— Я все время пытался с ними поговорить, Дарина, — начинает он. — Столько месяцев… Тщетно. Даже когда твой отец еще мог стоять на ногах и прислушивался к моим словам, он предпочел безоговорочно поверить Давиду. Так же поступила и твоя мама. Однако сегодня они наконец-то увидели его истинное лицо.
Сглотнув стоявший поперек горла ком, я прикрываю глаза. Руки становятся холодными, тело покрывается ледяными мурашками. Слова Альпа вызывают во мне что-то странное. Мне неприятно слышать о тех, кто когда-то был моей семьёй. Но я силой воли заставляю себя поднять голову и посмотреть в глаза Альпарслана.
Понимая, что нам нужно поговорить один на один, он зовёт Тамилу, которая появляется буквально через минуту.
— Забери Каана. Спуститесь минут на десять. Я приду за ним.
Девушка кивает. Взяв на руки малыша, она выходит из комнаты, закрывая за собой дверь.
— Как они увидели? — спрашиваю я. — То есть… истинное лицо моего брата. Можешь не тянуть, пожалуйста? Я и так не знаю, что думать. Вообще… не хочется вспоминать о них. Честно говоря, мне очень тяжело оставаться здесь и видеть тебя каждый божий день. Я еле заставила себя не думать о вас, о своем прошлом, но… Черт возьми! Все будто вращается вокруг нас. Едва удалось отойти от событий почти двухлетней давности, как все снова начинается.
— Ничего не начинается. — Альп подходит ко мне, садится рядом и берет за руку. Сжимает ее, гладя тыльную сторону ладони большим пальцем. — Меня самого колотит, когда я начинаю говорить о тех временах, Дарина. Раскаяние, разочарование в самом себе… Боль, которая уничтожает меня, когда я ловлю твой ненавидящий взгляд… Все это просто невыносимо, однако приходится идти дальше… Несмотря на все. Нам нужно покончить со всем, а потом… Потом уже без страха и прочего жить дальше.
— Идти дальше? — невольно усмехаюсь я, хотя и не спешу выдергивать руку из его хватки. — Как? Ты действительно думаешь, что это возможно? Альпарслан… Не веди себя как ребенок.
Его челюсти сжимаются настолько плотно, что на скулах начинают ходить желваки. Венка на шее вздувается, глаза плещут недобрым огоньком. Альп злится, но эта злость не имеет ко мне никакого отношения.
— Сможем, если ты этого захочешь. Все зависит от тебя, Дарина.
Я моргаю несколько раз, дабы отогнать набежавшие на глаза слезы. Не отвожу от Чакырбейли взгляд. Он смотрит на меня так внимательно… Будто хочет прочитать мысли и залезть в душу. Мне приходится отвернуться.
— Скажи мне, Альпарслан… — тяжело сглотнув, я вкрадчиво интересуюсь: — Ты когда-нибудь любил меня?
Его взгляд меняется. Становится теплее. Уголки губ приподнимаются, изображая усмешку, однако ему вовсе не смешно. Чакырбейли никогда не выдавал свои настоящие эмоции. И не потому, что не хотел. Просто не умел. Никогда не умел. Характер у него такой. Холодный, будто равнодушный. Но последние его действия заставляют меня думать по-другому. Получается, он следил за каждым моим шагом? Иначе как объяснить тот факт с украшениями? Как он узнал? Выкупил все до последнего…
Плюс я помню, как он переживал, когда его отцу делали операцию. Врачи не давали гарантий, что он выйдет живым из операционной. Я наблюдала за тем, как Альп ходит из угла в угол по просторному коридору больницы, однако выражение лица у него было все такое же ледяное. Никаких эмоций.
Прикрыв веки, Альпарслан глубоко вздыхает, а потом открывает глаза и снова сцепляется со мной взглядом. Да только сейчас этот взгляд горящий. Даже говорящий. Он смотрит с такой теплотой и… любовью. Сердце обливается кровью.
