Глава 9

Пресс-центр Государственной думы гудел, как разворошенный улей, несмотря на то что выступал не лидер оппозиционной фракции, не знаменитый своими скандальными «разоблачениями» экс-прокурор и даже не перспективный молодой политик из отставных премьеров. На сей раз журналисты и просто любопытные по долгу службы набились в большой зал пресс-центра, чтобы послушать независимого депутата Баранова, который собрался во всеуслышание заявить о порочных нравах, царящих в Госдуме, диктаторских замашках лидеров фракций и своих попытках борьбы за права избирателей.

Сергей Тимофеевич Баранов относился к той славной когорте депутатов-провинциалов, которые тихо просочились в Государственную думу по партийным спискам аграриев, а затем, получив заветные корочки, громогласно объявили о своем выходе из аграрной фракции, став независимыми и благополучными заднескамеечниками.

Прежде Баранов был совершенно не известен средствам массовой информации, несмотря на то что пленарные заседания посещал с вынужденной регулярностью, как когда-то комсомольские собрания. Его невыразительная внешность соответствовала скорее образу районного чиновника, чем политика федерального масштаба: среднего роста, довольно хлипкого телосложения, с непропорционально длинными руками, которые он обычно держал за спиной.

Баранов никогда не был объектом внимания околополитической публики.

Юные журналистки, заполнявшие кулуары Думы, просто не замечали этого невзрачного человечка. Единственной деталью, достойной внимания на его пресном, с мелковатыми чертами лице, были дорогие очки в тонкой золотой оправе. Чуть ссутуливаясь, он проскальзывал мимо галдящих служительниц пера и микрофона, окружавших Владимира Жириновского или Григория Явлинского, в курилку, где торопливо выкуривал сигарету, и возвращался в зал заседаний.

Но в преддверии намечавшихся через полгода парламентских выборов депутат Баранов стал проявлять активность подобно весеннему головастику. За прошедшие три с половиной года он успел искренне привязаться к своему хоть и жестковатому, но обладавшему несомненными достоинствами депутатскому креслу. И тогда Баранов вполне трезво рассудил, что, не обратив на себя внимания пишущей братии и тележурналистов, избраться на второй срок ему будет весьма затруднительно. Возвращение же в провинцию означало не просто политическую смерть, но и почти физическое небытие. Ему вовсе не хотелось расставаться с московской квартирой, многочисленными льготами и неучтенными доходами, которые он получал за одно только обладание вожделенным статусом депутата законодательного органа. Требовались решительные действия. И вот неожиданно для всех, и для себя в том числе, за последние несколько недель Сергей Тимофеевич сумел заручиться поддержкой двух десятков подобных себе заднескамеечников, обработать нескольких банкиров и бизнесменов, пообещавших финансовую подпитку за лоббирование их интересов в будущем, и прорвался на первые полосы центральных газет и в новостные передачи общероссийских телевизионных каналов.

Падкие до сенсаций журналисты немедленно окрестили его ньюсмейкером, что льстило его самолюбию, хотя он не совсем понимал смысл этого слова — с иностранными языками у Сергея Тимофеевича, как и у большинства провинциальных чиновников, было туго.

Хотя новая и непривычная роль объекта внимания журналистов стоила Баранову нервов, радужные перспективы, которые он рисовал в своем воображении, заставляли его подавлять собственные комплексы. В этом ему помогали предоставленные спонсорами и хорошо оплачиваемые имиджмейкер, психолог, пара политических советников и визажист. Одно из авторитетнейших пиаровских агентств — «Фонд политических исследований» — взяло его под свою опеку.

На пресс-конференцию, анонсированную неделей ранее с помпезностью, достойной лидеров предвыборной гонки, Баранов прибыл в сопровождении одного из политических советников — молодого человека с внешностью университетского отличника и апломбом прожженного дельца.

