Частный капитал в СССР

4.1. Четыре вида капиталистической промышленности

Когда у нас говорят о продукции промышленности, то очень часто делают ту ошибку, что берут одну только промышленность, подчинённую ВСНХ, и упускают из виду все те отрасли промышленности, которые ВСНХ не подчинены. А между тем некоторые из них имеют весьма существенное значение — например мельницы, вся мукомольная промышленность, очень крупная, занимающая сотни тысяч людей, охватывающая сравнительно большой капитал и дающая большую продукцию. Все величины, все цифры, которые я буду приводить далее о промышленности, относятся не только к промышленности ВСНХ, но ко всей промышленности СССР, какому бы ведомству ни была подчинена та или иная отрасль.

Последний год, о котором имеются данные уже более или менее точные о валовой продукции всей промышленности, как крупной, так и мелкой, как цензовой, так и нецензовой, — это 1925/26 хозяйственный год. Я буду брать общеизвестные официальные отчётные цифры и выделю, основываясь на этих цифрах, то производство, которое организовано на капиталистических началах.

Капиталистическое производство в промышленности слагается у нас теперь из нескольких частей. Это, вопервых, то, что у нас называется частной цензовой промышленностью, т. е. те, находящиеся в частной эксплоатации предприятия, которые имеют больше 16 рабочих с механическим двигателем или больше 30 рабочих без механического двигателя. Сплошь и рядом приходится встречать в нашей печати и даже в официальных документах, когда идёт речь о капиталистической промышленности, цифру, которая относится только к этим цензовым предприятиям. Но она далеко не покрывает всю валовую продукцию капиталистического промышленного производства в нашей стране.

Кроме капиталистической цензовой промышленности нужно принять во внимание, вовторых, ещё ту форму капиталистической промышленности, которая скрывается в форме части промысловых кооперативов, являющейся лишь прикрытием отдельных капиталистов для организации производства с наёмными рабочими (лжекооперативы).

Втретьих‚ нужно принять во внимание и не цензовую капиталистическую промышленность. Ведь из тех предприятий, которые имеют менее 30 рабочих без механического двигателя, есть целый ряд предприятий, имеющих 25 рабочих, 20 рабочих, 15 рабочих, которые принадлежат отдельным частным предпринимателям, ведущим своё производство при помощи наёмных рабочих. И та условная статистическая граница, что, скажем, предприятия без двигателя с наличностью до 30 рабочих считаются мелкой промышленностью, — эта условная статистическая граница не меняет того обстоятельства, что какое-нибудь частное предприятие с 20–25 наёмными рабочими тоже является капиталистическим предприятием. Конечно, нельзя считать «капиталистическим предприятием» какую-нибудь деревенскую кузницу, где труд так называемого наёмного рабочего-ученика, какого-нибудь мальчишки, который раздувает мехи (поскольку он не член семьи, а наёмный), имеет чисто вспомогательное значение. Но, как показало обследование ЦСУ, на такие предприятия нецензовой промышленности приходится небольшая часть занятого в ней наёмного труда, в частности на кузнечное производство — менее 10 тыс. чел. в 1925 г. (стр. 266 «Справочника»). Вообще же из наёмных рабочих мелкой промышленности в предприятиях с одним рабочим занято только 5% (стр. 26 «Планового хозяйства» № 2 за 1927 г.).

Вчетвёртых, нужно принять во внимание ещё часть кустарной промышленности, капиталистически организованную путём раздаточных контор. Надо различать в кустарной промышленности две формы. Вопервых, имеется такая кустарная промышленность, где не пользующийся наёмным трудом кустарь за свой собственный счёт производит какие-нибудь изделия и сам продаёт их потребителю. Это есть простое товарное производство, это есть частное производство трудового типа. Бывает приэтом и так, что кустарь или мелкий ремесленник производимые изделия не продаёт непосредственно потребителям или заказчикам, а продаёт скупщику, продаёт их оптовику, который закупает определённый вид кустарных изделий, например валенки, вывозит валенки из провинции в Москву и продаёт их здесь. Это всё же будет частное трудовое товарное производство, самостоятельное трудовое товарное производство, но такое, которое в процессе торговли с потребителем непосредственно не выступает, а вместо него выступает тот оптовый скупщик, который скупал соответственные изделия. Но существует и вторая форма, принципиально отличная, — капиталистическая организация кустарной промышленности, где кустарь хотя и не является формально наёмным фабричным рабочим, но является зато рабочим домашней промышленности, организованной капиталистически. Он работает не за свой счёт, а за счёт капиталиста. Он не ведёт самостоятельного хозяйства, а является винтиком в хозяйстве капиталиста. Эта капиталистическая форма организации мелкой домашней промышленности и в городе и в деревне существовала до революции, существует и в настоящее время. Забывать о ней ни в коем случае не следует. Это прежде всего так называемые «раздаточные конторы», когда капиталист за свой собственный счёт приобретает сырьё для производства и необходимые материалы, снабжает этим сырьём и материалами так называемого кустаря, определяет размеры и характер производства. Кустарь обязан производить продукт и сдавать его исключительно тому самому капиталисту, который дал ему сырьё и материалы, который его авансирует и у которого он находится всегда в задолженности, фактически получая от него сдельную заработную плату. Это и есть капиталистическая форма организации кустарной промышленности, и производство её в этой доле должно быть выделено и причислено к капиталистическому производству.

4.2. Валовая продукция. Промысловые лжекооперативы. Раздаточные конторы

Прежде всего надо выяснить, какова доля каждой из этих четырёх групп в валовой продукции всей промышленности СССР.

Что касается частной цензовой промышленности, то тут дело просто. На странице 327 «Контрольных цифр» Госплана имеется таблица, из которой видно, что если взять валовую продукцию всей промышленности СССР, цензовой и нецензовой вместе, то на долю продукции частной цензовой промышленности приходится 3,4%. Это есть та цифра, с которой у нас обычно оперируют, когда говорят о том, что размеры частного капиталистического производства в нашей промышленности очень невелики — всего 3–4%. (Напоминаю, что все данные относятся к 1925/26 хозяйственному году.)

Следует отметить, что в том числе частная арендованная промышленность, несмотря на абсолютный рост своей продукции, даёт всё меньшую долю, ибо ещё быстрее растёт продукция частной собственной промышленности (сборник ВСНХ «Частный капитал», М., 1927 г., стр. 31).

Вторая группа — это лжекооперативные промышленные предприятия. Вся доля кооперативного производства, по тем же таблицам Госплана, во всей валовой продукции цензовой и нецензовой промышленности вместе составляет 6,7%. Сюда не входят промысловые кооперативы снабженческого, сбытового и т. п. характера. Сюда входит только то, что является кооперированным производством, по крайней мере формально. Это означает, вопервых, производственную часть промысловой кооперации и, вовторых, промышленные предприятия потребительской кооперации. Среди последних лжекооперативов немного (кроме инвалидной кооперации и некоторых «диких»). В дальнейшем мы говорим поэтому главным образом о промышленных производственных предприятиях, организованных в форме промысловой кооперации. Спрашивается, имеем ли мы право подвести часть их под понятие лжекооперативов, являющихся только прикрытием частных предпринимателей? И если имеем, то какую часть?

Надо сказать, что если в чём-нибудь наша страна чувствует недостаток, то не в отсутствии примеров того, что промысловая кооперация весьма часто является лжекооперацией. Таких примеров имеется сколько угодно. Вот один только номер «Торгово-промышленной газеты» от 22 марта 1927 г. Здесь имеются сообщения о данных судебных процессов и расследований, которые идут в настоящее время, сразу по трём московским лжекооперативам. Это за один только день.

В Сокольническом районе имеется промысловая артель «Ленто-шнур». Артель эта такая. Управляет ею бывший владелец той самой фабрики, которую артель арендует теперь у МСНХ. Вместо того чтобы сбывать свою продукцию через государственные органы, заправилы артели продают её частникам. Они получают из различных государственных органов якобы для своей артели большие запасы материалов, которые потом, вместо того чтобы пускать в производство, пускают в продажу частникам даже в отдалённые места, например в Ташкент, в том числе пряжу партиями по несколько тысяч килограммов, и т. п.

Другая из этих артелей — артель обувного производства. В её составе торговцы, комиссионеры и пр. В её составе нет сапожников и т. п. рабочих обувного производства. Члены артели дают правлению деньги в кредит под 8% в месяц, т. е. более 100% в год. Артель имеет магазин и продаёт обувь, которую она скупает у частных кустарей. Проще говоря, эта артель является прикрытой (под формой кооперации) раздаточно-скупочной частнокапиталистической конторой. Члены артели пользуются наёмным трудом, сами не работают. Доход их таков: член артели Самойлов за полгода «заработал» 16 тыс. руб. — это то, что установлено; некоторые другие члены имели «заработок» от 8 до 10 тыс. руб. в полугодие.

Вот третья артель — «Теххимкуст». Членами её состоит вся семья бывшего владельца ликёрно-водочного завода. На складах артели при обследовании обнаружена масса сырья, принадлежащего частникам, которые использовали артель как место для скрывания своего сырья и своих товаров от обложения налогами, ибо промысловые артели пользуются целым рядом крупных налоговых льгот. Председатель правления артели получал 10% со всей валовой суммы, полученной артелью, — 10% со всего оборота артели. Это даёт такую крупную прибыль одного лица, что частнокапиталистический характер «артели» совершенно ясен. Надо добавить, что МСНХ и МУНИ несколько лет не взыскивали с этой артели никакой арендной платы, потому что — как же можно трогать промысловую артель? (Всё это из того же номера «Торгово-промышленной газеты»).

Вот пошивочная артель «Пролетарий». Организатор этой артели швейным ремеслом никогда не занимался (из материалов т. Кондурушкина). По профессии это бывший цирковой артист, который выступал в 1919 г. в Юзовке под именем «мистера Сэма, обладателя тибетской тайны разгадывать настоящее, прошедшее и будущее». Когда такое компетентное лицо организовало пошивочную «промысловую» артель, то оно приняло некоторые меры для того, чтобы обеспечить своему новому промыслу некоторый успех. Именно — артель была наименована «инвалидной» и в качестве инвалидной получила рекомендательные письма от управления делами ПУРа Реввоенсовета республики, от управления делами СНК РСФСР и СССР. Заодно также Наркомздрав издал специальный циркуляр (№ 143 от 18 июня 1923 г.)

где просил оказывать артели красных инвалидов «Пролетарий» поддержку

Кончилось это дело тем, что в конце концов артель была уличена в продаже на рынке материалов, тканей и т. п.‚ похищенных из Главного военно-хозяйственного склада. В одном из рекомендательных писем указывалось, что «в виду болезненного состояния» представителя артели как инвалида — «не следует задавать лишних вопросов».

Наконец последний пример. Мальчик 14 лет, по имени Лева Брегин, в Ленинграде организовал промысловую «Детскую артель имени т. Ленина». В виду этого он получил, вопервых, для поддержки доброго начинания от Наркомфина 8 тыс. руб. Как же не дать? Детская артель, ребята переходят к полезному труду, да ещё артель носит имя Ленина. От НКПС он получил, далее, для надобностей артели бесплатные проездные билеты со скоростью, мягкостью и т. д. в счёт нормы НКПС. От Ленинградского совета раб. и кр. депутатов он получил затем 200 пудов разного старого обмундирования на приступ к делу. И на всё это Лева Брегин открыл кинематограф. Оказалось, что в этой артели, кроме Левы Брегина, никого вообще не было.

Эти примеры могут дать представление о том, как под вывеской промысловой кооперации сплошь и рядом скрываются предприимчивые люди отнюдь не трудового свойства и как эта кооперация порою фактически является прикрытием частнокапиталистического предпринимателя. В какой мере и насколько — об этом мы можем судить, между прочим, по сведениям о наличности наёмных рабочих в производственных промысловых артелях нецензовой промышленности вообще. Центральное статистическое управление произвело соответственное обследование за 1925 г., результаты которого напечатаны недавно в журнале «На аграрном фронте», в статье т. Цылько.

Из этого обследования видно следующее состояние производственной части нашей промысловой кооперации. Из нецензовых промысловых кооперативов целых 58% применяют наёмный труд — бо́льшая половина. Свыше 47% всех лиц, занятых в производстве промысловых производственных кооперативов, — наёмные рабочие.

