54

После пяти минут быстрой ходьбы мы перешли на более спокойный темп. Запах горячей земли уже не чувствовался. Ландшафт расстилался свежий и зеленый.

По выработавшейся привычке мы держались подальше от дорог и шли по проселкам и тропам. Попадались неубранные перезрелые поля, но скотины мы не видели. Либо ее разорвали оголодавшие беженцы, либо она погибла от жажды, поскольку никто не наливал воду в поилки. Следов недавнего присутствия людей тоже не было.

Попадались человеческие скелеты. Их было так много, что мы почти перестали их замечать. Они валялись в траве, сквозь ребра проросла крапива, муравьи деловито сновали в орбиты глаз и обратно, выгребая остатки мозгов из черепов.

А иногда что-нибудь странное и неуместное могло привлечь удивленное внимание. Вот на стене кто-то выставил в ряд телевизоры. Их было штук двадцать, антенны болтались на ветру, а рядом с каждым из них на стене лежал пульт дистанционного управления. На большой черный “Сони” села бабочка, ее красные крылышки трепетали на холодном ветру. Казалось, что они истрепались и пообламывались на концах. Меня вдруг охватила печаль. Мертвые телевизоры на стене, холодный ветер, умирающая от старости бабочка. Жизнь показалась такой хрупкой…

Рядом со мной остановился Дин и кивнул в сторону телевизоров:

– Это нынче сходит за искусство?

– А?

– Интересно, кто всунул эти головы в телевизоры?

Я посмотрел и увидел, что телевизоры выпотрошены, трубок и электроники нет, а вместо них – отрезанные человеческие головы. Они уже сильно разложились, глаза вытекли и висели на щеках каплями желе. Гудели мухи.

Дин вытащил из кармана “беретту”.

– На случай, если встретим художника.

Кэролайн сглотнула, побледнела.

– Сколько еще идти?

– Где-то час. Если не сбавим темпа.

– Пошли.

Она повернулась и быстро пошла по дороге.

Мы направились следом за ней, оглядываясь во все стороны – на случай, если телехудожник вдруг появится и решит, что нам тоже место на его выставке.

Но местность была пустынной. Мы миновали остатки костров и позвякивающих консервных банок на местах, где проходили люди. Но здесь уже никому не имело смысла стоять.

Еще десять минут – и мы прошли мимо кирпичной деревеньки, обращенной в крепость – обнесенной колючей проволокой и с перегороженной грузовиками дорогой. С первого взгляда было ясно, что там уже никого нет. Почти все дома выгорели, на улице валялось с полдюжины человеческих черепов.

– И тут все подохли, – сухо заметил Дин, когда мы проходили мимо.

* * *

– Вот мы и пришли, – сказал я. – Копли-мэнор.

Следующие два часа мы собирали спелые яблоки, тщательно пакуя в рюкзаки и узлы, проверяя, что они не побьются, отбраковывая червивые или поклеванные. И за работой, конечно, ели яблоки. Хотя мы уже не наслаждались вкусом – это был способ наполнить брюхо. Сейчас человек ел всегда, когда предоставлялась возможность, – не знаешь, когда придется есть в следующий раз.

Набрав столько яблок, сколько могли унести, мы пустились в обратный путь. Идти было тяжело, у меня начали ныть пятки. Лямки рюкзаков резали плечи, я все время перекладывал тяжелый портплед из руки в руку.

– Сегодня мы до Фаунтен-Мур не доберемся, – сказал я, тяжело дыша. – Придется заночевать там же, где в прошлый раз.

– И где это? – Кэролайн тоже дышала тяжело. – В местном “Хилтоне”?

– Увы! – я сочувственно улыбнулся. – В сарае. Дин добавил:

– Есть и хорошая новость: он за соседним полем. Так что скоро отдохнем.

Кэролайн посмотрела на часы:

– Еще рано. Ты уверен, что мы сегодня не дойдем?

– Вспомни, идти придется вверх.

– А рюкзаки будто кирпичами набиты, – заметил Дин.

В сарае, сделанном из гофрированного железа, было сухо. У нас были с собой спальники и пенополиуретановые коврики, так что некоторый комфорт имелся.

– Господи, как приятно скинуть рюкзак, – сказал Дин, снимая с плеч лямки. – Дай-ка мне бутылки, пойду воды наберу. Таблетки у тебя?

– Ага. – Я вынул пластинку таблеток из заднего кармана. – Может, сначала отдохнешь? До источника далеко.

Он покачал головой:

– Если сяду, то не встану.

