Часовые любви

Глава двенадцатая

— Я тебе говорил, чтобы ты была в форме, как только позову, а ты что?

Афанасьев зло оглядывал неопрятно одетую Машу. Непричесанные волосы, спущенный чулок, помятое лицо — все это не ускользнуло от взгляда бывшего шефа.

— А что? Он уже приехал? — Голова Маши раскалывалась с похмелья.

— У меня встреча здесь, в офисном центре, назначена с ним через полчаса! — орал в безучастную физиономию Маши Афанасьев.

— Мне, наверное, переодеться нужно, — бубнила она, приглаживая немытые волосы.

— Так беги, переодевайся! И чтоб…

— А деньги?

— Какие тебе еще деньги?

— Степан Степанович вы же обещали?

— На тебе пока на мороженое дочке, а позже…

— Мне на мороженое не нужно, мне бы…

— Мы же договорились, всю сумму получишь потом.

— Ну хорошо. Только вы приготовьте, пожалуйста. У меня дома ни копейки.

— Пить меньше надо, вот что, дорогая. Не стыдно тебе?

— Я не…

— Вижу, опять морда опухшая. Ты хоть припудрись, макияж наведи. Что там у вас, баб, в этом случае полагается делать? Или по пьянке совсем забыла?

— Конечно-конечно, — вдруг спохватившись, забормотала Маша.

Через час она, в строгой офисной одежде, с прической и макияжем, вновь предстала перед шефом.

— Вроде нормально. Пошли. Он мне уже телефон оборвал. Кстати, познакомься, это еще один мой партнер. — Степан Степанович на ходу показал на высокого парня в костюме и галстуке. — Алексеем его звать. Поняла?

Молодой человек с бегающими, вороватыми глазками зыркнул в сторону переводчицы.

— Надо поторопиться, — напомнил он Афанасьеву. — Я у нотариуса на точное время встречу назначил.

— Да-да, — согласился тот, и они быстрым шагом направились по прозрачному переходу офисного центра в кабинет, нанятый для переговоров. Маша еле поспевала следом.

В кабинете за длинным столом восседал немецкий гость.

— Добрый день, герр Ларрик, — услужливо согнулся Афанасьев. — Как поживаете? Это мой личный переводчик, — представил он Машу.

Герр Ларрик, худощавый мужчина средних лет, сидя в кресле, от долгого ожидания нервно постукивал ногой.

— Добрый день. — Недовольный опозданием немец даже не взглянул в сторону Маши. — Все готово? — спросил он и попросил переводчицу бегло ознакомить его с документами.

Оставшись доволен содержанием и, конечно, знанием Маши немецкого, он наконец сделал переводчице комплимент.

— Спасибо. — Машино лицо просветлело.

— У нас учились? — поинтересовался он.

— Не совсем. Просто приходилось у вас бывать, — скромно сообщила она.

— Ну, по коням? — поднял всех с мест шеф. — Придется потоптаться по кабинетам. У нас это процесс не простой!

— Что делать? — приготовившись к трудностям, проговорил немец. — Это приятные хлопоты.

После многочасовых формальностей, ожиданий в нотариате мужчины, удовлетворенные результатом, наконец-то вздохнули.

— Ну что, — потирая руки, проговорил Афанасьев, — наконец-то конец. А значит, мы можем по рюмочке? Как?

— Согласен, — подхватил довольный герр Ларрик и, похлопывая рукой по портфелю, просительно произнес: — Только я бы предпочел у себя в номере. Поговаривают, что у вас пока еще в Москве не совсем спокойно. А тут такие важные документы.

— И они дорого стоят, — поддержал его молодой партнер Афанасьева, переглянувшись с шефом.

— Закажем всю еду в номер, — поддержал его Степан Степанович. — А остальное… мы возим с собой. — Приоткрыв багажник, он показал на водку.

— Очень хорошо! — оживился немец. — А фрау Мария с нами поедет?

— Конечно, — закивали оба мужчины. — Как же без женщин?

Заказанный в номер ужин официант принес без промедления и, накрыв стол, пожелал приятного аппетита.

— Гутен аппетит, — в нетерпении произнес немец и, взяв на себя роль хозяина номера, налил всем по полной.