У таких кооперативов, у которых в производстве занят только один человек, наёмных рабочих 49,3%, т. е. и этот единственный занятый человек в половине случаев оказывается наёмным. У кооперативов, где работают в производстве два человека, наёмные рабочие составляют 56,3%. В кооперативах, где общее количество занятых лиц — от 3 до 5, там наёмные рабочие составляют 61%‚ и т. д. (Цылько, стр. 70).

Одним словом, можно установить, что наёмные рабочие составляют заметно меньше половины вообще занятых лиц только у одной группы кооперативов (более чем с 15 работающими), где занято всего 24% всех лиц, занятых в производственной промысловой кооперации. Да и здесь наёмные рабочие составляют всё же 21% всех занятых лиц. А по всем остальным кооперативам, взятым вместе, наёмных рабочих больше, чем самих занятых членов кооперативов. Вот это обстоятельство указывает, что по крайней мере в трёх четвертях продукции производственной промысловой кооперации мы имеем дело с очень подозрительными организациями, работающими главным образом путём наёмных рабочих, причём члены кооператива сплошь и рядом личного участия в производстве не принимают. В снабженческо-сбытовой промысловой кооперации, которой мы здесь не касаемся, положение лучше, хотя тоже далеко от совершенства даже в том скромном отношении, чтобы не быть простым вспомогательным орудием частного капитала (об этом — в главе о торговле).

Какую цифру считать по производственной промысловой кооперации относящейся к лжекооперативам? Если исходить из этих данных о наёмных рабочих, то нужно было бы более трёх четвертей продукции всех производственных промысловых кооперативов отнести к лжекооперативам. Относительно этой величины, кроме приведённой, мне известны лишь две оценки. Одна, формулированная замнаркомфином т. Фрумкиным в комиссии НК РКИ. Он оценивает, что из всей производственной промысловой кооперации не менее двух третей относится к лжекооперации. Опыт и наблюдения органов НКФ в этом деле должны быть учтены. Другая оценка даётся некоторыми компетентными работниками ВСНХ, которые считают, что к лжекооперативам нужно отнести до 80% всей производственной промысловой кооперации. Я беру меньшую цифру из всех трёх — не 80% и не 75%, а только две трети производства. В таком случае из всей валовой продукции промышленных предприятий кооперации (6,7%, см. выше), принимая во внимание долю в том числе промысловой кооперации, придётся на долю капиталистического производства в лжекооперативных формах около 2% всей валовой продукции всей цензовой и нецензовой промышленности СССР.

Третья группа капиталистического производства — это нецензовые предприятия с наёмными рабочими. На их долю за 1925/26 г. приходится как раз пятая часть валовой продукции всей нецензовой промышленности (стр. 243 «Справочника» ЦСУ). Если сбросить отсюда долю, приходящуюся на мельчайшие (кузнечные и т. п.) предприятия (см. выше), то это даёт около трёх процентов валовой продукции всей промышленности СССР, цензовой и нецензовой вместе.

Четвёртая группа — это раздаточная система капиталистического производства (раздача работы квартирникам в городе, работающим на магазин, сельским кустарям для работы на дому). Производство всех кустарей, т. е. всей нецензовой частной промышленности, работающей без наёмных рабочих, составляет, по «Контрольным цифрам» Госплана, 13,4% всей валовой продукции цензовой и нецензовой промышленности вместе; а с долей не причисленных к капиталистическим предприятиям наёмных рабочих (кузницы и т. п., см. выше) — даже 13,7%. Требуется определить, какая часть в том числе является капиталистически организованной по системе раздаточных контор, а какая часть существует самостоятельно. Данные ЦСУ по обследованию 1925 г. показывают, какая доля каждой из отраслей сельской нецензовой промышленности производится из сырья заказчика. Конечно, заказчик может быть различный: отдельный потребитель может заказать портному пошить платье из материи заказчика (сырьё), или капиталист может сотням работающих у себя на дому рабочих раздать сырьё, производимые из которого изделия они обязаны сдавать ему за условленную оплату. Но существует целый ряд отраслей, о которых известно, что здесь сырьё никоим образом не поставляется соседом-крестьянином. Это те, которые работают на привозном сырье или используют фабричные полуфабрикаты, например, переработка хлопчатобумажной ткани из пряжи или выделка шёлковых изделий, или изготовление в определённых центрах некоторых товаров (как кожаная обувь в Кимрах, романовские полушубки, валенки и т. д.), расходящихся затем по всей стране и в городах.

Вот какой процент производства из сырья заказчика установлен обследованием ЦСУ в некоторых таких отраслях сельской кустарной промышленности, в которых «заказчиком» является не отдельный потребитель, а раздаточная контора капиталиста (стр. 244–255 «Справочника» ЦСУ).

— Рогожно-кулеткацкое — 54%.

— Колёсное производство — 33%.

— Хлопчато-бумажное ручное ткачество — 96%.

— Обработка шёлка — 45%.

— Льняное ручное ткачество — 29%.

— Пенькоткацкое производство — 98%.

— Кожаная обувь — 59%.

— Вязаные изделия — 51%.

— Производство полушубков-тулупов — 81%.

— Валеная обувь — 67%.

— Вышивки, кружева — 73%.

— Картонажно-коробочное производство — 45%.

Сумма производства одних только перечисленных отраслей составляет, по обследованию ЦСУ, около трети валовой продукции всей той сельской мелкой (нецензовой) промышленности, какая не является государственно-кооперативной и ведётся без наёмных рабочих[12], причём в среднем работа на раздаточные конторы составляет здесь около 60%. Если принять во внимание, что и в некоторых других отраслях существует работа на раздаточную контору капиталиста, то в общем уже в 1925 г. эта система господствовала примерно в 40% сельской промышленности. За последние два года (1925–1927 гг.), как свидетельствуют все показания, особенно усилилось стремление частного капитала к овладению и организации кустарной промышленности, поэтому теперь эту величину надо считать не менее 50%. Отсюда около трёх пятых приходится на производство, организованное капиталистом раздачей сырья, следовательно, около 30% всей валовой продукции сельского трудового кустаря организовано капиталистом как домашняя отрасль капиталистической промышленности.

Сельская нецензовая промышленность по валовой продукции составляет около половины, а по условно-чистой продукции — даже более половины всей продукции нецензовой промышленности страны (городской и сельской вместе, согласно тому же обследованию ЦСУ). Среди мелкой городской нецензовой промышленности также имеет место капиталистическая организация её путём раздаточных контор (работа домашних швейников и швейниц на магазины и оптовиков готового платья, например «толстовских блуз» и т. д.). К сожалению, ЦСУ не опубликовало о ней таких подробных сведений, как о сельской промышленности. Но в городе сравнительно мала продукция мелкой мукомольно-крупяной промышленности, в которой вообще нет системы раздаточных контор, между тем в деревне на мукомольно-крупяные мельницы, по обследованию ЦСУ, приходится свыше 30% валовой продукции всей мелкой промышленности. Это заметно понижает процент, какой составляет в среднем в сельской промышленности часть её, организованная капиталистами через раздаточные конторы. Вместе с мукомольем, как мы видели, она составляет теперь около 30%, а если не считать мукомолья, то доля её увеличивается свыше 40%.

Для города у нас нет таких показателей, как для деревни. Принимая во внимание долю города в общей валовой и условно-чистой продукции всей нецензовой промышленности (см. выше) и несомненную наличность и в городе некоторого, и притом существенного, наличия раздаточной системы, можно в среднем считать, что в настоящее время (1927 г). никак не менее четверти всей частной мелкой трудовой промышленности, в которой нет формально наёмного труда, фактически организовано как домашняя система капиталистической промышленности. Но по «Контрольным цифрам» Госплана, на всю частную трудовую нецензовую промышленность СССР приходится 13,4% всей валовой продукции промышленности СССР. Следовательно, в том числе не менее 3,3% составляет продукция части, организованной капиталистами через раздаточные конторы в домашнюю систему капиталистической промышленности.

Подводя итоги, действительную долю капиталистической промышленности в общей валовой продукции всей промышленности СССР (государственной, кооперативной и частной, вместе цензовой и нецензовой) можно ориентировочно определить примерно так:

— Цензовая явно-капиталистическая — 3,4%.

— Нецензовая явно-капиталистическая — 3,0%.

— Лжекооперативы — 2,0%.

— Раздаточные конторы — 3,3%.

Всего получаем 11,7%‚ или почти 12%. Стоит отметить, что при оглашении мною полученных результатов в Коммунистической академии 11 апреля 1927 г. работник Госплана по секции обобществления т. Вайсбейн сообщил, что последние подсчёты Госплана СССР для явно-капиталистической цензовой и нецензовой промышленности вместе дают 6,4% всей валовой продукции, т. е. как раз ту величину, какая указана для них выше. Что же касается лжекооперативной и раздаточной форм капиталистической промышленности, то, по сообщению т. Вайсбейна, до сих пор Госплан не делал попытки хотя бы ориентировочно оценить их вес. По сборнику ВСНХ «Частный капитал» получается несколько больше:

Таким образом мой расчёт надо считать минимальным.

Разумеется, и нашу попытку надо оценивать только как первое приближение к действительности. Возможно, что доля капиталистов в валовой продукции промышленного производства несколько больше 12% или несколько меньше. Больше вероятий, что несколько больше, ибо мы весьма осторожно учли рост организации капиталистами кустарной промышленности за последние два года с 1925 г. Во всяком случае, если бы предположить, что продукция капиталистической промышленности (не всей частной, а только капиталистической) составляла в 1925/26 г. даже лишь 10% всей валовой продукции промышленности СССР, и то мы имеем производственную базу для частного капитала и в торговле. Этой собственной производственной базы капитализма в промышленности при начале нэпа не было. Появление её в известных пределах совершенно неизбежно в условиях новой экономической политики, и неизбежность эта всегда учитывалась.

Задачей дальнейшего нашего руководства народным хозяйством является внести и в эту область планомерность, вытекающую из интересов пролетарской революции, а не из «стихийных» тенденций частного капитала к развитию в различных направлениях. Это значит:

1) выбрать, в каких отраслях и в каких формах и размерах существование и дальнейшее развитие капиталистической промышленности в настоящее время с нашей точки зрения допустимо, а в каких — нежелательно;

2) проводить ряд соответствующих экономических и административных мероприятий.

Теперь накопилось уже достаточно материалов для такого уточнения линии, оно разрабатывалось уже специальной авторитетной комиссией, и ниже мы на этом ещё остановимся.

Принимая во внимание часть, приходящуюся на долю раздаточной системы капиталистической промышленности, можно считать, что на долю действительного самостоятельного трудового частного производства приходится также несколько более 10% всей валовой продукции промышленности СССР. Это — величина, установленная «Контрольными цифрами» Госплана для нецензовой частной промышленности за вычетом части, определённой нами для раздаточной системы частного капитала.

4.3. Частный капитал в производстве средств потребления

В валовой продукции всей промышленности СССР организованная частным капиталом доля производства даёт, как мы видели, несколько более 11% суммы всех изделий. Это общий итог участия частного капитала в промышленном производстве.

Но для нас ещё важна и другая сторона. Для нас важно и то, какую долю составляет капиталистическое производство в тех промышленных изделиях, какие получает население. Ведь в нашем промышленном производстве имеется целый ряд таких товаров, с которыми широкое население не имеет дела. Например локомотивы, мазут и т. п. не продаются в лавках. Поэтому мы должны взять отдельно всю товарную продукцию и из этой товарной продукции выделить средства потребления, т. е. то, с чем имеет дело население.

Вся товарная продукция получается путём вычета из всей валовой продукции цены тех предметов внутрипромышленного оборота, цена которых выражена в цене готовых изделий. По «Контрольным цифрам» Госплана (стр. 207), из всей товарной продукции промышленности СССР за 1925/26 г. приходится на долю государственной промышленности 70,6%, на долю кооперативной — 7,7% (с лжекооперативами) и на долю частного производства — 21,7%. Если лжекооперативную часть, как и следует, присчитать к частной, то доля частного производства в целом дойдёт почти до 24,% всей товарной продукции промышленности страны, между тем в валовой продукции доля частной промышленности составляет лишь до 22% (частная, по Госплану — 19,8% и лжекооперативная — около 2%). Если в валовой продукции на долю капитала приходилось до 12% и на долю частного трудовика — свыше 10%, то во всей товарной продукции соответственно надо считать на долю капитала около 13% и на долю самостоятельного мелкого частного трудовика около 11%. В сумме имеем до 24%[13].

