Человек закона

Глава 2

Бордену Чантри исполнилось двадцать четыре, а мужскую работу он выполнял с одиннадцати лет. Увильнуть от труда, уклониться от ответственности — такое ему никогда не приходило в голову. В местах, где он жил, подобные фокусы не проходили. Судили о человеке по тому, как он выполнял свою работу, а не по тому, чем он владел или откуда приехал. В одиннадцать лет Борден Чантри пас стадо, принадлежавшее соседу, отъехавшему в Техас, и получал телят в качестве вознаграждения.

К шестнадцати он стал владельцем тридцати двух голов скота с его собственным клеймом, и примерно столько же он продал. Это был тот год, когда он отправился в Техас, чтобы помочь перегнать скот обратно в Колорадо.

Он выжил после стычки с команчами около переправы Лошадиной Головы — Хорс-Хед-Кроссинг — на реке Пекос. В семнадцать он пошел следом за лошадьми, украденными индейцами кайова, и выкрал их заодно с остальными, так что кайова пришлось дальше путешествовать пешком.

Большую часть его времени занимала тяжелая, просто зверская работа, но сам Борден не считал свою участь ни тяжелой, ни жестокой. Это была просто его работа, которую надо исполнять. С одиннадцати лет, пока он не дожил до двадцати трех, Борден Чантри не мог вспомнить ни одного восхода солнца, который не застал бы его в седле — да и ни одного заката, если на то пошло.

Он вырос высоким и сухощавым. Научился читать знаки на земле, словно апач, и обращаться с оружием. Считался превосходным работником: не самый лучший ковбой в округе, но «один из».

Когда городской совет назначил его маршалом, он как раз сидел на мели. Земли все еще держал порядочно, но потерял почти весь свой скот и часть лошадей. Позаботиться о том, чтобы семья выжила, — значило перебраться в город и найти работу.

Работа маршала состояла в том, чтобы заставлять людей слушаться законов, а законы для Бордена Чантри являлись правилами, составляющими основу цивилизованного общества. Без них в мире воцарялся хаос. Чантри рассматривал законы не как ограничение его личной свободы, но как путь к большей свободе, потому что они устанавливали границы, которые другие не должны были перешагнуть.

В стране, где он вырос, решать разногласия револьвером было обычным делом. Вследствие чего ее жители следили за своими языками и обращались друг с другом уважительно — разве что напьются когда.

Умышленные убийства случались редко. Но случались, и вот теперь одно такое было у него в руках. Хуже всего было то, что Чантри не владел знаниями, какие облегчили бы ему расследование. Все, чем он располагал, — это простой житейский здравый смысл, так что пришлось разбираться с преступлением тем же порядком, каким бывший пастух совершал всякое другое дело — помаленьку, за раз одно.

Кем был убитый? Установить это было важно, ведь тогда может стать ясно, кто был заинтересован его устранить. А также что он делал в городе? Откуда прибыл?

Бесс указала Чантри отправную точку: каким способом погибший сюда попал?

Контора станции дилижансов уже открылась ко времени, когда Чантри явился туда и толкнул дверь. Состояла контора из барьера, отделявшего треть комнаты, письменного стола, стула-вертушки, нескольких шкафов — все основательно побитое и, кроме стула, заваленное бумагами. За столом восседал Джордж Блэйзер, в зеленом козырьке, с подвязками на рукавах.

— Как дела, Борд? Слышно, заимел покойничка?

— Кто-то его успокоил точно… убийство тут.

— Убийство? — Джордж был неприятно поражен. — Ты уверен?

— Не припомнишь человека, что приехал дилижансом в последние два-три дня? Высокого роста, волосы черные. Выглядел опрятно, одет в замшевый жакет с бахромой и индейской вышивкой бусами. Штаны черные, тонкое сукно.

— Нет, ничего похожего, Борд. Эти несколько дней ездили мало. Хайэт побывал в Денвере, но вернулся три или четыре дня тому назад. Могу сказать точно, никакой такой парень дилижансом не приезжал.

— А ты его видел?

— О, конечно! Раза три или больше. Первый раз, когда он попивал виски в «Коррале». Стоял один, я еще заметил, что он интересуется народом на улице. Присматривался к ним, я хочу сказать, к женщинам больше.

— Ну, это нормально. Говорил с кем-нибудь? Видел ты его — все равно с кем?

— Не-а. Ни разочка. В салуне тогда видел, и как переходил улицу, или вдоль шел.

— На лошади?

— Нет, верхом не видел, если подумать. Вчера он тут болтался. Я ведь то и дело снаружи: багаж ворочаю, мешки с почтой в дилижанс сую, просто дышу воздухом. Вот и видел его.

Борден Чантри вышел из конторы и оперся плечом о столб, поддерживающий нависающую крышу.

