Человек закона

Глава 19

Получасом раньше Ким Бака встал со стула и отложил журнал, который читал. Он заметил тень около дверей. И только ступив на порог, обнаружил, что в живот ему упирается револьвер.

Внешность человека была ему знакома, а вот имени его Бака не знал. Но что до самого револьвера, тут вопросов не возникало. Кольт сорок четвертого калибра, весьма авторитетное оружие.

Он попятился обратно в канцелярию.

— В чем дело?

— Валяй в ту камеру, — негромко произнес человек, — и тогда проживешь достаточно, чтобы узнать. Раз пикнешь, и никогда не узнаешь ничего.

— Звучит заманчиво, только есть у меня сомнения насчет того, кто напишет конец новеллы.

— Давай, лезь в камеру. И если закричишь, первым в эту дверь войдет Чантри и ляжет мертвым, даже не сообразив, что творится.

Он закрыл и запер камеру, затем шагнул к узилищу Сильвы и открыл его.

— Твоя одежда в переднем помещении, в шкафу. Там же твое оружие. Но я еще принес вот это. Может, больше понравится.

«Это» было тяжелым двуствольным дробовиком с повышенной скоростью вылета. Наверняка заряжено картечью.

Затем человек положил на стол мешочек золотых монет.

— Тут триста. Вот вексель нашего друга на остальные две сотни, А теперь иди и делай ту работу, для которой тебя наняли.

Бун Сильва посмотрел на деньги, потом на человека, заплатившего ему.

— Когда? — спросил он.

— Сейчас! Сию минуту! Он придет сюда, а я хочу, чтобы он умер, умер! Слышишь?

— Слышу.

Сильва опять посмотрел на деньги. Почему-то они не показались ему такой уж большой платой за человеческую жизнь. Но Чантри схватил его и провел по всей улице без штанов. И за такими шутками должна следовать смерть, или же ему придется найти себе весьма отдаленное местечко. Отдаленное от всех тех, которые он, Бун Сильва, знает. Потому что слухи об этом полетят, как на крыльях.

— Хорошо, — сказал он, но человека с кольтом в участке уже не было.

Сильва оделся, двигаясь быстро и уверенно. Застегнул пояс с оружием, провернул цилиндр. Покосился на дробовик и замялся.

— Сильва, — сказал Бака, — открой мою камеру, а?

— Иди ты, — ответил Сильва равнодушным голосом.

— Ты дураком будешь, если выйдешь против него. Такой еще на свет не родился, кто начинит его свинцом, сам не скушав такой же порции. Он мужик крепкий, кремень, и раскачиваться не будет. Просто сделает то, что правильно, и не станет сомневаться. Мотал бы ты лучше.

— Убью его и уеду.

— Сколько ты проедешь? Милю? Десять миль? Сто? Ты знаешь, кто сегодня явился в город? Тайрел Сэкетт! Тайрел, усек? Он шел на Круса, шел на Тома Санди, на самых лучших, какие были. Бун, одолеешь маршала, за ним ждет тебя Тай Сэкетт. А с Таем справишься, Телль возникнет. Послушайся доброго совета, Сильва, прыгай на свою лошадь и скачи. Он держать тебя не станет. У него другое вот где сидит, и вообще ты ему сто лет не нужен. Езжай! Езжай, Сильва, пока есть время!

— Я взял деньги.

— К черту деньги! Недели не пройдет, как он будет на том свете.

Бун Сильва, шокированный, обернулся к камере.

— Ты что думаешь, я вор? Берешь деньги, выполняй, за что заплатили!

Опять взглянул на дробовик. Каждая частица разума требовала взять его, но гордыня восстала. Ни один человек не может целиться скорее и стрелять более четко, и он не собирается показывать пятки какому-то сельскому маршалу и в поддержке не нуждается. Встретится с ним на его поле и по его правилам.

В этом наплыве сумасшествия была и доля мудрости. Застрелить человека в поединке на револьверах — это одно, а дробовик уже попахивает преступлением, и как бы он не привел его на виселицу.

Он шагнул на улицу. В нескольких ярдах у коновязи стоит пара упряжных мустангов, головы висят — дремлют на солнышке. Дальше около «Корраля» Тайма Рирдона и около питейной Хенри скучают верховые лошади, ждут, когда хозяевам будет угодно ими воспользоваться.

Перед витриной магазина торчит Луси Мари, что-то рассматривает.

Один за одним, его взгляд вонзался в дверные проемы, исследуя каждый по очереди… Бордена Чантри нет.

Из разговоров, подслушанных в тюрьме, Он понял, что Чантри за излюбленное гнездышко выбрал «Бон тон», стоящий сразу за почтовым отделением. Вновь пробежал глазами улицу, разочарованный: Бордена Чантри не видать.

Пошел. Поравнялся с почтой и увидел почтмейстершу — уставилась на него, рот открыт от удивления.