Но в производстве средств потребления роль частного производства, и в частности роль капиталистического производства, больше, чем в товарной продукции промышленности в целом. И это понятно. Частный капитал у нас не занимается производством локомотивов. Кустари тоже не занимаются. Частный капитал и кустари почти не занимаются тяжёлой металлургией, прокаткой рельс и производством целого ряда других изделий, служащих производственному и военному потреблению, а не потреблению населения. Частный капитал не имеет для этого средств и интереса, и его продукция сосредоточивается главным образом в производстве быстро оборачивающихся средств потребления населения. По «Контрольным цифрам» Госплана (стр. 385), в 1925/26 г. из всей валовой продукции на товарную продукцию средств потребления приходилось в государственной промышленности 43,2%, в кооперативной (с лжекооперативами) — 72‚7% и в частной — 70‚5%. В среднем всё промышленное производство для широкого рынка (т. е. средств потребления) составляет, таким образом, почти 46% всей валовой продукции всей промышленности СССР.

Произведя соответственный подсчёт‚ получаем, что из всего промышленного производства средств потребления на всё частное производство, т. е. на трудовое и капиталистическое вместе (включая и лжекооперативы), в 1925/26 г. приходилось 32%, т. е. почти треть; из них на капиталистическое — около 17% и на трудовое — около 15%. Остальные 68% промышленного производства средств потребления приходится на кооперативную и государственную промышленность.

Таким образом мы видим, что если в товарном производстве нашей страны вообще на долю частного производства приходится около 24%, в том числе на долю капиталистического производства около 13%, то в той части производства промышленности, какая назначена для широкого рынка, т. е. в той части промышленного производства, с которой имеет дело потребляющее городское и сельское население, — там почти целая треть является продуктом частного производства; в том числе примерно одна шестая — капиталистического. Это есть производственная база, подготовляющая возможность соответственного выступления частного капитала и на рынке, в торговле промышленными изделиями, являющимися предметами потребления населения.

4.4. Занятые лица

Теперь переходим к вопросу о занятых лицах, о том, какая часть рабочей силы — как наёмных рабочих, так и отдельных производителей — организована у нас в капиталистическом производстве. Здесь мы имеем, вопервых, сведения Госплана (на стр. 211 «Контрольных цифр») о наёмных рабочих в частной промышленности. В 1925/26 г. их было там 283 тыс. чел. из всех 3 092 тыс. наёмных рабочих в промышленности. Это составляет 9,3%. Я сопоставил эти данные со сведениями ВЦСПС — какое количество рабочих из занятых в частной промышленности организовано по индустриальным профсоюзам. Статистика ВЦСПС дала справку на 1 октября 1926 г., — более свежих сведений у них нет, — и оказывается, что по всем одиннадцати индустриальным союзам организовано всего 156 тыс. чел. из тех 283 000, которые в частной промышленности заняты. Следовательно, из наёмных рабочих частной промышленности профсоюзы организовали пока только 55%, т. е. только около половины всех наёмных рабочих, работающих в частной промышленности. Между тем сами профсоюзы (ВЦСПС в отчёте к VII съезду профсоюзов) предполагали, что они охватывают свыше 80% всех рабочих, занятых в частной промышленности. О том, что это предположение неверно, видно из приведённого сопоставления. Нашим профсоюзам, таким образом, предстоит ещё провести большую работу для того, чтобы охватить всех рабочих, занятых в частной промышленности.

Кроме наёмных рабочих явно-капиталистической промышленности, значащихся в таблицах Госплана, надо учесть ещё наёмных рабочих лжекооперативов. Наёмных рабочих в промышленных предприятиях кооперации, по таблицам Госплана (стр. 211), насчитывается 250 тыс. чел. Пропорционально продукции лжекооперативов из этих наёмных рабочих кооперации не менее 70 тыс. чел. должно быть отнесено к наёмным рабочим капиталистических предприятий, лишь прикрывающихся кооперативной маской. Таким образом из всех наёмных рабочих промышленности на долю капиталистического предпринимательства приходится свыше 350 тыс.‚ или 11,6%; из наёмных рабочих кооперации на лжекооперативы приходится, вероятно, несколько больше, чем выходит пропорционально продукции; так что можно считать, что из всех наёмных рабочих нашей промышленности до 12% занято у частных предпринимателей, как явных цензовых и нецензовых, так и прикрывающихся кооперативной формой.

Затем имеется ещё около 100 тыс. так называемых «членов» лжекооперативов, на деле замаскированных капиталистических рабочих и предпринимателей. Наконец, на частных предпринимателей через раздаточные конторы работает ещё около четверти кустарей, как следует из приводившихся выше данных о капиталистически организованной части кустарной промышленности.

Для учёта кустарей надо перевести их из подсчёта живых людей в подсчёт «средних годовых работников», чтобы можно было сравнивать с числом наёмных рабочих в фабричной промышленности. Дело в том, что в фабричной и в мелкой городской промышленности обычно работают круглый год, в сельской же кустарной промышленности, по докладу ЦСУ (т. Смит-Фалькнер) в комиссии НК РКИ, работа продолжается в среднем около 30 недель в году, но зато по 10 часов в день вместо 8 часов. Переведём по этим данным живых людей сельской промышленности в среднее годовое количество работников, прибавим работников городской нецензовой промышленности (общее количество всех занятых в нецензовой промышленности в 1925/26 г., по данным ЦСУ, составляло 2 893 тыс. чел. — цит. по т. Цылько, стр. 67, «На аграрном фронте») и вычтем часть, занятую в государственных, кооперативных и явно-капиталистических предприятиях (по обследованию ЦСУ, из всех лиц, занятых в нецензовой промышленности, на «простое частное товарное производство без наёмных рабочих» приходится 84%. См. стр. 241 «Справочника» ЦСУ на 1927 г.). Получим несколько менее 1 600 тыс. годовых работников (или почти 2 500 тыс. чел. живых людей; из них четверть — в городах и три четверти — в деревнях). Около четверти их продукции, как мы видели, приходится теперь на долю организованной раздаточными конторами домашней системы капиталистической промышленности. Следовательно, до 400 тыс. чел. «годовых работников» относится к эксплоатируемым «домашним рабочим» капиталистов (работающим на дому у себя, а не у капиталистов) и около 1 200 тыс. чел. «годовых работников» (что составляет около двух миллионов живых людей) являются самостоятельными трудовыми кустарями и ремесленниками без наёмных рабочих.

Общее количество занятых в промышленности лиц в 1925/26 г. составляет, таким образом, по СССР около 4 850 тыс. чел. (с переводом сельской части самостоятельных кустарей и «раздаточных» кустарей в «годовых работников»). По отдельным группам они распределяются следующим образом:

[— … — количество — процент.]

— Частный капитал — 850 тыс. чел. — 17%.

— Частное трудовое производство — 1 200 тыс. чел. — 25%.

— Кооперация (без лжекоопераций) — 240 тыс. чел. — 5%.

— Государство — 2 560 тыс. чел. — 53%.

Всего на частную промышленность приходится, таким образом, 42% всех рабочих сил страны, занятых в промышленности (по таблицам «Контрольных цифр» почти такая же величина — 43%); если же взять во всех разрядах живых людей (а не «годовых работников»), то соотношение получится примерно таким:

[— … — количество — процент.]

— Частный капитал — 1 100 тыс. чел. — 18,3%.

— Частное трудовое производство — 2 000 тыс. чел. — 33,3%.

— Кооперация (без лжекоопераций) — 300 тыс. чел. — 5%.

— Государство — 2 600 тыс. чел. — 43,3%.

Если сопоставить процентное распределение всей валовой продукции промышленности страны и всего количества годовых работников и живых людей, то сразу бросается в глаза гораздо бо́льшая производительность труда в государственной промышленности, как более крупной и лучше оборудованной.

[— … — годовых работников — живых людей — валовой продукции.]

— Частный капитал — 17% — 18,3% — 11,7%.

— Частное трудовое производство — 25% — 33,3% — 10,1%.

— Кооперация (без лжекоопераций) — 5% — 5,0% — 4,7%.

— Государство — 53% — 43,3% — 73,6%.

Из этого видны, между прочим, две вещи.

Вопервых — каким громадным резервом для расширения государственной промышленности и для роста производства является ещё частное трудовое производство (и привязанная пока к капиталистическим раздаточным конторам часть кустарей). Перевод одного годового работника из частного трудового производства (главным образом ручного или с жалкими машинами) в условия оборудования государственного производства равносилен увеличению продукции на человека в три с половиной раза. Здесь прежде всего мы найдём ту массу квалифицированных рабочих, какая понадобится по мере окончания сооружения новых фабрик и заводов (по капитальному строительству). Заработок фабрично-заводского рабочего выше заработка большинства кустарей, так что препятствий в этом отношении нет. Втечение ряда предстоящих лет можно ожидать перехода значительной части кустарей в разряд фабрично-заводских рабочих.

Второй вывод: цифры о громадном перевесе продукции государственного промышленного производства над производством частным не должны заслонять от нас того факта, что в отношении живых трудовых сил, занятых в промышленности, ещё более одной шестой непосредственно подчинено капиталу, а в частном хозяйстве в делом находится ещё более половины. Из этого следует особая социальная (общественно-классовая) важность мер по регулированию капиталистического производства в промышленности и мер по помощи и вовлечению в государственно-пролетарское русло обширного слоя мелких частных трудовых производителей (городских и сельских кустарей без наёмных рабочих). Ниже мы ещё остановимся на этих мерах.

4.5. Капитал и накопление

Теперь перейдём к тому, какая доля имущества всей промышленности, как цензовой, так и нецензовой, взятых вместе, принадлежит капиталистам, т. е. буржуазному производству с наёмными рабочими и в форме капиталистически организованной домашней промышленности.

По вопросу об имуществе промышленности произведено обследование Центральным статистическим управлением по материалам на 1 октября 1925 г. Более свежих материалов, представляющих собою учёт всей цензовой и нецензовой промышленности, настолько подробных, насколько это надо для наших целей, не имеется. За последующие годы, т. е. за 1925/26 г. и за 1926/27 г. есть, с одной стороны, сведения о том, какую сумму составляет капитал, вложенный дополнительно в государственную и кооперативную промышленность, а с другой стороны — сведения о том, на сколько процентов возросла продукция частой промышленности, так что есть возможность сделать ориентировочную прикидку и для 1927 г.

Весь основной капитал цензовой промышленности и всё имущество нецензовой промышленности, взятые вместе, в червонных рублях, с учётом износа (т. е. исключена из цены та часть, которая износилась и которая фактически не существует, хотя по книгам и числится), без цены строений в мелкой городской промышленности и с неполным учётом концессионного капитала (потому что о концессионном капитале у ЦСУ не было полных сведений), — вся эта сумма на 1 октября 1925 г. составляла 6 830 млн. червонных рублей («Статистическое обозрение» № 2 за 1927 г., стр. 72).

Эта сумма делится на две части. Первая часть — это имущество промышленности, производящей средства потребления. Вторая — это имущество промышленности, производящей средства производства. Частная промышленность сосредоточена главным образом в промышленности, производящей средства потребления. К имуществу промышленности, изготовляющей средства потребления, т. е. работающей для широкого рынка, из всей промышленности СССР (кооперативной, государственной и частной вместе, цензовой и нецензовой) относится около 55% всего имущества промышленности (стр. 72).

Из валовой продукции всей промышленности СССР на промышленность, производящую средства потребления, приходится 47% («Плановое хозяйство» № 3 за 1927 г., стр. 106, подсчёт Госплана). Из всех занятых лиц на продукцию средств потребления приходится до 60%. Наконец, что касается городского и сельского населения, то для него промышленный рынок на все 100% сводится к предметам потребления (одежда, посуда, мебель, всякая домохозяйственная утварь и т. д). Остальная промышленность на широкий рынок не работает, и с ней население как покупатель непосредственно не сталкивается.