Зажглись софиты, ярко осветив синий, как и полагается, задник с желто-золотистой надписью «Независимые депутаты» и двуглавым российским орлом над нею. Баранов, щуря чуть близорукие глаза под стеклами очков, занял место за столом, уставленным микрофонами телевизионщиков и диктофонами пишущих журналистов. Не успел он как следует освоиться с непривычной обстановкой, а кто-то из журналистов уже выкрикнул:

— Вы собираетесь баллотироваться в следующем году на пост Президента России?

В зале раздался смех. Баранов густо покраснел. На помощь ему тут же подоспел политический советник:

— Господа, вопросы вы будете задавать позднее, а сейчас депутат Государственной думы Сергей Тимофеевич Баранов сделает программное заявление.

Баранов принялся нервно шарить по карманам пиджака. Снова ему на помощь пришел молодой пиаровец — достал из дорогущей папки в кожаной тисненой обложке свой экземпляр текста и положил перед депутатом.

— Уважаемые дамы и господа, товарищи… — начал Баранов, теряясь еще больше.

Пошарив пальцами под кадыком, он слегка распустил узел нового, непривычно яркого и дорогого галстука, после чего, отклоняясь от текста речи, неожиданно пробормотал:

— Ну и жара в Москве!

Получив едва заметный толчок, он уставился в бумажку и принялся монотонно читать:

— Высокое звание депутата Государственной думы России накладывает на народного избранника особые обязательства. В первую очередь он должен защищать интересы граждан, доверивших ему право…

Ровный гул в зале свидетельствовал о том, что программное заявление никого не интересует, а скандальными разоблачениями пока и не пахнет.

Прожженным думским корреспондентам было ясно, что самое интересное — впереди.

— В Думе сложилась нетерпимая обстановка диктата крупных фракций, которые защищают свои собственные, зачастую узкопартийные интересы, принося в жертву запросы и чаяния…

Одно из мест в первом ряду занимала симпатичная девушка в строгом костюме с чуть более короткой юбкой, чем принято в чопорном политическом мире.

Ее ярко-песочные волосы с аккуратной челкой были стянуты на затылке двумя тугими хвостиками, а на аккуратно припудренном носике громоздились большие круглые очки.

— …депутаты, которые стремятся исполнить наказы граждан, остались в меньшинстве. Могу проиллюстрировать это на собственном примере. Когда я, выйдя из рядов аграрной депутатской группы…

Закинув ногу на ногу, девушка, почти единственная из присутствовавших в зале, внимательно слушала выступавшего и даже что-то прилежно помечала в блокноте. Депутат Баранов не преминул обратить на нее внимание. Ее облик напомнил ему давно ушедшую молодость, когда, будучи инструктором обкома комсомола, он проводил немало времени в командировках по райцентрам в обществе очень похожих на эту корреспондентку юных комсомольских секретарей.

У «комсомолки» из нагрудного кармана строгого делового костюма торчала аккредитационная карточка корреспондента московской областной газеты. Эту «ксиву» и еще пару вполне убедительных с виду документов за пару дней до пресс-конференции Наталье организовал Федор Михайлюк — ее бывший сосед по дому, некогда — капитан милиции, сотрудник отдела уголовного розыска Калининграда, а ныне личный водитель одного из спонсоров депутата Баранова — преуспевающего бизнесмена Руслана Гатаулина.

Актерских способностей Натальи вполне хватало, чтобы убедительно изобразить политическую неофитку, всерьез интересующуюся расстановкой сил в Государственной думе. Это было вовсе не трудно: пару раз глубокомысленно наморщить лоб, поправить очки, сделать несколько записей в блокноте и, косвенно осуждая циничную болтовню окружающих, смотреть прямо в рот оратору, будто-то бы принимая его слова за чистую монету. При этом она не забывала и о другой стороне своей роли: время от времени изящно закидывала ногу на ногу, томно проводила ладонью по вспотевшей шее — в зале действительно стояла невыносимая жара, — изредка кокетливо поправляла и без того аккуратную прическу.

Депутат Баранов закончил истязать слух собравшихся малоосмысленной политической шелухой и завершил выступление выспренними словами:

— С помощью независимых депутатов Россия сможет стать культурным и духовным центром всего мира!

