечёт уроки для дела борьбы с Римом.
- Да, я, вот, в первый раз слышу, что ты знала Митридата, - подхватил Ономакрит.
- Это длинная история, а её, пожалуй, надо рассказывать с самого начала, ибо слишком много для меня сошлось всего в этом человеке, - потянулась Зена, и всё понимающая Габриэль тут же подставила бок, дабы ей было удобнее, - однако сегодня я начну её, возможно, закончив в другой вечер. Итак, слушайте же, что я знаю о Митридате, прозванном Дионисом и Евпатором, царе Понта.
Эта война началась в первый год сто семьдесят третьей олимпиады, мне было тогда пять лет, и я слушала рассказы о происходящем. Они были как мифы о героях для меня, уже потом, когда картина самой войны изменилась, я узнавала подробности от бежавших из Ионии людей. Человека, что сообщал нам все новости, звали Эпеем, он верил в Митридата и прилагал большие усилия, чтобы иметь самую точную информацию о происходящем, всех своих рабов посылал за новостями, он возглавлял царскую партию у нас в городе. Именно от него я узнала, что Азия захвачена царём, он передавал нам, собиравшимся вокруг него детям, как грохотали колесницы в победоносном сражении у реки Амнейона, как Митридата приравняли к богам в Пергаме, и сама Ника в театре спускалась к нему с небес. Мы разделились на партии тогда, одни не верили и сохраняли лояльность Риму, другие же стояли за царя и свободу эллинов, я помню, как швыряла камни в тех, кто отказывался поддержать нашего героя, из уст же Эпея мы каждый день слышали о свободе, возрождении сил эллинов и сиянии былых времён.
Торжественно рассказал он и об истреблении римлян в Азии, многие тогда шептались, что ждут такого же и в Македонии, однако подробности я узнала много позже. Из Ионии в Амфиполь бежало несколько человек, когда всё там обратилось в прах, лет в пятнадцать я постоянными расспросами заставила одного милетянина поведать, что он видел.
- Говорят, это было трагичное и удивительное зрелище, - сказал Персей.
- Это правда. Я словно воочию увидела, когда он описывал, как в его родном городе топили людей в море, добивая баграми и дротиками, отрубали руки, отрывая от алтарей, ибо никакой пощады им не было и от богов, груды тел лежали у ворот горящих домов, и редких детей избиваемых могли укрыть и взять в дом хотя бы рабами, большинство же убивали со взрослыми, таково было ожесточение. Да, так в один день италийские общины погибли во всех городах, однако я не ужаснулась тогда этому рассказу, ибо посчитала кровь эту справедливой. Впрочем, всё это было потом, в начале же войны мы ждали прихода царских войск, и уже почти открыто члены нашей партии грозили противникам скорым судом, однако сначала военачальники Митридата вошли в Элладу и быстро овладели ей.
В семь лет я узнала, что огонь войны разгорелся в Аттике, римская армия осаждает Афины, город, что многие из нас считали родным. Мы все жили только этой осадой, каждый день ждали новостей от Эпея, молились за осаждённых, каждый новый отбитый штурм волновал нас как главное событие в нашей жизни. В это время сын царя с огромной армией занял Фракию и быстро овладел Македонией, наши надежды сбылись, и теперь, уверенные в своей победе, мы все свои тревоги направили на скалистую землю Афины. Ползущие машины, тараны и башни жили в наших душах тогда, мы словно сами видели, как увеличивают насыпи, сражаются в подкопах под стенами, делают вылазки. Мы не знали тогда ничего об истощении людей, страшном голоде и людоедстве, но весть о падении Афин нас всех поразила, скоро пал и Пирей, породив горе в сердцах людей.
Что рассказывать об этом? Надо ли ещё раз терзать вам души описаниями того, как столь неисчислимое множество родных людей было умерщвлено, говорить о страданиях, от которых пальцы сжимаются на рукояти меча? Воистину, крови всего Рима и всей Италии не хватит, чтобы искупить это... Однако надежда ещё оставалась, в великой битве под Херонеей сражались и наши горожане, и освобождённые рабы, многие покрыли себя славой, после поражения, впрочем, царские люди удержались в Македонии не долго. Вести об орхоменском разгроме мы встречали уже вновь под римской властью, так я запомнила, как опьянение свободой у людей сменилось отчаянием и страхом, всё, созданное энергией царя вмиг было потеряно. Думаю, именно тогда ненависть к римлянам я впитала в кровь свою, тогда мы все клялись бороться с Римом до последнего вздоха.
Война стихла на время, но знание о том, что царь сохраняет свою власть и укрепляет армию в Понте, давало нам надежду. Уже спустив на воду своё судно и занявшись известным вам делом, я вновь связала свою судьбу с ним, ибо Митридат покровительствовал всем пиратам наших морей, побуждая их разрушать римские начинания, и я выполняла его волю с великим рвением. Потом мне суждено было отправиться в долгий путь, и я не видела сама, как вновь разворачивалась война, как царь терял всё, становясь изгнанником, и вновь обретал своё царство, лишь через девять лет мы снова сошлись, теперь близко.
Да, нам, наконец, суждено было встретиться. Я с небольшим отрядом прибыла в Понт морем из Пантикапея, когда услышала, что царь вновь собирает людей для борьбы, это казалось чудом, ибо все уже были уверены, что римляне овладели Азией до самых армянских гор. Я многое тогда уже пережила и решила, что никогда не прощу себя, если не вступлю в эту войну, самую осмысленную из всех, что коснулись меня, ибо речь шла о моём народе. Меня приняли с восторгом, видя во мне доброе предзнаменование, ибо я напоминала амазонку, дочь сарматских степей, заинтересовавшись молвой, царь призвал меня к себе. Он был тогда уже стар и ещё не полностью оправился от ран, что получил недавно, однако всё это меркло перед величественностью его. Я поверила и говорю вам, что он был не из смертных, и кровь богов не оставила его, даже в старости он был красив, свежий шрам под глазом ничуть его не портил, в деяниях же он был неутомим. Итак, той далёкой весной, более двенадцати лет назад, я получила от него сотню всадников под начало, скифов и сарматов, в основном, он сказал, что я, прошедшая конной долгий путь, достойна стать командиром одного из отрядов его телохранителей.
- Говорят, он умел говорить на многих языках, и любил красивых женщин, - заметил Александр, кое-что читавший об этих недавних делах.
- Это так. Со мной он говорил только по-эллински, ибо я сама так хотела, но способен был и скифу, и каппадокийцу, и армянину быть понятным, на языке римлян говорил куда лучше меня, да и многие другие знал. Что же касается женщин, то мне следовало встретиться с ним раньше, если, конечно, ты хочешь сказать, что я должна была стать предметом его страсти, ибо к тому времени многие страдания и гибель жён сделали его уже другим.
Весной мы двинулись на Каппадокию, и я впервые чувствовала себя частью столь большой армии, старалась все свои обязанности выполнять наилучшим образом. Нам удалось выманить римскую армию из могучей крепости, напав на укрепление, где они держали обоз, и произошла битва, что я вспоминаю доныне как самое славное своё деяние. Близ Зелы, городка небольшого, на рассвете мы развернулись, глядя с высот на врага, тысячи воинов стояли против нас, но и наших было много, и огонь возбуждения не давал мне покоя, я помню это чувство и сейчас. Вокруг стрелки уже завязали бой с конными врага, и сам царь возглавил главную нашу силу - могучую колонну тяжеловооружённых всадников, я была там, скакала недалеко от предводителя и была исполнена гордости как никогда. Видели бы вы это, воистину, подобное зрелище редко открывается нам - величественный дракон, составленный из тысяч сверкавших панцирей и конных попон, украшенный гребнями и хвостами шлемов, ощетинившийся копьями, двигался, всё набирая скорость и заходя во фланг врагу.
За спинами римлян лежало болото, они даже не думали, что придётся отступать, настолько были уверены в себе, однако наш натиск оказался сильнее, чем всё, что они знали. Мы проломили их строй почти сразу, но потребовалось какое-то время, чтобы все прочные монолиты когорт разбить на части. Поначалу возникла сильная давка, мне тяжело было удерживаться на коне, перескакивавшем упавших людей, колоть было некого, ибо ряды врага опрокинули уже до меня, но потом я вывела отряд на свободное пространство, и меч мой не знал усталости. Конные, мы походили на стремительные ручьи, группы римлян же были как острова, что удерживались сплочённостью, и откалывавшихся людей уносило уже навсегда. Они ещё какое-то время держались, но совместными действиями пехоты и конницы мы загнали многих в болото, где добивали стрелами и дротиками. Они погружались всё глубже и глубже, поначалу шлемы ещё возвышались над бурой от крови и грязи водой, но постепенно исчезали, и легковооружённые понтийцы, в жажде наживы, пробирались по наваленным телам под водой как по мосту. Я устала рубить, моя махайра выскальзывала из пальцев и держалась лишь на шнурке, к концу боя я уже действовала по-сарматски, охватывая врагов арканом и волоча по земле, чтобы пешие могли добивать.
Никому бы из римлян не уйти живым, ибо преследование не попавших в болото было стремительным, лишь ранение царя остановило воинов, и так было всегда, только он держал армию своей волей, и без него людей охватывал страх. Митридат пострадал не от противника, его ударил мечом раб из римских пленников, впрочем, он сам виноват, ибо опасно было держать при себе таких людей. Однако не многим врагам удалось уйти, их опустевший лагерь достался нам без боя, и казалось, что всё теперь изменится.
- Да, я не пожалел бы жизни, чтобы оказаться рядом с тобой в тот день, - прошептал Александр, сильно взволнованный её словами.
- Ты прав, это был славный день. Могу сказать, что, если и осталась во мне надежда освободиться от Рима, то лишь из-за памяти об этом сражении, за один только день мы отправили к Аиду больше семи тысяч римлян, я лично убила четырёх центурионов и одного трибуна, легионеров же считать не было возможности. Впрочем, ночь уже движется к середине, и на сегодня беседы нашей достаточно. Остановимся сейчас на этом славном моменте, ибо потом будет много печального, о чём я расскажу в другой раз...
Зима смягчилась, перевалив за середину, время бурь ушло, лишь мягкие снегопады иногда заполняли всё пространство меж небом и землёй, и в этот тихий мир Зена выезжала на прекрасном своём Аргусе, уже полностью управляясь с ним одной только верёвкой. Когда дороги были сухими, они быстро скакали, и Габриэль стремилась убежать, воительница же нагоняла, впрочем, как девушка ни старалась, уйти от более сильного и стремительного коня её Борею не удавалось. Местные любили с высоты крепости наблюдать за ними в такие минуты, когда девушка прижималась к шее своего серого коня, вытягивавшего на скаку мускулистое тело, и стискивала покрытые попоной бока, её плётка отчаянно вилась над головой, побуждая отдать последние силы, но дочь Ареса приближалась сзади как смерч. Никогда ранее жителям Промоны не доводилось видеть столь стремительного скакуна, он стелился по земле, подобно леопарду, понукаемый собственной страстью, и Зена летела вместе с ним, умея сливаться с конским крупом как немногие. Она всегда обгоняла Габриэль и останавливалась поперёк дороги, делая вид, что беззаботно ожидает, лишь пар, поднимавшейся от коня, выдавал только что схлынувшее напряжение. Потом они спешили назад, чтобы долго не держать лошадей на холодном воздухе, и отправлялись в горные леса уже пешими.
Научить девушку чувствовать зверей или людей, не видя и не слыша их, Зена не могла, ибо это был её дар, наследие отца, и она сама не понимала, как это происходило, но Габриэль не унималась, расспрашивая об этом. Разговор о том, что уже давно томило воительницу, родился у них именно из такого обсуждения, когда они шли вдоль берега ручья с ледяной сейчас водой, и девушка спрашивала:
- Это твоё чувство никогда не ошибается? Ты всегда знаешь, кто будет за поворотом - зверь или человек?
- Я не могу управлять им, это как предчувствие, иногда оно появляется, иногда - нет, бывает, что я могу определить присутствие кого-то конкретного, или же просто чувствую опасность. Однажды, немало лет назад, я встретилась на одной узкой тропе во Фракии с сильным воином, и сейчас хорошо помню, что ещё до того, как увидеть его, ехавшего первым в отряде, я всей кожей ощутила приближение врага. Шакра в моей руке был уже поднят, когда он появился из-за поворота, и я нанесла первый удар...
- Твоё чувство когда-нибудь тебя подводило?
- Пожалуй, в одном человеке я не почувствовала опасности, хотя он был очень опасен, за это мне тяжело пришлось заплатить. Я хотела рассказать тебе о нём, но по другой причине, ибо эта встреча связана с нашим грядущим путешествием. Это было давно, я и он с того времени сильно изменились, мой путь ты знаешь, он же стал славен, как и хотел, целые племена трепещут пред его мечом. Лет восемнадцати, когда я ходила уже на своём судне, я преследовала один корабль близ Родоса, было всё как обычно - зашли с правого борта, зацепили крюками, втянули вёсла и притёрлись вплотную к нему, чтобы штурмовая команда могла вскочить на борт. В числе пленников мы захватили и одного римлянина, молодого человека лет двадцати трёх, тогда пиратам попадалось немало римлян, и это не было чем-то особенным, одних мы убивали, большинство же пытались продать за выкуп.
Он сразу привлёк меня, сопротивляться не пытался, ибо был один, рабов его и других пассажиров я в счёт не беру, ибо они храбростью были не лучше скота, однако он не боялся смерти и вёл себя дерзко. По наличию у него немалого числа рабов я поняла, что он из знатных, и сразу решила взять хороший выкуп, поэтому мы захватили всю эту кампанию и утянули корабль за собой. Пока мы ждали, когда его рабы соберут под честное имя его деньги у италийцев и местных богачей в Ионии, у нас было время познакомиться и говорить о многом...
- Как его звали? - спросила девушка, томимая этим главным вопросом.