На имущество промышленности, изготовляющей средства потребления, по данным ЦСУ, приходится около 3 800 млн. руб. В этой промышленности средств потребления и сосредоточен главным образом промышленный капитал, принадлежащий частным лицам. Если мы внесём в обследование ЦСУ ту же небольшую поправку на лжекооперативы, какую вносили везде, то на долю всей частной промышленности (не только капиталистической) приходится почти 20% из всего имущества промышленности, производящей средства потребления. В некоторых отраслях ещё больше. Так, например, в швейной промышленности частным лицам принадлежит 70% всего капитала, в обувной промышленности частным лицам принадлежит также 70% всего капитала, в пищевой промышленности частным лицам принадлежит 34% капитала, в кожевенной — 27%, в деревообделочной — 26%, в других — меньше (всюду имеется в виду цензовая и нецензовая промышленность вместе).

В целом ряде отраслей промышленности роль частной промышленности по принадлежащему ей капиталу, таким образом, весьма значительна. Этому соответствует и число занятых лиц. Например в той части металлической промышленности, которая работает на широкий рынок, по тем же данным ЦСУ, занято было в частных предприятиях 235 тыс. чел., в мукомольно-крупяной промышленности в частных предприятиях — 230 тыс. чел., в производстве одежды и предметов туалета — 585 тыс. чел.‚ в производстве кожаной обуви — 335 тыс. чел. Это главные, основные отрасли.

В итоге получается такой результат. Если взять имущество всей промышленности, цензовой и нецензовой вместе, то из него на долю всех частных лиц, по обследованию ЦСУ[14], придётся около 11%. Если взять в том числе отдельно промышленность, производящую средства потребления, то там имущество всех частных лиц составит почти 20%. Отсюда надо выделить ту часть этого имущества, которая принадлежит капиталистам. По данным ЦСУ мы можем выделить:

— капитал концессионный;

— капитал частных предпринимателей с наёмными рабочими, имеющих собственные предприятия;

— капитал частных предпринимателей с наёмными рабочими, имеющих арендованные предприятия.

Вместе это даёт около 220 млн. руб. Сюда надо прибавить около 60 млн. руб. капитала лжекооперативов, т. е. 25% промышленного кооперативного имущества (соответствует доле лжекооперативов в продукции кооперации), и несколько десятков миллионов, вложенных в раздаточные конторы в их различных формах (вероятно, до 70 млн. руб., имея в виду систему авансирования и объём продукции — всё имущество кустарной промышленности, по ЦСУ, составляло 474 млн. руб.). Таким образом получаем величину до 350 млн. руб. на 1 октября 1925 г., имея в виду и основной и оборотный капитал вместе.

Из всего промышленного капитала СССР на долю частных капиталистов на 1 октября 1925 г. приходилось‚ таким образом, до 5%, а на долю частного трудового производства — около 6%. Мы имеем возможность сопоставить с этим расчётом две оценки: комиссии ВСНХ СССР по частному капиталу (статья т. Гинзбурга, стр. 4 сборника ВСНХ «Частный капитал», М.‚ 1927 г.) и работника НКФ СССР т. Кутлера («Финансы и народное хозяйство» от 5 декабря 1926 г., стр. 8). Обе они относятся к тому же времени.

Тов. Кутлер разработал анкету НКФ о состоянии активов и пассивов на 1 октября 1925 г. нескольких сот предприятий. Выборку сведений производили фининспектора по предприятиям, считавшимся ими типичными. Сведения относятся только к оборотному капиталу. В конечном итоге величину собственного оборотного капитала частных промышленных предприятий (без заёмных средств) анкета НКФ получает в 205 млн. руб. Принимая во внимание значительность основного капитала (оборудование, здания и т. д.), можно считать‚что разработанная т. Кутлером анкета НКФ даёт указание, пожалуй, на более значительный размер частного (основного и оборотного вместе) промышленного капитала, чем подсчитано мною для того же периода, исходя из материалов ЦСУ.

Вторая оценка — комиссии ВСНХ СССР — основана на экспертных оценках и отдельных материалах по 23 важнейшим в этом отношении отраслям промышленности. Данные эти относятся к 1924/25 хозяйственному году, и итоговая оценка (в вводной статье т. Гинзбурга) не охватывает частного капитала в лжекооперативах и раздаточных предприятиях. Она гласит:

Если взять даже величину более близкую к 200 млн. руб. и прибавить средства капиталистов, вложенные в лжекооперативы и в раздаточную систему, то всё же получится величина до 350 млн. руб. на 1 октября 1925 г., как определено мною. Если же взять оценку более близкую к 300 млн. руб. и присоединить капитал, вложенный в домашнюю систему капиталистической промышленности и в лжекооперативы, то получится значительно более принятых нами 350 млн. руб.

Таким образом наш подсчёт частного промышленного капитала по данным ЦСУ на 1 октября 1925 г. косвенно подтверждается обоими другими имеющимися определениями: материалами НКФ по анкетному обследованию балансов и экспертными оценками органов ВСНХ, проработавших доклады по всем важнейшим отраслям промышленности, по каждой в отдельности. (Так, комиссия ВСНХ указывает, что в 1924/25 г. частный капитал в кожевенной промышленности составлял до 35 млн. руб., в рыбной промышленности также до 35 млн. руб.‚ в лесной — около 28 млн. руб., по химической — 7 млн руб. и т. д. Стр. 2 сборника «Частный капитал»).

Впрочем, предпочтение надо отдать данным ЦСУ, как единственному массовому сплошному обследованию, а не только анкетному или экспертному. Но всё это относится к 1 октября 1925 г.

По «Контрольным цифрам» Госплана, с 1924/25 г. по нынешний 1926/27 г. происходит рост частного производства на 31%, считая в червонных ценах (стр. 331 «Контрольных цифр»). Эти предположения Госплана оказываются, повидимому, отстающими от действительности. Так рост, например, продукции частной цензовой промышленности в червонных ценах за один только 1925/26 г. составил на деле уже 52% (стр. 22 сборник ВСНХ «Частный капитал»), т. е. больше, чем Госплан ожидал за два года. Кстати сказать, в предположительных построениях Госплана относительно частного капитала за минувшие годы всё время наблюдалась готовность «закидать» частный капитал если не «шапками», то «контрольными цифрами». И неизменно действительность оказывалась хуже (это относится и к доле частника в товарообороте, как увидим). Сюда же относятся такие приёмы «учёта», как забвение о лжекооперативах или о домашней системе капиталистической промышленности. Со всеми такими страусовскими традициями, хотя и свидетельствующими о ненависти к капитализму (даже видеть его не хотят), пора распрощаться.

Таким образом предположенный Госпланом к настоящему времени рост частной промышленности против 1924/25 г. примерно на треть надо считать превзойдённым. Во всяком случае — для капиталистической части этой частной промышленности, как о том свидетельствуют приведённые данные о цензовой её части, а также о концессионной промышленности. Продукция концессионных предприятий, согласно данным ВСНХ, в 1924/25 г. составляла лишь до 20 млн. руб., а в текущем 1926/27 г. — уже до 70 млн. руб.; увеличение более чем втрое (Сборник ВСНХ «Частный капитал», стр. 281). Если взять частную цензовую и концессионную промышленность вместе, то, по данным сборника, получается рост их продукции около 65% за один только 1925/26 г.

Возможно, конечно, и даже вероятно, что зато гораздо более медленным темпом идёт рост самостоятельного мелкого трудового промышленного производства (кустарь, не организованный капиталистом в систему домашней промышленности, не превращённый в фактического наёмного рабочего у себя на дому, с которым только по форме — для обхода налогов и т. п. — капиталист расплачивается как с имеющим патент «самостоятельным производителем»).

Но нас интересует сейчас рост продукции именно капиталистической части частной промышленности как придержка для суждения о росте частного промышленного капитала за последние два года, а не рост имущества всей частной промышленности вообще (трудовой и капиталистической вместе).

Основной капитал государственной и кооперативной промышленности (сверх износа) за те же два года, 1925/26 и 1926/27, по «Контрольным цифрам» Госплана (стр. 315), увеличился на один миллиард червонных рублей. Сопоставляя этот рост с ростом продукции и предполагая для частной капиталистической промышленности соответственный рост капитала сравнительно с ростом продукции (для концессионной части имеются прямые данные), получаем, что теперь (июнь 1927 г.) весь собственный промышленный капитал частных капиталистов (основной и оборотный вместе) должен составлять величину, близкую к 450 млн. руб. (червонных). Увеличение за два года — на четверть.

Если взять по этим подсчётам распределение всего промышленного имущества страны между четырьмя группами владельцев, то процентные изменения по отношению к общему итогу оказываются незначительными.

[— … — на 1 октября 1925 г. — на июнь 1927 г.]

— Капиталисты — 5,1% — 5,6%.

— Частное трудовое производство — 5,9% — 5,8%.

— Кооперация — 2,7% — 3,0%.

— Государство — 86,3% — 85,6%.

Доля капиталистов в промышленном имуществе страны сама по себе поднялась за два года на одну десятую часть, но она вообще так невелика, что от этого прироста общие соотношения почти не изменились. Небольшие изменения в этом направлении за период нэпа совершенно неизбежны, поскольку для нас желательно появление некоторых концессионных предприятий и т. п.‚ но вообще-то приведённые цифры говорят ясно: разлетелись впрах буржуазные надежды на торжество частного капитала в промышленности СССР. Эта песня пелась всего громче нашими врагами в 1921 г. при начале новой экономической политики:

Разговоры и толки о будто бы происходящем быстром и широком переходе советской индустрии в частные руки были распространены тогда в Европе, как о чём-то несомненном, обеспеченном. Они заронили сомнение даже в коммунистические головы. Когда я в 1922 г. приехал в Берлин, некоторые руководители германской компартии, испытующе глядя в глаза, просили доверительно сообщить им, как велик процент фабрик и заводов, оставшихся и предназначенных остаться в руках государства.

Отчасти эти опасения питались публикацией разных неумеренных проектов отдельных товарищей, неправильно понявших нэп. За границей одни не умели отделить, а другие нарочно смешивали личные предложения отдельных подобных товарищей (перегибавших палку в сторону частного капитала) с линией партии, резко от этих предложений отличавшейся. Таково, например, известное интервью т. Сокольникова в первой половине 1922 г. о желательности преобразовать государственные тресты в смешанные акционерные общества частнокапиталистического типа с участием иностранного капитала, появившееся как раз в тот день, когда передовая статья органа Центрального комитета партии с особенной настойчивостью подчёркивала задачу развития советской промышленности именно как государственной.

Прошло шесть лет — рассеялась тревога друзей, исчезли надежды врагов. Всего лишь около 5% промышленного капитала, менее 12% валовой промышленной продукции, до 17% занятых в промышленности годовых работников — приходится в 1927 г. на долю частного капитала. Притом значительная часть этой величины образуется из подчинения себе частным капиталом трудовых кустарей (через раздаточные конторы и домашнюю систему капиталистической промышленности). Увеличение государственных средств благодаря общему подъёму хозяйства начинает достигать уже размеров, позволяющих нам отныне поставить задачей постепенное высвобождение этой части кустарей из-под власти капиталистов и собирание их в русло государственного хозяйства. Потому увеличение роста частного капитала в промышленности по этой, наиболее лёгкой для него линии, можно думать, отныне несколько затормозится.

Остаётся сказать ещё о величине годового чистого накопления в настоящее время в частнокапиталистической промышленности. Единственный сплошной материал — это упомянутое уже общее обследование ЦСУ всей промышленности в 1925 г. Приэтом, что касается нецензовой промышленности, то само ЦСУ сомневается в полученных результатах подсчёта прибыли, как полученных путём спорных вычислений. Я считаю эти результаты преувеличенными (равно и т. Струмилин) и потому в дальнейшем привожу данные ЦСУ о проценте прибыли только по цензовой промышленности. Данные эти относятся к проценту прибыли только на основной капитал (без оборотного). Для расчёта о сумме чистой прибыли всей частнокапиталистической промышленности предполагаю, что прибыль капиталистов в нецензовых её отраслях составляет примерно такой же процент на капитал, как и в цензовых. Затем беру сумму основного капитала всей промышленности СССР (советской, кооперативной и частной вместе) без трудового частного производства и сравниваю с этим всю сумму чистой промышленной прибыли (также с исключением части, приходящейся на частное трудовое производство).

