Человек с железным оленем

ГЛАВА 2. ГОРОД "ТРЕХ БРАТЬЕВ"

– ГЛЕБ, приготовиться к встрече с Тремя Братьями! — вечно улыбающийся Серафим Вахомский, приложив к глазам ладони трубочкой, искал с помощью этого своеобразного "бинокля" что-то у входа в бухту. — Вот они!

Глеб, разглядывавший возвышающуюся справа на обрыве белую башню маяка, оглянулся. Вблизи берега из воды выступали три высокие остроконечные скалы. Они разнились только размерами — настоящие каменные братья. Далеко в глубине бухты, на заснеженном, круто поднимающемся в сопки берегу чернели домики.

"Петропавловск-Камчатский, портовый город, является административным, культурно-хозяйственным центром округа, с единственным на Дальнем Востоке незамерзающим, защищенным от ветров портом", — процитировал Сима. Перед отъездом на Камчатку он в Ленинграде запасся справочником и сейчас сыпал по всякому поводу цитатами из него: — "Население города: мужчин 765, женщин 425, лиц обоего пола — 1.190". По-моему, тут больше, а Глеб?

В глубине бухты, на заснеженном, круто поднимающемся

в сопки берегу, чернели домики…

Деревянная пристань, устроенная в маленькой бухте-"ковше", усыпана народом. Слышны приветственные выкрики, переливы гармошки, смех, гомон. Одни от избытка чувств машут платками, другие сосредоточенно пробираются поближе к краю пристани. Пароход — это письма, товары, новости. А главное, новые люди, те, что стоят сейчас на палубе стеной возле борта и жадно рассматривают незнакомый берег, шумную пеструю толпу.

Еще десяток минут — загремел якорь, заскрипел трап — и два потока людей смешались.

К Глебу и его товарищам подошли военные с зелеными петлицами:

– Вы не к нам?

– Нет, мы демобилизованные.

– Все равно, пойдемте, расскажете, что там на материке. Пообедаем заодно,

Казарма пограничников тут же, возле берега. Выше — главная улица, Ленинская, на ней всего лишь один двухэтажный дом, бывшая резиденция камчатского генерал-губернатора. Гуще строения между Никольской и Петровской сопками, заросшими снизу доверху березняком. Ряды складов с цинковыми волнистыми крышами.

За Никольской сопкой поблескивает большое озеро, отделенное от моря узенькой намывной косой, а еще дальше высится дымящаяся зазубренная вершина Авачинского вулкана.

По скрипучему деревянному тротуару подошли к казарме пограничников. Рядом с ней — физкультурный городок. Всюду порядок, чистота.

– Велосипедисты у вас есть? — поинтересовался Глеб.

– Во всем городе один велосипед, — рассмеялся пограничник.

***

– Демобилизованные красные командиры из Ленинграда. Пожелали на Камчатку, — представились назавтра председателю окрисполкома четыре друга. — Вот наше направление и проездные документы.

– Что ж, товарищи, вы очень кстати. Включайтесь, как говорится, с ходу в строительство самого срочного объекта– городской электростанции.

В самом деле, небольшая, мощностью всего в пятьдесят киловатт, электростанция была для Петропавловска, в ту пору насчитывавшего лишь двести пятьдесят домов, подлинной новостройкой. До нее электричество имелось только на радиотелеграфе.

Пока плотники возводили здание, демобилизованные заготавливали в лесу дрова, а позже включились в электромонтажные работы. Травин взялся за главный щит, а его друзья тянули уличную и внутреннюю проводки. Другая бригада устанавливала двигатель, маховик которого, кстати сказать, везли от порта до электростанции на сорока собаках — основном городском транспорте.

Зимой Петропавловск тих. Пароход, доставивший Глеба "со товарищи", забрал на материк большинство любителей длинного рубля. С советизацией Камчатки (выборы Советов вместо ревкомов начались тут только в 1925–26 годах) масштабы деятельности разного рода ловцов удачи, скупщиков пушнины, браконьеров, торговцев резко сузились. Дали по шапке и иностранным гражданам, имевшим на полуострове имущественные и прочие, выражаясь дипломатическим языком, "интересы". Из 275 иностранцев в округе осталось всего одиннадцать.