Могло так случиться, что пьяный по небрежности застрелил постороннего, хотя и мало вероятно. Но, когда некто доставляет себе труд скрыть убийство, для этого убийства должна существовать причина.

Он снял шляпу и протер внутреннюю кожаную полосу. Подумать только, ведь сию минуту преступник может смотреть на него, гадать, о чем это маршал размышляет. Действует на нервы. Вдобавок не имеешь понятия, кто твой враг — тоже удовольствие ниже среднего. Раньше он всегда это знал. Индейцы, угонщики скота, конокрады. С ними все ясно, и как наводить на них шороху — тоже. Тайный убийца, который, вполне возможно, следит за каждым твоим шагом, готовый посягнуть на твою жизнь, если подойдешь слишком близко к его секрету… это уже что-то другое.

Расхаживая по городу, Борден Чантри задавал вопросы. Нашлось несколько человек, помнивших чужого, но ничего особенного они не приметили.

Если он приехал на коне, значит, где-то он его оставил. Борден зашел в тень платной конюшни — на каждом конце широкая дверь. Пахнет свежим сеном, свежим навозом и упряжной кожей. Прошелся по широкому коридору между стойлами, рассматривая лошадей.

Этот крупный вороной принадлежит Лэнгу. Заводит глаза на проходящего. Тут и Хайэтовы подобранные под пару бурки, которых он запрягает в коляску. Кой-когда садится верхом, но коляску любит больше.

Незнакомых лошадей нет.

Вернулся к переднему входу. Из кладовки для упряжи, используемой также в качестве спальных покоев, появился Аб.

— Что-нибудь спроворить, маршал?

— Проверяю лошадей. Приходил сюда длинный, в замшевой кофте с бахромой?

— Не… Чужих на этой неделе никого, только тот разносчик приезжал из Канзас-Сити. Продавал масло для волос и всякое такое. Дамскую дребедень. Нет, никого не было.

В небольшом городке на приезжих обращают внимание. В небольшом западном городке обращают внимание еще и на лошадей. Однако, по-видимому, мало кто видел того приезжего, и никто не видел его с лошадью. Или никто из тех, кого Чантри сумел откопать.

Похоже было, что он въехал в город до свету или когда совсем стемнело… а то еще во время ужина, тут уж вообще вряд ли кто будет околачиваться на улице… Но ежели так, он должен был где-то остановиться. Борден пересек улицу, нацелившись к гостинице.

Помещение сразу за входом большими размерами не отличалось. С одной стороны — конторка, древний потрескавшийся кожаный диванчик, два необъятных кожаных кресла и еще одно, сделанное целиком, кроме сиденья, из длиннющих рогов, снятых с лонгхорнов. По стенам висели головы антилоп, оленей и бизонов, среди них — позади конторки, голова холощеного лонгхорна с девятифутовыми рогами.

За конторкой стояла Элси Картер. Здесь она проводила большую часть своего времени.

— Да, был тут такой. Спросил, нет ли комнаты на ночь, я сказала, есть, он говорит: «Приду займу».

— Назвал себя?

— Нет, не называл. Но скажу, красивый был мужчина. Прямо красивый. И выглядел знакомо.

— Знакомо? Сходство с кем-то из местных?

— Нет… с кем-то, кого я видела раньше. Как он ушел, с тех самых пор не могу успокоиться. Похож и не похож. Непонятно.

— Элси, вы с Детства жили в городке, вроде этого, и работали все больше в гостиницах. Разбираетесь в людях. Что вы можете о нем сказать? Хоть что-то. Мне ровным счетом не за что зацепиться.

Элси поднесла руку к волосам, затем оперлась пухлым локтем о конторку.

— Маршал, одно я могу сказать с уверенностью. Этот человек кое-что значил. Так он себя вел: сразу ясно, не мелкая сошка. И еще скажу. Он был хорошим стрелком. У них особая манера, маршал. У тебя у самого Такая. Это пробивается… не то чтобы человек выпендривался, поглядите, мол, каков я… просто невозмутимость какая-то, вера в себя… не знаю, как определить. Только у него это было.

— За кем-нибудь охотился, как считаете?

— Нет. Кого-то он высматривал, но не с той целью. Было видно по тому, как он оборачивался, когда сюда входили, как следил за прохожими на улице. Но этот сыромятный ремешок, который придерживал ударник на револьвере, он так его и не снял. Я его сразу определила, не успел войти, и ремешок рассмотрела. Как, по-твоему, может, он сам служил в полиции?

— Не знаю, Элси. Чего не знаю, того не знаю.

Борден выбрался на улицу.

— Курам на смех такой полицейский! — проворчал он вполголоса. — Человек приезжает в город на лошади, а ты даже эту лошадь не можешь найти!

Начнем с начала. Человек приезжает в город — зачем? Покупать землю? Покупать скот? Земли нынче мало поступает в продажу, для скота — не сезон.