Исключение части прибыли, какую, следуя исчислениям ЦСУ, надо было бы отнести на долю частного трудового производства, производится мною по двум причинам. Вопервых, в силу недостоверности этой части данных, признаваемой самим ЦСУ, и их явной преувеличенности. Вовторых, для мелкого частного трудового производителя (одиночка без наёмных рабочих) речь должна итти о заработке, а не о прибыли. Он занимается не эксплоатацией чужой рабочей силы при помощи своего капитала («прибыль»), а продажей заказчикам и потребителям изделий своих рук («заработок»). Приэтом сплошь и рядом вся сумма заработка такого самостоятельного трудового частного промышленного одиночки оказывается ниже, чем заработная плата наёмного рабочего в соответственных отраслях мелкой же (нецензовой) частнокапиталистической промышленности.

По тому же обследованию ЦСУ 1925 г., вся «оплата труда в простом товарном производстве сельской мелкой нецензовой промышленности» по отношению к оплате наёмного труда там же, в тех же отраслях нецензовой капиталистической промышленности составляла:

— Добыча и обработка камней, земель и глин (силикатная промышленность) — 84,4%.

— Обработка дерева — 80,0%.

— Пищевое производство (с напитками и табаком) — 57,5%.

— Шерстяная промышленность — 54,3%.

— Обработка хлопка — 46,8%.

В среднем по всем производствам эта величина составляла 83% (стр. 46 № 4«Статистического обозрения» за 1927 г., статья т. М. Смит). При таких условиях мы считаем сугубо нецелесообразным делить эту оплату труда на две части: собственно «заработок» (в соответствии с каким-либо более или менее теоретически исчисленным «нормальным прожиточным минимумом») и затем ещё «прибыль». Таким образом, мелкое трудовое частное производство не включено в приводимые ниже подсчёты ни по «основному капиталу», ни по «прибыли». Следовало бы и ЦСУ в будущем при обследованиях и при группировках данных иметь в виду, что у частных трудовых производителей есть не «капитал», а «имущество», вопервых, и «заработок», а не «прибыль», вовторых. Это имеет значение не только в отношении точности терминологии (наименования), но и для ясности понимания — чтобы не путать читателя в действительной картине и не путаться самим.

Возвращаясь к размеру прибыли в цензовой промышленности на 1 октября 1925 г. по отношению к основному капиталу, получаем такой результат. В государственных предприятиях прибыль, по данным ЦСУ (по таблице № 17 доклада, представленного ЦСУ комиссии РКИ), составляет 3,53%, в кооперативных предприятиях — 15,8%, в частных предприятиях, находившихся в собственности капиталистических предпринимателей, — 27,8%, в концессионных предприятиях — 45,8% и в арендованных капиталистами предприятиях — 64%. Самыми выгодными оказывались в 1924/25 г. как будто бы арендованные предприятия, что понятно в виду тех особых условий сдачи в аренду государственных предприятий, о которых я говорил в главе о хищнической аренде. Конечно, сведения об уровне прибыли в арендованных, частных и концессионных предприятиях не могут претендовать на такую же точность, как сведения о прибыли в государственных предприятиях, но всё-таки дают некоторое представление о соотношении. Если взять всю капиталистическую цензовую промышленность в целом, т. е. если взять концессионную, арендную, частнособственническую и лжекооперативную, то получится, что в среднем на весь основной капитал капиталисты имеют 32%. Это примерно тот же самый уровень накопления, какой Наркомторг, как увидим, определил как всю сумму накопления для частного торгового капитала (Наркомторг определяет там эту величину около 30%).

Предполагая тот же процент прибыльности и для нецензовой промышленности, можно, исходя из данных ЦСУ об основном капитале (имуществе) и о проценте прибыльности, дать приводимую ниже сводную таблицу. Она показывает распределение на 1 октября 1925 г. всего основного имущества промышленности (без оборотных средств) и всей промышленной прибыли между тремя основными владельцами: государством, кооперацией и частными капиталистами. Исключены из этого сопоставления, как оговорено выше, мелкие трудовые частные производители (о доле их в продукции и в промышленном имуществе вообще выше уже были приведены сведения). Результат получается следующий:

[— … — из основного имущества — из всего имущества (с оборотным) — из всей прибыли.]

— Капиталисты — 3,6% — 5,4% — 20%.

— Кооперация — 3,4% — 2,9% — 10%.

— Государство — 93,0% — 91,7% — 70%.

— Итого — 100% — 100% — 100%.

Процент основного капитала частных капиталистов в основном имуществе всей промышленности СССР ниже, чем процент всего их капитала (с оборотным) во всём имуществе промышленности (с оборотными средствами), ибо часть капиталистов действует при получении значительной части основного капитала в аренду или в концессию, и цену арендованных ими зданий, машин и т. п., разумеется, нельзя засчитывать в их собственный капитал. Надо заметить ещё, что распределение всей массы промышленной прибыли между отельными владельцами (государство, кооперация, капиталисты), имевшее место в 1925 г., не может считаться характерным для текущего 1927 г. без значительных оговорок. В 1924/25 г. заметная часть государственной промышленности была ещё убыточной, и это сильно влияло на всю картину. По нашему предварительному ориентировочному расчёту, в текущем 1926/27 хозяйственном году положение представляется примерно таким.

[— … — всё имущество (с оборотными средствами) — сумма прибыли.]

— Капиталисты — 6,0% — 13,0%.

— Кооперация — 3,2% — 6,5%.

— Государство — 90,8% — 80,5%.

— Итого — 100% — 100%

Здесь также не принято во внимание частное трудовое производство, как и в приведённом выше расчёте для 1924/25 г. Если считать и частное трудовое производство, то, как указывалось уже выше, доля капиталистов во всём промышленном имуществе СССР (основные и оборотные средства вместе) теперь, в 1927 г., составляет около 5,6%.

Подходя наконец к вопросу об абсолютном размере чистой прибыли капиталистов в промышленности, можно для нынешнего, 1927 г. остановиться — как на наиболее правдоподобной — на величине около 75 млн. руб. в год. Всего капиталисты вложили в промышленность к настоящему времени, как мы видели, около 450 млн. руб., из которых около 250 млн. руб. приходятся на основной капитал. Принимая, согласно подсчётам ЦСУ о капиталистической промышленности в 1925 г. (и подсчётам Наркомторга о частной торговле), чистую прибыль около 30%, будем иметь за год до 75 млн. руб. По отношению ко всему промышленному капиталу частных капиталистов (с оборотными средствами) это составляет около 17% в год.

4.6. Динамика и мероприятия. Рабочие капиталистической промышленности. От скрытого к явному. Дифференцированный подход

Выделив частный капитал из общей массы частного производства и приняв во внимание также скрытые формы капиталистического производства (лжекооперативы и домашняя система капиталистической промышленности), мы пришли к таким итогам о доле капиталистов в промышленности СССР:

— Из всего капитала — 5,6%.

— Из валовой продукции — 11,7%.

— Из товарной продукции — 13,0%.

— Из средств потребления (производство на широкий рынок) — 17,0%.

— Из занятых «годовых работников» — 17,0%.

— Из прибыли — 13,0%.

Такова картина за 1925/26 г. Теперь спрашивается, что можно сказать об изменениях во времени. Имеются ли у нас какие-нибудь показатели, которые дали бы возможность судить об изменении доли капиталистической промышленности за последние годы в общей сумме промышленности СССР? В общем даже о всей частной промышленности в целом имеются только самые гадательные исчисления, что было в 1923 г., что было в 1922 г. и т. д. и что будет дальше, в ближайшие годы. Я не решаюсь основываться на этих гадательных предположениях, ибо из них нельзя выделить капиталистическую часть и сами они совершенно произвольны и частью уже опровергнуты ходом вещей. Поэтому ограничусь лишь сведениями, которые хотя и охватывают не всю промышленность, но зато представляют собою точные сведения, основанные на реальных фактах, а не одни только благонамеренные пожелания, проектируемые вперёд или назад. Это прежде всего данные ВЦСПС о том, какой процент из всех членов индустриальных профсоюзов составляют те члены профсоюзов, которые заняты в частных предприятиях. По данным ВЦСПС, на 1 октября 1925 г. значилось, что у частных хозяев из членов союзов занято было 3,8%. По данным ВЦСПС, на 1 апреля 1926 г. было занято у частных хозяев из всех членов профсоюзов 4,2%. Таким образом относительный рост наблюдается, не очень, правда, большой, примерно на 10–12%, но всё же относительный рост имеется (сведения взяты из материалов ВЦСПС). Однако эти данные не могут считаться вполне показательными потому, что, может быть, тут происходит просто больший охват профсоюзами тех рабочих, которые заняты у частных хозяев.

Имеется второй ряд данных, это — какое количество человеко-дней за год проработано в цензовой промышленности. ЦСУ произвело в этом отношении два обследования — одно за 1924/25 г., другое за 1925/26 г. Каждое из них охватило всю цензовую промышленность, как государственную, так и частную и кооперативную. Результаты первого обследования напечатаны в № 1 «Вестника статистики» за 1927 г. на стр. 97; результаты второго представлены ЦСУ в таблице № 9 в докладе в комиссию РКИ, работавшую по этому вопросу. Таблицы и за 1924/25 и за 1925/26 гг. составлены под руководством члена коллегии ЦСУ т. М. Смит; оба обследования произведены и разработаны на одних и тех же основаниях и являются вполне сравнимыми. Оказывается, что из всех человеко-дней, проработанных в цензовой промышленности за 1924/25 г., на капиталистическую промышленность приходится ровно 2%. А в следующем, 1925/26 г. на капиталистическую промышленность приходится 2,6%, т, е. больше примерно на одну треть. Напоминаю, что тут мы имеем не всю капиталистическую промышленность, а только ту её долю, которая в обследованиях ЦСУ числится в качестве капиталистической цензовой промышленности (без лжекооперативов, без домашней системы капиталистической промышленности и т. д.). Следовательно, и здесь мы имеем указание не только на абсолютный, но и на относительный рост.

Далее мы имеем расчёты «Контрольных цифр» Госплана о валовой продукции по цензовой промышленности. По этим расчётам за 1923/24 г. доля капиталистической промышленности (цензовой) составляла 3,3%, а по расчётам за 1926/27 г., т. е. через три года, составляет 3,4%, немногим больше, — тоже относительный рост, правда, ничтожный (стр. 327 «Контр. цифры»). Скорее это следует назвать стабильностью. Наконец, мы имеем приводившиеся уже выше данные об относительном росте концессионной промышленности и особенно — о росте организации капиталистами кустарей в форме домашней системы капиталистической промышленности. Сюда же относится появление с 1921 г. по настоящее время весьма большого количества лжеартелей.

Таким образом по всем этим прямым указаниям как будто можно установить, что за последние годы у нас не происходит понижения доли капиталистического производства в сумме всего производства промышленности ни по валовой продукции, ни по количеству занятых в ней рабочих сил.

Это совершенно естественно. Ведь когда был допущен нэп, когда началась новая экономическая политика, тогда у нас частной капиталистической цензовой промышленности не существовало вовсе; то же самое не существовало и концессионной промышленности. Всё это должно было возникнуть в последующие годы, и возникло. Процент участия капиталистов в организации производства сам по себе небольшой. Он должен показывать некоторый относительный рост, так как раньше была только государственная промышленность, а теперь рядом с государственной промышленностью появилась и некоторая капиталистическая промышленность легальным образом, явно. Кроме того, при военном коммунизме и даже в первые годы нэпа кустарная промышленность не была ещё организована капиталистами через раздаточные конторы и т. п. даже в той четверти, в какой организована сейчас; это могло притти лишь постепенно. Кустари в деревне существовали, но в известной части бездействовали. Капиталисты стали давать им заказы, авансировать и пр. Параллельно происходило, кроме того, отчасти вложение в частные и арендованные фабрики тех средств, которые буржуазия частью накрала у нас в первые годы нэпа, частью накопила в торговле и в других отраслях своих занятий. Естественно, что роль капиталистов в промышленном производстве должна была несколько повыситься. Здесь надо определённо различать две вещи: роль частного производства вообще в промышленном производстве и роль капиталистического частного производства в том же промышленном производстве.