Забурлила общественная жизнь. В Петропавловске организовалось краеведческое общество со столь широкими задачами, что его можно смело назвать колыбелью многих научных учреждений, работающих сегодня на Камчатке. В обществе были отделы историко-этнографический, экономический, естествознания и географии, даже отдел социологии. Ему же принадлежал музей с краеведческой библиотекой. Была создана сейсмическая станция — первая на северо-востоке страны. Краеведы завязали связь с Академией наук, с геофизической обсерваторией Дальнего Востока, начали геологические изыскания. Это было общество энтузиастов, патриотов далекого края. Оно включало 150 действительных членов и 40 членов-корреспондентов, раскиданных от мыса Лопатки до Чукотского "носа" и далее по полярному побережью до самой Чаунской губы, — в те годы вся эта огромная территория входила в Камчатский округ.

Не удивительно, что Травин через несколько дней после прибытия в Петропавловск зашел в музей — главную резиденцию общества.

– Прошу записать меня в отдел естествознания и географии, — обратился Глеб к подвижному брюнету, члену правления общества Слободчикову.

– Ознакомьтесь, пожалуйста, с нашим письмом, — протянул тот областную газету "Полярная звезда".

"Открытое письмо ко всем культурным работникам об участии в изучении края, — пробежал Глеб первые строчки. — Основной задачей общества является распространение знаний о Камчатке, вовлечение широких масс населения в дело познания и изучения производительных сил Камчатского округа"… — Извините, я это читал, вот и пришел "вовлекаться"…

– Тогда отлично, — кивнул Слободчиков. — Сейчас закончу с подсчетами. Казначеем, понимаете ли, выбрали.

– У нас своего рода кооперация в вопросах финансирования научной работы, — продолжал спустя некоторое время казначей. — Окрисполком, Наркомпрос, Акционерное камчатское общество — АКО, но главный ресурс — инициатива…

Вскоре молодые строители электростанции стали своими людьми и в комсомольской ячейке. Молодежь горячо обсуждала будущее Камчатки. Правда, не всегда мечты становились явью, и вместо строительства транскамчатской железнодорожной магистрали, поднятой над тундрой с помощью эстакадного полотна, о которой мечтал Барболин, приходилось пока срывать лопатами косогор в конце главной улицы. В этом месте намечалась городская площадь.

Будущее будущим, но Глеба, если говорить по совести, на молодежных собраниях очень заинтересовало и "настоящее" — высокая черноволосая девушка с выразительными, хотя и несколько грубоватыми, чертами лица. Он узнал ее имя — Вера Шантина, дочь смотрителя Петропавловского маяка. Ему теперь не раз снилась отвесная скала с белой башней, мимо которой он проплывал осенью на "Астрахани". Там живет она и сюда не боится одна за двадцать километров на лыжах приходить. Боится!.. Вера — делегат первой камчатской конференции комсомола. Всезнающий Сима сообщил, что у нее с отцом бывают крупные ссоры "по поводу политических разногласий". Глеб, легко сходившийся с людьми, в присутствии этой девушки как-то деревенел, или, по характеристике товарищей-электриков, становился похожим на столбовую траверзу…

А электрические дела подвигались хорошо. 18 марта 1928 года состоялся пуск первой на полуострове коммунальной электростанции. Вспыхнули огни в домах на трех улицах, на Ленинской — даже матовые уличные фонари. Этот день стал настоящим праздником. Демобилизованным воинам-ленинградцам и всем другим строителям горожане воздали должное.

– Конечно, пока наша электростанция работает на дровах, но скоро переведем ее на нефть, — толковал Михаилу Быстрову "нефтяной бог" — охотник Скурихин. Со своим дружком Вороновым он обнаружил еще в 1921 году в Кроноцком заповеднике, на восточном берегу Камчатки, нефтяной источник и застолбил это место с намерением создать "нефтяную кампанию". И в самом деле, "ключом" уже интересовались различные геологические инстанции.

