После того, как Александр расписал «номенклатуру дел[38]», распределил среди кикиморок обязанности по сбору информации, согласно направлениям деятельности его предприятия под названием «Россия», вникать в смысл ежесекундно поступающей информации ему стало легче. И Александр вдруг перестал себя чувствовать, как растревоженный пчелиный улей. А до этого порой не знал куда, перво-наперво, бежать или лететь.
Санька, когда взошёл на престол, сразу попытался переорганизовать государственную структуру Московского царства, но наткнулся на непонимание «подчинённых» в виде постоянно задаваемого вопроса: «Зачем?».
По большому счёту, у него-то и «подчинённых» не оказалось, кроме «избранной тысячи». Но те, получив земли и крестьян во владение, занялись по указанию царя, организовывать сельское хозяйство и тренировать холопов.
Царь был самодержцем, помазанником и представителем бога на земле, но не правителем. На местах всем должна была управлять земщина, то есть выборная власть, или, несогласные, как оказалось, с нововведениями, бояре. В Москве правила избранная Рада, созданная Иваном Васильевичем, с которой у Александра сразу возник конфликт, выразившийся, в итоге, в нападении на него с целью попытки убийства.
Бояре и дьяки не понимали, зачем менять устои, созданные отцами и дедами. И категорически отказывались исполнять обязанности по-новому, и следовать царским распоряжениям и указам.
Оттого-то и сбежал Александр из стольного града, что, несмотря на введённые им изменения в структуре государственного аппарата и системе документооборота (а может быть именно из-за них) московское делопроизводство вконец запуталось, потому, что действовали и старая, и новые. Особенно за пределами «московской кольцевой», как Санька дразнил дорогу, образовавшуюся за вновь построенной крепостной стеной, шедшей вокруг Москвы.
Правильно говорят, что лучше сделать заново, чем переделывать за кем-то. Вот князь и сбежал на Азов, построил себе новую столицу и начал организовывать государство по-новому. Сейчас можно было смело сказать, что Санька в Ростове постепенно создал свою государственную структуру, основанную на новых принципах взаимодействия служб.
Вот на основе новой системы документооборота, уже отработанной в Ростове за два года его существования, «девоньки-кикиморки» и разбирали информацию, «раскладывая» её по «папкам» у Саньки в голове. Вернее, не в голове, а в «ноосфере» старшей кикиморы, а та дублировала папки в ноосферу князя.
Царской канцелярией давно заведовала сама Марта, строчившая указы и письма, как швейная машинка фирмы «Зингер». Она же обрабатывала и входящую корреспонденцию. Все документы Марфа «сканировала». «Сканы» она и раньше, по просьбе князя, размещала у себя в памяти, куда у князя был прямой доступ, а сейчас перенесла их и в новую систему хранения.
Санька, проинспектировав новый «облачный накопитель», уже задумался о том, как научить кикиморок обработке данных с помощью структуры метаданных[39] и переводить данные в графики и таблицы, как Мустафа решил, что готов к отплытию в Поти.
Купца Мехмеда с товарищами Мустафа отправил с большим трёхпалубным кораблём, загрузив своими товарами: широкотканными шерстяными, шелковыми, льняными и хлопковыми тканями, оконным стеклом, хоть и не большого размера, но абсолютно прозрачным, и фарфором, покрытым глазурью.
С купцом Мехмедом отправились две белокурые прелестницы-кикиморки, предназначенные в подарок султану Сулейману. Задачей кикиморок была вербовка дворцовой нежити в армию Князя и расширения, таким образом, количества сетевых источников информации. Теперь, когда оперативные данные обрабатывались и систематизировались «нейросетью», Санька мог себе это позволить.
Санька не зря сравнил ту сеть, которую он организовал, с нейросетью. Кикиморки и другая нежить, по своей сути были сущностями энергетическими и, как нейроны, «заточенными» на выполнение узкоспециальных задач, как то: заманить человека в болото, если ты кикимора болотная, или в озеро, да утопить, если ты русалка. У домовых другие задачи: напакостить, если не сошёлся с хозяином дома, или, наоборот, помочь. Лешие обороняли лес и его живность от людей. И так далее.