Недовольный собой, Чантри уставился в конец улицы. Надо было послушаться хорошего совета и зарыть этого дохлика в землю, как всякого прочего, кому не повезло в перестрелке. Нет, обязательно понадобилось раздуть дело, все расковырять, без этого никак. Полдень на носу, а расспросы не привели ни к чему, чего он бы уже не знал или о чем не догадывался бы. До сих пор неизвестно, кто такой погибший, откуда взялся и на кой приперся в этот город.

Чантри тронулся с места, и тут из прохода между домами выскочил мальчишка.

— Привет, маршал!

Билли Маккой. Везде этот мальчишка. И все ему надо.

— Минутку, Билли!

— Слушаю, маршал! Поймать вам воришку?

Вот же язык без привязи.

— Пару годков повремени с этим, Билли, пока оставь это дело мне. Я чего хотел спросить: ты не встречал в городе этого, кого убили? Знаешь, такой…

— А то не знаю! Видел его. Залез в сарай, там и смотрел. Первый покойник, которого я видел так близко.

— И больше туда не суйся, не выставка. Я имел в виду, не видел ли ты его раньше? Когда он жив был?

— Ясно, видел. Он только-только приехал, еще светать толком не начало. Па пришел и меня разбудил, и я встал, пошел попить из колодца, а тут и он едет. Та-акой у него отличный гнедой, за целый год красивше не видел. Три белых чулка. И шаг мировой. На другой лошади рысью догонять придется, как он шагает.

— Куда он поехал? Где оставил лошадь?

— Я откуда знаю? Я пошел назад, спать завалился. Он прямиком по Главной улице катил, когда я его видел. Лошадь не видел больше, нет. Самого видел еще два раза, может три. Днем он крутился по городу и вечером — пьяный был.

— Пьяный, говоришь?

— Ну, с виду так. Идет по улице, шмяк об стенку. Головой потряс, дальше пошел. Со стороны на сторону его водит… пьяный будто, но может, и больной. Может, он просто больной был, маршал.

— Спасибо, Билли, — сказал Чантри и продолжил свой путь по улице.

У старого сарая его ждал Большой Индеец.

— Дай доллар, выкопаю могилу.

— Хорошо, выкопай. Поглубже только. — Чантри уже отворачивался, когда его настигла мысль. — Слушай, этот человек приехал в город на высокой гнедой лошади, три ноги белые. Видел такую?

Большой Индеец вытащил из угла лопату и вернулся к дверям.

— Большая лошадь? Семнадцать ладоней?

— Может быть, семнадцать.

— Видел его. Ехал на север.

На север? Борден Чантри постоял, раздумывая. Человек приехал на «та-аком отличном гнедом»… где же все-таки этот гнедой? Хозяин умер, лошадь должна быть поблизости.

Поглядел налево, потом направо. Джонни Маккой, отец Билли, сидит на краю тротуара у «Корраля».

Чантри пришло в голову, что он еще не задавал вопросов, относящихся к преступлению, в том месте, с которого следовало бы начать, — в салуне «Корраль», принадлежащем Тайму Рирдону. Сказано же, что жертва была под мухой.

Рирдон, небольшой человечек с хитрыми, осторожными глазками, гладенько причесанный, стоял за стойкой.

— Как жизнь, маршал? Что, заботы гнетут?

— Криминал случился. Погиб человек высокого роста, ходил в замшевом жакете. Не видал его?

— Был здесь. Опрокинул стаканчик и ушел.

— Мне говорили, он был пьян.

— Пьян? Вряд ли, но если нализался, то не у меня.

— Сомневаешься, что он мог быть пьяным? Почему так?

Рирдон выудил из ящика сигару, обрезал конец ее и зажег.

— Не того сорта парень. Я в своем деле собаку съел, маршал, и тот человек не был большим поклонником алкоголя. Немного выпить мог, но чтобы надраться? Сомневаюсь.

— Знал его?

Рирдон поколебался. На секунду дольше, чем должен бы.

— Нет-нет… не знал. Но кое-что могу о нем сообщить.

Улыбнулся, не разжимая тонких губ. А глаза остались холодными.

— Ты же знаешь, я всегда готов помочь стражу порядка. Скажу так. Кто бы он ни был, он ни от кого не убегал и на за кем не гнался. В драке на револьверах я поставил бы на него, не задумываясь, и он был при деньгах.

— То есть как это при деньгах?

— Несмотря на все его предосторожности, я их приметил. Слева под поясом у него висел мешочек. Золото, что же еще.

— И выпил только одну порцию?

— Только одну, и все на этом. Заплатил четвертак. Ты же знаешь, у меня выпить стоит четвертак за два раза. — Рирдон не спеша попыхтел сигарой. — Кричу ему вслед, что ему еще стопарь причитается, а он отвечает, спиши со счета. Или налей тому, кому это нужнее, чем мне.