— Мне нельзя. — Маша прикрыла рюмку рукой. — Я же на работе, а то не смогу, потому… — Она жалобно посмотрела на Афанасьева.

— По чуть-чуть, — разрешил шеф. — Нам тоже, — он подмигнул молодому парню, — еще сегодня кое-что нужно завершить.

— Ну ладно, — не дала себя долго уговаривать Маша и с удовольствием опрокинула содержимое рюмки. Сдержанная целый день, она вдруг ожила после выпивки, похорошела и резво заговорила, обращая на себя внимание гостя.

— Фрау Мария, вы такая… такая, — интенсивно закусывая бутербродом с маслом и черной икрой, стал заглядываться на нее немец.

— Она у нас высший класс! — Похвалив переводчицу, Афанасьев загоготал. — Да, Машуня? — Подобрев от выпитого, он потянулся к бывшей любовнице. — Ну, иди сюда, детка, к папочке. — Маша сидела, не шелохнувшись. — Стесняется, видите? — обратился Афанасьев к немцу. — Я знаю Машу еще вот такой. — Он показал рукой под стол.

— Ну не такой, — криво усмехнувшись, поправила его Маша, — однако уже много лет.

— Так вот что я вам скажу, герр Ларрик, — не обращая внимания на ее слова, заговорщицки подмигнул бывший шеф немцу, — ее мужики, ох, как любят, души в ней не чают. Правда, Машуня?

— Это было давно, — печально произнесла она, — когда я еще была молода.

— Фрау Мария, вы кокетка, — развеселился немец. — Как так можно про себя говорить, да еще мужчине старше вас?

— Простите! Вспомнила, какая я была.

— Мария, — немец положил Маше руку на колено, — может, мы с вами выпьем на брудершафт?

Маша с испугом посмотрела на Афанасьева.

— Конечно, мой дорогой, она с удовольствием. Как только вас увидела, сразу объявила, что вы мужчина в ее вкусе. Ведь так?

— Я в вашем вкусе, это правда? — Немец потянулся за бутылкой. — Пустая. — Он помахал ею перед носами русских.

— Сейчас исправим. Леха, сбегай в машину у меня там заначка. — Шеф многозначительно посмотрел на молодого парня.

— Может, закажем в ресторане? — предложил герр Ларрик. — Я угощаю.

— У них такой нет. У меня — высший класс. Кроме того, у нас, у русских, это не принято. Угощаем гостя мы!

— У вас все — высший класс? — вспомнив о Маше, подмигнул немец.

— Тоже-тоже.

— Мария, — немец пересел со стула на диван, поближе к Маше, — расскажите, откуда вы так хорошо говорите по-немецки?

— Я… я… — Маша попробовала отодвинуться от немца.

Шеф заметил и, не сводя с нее строгих глаз, воскликнул:

— Вот Леха скоро вернется, а у него что? Правильно. У него она, родимая, и тебе можно будет чуть-чуть добавить! Правда? Чтобы ты не упрямилась!

Услышав о водке, Маша заметно оживилась.

— Да, сейчас прибудет красавица с морозца. И тогда кто первым с Марией на брудершафт будет пить?

— Я, конечно, я! Только мне нужно на минутку выйти, у меня кое-что припасено для прекрасной фрау Марии. — Немец выскочил из-за стола. — Айн момент! Извините!

— Извиняем-извиняем. — Подобревший от выпитого, шеф занял место немца. — Ну что, Машуня, моя дорогая? — Он грубо усадил ее к себе на колени и сунул потную руку под блузку.

— Ой, — взвизгнула Маша.

— Что «ой»? Выпить хочешь? Терпи! Кстати, куда подевался мой партнер? Ну-ка сходи взгляни, может, номер комнаты забыл или в холле заблудился. — Шлепнув по заду, он столкнул ее с колен.

Маша с радостью выскочила за дверь, но, не пройдя и нескольких шагов по коридору, прямо нос к носу столкнулась с партнером Афанасьева. Следом за ним шел строгий верзила в темном костюме.

— А меня вас искать послали, — сказала Маша Алексею.

— Да за мной этот тип увязался. Зыркает, куда я иду.

— А кто это?

— Охрана отеля.