Кто нежити расписал «функциональные обязанности» Санька не знал, и знать не хотел, ибо начнёшь думать о чёрте, а он тут, как тут. Да, это ему, Саньке, и не надо было знать. Главное, то, что та нежить, что общалась со Светлым Князем и получала частичку его сущности, постепенно заполнялась его светом полностью и «переформатировалась» по его образу и подобию. Нежить «училась» у него поведению и проникалась его знаниями. То есть самообучалась, согласно новым задачам, поставленным Александром, как и нейросеть.
Уже через два дня, Санька «увидел» первую обзорную справку по поставкам оружия и боеприпасов на Тамань. Справка, конечно же, была составлена Мартой. Но Александра удивило приложение, выполненное в табличной форме с разбивкой по номенклатуре и цифрами «Итого». Санька, «увидев» таблицы, едва не запрыгал от радости.
А на третьи сутки работы «нейросети», когда корабли Мустафы шли в сторону Поти и Александр сам стоял на руле одной из шхун, появился леший Мох Мохыч.
— Здрав будь, государь, — поприветствовал Мох Мохыч Саньку степенно.
Александр, весь ушедший в управление кораблём, не сразу понял, что к нему обращается не член команды, а нежить. Что обычных людей, что нежить в нематериальной форме, Санька своим необычным зрением видел одинаково. Александр долго работал над восстановлением обычного зрения. Ему нравилось его «панорамный обзор» через тонкий мир, но вернуть нормальное зрение было делом принципа. Александр восстановил правый зрительный нерв и участок мозга, отвечающий за обработку импульсов, и зрение после этого вернулось. Однако, Санька так привык к «необычному зрению», что к обычному прибегал редко.
— О! Здорово, Мох Мохыч! Ты чего это пожаловал к нам на моря?! Не страшно?
Море вело себя беспокойно. Ветер дул со скоростью шесть узлов, о чем сообщала стрелка анемометра[40]. Волны поднимались высокие, пенистые.
— Беспокойно, — согласился Леший — Волнуется змей морской. Кто-то досадил ему. Не вы?
— Змей морской? Какой змей?! Нептун, что ли?
— Ты про бога?
Санька кивнул.
— Нужно ему море волновать?! Бог далеко, а местный змей рядом. Он волнует море, ветер призывает.
— Да, вроде, не беспокоили и не гневили бога. Перед отплытием обряд совершили, барашков зарезали, трапезу торжественную устроили. Всё чин по чину!
— Они, бывает, полетать хотят, змеи морские, — захехекал, давясь смехом, Леший. — А сил, в воздух подняться, не хватает. Вот они и разгоняют ветер волнами и с высокой волны взлетают по ветру. Может так…
— Интересно…
— А если так, то корабликам вашим, может прийти амба. Бо змей, ежели взлетит, учнёт резвиться и кораблики ваши топить.
— Пусть только попробует! — рассмеялся Санька.
Мох Мохыч внимательно посмотрел на князя.
— Слышал, что ты силу метать научился? То — великий дар и обычному человеку не даётся.
— Да, какой же я обычный?! — удивился Санька и вздохнул. — Я уж и не знаю, человек ли я? Мнп порой кажется, что я могу раствориться и жить без тела.
— Ты это брось! — неожиданно резко сказал Леший. — Сила твоя в единстве тела и духа. Раствориться в свете — дело не хитрое. Вон сколько таких! Хоть дервишей твоих возьми. Всё ты с ними… Дервиши то, дервиши сё. А дошло до дело и где твои суфии? В монастырях сидят…
Санька расстроился ипередал штурвал старшему матросу.
— Пошли, на баке постоим. Там хорошо! — сказал князь.
Его идея собрать суфиев и магов, заговаривающих амулеты, и сделать из них армию сражающуюся с волколаками, считай, провалилась. Даже те два суфия, что были приставлены к отряду Салтанкула, с ним оставаться не захотели, а те из них, кто жил не далеко от Тамани, на его призыв не откликнулись. Гонцы отправились дальше, но прав был Леший, все они концентрируют свои силы на развитие своих способностей, на приближение себя к богу и растворение в нём, а не наоборот.