Мрачно пообещал себе, что сегодня очень многим еще придется удивиться, в частности, этому городскому паяцу, маршалу этого зачуханного городишки, этому…

— Не меня ищешь, Бун?

Он только что миновал угол почты и находился в промежутке, отделяющем здание от ресторана. Правше проще стрелять влево, и Сильве это было известно, но Чантри стоял справа, и стрелок крутнулся на левой ноге, чтобы оказаться с противником лицом к лицу. Правая его нога коснулась земли, и он выстрелил.

Стремительный поворот, хладнокровие Чантри и подленькое малодушное сомнение в собственном благоразумии общими силами принудили его промахнуться. Пуля прошла высоко, оцарапав маршалу мочку уха. Маршал смотрел прямо на него. И глаза открыты. Потом из его револьвера вырвался пламенный клинок, и Бун Сильва получил порцию в подходящее местечко.

Чуть ниже, чем следовало, но удар пули заставил его зашататься. В неустойчивом равновесии Сильва промазал второй раз. Третий выстрел ему не суждено было сделать.

Почему-то он стоял на коленях. Когда это он успел? Разозлившись, принялся вставать, но что-то с его ногами было не так. Он не мог их вытащить.

Попытался опять, но из ног точно кости вынули. Он полежал лицом в пыли. Попробовал подняться на руках.

Борден Чантри стоял тут же. Револьвер в руке, смотрит на него, словно ждет чего-то.

Чего он ждет?

Глаза заволокло туманом, и Сильва ругнул себя самого. Что творится с его зрением? И в такой момент? Он поднялся-таки на колени. Сделал героическое усилие и поставил одну ступню на землю.

— Надо было тебе оставаться там, куда я тебя прибрал, Бун, — произнес Чантри.

Вокруг теперь стояли люди. Бун Сильва слышал, как они шаркают ногами, как шелестит на них одежда, как поскрипывают тротуарные доски.

— Можно было обойтись и без этого, — продолжал маршал. — Я же тебя запер, чтобы цел остался.

— Я взял у него деньги. — Буну хотелось, чтобы Чантри понял его. В конце концов, он играл с Буном честно. — Я был обязан. Ты ведь понимаешь, правда?

— Конечно.

Сильва поднял руку, чтобы выстрелить — и в ней не оказалось оружия.

В недоумении он уставился на нее. Потом взглянул вниз. Вот оно, лежит у кочки. Он потянулся за своим револьвером и снова шлепнулся лицом в пыль. Что-то забулькало в горле, и он закашлялся. Кровь. Это его, Сильвы, кровь.

Он умирает.

«Нет!»

Он прокричал это слово, но звук не получился. Одним объединенным судорожным сокращением мышц он вскочил на ноги.

«Я! Бун Сильва! Умираю? Нет!» Он рванулся вперед и упал. На этот раз лежал, не шевелясь.

По другую сторону улицы, в «Коррале», кто-то принялся играть на пианино, чтобы завлечь клиентов. Последним звуком, долетевшим до ушей Сильвы, была эта музыка. Дребезжащий, как пустая жестянка, аккомпанемент к его гибели.

Борден Чантри большим пальцем затолкал патрон на место выброшенного пустого. Сунул револьвер в кобуру.

Большой Индеец тоже был здесь.

— Займись с ним, хорошо? А кончишь, приведи мою лошадь и попроси Бесс завернуть мне еды на дорогу. Меня какое-то время не будет.

И он зашагал обратно в тюрьму и выпустил из-под замка Кима Баку.

— Он не хотел меня слушать, Чантри. Я ему говорил, говорил, а он сказал, он иначе не может; Я вообще без понятия!

— С понятием ты, Ким, как, впрочем, и я. Понятие о том, что честно и что бесчестно, у каждого человека свое. У него было такое.

— Его тот второй выпустил. Я ничего подобного не ожидал, маршал! Ничего не мог сделать.

— Повезло тебе, что он не захотел поднимать тревогу, а то бы он тебя пристрелил. Я иду к ней, но особого толку не жду. Его не будет.

— Думаете, он уже в бегах?

— Он был в бегах, когда приехал сюда. И останется в бегах до конца жизни. Ликвидировал шесть человек, потому что считал, что за ним охотятся, хотя никого он не интересовал. Достаточно раз пойти против закона, и нет тебе больше места, где можно отдохнуть.

Блоссом Гейли стояла перед «Бон тоном», выглядела она постаревшей и опустошенной.

— Он уехал, Борд?

— Думаю, что да. Слишком хороша для него такая женщина, как ты.

— Может быть… может быть. Но мне нужен мужчина, Борд, я хочу снова быть женщиной. Джордж знал обо всем и пытался меня предостеречь. И с этим ехал в тот энный раз, когда был убит, я уверена, и я всегда знала, с ним что-то неладное, но он так гладко говорил, и все слова, которые мне хотелось слышать. Не в нем дело. Не в Лэнге Адамсе, а в этих несчастных словах! Я женщина без семьи, Борд, и я уже больше не ребенок. И я не люблю объезжать пастбища и распоряжаться работами. Я хочу иметь своего ребенка и вставать в десять утра и шить или читать газету. Но я помогала управлять ранчо папе, потом еще большим ранчо — моему первому мужу, и…

— Сходи проведай Бесс. Она тоже будет жить одна несколько дней. Сходи. Я только поднимусь к Лэнгу, глину, нет ли его там.