Если мы будем сравнивать 1922/23 г. с настоящим временем, то роль частного производства в целом в общей сумме промышленного производства страны уменьшилась. Это именно и иллюстрируют «Контрольные цифры» Госплана. Но если мы возьмём только капиталистическое производство, то роль капиталистического производства увеличилась. Таким образом, частное хозяйство в целом отступает на задний план перед государственным и кооперативным хозяйством. Но в рамках отступающего в целом частного промышленного хозяйства возрастает в такой мере роль капиталистического производства (как путём организации собственных, арендованных и концессионных капиталистических предприятий, так и путём организации кустарей через раздаточные конторы и т. п.), что доля капиталистического производства во всём промышленном производстве страны успевает даже немного вырасти. Мы указали только что, почему это для данного периода естественно и иначе быть не могло.

Чего нужно ожидать в этом отношении на ближайшие годы? Мне кажется, что и на ближайшие годы мы можем ожидать примерно того же, т. е., вопервых, роль государственной промышленности будет возрастать сравнительно с ролью частной промышленности в целом, вовторых, внутри частной промышленности роль капиталистической её части будет возрастать далее. А мелкое самостоятельное трудовое производство будет относительно всё более отступать на задний план. Причины понятны.

Вопервых, в росте государственной промышленности мы дошли теперь до такого момента, когда прирост её продукции требует вложения громадных новых средств, ибо старые заводы загружены почти полностью, для роста продукции надо строить новые. Но новое строительство государства должно быть в ближайшие годы направлено главным образом на очень дорогие заводы тяжёлой индустрии (металлургия, горное дело). Частный капиталист нам их не построит, ему это неподсилу, да и мы не отдадим ему столь важные опорные пункты. Постройка таких заводов требует ряда лет; затраты на них не дадут поэтому в ближайшие годы роста продукции.

В нынешнем, 1926/27 г. государственная промышленность, по данным ВСНХ, возрастает примерно на 20%. На будущий, 1927/28 г. по Госплану (стр. 53 таблиц «Перспектив развёртывания», М., 1927 г., ред. т. Струмилина) предвидится рост государственной промышленности только на 13%. Затем в следующие два года — по 10% и на 1930/31 г. — на 9%. А для продукции госпромышленности на широкий |рынок (средства потребления) «Перспективы» намечают на те же годы даже ещё меньший прирост: в червонных ценах 10% — 7% — 5,5% — 4,2%. Возможно, что эти ожидания будут несколько превзойдены действительностью, так как и до настоящею времени всегда результаты в смысле промышленного производства оказывались лучше, чем ожидали плановые органы, но всё же тенденция к замедлению ежегодного прироста продукции госпромышленности неизбежна на ближайшие несколько лет (позже начнут уже сказываться результаты нынешних и предстоящих вложений в капитальное строительство). Между тем частная капиталистическая промышленность занимается почти исключительно производством средств потребления. Организация таких предприятий не требует и в отдалённой степени таких больших средств, как, например, металлургических заводов, потому развёртывание здесь может происходить гораздо легче и быстрее. Выше мы приводили уже справку ВСНХ, что за 1925/26 г. капиталистическая цензовая (собственная, арендованная и концессионная) промышленность возросла на 65%, тогда как государственная цензовая за тот же год возросла на 40%. За предыдущий, 1924/25 г., масса валовой продукции государственной промышленности возросла на 55% («Перспективы развёртывания», стр. 52 таблиц). Так что в последние годы уже довольно заметно замедление темпа прироста государственной промышленности в связи с приближением к полной загрузке старых фабрик, с началом строительства новых и с направлением средств для этого строительства в длительные и дорогие сооружения по тяжёлой индустрии, не дающей непосредственно средств потребления. Отсюда на протяжении двух лет — снижение годового прироста с 55% до 20%. Поэтому правдоподобно и ожидание для нескольких ближайших лет дальнейшего снижения этого годового роста если и не до пессимистических намёток Госплана от 13% до 9%, то во всяком случае примерно до 15%.

Но для частной капиталистической промышленности, размещающейся главным образом в самых «лёгких» индустриях[15], гораздо менее других, требующих основного капитала, нет особых оснований ждать понижения темпа годового прироста до величины, меньшей даже намеченной Госпланом для государственной промышленности (от 13% до 9%). Производит прямо юмористическое впечатление, когда в «Перспективах развёртывания» государственного хозяйства Госплан вдруг прорицает, что годовой прирост всего негосударственного производства для широкого рынка (средства потребления личного и в домашнем хозяйстве) внезапно пойдёт почему-то отныне таким темпом:

— 1927/28 г. — 4,4%.

— 1928/29 г. — 3,6%.

— 1929/30 г. — 1,6%.

— 1930/31 г. — 1,0%.

Это после того, как фактический прирост всей цензовой капиталистической промышленности за один только 1925/26 г. составил 65%; в текущем 1926/27 г. никакой катастрофы частного промышленного производства, как известно, также не наблюдается. Если Госплан вдруг предполагает уменьшение его прироста для будущего года сразу в пятнадцать раз сравнительно с фактическим приростом капиталистической цензовой промышленности за последний отчётный год (а затем и в шестьдесят пять раз), то это свидетельствует, конечно, о том, что Госплан желает капиталистам всякого неблагополучия. Чувства, конечно, похвальные, но с серьёзным отношением к делу такие прорицания не имеют ничего общего. Капиталистическая промышленность хотя и незначительно, но всё же увеличила свою долю в продукции, по данным того же Госплана, даже за последнее трёхлетие, когда государственная промышленность росла быстро (за три года — на 160%). Тем более оснований ждать того же теперь, когда темп ежегодного прироста продукции государственной промышленности должен замедлиться на ближайшие годы. Вовторых, мы берём теперь курс на некоторое, так сказать, выдавливание, на некоторый перегон частного капитала из торговли в промышленность, из некоторых отраслей торговли в некоторые отрасли промышленности. Это тоже будет способствовать, конечно, некоторому росту капиталистической промышленности. Затем мы рассчитываем на дальнейший рост концессий. Неиспользуемые природные богатства у нас громадны, мы заинтересованы в привлечении к ним иностранного капитала чем чтобы они праздно лежали дальше под землёй, и постепенно удаётся привлекать его всё в большем размере.

Таким образом, я считаю, что то соотношение, которое мы имеем для капиталистической промышленности в настоящее время по отношению ко всей промышленности страны, что оно на ближайшие годы является сравнительно стабильным. Кое-что мы будем отрывать у частных предпринимателей путём переведения части тех кустарей, которые организованы сейчас капиталистическими раздаточными конторами, на работу для государственных и кооперативных органов; зато будет до некоторой степени расти капиталистическое производство в форме прямой эксплоатации наёмных рабочих. В общем получится, вероятно, результат, близкий к стабильности, втечение нескольких ближайших лет (а может быть, и небольшой рост). Это обстоятельство не представляет собою не только ничего страшного (так как речь идёт вообще, как мы видели, не о значительной части общей продукции), но является для нас более терпимым, чем являлся бы, например, рост частного торгового капитала. Нам выгоднее, чтобы область смычки между городом и деревней, между промышленностью и потребителем — была в наших руках, но зато частный капитал был бы передвинут в создание реальных ценностей, в строительство и т. п. в подчинённых отраслях хозяйства, не имеющих решающего значения для развития государства и хозяйства.

Такова динамика. Остаётся наметить, каковы должны быть мероприятия в виду нынешнего состояния и места капиталистической промышленности в общем хозяйстве и индустрии СССР. Мне кажется, мероприятия эти могут быть разбиты на четыре группы:

1) по переводу из скрытого состояния в явное с соответственной подконтрольностью и ограничением эксплоатации;

2) по дифференцировке (различению) нашего подхода к участию частного капитала в разных отраслях промышленности;

3) по направлению частного капитала именно в те отрасли, где он для нас приемлемее, на началах соответственного его подчинения государственному руководству и зависимости от этого руководства;

4) по высвобождению кустарей от зависимости от частного капиталиста (как заказчика, скупщика, организатора снабжения и т. д.) с вовлечением их в русло государственного хозяйства.

О формах скрытого и распылённого существования капиталистических промышленных предприятий у нас уже была речь. Это преимущественно лжекооперативы («трудовые артели») и затем главным образом — домашняя система капиталистической промышленности (квартирники, работающие на магазины, и кустари, работающие на раздаточные конторы). Выше мы уже видели, что таких «замаскированных» рабочих имеются сотни тысяч, в общем до полумиллиона. В смысле капиталистической эксплоатации, какой они подвергаются, их положение гораздо хуже, чем положение явных наёмных рабочих капиталистических предприятий (которых имеется лишь до 300 тыс.).

В работах т. Эмдина — «Положение труда в частной промышленности» и т. Белкина — «Формы частной промышленности» (сборник ВСНХ «Частный капитал», М., 1927 г., стр. 206–249) можно найти ряд показательных иллюстраций. Когда капиталист организует промышленное заведение открыто, с наёмными рабочими, это заведение попадает под контроль правительственных органов (фининспектор, трудинспектор и т. д.), а рабочие вступают в члены профсоюзов. В итоге имеем такую картину.

1. Заработная плата. По данным Московского бюро статистики труда за февраль 1926 г., средне-месячная заработная плата одного рабочего в Москве составляла: в государственных предприятиях 71 р. 61 к. и в частных — 88 р. 64 к.‚ т. е. более чем на 20% больше. Примерно такое же соотношение и по отдельным отраслям промышленности:

[— … — государство — частный капитал.]

— Типографии — 81 р. 14 к. — 94 р. 92 к.

— Кожаная обувь — 91 р. 10 к. — 90 р. 98 к.

— Трикотаж — 68 р. 00 к. — 109 р. 41 к.

— Одежда — 66 р. 99 к. — 101 р. 16 к.

— Пищевкусовая — 68 р. 05 к. — 89 р. 31 к.

— Деревообделочная — 71 р. 31 к. — 81 р. 35 к.

— Химическая — 78 р. 66 к. — 88 р. 14 к.

— Машиностроение — 86 р. 67 к. — 119 р. 20 к.

— Металлообработка — 76 р. 85 к. — 94 р. 17 к.

И так далее — по всем отраслям. Такая же картина по провинции. Детальные примеры сборника ВСНХ показывают, что повсеместно ставка и заработок наёмных рабочих той же отрасли и того же разряда в частной промышленности почти всегда не меньше, чем в государственной промышленности, а иногда и больше.

2. Отчисления в пользу рабочих сверх заработной платы в открыто функционирующих капиталистических предприятиях с наёмными рабочими почти всегда больше, чем в соответственных государственных предприятиях. Отчисления эти устанавливаются коллективными договорами для организации культработы, для устройства домов отдыха и т. д. По данным Центрального бюро статистики труда, по всему СССР в среднем по главным отраслям, где имеются открытые капиталистические предприятия, процент этих отчислений ко всей заработной плате на 1 декабря 1925 г. составлял:

[— … — государственные предприятия — капиталистические предприятия.]

— Металлисты — 3,0% — 6,3%.

— Текстильщики — 3,0% — 5,3%.

— Кожевники — 3,3% — 6,1%.

— Печатники — 3,6% — 7,0%.

— Химики — 3,2% — 7,3%.

— Швейники — 3,0% — 6,2%.

— Пищевики — 3,0% — 5,5%.

— Деревообделочники — 3,3% — 5,6%.

Такова же картина в частности и по Москве. Частным предпринимателям профсоюзы ставят более жёсткие условия и по заработной плате и по отчислениям. В тех случаях, когда деятельность капиталистического промышленного предпринимателя протекает явно, без маскировки и без упраздняющей возможность контроля распылённости (работа зависимых кустарей у себя на дому), наш строй и наши порядки обеспечивают рабочему серьёзную защиту от попыток чрезмерного обострения капиталистами эксплоатации.

Не надо только думать, что капиталисты платят своим рабочим больше, чем в таких же государственных предприятиях, просто по доброте душевной, из расположения к пролетариату. Дело просто в том, что капиталист заставляет рабочего работать в капиталистическом предприятии с гораздо большей напряжённостью, чем это имеет место в государственной промышленности. Рабочий тратит у капиталиста гораздо больше сил, здоровья, нервов и даёт гораздо больше выработки в один человеко-день.

По обследованию ЦСУ (обнимающему 77 тыс. наёмных рабочих капиталистической промышленности за первый квартал 1925 г.), выработка на один отработанный человеко-день в червонных рублях составляла в следующих, характерных для частного капитала отраслях промышленности:

[— Отрасли промышленности — государственные предприятия — капиталистические предприятия.]

— Стекольная — 5 р. 47 к. — 8 р. 17 к.