Михаил Быстров, намеревавшийся специализироваться на поисках золота, прослышав о камчатской нефти, увлекся ею и твердо решил к лету с первой же геологической партией направиться на разведку.

18 марта 1928 г. состоялся пуск первой на полуострове

коммунальной электростанции. (В центре Г. Травин)

– Нефть, она, понимаешь, лучше дров, — продолжал изрекать охотник, дыша водочным перегаром в лицо задумавшегося молодого геолога…

"Ее же можно по трубопроводу качать, порт-то всего один — Петропавловск", — думал свое Быстров.

– Но ключа нашего мало. Залежь надо искать, — бубнил Скурихин. — По-научному, "структуру". Во! — многозначительна заключил он…

Электричество горело в ту ночь до рассвета, и молодежь, словно под новый год, то танцевала и веселилась в маленьком клубе "Коминтерн", то выходила на Ленинскую, где сияли фонари. До них можно рукой достать, провода лежат чуть не на сугробах, наметенных мартовскими пургами. Посередине улицы "место дороги лоснилась укатанная лыжня, чуть в сторону — и провалишься по пояс, а то и по шею. Но сегодня в этой пуховой снежной обочине перебывали почти все. Играли в снежки, шутили, смеялись. Меньше в этой кутерьме досталось Глебу, так как при медвежьей силе он обладал еще и мгновенной реакцией, успевал отражать нападения.

На пути к дому Глеб встретил группу девушек, в центре которой стояла на лыжах Вера. Девушки громко спорили.

– Куда тебя несет под утро? Переночуешь и уйдешь. Была бы нужда… Глеб, проводи ее, — закричали они, заметив Глеба.

– Я, пожалуй, готов, — смущенно согласился молодой человек.

– Идите быстрей за лыжами, — косвенно приняла предложение Вера.

***

Зимой все спортивные занятия у Глеба сводились к катанию на коньках. А лыжи, считал он, чисто охотничий инструмент. Правда, на Камчатке он уже успел порядочно походить на них. Улицы регулярно заметали пурги. Чтобы перебраться из дома в дом, рыли траншеи. Кое-где эти ходы сообщения переметало сверху, и тогда они превращались в туннели. Короче, без лыж в это время года в Петропавловске не обойтись, в каждой семье их по несколько пар. В этих условиях Глебу казалось, что он лыжник не хуже других. Однако сейчас ему пришлось произвести переоценку своего умения.

Упруго переступая ногами и чуть помогая палками, девушка без малейшего напряжения брала подъемы, обходила рощицы, по отдельным камням перешагивала через незамерзающие ключи. Уже давно миновали радиостанцию, ее высокие мачты чуть темнели на фоне бледного предутреннего неба.

– Перевалим Сапун-гору и станет легче, — обернулась Вера.

– Спасибо за внимание, — буркнул Глеб. Ему было обидно, что девушка поняла его состояние. Он не то чтобы устал, просто тяжело с непривычки держать такой темп по лесистым косогорам. Глеб часто терял из виду фигурку девушки и нагонял ее, не столько надеясь на искусство езды, сколько на силу рук, тратя попусту много энергии. Надо полагать, его пыхтение и донеслось до Веры.

Лыжня, четкая и твердая, как тропинка, блестит под светом луны. Пересекая ее, лежат кривые тени деревьев. Чуть поскрипывает снег.

– Вера, вы давно на маяке живете?

– Как с Командорских островов приехали. Мне тогда десять лет было.

– Вы отлично на лыжах ходите!

– Да?..

– Знаете, о чем я хочу спросить?

– Конечно, знаю, — рассмеялась девушка. — Умею ли я ездить на велосипеде. Вы всех об этом спрашиваете.

Но Глебу не до обиды.

– Да нет, не смейтесь. Что если провести в Петропавловске соревнования по лыжному спорту и конькам? По всем правилам, мужские и женские.

И кто его знает, как получилось, только темп движения резко упал, и молодые люди толковали о соревновании столь детально, что, когда подходили к маяку, уже вставало солнце. Облитая лучами белая башня казалась невесомой, Скала под ней будто исчезла, а океанские волны, наступавшие издали, громыхали прямо у массивных стен.