- Имя ему было Гай, частое для римлян, впрочем, у них не в обычае открывать личное имя случайным людям, я специально не выспрашивала, он сам мне сказал, когда казалось, что мы не случайны друг для друга. Он происходил из древнего рода Юлиев, как рассказывал, основатель рода сего сочетался с самой Афродитой, носил родовое прозвище Цезарь, не знаю, что оно означает.
- Так ты знакома с Цезарем? С тем самым Цезарем, что командует войском в земле кельтов, одним из трёх правителей Рима? Почему ты раньше не говорила?
- Я как раз хочу рассказать тебе, как я с ним знакома. Поверь, о таком просто болтать не будешь. Итак, мы ждали двадцати талантов, что были назначены мною в качестве выкупа, стояли лагерем в одной из гаваней ионийского побережья, тогда было раздолье для нас, я могла чуть ли не в милетский порт заходить на судне, набитом добычей. У него были тёмные волосы, живые и глубокие глаза, чуть бледное лицо, он был красив, гибкий такой, весьма умелый в обращении с мечом.
- Ты давала ему, своему пленнику, меч?
- Он не долго оставался моим пленником на деле, уже после первого разговора с ним, я относилась к нему почти как к равному. Я решила поговорить с ним, ибо делать на берегу было особо нечего, а он сильно меня заинтересовал, да и по-эллински говорил хорошо. Поверь, в нём многое было удивительно, он жаждал великих свершений, говорил мне о славе Александра, о восточных царствах, что готовы пасть в руки сильного, о многочисленных племенах варваров Кельтики, где добывают множество золота, и это не было просто мечтами, нет, в глазах его горела абсолютная уверенность в том, что всё это будет. Было в нём что-то сверхчеловеческое, как и в Митридате я видела потом, он умел убеждать, о плене своём почти не думал, весь был в одном - или победить, или погибнуть разом. Он приглянулся мне, ибо мало походил на римлянина с этой своей жаждой эллинского образования, главное же, что впервые за долгое время я увидела человека, жаждавшего не простого богатства или покоя, как обычные горожане, не свободы без цели, как пираты и путешественники, но достижения чего-то великого, выходящего за пределы обычного мира, граничащего с мифами и деяниями героев древности. Я восхитилась этим, и мы даже обсуждали, что могли бы вместе вести эти грядущие войны, он уверял, что добьётся войска в Риме и обязательно пойдёт против царей восточных или западных племён, да против кого угодно, ему было не важно против кого обратить свой меч.
Мы изменили жизнь друг друга. Мой вклад был ясен сразу - я спасла его от гибели, ещё на корабле один из моих людей заметил у него кинжал на бедре и хотел метнуть в него копьё, я же отвела удар, его вклад стал ясен позднее, пока же мы наслаждались встречей. Ты знаешь, что меня всегда тянуло к сильным людям, и я не видела ничего плохого, зажжённая огнём юности, чтобы разделить с ним ложе, он тоже не мог устоять, ибо это была сильная страсть. Он говорил, что чувствует себя Энеем или Одиссеем, я же почти верила, что смогу стать из дочери моря начальницей целого флота, и вместе мы покорим весь мир, омываемый морем до Геракловых столпов.
Я получила деньги, взяв половину долговыми расписками в счёт нашей дружбы, и, при расставании, он обещал, что мы встретимся, когда он обретёт силу, то обязательно пошлёт ко мне вестника. Мы встретились раньше, чем я ожидала. Прибыв в Милет, он сразу поднял на ноги городскую стражу и нанял многих людей, что напали на нас, ничего не ожидавших и расположившихся на берегу. Я ночевала в гостинице у моря, проснулась, когда дом был уже окружён сотней человек, им пришлось поджечь его, чтобы выкурить меня, прыгая с крыши, я сильно разбила ногу, была ранена копьями и кинжалами, но судьба не сулила мне смерти, он сам появился там и велел взять меня живой.
У меня больше не было возможности поговорить с ним, да я и не хотела, испытывая лишь ярость, когда была в сознании. На маленьком и пустынном островке близ побережья, на длинном пляже, где волны тихо шептались, они соорудили три десятка крестов для распятия, ему пришлось заплатить немалые деньги, чтобы всё это устроить. Большинство людей из моей команды были умерщвлены ещё до распятия и повешены мёртвыми, но меня и нескольких других оставили живыми. Нас привязали к крестам утром, туго оплели плечи, руки и бёдра верёвками, потом ко мне подошли трое его рабов, и, как он велел, сломали мне ноги ударами молотков. Так он захватил и покарал нас, пиратов, сам созерцал за происходящим с борта корабля, я же провисела на кресте до ночи, и часовые из милетян следили за мной. Лишь под покровом тьмы храбрец Менекрат из критских пиратов на своём судне совершил дерзкий рейд, и его люди сняли меня.
Довольно долго я возвращалась из этой тьмы, лишь божественная кровь позволила мне выжить, но кости ног срослись неправильно, и семь лет ещё я едва ходила по земле, чувствуя острую боль, предпочитала не спускаться с коня. Я поклялась ещё тогда, что убью его, отправлю этого дерзкого мальчишку в Аид, с тех пор прошло немало лет, однако уверенность моя в том, что мы ещё встретимся не уходила, я даже особо не искала его, просто знала, что буду вновь его видеть. Так он изменил мою жизнь...
- Вот, тебе самой судьбой предназначено идти к нему. Что ты будешь делать? - тихо сказала Габриэль, едва сдерживая слёзы, ибо всё словно сама пережила, даже больнее, чем сама. Они уже какое-то время никуда не шли, но сидели на поваленном дереве, и девушка смотрела на ноги любимой, помня их идеальную правильность и желая прикоснуться, но не решаясь. Зена видела её сомнения и сказала:
- Теперь этого нет, в далёкой стране я встретила человека, который вернул мне мои силу и ловкость. Ты же знаешь, что путь мой был длинен, и всего сразу не расскажешь, тебе придётся быть терпеливой. Что я буду делать, зная о приближении к Цезарю? Три года назад я бы ответила тебе, что отрежу ему голову, если саму не убьют, но теперь не сделаю этого. Я совершила много зла и в день преображения своего обещала божеству, что отныне буду стремиться к справедливости, теперь у меня нет времени на него, нет времени возвращать зло за зло, ибо большую часть жизни я этим занималась, и теперь можно надеяться лишь хоть что-то восполнить.
- Почему он сделал это?
- Я тоже думала об этом, впрочем, мне не так уж сложно понять, он был очень похож на меня. Он был искренен, когда говорил о желании своём, о предчувствии грядущего своего величия, дерзкий и не останавливающийся ни перед чем, он и меня посчитал судьбою уготованным испытанием. Думаю, он почувствовал мою силу и захотел победить меня, поэтому и обрёк на смерть. Мне это чувство знакомо...
- Выходит, мы будем спокойно заниматься там нашими делами, будто никаких римлян рядом вовсе нет?
- Так и будет, постараемся избежать встречи с ними...
Этот разговор они сохранили пока в тайне, решив, что нет нужды порождать в воинах лишние сомнения, даже приближённым не сказали, надеясь, что не придётся более к этому возвращаться. Зима, меж тем, двигалась к концу, дни стояли тихие, и верхом наслаждения было после тренировки на открытом воздухе, когда от тела уже валил пар, заскочить в протопленную баню и погрузиться в горячую воду, у Зены и Габриэль была такая возможность, и они старались пользоваться ей как можно чаще. Приближение весны уже можно было почувствовать, но думать о предстоящем никто не хотел, воительница стала только больше времени проводить с любимой, понимая, что потом такой возможности не будет. Девушка была вполне довольна, только поддерживала настойчивые просьбы Александра, да и остальных рассказать завершение истории о Митридате. Наконец, Зена уступила им и согласилась устроить небольшой пир, где и поведает окончание.
Они собрались вечером в андроне занимаемого воительницей дома, ложа поставили поближе кругом, ибо сотрапезников было всего шестеро, сначала, как подобает, поели и уже за вином завели разговор. Теперь никто не хотел отвлекать Зену от рассказа иными темами, и все ждали, когда она начнёт, она же неспешно продолжила своё повествование.
- Вы слышали уже о времени его триумфа, один такой миг, после Зелы, и я с ним разделила, теперь же рассказ пойдёт о многих утратах, близких и для наших сердец, ибо вы помните, конечно, что и на Понте Эвксинском живут эллины, и война эта нанесла им чудовищный удар. Он хотел мира, я сама это слышала от него, ибо государство его было похоже к тому времени на рваную хламиду - мы вновь вернули Понт и Каппадокию, готовы были вторгнуться в Вифинию, но от царя отпали Боспор и Колхида, на эллинские приморские города уже никакой надежды не было. Римляне, впрочем, мира не жаждали, их новый командующий на этой войне, Помпей, собирал большую армию против нас, теперь у Митридата воинов было явно меньше, и мы отступали какое-то время.
Римлянин понял, что преследовать нас по разорённым областям можно долго, и повернул в сам Понт, нам пришлось последовать за ним, у одной горы мы встали на его пути в сильно укреплённом месте, ибо царь не желал пускать врага дальше. Однако неудачи преследовали нас, поначалу пришлось поменять место лагеря из-за недостатка воды, и теперь уже римляне более свободно осаждали нас, окружая валом и рвами, выставив цепь своих постов. Скоро продовольствие подошло к концу, сорок пять дней мы держались, люди безумели от голода, пожирали друг друга, пытались бежать к врагу, наказание было суровым, и множество распятых торчали на шестах вкруг лагеря, других сжигали заживо. Держаться дольше не было сил, и ночью Митридат вывел войско, мы ускользнули без сражения, но больных и истощённых пришлось перебить. Ночами мы шли, укрываясь от солнечного света в лесах, однако римляне упорно преследовали нас, и на третий день настигли на берегах Евфрата, у нас был наспех сооружённый лагерь, но отступать, не бросив войска, было уже невозможно.
Говорят, он видел сон в ту ночь, будто плыл на корабле и попал в бурю, оставшись одиноким среди обломков. Мне рассказывал это один из его телохранителей, впрочемnbsp; Торжественно рассказал он и об истреблении римлян в Азии, многие тогда шептались, что ждут такого же и в Македонии, однако подробности я узнала много позже. Из Ионии в Амфиполь бежало несколько человек, когда всё там обратилось в прах, лет в пятнадцать я постоянными расспросами заставила одного милетянина поведать, что он видел.
, возможно, это просто легенда. Так или иначе, ночью римляне выступили к битве, это было удивительно, однако мы вовремя заметили опасность, и воины выстроились перед воротами. Наши стрелки в темноте были бесполезны, надежды на победу не было, поэтому царь оставил восемьсот лучших всадников, в числе коих была и я, при себе, когда пехотинцы наши обратились в бегство, мы, окружая командующего, ринулись на прорыв. Во тьме я потеряла царя из виду, но сама с группой всадников действовала удачно, римляне не ожидали нашего натиска, мы опрокинули несколько десятков, человек пятнадцать убили и вырвались из кольца, хотя, потоптали и многих своих, бежавших, подобно скоту, без пути. Крепость Синория была сборным пунктом, нас набралось там до трёх тысяч, там же царь раздал верным большие деньги из обширной местной казны, около третьей части всего моего состояния, что я заработала в жизни, досталось мне именно в тот день.
Долго рассказывать, как мы скитались по Армении, не нашли там помощи и обратились на север, в сказочную для меня Колхиду, там, в городе Диоскурия, мы зимовали. У меня было немало времени изучить эту землю, из-за Фасиса приходили вести о том, как римские войска ведут тяжёлую войну с иберами и албанами, им потребовалось несколько месяцев, чтобы сломить сопротивление этих многочисленных народов. К лету они вторглись в Колхиду, но мы покинули её ещё весной, отправившись на север.
Митридат словно обрёл второе дыхание, новую какую-то веру, именно из-за этого я осталась с ним, он много говорил о новой войне, грандиозном походе через Скифию, Фракию и Кельтику в саму Италию, и, казалось, что это осуществимо. Путь через Кавказ был изнурителен, пришлось сражаться с варварским племенем, зовущим себя ахейцами, впрочем, никакого родства у этих дикарей с эллинами не может быть, за горами же лежала мятежная страна. Дело в том, что один из многочисленных сыновей царя, Махар, к тому времени провозгласил себя правителем Боспора и закрепился в Пантикапее, против него предстояло обратить оружие, однако всё закончилось довольно быстро. Махар бежал от отца в Херсонес, однако это не привело к сдаче всех наших врагов, и Пантикапей пришлось штурмовать, как и ряд других крепостей. Я сама вызвалась в один из штурмовых отрядов для Пантикапея, мы поднимались под плотным градом снарядов, укрытые щитами, тогда я получила два ранения в плечо и спину, но снискала и славу, одной из первых ворвавшись на стену. Там был умерщвлен и другой изменник из царской семьи, Ксифар, Махар же был осаждён нами, но покончил с собой, так Боспор вновь вернулся под власть Митридата.
Уже укрепившись на Боспоре, мы пережили страшное землетрясение, какого ранее там не видали. Многие крепости осели, улицы обратились в руины, даже поля оказались расколоты трещинами в земле и не могли быть обработаны, людей же погибло неисчислимое множество. Во многом, именно из-за этого люди потеряли веру в царя, ведь сами боги показывали, что время его закончилось...
- Да, я слышал, что дрожь земли ощущалась и в Элладе, кое-где даже произошли обрушения, и море волновалось, - сказал Александр, всё это время не сводящий глаз с Зены, что представала в его воображении сарматской всадницей, играющей ослепительным бликом копейного острия.
- Это было великое горе. Удар застал меня на открытом месте, Ксанф, как и другие кони, лёг на землю, и я лежала рядом с ним, слышала, как люди молили богов, но сама особо не страшилась, ибо верила в защиту отца. Потом на улицах Пантикапея мы пытались спасти кого-нибудь из-под руин зданий, я с отрядом разбирала завал на месте школы, но живыми удалось достать лишь двоих учеников, остальные погибли.