— А-а, пусть зыркает, не бандит ведь, а охрана, — протянула Маша, думая только о том, что неплохо бы добавить еще.

— Вот молодец, давай ее сюда, родимую! — воскликнул Степан Степанович, когда они вместе вошли в номер.

Немец пока еще в гостиную не вернулся.

— Хочешь? — Перехватив из рук Алексея бутылку, он показал на нее Маше.

— Хочу.

Глаза Маши блестели.

— Так тогда садись ко мне поближе, сейчас налью, — облапывая ее всю под одеждой, мурчал Афанасьев. — Однако ты не пополнела. Как же я этого не люблю! Одни кости! — сокрушался бывший шеф. — Что тебя там, у фрицев, совсем не кормили? Освенцим какой-то! Ну поешь икорочки с маслом. — Он лично сунул ей бутерброд в рот. — Жуй, не стесняйся! А теперь скажи, ты довольна всем?

— Чем?

— Работой и вообще обхождением с тобой. — Он больно ущипнул ее за бедро.

— Не надо, больно.

— «Ой-ой, довольно, больно!» — передразнил ее шеф. — Приятно ведь? Давно мужика не пробовала. Я ведь про тебя все знаю. Муж твой, спортсмен белобрысый, бросил тебя. И Штайну своему ты не нужна тоже.

— Неправда! — выкрикнула Маша, — Людвиг меня любит!

— А я, как я тебя люблю! Посмотри, Леха, что у нее тут под юбочкой? Нравится? Ну не ломайся!

— Вы тут фамилию Штайна упомянули? — Вернувшийся немец вопросительно посмотрел на Афанасьева.

— Слышали про такого?

— Если вы имели в виду Людвига, хорошо известного в деловых кругах представителя древнего рода Штайнов, то да. Имел честь недавно быть приглашенным в их старинный замок на бракосочетание…

— Это неправда! — вскричала Маша.

— Вы мне не верите, что я был среди приглашенных? — обидевшись, не понял немец.

— Не обращайте на нее внимания. Ей когда-то довелось, в давние времена, с ним работать, и они не сработались. — Афанасьев подмигнул немцу.

— А-а, — закивал головой Ларрик, — так вот, на крестинах мне не удалось побывать.

— На чем? — Маша раскрыла рот.

— У них сын родился, — пояснил немец. — Такой праздник устроили!

— Сын?

— Да, давно.

— Поздравляю, — прошептала Маша.

— Что это мы отвлеклись? Вы вроде на брудершафт собирались выпить? — вернул их к действительности Степан Степанович. — Ну-ка, Леха, налей им по полной. — Леха трясущейся рукой оторвал от стола бутылку. — Хорош! Экий ты неловкий, парень! Перелил! Ну ничего. — Пытаясь старательно вытереть пролитое бумажной салфеткой, шеф пояснил: — У нас, когда через край означает от чистого сердца. Теперь так, дети мои, — командовал Афанасьев, — пьете до дна на брудершафт! До дна, поняли?

— Так есть, — резво отозвался немец.

Поддерживаемый Лехой, Афанасьев громко выкрикнул:

— За Машу и Ларрика — брудершафт! Дружба! Ура! Ура!

Немец неуклюже обнял Машу и поцеловал в губы.

— Еще! Еще! — закричали мужчины.

— А вы? — спросил немец.

— Что, тоже прильнуть к ней? — показывая на Машу, нахально поинтересовался Леха.

Шеф ткнул его в бок:

— Нет, я не об этом!

— А о чем?

— Вы с нами не пили, пропустили! — пьяно заметил немец.

— Вам, как влюбленным, полагался штрафной, — бормотнул по-русски шеф.

— Что, что он сказал, переведи? — обращаясь к Маше, стал настаивать немец.

— Сначала выпьем, — потянулась к рюмке сильно опьяневшая Маша.

— Ну, раз дама хочет еще, то вздрогнули, — скомандовал шеф.

— Погодите, я же принес для фрау Марии презент. — Немец вытянул что-то из кармана. — Вот, отыскал в портфеле — сюрприз! — Золотая изящная зажигалка с выбитым на ней названием предприятия «Марк Ларрик» оказалась в ладошке Маши. — Я заметил, что вы курите. Первый подарок от нашей фирмы. Она драгоценная.

