Привалившись к столбу перед универмагом, Борден Чантри грыз спичку и пытался свести всю информацию воедино. Против воли возвращался мыслями к Джонсону и чувствовал себя виноватым, так как тот никогда ему по-настоящему не нравился.
В тех местах и в те времена большой любви к банкирам или к железнодорожным служащим не питали. Первые отобрали по закладным слишком много участков, когда бедняки не могли из-за погоды и плохих запасов оплатить свои счета. Вторые не пользовались популярностью потому, что цены на перевозки по железной дороге казались людям чересчур высокими.
У Бордена Чантри было большое ранчо и добрая слава, но он не преуспел, пытаясь получить скромный заем под умеренный процент, который дал бы ему возможность продолжить дело. Хайэт предложил ему продать землю по цене намного ниже истинной или заложить, назначив такую плату за ссуду, какую Борден не мог и надеяться собрать. Так что оба предложения банкира он отклонил.
Земля у него оставалась, но скота уже не было. Борден счел бы Джонсона ограниченным человеком, если бы не знал, что банкир зарится на его ранчо.
Однако думать о Хайэте приходилось. Погибший заходил к нему. Имел с собой много денег. В течение немногих часов деньги испарились. Может быть, были помещены в банк?
Если так, удастся ли ему выудить из банкира эти сведения? В городе привыкли говорить, что в Хайэтов банк деньги поступают и больше на свет не появляются. Дословно, конечно, это не было верным, но показывало, какое мнение сложилось у горожан о Хайэте Джонсоне — и это мнение имело под собой некоторые основания.
С того часа, как ему отказали в ссуде — почти год назад, — Борден Чантри в банк не заходил, а на улице, обмениваясь с банкиром приветствиями, сохранял холодную церемонность.
Но теперь он пересек улицу и двинулся к дверям кредитного учреждения. Заметил, что в городе появился Эд Пирсон, делает покупки, чтобы отвезти их на свои участки в горах, Эд жил в стороне от города, к северу, и Чантри собирался остановиться у него на всю ночь, когда вел Баку в тюрьму, но Пирсона не оказалось дома.
Повинуясь неожиданной мысли, Чантри остановился и посмотрел назад, прикидывая в уме, сколько может весить груз, перекладываемый Пирсоном на повозку. И тихо присвистнул. Наверно, у Эда дела идут как по маслу. Много накупил. Куда как много.
Внутренность банка оказалась полутемной и прохладной. За окошечком кассы сидел Лем Паркин, украшенный зеленым защитным козырьком, и с подвязанными рукавами.
— Здорово, маршал! Не часто я тебя тут вижу!
— Чего мне тут делать, Лем? От моего оклада много не остается. Мистер Джонсон здесь?
— В конторе. Дверь открыта, просто проходи назад.
Хайэт Джонсон держался всегда холодно. Его жесткие глаза смотрели прямо, и выражения в них было не больше, чем в крутом яйце. Он взглянул на высокого широкоплечего молодого человека без всякого удовольствия. Его привлекали земли Чантри, и он рассчитывал их получить. Десять наделов — столько принадлежало неудачливому ранчеро — по текущим ценам стоили немного, и Джонсон знал; менее ценные участки идут сейчас по доллару за акр, а иногда и меньше. Такая сложилась конъюнктура. С участком Чантри дело обстояло иначе, поскольку через него протекал приличный ручей, да еще в нескольких впадинах круглый год не пересыхала вода. Хайэт знал с десяток людей, которые заплатили бы за эту землю по десять и по двенадцать долларов с дорогой душой. Знал он и то, что в разных западных городах не так далеко отсюда есть банки, которые дадут Чантри взаймы без разговоров и под самый низкий процент. Хорошо, что тот об этом не знает, а уж Хайэт не намеревался его просвещать. Имел аппетит на его землю. Возьмет — он не сомневался, что когда-нибудь его мечта сбудется, — продаст небольшой кусок, чтобы вернуть расходы, а остальное оставит себе.
Жил Борден Чантри на свою зарплату, на долгую старость маршалу на Западе рассчитывать не приходилось, так что Хайэт ждал… хорошо бы все это не слишком затянулось.