— Всегда любил… — говорит он с хрипотцой. — Всегда, Дарина. Я не сразу это понял, но с твоим появлением все изменилось. После брака ты стала моим вторым дыханием. Тем, из-за кого я чувствовал себя настолько уверенно… что никакая проблема не казалась мне сложной. Вплоть до того дня. Эмоции… очень плохой советчик. Будь у меня время… Будь у меня немного хладнокровия… Все могло бы быть иначе. Но я потерял рассудок, узнав, какая опасность угрожает не только тебе, но и нашим семьям. Совершил ошибки… Хотел исправить, но было очень поздно. Сейчас просто ненавижу себя за слабость. Никогда не считал себя слабаком, но тут действительно испугался. Я волком выл, Дарина, пытаясь найти хоть какое-то решение. Однако ничего не помогало…
Наш разговор идёт куда-то не туда. Я чувствую, как по телу разливается теплота от его слов, и начинаю таять на глазах. Во мне появляется жалость и… некое понимание.
Невольно шмыгнув носом, как маленький ребенок, я отворачиваюсь, не желая слушать его признания. Потому что от них не становится легче. Наоборот, выворачивает наизнанку от осознания того, что мы столько времени потеряли зря. И… умом понимаю, что характер у Альпа не из лучших. Однако почему-то становится обидно… Он мог показать свои истинные эмоции и ощущения ещё тогда, когда мы вступили в брак. Но ничего подобного не сделал. Наоборот, вел себя холодно. А теперь наступает себе на горло и говорит все, что творится у него внутри. Но, черт возьми, почему сейчас? Поздно ведь… И почему же так больно, Господи?
— Ты говорил о моем отце, — напоминаю я, дабы наконец сменить тему.
Напряжение между нами разрастается с каждой минутой и сильно ранит. Надо как-то переключиться, не думать об Альпе. Не реагировать на его прикосновения и стать хладнокровной. Такой же, как он. Отплатить ему той же монетой! Да только выходит у меня паршиво. Едва я заглядываю в глаза Чакырбейли, как собственное сердце меня подводит, и я с головой окунаюсь в прошлое, где мы были счастливы.
Отгоняю лишние мысли, которые не приносят мне ничего хорошего. Выдерживаю пристальный взгляд Альпарслана. Он не рад, что я открыла данную тему. Но все же отвечает:
— Твой отец хочет увидеть тебя. Каана тоже. Я вообще не одобряю его желание. Но… выбор за тобой.
Усмехнувшись, я отворачиваюсь в очередной раз, на все сто процентов зная, какое приму решение. Мне не плевать на судьбу родителей. Честно. Несмотря на все, что они со мной сделали. И да, я знаю, что отцу осталось недолго. Да только я не готова его увидеть. Когда он умрет… пусть останется в моей памяти таким, каким был два года назад.
Самоуверенным, сильным, властным.
— Нет, Альпарслан. Я против.
— Верное решение, — спустя время отзывается Чакырбейли, все так же пристально разглядывая мое лицо. — Хотя я думал, ты поедешь при любом раскладе.
Я усмехаюсь в очередной раз. Потому что он не понимает, что каждое воспоминание о прошлом — это то же самое, что ковыряться в свежей ране острым кинжалом. Невыносимо больно. Меня колотит от мысли, что я буду заглядывать в глаза отца, который растоптал меня, сравняв с грязью.
В голове не укладывается… Будь у меня двое детей… Если один из них совершит ошибку, а второй будет тыкать пальцем, обвиняя его в чем только возможно, я не поступлю так, как поступили мои родители. Даже если второй ребенок оказался бы прав насчёт первого… Я все равно поговорила бы с первым и выслушала бы ситуацию с его стороны. Не стала рубить с плеча. Всё-таки… Моя родная кровь! Как можно отказаться от дочери, не выяснив, что произошло на самом деле? Уму непостижимо! Прошло полтора года. Да, я уже смирилась с тем, что отцу и матери я и даром не нужна… По крайней мере, они отчетливо дали мне понять, что сын для них гораздо важнее. И после всего пережитого поехать к отцу и поговорить с ним? Смотреть в глаза как ни в чем не бывало? Да ну! Такого не бывает.
