Человек закона

Глава 4

Борден Чантри был человек тихий, относился к окружающему миру без особой требовательности, но легкомыслием тоже не отличался. Вся его жизнь до сих пор проходила в тяжелой работе, и он не ожидал, что ему что-либо достанется даром. Отлично умея обращаться и с винтовкой, и с револьвером, он никогда не чувствовал необходимости кому-то это доказывать, и немногие драки на его счету решились кулаками. Его чувство юмора не бросалось в глаза, но отметило уголки его глаз морщинками смеха. Правда, сейчас ему было не до веселья.

Слишком близко прошла эта пуля. Кто бы ни стрелял, шутить он не собирался.

Отреагировал Чантри инстинктивно, но правильно. Бросился на землю и откатился к противоположному краю оврага.

Его лошадь находилась на другой стороне, примерно в тридцати ярдах, и пробираться к ней, когда снайпер только сидит и ждет, что он это сделает, Чантри не собирался.

Прижимаясь к обрыву, он быстро добрался до места, где этот самый обрыв резко поворачивал к западу — откуда стрелял незадачливый убийца.

С винтовкой, готовой к выстрелу с бедра, он обогнул поворот и, увидев перед собой безлюдное продолжение оврага, забрался наверх по рытвине, с которой когда-то стекала вода, сливаясь с основным потоком. Лежа там, прислушался.

Ничего.

Собирая отбившийся скот, он много раз объезжал эти места и знал, что в дюжине ярдов отсюда имеется скопление валунов и кустарника, откуда можно с большим удобством наблюдать за окрестностями. Но там мог подстерегать снайпер.

Чантри взвесил все за и против. В обычное время он отличался осторожностью, теперь же возмущение вызывало желание напасть самому, да и неприятно было, не шевелясь, гадать, когда раздастся еще один выстрел. Он был охотником по природе, а сейчас как раз за охоту ему и платили. Так что он бегом выскочил из рытвины и кинулся к скоплению валунов. Где-то слева рявкнула винтовка, но опоздала: пуля пролетела далеко позади, и в следующую секунду Чантри был уже среди камней и готовился выстрелить сам.

Тут послышался топот лошадиных копыт, и преследуемый расслабился. Вне сомнения, неизвестный стрелок уносит ноги, и пусть его. Но Борден Чантри не тронулся с места. Пригнулся в удобном месте, откуда мог видеть все, что происходит вокруг, включая и то, чем занимается его лошадь.

Он ждал так долгие полчаса, затем выпрямился и неторопливо зашагал в том направлении, откуда летели пули. В воздухе стоял холод… дождик собирается.

Полчаса шатаний вокруг да около ничего не дали. Однако лошадь снайпера должна была быть где-то привязана. Чантри пришлось отказаться от розысков, и он пересек овраг, чтобы добраться до собственной лошади. Сев верхом, вернулся обратно и принялся искать дальше.

Не посчастливилось. Может, что получится, если потратить больше времени.

Он повернул коня к дому. Доехав, расседлал его и пустил в загон.

Ким Бака представлял собой тонкого, но жилистого парня, наполовину ирландца, а испанца и апача на две четверти. Он был не старше двадцати двух, но успел уже приобрести известность в четырех штатах, на двух территориях и в Мексике. У него было худое насупленное лицо, причудливое чувство юмора и репутация стрелка, не знающего промахов. Но в заварушках, где открывали огонь, он не участвовал ни разу.

Борден Чантри прихватил ключи и прошел вглубь тюремного помещения. Через плечо крикнул:

— Большой Индеец? Принеси нам кофейник и пару чашек.

Отпер замок и ступил в камеру, оставив дверь открытой настежь.

Ким Бака со слабой улыбкой поднял на него глаза.

— Не боишься, что я удеру?

Чантри блеснул зубами в; ответ и приподнял плечи.

— Валяй. Если чувствуешь удачу.

Бака засмеялся.

— Это не для меня. Расклад не в мою пользу. И потом я пару раз видел, как ты дерешься. Не подарок.

— Благодарю. — Маршал откинулся на стуле, подперев стенку. — Ким, скажи мне, Бога ради, что тебя дернуло свалять такого дурака — стырить лошадей у Джонсона? Эту пару буквально вся округа знает.

— Откуда бы мне об этом знать? И вообще, я тогда рвал и метал. Кто-то перехватил лошадь, которую я себе наметил.

Озарение? Или он сообразил это раньше? Чантри взглянул на него в упор.