При взгляде на визитера у него пересохло во рту.
Чантри не стал тратить время зря.
— Хайэт, — коротко произнес он, — я расследую предумышленное убийство.
— Предумышленное? — Хайэт не мог скрыть потрясения. — Хочешь сказать, кого-то пристрелили?
— Я хочу сказать то, что сказал. Жертвой стал мужчина высокого роста, хорошо выглядел, лет тридцати, может быть меньше. Носил замшевый жакет, вышитый бусами в стиле равнинных индейцев. Но, по-моему, приехал он с Юго-Запада.
Хайэт Джонсон откинулся на спинку своего вертящегося кресла.
— То есть, ты считаешь, это не был просто пьяный скандал? Или случайный выстрел?
— Считаю. Убивший действовал умышленно. Потом постарался это скрыть. Сменил на мертвом рубашку, -надел на него жакет. Перед тем как надеть жакет, выстрелил ему в грудь, чтобы на трупе была рана, показывающая, что стреляли спереди. Потом вынес его и бросил на улице.
— А ко мне все это какое имеет отношение?
— Первый шаг в розыске убийцы — это установление личности жертвы, надо узнать, где убитый останавливался и зачем вообще приехал в город. И еще: некоторые знали, что у него с собой кошель с золотыми монетами.
Хайэт Джонсон пожал плечами.
— Все еще не улавливаю, при чем тут я.
— Перед тем как его убили, он побывал у тебя в банке. Мне всего-то и нужно выяснить, что ему здесь понадобилось и назвал ли он свое имя.
Это еще что такое? Хайэт постоянно имел дело со скотоводами и обнаружил, что большинство из них — довольно слабые дельцы. Разбираются мало в чем, если исключить животных и как их пасти, да и тут частенько их знания находятся на уровне примитива. С точки зрения Хайэта, выпустить стадо свободно щипать траву, а потом собрать и продать выросших, упитанных коров — бизнес, большого ума не требующий. А теперь вот Борден Чантри демонстрирует образ мыслей, какого от него и не ожидалось. Случайность, что тут думать. Но все же с какой стати убийце было снимать с мертвеца одежду, когда тот, очевидно, пал жертвой перестрелки?
— Да, как будто… Да, был такой здесь, но, как звать, не говорил. Однако дело у него ко мне было доверительное. Боюсь, никаких деталей я раскрыть не могу.
— Я требую именем закона, Хайэт. Не своим.
— Тем не менее…
Чантри встал.
— Похоже, придется мне прийти с решением суда, — сказал он. — Если тебе так больше нравится.
Хайэта Джонсона это задело. Где этот ковбой умудрился наслушаться про судебные решения?
— Очень хорошо, — отрезал он, — а теперь, если у тебя все…
— Пока что, Хайэт. Пока что.
Чувствуя, что он потерпел поражение, Борден вышел на улицу. Сказать по правде, про решения, издаваемые судом, он не знал ничего. Где-то читал или слышал про кого-то, получившего такой приказ, чтобы добраться до каких-то бумаг. Ладно, попытка — не пытка. Надо поговорить с судьей Алексом Маккиней.
Минуты шли, а он просто стоял посреди улицы. Мирная улочка, полная лени и пыли, иногда слишком жаркая, иногда слишком холодная и ветреная. Но с одним большим достоинством: знакома, как свои пять пальцев.
Он знает всех людей, идущих по этой улице, знает, какое у кого дело. Знает стоящие в ряд повозки, знает клейма на оседланных лошадях вдоль коновязи и по большей части знает, кто приехал на этих лошадях. Почти все они — люди, с которыми он вместе работал, которым доверял. И тем не менее среди них прячется один, совершивший подлое злодеяние. Что доказывает: одного из здешних — самое малое, одного — он не знает.
Кого же? Кто убил приезжего и почему? Что за причины могут быть у кого-то желать смерти ближнему?