— Эк, куда его занесло!.. — воскликнул сидевший рядом с Натальей бородач в потертых джинсах. — Начал за упокой, а кончил…

Словно подтверждая его слова, Баранов экзальтированно добавил:

— Русские умеют побеждать!

В зале раздались вялые аплодисменты. Одной из немногих аплодирующих была и Наталья Мазурова. «Коллеги» покосились на нее с недоумением.

— Ну что ж, господа, — оживился политический советник Баранова, — попрошу задавать вопросы.

— Так вы все-таки собираетесь баллотироваться в следующем году на пост Президента России? — повторил вопрос сидевший рядом с Натальей бородач.

Баранов закашлялся и изобразил на лице вымученную улыбку.

— Мне нравится ваше чувство юмора. Ну а если серьезно, то таких далеко идущих политических целей я перед собой пока не ставлю, придерживаясь в своей деятельности тактики «мелких шагов».

— Поподробнее, пожалуйста. Какой смысл вы вкладываете в это понятие?

— Я стараюсь реально смотреть на вещи. Как вы уже могли понять из моего заявления, главное я вижу в заботе о нуждах рядового российского гражданина, того, кто каждый день ходит на работу, содержит семью… — Услышав трель телефонного звонка, Баранов осекся и покосился на советника.

Молодой человек с извиняющимся видом достал из кармана сотовый телефон и приложил его к уху. Сказав в трубку несколько слов, он что-то шепнул на ухо Баранову, поднялся и быстро покинул зал.

Оказавшись в одиночестве перед хищно нацеленными на него объективами телекамер и микрофонами, Баранов нервно заерзал на стуле. Ушлые журналисты немедленно ринулись в атаку.

— Скажите, нынешний состав Думы полностью коррумпирован или там еще остались честные депутаты?

Баранов растерянно развел руками:

— Ну… нельзя же всех депутатов скопом зачислять в коррупционеры…

От нарастающего гула он сбился окончательно и смолк.

— Вы можете назвать фамилии коррумпированных депутатов? Хотя бы одного… — наперебой загалдели журналисты.

Молчание Баранова было красноречивее любых слов. Наталья догадалась, что наступило время бросить ему спасательный круг.

— Назвать человека коррупционером имеет право только суд, — перекрикивая голоса «коллег», звонким голосом заявила она. — Скажите, Сергей Тимофеевич, а каково лично ваше отношение к проблеме коррупции?

* * *

Баранов вздохнул с облегчением:

— Это — позорное явление, которое не дает России вырваться в ряды процветающих государств. Это — бич нашего общества, — радостно возвестил он. — Мы, независимые депутаты, решительно выступаем против коррупции, которая, подобно спруту…

Разочарованные журналисты поняли, что никаких скандальных заявлений и разоблачений не дождутся. Не обращая внимания на вдохновенную речь депутата, журналисты, свернув видеоаппаратуру, захлопнув блокноты и выключив диктофоны, демонстративно покидали зал.

Лишь несколько наиболее упорных остались до конца пресс-конференции, а затем, лелея робкую надежду услышать хоть что-нибудь интересное, потянулись к столику, за которым сидел Баранов. Наталья терпеливо ждала.

Отвечая на вопросы, депутат время от времени посматривал в ее сторону.

Когда зал опустел, Наталья подошла к нему.

— Сергей Тимофеевич, — поправляя кончиком указательного пальца очки, начала она слегка подрагивавшим от волнения голосом. — Не могу похвастаться тем, что я — известная журналистка. Моя карьера на этом поприще только начинается. Работаю в областной газете, тираж у нас небольшой, но я являюсь еще и корреспондентом информационного агентства «Интер ньюс». Думаю, мировой общественности будет интересно узнать о процессах, которые происходят в высшем законодательном органе России. Осмелюсь попросить вас уделить мне часок-другой, ибо в моих планах — подготовить основательный материал. Ведь публику интересует не только сама политика, но и люди, которые ее творят. Я бы хотела подробнее узнать о вас как о человеке.