- Расскажи о Митридате как о человеке, - попросила Габриэль. - Слыша о нём, как и о многих других славных людях, мне всегда хочется узнать не только о великих делах, но и о том, какими они были сами по себе. Ты близко его знала?
- Ну, это не так просто сказать, насколько мы хорошо узнали друг друга. С одной стороны, я не принадлежала к числу его близких друзей, и познакомилась с ним уже на закате его жизни, когда страсть в нём начала угасать, как к женщинам, так и к сильной дружбе. С другой же стороны, он не сомневался в моей верности, и я могла свободно присутствовать на собраниях самых доверенных командиров, он всегда был внимателен к войску, и много общался с нами, тренировался на виду солдат. Один на один царь со мной о каких-то личных делах никогда не говорил, но иногда он собирал близких и не очень друзей, на пиру ли или просто у костра после охоты, и долго рассказывал что-то, строил планы. После Зелы и я стала гостем таких собраний, делила трапезу с детьми царя, наложницей его Гипсипилой, что изображала из себя воина, военачальниками и знатными пиратами, послами варварских народов. Из детей Митридата мне более всего приглянулся Фарнак, достойный преемник отца, человек храбрый и решительный, да Клеопатра, отчаянная девушка, что потом с горстью воинов выдерживала осаду в Фанагорее.
Так вот, царь собирал нас и долго говорил, особенно любил обращаться к тем из нас, кто был молод, вспоминая о многих трудах жизни своей. Он рассказывал, как боги заботились о нём, посылая спасение, как ещё ребёнком он избегал яда и козней своих противников, хотя и не говорил нам, что за всеми этими попытками стояла его собственная мать. Обладая хорошей памятью, он припоминал свою жизнь изгнанником, когда же жар вина охватывал его, особенно в последние пару лет царствования, он сокрушался о многих несчастиях в жизни своей, о том, что в двадцать лет ему пришлось казнить брата, потом же он потерял многих сыновей и жён, нежных сестёр своих, иные же предали его, и вновь он проливал родную кровь. Впрочем, такое бывало не часто, обычно он обращался к славным моментам прошлого, говорил о своих победах в Колхиде и на Кавказе, о дерзком путешествии по римской провинции Азии, о том, как он встретился на переговорах с каппадокийским царём Ариаратом, и этот царёк попытался ударить его при разговоре кинжалом, но попал в панцирь, тогда уже сам Митридат уложил его замертво своим кинжалом прямо на глазах вражеского войска.
Он полюбился мне своим благородством, твёрдостью на раз выбранном пути, хотя, и печально было видеть, как судьба наносит ему удар за ударом. Впрочем, я хотела бы сегодня завершить свой рассказ, поэтому доскажу вам конец этой истории.
Итак, мы готовились, не взирая ни на что. В войско записывали рабов и всякий пришлый сброд, налоги увеличились многократно, ковали оружие, собирали лошадей, прибывали послы от многих народов - фракийцев, бастарнов, кельтов, сарматов, что говорили о новых военных кампаниях. Катастрофа была практически неизбежна, как я сейчас понимаю, но тогда мы жили лишь предвкушением похода, приходили хорошие новости от многих племён, скифы уже доставляли и военные отряды. Пожар вспыхнул поначалу в Фанагорее, местные эллины восстали против насилий варварского гарнизона, и люди царя не смогли удержать акрополя, потом от нас отпали и другие эллины - Херсонес, Феодосия, Нимфей. Здесь я впервые серьёзно разошлась с Митридатом, ибо поддержала эллинов, своих единокровных, а не варваров, ради призрачной цели похода я не желала, чтобы эллинский народ оказался в рабстве. Тогда я уже командовала отрядом в шестьсот человек, ибо опытных начальников у него осталось мало, однако царь не снял меня, да и наказывать мятежников сил уже не было.
Совсем незадолго перед днём выступления произошло неизбежное. Потом говорили, что Фарнак давно уже хотел остановить отца, губящего родное царство ради безумного желания ворваться в Италию, что он предпочёл судьбу своего народа родственным чувствам, пожалуй, я готова поверить в это. Переворот произошёл быстро, Фарнак в одну из ночей перетянул на свою сторону римских перебежчиков и многие отряды понтийцев, утром они поднялись в вооружении и с победным кличем двинулись на дворец, их поддержали почти все остальные, из стремления или страха, скоро и флот поднял крик. Мои люди, ночевавшие в лагере, тоже переметнулись, я же сама тогда была в крепости и выехала навстречу мятежникам вместе с царём, надевать доспехи не было времени, но оружие я прихватила.
Мне и сейчас сложно сказать, почему я сделала то, что сделала. Его телохранители почти сразу пустили коней к войску и мирно останавливались, показывая, что верны Фарнаку, тысячи людей смотрели на меня, кожу кололо словно острыми иглами, и тогда я ударила коня по бокам и двинулась от царя. Я не смотрела на него, просто отъехала в сторону, опустив копьё вниз, за моей спиной кто-то нанёс смертельную рану царскому коню, верные и предавшие коротко схватились, но на самого царя никто меча поднять не посмел. Потом я уже особенно не следила за происходящим, знала, что они штурмовали крепость, а он отпустил от себя всех и принял яд, но не умер, лишь удар меча положил конец удивительной его жизни...
Не знаю, каково вам это слышать, ибо вы представляете меня героем богоизбранным и исполненным чести, но я предала его в тот день. Могу сказать, что смерти я не боялась, просто чувствовала, что судьба моя более не связана с ним, что мне надлежит идти дальше, это, конечно, не меняет того, что я просто темна душой и зло творю. Я не давала клятвы быть с ним до смерти, но всё же чувствую вину, и это тяготит меня до сего дня, знаю, что никогда не оставит...
Так она закончила, освещаемая трепетом горящих светильников, что лишь ещё острее подчёркивали её тьму. Часть этого тёмного её прошлого передалась и остальным, дав повод для размышлений на долгое время, и у каждого это были свои мысли - о судьбе народа эллинского, или о непрочности славы земной, лишь Габриэль всем сердцем чувствовала боль любимой как свою, и только прочнее привязывалась.
Глава 5. Путь во тьме.
Тихая весна вошла в мир почти незаметно, для Зены были важнее не числа календаря, но природные изменения. Когда после дождя на целых десять дней установилась тёплая и солнечная погода, и земля просохла, она решила, что пора выступать. Всё было готово заранее - каждый воин изучил своё снаряжение и привык к тому весу, что предстоит нести дополнительно, приготовлены все лошади, как для всадников, так и для поклажи, каждая необходимая вещь, будь то бурдюк для воды или мешок, была проверена. Несколько иллирийцев захотели присоединиться к походу, против Каллисто они ничего не имели, но жаждали славы и мужского удела. С учётом их пополнения, отряд стал насчитывать сто тридцать пять человек, из которых тридцать два были конными, восемьдесят имели полноценные доспехи, и двадцать три выступали как легковооружённые.
Прощание с крепостью было коротким, многие смотрели со стен, стояли вдоль дороги, Агрон выехал на своём коне немного проводить уходящих и торжественно сиял парадным одеянием, но и он остался позади, а скоро и сама Промона скрылась за горой. Идти первые дни нужно было по землям либурнов, племени дружественного, поэтому опасность не давила, даже среди мрачных лесов и гор, когда моря не видно, сердце не так щемило, и дышалось легко. Зена ещё до выхода построила чёткую схему движения - впереди двигались почти все всадники, имевшие при себе только оружие и воду, далее шла основная змея отряда, где каждый воин нёс своё вооружение и шест со снедью и инструментом, по примеру римского войска, вьючных лошадей было совсем не много, они несли часть продовольствия и снаряжения, телег же только две, замыкали шествие трое всадников, что следили за отстающими. Даннотал и Винд, скордиски-проводники, избрали дорогу по Иллирии, в основном, вдоль побережья, сказав, что так будет быстрее и не слишком опасно, ибо все римские колонии остались на юге, потом же предстояло найти путь сквозь альпийские горы.
Зена с Габриэль находились среди всадников, тут же были и Персей с Ономакритом, Александр же следил за пешей колонной, а Ферамен возглавлял замыкающих. В пути говорили немного, ибо старались двигаться максимально быстро, и привалы были коротки, вечерами же усталость затягивала в оцепенение сна. Через пару дней дорога вышла на морское побережье, и бурные волны сопровождали их по левую руку, но потом путь вновь повернул вглубь иллирийской земли, где волки следили за людьми из крепостей могучих елей на хребтах гор. Поселения они старались проходить быстро, чтобы не порождать слухов, да и в целях безопасности, ибо деньги везли немалые, Зена научила воинов ставить, если понадобится, укреплённый лагерь, но обычно они разбивали простой, лишь выставляя часовых. За всё время пути по Иллирии племена их не тревожили, несколько вождей только просили поучаствовать в набеге, но времени отвлекаться не было.
На ночных стоянках Зена часто беседовала с воинами, желая узнать мотивы и характер тех, над кем начальствует, запоминая их имена. Обычно она собирала их по четыре-пять человек, и они рассказывали о жизни своей. О других рассказывал Александр, успевший в качестве командира познакомиться со многими, Габриэль тоже любила послушать, как он говорил, указывая на освещённых соседним костром людей:
- Этот, вот, Лисимах из Мантинеи, копьё разбойников фессалийки навсегда упокоило его брата, и он нашёл в себе мужество обратиться к мести, хотя его сосед, у коего жена и отец сгорели в разграбленной усадьбе, даже за ворота дома выйти не осмелился. Рядом с ним ахеец Битон, что поклялся отомстить за друга, коему киликийцы перерезали горло перед выступлением из Патр. Этолиец Диоген никого не потерял и не следует за отмщением, просто он был восхищён твоими деяниями и пожелал обрести славу, храбрый юноша, каких я ценю.
Среди воинов Александр указал воительнице и на её соотечественника, некоего Фаона из Македонии, что переселился на Пелопоннес, потом же вступил в отряд. Она захотела сама поговорить с ним и пригласила к своему костру, где спросила:
- Почему ты, Фаон, покинул родную землю, что привело тебя к нам?
- Я мирно жил в Македонии, близ Пеллы был мой дом, никогда и не помышлял о том, чтобы взяться за меч, но боги послали мне многие беды. Соседями моими стали фракийцы, прогнавшие с земли местных селян, они были из могучего рода, и скоро никакого житья мне от них не стало. Ты же знаешь, сама живши в Амфиполе, что это нередко у нас случается, они хозяйничают в Македонии, подобно зверям диким, отбирают лучшие земли, днём они словно земледельцы, но по ночам становятся разбойниками, если же собираются в стаи, то утраивают большие набеги. Сначала они крали моих овец, оспаривали у меня небольшое поле, удалённое от основной моей земли, потом начали забрасывать камнями жену, когда она ходила за водой. Я пытался жаловаться властям, но, воистину, вся Македония была предоставлена римским наместником самой себе, чиновники лишь грабили города и позволяли творить насилие всем, кто платит.
Однажды они пришли ко мне в дом, человек пять, на груди у всех болтались ножи в кожаных ножнах, они смеялись, когда говорили мне, чтоб я убирался из дома в течение месяца, если хочу сохранить жизнь. Тогда я ничего им не ответил, но в душе моей поселился страх, я начал подумывать о переезде, продаже дома и земли, о том, чтобы всё это бросить, я, конечно, и помыслить не мог, ибо нам больше не на что было жить. Да, пожалуй, мы бы уехали от них подальше, но не успели. Я не сказал, что у меня был сын, единственный мой ребёнок, ему было тогда десять лет. Они пришли, когда меня дома не было, в последнее время я боялся покидать своих, но здесь было важное дело, касавшееся поиска покупателей на землю, и я уехал в Пеллу. Несколько человек вечером подкрались к дому и подожгли его, сын проснулся от шума и вышел, схватив мой посох, один из них ударил его ножом в грудь и убил на месте, жена смогла выбраться из горящего дома, спрыгнув с крыши, она обгорела и мучилась потом. Вернувшись, я мог только плакать, наверное, поэтому она и ушла от меня, вернулась к отцу, городскому горшечнику, что едва сводил концы с концами, я же захотел уехать как можно дальше, забыть всё. Поначалу я был моряком на грузовом судне, потом же стал работать в порту Эгиона, мне повезло, что сбережений моих хватило на плетёный щит, пять дротиков и кинжал, и я попал в отряд. Говоря честно, я вовсе не лучший из твоих легковооружённых, Александр взял меня из жалости, услышав мою историю...
- Почему ты оказался среди нас, Фаон?
- Я устал быть слабым, просто больше не могу.
- Не удалось всё забыть?
- Нет, всё остаётся со мной, в снах я иду знакомой тропой к родному дому вновь и вновь, - македонец содрогнулся всем телом. - Судьба играет нами, и я только сейчас понял, что лучше было погибнуть с оружием в руках на пороге своего дома, чем пережить всё, что случилось со мной. Теперь ничего не вернуть, но у меня есть цель - стать достойным своих предков и вернуться, чтобы расставить всё по местам.
- Я помогу тебе стать воином, - кивнула Зена. - Знаешь, я дала себе обещание, что, если вернусь живой из похода, то обязательно навещу родные края, мне тоже надо расставить кое-что по местам. Так, если хочешь, я могу помочь тебе, буду твоей гостьей, ибо чувствую и свою вину, ведь я поражала врагов во многих землях, родной же не помогала всё это время.
- Думаю, я отвечу тебе, когда цель похода будет достигнута, ранее не хочу ничего планировать, никаких планов, только надежда в сердце...
