7

В начале нового года, когда праздник Священного Брака завершился, и похоронные обряды были исполнены над старой жрицей, меня призвали пред очи той, кто ныне была Инанной. Этому приказу я едва ли мог противиться. Но все же мне не хотелось ее видеть, ибо тень Думузи была между нами, словно меч.

Три маленьких храмовых раба, глядя на меня вытаращенными глазами, будто я был каким-то гигантским демоном, провели меня в комнату богини в самой святой части Эанны. Более мы с ней не будем встречаться в безвестных часовенках, в неприглядных туннелях под храмом. Помещение, где она меня приняла, было огромным величественным залом, отделанным белыми кирпичами.

Сквозь отверстия в стенах проникали огненные копья солнца. По стенам под потолком шла полоса странных украшений – раздутых красных полушарий, которые очень напоминали женскую грудь. Возможно, так и должно было быть: в одной из своих ипостасей богиня – великая распутница, царица желания.

Я долго ждал, прежде чем она появилась. Она величественно вплыла в комнату, сопровождаемая четырьмя пажами, которые несли огромные снопы тростника, перевязанные сверху, высотой вполовину человеческого роста.

Снопы тростника повсюду сопровождают Инанну. Нетерпеливым жестом она отослала пажей, и мы остались одни.

Она стояла передо мной. Выглядела она величественно, победно и пугающе.

Я видел, что в ней еще осталось что-то девичье. С тех пор, как я видел ее в последний раз, она превратилось во что-то совершенно непонятное и недоступное мне.

Я подумал, как она лежала нагая в объятиях царя-бога, в ночь Священного Брака, которая была первой ночью ее жизни в облике верховной жрицы, и сердце мое наполнилось скорбью.

Она была одета в простую накидку, украшенную пучками шерсти, покрывавшую ее с ног до головы и оставлявшую обнаженным только ее плечо.

Темные волосы были разделены на пробор и заплетены в толстую косу, обвившую голову. Щеки были чуть подкрашены желтой охрой, а веки подведены сурьмой. Знаком ее нового положения была золотая корона, искусно сделанная из звеньев, сплетенных в змеиный узор – знак богини. Корона охватывала ее лоб, и от всего ее облика исходило сияние силы, словно свет небес снизошел на нее.

Я смотрел на нее, не в силах заглянуть ей в глаза. Я только и думал о том, как ее тело извивалось под телом Думузи, как ее губы прижимались к его губам, а его ладонь касалась ее бедер. Я весь горел от стыда и скорби.

Я понимал, что женщина, стоящая передо мной, не та девушка, которую я когда-то желал. Она была воплощением высочайшей власти в мире – сама богиня. Пропасть между нами была огромной. Подле нее я и все мои желания были ничто.

– Ну? – спросила она после долгого молчания.

Я приветствовал ее знаком богини.

– Царица Небес и Земли, – бормотал я. – Божественная Мать. Первая Дщерь Луны…

– Посмотри на меня.

Я поднял глаза, но посмотреть на нее все равно не мог.

– Смотри на меня! В глаза! Откуда этот страх? Что случилось? Я изменилась?

– Да, – прошептал я.

– Ты меня боишься?

– Да. Я боюсь тебя. Ты – Инанна.

– Царица Небес и Земли! Божественная Мать! Первая Дщерь Луны!

Она прикрыла рот рукой, стараясь подавить улыбку, но внезапно разразилась пронзительным смехом.

Ошеломленный, дрожащий, я сделал отвращающий зло жест – знак богини.

– Боишься меня! – воскликнула она, не в силах сдержать свое нечестивое веселье.

Она величественно протянула руку:

– На колени! Ползи, дурень!

Наслаждаясь моим замешательством, она, улыбаясь, добавила:

– Ох, какой же ты ребенок!"Царица Неба и Земли! Первая Дщерь Луны!" – передразнила она.

Я не понимал причины ее смеха, он ужаснул меня. Я снова сделал знак богини.

Прежде она была для меня нагой девчонкой со сверкающими глазами и юной грудью, которая смеялась и тискала меня в коридоре, предрекая великие события. Потом – хитрая молодая жрица, которая играла со мной в непонятные игры, кокетничая и смущая меня. Сейчас я ничего не понимал. Что это?

Издевательство над богиней, когда она сама была богиней? Я испугался. Я задрожал от страха. Я воззвал к Лугальбанде с просьбой защитить меня.

Через минуту она успокоилась, и страх мой прошел. Она тихо сказала:

– Да, я теперь другая. Я теперь Инанна. Но я всегда ею была. Неужели ты думаешь, что богиня не знала от начала времен, что выберет мое тело, когда покончит с тем, старым? Теперь пришла моя очередь. Ты был здесь в ночь Священного Брака?

– Да. Я стоял в первом ряду. Ты так и не посмотрела на меня. Вернее, не увидела, хотя и смотрела.

– Огонь богини ослепил мои глаза в ту ночь.

– Или огонь бога, – сказал я дерзко.

Она взглянула на меня в изумлении и внезапном бешенстве. Щеки ее побагровели под желтой краской, глаза сверкнули. Но гнев ее прошел так же быстро, как и появился. Она улыбнулась и сказала:

– Вот оно что. Вот что тебя грызет, Гильгамеш.

Я не мог говорить. Щеки мои горели. Я уставился себе под ноги.