Рядом, занесенный до крыши, дом смотрителя. Отрыты только окна да двери и проложена тропинка к маяку.

– Пойдемте, наши уже встали, — пригласила девушка. — Если хотите знать, по-камчатски будет даже неучтиво — уехать, не зайдя в дом, не поделясь новостями. Так что вам теперь деваться некуда. С отцом познакомитесь.

Высокий бритый старик с седыми густыми бровями, положив очки на раскрытую книгу, поднялся из-за стола.

– Шантин Иван Иванович, смотритель сего маяка, — сказал он, оглаживая потертый френч. — С кем имею честь?..

– Командир взвода запаса Глеб Леонтьевич Травин, — столь же церемонно представился Глеб.

– Откуда прибыли, Глеб Леонтьевич, в места столь отдаленные?

– Из Ленинграда.

– И по причине?

– Будет, отец, допрос-то чинить, — вышла из-за занавески старушка с самоваром. Она была противоположностью мужа — небольшая, круглая, очень моложавая брюнетка. — Сначала чаем угости.

За столом разговор, и верно, пошел душевней. Говорил в основном Иван Иванович. Это был интересной судьбы человек, патриот Камчатки. Занимая в молодости спокойную должность смотрителя морского госпиталя во Владивостоке, он, неожиданно для всех сослуживцев, уехал с гидрографической экспедицией на Камчатку и пожелал остаться служить в этом краю, но уже по гидрографическому ведомству. Участвовал в обследовании острова Беринга и прожил там несколько лет с семьей.

– Условия, спрашиваете? Могила сына-первенца осталась. Единственный железный крест на всем острове. Вот здесь уже полтора десятка лет смотрительствую. Сейчас бумаги привожу в порядок. Ухожу на пенсию. Хватит, пусть молодежь это дело поведет. Мы-то раньше: сразу и смотритель, и фельдшер, и метеоролог, и гидрограф. На Камчатке по-другому и нельзя было. Где специалистов взять? Да и дешевле. А теперь пора разделить задачи… Камчатке повезло, умные ученые сюда приезжали. Крашенинников ведь просто "одиссею" камчатскую закатил, скорее — энциклопедию. А доктор Слюнин?.. И чего бы ему браться за перо? Послало министерство финансов экспедицию в Охотско-Камчатский край, прикомандировало к ней врача Слюнина. Ну, и лечи. Так он два тома блестящего исторического, экономического и этнографического материала написал. А Комаров, один из организаторов нашего музея! Вы только посмотрите, — старик, разгорячившись, по-молодому подскочил к книжному шкафу и стал выдергивать толстые в кожаных переплетах тома. — Вот богатства… Но вглубь Камчатки, в недра, еще не заглядывали. А ведь здесь Урал! Железо, уголь, золото, медь… Пойдемте в кабинет, покажу образцы.

Обратная дорога в город показалась Глебу совсем легкой. Он шел, занятый мыслями. Так вот почему Вера, окончившая всего лишь семилетку, знает, пожалуй, больше его. С таким отцом поневоле образование получишь.

А девушка она славная. Все у нее просто, по-товарищески… Соревнования надо обязательно организовать. Это — начало спортивного коллектива. Чем Вера не спортсменка?

***

Вскоре на льду замерзшей в этом году до самых Трех Братьев Авачинской бухты образовался хороший каток. Желающих кататься оказалось очень много, а коньков нет. На базаре появились "снегурочки" конструкции местного кузнеца. Изделие предприимчивого кустаря пошло нарасхват. При клубе открылась секция гимнастов. Почти каждый выходной устраивались лыжные и стрелковые соревнования. Глеб был одним из организаторов и непременным участником всех этих спортивных дел.

Однажды жители Петропавловска увидали своего электрика на велосипеде. Глеб катил по центральной улице, по лыжне, превратившейся к весне в ледяную тропинку. Машину он приобрел у жившего в городе японца-парикмахера. Тот очень обрадовался неожиданному покупателю.