Суровые и мрачные леса вдоль дороги, простой земляной полосы, часто терявшейся в траве и тенях, навевали мысли о диких зверях, что крадутся во тьме. Волков видели часто, иногда вдалеке показывался и медведь, что вставал на задние лапы и смотрел на людей, но в разговорах поминали и львов, царствовавших здесь в былые времена. Разговор о них обычно начинал Персей, говоря:
- Раньше здесь было много львов, они бродили по этим диким горам, доходя до Олимпа и реки Нест во Фракии. Может, они и сейчас наблюдают за нами?
- Да они исчезли давно, - возражала Габриэль. - Последних истребили во времена македонских царей.
- Так-то оно так, но, только, я слышал, что в самых диких уголках, где спят тёмные пещеры, очень редко ещё можно встретить льва, - не сдавался юноша. - Следи за дорогой, возможно, нам повезёт его увидеть.
Девушка не верила, но всё же смотрела, временами казалось, что плотная стена леса теплится золотистыми глазами, и трепет листвы становится похож на дыхание, вечерами же сами горы были как замершие львы. Стремительно уходя в ночь, гигантские львы тихо лежали, подняв хребты, и украшавшие их гривы, тёмные леса, были мрачны, они ждали оживляющей луны, что всё меняет. Такой проходила пред ними Иллирия, по левую руку вновь появилось море и больше уже не скрывалось за горами, кораблей на бурных волнах ещё не было, и лишь птицы белыми точками качались в воде.
В этой первозданной земле люди начинали иначе воспринимать время, и многие забыли, какой шёл день месяца, осталась только луна, отмерявшая свои рождения и смерти. Эта луна всех объединила, воины забыли свои полисные календари, почти никогда не совпадавшие друг с другом, полный круг луны они теперь полагали месяцем, считая от новолуния, хотя оно и не совпадало с началом месяцев календарных. Даже Зена полагалась на луну, лишь делая отметку на табличке после каждых десяти дней, Габриэль же и вовсе не помнила, закончился ли уже афинский мунихион, она просто смотрела, как золотится стареющий месяц, оставляя лишь несколько дней до обновления.
Молодёжь в отряде скрашивала себе жизнь тем, что придумывала для воинов и предводителей разные прозвища, начало этому положили Персей с друзьями из Аргоса, потом же подхватили и остальные. Александра они прозвали Ксифосом, ибо он был прямым и жёстким как меч, да и всюду бродил со своим мечом, подчёркивая воинственность. Габриэль стала Сирийкой из-за необычного имени, иногда же её звали Сафо, намекая как на стремление писать, так и на любовь к Зене, Ономакрита называли Разбойником, Ферамен прослыл Одиссеем за свои хитрость и страсть к путешествиям. Саму предводительницу они нарекали многими именами, ибо её окружали тени мифов, она была и Сотерой, и Царицей воинов, и Богиней, и Сарматкой, впрочем, её собственное имя говорило больше любых прозвищ.
Либурны, жившие на севере Иллирии, встречали их хорошо, уже зная от собратьев из Промоны, что они гости Агрона, достойного вождя, впрочем, предупреждали, что скоро отряд вступит в земли япидов, которые не чужды грабежа. На побережье эллины могли видеть, как либурны готовят к спуску на воду после зимнего простоя свои быстрые суда, обновляют краски и глаза по бортам, многих это зрелище влекло в море, словно память предков билась в крови. Накануне новолуния они вступили в земли япидов, и проводники указали на первые их поселения, как они знали, городов у этого народа было всего три, люди же, в основном, жили в больших и малых деревнях. Это была последняя богатая плодами сельского труда местность, далее отряд ждали бедные и гористые земли, где у населения почти не водилось лишнего продовольствия, поэтому, в любом случае, запасы надо было пополнить здесь. Ради этого надо было подступиться к поселениям япидов и не спешить пройти их область побыстрее, хотя об опасности никто не забывал.
В сельской местности многие япиды, начавшие работать на земле, удивлённо смотрели на вооружённый отряд и сбегались под защиту своих земляных укреплений. В это время года они были особенно уязвимы из-за необходимости вовремя вспахать поля и произвести посев, поэтому войны на своей земле опасались и вели себя мирно. Варвары согласились на переговоры, когда узнали, что отряд не собирается нападать на них, они даже продали кое-что из своих запасов, хотя и меньше того, на что рассчитывали эллины. Япиды рассказали через людей, знавших иллирийский язык, что сами они путников не грабят, но живущие близ них карны, что занимают часть горы Окры, известные разбойники, и мимо них придётся пройти. В невинность япидов Зена не поверила, предпочитая не испытывать судьбу и поскорее миновать их земли, пока они не собрали молодёжь в значительном числе, однако слова о карнах учла, ибо и скордиски говорили, что это племя пастухов известно грабежами. Уже на следующий день пути стала видна синеватая тень могучей горы, и немалые тяготы предрекала она, как чувствовали многие.
Так они шли, и, приковывавшая взгляд и ранее, постоянно растущая, по мере приближения, гора Окра теперь высилась у самой дороги, по левую руку от идущих, она оставляла тревожное чувство в душе, даже не зная о диких её обитателях, можно было догадаться, что путь здесь опасен. Перед лицом этой опасности, Зена велела людям изготовиться к возможной битве, половина пеших облачилась в вооружение и двигалась с копьями на плечах, остальным пришлось принять на себя их поклажу, всадники разъезжали в голове и хвосте отряда, всматриваясь в массивы леса. Воительница часто ездила из конца в конец, облачённая в свой льняной панцирь, на пути ей попадался украшенный гребнем шлем Александра, что ободрял пеших, блестевшие начищенным металлом наплечники Ферамена, да тревожные глаза Габриэль. На горе ничего не было видно, однако она могла укрывать в своих лесах тысячи воинов, то же обстоятельство, что карны не вышли открыто встретить путников, хотя, должны были знать об их приближении, ибо с такого наблюдательного пункта было видно на много стадий, уже грозило бедой.
Уже во второй половине дня, когда половину горы они обогнули, Зена приблизилась к девушке и позвала её в сторону, показывая, что не хочет никому более доверять своих слов. Габриэль выехала вперёд, где Зена сказала ей:
- Они идут за нами. Отец научил меня видеть, и я заметила нескольких, да и птиц они спугнули пару раз. Я видела немногих, но там, выше, их намного больше, возможно, тысяча или две. Они ждут хорошего места для нападения.
- Скажем об этом остальным? Может, нашим стратегам? - тревожно оглянулась девушка.
- Нет, они будут озираться, как ты сейчас, и выдадут врагу, что мы знаем о преследовании, пусть лучше карны считают, что скрыты от нас.
- Чего они ждут? Проводники говорили, что где-то впереди будет ущелье меж гор, где и пролегает дорога.
- Да, будет узкое место, там они и устроят засаду. Поверь, если попадём туда, мы все там поляжем, и благость богов не спасёт. Остановиться и показать, что мы знаем о враге, тоже не выход, ибо их намного больше, они нападут, когда стемнеет.
- Что же делать?
- Пусть верят, что мы идём к ущелью, это даст нам время, ибо они будут готовить нападение именно там и раньше ничего не сделают. Я вышлю разведчика, дабы определил, как далеко от нас ущелье, сегодня лагерем встанем стадиях в двадцати пяти от него. Для варваров будет очевидно, что уже завтра утром мы пойдём там, поэтому они ещё вечером отправят часть своих залечь для засады. Ночью будем действовать - перебьём карнов в ущелье и постараемся пересечь его, пока враг ничего не заподозрил, возможно, именно так нам удастся уйти, впрочем, всё в руках богов.
До вечера никто не знал о враге, лишь Зена вела отряд по одной ей известному плану, всадник сообщил ей, что ущелье лежит в сорока стадиях, и она, заставив людей как можно быстрее преодолеть пятнадцать из них, указала место для лагеря. С моря приплыли густые, синеватые облака, что залегли над горой, предвещая дождь и мерцание небесного огня, но ночь расстилалась тихой и тёмной. У костра Зена рассказала стратегам о враге и своём плане, потом велела шести десяткам воинов скрытно готовиться к выходу, сама взяла ловкого Ферамена и отправилась разведать расположение варваров.
Габриэль готовилась рядом с Персеем и Александром, вновь ей предстояло взяться за короткий меч и действовать очень близко, но после уроков Зены она чувствовала себя уже иначе. Они, как и остальные воины, готовились выйти налегке, лишь девушка не сняла свой довольно лёгкий льняной панцирь, щитов вовсе не брали. Помня об Иллирии, они вновь решили покрасить лица, использовав уже нагоревшие в кострах угли. Воительница вернулась довольно скоро, она рассмеялась, увидев, воинственные образы своих спутников, и коротко рассказала им, что видела:
- Как я и думала, большая часть карнов осталась у нас за спиной, сотни и сотни, считать не было времени. В засаде сидят человек сто, сейчас они должны спать, я нашла путь на ту гору, где они устроились. Сейчас мы пойдём, Ономакрит же останется с остальными, что будут делать вид, будто лагерь спокойно отдыхает, пусть горят костры и слышатся людские голоса.
Воины выступили за Зеной, они шли без единого огня, поначалу медленно и пригнувшись, потом - быстрее, каждый старался держать перед глазами спину идущего впереди. Сама воительница видела путь и в безлунной мгле, недалеко от ущелья, где дорога начинала быстрый спуск вниз, попадая меж большого, лесистого холма с отвесным краем и голой скалы, она свернула левее, по свежей траве заходя на холм. Здесь все прильнули к земле, часто опираясь и на руки, Зена подала знак отряду растянуться пошире, чтобы охватить врага полукругом. Без всякого клича, воины двинулись вперёд, и нападение началось словно само собой, ибо где-то уже вонзали кинжалы в прикорнувших у стволов деревьев варваров, в других же местах лишь подбирались к врагу.
Зена убивала стремительно, рассекая горло одним ударом или же вонзая короткий меч в печень, Габриэль, что шла за ней, поначалу не могла найти себе противника, видя лишь умирающих, оставленных ею позади. Однако многие из карнов не спали, и лишь тех, что лежали с краю стоянки, воинам отряда удалось убить во сне, остальные же вскочили, хватая оружие и криком сзывая своих. Тут произошла самая яростная сеча, ибо, чтобы не дать врагу опомниться, Зена бросилась в самую их гущу, за ней устремились и Александр с Фераменом, увлекая остальных воинов. Габриэль не желала отставать и, с яростным криком, набросилась на первого попавшегося варвара, сбила его с ног и, оказавшись поверх него, вонзила свой кинжал ему в грудь. По густой крови она поняла, что одолела, рядом же Зена не замедляла движения ни на мгновение, в правой руке у неё был меч, в левой же - кинжал, она раздавала молниеносные удары, не добивая, ибо знала, что это за неё сделают другие. Удары воительницы достигали уязвимых мест без особого труда, ибо из врагов лишь единицы были в самых простых доспехах. Близ неё горячо и ловко работал Ферамен, оказавшийся знатным умельцем вонзать кинжал снизу под рёбра, как это любили киликийцы, Александр же с виду был холоден и методично загонял меч в каждого противника до тех пор, пока тот не переставал дышать.
Во тьме карны не могли определить числа нападавших и решили, что нагрянул весь отряд, это, как и демоническая сила Зены, заставили их бежать, однако путь по пологой части холма был отрезан, и они устремились к обрыву. В страхе, многие из них полетели вниз, или же скользили до самого отвесного участка, повисая на траве и корнях, иные же принимали на краю последний бой и здесь дрались яростно, ранив нескольких воинов из отряда. Однако и пощады им не было, ибо сама логика нападения определяла, что живых, кто мог бы рассказать остальным карнам о произошедшем, остаться не должно, поэтому всех безжалостно добивали, как на холме, так и внизу, на дороге. Скоро всё было кончено, чтобы разыскать раненых, воительница позволила разжечь огонь, ибо расстояние до горы было значительным, и враг ничего заметить не мог. Скрывать следы битвы не стали, оставив тела лежать там, где застала их смерть, в воцарившейся тишине Зена собрала воинов вокруг себя и дала им краткие указания.
- Ферамен, ты уже неплохо запомнил дорогу, - говорила она, - поэтому возьмёшь с собой человек пять и вернёшься в лагерь, где передашь отцу моё распоряжение - подготовить всех людей к выходу. Пусть соберут обоз, возьмут и вещи тех, кто сейчас со мной, погрузят часть на коней, хозяева коих здесь остаются. Они ничего не должны оставить в лагере, но костры пусть горят, я пошлю вестника к вам, что укажет, куда надо идти. Понял? Иди.
- Что нам делать? - спросил Александр.
- Мы будем удерживать проход до рассвета, сейчас с обозом и грузом выступать нельзя, только поднимем шум, да привлечём врага. Когда начнёт светать, люди из лагеря выступят, тогда дорога уже будет видна. Коли боги будут благостны, нам удастся без столкновений уйти по дороге далее, впрочем, я в это мало верю, скорее, карны бросятся в погоню, надеясь на численный перевес.
- Я так понимаю, что варвары не нападут, пока уверены, что засада находится в ущелье, поэтому до сего места наши доберутся спокойно, - заметил юноша. - Но что будет потом?
- Ты верно мыслишь, - кивнула Зена. - Потом же мы постараемся идти очень быстро, они, скорее, бросятся за нами, тогда придётся занять укреплённое место и держаться.
- Какое место?
- Как начнёт светать, я побегу за ущелье разведать местность, так и пойму, на что мы сможем опереться.
В безлунной тиши люди ждали рассвета, они почти не говорили друг с другом, встревоженные темнотой и тем, что таилось в неизвестности, вокруг было много мёртвых, и казалось, что можно было расслышать, как души их поднимаются над кронами деревьев. Габриэль увязалась за Зеной, и ещё под покровом тьмы они вышли на более широкое пространство за ущельем, Персею воительница дала задание отправиться в лагерь, как только можно будет различить дорогу без огня, и вести людей, согласно основному плану, к ущелью. Постепенно небо начало сереть над ними, и очертания гор слева вырисовывались более ясно, справа же открылась узкая равнина, очеnbsp;- Ферамен, ты уже неплохо запомнил дорогу, - говорила она, - поэтому возьмёшь с собой человек пять и вернёшься в лагерь, где передашь отцу моё распоряжение - подготовить всех людей к выходу. Пусть соберут обоз, возьмут и вещи тех, кто сейчас со мной, погрузят часть на коней, хозяева коих здесь остаются. Они ничего не должны оставить в лагере, но костры пусть горят, я пошлю вестника к вам, что укажет, куда надо идти. Понял? Иди.