Маша щелкнула зажигалкой, и синий огонек взвился ввысь.

— Спасибо, мне сейчас все пригодится, все-все, я обеднела, — нетрезво повторяла она, — все что цен-ное!

Вторая рюмка у Маши не пошла. Обняв немца за шею и запутавшись руками, когда подносила рюмку ко рту, хлебнув чуть-чуть, она вдруг отпрянула от собутыльника. Вконец опьяневшей женщине показалось, что она видит вместо немца раскрытую пасть волка, который пытается ее проглотить, словно Красную Шапочку.

Дальше все закачалось, закружилась, и она мягко провалилась в небытие.

Очнулась Маша в чужой постели, совершенно голая, ее знобило. Обведя глазами все вокруг, она обнаружила себя в гостиничном номере. Пытаясь понять, где находится, она увидела рядом, под одеялом, незнакомого мужчину. Он тяжело и со свистом храпел. Ее офисный костюм и нижнее белье кто-то аккуратно повесил на спинку кресла. Очень хотелось пить. Приподнявшись, она почувствовала сильную боль в висках и, вновь откинувшись на подушку, застонала. Вчерашний омерзительный вечер кусками проявлялся в сознании.

Мужчина открыл глаза.

— Что, что это? — Он вздрогнул и, словно слепой, стал ощупывать пространство вокруг себя. Наткнувшись на голое тело Маши, он резко отдернул руку, так, словно прикоснулся к жабе.

— Простите. — Маша попыталась вылезти из кровати.

— Где? Где мои партнеры? — вдруг, вскочив на ноги, всполошился нагой, включил свет. — Который час?

Немолодое голое тело, принадлежавшее вчерашнему собутыльнику-немцу, всколыхнуло память. Взяв вещи со стула, Маша стыдливо уползла в ванную.

— Мария, — услышала она крик немца, — где мои документы?

— Какие документы? — с трудом припоминая вчерашние переговоры, вяло поинтересовалась она.

— Где расписка, которую мне вчера вручил мой московский партер, договор?

— Я… я… Простите, не знаю, я вообще ничего не помню, — отозвалась она.

— Как вы не помните? — Голова немца появилась в проеме дверей.

— Не знаю, у меня раскалывается голова.

— Нет, уж вы постарайтесь. — Немец бесцеремонно выволок ее из ванной.

— Сейчас. — Маша села на краешек стула и, зажав пальцами виски, попыталась сосредоточиться.

— Ах да! Афанасьев купил предприятие и… И все.

— Что вы такое несете? А расписка?

— Какая расписка? — Маша тупо уставилась на немца.

— Расписка, что он получил от меня сумму денег и что он обязуется…

— Послушайте, я просто переводила! Я не обязана была запоминать!

— Хорошо, — стиснув зубы, прошипел немец, — тогда объясните мне, куда делась эта расписка из моего портфеля.

— Я… не знаю. Я вообще ничего не помню.

— А как вы меня напоили какой-то гадостью, соблазнили, уложили в постель и обокрали, это вы вспоминаете?

— Я ничего не знаю, это вы мне предложили выпить на брудершафт, а дальше я ничего не помню. — Маша потерла лоб.

— Ваша сумочка? Где ваша сумочка? — Немец орал и бегал по номеру.

— Сейчас. — Маша вышла в прихожую, пошарила под пальто на вешалке. Не обнаружив сумки, она вернулась в комнату. — Ее нет. Она пропала.

— Сейчас у меня пропадете вы. Я звоню в полицию.

— Звоните. — Маша пожала плечами. — Что вы скажете? Между нами, между прочим, ничего не было! — Она вновь обвела взглядом стол, пустые рюмки и в поисках бутылки даже заглянула под стол. На столе оставалась стоять первая бутылка, которую они взяли с собой в номер. Маша запомнила это хорошо. Вообще, что касалось сортов водки, она запоминала точно. Перевернув ее, она глотнула остатки.

— А где бутылка, которую принес этот… друг Афанасьева? — полюбопытствовала она.

— Об этом вы не забыли, а сами сказали, что отключились.

— Про бутылку помню, а про то, что между нами ничего не было, просто ощущаю, как женщина, понимаете? Каждая женщина знает, случилось это с ней или нет. Неужели не ясно?