Велосипед низенький, чуть не детский, седло пришлось выдвинуть до отказа. Но Глеб не замечал неудобств. Истосковавшись по любимой машине, он раз за разом объезжал город, собирая стаи собак.

Покупка не была случайной. Шутливое замечание товарищей, тогда на пароходе, о том, что он "мечтает о кругосветном путешествии на двух колесах" было правдой. Для того, чтобы понять, как возникла у Травина идея подобного путешествия, нам придется вновь вернуться в Псков.

1923 год. Глеб — студент Псковского института народного образования. Учится и работает инструктором в губернском союзе охотников. Приняли его в союз из-за того, что организовал в городе клуб юных охотников-следопытов. Цель: не только научиться владеть оружием, но и познать природу края. В экскурсиях, иногда довольно продолжительных, у ребят вырабатывались выносливость, неприхотливость к пище, смекалка. Для члена клуба считалось законом — уметь в лесу, на реке ли добыть пищу, дичь или рыбу, найти съедобные коренья, ягоды и приготовить обед на костре, без кастрюль и сковородок.

Энергичного инструктора выдвинули делегатом на Всероссийский съезд охотников, который состоялся в 1923 году в Москве.

– Двужильный! — удивлялись Травину преподаватели и товарищи, не подозревая, как близки к истине. Глеб был на диво крепкий парень, гиревик и гимнаст, великолепный пловец. Он приучил тело к поздним осенним купаниям и не знал, что такое простуда.

В этой поездке в Москву Травин приобрел свой первый велосипед. Купил случайно в нэпманской комиссионке. На ободранной раме, на колесах, на сумке машины — всюду назойливо пестрело иностранное название фирмы — "Лейтнер".

Велосипед! Мечтал о нем с детства. Тогда это казалось чем-то волшебным: никель, яркая окраска, педали с металлическими носками для обуви, длинный сверкающий гудок с резиновой грушей, большущий красный насос, фасонные рогульки ручных тормозов. Кожа на седле и на сумке лакированная. А на педальной оси даже подножка для посадки. Не хочу — поедешь!

– Отныне другого транспорта не признаю! — заявил Глеб друзьям после первой дальней поездки по охотничьим угодьям.

Как инструктор губернского союза охотников он исколесил всю Псковщину. Буксовал на размытых дождями проселках, совершал кроссы по лесным чащобам, где каждый сук норовит кольнуть, схватить тебя за воротник, каждый корень бросается под колеса, чтобы остановить, сбить, запутать… А болота, а илистые, заросшие осокой речушки…

Но чем труднее, тем упорнее желание — победить! Так воспитывается воля. Именно в этих поездках и родилась у Глеба мысль — совершить дальнее путешествие на велосипеде. Может быть, вокруг света?.. А почему бы и нет! Писал же "Псковский набат" о каком-то "Летучем голландце", проделавшем велосипедное турне по Европе. Глеб хорошо запомнил фотографию полуобнаженного человека. Черное трико, какие-то позументы… Артист!

Нет, велопробег — это не цирковой номер. Это настоящий большой спорт.

Постепенно вырисовывался и маршрут. Старт — в Пскове. Затем — через всю страну до Чукотки. Прыжок через Берингов пролив на Аляску. Дальше — Северная Америка — Африка — Австралия — Япония — Владивосток. И снова по родной стране. Финиш — в Москве.

Планом задуманного путешествия, напоминавшего по очертанию виток грандиозной спирали вокруг земного шара, Травин поделился с товарищами по клубу. Мнения резко разошлись. При всем уважении юных натуралистов к вожаку многие маршрут оценили как фантастический, в особенности его этапы, проходящие через Камчатский полуостров, Чукотку и Аляску.

– Дорог нет, питаться нечем. А холода?.. Ведь не Псков, а Арктика!