— Крупный гнедой? Три белых чулка?

Бака уставился на гостя, потом вытащил зубочистку, которую жевал, и бросил на пол.

— Хочешь сказать, что держал меня на мушке? Даже знал, за какой лошадью я охочусь?

— Конек знатный. — Чантри не ответил Киму ни да, ни нет. — Я тебя понимаю.

Бака сел.

— Маршал, ты даже понятия не имеешь, что это за конь! Шаг быстрый! Послушный, словно младенец, а идти может весь день и всю ночь! Я влюбился в эту лошадь, говорю тебе! Серьезно! Никогда до такой степени ничего не хотел — за всю мою жизнь!

— Кому он принадлежал, знаешь?

— Черт возьми, нет! Высмотрел его на перевале Ратон. Вижу, приближается верховой, навожу бинокль, думал, это, может, закон за мной гоняется. Чтобы лошадь шла, как эта, сто лет гляди — не увидишь! Я так прямо и сказал себе: «Ким, навостри уши. Эта лошадь — для тебя». Ну, и потянулся следом.

Настороже приходилось быть, потому что ездок, кто он там, был дошлый. Я и несколько миль за ним не проехал, а он уже об этом знал. И как-то сумел улизнуть у меня прямо из-под носа. Так его и не разыскал, пока не въехал в Тринидад. Смотрю, лошадь стоит привязанная.

— Клеймо какое, помнишь? — Чантри спросил так, буд-то не придавал ответу большого значения, но мысленно замер в ожидании.

Как будто Бака замешкался, прежде чем отозваться? Или нет?

— Не могу сказать, чтобы помнил.

— Больше его не видел?

— Нет. — Опять ответил не сразу? — Слышал, как он спрашивает об этом городе, и решил его опередить. Притрухал сюда и жду, пока он доберется… А он и носу не показал.

— Значит, ты больше его не встречал.

— Маршал, — Ким Бака произнес эти слова медленно, — у меня насчет лошадей пунктик. В суде я ничего этого не признаю, и, если ты на меня сошлешься, я скажу — ничего подобного. Но ни одной лошади я не украл, чтобы потом продать. Я их для себя хотел. Кроме той джонсоновской пары. У меня и в мыслях не было их уводить, я просто сошел с ума от злости, вот и взял их. Хотел отыграться, что не добыл гнедого.

Борден налил в чашку Кима, потом в свою. Он представлял себе, что творится в голове у парня. Известный вор пойман с поличным — в другом месте его повесили бы без долгих разговоров, однако Чантри арестовал его, привез сюда и держит в заключении.

Произошло наказуемое убийство. Лошадь убитого пропала. Где найдешь более подозрительного человека, чем Ким Бака? Есть ли более простой путь закрыть уголовное дело?

— Бака, — неспешно проговорил Чантри. — Ты много работал со скотом в свое время. Считался ковбоем первой руки. А теперь сел в лужу. Тебя могут засадить за колючую проволоку, и тебе это понравится не больше, чем понравилось бы мне. Когда я тебя там застукал, я бы мог тебя пристрелить, и все остались бы довольны. Никто и не подумал бы спросить, как такое получилось. Я этого не сделал. Не затеял драки, просто забрал тебя.

— Ловко повел дело, надо признать. А я рано успокоился, черт бы его побрал.

— Ну ладно, что было, то было. Главное, ты понял, что я играю в открытую, если есть у меня такая возможность. И не откажусь дать тебе поблажку в обмен на откровенность. Ты знаешь намного больше, чем рассказал. Выложишь все, и я попробую отговорить Джонсона от подачи жалобы.

Ким уперся взглядом в свою чашку кофе, и Чантри почувствовал, что буквально читает его мысли. Вот сейчас Бака старается дойти умом, насколько ему, Чантри, можно доверять.

— Ну хорошо… Ты действовал честно. Проблема в том, что я сам знаю не много. Только то, что гнедого сперли раньше, чем я до него добрался. Увели прямо из-под носа.

— Видел это?

— Нет, нету.

— Кто, знаешь?

Снова эта пауза.

— Нет… нет, не знаю. — Ким поставил чашку. — Слушай, маршал. Стою это я на улице, жду лошадь и верхового. Так и не дождался. Потом смотрю, всадник пешком идет. Где лошадь в таком разе? Надо подумать. Откуда он приехал, я знал, стало быть, могу допереть, куда он мог поставить коня. Решил, что в одно из двух мест. Или та конюшня с загоном и халупой на две комнаты к востоку, на въезде, или у Мэри Энн Хейли.