— Он уехал. Я знала, что он — человек легковесный, знала все время. Не было в нем солидности, Борд. Он не был, как папа, или ты, или старый Ригинз. Говорил легко и красив был, как дьявол, но никакого фундамента, никакой надежности. Я знала, всегда знала. Трезвое соображение мне подсказывало правду, а сердце прислушивалось к пустым словам. Борд, я…

— Иди к Бесс, Блоссом. Она хотела тебя видеть.

— Хорошо, Борд. Хорошо. — Она повернула было, чтобы идти, но остановилась. — Гляди в оба, слышишь? Он стреляет из любого оружия очень хорошо. Та старая пятидесятка была папина. Не вспоминала о ней до вчерашнего дня, а пошла посмотреть на чердаке — и нет ее. Но он теперь с винчестером и двумя сотнями патронов к нему. Будь осторожен.

Борден Чантри взошел по наружной лестнице, ведущей в квартиру над магазином. Он знал, что Лэнга Адамса там не будет, но посмотреть надо.

Комната оказалась довольно опрятной, только, на вкус Чантри, безделушек было сверх меры. На столе лежала записка.

«Дорогой Борд.

Не следуй за мной. Я уезжаю навсегда, и ты меня больше не встретишь, так что брось это дело. Я был лучшим медвежатником в стране, никто не умел так распотрошить сейф, но вот вздумал жениться на богатой и стать оседлым и получил в награду одно беспокойство. Возвращаюсь на Восток и начинаю, где тогда бросил. Не висни у меня на хвосте. Я никогда не хотел бы убивать, честно. У меня никогда не было никого, больше похожего на друга, чем ты.

Лэнг».

И под этим вторая подпись, ниже на странице: «Форд Мейсон».

— Но ты убил шесть человек, убил подло и жестоко. Шестеро сильных мужчин, у каждого впереди своя жизнь. Ты украл эти жизни и не оставил им ничего. И Билли Маккой растет теперь без отца. Старая Хелен Ригинз должна доживать свои дни в одиночестве. И женщина Пина Доувера тоже одна в своем далеком городе.

Чантри произнес эти слова вслух, обращаясь к пустой комнате. Затем повернулся кругом, тихонько закрыл за собой дверь и пошел по ступенькам вниз.

У подножия лестницы его поджидал Блэйзер.

— Если ты за Лэнгом, Борд, я видел, как он уезжает из города. Выехал на восток.

— Спасибо, Джордж. — Чантри поправил револьвер на, бедре. — Знаешь, Лэнгу следовало оставаться там, откуда приехал. Жил здесь, на Западе, восемь не то девять лет и так ничего не понял.

— Может быть, — сказал Блэйзер, — но ты с ним не зевай. Он половину стрелковых матчей тут выиграл с этой своей винтовкой, а до Карсона дорога долгая, и все по равнине.

— Не поехал он в Карсон, — терпеливо сказал Чантри. — Он драпанул на запад. Сейчас или на Денвер едет, или на Лидвилл. После, может, к Сан-Франциско подастся.

Аппалуза стоял под седлом, фляга и седельные сумки полны. Борден Чантри прошел в канцелярию и пихнул в карман горсть патронов. Карманчики в поясе были уже набиты.

— Маршал, — Ким Бака торопливо поднялся, — а если мне с тобой поехать? В следах я разбираюсь, ты же знаешь, и…

— Ты сиди здесь. Приглядывай. Чего не сообразишь, спрашивай Большого Индейца, он лучше меня работу знает.

Чантри достал из ящика стола запасной значок.

— Носи, пока я не вернусь. Что понадобится делать, делать будешь ты.

Лицо Кима Баки покрылось румянцем.

— Но послушай, маршал, я же…

— Выполняй, чего велено, Бака. Я приеду.

Он шагнул в седло и медленно проехал до своего дома. Бесс вышла к нему, с ней Том и Билли.

— Позаботьтесь о маме, парни, поняли?

— Ясно, а нельзя нам?..

— Борден? Тебе обязательно ехать?

— Обязательно.

— Тогда возвращайся обратно. Я оставлю Блоссом здесь. Будет нам не скучно.

Он легко поцеловал ее и повернул аппалузу к дороге.

У Лэнга имелись кое-какие хорошие черты, но в своей основе он был вор. Так что вор, по всей вероятности, сделает, собираясь уехать навсегда? Даже если деньги у него есть?

Постарается своровать еще. Деньги, про которые он каким-то образом знает, знает, где они лежат.

Борден Чантри хотел бы ошибиться. И не хотел найти след в том месте, где рассчитывал.

Но все совпало, и след там был.