– Здорово раздраконили, — признавался Глеб. — "Не Псков, а Арктика" — исключительно сильно звучит. Только зря, друзья, обижаете родной город. "Младший брат господина Великого Новгорода", вот как уважительно называли его в старину. Хотите знать, Псков — арктический порт! Да, да, это порт Белого моря. С Беломорья еще в одиннадцатом веке через карельские волоки доставляли соль в наш город, а отсюда она уже расходилась по всей России… А именем какого полярного исследователя назван один из самых северных и труднодоступных островов? — Фердинанда Врангеля, родившегося и выросшего в Пскове. Мы, пскобские, все можем, — так весело закончил тогда Глеб панегирик в честь родного города.

Решение твердо. Каждый свободный час теперь уходил на тренировки, на изучение автомотора, электротехники, слесарного дела. Последнее делалось по двум причинам: во-первых, чтобы не застрять где-либо в пути из-за неисправности велосипеда и, во-вторых, решало в какой-то степени вопрос о средствах. Глебу подвернулась книжица "Без гроша в кармане", в которой давалась подробная консультация, как вести себя путешественнику, если у него сложилась ситуация, обозначенная в заголовке. Оказывается, нужно владеть несколькими ходовыми специальностями, Они — верное средство для случайных заработков. Спорт смен знал, что общество охотников не в состоянии выделить ему необходимую для кругосветного путешествия сумму, поэтому совет книги не оставил без внимания.

Занялся он еще изучением модного тогда эсперанто — универсального международного языка. Язык удобный: алфавит латинский, но букв меньше. Запас слов нужен небольшой, что-то около тысячи корней. Узнать эсперантиста просто — носит зеленую пятиконечную звездочку с надписью "эсперанто". Увидишь такую эмблему у кого-либо на груди в любой стране — подходи и разговаривай.

К его ежедневным поездкам в любую погоду в городе быстро привыкли, и они не вызывали особого внимания. Разве что у машинистов паровозов… Глубокой осенью Глеб перенес тренировки на шоссе, проложенное параллельно железнодорожному полотну. Машинисты, заметив велосипедиста в трусах и в майке, мчавшегося под дождем, а то и под снегом наперегонки с поездом, выражали изумление продолжительными гудками…

Вероятно, этот 1925 год и был бы стартовым, но вышло по-иному. Однажды в институт пришел работник городского военкомата.

– Товарищи, у нас есть одно место на краткосрочные курсы командиров запаса Красной Армии. Сами понимаете, нужен активист и чтобы физически был подготовлен. Могли бы вы предложить кандидатуру?

Вся группа студентов, словно сговорившись, обернулась к столу, за которым сидел Глеб.

– Травин!

– Товарищ Травин, зайдите завтра в горвоенкомат, поговорим.

Через девять месяцев Глеб уже командовал взводом в 33-м стрелковом полку имени Семена Бескова, расквартированном в Ленинграде на Малой Охте. Но от мысли о путешествии он не отказался, менялись только сроки.

Поездка на Камчатку изменила и место старта: теперь он должен состояться в Петропавловске-Камчатском. И вот через два года снова начались регулярные тренировки, теперь уже не на шоссе, а на нартовых дорожках и даже на льду Авачинской бухты. В выходные дни Глеб выбирался еще дальше, за город, на весенний наст. Его спортивный костюм день ото дня становился легче: короткие штаны из "чертовой кожи" и куртка.

Да, но где же другие восковцы, чем они заняты? Михаил Быстров, пристроившись к охотникам, отправился на Кроноцкий, чтобы воочию убедиться в существовании нефтяного источника. Вася Барболин и Серафим Вахомский учились на курсах мотористов: с открытием навигации АКО ждало первые рыболовные катера, а кадров не было. Уральский железнодорожник Барболин с радостью взялся овладевать техникой нового для него морского транспорта, а у Симы были колебания. Вахомский мечтал пойти вместе с Глебом в велосипедное путешествие. Да и Глеб видел в Симе подходящего товарища: ленинградец был находчив, обладал острым глазом и литературным пером. А какое же путешествие без летописца?

Но получилось так, что эти же качества привлекли к Вахомскому внимание окрисполкома, точнее работника финансового отдела Михаила Гавриловича Аристова. Решающая беседа произошла случайно.