— Так почему помните про водку? — Немец пытался вернуть ей память.

— А-а про водку? — Маша по-дурному улыбнулась. — Я про нее всегда помню!

Но, сообщив немцу, что между ними ничего такого не произошло, она задумалась сама: кто же ее тогда раздел и зачем?

— Я не верю. Почему же вы меня раздели донага? Может, скажете, я сам? — повторил ее мысль господин Ларрик.

— Не знаю, ничего не знаю, только точно уверена, я не могла вас раздеть. Я этого никогда не сделала бы!

— Бросьте прикидываться овечкой, будете говорить или нет? — Герр Ларрик, схватив Машу за плечи, больно встряхнул и, отпустив, бросился к телефону.

Маша покачала головой, с безразличием наблюдая, как немец, нажав телефонные кнопки, заговорил по-английски.

— Не вздумайте сбежать, — предупредил он Машу, — я вызываю охрану.

— Не собираюсь.

Охранник, показавшийся Маше знакомым, открыл дверь в номер своим ключом.

Услышав, что клиента ограбили, он тут же накинулся на Машу:

— Признавайся, это ты?

— Вы что, сошли с ума? — воскликнула Маша.

— Договоришься у меня. Сейчас все проверю, если найду то, что ты свистнула, мало не покажется!

— Я вам правду говорю, сама не понимаю, что тут случилось!

— Не понимаешь? Сейчас поймешь. — Охранник, расшвыривая по комнате вещи в поисках документов и исподлобья поглядывая на Машу, зло приговаривал: — Чтоб ноги твоей в нашем отеле никогда не было! Я тебя запомню. Своих хватает.

— Да что вы такое несете? — догадавшись, о чем он, возмутилась Маша. — Я переводчица.

— Ага, я тоже. Тут таких переводчиц! Дерутся по вечерам. Слышала, что я тебе сказал? А уж если выяснится, что и вправду украла, то плохи твои дела. Сейчас времена крутые. Менты даже доказательств искать не будут, так, со слов, по заявлению от господина, как его там… на пять лет загремишь.

— Вы что? — Маше сделалось тоскливо, и она вновь поискала глазами пропавшую бутылку.

— Чё зыркаешь?

— Выпить хочу.

— Да ты еще и алкоголичка?

— Я переводчица!

— Ну я ничего не нашел! — обращаясь к немцу, покачал головой охранник. — Все вытряхнул и из ее карманов, и из ящиков. Как, говорите, выглядит эта бумага? Расписка? Ага, понимаю! — Он перешел в прихожую. — И тут нет! Ничего такого! Говорите, с партнерами пили? — вернулся он вновь. — А они где? Может быть, это они и украли? А-а, не может быть, потому что они вам эту бумагу и принесли, — повторил он за немцем и почесал затылок. — Может, у нее какой сообщник был? — Маша окатила верзилу презрительным взглядом. — А вот это что? — Встав на стул, охранник стянул с крышки шкафа Машину сумочку. — Ты спрятала?

— Я не достану так высоко.

— Закинуть можно, — подсказал немец, бросившись выгребать из Машиной сумки содержимое.

Отняв у немца сумку, верзила просто вытряхнул все содержимое на стол.

— Что это? — Золотая зажигалка среди старой перепачканной табаком косметики сразу же бросилась в глаза.

— Не знаю, — замотала головой Маша. — Честно, не помню.

— Тут выбито «Марк Ларрик», — прочел охранник.

— Это я, — произнес немец.

— Она золотая?

— Конечно. Эта зажигалка моя.

— Вы ей ее отдали?

— Нет. Не помню.

— А ты что скажешь?

— Я тоже не помню.

— Хорошо. Никто не помнит, только она оказалась у тебя в сумочке. Ведь так?

— Да Бог с ней, с этой зажигалкой, — огорченно махнул рукой немец, — документа нет, вот что главное!

— Тут главное все. Она воровка, понимаете? Образ Маши никак в воображении немца не соответствовал воровке. А потому он покачал головой.

— В общем, ладно, вызываю милицию, пусть они разбираются. Последнее слово за тобой? Что скажешь? Может, расколешься, а?

Маша безучастно глядела в пустоту.