Я дал ему обеззараживающие таблетки. На пустоши, где вода была свежее и чище, чем в любом городском кране, они нам не были нужны, но здесь воде доверять было нельзя. В лучшем случае тебя прохватит понос, в худшем – тиф, холера, болезнь Вайля от крысиной мочи в воде. И потому мы пользовались таблетками йода для обеззараживания. От них вода становилась красноватой, будто разведенная кровь. И вкус тоже был мерзкий – как зубной эликсир.

Кэролайн посмотрела вслед Дину.

– Симпатичный оболтус, – сказала она со своей лукавой усмешкой.

– Ладно, не заставляй меня ревновать, – усмехнулся я, выставляя вдоль стены рюкзаки с драгоценными яблоками.

– Рик, сколько времени его не будет?

– Не меньше часа. Слушай, ты ничего такого не думаешь, правда?

– Думаю, Рик? О чем бы это? – Она подошла ко мне, улыбаясь, и закинула руки мне за шею. – А ну-ка, скажи тете Кэролайн, о чем это она думает? – Она крепко поцеловала меня в губы.

– Она думает, что этот час мы могли бы провести поинтереснее, чем просто болтая и пересчитывая яблоки.

– Подумаешь, яблоки!

– Тебе “подумаешь”, милая, а для какого-нибудь бедняги это может быть вопрос жизни и смерти.

Я говорил в шутку, но Кэролайн восприняла серьезную сторону.

– Боже, до чего мы дошли. Мешок яблок становится вопросом жизни и смерти. – Она крепко обняла меня и пристроила голову у меня под подбородком. – Мне случалось есть в лучших ресторанах мира, а теперь я ночами не сплю и мечтаю о сандвичах с яичницей. Я ими просто одержима.

– Сколько уже мы не ели хлеба?

– Не знаю… Три месяца?

– Вроде того. – Я поцеловал ее в голову. – Зато мы хотя бы друг друга не едим.

Она подняла голову, улыбнулась.

– До этой минуты. А сейчас я собираюсь начать есть тебя.

– Не может быть!

– Может, может.

– С чего начнешь?

– А как ты думаешь?

– Ой, страшно! – Я улыбнулся.

– Я обещаю не жевать.

Ее пальцы скользнули по моей ноге вверх, мимо паха, нащупывая ремень. Она расстегнула пряжку, потом пуговицу на джинсах.

В этот момент она была истинной Кэролайн. Она делала то, к чему я уже привык. Она улыбалась чувственной улыбкой, сводившей меня с ума. Глаза ее сверкали эротической проказливостью. Опытные руки шарили по моему телу, мягко сжимая, гладя, нежа. Я вдохнул полные легкие ее дивного аромата.

Вдруг она остановилась. Внезапно, как от острой боли.

Я удивленно взглянул на нее.

– Кэролайн, что случилось?

Она только глубоко дышала и вздрагивала. Я всерьез обеспокоился.

– Кэролайн?

– Ничего, все хорошо. Ничего.

Она вдруг порывисто обняла меня. Вцепилась, будто боялась, что меня выдернут из ее рук.

– Рик, я так рада, что нашла тебя. Я бы не протянула столько, если бы ты меня не любил.

Я обнял ее, удивляясь этой внезапной дрожи. Она подняла на меня глаза, блестящие слезами.

– Ведь ты меня любишь?

– Конечно.

– Скажи, Рик… прошу тебя.

– Люблю тебя. Я люблю тебя.

Я целовал ее, и у меня сердце колотилось, но не так, как обычно. Я за нее боялся. Я не видел, чтобы она так пугалась.

– Рик, как я люблю, когда ты меня так крепко держишь!

– Вот так?

– Ммм… да, вот так. – Она зарылась лицом мне в грудь и продолжала говорить, хотя ее было слышно не отчетливо. – Ты не жалеешь, что со мной связался?

– Связался? Ты говоришь так, будто ты – обуза.

– А разве нет?

– Нет.

– Ты мог бы найти себе кого-нибудь помоложе.

– Кэролайн, я люблю тебя. Тебя.

– Кейт Робинсон. – Ее голос прозвучал озабоченно, с нервным возбуждением. – Кейт…

– Кейт меня не интересует. Она…

– Может быть, но ты ее интересуешь.

– А меня интересуешь ты. Ты, Кэролайн.

– Но она хорошая девушка. Если со мной что-нибудь случится…

Она вдруг замолчала и только крепче прижалась лицом к моей груди, обняв меня с неожиданной силой. Я целовал ее гладил ее волосы.

Наверное, в этот момент у Кэролайн было предчувствие того, что скоро с ней произойдет.

Это было в 16.15. В 17.10 моя жизнь снова стала другой.

Загрузка...