Халупа у въезда на востоке — это будет владение Джонни Маккоя… но Мэри Энн при чем?

Чантри задал вопрос, и Бака в ответ пожал плечами.

— Он пошел туда, тот наездник. С утра они не принимают гостей, а его сразу впустили. Ну я решил, что они его знают, раз принимают с распростертыми объятьями и проверил конюшню. Никаких лошадей, одни упряжные к их повозке. Иду тогда во второе место. Точно, гнедой тут. Только слышу я, внутри шевелятся, ну я и убрался подальше.

— И потом?

— Потом я пришел обратно, ночью, совсем поздно, и видел: какой-то тип уехал на гнедом, потихоньку так, потихоньку. Я знаю, как выглядят воры. Этот был вор.

— Узнаешь его, если встретишь?

— Н-нет. Не думаю. Он так сгорбился в седле, что и рост не определишь.

Борден Чантри открыл дверь камеры, шагнул наружу и закрыл дверь за собой.

— Не торопись с кофе, Бака, и пошевели мозгами. Ты умеешь читать следы. Помоги мне, и я помогу тебе.

Он вышел на улицу и встал там, надвинув шляпу на глаза, чтобы защитить их от яркого солнца. По дороге медленно ехал фургон, пес Джонсона лениво поднялся и потащился прочь, уступая место.

«Подытожим. Итак, что я узнал? Что Мэри Энн Хейли встречалась с убитым. Приняла его — или кто-то еще принял — как друга».

Чантри покачал головой. Это никак не вяжется с тем, что уже известно, или с тем, что можно предположить о жертве. Какое у него могло быть дело к женщине вроде Мэри Энн? К тому же рано утром, когда принимать посетителей у них не в обычае?

Попробовал собрать все вместе — не выходит.

— Аховый из тебя сыщик, Борден, — сказал он себе.

В город приехал чужой человек с полным кошельком денег, по всей вероятности, золото. На следующее утро он уже был мертв. Вследствие убийства. Его лошадь вывели из города и тоже убили. Клеймо срезали.

Две вещи Чантри знал определенно. Внутренне он был уверен: преступник — местный, и не хотел, чтобы убитого им человека опознали.

Из чего следует: самое важное — это клеймо.

Он повернулся было, чтобы идти, и столкнулся с Фрэнком Харли. Тот хотел отвернуться, но Чантри вовремя его заметил.

— Фрэнк!

Фрэнк неохотно остановился. Худой, лицо хранит непреклонное выражение. А сейчас его украшал еще сильно заплывший глаз, рассеченная губа и распухшее ухо.

— Ты выглядишь так, будто попал в циркулярную пилу, — прокомментировал Чантри. — Или запутался в чьих-то кулаках.

— Если у тебя ко мне дело, говори. Или я пошел.

Чантри улыбнулся.

— Фрэнк, один шаг до того, как я тебя спрошу кое о чем, и загремишь в камеру за праздное шатание. А теперь исповедуйся. Кто подбил тебе глаз?

— Не твое дело!

— Где Боксер?

— Дома, полагаю. У него свои заботы, у меня — свои.

— Давай рассказывай, Фрэнк. Если хорошо получится, я, может, не стану тебя арестовывать за убийство.

Кожа на лице Фрэнка Харли натянулась. Быстрый взгляд влево-вправо.

— Погоди, маршал, такие разговоры могут ведь и на виселицу завести. Я ничего такого не делал, чтобы меня сажать за убийство. Ничего, слышал?

— У мертвого ободраны костяшки. Тебя кто-то бил, с первого взгляда ясно. На этом можно выстроить обвинение, Фрэнк.

— Ничего я не сделал. Отцепись от меня, слышишь? Тайм говорит…

— Можешь передать Тайму от моего имени, что или вы, парни, говорите мне все, что знаете, или я отправляю всю вашу троицу в кутузку. Она по вам давно плачет. Убитый заходил в заведение Тайма, налицо доказательства, что он дрался, ты тоже. А я всю неделю не слышал о драках. Подумай на эти темы, Фрэнк. Потом, когда будешь в разговорчивом настроении, приходи.

И отправился домой обедать.

За столом поведал жене свои заботы, перебирая детали — столько же для себя, сколько и для нее.

— Надо поговорить с Мэри Энн, — заключил.

Бесс напряглась.

— Это так необходимо, Борден? Действительно? Что этой женщине может быть известно? Конечно, он туда ходил, но разве не ясно зачем?