Баранов с трудом скрывал удовольствие, когда поинтересовался:

— Речь идет об интервью?

— Именно об этом я хотела вас попросить.

— Ну что ж, я не возражаю. И лучше не откладывать это в долгий ящик.

— Буду признательна.

— Так… Посмотрим, что у меня со временем… — Баранов раскрыл ежедневник и, слегка покраснев от смущения, пролистал практически пустые страницы. — Меня тут нагрузили советники, — пробормотал он. — Прямо не знаю, куда вклиниться… Так, прием… встреча… еще встреча, пресс-конференция… А что, если ближе к вечеру? Это возможно?

— У меня ненормированный рабочий день. — Наталья широко улыбнулась.

— Вот и отлично! Давайте завтра в восемь. Идет?

— Вполне.

— И где же мы встретимся? Кажется, для такой беседы лучше всего подойдет неофициальная обстановка.

— Я согласна.

— Рядом с гостиницей «Россия», на Варварке, есть хороший ресторанчик, там можно посидеть и спокойно обсудить все интересующие вас вопросы.

* * *

Умопомрачительно длинный белый «Линкольн» остановился у парадного входа в театр; из подъехавшего следом черного джипа выскочили несколько бритоголовых молодцов. С мало соответствующими случаю мрачно-сосредоточенными физиономиями они застыли у дверец лимузина, охраняя заезжую оперную звезду от не в меру ретивых поклонников.

— Это она! — резанул ухо восторженный женский голос, и толпа оперных фанатов, топтавшихся на ступеньках парадного, хлынула к «Линкольну».

Грузная певица в ярко-красном шелковом платье, переливающемся блеском бриллиантовых украшений, расточая ослепительные улыбки, выбралась из машины с помощью элегантного толстячка импресарио. Сдерживая толпу, парни из секьюрити помогли знаменитости взойти на ступени, где у входа ее ожидали сам директор театра и его жена — некогда балетные звезды мировой величины.

Супруга директора преподнесла знаменитой оперной диве букет шикарных орхидей, и в сопровождении руководства певица проследовала в холл. Меломаны хлынули было следом, но путь им преградили бритоголовые.

Владимир Старостин с женой наблюдали за этой картиной из скверика напротив парадного входа в театр. Для сегодняшнего похода на единственный концерт оперной примадонны Монтсеррат Кабалье супруги надели лучшее, что имелось в их гардеробах.

Взглянув на часы, Старостин взял жену под локоть:

— Пойдем, нам пора. Митя просил подойти пораньше.

— Ну вот, — недовольно протянула жена, — для всех театр начинается с вешалки, а для нас — с черного хода и поста пожарной охраны.

Конечно, никакой зарплаты Старостину не хватило бы для того, чтобы купить билеты на столь престижное мероприятие. Но начальником пожарной охраны театра работал его старый знакомый, который и помог организовать этот «культпоход». Кресел в партере он не обещал, разве что мог пристроить своих друзей у осветительных «пушек» под самым потолком зрительного зала.

* * *

Вариант был не из лучших, но выбирать не приходилось: послушать голос великой певицы и посмотреть на нее «живьем» для простых смертных — удача из тех, которые выпадают раз в жизни. I Со служебного телефона Старостин позвонил приятелю. Через несколько минут тот спустился вниз и провел их через посты усиленной по такому случаю охраны. Они долго шли по сумрачным закоулкам и служебным лестницам, прежде чем поднялись на отведенную им высоту.

— Ты знаешь, Митя, а изнутри театр гораздо больше, чем кажется снаружи, — поразился следователь.

— Я этому давно перестал удивляться, — согласился с ним начальник пожарной службы.

Он усадил гостей на два расшатанных стула рядом с осветителями, которые в ожидании начала концерта настраивали прожектора. Уходя, пожарник попросил их вести себя как можно тише:

— Здесь такая акустика, что даже кашель в кулак разносится по всему залу, как пушечный выстрел.