рченная лесом. Когда стало ещё светлее, Зена заметила в конце равнины довольно высокий холм, с редкими деревьями на вершине, именно на него она указала девушке, сказав:
- Вон, там мы и сможем укрепиться, коли преследование будет плотным. Место высокое, отряд сможет занять всю вершину кругом, и нигде врагу не удастся безопасно подобраться. Главное - успеть достичь холма и не быть отрезанными.
Уже ранним утром, когда солнце готовилось выкатиться из-за дальних гор, воины из лагеря подошли к ущелью, карны заподозрили неладное, увидев, что значительной части отряда нет, и открыли себя, начав группами появляться из леса. Варвары преследовали, но воздерживались от прямого нападения, всё ещё питая надежду на засаду, поэтому отряду удалось соединить силы и в полном вооружении, держа всадников позади, двинуться маршем по дороге. Теперь карны не медлили, но бегом пустились в погоню, к этому моменту стало видно, что с горы их спустилось более тысячи, вся эта сероватая масса медленно приближалась, сливаясь в колонну, чтобы пройти ущелье.
Несколько раз всадникам приходилось устраивать атаки на легковооружённых врага, что неслись, подобно ветру, и готовы были уже ворваться в хвост отряда. Благодаря конным, пешие и обоз, в который входили и две повозки с казной, успешно достигли холма. Все понимали, что идти дальше губительно, ибо враг настигал, поэтому Зена велела занимать позицию, образовав круг на вершине, в центр коего должны поместиться животные и повозки. Облака, что надвинулись с моря ещё рано утром, теперь сгустились, и синева дождя медленно подступалась к долине, воительница, следившая за размещением людей, указывала на это, как на хорошее знамение. Там, где холм имел обрывистые края, поставили довольно редкую цепь воинов в один ряд, с более пологой же стороны цепь была гуще, в два или три ряда, все бойцы в первом ряду имели металлические щиты, остальные же пользовались и пельтами, кольцо ощетинилось копьями и в молчании ожидало.
Теперь члены отряда могли хорошо рассмотреть карнов, представавших ранее лишь тенями, да духами леса. Варвары потрясали копьями и били древками по щитам, они были неплохо вооружены, у людей знатных и героев имелись панцири и шлемы, среди них встречались и светловолосые, но большинство были темны. Они носили много украшений, длинные волосы, у некоторых были татуировки, смотрели с ненавистью, но уверенности в победе в их лицах не читалось. Зена презрительно оглядела их массу, охватившую почти весь холм своим кольцом, она сказала только, что они будут хорошо умирать.
Карны кричали что-то на своём языке, даже иллирийцы из проводников их не понимали, поэтому отряд ждал лишь нападения, но варвары не спешили, раззадоривая себя ударами по бёдрам и груди, ибо видели пред собою грозного врага. Наконец, когда стена дождя уже дышала свежестью в спины, карны бросились, по зову вождя, одновременно со всех сторон, они стремились решить дело одним натиском и вступили в рукопашный бой без всякой перестрелки. Их встретили плотной стеной, одни поражали копьями с крутого обрыва карабкавшихся, другие приняли на щиты, поддерживаемые ударами копий из задних рядов, нигде строй не дрогнул, выдержав первый удар. Варвары не оставили напора, даже убитые, сползавшие вниз, их не остановили, они грохотали мечами о щиты эллинов, хватались голыми руками за их края и пытались вырвать.
- Бейтесь мечами, отрубайте им руки! Не давайте лишить себя щита! - кричала Зена, бившаяся на самом опасном участке. Она подавала пример всем, уже оставив своё копьё и в этой плотной рубке нанося колющие удары мечом, не забывая бить и краем щита. Габриэль вновь играла роль губительной Артемиды, взяв свой лук, два легковооружённых поднимали её на плечах, чтобы она смогла прицелиться во врага за цепью своих, и она стреляла, легко прошивая варваров почти насквозь.
- Тащите их к нам! Тащите! - кричал Ферамен, предпочитавший сражаться без щита, держа в руке лишь свой меч. Он хватал карна за волосы, на миг просовываясь меж щитов, и втаскивал внутрь круга, где вонзал меч под рёбра или перерезал горло, другие легковооружённые старались подражать ему в этом. В шуме и круговерти схватки чувство времени терялось, казалось, что бой идёт уже долго, раненых эллинов относили к повозкам, карны же почти не забирали своих, лишь знатных старались вынести из сечи их слуги. Габриэль поднималась над воинами как знамя, опустошая колчан, в горячке боя смерть, что она несла, враг не замечал, и только она сама зачем-то считала, отмечая каждый удачный выстрел. Варвары организовали три мощных волны атаки и лишь после этого отступили, видя, что стена щитов держится, и многие уже пали среди них.
Зена не дала своим людям расслабиться после этого, немедленно велев проверить снаряжение и ожидать, присев на одно колено, легковооружённые же должны были выскочить за кольцо и подобрать, пока враг не собрался, как можно больше копий, стрел, дротиков и мечей. Серьёзно раненых было восемь, среди них был и Персей, получивший удар мечом в плечо, один аркадянин погиб. Покидать строй было запрещено, поэтому Зена привлекла к обслуживанию гоплитов всех своих пельтастов, они подавали новые копья и воду в бурдюках, ибо уставшие воины страдали от жажды. Холм был окружён телами поверженных, раненые карны кричали и стонали, словно умирающие звери, однако никаких попыток забрать их варвары не делали, и эллины понимали, что придётся слушать эти крики ещё много часов.
Стена дождя навалилась, и скоро вода уже звенела на щитах и струйками бежала с холма, а обнажённая земля приобрела красноватый оттенок, сразу стало заметно темнее. Карны перешли к изнуряющему обстрелу, надеясь этим способом покончить с отрядом, лучников среди них почти не было, но множество камней и дротиков обрушилось на эллинов. По совету воительницы, отряд выдерживал обстрел сидя и укрывшись щитами, раненых затащили под повозки, пельтасты же, в меру своих возможностей, старались возвращать снаряды врагам. Габриэль не оставляла своего занятия, хотя теперь это стало гораздо опаснее, её поднимали теперь только для выстрела, сразу после него вновь опуская и укрывая щитами. Девушка приберегала свои лучшие стрелы до крайнего случая, но к середине дня взялась и за них, расстреляв уже весь свой запас обычных стрел, впрочем, теперь она целилась дольше, не желая расходовать столь ценное попусту.
Дождь долго не прекращался, и волны его прокатывались по замершим людям, уже целые ручейки бежали с обрывистых краёв холма, за пеленой воды снаряды были почти не видны, обрушиваясь неожиданно, словно боги метали камни и железо с неба. Осада продолжалась весь день, воины были изнурены почти непрерывным обстрелом и томительным напряжением, некоторые оседали под щитами от потери крови, раненые несколько раз, и их стремились как можно быстрее вытащить, соседи же смыкали ряды плотнее. Зена велела наполнить чаши вином из запасов и пустить их по рядам, велела пить и крепиться, ибо скоро всё изменится, её уверенный вид удерживал в воинах надежду. К вечеру, когда дождь уже прекратился, карны предприняли ещё один натиск, но не достигли успеха, ибо стена щитов удержалась, а Зена, на мгновение выскочив вперёд, сразила одного из их вождей. Тени сгущались, и варвары потеряли надежду взять добычу до ночи, сомнения им внушала и демоничная предводительница врагов, однако отступать они не хотели, веря, что на следующий день подтянутся отряды других племён, поэтому размещались станом вокруг холма.
- Что ж, тьма идёт, - сказала Зена, созвав своих командиров. - Пришло время нам сокрушить их. Я чувствую, что скоро дождь вновь начнётся, это поможет нашим начинаниям. Ты сделал, что я сказала, Александр, запомнил всю местность вокруг в точности?
- Я внимательно смотрел не один час и помню всё, - ответил тот. - Даже во тьме я смогу найти каждый холм и следовать по дороге.
- Это хорошо, ты поведёшь людей, когда надо будет уходить. Как услышишь условленный нами крик, веди обоз к дороге и следуй на север, следя, чтобы никто не отстал. Восемьдесят человек пойдут со мной, остальные под началом Александра обеспечат вывод обоза, раненых и убитых, наших коней и поклажи.
- Я пойду с тобой, - сказала Габриэль воительнице.
- Возьми короткий меч, - кивнула та. - Сейчас пусть все готовятся, через два часа свершим всё задуманное. Следи, чтобы никто не заснул, Александр, усталость всех нас отягощает, но сейчас не время.
В ночной тиши вновь с неба устремились холодные струи, и, укрытые их шелестением, воины под началом Зены двинулись на вражеский стан, где костры едва горели из-за сырости. Теперь пути назад не было, ибо поражение означало рассеяние отряда и гибель в одиночестве, поэтому атаковали со всей отчаянностью, карны же вовсе не ожидали такой ярости от изнурённого противника. Тьма укрепила их страх перед Зеной, в коей они видели демона подземного мира, перешёптываясь у костров, и внезапное появление её среди их лагеря посеяло панику. Они почти не сражались, рассеиваясь в густоте ночи, и воительница мчалась вокруг холма с мечом и пылающей ветвью, выхваченной из костра, повергая всех в ужас и оставляя за спиной оцепеневших от страха. Габриэль с остальными следовала за ней, успевая на ходу лишь хлопнуть кого-нибудь плашмя мечом, но и этого было достаточно, ибо, сокрушённые духом, варвары уже не могли опомниться. Зена остановилась, описав почти круг, ветка в её руке погасла, породив белый дымок, она же весело рассмеялась, разом сбросив с себя всё напряжение, схватила Габриэль в доспехах и на миг подбросила в воздух.
- Геракл! С нами Геракл! - закричала она, и многие воины подхватили этот клич. Услышав его, Александр повёл обоз с пологой части холма, помня, где пролегает дорога, он вёз четверых павших, двоих из коих сразили сразу, двое же умерли от ран, и десятерых раненых, что сами идти не могли. Скоро к ним примкнули сзади и остальные воины, никаких следов карнов более никто не видел.
До самого утра Зена заставляла людей идти, нещадно нанося удары тем, кто начинал засыпать, при свете восходящего солнца они увидели, что гора осталась далеко позади, рядом же текла река, и вились дымки какого-то поселения. Думать о врагах более не было сил, поэтому близ реки встали лагерем, и люди провалились в тяжёлый сон, не более десятка продолжали бодрствовать, следя за лошадьми у водопоя. Воительница села у дерева и тревожно поглядывала вокруг, говоря:
- Не хорошо это, поселение совсем рядом, а они и стоять на ногах уже не могут. Нам следует благодарить богов, если карны не устроят погоню.
- Люди под твоим началом, а не кентавры или камни ожившие, такими уж созданы они, что усталость и сон им присущи, - ответила растянувшаяся на животе девушка. - Мне уже всё равно, я должна поспать. Коли эти злодеи захотят разбудить меня, я сожру их вместе с жёнами и детьми сырьём. Не мучай меня и ты, дочь злостного бога.
- Ну спи, спи...
После перенесённых тягот, боги сжалились над отрядом, и люди в городке оказались вовсе не карнами, но из другого племени, среди них были и кельты, поэтому скордискам удалось договориться о безопасном проходе. Близ города сожгли и тела павших, согласно уговору ещё в Ахайе, все воины согласились, что, в случае смерти, будут упокоены там, где будет удобно отряду, однако сейчас Зена велела сложить кости после сожжения в сосуд и везти с собой, надеясь найти им лучшее место. Против ожидания, местные племена смогли продать отряду кое-что из своих запасов, не устояв перед возможностью получить серебряных монет, и путь продолжился по более-менее приличной дороге, всё более забиравшей на восток, в обход горных массивов. О море и шёпоте его люди уже начали забывать, лишь в снах оно иногда являлось, как мост к дому, леса же становились ещё обширнее, и только уверенность проводников, что дорога выведет куда следует, вселяла какую-то надежду.
В течение следующих дней их никто не тревожил, и Зена стремилась совершать как можно более долгие переходы. На пути попалось лишь одно крупное поселение, в которое заходить не стали, ибо припасов было достаточно, сразу после него дорога, наконец, повернула на север, и скордиски заговорили, что скоро будет большая река. Габриэль дивилась множеству непуганых зверей, пересекавших дорогу или стоявших на кромке лесной чащи, ей не стоило большого труда почти в одиночку снабжать отряд свежим мясом. Дорога огибала большую гору, что высилась по левую руку от идущих, когда справа люди впервые увидели отсветы водной глади, проводники сказали, что это один из притоков могучего Истра. Река оказалась полноводной и широкой, для эллинов, не видевших таких, она казалась самим Истром, но люди знающие говорили, что Истр намного больше, она текла вдоль дороги на восток. Зена велела разбить лагерь на берегу близ наведённых местными племенами деревянных мостов, рядом было и поселение земледельцев и рыболовов, что вели себя миролюбиво, сами побаиваясь столь внезапно появившегося разбойного отряда. Здесь решили отдохнуть пару дней, ибо, по словам скордисков, значительная часть пути была уже пройдена, за рекой же начинались земли новых воинственных народов.
Глава 6. Белая дева.