— Не в это время суток.

За обедом Чантри просидел долго, глядя на залитую солнцем улицу. Куда проще было на пастбищах. Собирай коров, ставь клейма, давай лекарство от мушиных личинок. Поймать конокрада, отправить за решетку пьяного, разоружить кого-нибудь — все это он еще мог. Но распутать серьезное дело? Он покачал головой.

Он не сказал Бесс только об одном. О том выстреле в него. Какой толк ее волновать. Его работа ей не нравится, как ни погляди, но что бы они делали без нее? С деньгами туго… Что сталось с деньгами чужака?

Разговор с Фрэнком Харли — переливание из пустого в порожнее. Чантри неплохо представлял себе, что произошло тогда ночью, и, хотя доказать он ничего не мог, но мог написать рапорт, используя свое знание ситуации.

— Я бы деньги поставил, — говорил он Бесс, — что Фрэнк с Боксером шли за ним, пока не добрались до какой-нибудь темной улочки, и там напали. Да только чужак знал, как защищаться, и накостылял обоим. Крепко накостылял.

— Что я хотел бы знать, это куда он шел и откуда. Думаю, Тайм заставит их это выложить. Он не вчера родился.

Человек, которому не жаль застрелить такую лошадь, сам не стоит пули. Почему же он ее застрелил? Почему не выпустил, чтобы отправлялась домой?..

…Чтобы она пришла домой и, возможно, надоумила кого-нибудь пойти по ее следу поглядеть, что такое стряслось с ее всадником. Поэтому, не иначе. Убийца не хотел, чтобы крутые парни, о которых упоминал Рирдон, явились в город. Вот он и прикончил лошадь, срезал клеймо, чтобы не определили хозяина, и навалил сверху земли, надеясь, что труп животного никогда не найдут.

Если бы с убитым поступили так же, как поступали со всеми, погибшими в пьяных драках, — как и замышлял преступник — никакого ключа к происшедшему бы не осталось.

Подхватив шляпу, Чантри направился к двери.

— Я приду к ужину, Бесс. Если понадоблюсь, я на улице;

— Или в доме у этой Хейли.

— Это входит в мои обязанности. Когда принимаешься насаждать законность, нечего ожидать, что будешь вращаться в избранном обществе. Впрочем, по тому, что говорят, она не такая плохая женщина. Может быть, она не то, что называют хорошей, но и не плохая.

Он быстро вышел, до того, как Бесс успела ответить, и не спеша зашагал по улице. Остановился на углу и погрузился в размышления. Мимо проходили люди, кивали ему, заговаривали, и Чантри знал, как он выглядит в их глазах. Воплощение закона. Сильный, неуязвимый, могущественный. Если бы они только знали!

Он грустно улыбнулся, ничему в особенности.

Что же у него теперь есть? Боксер и Фрэнк — в числе подозреваемых, определенно. Без сомнений, померились силами с жертвой, могли потом довести дело до конца.

Джонни Маккой — пьяница, не всегда способен отвечать за свои поступки. Держал в конюшне лошадь убитого и знал, что тот носит при себе золото.

Тайм Рирдон… не признает ни закона, ни милосердия. Он тоже знал о золоте незнакомца. И он часто выезжал верхом под вечер или в сумерках… куда? С какой целью?

Вспомнилась старая миссис Ригинз. Джорджу, когда он был маршалом, тоже попалось умышленное убийство; может быть, она знает, как он с ним разбирался? Ему, Бордену Чантри, пригодится любая помощь, какую бы ни предложили. Значит, он пойдет ее навестить. И пойдет навестить Мэри Энн.

Как ни странно, при этой мысли он почувствовал себя не в своей тарелке. По сути застенчивый любитель одиночества, он почти не имел знакомых женщин. Когда он был еще мальчиком, была одна, в Ливенуорте… потом другая, в Сидэйлии, он пригнал туда сколько-то скота. А потом встретил Бесс и после того не думал серьезно ни об одной другой девушке. Разговаривал с Мэри Энн на улице пару раз, однажды, у нее на кухне, но, в общем, маршал избегал этих девушек, а поскольку он носил значок полицейского, они избегали его.

Вспомнил еще кое-что и нахмурился. Об убитом говорили, что он не раз пересекал улицу. Куда ходил? Ресторан, салун Рирдона… Джордж Блэйзер его видел… а банк? Туда он не ходил?

Не заходил ли он к Хайэту Джонсону?