Жена Старостина при этих словах скривилась так, что он на секунду пожалел о своей затее. Однако при первых же аккордах оркестра и звуках божественного голоса певицы все недовольство Светланы улетучилось. Жадно вслушиваясь в каждую ноту, она просидела весь концерт, даже не шелохнувшись.

Еще не отгремели аплодисменты, как пожарный начальник поднялся к ним и предложил гостям взглянуть на закулисную жизнь своей «вотчины»:

— Пойдем, Володя, покажу вам наше хозяйство.

Первым делом они вышли на сцену, еще усыпанную лепестками цветов, которыми забрасывали примадонну. Возле опущенных осветительных штанг трудились уже знакомые им парни, снимая с фонарей цветные фильтры, монтажники сцены свертывали гигантский задник и спускали его в глубокий карман под сцену, музыканты складывали инструменты. Все вокруг еще дышало атмосферой только что закончившегося праздника.

— Из зала все это смотрится совершенно иначе, — сказала Светлана, не скрывая изумления. — Как что-то сказочное, феерическое. А за сценой театр мало чем отличается от производства.

— Фабрика грез, — засмеялся пожарник.

— Точно, фабрика грез, — согласилась Светлана, разглядывая громоздящиеся в кармане сцены декорации.

— Хотите взглянуть еще на что-нибудь?

— А что тут еще есть интересного?

— В театре все интересно. Правда, по гримеркам я, конечно, вас не поведу. Может, хотите выпить? Буфет открыт.

— Разве что кофе, — промямлил Старостин. Приятель подмигнул ему:

— А может, чего-нибудь покрепче? Давно не виделись…

— Да, в общем… — неопределенно протянул Старостин и покосился на жену.

Светлана демонстративно поджала губы и отвернулась:

— Как знаешь…

— Да ладно, Светка, чего уж тут. Тебе тоже нальем, — засмеялся Митя. — Шампанское будешь? У нас в буфете хорошее, крымское.

— Какая женщина устоит перед таким предложением? — Она сбросила с себя маску недовольства и последовала за мужчинами.

В коридорах повсюду толпился народ: все сотрудники театра, не считаясь со сменами, явились на работу, чтобы послушать концерт прославленной испанской певицы.

Дмитрий со Светланой шли впереди, Старостин чуть задержался, пропуская стройных девушек, осанка и походка которых выдавали в них юных балерин.

Засмотревшись на них, он чуть было не столкнулся лицом к лицу с очаровательной темноволосой молодой особой в потертом джинсовом комбинезоне.

— Пардон, — пробормотал Старостин и тут же впился взглядом в лицо незнакомки: его наметанный глаз отметил у нее на щеке небольшой шрам в виде креста.

— Ничего страшного, — сказала молодая особа и поспешила дальше по коридору.

Старостин обернулся и долго смотрел ей вслед. Затем быстро нагнал товарища и, схватив его за плечо, спросил:

— Слушай, Митя, ты всех в театре знаешь?

Тот неопределенно покачал головой:

— Из постоянных работников, можно сказать, всех. У нас, конечно, есть временные сотрудники, но это в основном творческие единицы — заезжие режиссеры, художники, солисты… Да еще массовка, стажеры, учащиеся хореографических училищ. С ними, сам понимаешь, мне общаться не приходится. А так…

— Посмотри туда. Видишь ту вертихвостку в джинсовом комбинезоне? Она кто?

Пожарник вытянул шею, высматривая втолчее незнакомку, с которой волей случая столкнулся Старостин.

— Вон та, высокая?

Из-за плеча начальника пожарной охраны вынырнула супруга Старостина.

— А что это тебя так интересуют театральные дамочки? — настороженно поинтересовалась она.

— Да погоди ты! — отмахнулся майор. — Я по делу. Вон та, видишь?

— Ничего деваха… — усмехнулся пожарник. — Она хоть и простая гримерша, но за нею даже кое-кто из начальства пытался ухлестывать.