Движение на север не проходило бесследно, и весна представала перед отрядом совсем не такой, как в Элладе, было значительно холоднее, дожди затрудняли путь, и часто небо оказывалось сумрачным, что тяготило привыкших к высокой синеве эллинов. Скоро от реки пришлось уклониться на север, чтобы избежать болотных топей, проводники объяснили, что, если пробираться к Истру, придётся потратить несколько лишних дней, да и места там болотистые, поэтому лучше будет идти лесами напрямую к землям гельветов. Так и двинулись, однако дорога теперь стала ещё хуже, временами превращаясь в тропу, иногда же вовсе исчезая, что заставляло следовать лишь по видимым ориентирам, вроде гор или мелких речек. Проводники успокаивали, что, даже если отряд заплутает, можно будет идти строго на север и неизбежно упереться в Истр, который течёт на запад ещё много тысяч стадий, к тому же, звёзды и ход солнца позволяли не терять направления. По расчетам скордисков, путь до великого озера, на котором живут гельветы, должен занять около пятнадцати дней.
Земли эти были заселены племенами таврисков, народа весьма дикого, однако это были лишь очаги обитаемого мира среди бескрайних лесов, коими никто по-настоящему не владел. Настороженность не оставляла теперь почти ни на минуту, лес сильно ограничивал обзор, предрекая внезапные встречи и затрудняя поиск ориентиров, однако люди почти привыкли к этому состоянию, научившись и здесь забывать о трудностях. Обычно воины расслаблялись вечерами, когда у костра можно было выпить вина и поговорить о самых разных вещах, наличие дозорных вселяло какую-то уверенность, но более помогала готовность встретить свою судьбу и не страшиться её.
В один из дней они отдыхали на большой поляне, прошёл короткий дождь, и, убрав навесы, они вновь в полную силу разожгли костры, вокруг одного из которых собрались все стратеги под началом Зены. Близ неуютного сырого леса особенно приятно было чувствовать тепло огня и передавать по кругу чашу с вином, уже поправлявшийся Персей начал разговор первым, вспомнив о минувшей битве. Он сказал:
- Я тут несколько дней прикидывал, сколько же мы уложили врагов в тот день и две ночи. У меня вышло, что не меньше трёх сотен. Как вам это? Три сотни против четверых - это исход достойный Александра Великого или легендарных сражений Суллы.
- Ты прав, сотни три, учитывая тех, что умерли от ран, мы истребили, - согласилась Зена, - однако это не должно кружить тебе голову. Дикие варвары, правильного боя не знающие, атаковали нас на крепкой позиции, тут не надо было много умения, но дальше так может уже не случиться. Война - это игра, и прямое столкновение есть лишь последнее её действо, многое зависит от ходов более ранних - манёвров и выбора позиций, окружения или ложного отступления, отсечения врага от пищи и воды.
- Тем не менее, карны надолго запомнят нас, - усмехнулся Ферамен. - Они были так поражены, что даже преследовать не смогли, хотя их было тысячи полторы.
- Меня больше волнует предстоящее, а не прошедшее, - сказала Габриэль. - Никогда ещё не приходилось так долго идти, кажется, ничего родного, связывающего с Элладой, не осталось, ни на земле, ни в небе. Странно думать, что это то же солнце, что светит и дома, настолько оно иное, тусклое и мрачное.
- Ты права, всё выглядит странным, - согласился Персей. - Эти леса так темны, будто сама ночь таится в них, сегодня утром я видел медведя, внезапно возникшего из сумрака шагах в двадцати от меня, невольно подумаешь, что места эти - обиталище духов и демонов.
- Скордиски говорили, что тут обитают ещё какие-то звери, похожие на леопардов, только меньше, они нападают на добычу с деревьев. Они поведали, что в зверях этих, носящих кисточки на ушах, живут душу умерших колдунов, - вступил Ономакрит.
- Просто звери, - не согласился Александр, - моё копьё настигнет их, как и любых других.
- Скажи, лучше, что моя стрела, - улыбнулась Габриэль, напомнив, что именно ей приходится быть охотницей. - Впрочем, речь не о них. Как я вижу, этот путь для всех вас не лёгок, в основном, из-за новизны, ибо никто из вас не совершал ранее подобных путешествий. Может, Зена, что одна из нас достигала самого края мира, расскажет нам что-нибудь о своём далёком путешествии, чтобы вселить в нас уверенность?
- Это было бы хорошо, - согласился Ферамен, призывая и отца попросить у воительницы рассказа. После того, как Зена поведала им о Митридате, ближний её круг часто просил рассказать о чём-нибудь, но редко когда было время для подобных бесед, требовавших обстоятельности.
- Верно, расскажи, у нас сейчас и время имеется, - не отступалась девушка. - Ты ходила на Восток, будто Дионис или Геракл, столько чудес видела, и, конечно, ты знаешь о пути больше всех нас. Расскажи о самом далёком месте, где ты была.
- Хорошо, но у меня есть одно условие. Коли уж ты меня заставляешь составлять рассказы, будто я Геродот какой-нибудь, то потрудись к следующему разу, когда мы все вместе соберёмся, представить нам свои новые стихи, и не говори, что времени нет.
- Буду писать, вдохновлённая тобой, - согласилась Габриэль. - Это будет как у Гомера, когда ты стоишь, и она, рождённая огнём, стоит против тебя, твой щит как чёрное солнце горит, и её - как Сириус, губительная звезда. Я напишу о вашем сражении.
- Напиши, впрочем, ты ещё не знаешь, чем всё кончится, - улыбнулась Зена. - Итак, слушайте мой рассказ, что пойдёт о землях, где много раньше нас видят рождение солнца. Мы забрались уже довольно далеко на Восток, когда у Барайаса возникла идея добраться до царства серов, о коем мы слышали разные вещи. В то время я находилась в составе его отряда, македонцем он был, но вырос во Фракии, где и прозвище своё получил, мы служили наёмниками у парфянского царя и искали для себя лучшей доли. Да, мы побывали уже в Тигранакерте, Ктесифоне, Эктабанах, но воля царя гнала нас всё дальше, и через какое-то время мы оказались в Маргиане, окраинной области, где на великой реке охраняли земли парнов от кочевников. Платили там мало, и жизнь была худой, поэтому всем хотелось разорвать тяготивший договор, но нужна была идея, чтобы знать, куда идти. Идею эту принёс один беглый сер, он далеко оставил свой дом и свой народ, ибо совершил что-то злое там, был торговцем и осел в крепости парнов, проживая остатки своего состояния. Он и рассказал Барайасу о чудесных богатствах своей страны, о дорогих тканях, грудах монет, драгоценном нефрите и жемчуге.
Он говорил довольно сносно на парфянском, и слова его переводил нам на худой эллинский один сириец, но даже так перед нами представали видения удивительных богатств. Мы размышляли над планом похода месяц, начертили карту и путь, выбрали себе соучастников, помимо нашего отряда из фракийцев, македонцев, нескольких эллинов, сирийцев и каппадокийцев, с Барайасом решили пойти и три десятка парнов, отличных лучников. В одну лунную ночь мы убили командира нашей маленькой крепости, взяли все деньги, что смогли найти, захватили почти всех коней, чтобы каждому досталось по два-три, и помчались на восток. Время было удачным, ибо весна подходила к концу, и дороги Бактрии были удобны, мы старались походить на купцов, следуя древним караванным путём, но куда больше были похожи на один из разбойничьих отрядов кочевников, что были там во множестве.
Впрочем, скоро относительное изобилие долин крупных рек сменилось горными перевалами, мы забирались всё выше, стараясь обходить самые громадные массивы. Я видела те горы, что встречали и Александра, самые высокие из всех, как говорят, всегда осенённые снежным покровом. Нас было около двухсот человек при пятистах лошадях, и, как вы понимаете, мы стали испытывать трудности с продовольствием. Потом уже стало понятно, что надо было взять значительно севернее, но мы не знали дороги и несколько дней брели по снежному хребту, что стоило нам десятка человек и около тридцати лошадей. Однако спуск не принёс облегчения, и отдых в долине с крепостью был недолгим, ибо впереди нас ждала пустыня, как показалось мне, не меньше той, что в Ливии, коли верить рассказам.
Да, сер о таком не говорил, впрочем, лучшим наказанием ему было то, что он шёл с нами и на своей шкуре мог всё это испытать, да ещё Барайас хлестал его плетью, браня за ложь. Нас гнало вперёд многое - невозможность вернуться, грёзы о новом мире, звериное упрямство и жажда преодоления, почти не зависящая от того, к чему мы стремимся. Вступив в пустыню, мы стали безжалостны, ибо всё, встреченное на пути, нужно было использовать для выживания, мы нападали на замеченные караваны и маленькие посёлки, уводили лошадей, забирали еду. Однако скоро мы удалились от реки и перестали встречать следы человека, вокруг была одна сушь и мёртвые кустарники, все понимали, что, если мы отклонимся от восточного направления, навсегда затеряемся в этих неведомых просторах, нужно было вновь найти реку. Скоро вода почти подошла к концу, мы могли питаться ящерицами и змеями, павшими лошадьми, но всё это мало помогало, ибо пища в горло не лезла.
Я, как и многие, подолгу внюхивалась в воздух, желая почувствовать свежесть от воды, но ничего не было, в мареве горизонта возникали какие-то тени, однако мы уже знали, что они ни к чему не ведут. Лошади падали, как и люди, и нужно было что-то делать, поэтому мы отправляли группы разведчиков, что искали реку или оазисы, удаляясь от отряда на значительное расстояние, некоторые из них не вернулись. Однажды я была в такой группе ещё с двумя воинами, мы нашли пересохший колодец и человека, что бросил павшего осла и брёл пешим, языка его мы не знали, и я тащила его за собой на верёвке, желая показать остальным. Однако мы слишком далеко отошли от отряда, и вода у нас кончилась, под одним из воинов пал конь, я сказала ему идти пешком, но он не дошёл, уже к вечеру я, обезумев от жажды, убила пленника и пила его кровь, однако это мало помогло, меня лишь много рвало...
- Почему ты не убила прежде лошадь? - спросила девушка.
- Конь полезен, пока может идти, - горько улыбнулась Зена, - разумеется, первым я убила человека. Знаю, это не то, что обычно рассказывают о путешествиях, но вы не чужие люди для меня, и вам я скажу, как всё было на самом деле. К утру я вышла на отряд одна, и путь продолжился, мы пили глотка по три в день, стараясь разделить остатки на всех, впрочем, о слабых никто не заботился. Мне никого не было жалко из них, и я не оборачивалась, когда кто-нибудь падал позади, даже собственная смерть меня уже мало заботила.
Когда надежда почти угасла, мы набрели на оазис с источником воды, скоро нашли и реку, сильно обмелевшую в это время года, но настоящую реку. Это помогло нам спасти хотя бы часть коней, только придя в себя, мы произвели подсчёты и убедились, что осталось сто девятнадцать человек при ста восьмидесяти лошадях. Потом мы прошли ещё долгий путь, однако, наученные опытом, запаслись большим количеством воды, и сухая степь, открывшаяся пред нами, лучше подходила лошадям. Мы никого не боялись, ибо нам нечего было терять, наверное, только поэтому мы и выжили. Люди шарахались от нас, почерневших от солнца и лишений, исхудавших и постоянно мучимых голодом, облачённых в изодранные и грязные одежды, почти обезумевших, захваченных одним лишь стремлением. Мы готовы были сражаться с кем угодно, даже если их было в три-пять раз больше, ну а жизнь вокруг стала заметнее - племена, родственные скифам, кочевали со своими табунами, встречались и торговцы, даже поселения земледельцев кое-где попадались.
Наконец, ближе к завершению лета, мы добрались до города, одной из крупных пограничных крепостей серов. Я не запомнила его названия на их языке, мы же называли его просто крепостью, к тому времени сер, что успешно добрался с нами до места, научил меня самым простым словам, но дальше дело не шло. Барайас не таился от военного начальства серов, но ходил к ним с посольством, используя нашего сера как переводчика и выдавая нас за парфянских купцов. Это было опасно, конечно, ибо его могли схватить, но всё прошло неплохо, похоже, серы не разбирались в людях иных народов, и Барайас пошёл ещё дальше, рассказав, что потерял товар в пути от разбойников, и обещая десятикратную выгоду, если ему будет позволено собрать новый караван. Он довольно ловко им лгал, рисуя картины прибытия в город табунов прекрасных коней с запада, возов с товарами, трудолюбивых рабов, впрочем, он не надеялся запросто получить всё это и бежать, скорее, хотел присмотреться к городу и его богатствам.
Да, мы провели много времени среди серов, потом, всё же, совершили нападение на город, надеясь более на удачу, захватили значительную добычу и бежали. В то время нам казалось, что богатство уже достигнуто, на сотню-другую талантов добра мы везли - шёлк, золотые слитки и жемчуг, однако всё это истаяло как дым.
- Куда же ушло столь сказочное богатство? - спросил весьма увлечённый этой темой Ономакрит, который и сам в молодости мечтал добыть состояние мечом.
- Уходя от погони, что выслал правитель области, мы бросили все повозки с добычей, сохранив лишь кое-что в мешках, навьюченных на коней. Потом была Индия и долгий-долгий путь домой, к концу коего у меня остались от страны серов лишь несколько шёлковых полотен, да два золотых слитка, всё это я продала за три таланта. Хотелось мне привезти и ручной скорпион серов, что похож на наш гастрафет, однако в Индии он утонул в реке.
- Что за скорпион такой? - удивился Ферамен.
- Тугой лук, положенный горизонтально на брус из дерева и металла, если просто сказать, натягивается он особым механизмом. Всё как в обычном нашем скорпионе, ну, или катапульте, только серы делают эти штуки небольшими, чтобы один человек мог нести, и используют их во множестве.
- Ты верно сказала, что и у нас такие создавались, - заметил Александр. - Я читал, что сиракузяне использовали такие малые ручные скорпионы, однако, насколько я знаю, их применяли не особенно часто.
- А в Индии ты видела чудеса? Видела слонов или народ обезьян, что похож на людей? - спрашивал Персей.