— «Неужели я такой один? — подумал Санька, идя вдоль высоко поднятого над волнами правого борта шхуны, и вдруг одёрнул себя. — У, братец, куда ты сползаешь… В гордыню и прелесть…»
— Ты просто не там ищешь, — сказал Леший. — Я почему и пришёл к тебе, что дошли и до меня слухи про нежить, что на нас вскоре пойдёт войной. Почему ты решил, что тебе помогут маги, не живущие на наших землях? Они не смогут помочь. Мы все питаемся силой места, где родились и живём. Они тоже. И они это хорошо знают. Их этому учили. Это ты одарённый самородок. А все другие просто маги, питающиеся не от солнца, а от земли, воды или ветра. От солнца мало кто питает себя силой. Либо сгорают, либо растворяются в свете.
— Так, я, что, один такой? — осторожно спросил Лешего Санька.
— Почему один? На Руси много таких, что питается от солнца, но они в последнее время прячут свою силу. Очень много. Все, кто сеет зерно, или выращивает другие растения, обращаются к солнцу и просят его дать силу росткам. Почему они и крестьяне, потому, что чтут крёстный ход солнца. Да поменялось многое. Но не будем сейчас о грустном. Ты понял меня, князь?
— Что не там ищу? Понял. А, где мне искать защитников?
Леший хмыкнул.
— Впервой, что ли, раз русскому люду вставать на защиту земли своей от нечести Кащеевой?
— Почему — нечисти? Нежити?
— Нежить, нежити — рознь. Я вот — тоже нежить, но не нечисть. Нечисть — это не чистый, а значит не светлый, то есть какой?
— Тёмный? Логично! — восхитился Санька.
— Логи-и-ично, — передразнил Леший. — Дурья твоя башка.
— Почему дурья? — обиделся князь.
— Да, потому, дурья, что вроде бы делаешь всё правильно, но через… Словно не сам, не своим умом. Не благодаря своему уму, а вопреки.
— Чёй-то?
— Той-то! Ты сколько своим светом людей одарил? Своим светом, разумом и силой, в конце концов. В Ростове и нет никого не одарённого тобой. Ты про оборотней своих и кикиморок подумал, что смогут противостоять нечисти иноземной если укрепить их светом твоим, а про народ русский почему-то нет. А ведь в нём сила не мерянная, токма разбудить ту силу надо. И ведь ты уже её разбудил, а сам того не знаешь! Вот от того и дурья у тебя башка. Дурню дадена.
Саньку словно озарило. Вот ведь, действительно, — голова два уха! Свет ему некуда девать! Просвещать надо! Просвещать! Ученье, как говорится, — свет!
— Мохы-ы-ыч… Спасибо тебе!
Санька полностью перешёл в тонкий мир и обнял Лешего там. Леший не ожидал такого и перепугался.
— Ты это чтой-то? Ты это, как это?
Тонкий мир — есть субстанция эфирная и трогать эфирные сущности можно, а вот хватать, то есть ограничивать их подвижность, ну никак нельзя. В смысле, не может так делать никто из нежити. А вот Санька научился. Сначала он научился перетаскивать по тонкому миру предметы и людей, потом кикиморок. Но, вообще-то, они сами перемещались. Санька только подпитывал их своей силой. Потом уже своевольничал и перетаскивал нежить вопреки их воли. Как например, того волколака, что прятался в схроне под камнем. Не хотел он перемещаться, не хотел. Боялся.
— Да, не боись, Мох Мохыч. Моряк зверушку не обидит, — засмеялся Александр, обнимая Лешего за виртуальные плечи.
— Кто зверушка?! Я зверушка?! Сам ты… Отпусти! Сдавил, паршивец!
Александр отпустил.
— Никогда не видел, чтобы сущности в этом мире могли так… Я же говорю. Сила есть — ума не надо?! Ты просто не представляешь, как это, понимать, что тебя кто-то душит. В материальном мире, мы ещё можем схватить друг друга, бросить чем-то. Шишкой, например, или веткой. Мы часто русалкам или кикиморам пакостим. Одни реками лес губят, другие болотами. А в эфирном мире мы духи.
Леший посмотрел на Саньку пристально.