Ладно Альпарслан — чужой мне человек. Ну да, жили вместе три года. В браке! Однако это не одно и то же… Родители — это родная кровь. Между нами есть связь, которую не разорвать. А вот с мужем совсем другая история. Разорвать путы брака можно, если постараться.
И в итоге тот самый чужой человек, то есть Чакырбейли, пусть не самым удачным путем, но все же пытался оградить меня от врагов. В том числе и от моего брата… который до сих старается сломать мне жизнь.
Альп сжимает мою ладонь снова, теперь гладит большим пальцем запястье.
Мягко выдернув руку, я встаю и иду к окну, слыша его глубокий выдох. Он поднимается следом — я это затылком чувствую. Останавливается за моей спиной.
— Знаешь… Тяжело наблюдать за человеком, которого любишь до безумия, в камеры видеонаблюдения. Тяжело чувствовать безысходность… Будто ты ни на что не способный овощ. Впрочем, так и было, — тихо говорит он. — Я считал Абрамовых надёжными мужиками. Знал, что ты окажешься рядом с ними. Гейдаровы не могли к ним лезть, боялись нажить себе новых врагов. Но едва я устранил проблемы и собрался поехать к тебе, чтобы все рассказать, как узнал, что Руслан уговорил тебя вернуться. Снова пошел против меня, желая насолить сильнее. Именно в тот момент, когда сам погряз в дерьме по горло. Нам сейчас необходимо, чтобы все знали, что ты со мной. Что никаких связей у тебя с Абрамовым нет. С его компанией — тоже. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Альпарслан стоит за моей спиной. Я кожей чувствую, как он напряжён. По его голосу, который буквально хрипит. Он устал — это видно даже невооружённым глазом. Едва выдает слова…
Он действительно наступает себе на горло. Будь у него другой выход, не стал бы объяснять каждую мелочь. Ибо характер у него такой… Бескомпромиссный. Холодный. Отстраненный.
Я не отвечаю и не поворачиваюсь к Альпу, потому что говорить мне ему нечего. Желания нет. Лучше уж лечь спать и немного отдохнуть. Я всю ночь не могла уснуть после тех слов, что он шепнул перед уходом.
Короткий стук — и Альп отходит на пару шагов. А у меня складывается ощущение, будто со всех сторон открываются двери и окна. По комнате пролетает сквозняк, от которого становится прохладно.
— Простите, — в спальню заходит Тамила, качая на руках плачущего Каана, — я не смогла его успокоить. Он плачет безостановочно. Глаза трёт, бедненький. Может, спать хочет?
Я киваю. Спать он хочет однозначно, как и я сама.
— Я присмотрю за ним. Можно? — спрашивает Альп, забирая Каана из рук девушки, которая сразу же уходит. Чакырбейли выжидающе смотрит на меня.
— Нет. Я уложу его спать, не волнуйся. Лучше сам иди отдохни. Выглядишь неважно.
Чакырбейли поджимает губы и молча кивает. Поцеловав сына в лоб, отдает его мне. Выходит из спальни, закрывая за собой дверь. Но перед этим скользит по мне взглядом.
Знаю я, что спать он не станет. Даже если будет, то всего пару часов.
Уложив сына, я иду в ту самую комнату, которая теперь, по словам Альпарслана, моя. Принимаю душ, сушу волосы. Натянув ночную сорочку, некоторое время сижу на подоконнике и разглядываю двор. Мысли мечутся туда-сюда. Только отгоняю одну из них, так сразу появляется другая.
Сама не понимаю, что чувствую. С одной стороны, категорически не хочу видеть отца. А с другой… Если он умрет… я точно пожалею, что не навестила его в последний раз.