- Слоны не ускользнули от моего глаза, - успокоила его Зена, - не только они, но и многое другое. Впрочем, сейчас не время об этом говорить, ибо пора предать себя в руки сна, нас ждёт долгий путь на рассвете.
Через пару дней пути, когда лес почти не прерывал своих теней, небо затянуло тучами, и на сердце у каждого стало совсем тяжело, ибо никаких ориентиров они не видели, не зная, верно ли идут, или уклонились к югу. В такой ситуации Зена решила не пропускать более никакого человеческого жилья, пренебрегая опасностью, поэтому, когда разведчики заметили на холме близ ручья маленькую деревушку из пяти домов, весь отряд повернул к ней. Уже вечерело, и хозяева были на месте, о чём говорили огоньки костров на открытом воздухе, Зена велела окружить поселение со всех сторон, на что потратили какое-то время, однако теперь можно было не опасаться, что варвары сбегают за подмогой для нападения. Первыми в деревню вошли всего пятеро, дабы не пугать таврисков, Зена взяла с собой Персея и скордисков, язык которых был сходен с языком местных обитателей, за ними увязалась и Габриэль. Воительница понимала, как никто другой, что успех сейчас зависит лишь от удачи, ибо никакого верного способа показать свои мирные намерения, не подставляясь под удар, у них нет, можно лишь надеяться, что тавриски не схватятся за оружие, вразумлённые каким-нибудь божеством.
Скордиски, по команде Зены, начали выкрикивать призывы к жителям не бояться и смело выходить, кто-то метнулся в полутьме, ясно были слышны только козы в загонах, можно было различить и спину привязанного к столбу быка. Воительница прислонилась к стене одного из низких домов, держа так и Габриэль, они ловили любое движение, Персей подошёл к быку и принялся его гладить и хватать за рога. Покушаясь на скотину, он надеялся выманить кого-нибудь из дома и не ошибся, скоро из незамеченного ими лаза выскочил мальчишка и принялся тянуть быка к себе. Когда он был схвачен, появились и остальные, моля отпустить пленника, мужчин в поселении оказалось всего шестеро, они держали в руках копья, но не слишком на них полагались, за их спинами толпились ещё около десятка женщин. Скордиски смогли вступить с ними в разговор, поначалу лишь убеждая, что всё кончится миром, но куда большее впечатление на варваров произвело появление близ деревни массы ранее скрывавшихся воинов, что обустроили целый лагерь. Именно это оказалось решающим, видя, что страшная предводительница, обладая такими силами, предпочла не захватить деревню, а лично войти в неё с несколькими людьми, тавриски убедились в её добрых намерениях.
Сообщение о том, что это идёт военный поход на народ свевов, они приняли почти без сомнений, ибо многие племена здесь всё время набегали друг на друга, и реты ходили на иллирийцев, а те на кельтов, да и сами тавриски, собираясь во множестве, грабили как Кельтику, так и Иллирию. Помогли они и с ориентированием, рассказав, что отряд находится на верном пути, даже предложили взять проводников из своего племени, сказав, что недалеко отсюда есть большое поселение, где можно будет найти людей и отдохнуть. Зена согласилась, думая более не об отдыхе, а о получении каких-либо сведений о Каллисто, ибо слухи должны были достигнуть крупных поселений, где собираются путники со всех окрестных земель. На следующий день они двинулись, захватив пару жителей деревни как поручителей, низкие тучи подгоняли их, предвещая дождь.
Назвать городом увиденное ими скопление домов было нельзя, но это была и не деревня, ибо почти тысяча человек обитала за земляными валами. Теперь уже состоялась настоящая церемония, когда местная знать выходила на встречу Зене, и та даже подарила им несколько золотых статеров с ликами Митридата. Всё вышло удачно, большая часть отряда устроила добротный лагерь из телег и палаток близ поселения, воительница же с несколькими приближёнными смогли остановиться на ночь в домах гостеприимных таврисков. Погода испортилась, и дождь струился с самого вечера, то затухая, то возобновляясь, Зена же использовала всё это время для беседы через переводчиков, спрашивая о светловолосой деве с небольшим отрядом. Тавриски неожиданно быстро отреагировали на этот образ, сказав, что ещё месяц назад эта удивительная дева обиталась на берегу Истра, значительно севернее этих мест, путники рассказывали об устроенном ею побоище в одном из речных племён, когда она с десятком людей убила трёх варварских предводителей и бежала на лодках по реке. Однако никого, кто бы видел её вживую, найти не удалось, Зена узнала только, что белая дева стремилась на запад, держась Истра.
Из-за дождя они провели весь следующий день в поселении, не желая скользить по грязи и терпеть сырость ради незначительного ускорения своего путешествия. Непривычно чувствуя себя без обычной усталости, воины проводили время, в основном, просто лёжа на походных своих постелях, наслаждаясь отсутствием всякого движения. Зена с Габриэль расположились на ночь в доме, где приятно пахло сеном, и сырость внешнего мира забывалась, остальные же пользовались, большей частью, навесами и палатками. Девушка не хотела спать и неторопливо вызывала подругу на разговор, не видя во тьме её лица, узнавая лишь очертания тела на ложе, она спрашивала:
- Почему ты так резко прервала свой рассказ о серах в тот вечер? Я почувствовала, что ты не договорила чего-то о пребывании в их городе. Скажешь мне, что там было?
- Ты любишь тревожить мне душу, заставлять меня вспоминать то, что оставляет следы, - из темноты сказала Зена, и лишь глаза её отражали едва уловимый свет.
- Значит, что-то всё-таки было? Что я могу поделать, коли жизнь у тебя такая? Я лишь люблю слушать о том, что сплели тебе мойры.
- Я не рассказала им то, что положено открывать лишь самым близким, кого избирает для тебя судьба, или вовсе нужно об этом молчать. Это странная история. Ты хочешь её услышать?
- Мне интересно всё, что было с тобой, - девушка взяла руку любимой в свои ладони. - Говори, и пусть тьма поможет нам лучше представить тот далёкий мир.
- Я рассказывала уже, что мы выдавали себя за купцов, однако местный правитель, коего серы называли ваном, не желал принимать окончательного решения, имея насчёт нас сомнения, что особенно усилились, когда Барайас отказался ехать в столицу с подарками. Согласиться наш предводитель, естественно, не мог, ибо велика была возможность оказаться схваченным, да и не знал он, дождёмся ли мы его назад, однако после этого ван приставил к нашему лагерю стражу и начал писать правителю, спрашивая, что ему делать. Мы жили под надзором, получая иногда продовольствие от вана или же немного обкрадывая окрестных крестьян, только Барайас имел возможность ходить в город. Он желал всё разузнать и найти способ подобраться к богатствам, однако я не смогла так долго сидеть без дела и решилась, никому не сказав, ночью пробраться в крепость.
- Да, ты разбойница в душе, - усмехнулась девушка. - И что тебя так заинтересовало?
- Сам город манил меня, но больше хотелось уязвить Барайаса, показать ему, что я уже сейчас могу заполучить немалое богатство. Итак, почти ползком, ибо ходить толком не могла, я проникла в телегу, что впускали в город, и до темноты лежала за конюшней, потом же, зверю подобно, начала пробираться по крышам, подыскивая богатую усадьбу. Мне приглянулся едва ли не самый богатый дом в городе, с садом и множеством хозяйственных пристроек, обнесённый каменной стеной, и я приложила всё своё умение, чтобы оказаться внутри. Миновав спящих слуг, я спустилась с крыши во внутренний двор, двери в одну из комнат были открыты, и я увидела в полутьме, что у стены красуются дорогой отделки мечи. Это было не золото, конечно, но мечи привлекли меня, и я вошла, пробираясь по деревянному полу как кошка, опираясь руками и ногами, стараясь пригибаться как можно ниже. Тут и появилась она, выйдя из соседней комнаты.
- Наверное, сильно удивилась хозяйка, увидев тебя? - сказала Габриэль. - Могу себе представить, какой ты была тогда.
- Не думаю, что сможешь. Я была тогда похожа более на скифа или парна, чем на эллинку, заплетала волосы во множество кос, носила штаны, куртку и мягкие сапоги как у кочевников, лицо я тогда покрасила в чёрный цвет, дабы лучше прятаться. Хозяйка же, увидев меня, удивления своего не показала, но остановилась в дверях, внимательно меня оглядывая. Поначалу она не показалась мне необычной, она была довольно высокой, в богатом длинном одеянии, игравшем золотом, с тёмными, как у всех них, волосами до поясницы, лицо же в неверном лунном свете казалось очень белым. Мрачное желание поднялось во мне, ибо не могла я упустить добычу из-за такой мелочи, мне подумалось, что я успею убить её прежде, чем она поднимет шум. Выхватив кинжал, я быстро напала, но, к удивлению моему, женщина легко ушла от удара и схватилась со мной, ей даже не слишком мешало длинное одеяние. Будучи безоружной, она наседала так яростно, что я едва могла отбиваться, через короткое время она прижала меня к полу, и, поверь мне, я чувствовала себя словно зверь в кольцах удава, настолько она была сильна. На шум от упавших мечей, что мы задели в борьбе, прибежали её слуги с копьями и дубинками, кто-то из них успел ещё ткнуть меня остриём в плечо, потом же я потеряла сознание, подозреваю, тут дело не обошлось без дубинки, хотя и хозяйка стискивала мне шею так, что в глазах темнело.
- Что же за женщина тебя повергла? Великая воительница, верно, народа серов?
- Не думаю, чтобы она много воевала, но ты права в том, что была она совсем не простой женщиной, хотя никогда и не открыла мне этого прямо, лишь загадками отвечала на мои вопросы. Впрочем, это было потом, тогда же я лежала связанной в одной из комнат, уже понимая, что хозяйка почему-то не желает выдавать меня страже, я боялась, что окажусь в клетке и буду потехой для горожан, но оказалась гостьей в её доме. Мне не дано знать, что привлекло её, и почему она решила меня приютить, возможно, следует просто сказать, что такова судьба. Её имя трудно произнести нам, не привыкшим к языку серов, звали её Си Ши, но я для удобства переделала это имя в Сейши, так её и называла, она же не противилась.
Первое время, впрочем, мы почти не говорили, я могла лишь называть самые простые вещи и действия, она же велела дать мне новую одежду, весьма неудобную для меня, и часто за мной наблюдала. Я подавила в себе желание бежать, отчасти, разомлевшая от сытной еды после стольких месяцев полуголодной жизни, отчасти, из-за любопытства, ибо никто ещё не побеждал меня так, не оставляла я надежды и добраться до добычи. Спустя месяц мои познания в языке уже сильно умножились, и Сейши стала активно учить меня, я сопровождала её в доме и на прогулках по саду, за ворота усадьбы она почти никогда не выходила. Это случилось неожиданно, в один из дней мы просто стали говорить друг с другом, уже не для обучения, но ради сути самого разговора, кажется, наша первая беседа была о мечах... Она сказала, что знает меня, поэтому и приютила.
- Она знала тебя? Как она могла знать? - удивилась девушка.
- Так она сказала. По её словам, я - Сиванму, зверь с Запада, и она предчувствовала мой приход. Она показывала мне изображения, где женщина и могучий хищник были единым целым, говорила, что мне предстоит ещё много лун узреть, и я не погибну здесь. Я так и чувствовала себя, ощущала себя зверем диким, оказавшимся в доме у доброй хозяйки, там вся ярость моя утихла, и я была смиренна перед её силой. Сейши говорила, что она простая женщина, род её древен и знатен, но не более, однако я мало этому верила, особенно после того, как она занялась моим исцелением. Она спрашивала, откуда у меня эти раны, и я рассказывала о казавшихся снами тогда событиях из прошлого, сказала, как помню, что проклята и до конца дней буду хромать, но она лишь рассмеялась на это.
С детства люди говорили мне, что я умею целить, но мой дар перед ней - ничто, ибо тело и душа мои сами не способны были избавиться от зла, что принёс мне юный римлянин, она же не только тело моё изменила, но и душу не оставила прежней. От рук её исходил огонь, когда она меня касалась, медленно и осторожно она меняла меня, поначалу просто разминала ноги и всё тело, говоря, что это поможет снять напряжение и боль, но скоро я почувствовала, что всё во мне движется, и кости смещаются, будто я змея, а не человек. Боль ушла, я стала чаще ходить, однако это было только начало, однажды я заметила, что под её ладонями кости мои выпрямились и стали как прежде. Я вся наполнилась силой, начала бегать вокруг сада и скоро пробегала по две сотни кругов за день, от радости я была как ребёнок, прыгала и ползала по крышам, кувыркалась через голову, как раньше...
- Сделай со мной то, что делала она, - попросила девушка, лёжа на спине и потягиваясь. - Я напряжена как лук, сними с меня тетиву.
- Сначала натяну, потом же расслаблю, - ответила Зена, уже возвысившись над ней и одним движением перевернув её на живот. - Исцелю тебя в меру своих сил.
- Что же было дальше? Как получилось, что вы напали на город?
- Время текло, я почти позабыла о Барайасе и других воинах, живя в доме Сейши и чувствуя исцеление, да и они меня особо не искали. Прошёл почти год безмятежной жизни, когда мы вновь встретились, фракиец сам нашёл меня, рискуя головой, он пробрался к усадьбе и позвал меня волчьим воем, я сразу узнала, ибо он научил меня так перекликаться, по обычаю племени бессов, когда мы только ещё встретились. Он сказал, что дела у отряда совсем плохи, люди перебиваются воровством риса и домашней птицы, ван же относится к ним всё подозрительнее, и нет иного выхода, кроме как покинуть эти места. Однако сделать этого они не могут, ибо живут под надзором солдат, рядом же почти всегда стоят отряды в несколько сотен воинов по лагерям. Барайас просил меня о помощи, впрочем, он не был бы собой, если бы хотел только возможности уйти, нет, он предлагал спланировать нападение на город, разграбить его и бежать.