— Обработка металлов — 15 р. 85 к. — 17 р. 30 к.

— Деревообделочная — 13 р. 50 к. — 17 р. 36 к.

— Кондитерская — 24 р. 66 к. — 31 р. 37 к.

— Пивоваренная — 21 р. 03 к. — 25 р. 31 к.

— Кожевенная — 29 р. 37 к. — 41 р. 66 к.

— Швейная — 17 р. 80 к. — 19 р. 33 к.

— Типографии — 13 р. 62 к. — 19 р. 93 к.

В тот же период по цензовой промышленности Московской губернии выработка на один человеко-день в довоенных рублях составляла в государственной промышленности 9 р. 54 к. и в капиталистической — целых 12 р. 61 к., или более чем на 30% выше. Между тем среднемесячная заработная плата в капиталистической промышленности только процентов на 20 выше заработка рабочих государственных предприятий (в октябре 1925 г. по Москве — 81 р. 13 к. и 74 р. 74 к.‚ в январе 1926 г. — 83 р. 99 к. и 70 р. 23 к.‚ в феврале 1926 г. — 88 р. 64 к. и 71 р. 61 к.). Таким образом, по отношению к выработке в капиталистической промышленности заработок наёмного рабочего определённо ниже, чем в государственной. Рабочий даёт у капиталиста больше выработки благодаря большему напряжению, а не благодаря лучшим машинам, ибо техническое оборудование у капиталиста хуже, чем на государственных предприятиях.

3. Показательно положение с отпусками и с соблюдением предписаний охраны труда. Имеется разработка МГСПС о нормах отпусков по колдоговорам, действовавшим в Москве за 1925 г. Продолжительность ежегодного отпуска, по процентному распределению рабочих по срокам отпусков, в среднем по девяти индустриальным профсоюзам составляла:

[— … — государственные предприятия — капиталистические предприятия.]

— Две недели — 95‚9% — 41,2%.

— Три недели — 2,6% — 4‚4%.

— Четыре недели — 1,5% — 54,4%.

Разница зависит не от большей вредности производств, а от других условий колдоговоров в тех же производствах. Что касается охраны труда, то вообще

ибо

Поэтому при обследованиях инспекцией труда происходит гораздо больше привлечений капиталистов к судебной ответственности (и за нарушение правил о социальном страховании и других), чем при обследовании государственных хозорганов. За вторую четверть 1926 г. по РСФСР из всех обследованных предприятий каждой группы владельцев (государство, кооперация, капиталисты) было привлечено инспекцией труда к судебной ответственности:

— Из государственных — 11,2%

— Из кооперативных — 13,7%.

— Из капиталистических — 47,6%.

Отчасти эта разница объясняется, конечно, более снисходительным отношением инспекторов к государству и кооперации: их не направляют сразу в суд, а дают сроки для исправления, иногда не раз и не два увещевают, вообще миндальничают, вместо того чтобы действовать. Это «бюрократическое извращение» в практике инспекторов труда начинает изживаться только в последнее время. Требования к государственным предприятиям в области охраны труда и соблюдения трудового законодательства со стороны инспекторов и профсоюзов должны быть твёрды и бескомпромиссны — такова директива в этом отношении в настоящее время. Необходимость её, кроме всего прочего, диктуется ещё невозможностью провести иначе действительную рационализацию производства, а возможность осуществления обеспечивается тем, что наша промышленность не является уже дефицитной, как это было несколько лет назад, и материально в силах исполнять требования закона.

Впрочем, относительно Москвы сборник ВСНХ сообщает:

Нам эти утверждения инспекции представляются несколько радужными в свете приведённых выше данных о привлечении к судебной ответственности. Но во всяком случае очевидно, что при открытом существовании капиталистических промышленных предприятий с наёмными рабочими контроль госорганов и воздействие профсоюзов действительно устраняют крайности эксплоатации и обеспечивают занятым у капиталистов рабочим сравнительно сносные условия.

Совершенно иное положение тех гораздо более многочисленных сотен тысяч фактических капиталистических рабочих, какие эксплоатируются капиталистами не в открыто существующих частных предприятиях с наёмными рабочими, а в распылённом виде (работающие у себя на дому кустари домашней системы капиталистической промышленности, работающие на магазины «квартирники» и т. д.) и в замаскированных формах (члены так называемых трудовых артелей). Здесь мы сразу погружаемся как бы в досоветские времена. Контроля нет. Профсоюзов нет. Ограничения рабочего времени нет. Охраны труда нет. Обеспечения нормального заработка нет. Капитал распоясывается вовсю и показывает себя во всей красе. В какую-либо «артель»

(О трикотажной «артели» в Ярославле, где главарями были владельцы трикотажных машин, а «членами» — около 200 бедняков кустарей-квартирников, не имевших машин; собственник машин за пользование ими получает львиную долю).

Сборник ВСНХ, с несомненностью устанавливая капиталистическую природу подавляющего большинства «трудовых артелей»[16], приходит к выводу, что о ряде их работников надо сказать:

Капиталист нанимает рабочих из безработных, заставляя их

Так, в Иваново-Вознесенске

По сборнику ВСНХ, в металлической, трикотажной, кожевенной, рыболовной, лесной и других отраслях промышленности (включая местный транспорт) господствует именно такой тип артелей, когда капиталист организует под видом артели вокруг себя (или подставного лица) неимущих рабочих путём предоставления им своего предприятия или орудий промысла — и эксплоатирует вовсю.

В других отраслях, как швейная и портняжная промышленность в городе и ряд кустарных промыслов в деревне, господствует ещё злейшая система эксплоатации — раздача капиталистом работы на дом отдельным рабочим, так называемая «домашняя система капиталистической промышленности», издавна получившая характерное название потогонной системы (от слов «гнать пот»). Капиталист заставляет этих «рабочих на дому» выбирать патент на занятие промыслом (кустарь). Таким образом он

Отшиваются сразу и инспектор труда и фининспектор.

Конечно, такие распылённые или замаскированные формы деятельности, как раздача работы на дом или «лжеартели» имеют свои неудобства и для капиталиста. Вся его деятельность приобретает полулегальный, рискованный характер, от которого он при соответствующих условиях охотно избавился бы и открыто имел бы промышленное заведение с несколькими сотнями рабочих. Даже несмотря на то, что при таком открытом существовании пришлось бы несколько более платить рабочим и соблюдать предписания инспектора труда, это окупилось бы другими выгодами открытого существования. Но у нас есть четыре условия, которые побуждают капиталиста предпочитать распылённые и замаскированные формы. Устранение этих четырёх условий вполне находится в нашей власти. Только оно может повести к переходу от бесконтрольных жесточайших форм замаскированной эксплоатации, к снятию масок, к контролю, к ограничению эксплоатации и к организации этих фактических наёмных рабочих. Сейчас они распылены и отделены от нас своими «патентами» и своими «артелями». При наличии же этих четырёх условий открыто существуют лишь те капиталистические предприятия, какие по самому характеру производства никак нельзя поставить раздачей работы на дом и т. п.

Вопервых, по действующему закону (статьи 53 и 54 Гражданского кодекса), у нас разрешено в обычном порядке существование частных предприятий только с числом не более двадцати наёмных рабочих. Всякое новое предприятие больше этого размера согласно закону может быть учреждено только в порядке особой правительственной концессии. А концессии могут учреждаться, по закону, в каждом отдельном случае только путём особого договора между правительством в лице Совнаркома СССР и между отдельным концессионером. В договоре должны быть оговорены срок концессии, плата государству за разрешение и бесплатный переход концессии по истечении срока к государству. Понятно, что у нас по сию пору нет ни одной внутренней концессии. Имеется лишь несколько десятков концессионных договоров с иностранными предпринимателями. Да и смешно было бы Совнаркому СССР договариваться с каким-либо Сидоровым в Туле об открытии этим Сидоровым самоварной фабрички на 25 или 50 человек.

В этом законодательном ограничении капиталистических предприятий не более чем 20 рабочими заключается одна из основных причин, почему промышленные капиталисты прибегают к распылению путём домашней системы капиталистической промышленности (когда рабочих вообще не оказывается, а есть только «самостоятельные кустари») или к маскировке путём промысловых артелей (когда тоже нет рабочих, а есть «члены артели»). Ограничение 20 рабочими было введено в начале нэпа, когда вообще капиталистических предприятий ещё почти не было, потому тогда норма в 20 чел. была выбрана без опыта, из осторожности. Местами в отдельных случаях теперь смотрят сквозь пальцы на беззаконие вроде существования частного предприятия в 30 чел. Но, как правило, эта норма гонит капиталиста к организации распылённой или замаскированной формы деятельности. Есть капиталисты, у которых не только по нескольку сот, но по тысяче и более рабочих, но только все они работают на дому и числятся кустарями или же являются членами артели.

У нас нет никаких оснований держаться за норму в 20 чел., и её свободно можно повысить хоть вдесятеро, до 100 или 200 чел. От этого мы выиграем:

1) открытое существование всё равно существующих (только скрыто) капиталистических предприятий,

2) возможность контроля над ними,

З) значительное улучшение положения эксплоатируемых ими рабочих,

4) вовлечение этих рабочих в общую организационную и прочую жизнь советского пролетариата.

Вопрос о повышении нормы свыше 20 чел. теперь уже предрешён и скоро получит практическое разрешение.

Уход капиталистов от открытой организации промышленных предприятий с наёмными рабочими к распылению производственной организации раздачей работы на дом не в малой степени вызывается ещё и вторым условием, толкающим в эту сторону. Условие это заключается в своеобразной особенности нашего налогового законодательства: обложение менее тяжело для торгующего скупаемыми изделиями, чем для торгующего изделиями своей фабрики. Сложные таблички наших налоговых ставок перемудрили. Намерения работников наркомфиновского аппарата были, конечно, наилучшие. Они рассуждали так. Ежели ты сначала организовал собственное капиталистическое производство, то имеешь промышленную прибыль; а если потом ещё торгуешь изделиями собственного производства, то имеешь ещё и торговую прибыль; значит плати два раза — за промышленную и за торговую. С другой стороны, ежели ты только торгуешь, только скупаешь у кустарей их изделия для перепродажи, то имеешь только торговую прибыль, — плати один раз. А сам кустарь как трудовой производитель за своё производство обложен весьма снисходительно.

При такой налоговой практике (при серьёзной роли налогов в ограничении прибыли) капиталист, конечно, должен предпочитать раздаточную систему открытой организации фабрик и мастерских с наёмными рабочими. Ведь при раздаче работы на дом (домашняя система капиталистической промышленности) капиталист официально выступает в роли только торговца: он продаёт «кустарю» материал для изготовления изделия; он покупает у этого «имеющего самостоятельный патент кустаря», выработанное «кустарём» изделие. А на деле под официальной формой торговых сделок здесь имеет место организация домашней системы капиталистической промышленности с предоставлением распылённого рабочего на произвол капиталиста.

Теперь вопрос о соответственном упорядочении нашего обложения уже поднят. Общая наша ориентировка — обложение явной капиталистической промышленности сделать легче обложения капиталистической торговли, являющейся лишь прикрытием домашней системы капиталистической эксплоатации. Специальный экономический анализ показал полную обоснованность и необходимость этой меры. С её проведением в жизнь отпадёт один из наиболее существенных моментов, приводивших к расширению у нас наиболее отсталой и вредной системы капиталистической эксплоатации — раздаточных контор, замаскированных торговыми функциями.