— А ты значит, не только в материальном мире силой можешь пользоваться, но и в эфирном материей. А я-то думаю, что это ты в этом мире такой плотный, как в том. Силён, брат.
Леший задумался.
— Тогда, вот, что я тебе скажу. Ты тогда и с нечистью можешь в эфиром мире сражаться. Они тебе ничего сделать не в состоянии, а ты — запросто.
Александр саркастически хмыкнул. К сожалению князь, кроме как хватать духов, ничего другого сделать с ними в виртуальном мире не мог. Но ничего он Лешему про это не сказал. И не потому, что опасался. Просто, а вдруг когда-нибудь получится, а он сказал, что не может. Доказывай тогда, что не соврал. А Леший, нежить обидчивая.
— И ещё… Напугал ты меня… Ажно забыл, про главное… Иди уж отсюда. Не тревожь ты меня!
Александр вернулся в своё тело, стоящее по-прежнему, у правого борта возле бушприта.
— Ты, князь, забыл про русских тишайших старцев. Вот в ком сила, равная твоей.
— Я не забыл. Сейчас думаю о них.
— Сейча-а-ас, — передразнил Леший. — Раньше думать надо было.
— Да, ладно тебе. Что сейчас-то делать? В ноосфере они совсем не отличаются от обычных людей. Общался я с одним монахом, которого Максим Грек называл исихастом. Так он до сих пор в лесу в норе живёт и особым светом не блещет.
— Да потому, что они пропускают свет сквозь себя, оставляя лишь чуть-чуть. Боятся они уподобиться богу, да и некому им свет раздавать, ибо отшельники они. Мало кто из них лечить людей начинает. Только когда свыше придёт указ: «Лечи!», лечат молитвой и солнцем. И то… Язвами покрываются от избытка света, болеть начинают от жара внутреннего. Редко кому из них, удаётся научиться управлять светом. Я не знаю таких. Кроме тебя, конечно… Но ты, — вообще не знамо кто. И как ты ещё жив с такой силищей, уму непостижимо.
— Так и что? Как их найти?
— Как-как…
Леший, материально не проявляясь на борту корабля, висел перед Санькой важный и горделивый.
— Всех, что от Балтики до Уральских гор нашёл. Всех леших опросил. Вымотался, сил нет.
— Так, я тебе дам…
— Не перебивай, — оборвал царя Леший.
— Поговорили они со старцами и про напасть рассказали. Думают старцы, чем и как помочь смогут.
— И долго думать будут?
— То мне не ведомо. Кто я такой? Зверушка лесная…
Леший демонстративно отвернулся. Санька снова нырнул в тонкий мир и легонько погладил лесного духа, мягко касаясь его энергетических волосков. Тот вздрогнул, но не отшатнулся и не испугался. Санька едва касался своим полем Лешего и почувствовал, как тот размяк. Его аура посветлела и слегка размазалась на границах слоёв.
— Вот, шельмец! Научился же! Вот так ты и в душу залазишь.
— Так в душу я проникаю только по согласию, Мохыч. Только по согласию.
Леший заволновался.
— Ты это о чём, шельмец? По какому согласию? Я согласия не давал.
— К мужикам я «так» в душу не лезу, — рассмеялся Санька, — токма к бабам.
— Изыди, охальник, — встрепенулся Леший.
— Ха-ха, — продолжил веселиться Санька. — Ты не так меня понял, Мохыч. Я говорю про то, что бабу, чтобы успокоить, не просто уговорить. И даже, порой, когда её погладишь по шёрстке не успокаивается. Тогда надо пробраться к ней в душу.
— Ой! Ну тебя! Баб ещё каких-то приплёл. Тут с ним о серьёзном…
— Спасибо, Мох Мохыч. Я, кстати, тебе мармеладу припас. Хочешь?
— Мармеладу? — вроде, как удивился Леший, хотя явно, когда шёл, точно рассчитывал на мармелад. — Кто же откажется от твоего мармелада?
— Из каюты заберёшь? На моей кровати коробка лежит.
— Ну, если только на кровати… Ты знаешь, я по сундукам лазить привычки не имею. Но, что дадено, то дадено. Прощевай. О том, что придумали старцы, сообщу.