- Он простил тебя за то, что не послушалась его? А ты его за то, что помощи не оказал? - не теряла нить разговора Габриэль, даже млея от мучительных волн наслаждения, что прокатывались по телу.
- Я никогда не была женой ему и не видела нужды оправдываться, но и не требовала от него ничего, поэтому мы сочли за лучшее вовсе об этом не говорить. Я обещала ему, что буду искать возможность помочь, не сказав сразу, согласна ли участвовать в нападении, ибо сама ещё не знала, как поступить. Всё решила моя суть, какая-то тоска охватывала меня вечерами, я сидела на башенке высокой ограды и созерцала луну, кровь билась в висках, и хотелось гнаться за кем-нибудь, рука вспоминала скольжение меча. Как я ни старалась, но преодолеть свою природу не смогла, и губы мои часто шептали слова отца о неизбежном течении моей судьбы, а ещё страшно хотелось вернуться домой. Может, это всё было из-за тебя? Я искала встречи с тобой, ещё тебя не зная?
- Ты мой Одиссей, - улыбнулась девушка.
- Только я не хочу больше покидать тебя, даже проклятие Посейдона меня не страшит. Так вот, я решилась, наконец, и начала тихо плести свою сеть, зная, что лишь единственно верно выбранный момент для удара принесёт победу. У меня ушло около месяца на то, чтобы разговорить рабов и домашних слуг, узнать от них о гарнизоне, приучить сообщать мне все новости о передвижении военных отрядов. Сделала я пару вылазок и к воротам, чтобы осмотреть их и охрану, они не показались мне особенно сложными. Сейши видела мои заботы, но какое-то время молчала, и я не говорила с ней об этом, за прошедшее время я немало узнала о ней, поняв, что поводов останавливать меня у неё не так уж много.
Она оказалась одной из жён самого вана, повелителя города и окрестных земель, но не простой женой, а дочерью знатного рода, с которым род вана вёл долгую вражду, она стала его трофеем, взятым по заключению перемирия. Муж держал её в этом доме, запрещая выходить, она же обещала отцу, что будет подчиняться ему, человеку, убившему трёх её братьев, чтобы он не проливал более крови её рода, но она ничего не обещала насчёт меня... К тому времени, как я попала в её дом, муж Сейши более не навещал, и детей у неё не было, она ненавидела его и желала ему смерти, поэтому глаза её блеснули, когда я сказала открыто, что убью вана для неё. "Такова судьба" - сказала я - "ты сильная и смелая, даже сильнее меня, но ты дала клятву и мучаешь сердце своё в бездействии, когда убийца торжествует, я же Сиванму, зверь с Запада, но я убью его для тебя". Она не ответила прямо, лицо её оставалось невозмутимым, и лишь по глазам я поняла, что она жаждет этого.
С того дня мы больше не говорили об этом, просто обе знали, что всё будет свершено. Мы говорили о многих других вещах, и Сейши оставалась столь же тепла ко мне, позволяя готовиться, точить мечи и кинжалы. Она водила меня к тёмному пруду, что лежал внутри её усадьбы, мы смотрели в воду, и она рассказывала, что настоящий воин должен быть как вода, течь сквозь жизнь, всегда оставаясь целостным, быть сильным как поток и податливым как ручей, что безвредно принимает в себя меч. Я была связана с драконом, как она говорила, ибо отец мой был драконом, и она была права, откуда-то знала мой род, никогда не бывав в Элладе. Скоро я была готова, продумав всё и пройдя уже мысленно весь путь, наступило и время, коего так ждала, ибо мне дали знать, что большая часть войска уходит на север, заградить путь варварам, остаётся лишь пять сотен солдат, разбросанных малыми отрядами вокруг города. Ван собирался отбыть в главный город, поэтому медлить было нельзя, в ближайший же вечер я выбралась к Барайасу и сказала, что на следующую ночь им следует истребить стражу и скрытно пробираться к воротам, иного шанса не будет.
С Сейши я не прощалась, лишь сказала ей ближе к вечеру, что всё случится сегодня, и она удалилась под сень своего дома, не желая ничего видеть. Я оделась в своё старое кочевое одеяние, взяла меч, кинжал и копьё, и побежала к воротам, ликуя душой, ибо вновь могла быть свободной в своих действиях, и это должен был быть мой первый бой после исцеления. Их было пятеро у ворот, и я была рада встретить каждого, напав внезапно, я убила двоих копьём, зарубив остальных, засов был довольно массивный, но я запаслась пилой, и мои восстановленные силы позволили мне отодвинуть перепиленный брус. Уже в процессе работы я услышала волчий вой, условный знак Барайаса, и сама ответила.
Ночью наш отряд перебил уже привыкших и обленившихся сторожей, захватил множество коней и нагрянул под стены крепости, тут я уже была наготове, вскочила на лошадь и понеслась, предвествуя своим появлением бурю и пожар. Воины принялись громить и грабить, поджигая всё подряд, никто не мог встать против них, я же направилась к резиденции самого вана, справедливо полагая, что он обязательно выбежит на улицу, услышав, что творится в городе. Так и случилось, в тени большого дерева у ворот я ожидала его, и он появился с парой своих телохранителей, из тьмы я выскочила как демон, крикнула: "Дар тебе от жены и воздаяние!"; и почти сразу пронзила его копьём, не обратив внимания на его людей. Богатый урожай собрали наши люди в ту ночь, множество золотых брусков, что служили деньгами, извлекли они из подвалов, дорогой шёлк грузили как парусину, драгоценные камни набивали в ножны и сапоги, за свою долю я не беспокоилась, всё это время охраняя усадьбу Сейши от разорения. Перед рассветом всадники начали покидать город, и я заехала на коне к ней во двор, желая попрощаться, она вышла на балкон дома, и за её спиной теплился свет, позади меня же ревели пожары, и огонь дрожал в исступлении.
Нам не было нужды говорить о ване, ибо она по одному виду моему понимала, что всё свершено. Я подняла руку, а она сказала: "Всё так, как и должно быть. Уже в день твоего прихода, когда ты лежала в бреду, я знала, что ты лишь гостья и уйдёшь туда, откуда появилась. Прощай, дочь дракона". Так, мы расстались и больше уже никогда не сойдёмся. Она казалась простой смертной, но не была ею, теперь я это хорошо понимаю. Знаю, что прикоснулась к какой-то тайне той далёкой земли, впрочем, узнать всего я уже никогда не смогу...
- А ты, вообще, встречала обычных людей? Или всё герои и демоны тебе попадались? - спросила Габриэль, уже отдыхавшая от прошедшего по ней огня.
- Встречала и многих, но тебе будет не так интересно о них слушать, поэтому рассказываю лишь о самом необычном.
- Удивительно, я не могла и подумать, что ты несколько лет едва ходила. Должно быть, ты выглядела весьма грозной тогда, возила отрубленные головы на груди своего коня, как это принято у сарматов.
- Нужно ли тебе моё зло? Так или иначе, все другие рассказы будут потом, сейчас же оставь всю тяжесть пути на этой стороне, и пусть душа твоя странствует во сне без тревоги, ибо я буду тебя охранять.
К утру трава и земля были ещё мокрыми, и капли лениво соскальзывали с листьев деревьев, однако надо было выходить, Зена более не желала медлить, приказав собираться после рассвета. Воины разминались короткими пробежками, чтобы разогреть кровь, и отдохнувшая колонна двигалась уверенно, чему способствовали и проводники из таврисков, обещавшие довольно безопасный путь до земель ретов, что сами себе хозяева. Габриэль сновала вдоль человеческой змеи, передавая приказы Зены, что ехала в голове колонны, к Александру и Ферамену, воины провожали её завистливыми взглядами, ибо трудно привыкали к необычному для эллинов снаряжению, когда и доспехи со щитом, и еду с личными безделушками на шесте приходилось тащить на себе, и им тяжко было видеть тех, кто от груза свободен. Передвигаясь большими переходами, они смогли за пару дней покрыть много стадий и уже вышли к первым поселениям народа ретов, за коим лежала столь заветная цель, огромная и тёмная от лесов Кельтика.
Погода заметно улучшилась, и под тёплым уже солнцем было хорошо отдыхать на открытых местах, наблюдая, как леса покрываются зеленью, оживая зевсовым огнём после зимы. Тавриски предложили пойти к ретам и рассказать им об отряде, опасность в отправлении такого посольства сохранялась, однако Зена, убеждённая мирностью самих таврисков, всё же послала с ними трёх добровольцев из эллинов, одним из них стал и Ономакрит. Пока ожидали их возвращения, встали лагерем на большой поляне, и все воспользовались редким случаем без дела понежиться на солнце, ибо обычно более-менее продолжительный отдых давался уже после заката. Собрались на свежей траве и члены тайной гетерии, созданной ещё среди руин Коринфа, дабы просто побеседовать о насущном, о делах смертных, пока Зена старалась охватить разумом весь ход их войны.
- Мы уже близко от цели, ещё дней пять-семь и встретим галатов. Что тогда будет? - говорил Александр, стащив с себя панцирь и хитон, подставляя обнажённую спину солнцу. - Надеюсь, они примут нас и поймут, иначе мы сгинем окончательно в этой глуши.
- Я слышала, что они хорошие люди и твёрдо стоят против римлян, хотя и терпят страшные бедствия, - ответила Габриэль.
- Легко говорить так, когда ты далеко от этих бескрайних лесов и мрачных долин. Сидит какой-нибудь учёный в Милете или Смирне и пишет о кельтах, как о гипербореях богоподобных, будто они и справедливы, и одним лишь молоком питаются, - возразил Персей. - Сюда бы его отправить, глядишь, станут они у него людоедами.
- В твоих словах есть правда, - кивнула девушка, - впрочем, скоро мы всё узнаем. Возможно, я смогу написать о кельтах правдивый рассказ, передать то, что сама видела.
- Писать историю - дело не простое, и надеюсь, ты выяснишь, что они людоеды, не на нашем примере, - усмехнулся Александр. - Вся надежда у меня только на Зену. Она найдёт с ними общий язык, или никто из нас домой не вернётся.
Тавриски не пошли дальше, сказав, что с ретами у них плохие отношения, и их появление в поселении врагов не пойдёт на пользу отряду, однако коротко объяснили, какого держаться пути далее. Сами реты послам ответили, что отряд проводят, но таврисков видеть на своей земле не желают, племена в этой области разделяла река, поэтому они согласились предоставить и свои лодки для переправы. Зена велела готовиться к переправе, но действовать как перед лицом врага, с оружием и в доспехах, ибо была опасность подвергнуться нападению, когда отряд так уязвим. К вечеру река была преодолена, и мстители продвинулись вглубь неизведанных земель, ища место для укреплённого лагеря, реты большой встречи не устраивали, лишь несколько человек из их племени сопроводили эллинов от реки.
На следующий день Зена решила посетить стоящий на пути городок, в основном, ради лошадей, страдавших от скудной пищи, и новостей о Каллисто. Реты выглядели куда более подготовленными, по сравнению с устрашёнными таврисками, в поселении эллины нашли множество вооружённых людей, однако противостояния не было. Воинов Зена оставила у подножия большого холма, въехав на узкие улицы с десятком спутников, на них смотрели без страха, в глазах гордых варваров был, скорее, вызов. На одной из улиц человек, по виду знатный, перегородил всю дорогу своей лошадью, делая вид, что занят каким-то важным делом, он не пропускал воительницу со свитой, показывая, что вовсе не замечает их.
- Скажи ему, чтобы посторонился, - велела Зена одному из скордисков, уже понимая, что варвар хочет спора, но не зная ещё, как поступить.
- Он не хочет меня слушать, - после нескольких попыток ответил проводник. - Мне кажется, он показывает, что не считается с нами.
Тогда Зена сама двинулась вперёд, почти толкая своим конём круп лошади рета, она крикнула ему несколько раз, чтобы уходил, справедливо полагая, что смысл он поймёт, даже без знания языка. Варвар ответил что-то гордо, воительница посмотрела на скордиска, и тот сказал:
- Он предлагает решить спор в поединке, ибо ты совершаешь нехорошее в отношении его предков. Говорит, что готов выйти против тебя на поле для поединков.
- Что это всё значит? - подъехала встревоженная Габриэль, что слышала слова проводника.
- Не бойся, среди варваров есть такие обычаи. Этот рет считает себя могучим воином и хочет вызвать на поединок меня или любого из вас, чтобы увеличить свою славу, ибо полагает нас не последними воинами. Насчёт него я не беспокоюсь, тревожит лишь то, что местные могут огорчиться, если я лишу их такого героя, но, похоже, что они всё понимают, и я могу исполнить сей обычай без опасности.
Варвар понял, что его вызов принят и радостно направился к небольшой площадке на окраине поселения, где был вытоптан многими ногами круг среди свежих трав, тянуть никто не хотел, и Зена спрыгнула с коня, оглядывая сбежавшихся на зрелище поселян. Так поступали здесь часто, и за убийство на поединке никто не винил, сейчас же сам глава рода пришёл посмотреть на схватку, привлечённый необычностью гостей. Герой ретов вышел в круг с обнажённым мечом и кинжалом на поясе, не озаботившись ни щитом, ни панцирем или шлемом, так он показывал, что презирает смерть. Зена также не взяла щит, однако панцирь снимать не стала, ибо вызвали её, и она была не обязана облегчать работу противнику, меч в её руке лежал свободно, смотря остриём в колено врагу, так она и пошла вперёд. Рет яростно напал, стараясь держать воительницу на дистанции качанием своего меча, но она не желала тянуть пустую игру, войдя внутрь удара и схватив левой рукой врага за волосы. Распалённый рет ещё не почувствовал веяния смерти, ибо клинок Зены был у него за спиной и казался вполне безопасным, не имея возможности вонзиться в бок, однако она мгновенно повернула меч и скользнула ему остриём сзади по шее. Он рухнул как труп, ибо позвоночник был пресечён, она же почти сразу вертикальным ударом вонзила остриё ему в сердце.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги