Как только Андреа услышал, что дверь открывается, он быстро дописал предложение и закрыл файл. Он был доволен, у него выходила отличная работа. София потеряет дар речи.
– Привет, – сказала она и улыбнулась.
Андреа поставил ноутбук на тумбочку рядом:
– Привет, дорогая. Я очень по тебе скучал.
София подняла плечи и прошла в ванную:
– Ты всегда это говоришь… Уже верится с трудом.
– Но это правда.
Она начала мыть руки и стала говорить громче, чтобы её было слышно:
– Но ты и вчера по мне безумно скучал… А когда сильнее, вчера или сегодня?
– С каждым разом всё сильнее… Как будто маленький шарик снега катится и превращается в лавину.
София вышла из ванной:
– В смысле?
– Чем ты дальше, тем сильнее я скучаю.
– Мм… мягко стелешь.
– Но это правда! – Он решил, что шутка уже слишком долго продолжается. – Что делала сегодня?
– Я ходила послушать Олю и её хор в церковь на Авентине.
– И как?
– Очень красиво. У них выходит всё лучше, и там была малышка Симона, которая сюда приходила ко мне на урок, помнишь её? Она большой молодец.
Андреа хотел было опять начать разговор о фортепиано. Но вспомнил, насколько ей не хочется думать об этом.
– Что они пели?
– Баха, они репетируют хоралы из «Страстей».
– Ничего себе. «Страсти по Матфею»!
– Вижу, ты их помнишь.
– Да. Они такие… опьяняющие. Вот, я даже не могу подобрать слово. Как прекрасное белое вино… Да, опьяняющие.
– Будешь вино?
София вышла на кухню. Чуть позже она вернулась с двумя бокалами, наполненными прекрасным совиньоном. Один она передала Андреа, затем отошла, повернула выключатель и приглушила свет.
Андреа с удивлением смотрел на неё. Она повернулась и подняла бокал. Андреа поднял свой. Они чокнулись ими, и на мгновение повисла тишина, пока София пыталась придумать причину всему этому, но потом быстро нашлась:
– За это мгновение, как ты говоришь, опьяняющее… – Она сделала большой глоток.
Вино было прохладным и приятно разливалось по телу. София закрыла глаза. На мгновение она вспомнила прикосновение того мужчины к её руке, его проникновенный взгляд, его улыбку. Но она не помнила ни единой его фразы, ни единого слова. Только своё желание, возникшее на той лестнице. Она открыла глаза и взглянула на Андреа. Он пил своё вино маленькими глоточками, как маленький ребёнок. София допила и налила себе ещё. Сделав очередной глоток, она поставила стакан на тумбочку и начала раздеваться. Сначала она сняла куртку и рубашку, затем туфли и брюки. Она взяла стул и поставила его рядом с кроватью.
Андреа смотрел на неё, сжимая бокал в руках возле рта. Он улыбнулся. Его голос был ниже, чем обычно:
– Опьяняющий… Тебе понравилось это слово?
– Да…
София гладила свои ноги. Медленно она поднималась всё выше, к бёдрам. Сначала правой, а затем обеими руками она провела по внутренней стороне бёдер и слегка приоткрыла их, смотря Андреа прямо в глаза. Андреа увидел её красивые чёрные кружевные трусики. София сладостно касалась их, прикрывала глаза и глубоко дышала. Она сделала ещё глоток. Поставив бокал на место, она проскользнула рукой под одеяло. Она решительно смотрела на Андреа, державшего свой бокал. Она протянула руку дальше, поднялась по его ноге и запустила руку под пижаму.
Он глубоко вздохнул:
– Ах…
Авария не лишила его чувствительности и возможности получать удовольствие. София гладила его, медленно двигала рукой то вверх, то вниз под одеялом. Другой рукой она отодвинула трусики и начала гладить себя. Она ублажала сразу двоих.
Затем она остановилась на секунду. Налила себе ещё вина, сделала большой глоток и задержала его во рту. Она шаловливо, нескромно, игриво посмотрела на Андреа и нырнула под одеяло. В темноте, среди простыней и покрывал, она медленно двигалась, пока не нашла его и не взяла в рот, пролив несколько капель вина. По Андреа пробежала дрожь удовольствия, сначала неожиданно холодная из-за вина, а затем тёплая от её рта. Он очень возбудился от её необычного поведения и наслаждался по полной.
А она под одеялом вдруг почувствовала себя такой дерзкой, как никогда раньше. Она думала о нём. О том незнакомце, о его изящных руках, мускулистом, сильном теле, о его улыбке, о его глазах. В темноте она представляла, что стоит возле фасада церкви, на лестнице, и делает это прямо там, на глазах у всех, пока люди проходят мимо, в том числе и её преподавательница Оля. Левой рукой она продолжала гладить себя, а затем медленно сняла трусики. Она залезла под одеяло, спустила пижаму с Андреа и села на него сверху. Он с лёгкостью вошёл в неё – она была мокрая, сильно возбуждённая. Она продолжала двигаться на нём с закрытыми глазами, с жадностью двигаясь вперёд, всё сильнее и сильнее, будто в первый раз в жизни. Она словно занималась сексом сразу с ними двумя, и в эту же секунду она кончила. Она упала вперёд на Андреа, вспотевшая, вымотанная, всё ещё не открывая глаз. Она сняла бюстгальтер, практически сорвав его, швырнула на пол, поднесла грудь к губам Андреа, который начал ласкать её языком. Она продолжала постепенно наращивать темп, ублажая его внизу, пока не кончил и он. Некоторое время они продолжали молчать, словно выброшенные на берег рядом друг с другом, неспособные восстановить дыхание, запыхавшиеся.
Затем София быстро чмокнула его в губы:
– Я пошла в душ… Тебе что-нибудь нужно?
Это был риторический вопрос.
– Нет, – сказал Андреа.
Она уже включила душ. Чуть позже она появилась, уже расслабленная, чуть румяная от пара, укутанная в свой большой белый халат.
Андреа подложил себе под плечи подушку и нажал на кнопку, чтобы приподняться. Он улыбнулся ей:
– Так что?
– Что? – Она села на кровать.
– Нет, просто… Тебе надо почаще слушать Баха.
София рассмеялась, откидывая волосы назад:
– Нет… Всё дело в слове «опьяняющий».
И они оба принялись смеяться, всё ещё переполненные наслаждением. София плеснула ему ещё вина, а затем наполнила свой бокал. Они болтали то об одном, то о другом, слушали музыку. София включила диск Леонарда Коэна, а через мгновение, пока Андреа рассказывал о своей работе, о полученных письмах, о том, что его проект понравился и его начали разрабатывать, она перестала слушать его слова и погрузилась в воспоминания.
Греция, Тинос, неизвестный остров. Они вместе с друзьями приехали туда сразу после летней сессии в университете. Тем вечером они все вместе поужинали в одном местечке в порту – сувлаки, мусака и дзадзики… ей всё очень понравилось. Ребята уже выпили как минимум по два стакана пива. А затем они пошли прогуляться и очутились в баре недалеко от пляжа.
Когда они вошли, первым, кто его заметил, был Андреа:
– Ну же, Софи, деваться некуда! Это судьба! Мне кажется, вчера его ещё тут не было…
В углу бара стояло небольшое пианино. На нём были какие-то надписи, словно воспоминания о мимолётных летних романах, а само оно было сделано из чёрного дерева. Все друзья начали подталкивать её, но так громко и с таким энтузиазмом, что в баре сразу все – и англичане, и американцы, и немцы, и даже пара из Японии – присоединились к ним, не понимая даже, о чём речь. Они начали жать итальянцам руки, готовые с радостью принять любое развлечение, которое те были готовы предложить.
София сразу поняла, что тянуть резину не имеет смысла, фыркнула и надулась на Андреа:
– Чёрт бы тебя побрал! Даже на каникулах! Я же не заставляю тебя рисовать карту всего острова, блин!..
Она вытащила табуретку из-под стола и уселась за пианино. Она подняла крышку и удивилась надписи на английском: «Life is music». Она встряхнула головой, принимая это приглашение, и начала играть. Поскольку они оказались в пабе, где публика была намешана из разных стран, она сразу отбросила классическую музыку и выбрала джазовое произведение. По памяти она начала играть произведения St. Germain, пытаясь импровизировать сразу во всех жанрах, создавая попурри из немцев, испанцев, американцев и немножко японцев. На ходу она схватила бейсболку у какого-то проходившего мимо мальчика. Ей даже принесли пиво, а она пыталась хоть как-то преодолеть эмоции, застенчивость и стыд от такого выступления на этом пианино, у которого то и дело проскакивала фальшивая нота. В заключение, чтобы добавить немного достоинства своему жалкому выступлению, она решила поддаться и исполнить произведение Тони Скотта. Она считала его величайшим итало-американским джазистом, которого страна его происхождения игнорирует по глупости. Кто знает, вдруг кто-то из присутствующих оценил бы её столь изысканный выбор.
Она сыграла всего по чуть-чуть и закончила свой шутливый концерт «Музыкой для дзен-медитации». Раздался шквал аплодисментов. Все по очереди подходили к пианистке, дружески похлопывая её по спине в знак признания. Кто-то предложил ей ещё пива. Когда София попыталась вернуть бейсболку мальчику, он начал быстро махать руками и трясти головой: «No, no… It’s yours, it’s yours». И, улыбаясь, пожал ей руку.
В конце концов София толкнула Андреа:
– Вот видишь, что ты наделал?
– Ты была великолепна. Я уже поговорил с владельцем бара. Если будешь давать по два концерта каждый вечер, то тогда у нас окупится отпуск!
– Дурак!
Развеселившийся Андреа обнял её. Он был так удивлён тому, что София, привыкшая давать концерты по всей Европе, играющая вместе с Шайи, могла стесняться, играя перед какими-то полупьяными туристами в крошечном греческом баре. Но такова она была. Её внезапные вспышки гнева и её капризный характер: то она была нежной и милой куколкой, то вдруг женщиной, страстной и дикой. И её шаловливый и слегка пьяный вид заставил Андреа подумать, что сейчас как раз был период, когда в ней проснулась страстная женщина. Они незаметно ото всех выскользнули из бара, пока все фальшиво горланили что-то под музыку, которую она только что для них сыграла, запивая всё это пивом из почти пустых пинт в атмосфере полной эйфории.
Андреа и София оказались на пляже невдалеке от порта. София сняла туфли и шла, наступая на маленькие медленные волны, которые море накатывало на берег, разбрасывая светящийся и тут же угасающий планктон.
Она наклонилась и набрала немного воды в пригоршню:
– Смотри…
Странные крошечные светящиеся создания оказались в её маленьком водоёме. София бросила их обратно в море. Чуть позже они оказались на полоске пляжа, лежащего под скалами. Луч маяка проскользнул прямо по их головам, освещая весь остальной пляж. Андреа приподнял её платье, снял трусики, расстегнул свои штаны и тут же вошёл в неё. Они медленно занимались любовью, их рты наполнялись солоноватым воздухом, кожа казалась мягкой и тёплой. Ночь окутывала их, они никуда не торопились. Они только желали любить друг друга, и всё у них было впереди…
Всё было впереди…
София поднялась и пошла на кухню:
– Я хочу приготовить салат. А ещё я взяла немного тунца, чтобы пожарить на гриле, ты будешь?
Андреа немного расстроился. Он рассказывал кое о чем, но он решил не заострять на этом внимания:
– Да, конечно… Только не сильно зажаренного!
София вошла на кухню, открыла холодильник, отыскала салат и тунца и вытащила их. Она включила плиту и поставила на неё сковородку-гриль. Всё было впереди…
Тем вечером, после того как они занялись любовью, они разделись и прыгнули в воду, а затем бегали друг за другом, потому что София, выйдя из воды первой, украла его одежду:
– Вот тебе за то, что заставил меня играть! Будешь знать! Домой пойдёшь голый как червяк!
Но Андреа догнал её, поднял в воздух и опрокинул прямо на песок. Голую и всё ещё мокрую. Привыкнув играть в регби и приложив к ней такую же силу, он с лёгкостью проделал это.
– Ай, мне больно!
– Недорогая…
– Сам ты дорогая! Я же тебе не регбист!
И вечер кончился их спором. На следующий день у него на лице красовался след от укуса, а у неё был синяк на левом бедре. Но вскоре, будучи заложниками этого прекрасного острова, они помирились самым лучшим из способов.
Теперь та жизнь была далеко. Тунец уже прожарился с одной стороны. София взяла вилку и быстро перевернула его на сковородке. Она вздохнула. Как будто бы тех двоих никогда не существовало. Среди дыма и запаха жареного мяса она почувствовала себя разбитой.
Прошёл уже час с тех пор, как приехала «скорая помощь». Последняя медсестра, которая вышла из операционной, сказала, что ничего не знает. Может, она просто не могла ничего сказать. Софии хотелось биться головой об стену, а ещё лучше – бить стекло голыми руками. Ей не хватало воздуха, она сходила с ума. Она начала ходить взад и вперёд по коридору, открыла одну дверь, затем другую. Она продолжала бежать из одного коридора в следующий. Когда она доходила до последнего, ведущего во двор, то разворачивалась и шла обратно.
Прошёл ещё час. Светало. Вдруг, открыв дверь в очередной коридор, она очутилась перед входом в часовню при больнице. Она медленно вошла, ступая на цыпочках. В первом ряду сидела пожилая монахиня, согнувшаяся чуть ли не пополам. Она молилась в тишине, возможно, возносила Господу свою просьбу, а может, на автомате повторяла «Аве Мария» или «Отче наш». Для Софии же это всё было вновь. Со временем она отдалилась от церкви без особой на то причины. Так случилось. Раз, и всё, как бывает – окончили школу и больше не друзья.
Первые лучи дня расцветали на больших витражах церкви. Белые стены капеллы разукрасились в фиолетовый, голубой и лазурный. С этим рассветом София поняла, что ей снова нужен кто-то, хотя бы Господь, кто был бы рядом, кто услышал бы её молитвы. Она встала на колени в последнем ряду, закрыла лицо руками и начала молиться. Она начала издалека, словно продолжила разговор, начатый много лет назад, оправдывая свой уход, прося прощения: «Прости меня, что я так внезапно исчезла без какой-либо причины, что не предупредила тебя». И ей показалось, что она услышала ответ. Её тихий монолог превращался в диалог, словно какой-то великодушный и добрый человек всё понял, проникся всем, что она говорит, и в каком-то смысле оправдал её. «Теперь я знаю, что возвратиться сюда только из-за того, что произошло, это трусость…» София подняла лицо и взглянула вперёд, поверх алтаря, на изображённого Христа. Казалось, он смотрит на неё. «Но я прошу Тебя, помоги мне, я не знаю, к кому ещё обратиться. В это мгновение миллионы людей молятся Тебе, прося о своих заботах, но я прошу Тебя, обрати внимание на меня и Андреа. Я готова на всё. Я отрекусь от всего, если Ты так скажешь, если он выживет».
И вдруг заиграла медленная музыка, несколько нот «Аве Марии». Она продолжала играть, тихо, едва различимо, но для Софии это был тот самый знак свыше. Тогда она закрыла глаза и хотела заплакать, но поняла, что только предложение должно идти с её стороны. «Да. Я перестану играть, если он выживет». Она не знала, что ещё добавить. Ей казалось это огромным отречением. Вдруг став какой-то спокойной, она встала с колен. Пожилой монахини больше не было, и музыка прекратилась.
Она пошла назад по всем коридорам, пока не очутилась перед операционной. Она села на сиденья и стала ждать. В шесть пятнадцать хирург, оперировавший Андреа, вышел из палаты, опустил маску и направился прямо к ней. Наверное, он предполагал, что возле операционной его будет ждать девушка. Он шагал медленно, был очень уставшим и вымотанным, а его взгляд не предвещал ничего хорошего. София увидела его, его лицо, и ей показалось, что она умирает.
Только когда он подошёл ближе, то улыбнулся ей:
– Он выкарабкается. Нужно время, но он поправится.
Тогда София согнулась и заплакала. Крупные слёзы катились по её лицу, измученному усталостью, напряжением, чувством вины. Она уже видела, как кончилась её жизнь вместе с жизнью Андреа. Хирург обнял её. Она вышла из больницы и шла по рассветной улице, ни разу не усомнившись, что её услышали. С тех пор она больше не играла.
Только в следующие дни она поняла, каким длинным и сложным будет этот путь. Андреа парализовало. Он больше не мог ходить. У него случился перелом нижних позвонков, затронувший костный мозг, из-за чего отнялись ноги. Она вспоминала лик Христа, нарисованного в маленькой больничной часовне. Она задавалась вопросом, было ли достаточно того, что она отказалась от фортепиано, слышал ли Он когда-нибудь, как она играет, знал ли Он, от какой страсти, от какой невероятной любви она отказалась, чтобы спасти Андреа.
– Э, ну я же просил не сильно прожаренную! Из кухни валит дым!
Голос Андреа вернул её в настоящее. Восемь лет спустя после того вечера. Немногое изменилось.
– Ты прав, дорогой! Прости! Я мыла салат и не заметила! Убираю с огня!
Чуть позже она села возле кровати, приготовила поднос с едой, поставила пластинку, подходящую к тому вечеру, – спокойные произведения Дайаны Кролл. София любила такую музыку, а Кролл была одним из её самых любимых авторов. Они ели друг напротив друга.
Андреа был в хорошем настроении и принялся шутить про тунца:
– Прожарить больше просто невозможно…
– Да, ты прав, прости. Я же сказала, что задумалась.
– Наверное, в твоей голове вновь раздалось… – Андреа с намёком поднял брови, – слово «опьяняющий»?
София прыснула:
– Нет, дурак!
Андреа вытер рот, положил салфетку на кровать рядом с собой и посмотрел ей в глаза:
– Мне кажется, что ты мне чего-то недоговариваешь.
– Почему? – София тоже вытерла рот салфеткой, но на самом деле она попыталась спрятать лицо. Она покраснела. Она знала, к чему клонит Андреа.
Он был серьёзен:
– Ни разу после аварии ты не была настолько страстной.
– Неправда.
– Правда. – Андреа опустился на подушку позади себя, – Ты кого-то встретила сегодня.
Она рассмеялась. Она всеми способами пыталась его убедить:
– Я уверяю тебя, что нет. Я встретилась с кучкой детей и с Олей. Если ты думаешь, что это они, как ты говоришь, меня опьянили, то, похоже, я извращенка…
София подумала, что она ещё может спасти ситуацию. Надо было просто сказать «нет».
Она вновь посмотрела ему в глаза, на этот раз серьёзно:
– Андреа, я тебя уверяю, нет, я никого не встретила.
В общем-то её поведение было довольно убедительным. Андреа глубоко вздохнул, взял салфетку и продолжил есть салат.
– Ты была такой странной. Как будто это была вовсе не ты.
София почувствовала себя увереннее и решила пошутить:
– Теперь я ревную. Эта девушка тебе больше понравилась?
– Нет, – Андреа смотрел на неё, – но я испугался. Ты как будто бы гналась за жизнью, как будто бы хотела быть далеко отсюда.
София отложила приборы:
– Андреа… Я просто хотела заняться с тобой любовью. – Она вздохнула. – Ни о чём другом не могла думать. Это плохо?
– Прости. Просто я привязан к этой кровати, не знаю ничего дальше этой двери, я не знаю, куда ты ходишь, с кем видишься.
– У тебя те же тревоги, что и у тысячи других мужчин, которые, несмотря на то что не попадали в аварию, имеют рядом с собой прекрасную и желанную женщину… – София встала и начала собирать тарелки. – Не тормози!
Андреа остановил её, взяв за руку:
– Ты права. Прости.
– Ничего. В следующий раз сбавлю порыв.
И она ушла на кухню.
– Да не-ет, не надо… Я же пошутил…
София сложила тарелки в раковину, открыла воду, подождала, когда та нагреется, и начала мыть посуду. На мгновение она вспомнила эту руку, схватившую её прямо на лестнице у церкви. «Почему ты убегаешь? Погоди…» Этот мужчина. Он остановил её, улыбнулся ей. Она до сих пор чувствовала его прикосновение. Сегодня она занималась с ним сексом, она желала его прикосновений, трогала его, взяла его в рот, она была сверху и кончила вместе с тем мужчиной. Вода стала слишком горячей, и она открыла чуть побольше холодной. Впервые в жизни она изменила Андреа, даже если это произошло только в её мыслях. И впервые за десять лет она солгала ему. Что-то в этот момент сломалось.