Деньги. Самая вероятная из причин. Либо месть, или страх, или соперничество из-за женщины. Внезапная вспышка гнева, может быть, спор из-за карточной игры, скачек, чего угодно. Но человек, побывавший в перестрелке по такому поводу, даже вряд ли был бы арестован, и если кому-то захотелось убить другого, предлог найдется всегда.
Разве что тебе известно, что этот другой лучше владеет оружием. Или… да и в том случае, если он почти столь же хорош, как и ты. Такой может сгинуть, но, умирая, убить тебя.
Раскладывая по порядку все ему известное, Чантри помнил, что никто всей правды не сказал. Ким Бака знал больше, чем открыл, то же касалось Джонни Маккоя с сыном. Очень возможно, что и Хайэт Джонсон знает достаточно, чтобы раскрыть все дело.
Хайэт… спокойный, безжалостный, осторожный. Хорошо стреляет по оленям и антилопам… и по индейкам, если на то пошло. Играет, только если все шансы в его пользу.
Джонни… пьет больше, чем следует, сидит без гроша, это всем видно… Ким Бака, у которого и ума, и умения хватит, чтобы перехитрить их всех…
— Включая меня, — вслух проговорил Чантри.
Нужно повидать судью насчет того приказа и нужно поговорить с Мэри Энн. Чантри двинулся через улицу к «Бон тону», терзаясь угрызениями совести из-за того, что тянет резину. Откладывает посещение Мэри Энн. Городские сплетники обязательно увидят, как он туда входит, и начнут чесать языки.
Присси здесь — пришла с почты. Обычно она сама заваривает чай в задней комнате, так что ее присутствие означает одно из двух: или она собирает последние слухи, или делится ими сама. Неплохая она женщина, несмотря ни на что. Хорошая почтмейстерша и насквозь проникнута гражданским духом. И яростная поборница своего дела — политики ли оно касается, или деловой стороны жизни, города ли, или окрестностей. Не стесняется открыто выражать свои убеждения — впрочем, это еще мягко сказано. Убеждений у нее куча, и уж выскажет она их все до единого.
Чантри сел у окна, откуда мог наблюдать за улицей. Он знал, что ему будут задавать вопросы, но любопытно было также выяснить, зачем почтмейстерша потрудилась прийти. Выяснение не заняло и минуты.
— Мэри Энн совсем разболелась, вот что доктор Тервилиджер сказал. Говорит, чахотка у нее. Нужен покой.
Элси Картер тоже прибежала из своей гостиницы.
— Странно, что из тех людей с запада никто не покажется. Скорее всего, ничего не знают. Мэри Энн ведь помогла им в нужде. Так говорят, по крайней мере.
— Что это говорят? — вопросила Присси.
— Да вот, что было такое на пути к Неваде. Или, может, в Монтане. Этот лагерь рудокопов, как началась там оспа, так и пошла косить одного за другим. Женщины почти все перепугались и бегом оттуда. И мужчины, кто в силах был передвигаться, тоже за ними. Осталось человек двадцать — двадцать пять, и большинство лежит с оспой, а Мэри Энн, она взялась за дело и стала за всеми за ними ухаживать. Собрала всех вместе в зале городского собрания и так там с ними и была с утра до вечера. И ночью тоже. Так говорят, по крайней мере.
Некоторое время все молчали, потом поступило предложение:
— Можно бы собрать ей денег. — Идея принадлежала Присси.
Элси покачала головой.
— Ни у кого нет лишних, а потом здесь порядочно народу, кто скажет: на то Господня воля. Не знаю, наберем ли мы на билет, не говоря уж о содержании в том месте, куда она приедет. Где бы это ни оказалось.
Чантри продолжал смотреть в окно и не сказал ни слова. Конечно, они правы, что-то надо делать. Но он знал: сбор средств в пользу Мэри Энн — безнадежное предприятие. Разве что — эта мысль заставила его усмехнуться — дадут денег, только чтобы убралась из города.
Вернулся мыслями к Джонни Маккою. С толикой везения ирландец успел протрезветь, а ежели так, у него может найтись, о чем порассказать. Наполнив свою чашку, он невидящими глазами уставился в конец улицы и не сразу понял, что к нему обращаются — Присси пришлось повторять дважды.