Дело было в клубе. Только что закончилось выступление "живой газеты", в которой критиковались пороки как международного, так и внутригородского масштабов. Артисты ушли за кулисы переодеваться. Скрипач Семенов, толстый и томный, начал вальс "Кисаньку". Пары закружились.

– Здравствуйте, гоэлровцы! — Аристов, среднего роста плотный мужчина, пожал друзьям руки. — Говорят, в путешествие собираетесь. Я вот тоже одно время чуть было не укатил.

– Куда?

– В Австралию. Да, да, в Австралию, — подтвердил он, заметив недоуменные взгляды. — Очистили мы в двадцать третьем году Дальний Восток от интервентов. Мировая революция, вижу, задерживается. Что делать? Свет неплохо бы посмотреть. Для начала выбрал Австралию. И знаете, уже визу во Владивостоке добыл, ждал попутного парохода. Да встретился случайно с товарищем по партизанскому отряду. "Ты что, — говорит, — Советскую власть завоевывал, чтобы потом у австралийских буржуев батрачить?" И пошел меня честить. "А может, тебе горы шерсти и золота понадобились?" А на чорта мне золото, просто мир поглядеть охота. В общем, пошли мы с ним к только что назначенному председателем Камчатского окрревкома товарищу Вольскому. Рассказали, кто мы такие, об Австралии, конечно, умолчали и с первым пароходом — сюда. Приехали, нас уже ждут. Денежную реформу проводить надо, менять всю валюту на полновесные советские деньги. На Камчатке тогда ходили и доллары, и английские фунты, и японские иены, и царские бумажки. Вручили мне двадцать два мешка с серебряными монетами — полтинниками, рублями, гривенниками. Каждый мешок больше пуда. Дали инструкцию, как менять, и отправили с нартовым обозом. Так я вместо Австралии на мыс Африка попал, что на нашем восточном побережье, — улыбнулся рассказчик, — А сейчас большое дело заворачивается с кооперацией. По боку даем американским купцам. По этой линии нам в отдел требуется уполномоченный, деловой парень, честный, чтобы жулика насквозь видел, а главное — с народом умел поговорить. Как, товарищ Вахомский, смотришь? Ты, по-моему, подошел бы…

Спалось друзьям плохо. Серафиму предложение очень понравилось, но ведь Глеб тогда останется один. Переживал и Глеб…

***

Весна в Петропавловске не бурная: сугробы становятся ноздреватыми, садятся, садятся — и вдруг проглянет земля. Снег отступает в горы, а следом за ним бежит юная зелень. Деревья, особенно березы, еще долго стоят нагие, Но когда настанет пора — конец июня — зеленый шатер зашумит по всем сопкам, раздолам, по берегам. И пусть эта пора захватит березку со стволом еще окруженным снегом, все равно такая березка зазеленеет, откликнется на зов поздней но верной камчатской весны.

Если подняться на сопки, окружающие с востока Петропавловск, то окажется, что между ними раскинулось плоскогорье с редким парковым лесом, высоченной сочной травой, с родничками. Это любимые места гуляний Веры и Глеба. Девушка, сильная, гибкая, поднималась по крутизне, словно под ногами были не скалы и осыпи, а асфальт. Она, как коза, прыгала с камня на камень, перебираясь через потоки. А поднявшись наверх, сразу же мчалась к какому-то, только ей ведомому роднику напиться.

Глебу нравилась вдохновенная порывистость Веры. Сам же он казался себе прозаично-обстоятельным…

Наклонившись над крошечным озерцом, образованным родниками, они пили, пили, ловя в водяном зеркале отражение лиц, глаз друг друга. Глеб, придерживая девушку, положил руку на ее плечи… Ох, и долго же они тогда пили!