Но… я скорее боюсь встретиться с матерью. Ее я, наверное, ненавижу больше всех из своей родни. Не прощу никогда в жизни. Потому что она все знала! Все! И про неверность Альпа, о которой он мне твердил. И о том, что я беременна. Но несмотря на это, решила вычеркнуть меня из своей жизни, не разобравшись в ситуации. Да не сдались мне их сожаления и раскаяния! НЕ СДА-ЛИСЬ!
Ложусь в постель и не знаю в какой именно момент засыпаю. Но едва открыв глаза, подскакиваю, дабы скорее побежать к сыну. Потому что настенные часы показывают, что уже одиннадцатый час! До этого времени Каан обычно просыпается уже несколько раз! Господи, как я могла столько проспать? Кажется, стресс и напряжение последних дней дали о себе знать.
Уже собираясь выйти, я замираю посреди комнаты, почувствовав запах мужского парфюма. Альпарслан… Он был здесь! Я не могу ошибаться.
Каана в спальне нет. В горле моментально пересыхает. Создаётся ощущение, будто туда насыпали битого стекла. В сердце разливается что-то неприятное. Я быстро бегу вниз, прямо в ночной сорочке, наплевав, что в доме могут находиться чужие люди. А едва оказываюсь на последней ступеньке, выдыхаю, заметив в гостиной Тамилу и Каана. Они сидят прямо на ковре, со всех сторон окруженные игрушками. Сын настолько увлекся игрой с девушкой, что не замечает ничего вокруг. С открытым ртом наблюдает и слушает, что она говорит. Я же поражаюсь ей. Молодец. Так быстро завладеть доверием моего сына, который не очень любит играть с чужими людьми…
Но в последнее время он меня приятно удивляет.
— Здравствуйте, Дарина, — раздается за спиной мягкий женский голос. Повернувшись, встречаюсь взглядом с домработницей — матерью Тамилы. — Простите, что без разрешения принесли сюда мальчика. Он плакал, а вы спали. Решили не будить.
— Мы же договорились не «выкать» друг другу, — напоминаю я наш вчерашний разговор.
— Прости, — улыбается она, протягивая мне мобильный телефон. — Хозяин передал. Сказал, чтобы вы пользовались только этим. Так безопаснее. Видимо, он тоже решил не будить вас.
Кивнув, я принимаю из ее рук мобильный. Улыбаюсь вымученно, поворачиваясь к сыну.
— Я так понимаю… вы его накормили?
— Альпарслан Каримович накормил, — ошарашивает меня женщина. — Примерно полтора часа назад. Малыш уже проголодался, мне кажется. Я как раз готовлю для него пюре.
— Спасибо. И… я поняла. Душ приму, переоденусь и приду, — зачем-то докладываю я.
— Конечно. Я стол для вас накрою.
Поднимаясь по лестнице, захожу в контакты в новом телефоне. Кроме номера Азизы так и ничего не нахожу. Без раздумий набираю ее, потому что больше некого. А с ней есть о чем поговорить.
— Да, алло. Я вас слушаю, — едва слышно говорит нянька.
— Здравствуй, Азиза. Как ты, родная?
— Дарина? Привет! Ой, я замечательно! Так хочу тебя увидеть! Спасибо тебе за все! За все! Моей благодарности нет предела!
Не понимая, о чем она говорит, я впадаю в некий ступор. Ее голос настолько счастливый, что я невольно улыбаюсь. Однако до меня так и не доходит, что происходит. Отмираю спустя несколько секунд.
— Что случилось, Азиза? Я просто не до конца понимаю…
— За то, что операцию моей мамы оплатили! — перебивает она радостно. — Твой муж очень хороший человек, Дарина. Он…
— Так, стоп, — обрываю ее я, все ещё не веря в услышанное. — Кто оплатил операцию твоей мамы? Альпарслан? Ты уверена?
— Ну конечно! Он же тут был, только что! Я так счастлива, Дарина, словами не передать!