— Когда я спросил, не видал ли ты его до этого, ты ответил не сразу.

— Не сразу? Ну, может, и так. Я вот как это представлю. Именно этого человека я не видел раньше никогда, но знал одного очень на него похожего, и если они в родстве, то позволь тебе посоветовать найти убийцу, и скоренько.

— Это как понимать?

— Понимать это надо так: если убитый принадлежит к семье, которую я имею в виду, пусть преступник сидит в каталажке до того, как они явятся. Не будет его там, они разберут город по досочке, по кирпичику.

— Не думаю, что мы им это разрешим, — мягко произнес Чантри. — В этом городе есть парни, с которыми сладить будет трудновато.

— Есть. — Рирдон стряхнул с сигары пепел. — Маршал, люди обо мне не очень хорошие вещи говорили, однако полагаю, мою храбрость под вопрос никто не ставил.

— Верно, — признал Чантри. — Никто.

— Тогда уясни себе вот что. У меня здесь свое дело, в город я вложил денег порядочно, но, если те мальчики придут сюда искать, кого им надо, я заползу в ближайшую щель и дорогу назад забуду.

— Кто они?

— Я уже наговорил достаточно, и дай-то Бог, чтобы я ошибался, только… разыщи своего мерзавца, маршал. И постарайся быстрее.

Чантри поблагодарил Рирдона и ушел.

Что теперь ему надо, так это посидеть и подумать. Слова Рирдона поневоле запали Бордену в душу. Только этого ему и не хватало: толпа упрямых ковбоев, въезжающих в город в поисках убийцы. Он видел такие компании прежде, видел и те перестрелки, которыми все кончалось. Обычно город одерживал победу, но ценой многих смертей и разрушений, а это не такие вещи, о которых думаешь с удовольствием.

В «Бон тоне» он взял кофейник и чашку и понес их к столику у окна. Разместился за ним, наполнил чашку и откинулся на спинку стула.

Почти что ничего. Рослый мертвец, ездивший на гнедой лошади с тремя белыми чулками. Человек, задирать которого было опасно — как полагали многие — и который не был похож на охотника выпить, но напился крепко. Или только казался пьяным.

Ну, хоть есть, с чего начать. Лошадь бы обнаружить!

Сорок лет назад по здешним местам бродили индейцы кайова. Потом пришли охотники на бизонов. На месте теперешнего города оказался хороший родник, поэтому кое-кто из охотников разбил тут поблизости стоянку. Позже появились торговцы припасами, открыли магазин для охотников — построили его из высохших до состояния доски, твердых, словно железо, бизоньих шкур.

Прошло еще несколько месяцев, и к магазину прибавилась станция дилижансов, потом салун, потом вокруг скопилась кучка землянок и шалашей. Один из охотников занял озерко в нескольких милях к югу и пригнал туда скот. Затем разведали медную руду и стали понемногу ее добывать. Так родился город.

Отец Хайэта Джонсона был одним из тех первых охотников. Джордж Ригинз, прежний маршал, был другим.

Дверь открылась, вошел Лэнг Адамс. Увидев Бордена, подошел к его столику.

— Ну? Как детективный бизнес?

— Вялый, — с оттенком раздражения ответил Борден. — Выпей кофе.

— Слишком ты себя изводишь. — Лэнг Адамс налил кофе в свою чашку. — В конце концов, это же только работа.

— Да, — огрызнулся Чантри, — работа, которая может мне стоить скальпа. А может стоить и города.

Лэнг пристально глянул на него.

— Города? Что это значит?

Чантри пересказал все, что слышал от Рирдона, потом ответил:

— Это все, что мне известно, но и ты, и я — оба мы знаем: на некоторых ранчо народ держится друг за друга крепче, чем в клане шотландцев. Наступишь одному на мозоль, и все орут. Вот и похоже, что мы на такую мозоль наступили.

— Я бы не стал насчет этого беспокоиться. Мало вероятно, чтобы об этом вообще узнали, и скорей всего никого это не станет волновать.

— Меня станет. Это произошло в моем городе.

— Ты не в меру серьезно к этому относишься, — рассудил Лэнг. — Сам подумай, мертвого ведь не подымешь. Более чем вероятно, он получил по заслугам. Я тебя понимаю, но что ты на этом заработаешь? Ни доллара тебе к зарплате не прибавят, а если кто-нибудь явится искать умершего, просто скажи, что ничего не знаешь. Человек этот откуда-то приехал, и, если его действительно убили не на дуэли, весьма возможно, что это сделал некто, ехавший вслед за ним специально. А после он попросту убрался.

— Может быть… а может быть и нет. Я знаю только одно, Лэнг. Если он все еще болтается здесь, я намерен его найти. А когда найду, он пойдет в тюрьму… или на виселицу.