Близилось лето. Глеб начал готовиться к намеченному велопробегу на север. Самое сложное — подыскать надежный велосипед, легкий на ходу, устойчивый и прочный. К сожалению, отечественных велосипедов пока не было, а иностранные…

Первый приобретенный Травиным велосипед был "лейтнеровский". Он легок на ходу, но капризен, требовал постоянного ремонта; второй — гоночный, немецкий, имел очень слабую раму; третий — французский — колеса уменьшенного размера, короткую раму, плоское седло. Приобретенный уже на Камчатке японский велосипед тоже не годился. Как быть? Глеб обратился в Акционерное камчатское общество, написал заявку с полной характеристикой необходимой машины. Туда же вписал просьбу о специальном оборудовании, рассчитанном на длительное путешествие: компас, счетчик километров, миниатюрная радиоустановка, метеорологические приборы, вместительные герметические багажники и запасные части. Через полгода, в Петропавловск пришел большой пароход-снабженец. Глебу сообщили, что заказанный им велосипед прибыл.

…Перед ним странная на первый взгляд машина. Рама низкая, передняя вилка двойная, да еще с дополнительным креплением, седло широкое с двойными пружинами, у колес дубовые обода с никелевой облицовкой, шины однотрубные, составляют единое целое с камерами. Велосипед ярко-красный с белыми эмалевыми стрелами, на раме марки американской фирмы "Принцетон". Из запасных частей с велосипедом пришли три циклометра — счетчики оборотов колеса, масляные сигнальные фонари, две запасные цепи, два ската, педали, насос, клей, изоляционная лента и плоскогубцы. И увы, ничего "специального". Пришлось заняться кустарным дооборудованием и брать с собой уже не миниатюрные приборы, а такие, какие можно достать. Приобрел фотоаппарат "Кодак" и запас пленки к нему, заготовил "железный паек" — неприкосновенный запас галет и шоколада. Из одежды — две пары носков, рейтузы, трусы, майки, полотенце, носовые платки. Все было аккуратно уложено в багажных сумках, с боку прикреплены запасные скаты. Общий вес загруженного велосипеда составлял восемьдесят килограммов, таков же и собственный вес. Итого — 160 кг. Нагрузка весьма солидная.

Первые испытания дали хорошие результаты. Очень практичным оказался педальный тормоз, позволявший спокойно спускаться с гор.

Но мы забежали несколько вперед. Пока еще пароход только ждали. Были тренировки, разговоры, обдумывания маршрута. В Петропавловске гадали, как отнестись к столь сногсшибательной спортивной инициативе.

Молодежь дружно проголосовала — за! Глеб был первым велосипедистом на Камчатке и как-то незаметно из псковского спортсмена превратился в камчатского. По крайней мере, петропавловская молодежь считала его твердо своим и путешествие рассматривала как свое общественное дело.

…— По-моему, надо твой маршрут обсудить на заседании секции краеведческого общества, — заметила как-то Вера.

В этот же день Глеб зашел к преподавателю географии и естествознания городской школы Прокопию Трифоновичу Новограбленову, известному камчатскому краеведу и председателю общества.

– Попробуйте для начала свои силы на Камчатке, — посоветовал Новограбленов. — Испытайте свое уменье, выносливость в местных, как говорится, условиях. Это, пожалуй, самый колоритный полуостров на земном шаре и, кстати, без единой дороги. Я только что вернулся из ботанической поездки вокруг Ключевского вулкана. Трудное, но поучительное путешествие. — Учитель встал и протянул небольшой, старинной работы топорик с рукояткой, прикрепленной ремнями. — В Ключах старик Чудин подарил. По бытующему там преданию, это первый железный топор, появившийся на Камчатке на смену каменным. Когда ительмены увидали, как он легко входил в ствол лиственницы, то пришли в ужас и в страхе шептали: "Наш лес сгнил!"…

– У меня есть деловое предложение, — подумав, заключил Новограбленов. — Я уже несколько лет не бывал на Аваче. Давайте проведем туда экскурсию. Подберите группу товарищей и в ближайшие дни двинемся. Как смотрите?

– Безусловно, согласен — ответил Глеб. — Из наших демобилизованных Василий Барболин пойдет, он железную дорогу через Камчатку проектирует, ему это полезно, — улыбнулся Глеб. — Наверное, Вера Шантина…

– Вера, конечно. Моя ученица, смелая и выносливая девушка. Остановимся на четверых. Заходите вместе и договоримся детально. Со своей стороны я добьюсь, чтобы поход был включен в план работы краеведческого общества.