Третье условие, которое должно быть устранено, это — наличие крупных налоговых льгот для промысловых артелей без всякого контроля, является эта артель действительным кооперативом трудящихся или (как в подавляющем большинстве случаев) только формальным прикрытием капиталиста. Такая практика создаёт для капиталиста слишком уж большой соблазн замаскировать себя «артелью» и избавиться вовсе от тяжести обложения, от некоторых кредитных ограничений и т. п. Мы предоставили большие льготы промысловым артелям, не установив каких-либо признаков соответствия их практики кооперативной природе, ибо у нас не было ещё опыта их деятельности. За ряд последних лет опыт накопился, и теперь можно указать ряд мер, какие должны затруднить использование их как прикрытие фактически капиталистических предприятий. Сюда относятся:

1) лишение льгот тех промысловых артелей, какие не входят в систему промысловой кооперации («дикие», уклоняющиеся даже от кооперативного контроля);

2) лишение льгот тех промысловых артелей, какие применяют наёмных рабочих;

З) лишение льгот тех промысловых артелей, члены которых не участвуют в установлении расценок и т. п., что явно указывает на отсутствие кооперативной природы артели;

4) лишение льгот тех промысловых артелей, в которых некоторые члены получают отчисление от всех доходов артели (или от остальных её членов) за предоставляемые артели машины или другие средства производства;

5) лишение льгот тех промысловых артелей, которые развивают свои операции на средства, принадлежащие отдельным членам с особым их вознаграждением;

6) переведение всех перечисленных выше артелей в разряд обыкновенных предпринимательских товариществ (без прекращения их деятельности, но с распространением на них Кодекса законов о труде в полном объёме и налогового законодательства о частных предприятиях);

7) установление на будущее время уголовной кары за создание или сокрытие артелей, на деле являющихся прикрытием частного капитала одного из указанных выше типов;

8) обязать кооперативные центры систематически проверять и исключать из кооперативной системы первичные кооперативы, подходящие под признаки лжеартелей;

9) остальные артели (входящие в систему) обязать платить за своих членов социальное страхование, выдавать им отпускные, прозодежду, делать отчисления на культработу по тем же нормам, какие установлены для членов профсоюзов соответственных производств;

10) распространить на эти артели ограничения рабочего дня, работы подростков, беременных женщин и т. д., существующие для наёмных рабочих, и подчинить артели в этом отношении инспекции труда;

11) усилить связь государственных и кооперативных центров с действительными первичными артелями для снабжения их сырьём, кредитом, заказами и для организации сбыта, чтобы таким путём уменьшить надобность для их членов в подчинении своей артели зависимости от капиталиста и устранить опасность предпринимательского перерождения артели.

Принятие ряда подобных мер несомненно уменьшит заинтересованность капиталистов в маскировке своей деятельности лжеартелями, затруднит возможность такой маскировки и увеличит сопротивляемость действительных артелей захвату их капиталистами.

Четвёртое условие, необходимое для отталкивания капиталистов от бесконтрольных распылённых форм организации производства, это — решительные меры к защите рабочих домашней системы капиталистической промышленности. Без этого не перебороть соблазн капиталиста к жесточайшей производственной эксплоатации «рабочего на дому» под видом торговой связи с имеющим самостоятельный патент кустарём. Такой «кустарь», который на деле работает исключительно на капиталиста (и авансируется последним), а не на потребителей, не для самостоятельной продажи и т. д., должен быть признан тем, кем он является на самом деле. Это значит — наёмным рабочим капиталиста, только занятым у себя на дому (капиталист кстати экономит ещё на содержании помещения для работы).

Помощь таким якобы самостоятельным «кустарям» должна быть оказана по обеим линиям — организационной и материальной. Капиталист должен быть обязан по отношению к такому «кустарю», у которого он систематически закупает изделия:

1) платить за него взносы по социальному страхованию согласно тарифам для частных предприятий, чтобы этот «кустарь» и члены его семьи пользовались всеми страховыми пособиями и т. п.‚ как это установлено для наёмных рабочих;

2) заключать коллективные договоры о расценках изделий с учреждаемыми для этого при профсоюзах секциями «работников домашней промышленности», куда принимать таких «кустарей»;

З) выбирать за свой счёт для кустаря промысловый патент, обеспечивать ему за свой счёт ежегодный отпуск, участвовать в расходах по оплате квартиры и т. д.

Необходимо усилить организованность работников домашней системы капиталистической промышленности — образовать для них специальные секции профсоюзов, открывать «дома кустаря», «клубы кустаря», «общества кустаря» и т. п. организации, которые уменьшали бы их распылённость и сравнительную беззащитность пред лицом капиталистического предпринимателя.

Обложение налогами скупки капиталистами кустарных изделий из сырья заказчика (из сырья, продаваемого заказчиком) надо поставить так, чтобы для капиталиста выгоднее было организовать открытое промышленное заведение с наёмными рабочими, подконтрольное госорганам и профсоюзам, чем прибегать к организации распылённой системы домашней промышленности. Инспекция труда должна получить право предъявлять капиталисту-скупщику (являющемуся организатором домашней промышленности) требования об улучшении за его счёт помещений, где живут и работают занятые им кустари, об устройстве для них специальных мест работы, отдельных от жилья, и т. д. Все эти меры, сближая для капиталиста выгодность распылённой системы с выгодностью явного существования капиталистических предприятий, будут способствовать переходу от бесконтрольный «потогонной» эксплоатации к эксплоатации подконтрольной и ограниченной, увязывающей вместе с тем больше средств капиталистов в организацию ими своих предприятий (меньше будет оставаться для спекуляции, ростовщичества и для борьбы с нами в области торговой смычки).

Параллельно, по мере нарастания для этого у государства средств, будет развиваться другая сторона нашей практики — постепенное отвоевание распылённых кустарей из-под гнёта капиталистов вообще. Иначе сказать — чем больше будет у нас средств, тем в большей степени сможем мы сами давать кустарям заказы, вместо того чтобы они получали их от капиталистов. Сможем осуществлять приэтом улучшение условий их труда и оплаты их рабочей силы. Сможем всё увеличивающуюся их долю переводить в качестве постоянных наёмных рабочих во вновь сооружаемые фабрики и местные мастерские. Одним словом, сможем постепенно для многих из них (а впоследствии — для всех) сделать зависимость от капиталистов вовсе ненужной. А до тех пор организационными мерами в духе перечисленных выше уже теперь можно не без успеха побудить капиталистов к переходу от этой наиболее бесконтрольной и вредной формы эксплоатации к формам, которые могут быть подчинены контролю и в известной мере регулирующему руководству государства.

Вторая основная установка в нашем подходе к частному капиталу в промышленности в настоящее время должна заключаться в дифференцированности этого подхода.

К созданию частным капиталом новых промышленных заведений мы относимся терпимее, чем к простым торговым спекуляциям. Создавая новую мастерскую или фабрику, капиталист увеличивает производство полезных предметов в стране и уменьшает безработицу. Его капитал получает более полезное для страны применение, чем если целиком обращён на перекупку в госрознице через подставных агентов в очередях государственных изделий для дальнейшей их перепродажи с соответственным вздуванием цен. То же относится и к иностранному капиталу. Нам приятнее, когда он обращается на разработку концессионным порядком золотых россыпей на Лене, чем когда он организует в широких размерах нелегальную контрабанду товаров через границу для прорыва нашей монополии внешней торговли.

Всё это несомненно, но из этого никоим образом не следует, что мы предоставляем или должны предоставлять неограниченные возможности развитию промышленного капитализма в СССР. Частный капитал и в промышленности остаётся для нас всё же лишь терпимым злом — лишь наименьшим злом в сравнении с тем, как если бы на месте этого заведения совсем ничего не было. Пусть лучше капиталист организует добычу золота или асбеста из-под земли, чем чтобы они там праздно лежали ещё ряд лет. В этом смысле каждая новая, разрешаемая нами и подконтрольная нам концессия и т. п. — наш несомненный успех, новый шаг вперёд. Конечно, самое лучшее было бы, если бы никаких капиталистов не осталось, весь их капитал перешёл бы к нам и мы бы его применяли во всемирном масштабе к наибольшей пользе трудящегося человечества без всякой капиталистической наживы. Современем так будет. Но пока, по достаточно солидным причинам, мы не считаем целесообразным уже сейчас пытаться изъять весь частный капитал в СССР из рук его нынешних владельцев. Потому приходится («надолго, но не навсегда») ставить вопрос не об его немедленном уничтожении, а о таком влиянии на него, о таком направлении его деятельности, чтобы возможно уменьшен был вред от этой деятельности и чтобы извлечена была вся польза, какую из неё извлечь можно.

— нашей задачей является суметь сказать это частному капиталу в СССР с достаточными практическими результатами.

Из этого вытекает не только несколько бо́льшая терпимость по отношению к частному капиталу, создающему полезные предметы (промышленность, строительство домов и т. п.), чем к частному капиталу чисто торговому или ростовщическому‚ — из этого вытекает ещё общая установка по отношению к частному капиталу в промышленности СССР, могущая быть сведённой к четырём основным пунктам.

1. Он должен служить дополнением к государственной промышленности. Не может быть свободы роста частного капитала в каких ему угодно отраслях промышленности. Он должен направляться туда, куда мы не желаем сейчас затрачивать свои средства. Мы сами строим завод сельскохозяйственных машин в Ростове и Днепрострой, а пуговичную фабрику разрешаем построить капиталисту.

2. Частный капитал в промышленности должен быть подчинённым государственной индустрии. Мы не дадим ему таких предприятий, откуда он мог бы диктовать условия массе наших фабрик и заводов, поставив их в зависимость от себя. Потому мы строим на свой счёт Волховстрой, Днепрострой и подобные основные источники энергии. Потому мы отклоняли неизменно иностранные проекты о сдаче в концессию Донбасса и Баку как основных источников нефти (что не исключает поощрения мелкокапиталистической добычи угля или нефти в дополнение к находящейся в наших руках их основной массе). Потому мы сами строим новые крупные металлургические заводы и железные дороги и т. д. Словом, не всякое развитие частного капитала в промышленности, а в тех отраслях и в тех пределах, в каких это не затрагивает так называемых «командных высот».

З. Частнокапиталистическая промышленная деятельность должна быть, таким образом, подчинена плану государства в отношении её направления и содержания. Это и означает дифференцированный, т. е. различный подход к участию частного капитала в различных отраслях промышленности. Дифференцировка эта должна происходить с учётом как характера и производственно-сбытовых перспектив данной отрасли промышленности, так и социального её значения. Например в тех отраслях, где не хватает советского сырья даже для производственных возможностей государственной промышленности (например производство растительных масел, кожевенное производство), явно не должно быть терпимости по отношению к капиталистической промышленности. Или в таких отраслях, как производство муки и крупы для снабжения городов (товарная мельнично-крупяная промышленность), где крупная роль капиталиста поставила бы рабочего в зависимость от него и дала бы возможность капиталисту перекачивать за хлеб в свой карман всякий прирост заработной платы, — здесь развитие капиталистической промышленности нетерпимо в первую очередь по социально-политическим соображениям.

Зато в таких отраслях, где сырья сколько угодно, но потребности страны полностью не удовлетворены и государство, по своим планам, не вкладывает столько средств, сколько надо было бы для полного удовлетворения, — например производство кирпича, постройка новых домов‚ — там применение частного капитала было бы определённо полезно (т. е. польза от факта дополнительного производства перевесила бы вред от того, что это производство осуществляется при наличии капиталистической эксплоатации и наживы). Чтобы направить частный капитал сюда, возможно применение даже специальных налоговых льгот, например по домостроительству, наряду с усилением обложения и мерами по «выталкиванию» из тех отраслей, где частный капитал следует признать вредным (примером может служить проводимое последний год постепенное сокращение и прекращение частной аренды кожевенных заводов, товарных мельниц и т. п.). Наконец есть и своего рода «нейтральные» в настоящее время области, где нет оснований принимать ни запретительных, ни поощрительных мер.

4. Частный капитал в промышленности допустим в СССР только как подконтрольный и ограниченный в своих эксплоататорских устремлениях. Это имеет значение как по отношению к рабочему, так и по отношению к потребителю. Уровень цен и степень наживы капиталиста могут регулироваться государством только при условии открытого существования имеющихся на деле капиталистических предприятий (кстати сказать, можно представить себе даже работу капиталистических предприятий по заказам государственных торговых органов — без обязательного существования капиталистической же оптовой торговли). Из всего этого и вытекает та линия на переход от скрытых и распылённых форм капиталистической деятельности, о необходимости активного проведения которой (соответствующим давлением со стороны государства) выше уже была речь. Не затем надо, например, поднять границу разрешённых частных предприятий от 20 рабочих до 100 или 200 рабочих, чтобы облегчить капиталу развитие, а по той причине, что такие крупные капиталистические предприятия уже существуют, но только в скрытом, замаскированном распылённом бесконтрольном виде.

Таким образом, линия наша в отношении частного капитала в промышленности в настоящий исторический период должна заключаться в превращении его соответствующими мероприятиями в подчинённое плановое подконтрольное дополнение к государственному хозяйству — по пути к полному исчезновению в своё время.