— Маршал? Выяснил уже, кто убил того человека?
— Нужно время, мэм. Пока работаю.
Присси фыркнула.
— Мне кажется, ты все больше рассиживаешься.
— Ну, Присси, глупо же, не зная броду, соваться в воду. Подумать требуется над таким случаем. Все рассчитать.
Присси посмотрела на него, потом покрутила головой.
— Ой, не знаю, маршал. Может, не по тебе эта работа. Взять этого чудного Лэнга Адамса. Могли бы его поставить маршалом, у него-то ум блестящий. Не то что одни коровы да лошади в голове.
— Маршал из Лэнга вышел бы хороший, — признал Чантри. — И я слышал, что он ловок в обращении с револьвером. Здорово стреляет индеек, это я знаю точно.
— Больше вы, мужчины, ни о чем не думаете. Кто как стреляет. Стрельба тут ни при чем. Соображать надо, маршал! Извилинами работать!
— Да, мэм, я знаю.
— Вот старый Джордж Ригинз, он долго был тут маршалом и хорошо справлялся. Он всегда говорил, что, когда застрелили Доувера, там было преступление, но никто ему, по правде, не верил. Разумеется, что там Джордж про себя думал, люди не знали. Занимался своим делом, а если с кем и делился, так с Хелен. Будь он жив… я всегда говорила, он бы раскопал, Кто прикончил Пина Доувера.
— Да я от него самого слышала, за день или два до смерти, что он нашел разгадку. Джордж был не из тех, кто все растрезвонит. Строгий был человек, шума не поднимал никогда, но мы были знакомы больше десяти лет. Он тогда на почте справлялся о каких-то письмах и сказал мне, что возьмет преступника.
— Чепуха! — резко произнесла Элси. — Не было никакого преступника. Джордж просто тебя разыграл. Он проделывал это время от времени. Еще тот народ, решили, что кто-то его кокнул. Обвал его пришиб, только и всего! Всю дорогу такое случается!
— Да ну? — язвительно осведомилась Присси. — В один прекрасный день он заявляет, что поймает убийцу, ночь прошла — и он мертв. Очень любезно со стороны обвала, на мой взгляд, — по отношению к убийце.
Борден помнил эти похороны. Старого Джорджа он знал, как знал в городе всякого. Так, разговаривали иногда. Пару раз побеседовали подольше, пару раз он ездил со стариком во вспомогательных… Дyраком Джордж Ригинз не был, это определенно.
— Глупости! Некоторые видят злодея под каждым кустом. Да хотя бы тот молодой человек, которого недавно убили! Ни за что не поверю, что это было преступление! Ничуть не больше, чем с теми пьянчугами, которые наливаются виски по уши, а потом хватаются за ножи и револьверы!
Так и большинство. Считают его за недотепу — развел таинственность, когда все объясняется так просто. Борден Чантри опустил глаза в пустую чашку и не мог вспомнить, как делал эти последние глотки. Оттолкнул стул и поднялся. Пора повидать Мэри Энн.
— Присси, — попросил он, — попадется судья, скажи, что я хочу с ним поговорить. Скоро приду.
— За почтой еще не спускался, так что, по моим расчетам, здесь ты его и поймаешь. Он заправляется кофе всегда, как получает чего-нибудь: читает и пьет. Но я ему скажу. Только ты вернись к его приходу.
Выстрел услышали все.
Он прозвучал на расстоянии, звук донесся четко, не оставляя сомнений, ворвавшись в разговоры, заставив всех онеметь, заморозив все взгляды.
Ночная пальба не была здесь такой уж редкостью, случалась она и днем, но в предвечерний час, когда охотники уже прибыли — если прибыли — а выпивохи еще не вошли в раж, вероятность, что кто-то разрядит оружие, была очень невелика.
Этот выстрел поразил всех присутствующих. Какую-то долю секунды они попросту глядели прямо перед собой. Перепуганные и недоумевающие.
Борден Чантри сдвинулся с места и вышел из ресторана. Он знал, что произошло, как если бы видел это своими глазами.
Еще кто-то расстался с жизнью.