Она подошла ко мне и взяла мою руку. Она мягко сказала:

– Я говорю тебе, перестань о нем думать. Ничего не было! Ритуал, который я добросовестно исполнила, и больше ничего. Его обнимала богиня, а не жрица. Ты и я – между нами ничего не переменилось. Понимаешь? КОГДА ТЫ БУДЕШЬ ЦАРЕМ, Я БУДУ ЛЕЖАТЬ В ТВОИХ ОБЪЯТИЯХ…

Я взглянул на нее, и наши глаза встретились.

– Кажется, понимаю.

– Ну и хорошо.

Я промолчал. Она все еще была слишком могущественна для меня. Ее сила подавляла.

Помолчав, я сказал:

– Как ты меня назвала только что?

– Гильгамеш.

– Но это не мое имя.

– Оно будет твоим, – ответила она. – Гильгамеш – Тот, Кто Избран. Ты будешь править под этим именем. Это имя древних, которые населяли землю давным-давно. Это знание пришло ко мне во сне, когда богиня впервые вошла в меня. Скажи: Гильгамеш, Гильгамеш.

– Гильгамеш.

– Царь Гильгамеш.

– Это безбожно так говорить, ведь царь – Думузи.

– Царь Гильгамеш! Скажи это! Скажи.

Я поежился.

– Оставь меня, Инанна, я молю тебя. Если боги соблаговолят сделать меня царем, это случится в свое время. Но троном ныне владеет Думузи. Я не назову себя царем перед тобой, здесь, в жилище богини.

Гнев возвратился в ее глаза: ей не нравилось, когда ей перечили. Потом она пожала плечами, и в следующий миг словно выкинула из головы все, о чем мы говорили. Уже другим голосом, бесцветным и деловым, она спросила:

– Почему ты от меня столько скрываешь?

Это меня поразило.

– Скрываю?

– Ты знаешь что.

Я почувствовал в душе что-то понял – это предупреждение.

Так вот, что она хотела от меня услышать! Я побоялся сказать ей это. Я ничего не ответил. Разговаривать с ней было все равно что переходить бурную реку с каменистым дном: в любую секунду нога может соскользнуть, и тебя унесет течением.

– Почему ты многое скрываешь от меня, Гильгамеш?

– Не зови меня этим именем.

– Да, наверное, не надо. Пока не надо. Но тебе не уйти от меня.

– Почему ты думаешь, что я от тебя что-то скрываю?

– Потому что знаю, что так оно и есть.

– Ты можешь заглянуть в мои мысли?

Она загадочно улыбнулась.

– Возможно.

Я заставил себя упрямо сопротивляться ей и сказал:

– Тогда у меня от тебя нет секретов. Ты и так все знаешь.

– Я хочу услышать это из твоих собственных уст. Я думала, что ты придешь ко мне сам и скажешь. Когда ты не пришел, я сама позвала тебя. Ты переменился. В тебе появилось что-то новое.

– Нет, – сказал я. – Это ты переменилась.

– И ты тоже, – сказала Инанна. – Разве я не просила тебя прийти и сказать мне, когда какой-нибудь бог выберет тебя? Какой это бог?

Я в изумлении уставился на нее.

– Ты это знаешь?

– Это так легко увидеть!

– Как? Это видно по лицу?

– Я это почувствовала через пространство, разделявшее нас. Теперь в тебе божество. Ты не можешь этого отрицать.

Я покачал головой.

– Я и не отрицаю.

– Ты обещал мне сказать, когда тебя выберут. Выполни обещание.

– Это очень личное, когда тебя выбирают, – сказал я, потупив глаза.

– Выполни обещание, – сказала она.

– Я думал, тебе не до меня… Праздник, похороны старой Инанны.

– Выполни обещание, – сказала она.

В голове у меня пульсировала боль. Перед ней я был беспомощен.

Лугальбанда, молил я, наставь меня, помоги!

Кроме пульсирующей боли, я ничего не чувствовал.

Она сказала:

– Назови мне имя бога, который теперь защищает тебя.

– Ты все на свете знаешь, – дерзнул я сказать. – Зачем мне говорить тебе то, что ты и так знаешь?

Это ее и позабавило и разгневало. Она отвернулась от меня и стала расхаживать по комнате. Потом схватила связки тростника и крепко сжала их.

На меня она не смотрела. Молчание сковывало меня бронзовыми обручами. Я задыхался. Шутка ли – открыть имя своего личного бога! Это значит потерять частичку той защитной силы, которую бог тебе дает. А я еще далеко не был уверен в собственной силе, чтобы принести эту жертву. Но точно так же мне не хватало сил противостоять Инанне, скрывая от нее то, что она требовала.

Я дал обещание жрице, а выполнить обещание требовала богиня.

Я сказал очень тихо:

– Бог, вошедший в меня, это мой отец, герой Лугальбанда.

– Вот, значит, как, – сказала она.

Больше она ничего не сказала, и пугающее молчание снова повисло в воздухе.

– Не говори об этом никому, – сказал я.

– Я – Инанна! – в гневе вскричала она. – Никто мне не указ!

– Я тебя прошу никому не говорить. Разве это большое одолжение?

– Ты не смеешь ни о чем меня просить!

– Просто обещай…

– Никаких обещаний! Я – Инанна.

Сила богини заполнила зал. Подлинное присутствие божества наполняет вас леденящим холодом, потому что оно притягивает к себе все тепло жизни. В этот момент я почувствовал, как Инанна забирает мое тепло, высасывает его из меня, оставляя только пустую заледенелую оболочку. Я не мог шевельнуться, не мог говорить. Я остро чувствовал, как я молод, глуп и неискушен. Я видел, что передо мной стоит богиня, чьи желтые глаза горят, как у дикого зверя в ночи.

Загрузка...