Неприступная, как крепость Измаил.

— Ну, допустим, Измаил в конце концов оказался не таким уж неприступным — Суворов его после шести дней подготовки взял штурмом.

— Ты наш эрудит! — усмехнулся Дмитрий.

— У меня по истории всегда была пятерка. Но мы от темы отклоняемся. Как ее зовут?

— Наташка Мазурова.

— Давно в театре работает?.

— Давно. Не помню точно.

— А кто она, откуда? Москвичка?

— Понятия не имею. Судя по поведению, москвичка — в ж… спичка. К ней просто так не подкатишь, всех отшивает. Хотя… Есть тут у нее в театре один дружок, художник-оформитель. Молодой парнишка, Леликом зовут.

— Как фамилия? — с профессиональным интересом спросил Старостин.

— Ну ты, Вовка, загнул… Требуешь от меня невозможного. У нас тут сотни людей работают. Я каждого по фамилии знать не обязан. И вообще, ты на концерт пришел или следствие проводить?

Старостин смутился.

— А он всегда следствие проводит, — вставила Светлана. — У него ни выходных, ни праздников. Даже на дачу выехать не можем. Вечно его на осмотр каких-то покойников вызывают.

— Что поделаешь, — вступился за друга Дмитрий, — надо же кому-то и этим заниматься. «Убойный отдел», одним словом… А тебе, Светка, пора бы и привыкнуть.

— К этому привыкнуть невозможно, — парировала та.

— Ладно, хватит дуться, — постарался замять неловкость пожарник. — Пошли в буфет, а то без нас шампанское выдохнется.

Старостин еще раз-другой оглянулся и задумчиво пробормотал себе под нос, почти беззвучно шевеля губами: «Гримерша!»

* * *

Ресторан «Русский стиль», обосновавшийся в полуподвальном этаже внушительного здания дореволюционной постройки, интерьером напоминал трактир, хотя цены в меню больше соответствовали дорогому французскому заведению. В связи с этим посетителей было немного, что Баранова и Наталью вполне устраивало.

Они заняли места у стены, которая была завешана рыболовными сетями и предметами крестьянского быта — лаптями, плетенными из лозы корзинами и кузовами, деревянными граблями и посконными домоткаными рубахами. С потолка свисала люстра в виде колеса от телеги. В меню были окрошка, несколько разновидностей пельменей, стерляжья уха, осетрина, икра, зайчатина. К немалому удивлению Натальи, Баранов вместо спиртного заказал себе квас, и она, подыграв ему, тоже ограничилась этим традиционным русским прохладительным напитком.

Поначалу депутат держался скованно и почти сразу же объяснил причину этого:

— Понимаете, Наташа, дело в том, что я не совсем свободен в своих поступках. Другими словами, я не имею права, скажем, общаться с журналистами иначе как в присутствии кого-нибудь из моих советников. Чтобы встретиться с вами, мне пришлось пойти на хитрость и избавиться от них.

Наталья поспешила его успокоить:

— Не волнуйтесь, Сергей Тимофеевич. Я не собираюсь ничего предпринимать без вашего на то согласия. Текст интервью, когда он будет подготовлен, вы получите на утверждение и сможете показать своим советникам. Если им что-то не понравится, они смогут внести свои коррективы.

Баранова отпустило, он вздохнул с облегчением и заметно расслабился.

— Ну, тогда можно и водочки заказать. Приятно иметь дело с профессионалами.

Наталья в знак согласия улыбнулась. Она была все в том же строгом костюме со слегка укороченной юбкой.

— Итак, я включаю диктофон; — напомнила она, слегка поправив очки, после того, как депутат выпил первую рюмку.

— Валяйте, — махнул рукой Баранов, — выпытывайте у меня все, что угодно. Выложу как на духу. — "Приятно, когда тобой интересуется такая милашка, — подумал он. — Пусть даже в силу служебных, так сказать, обязанностей…

Впрочем, еще не вечер".

— Сергей Тимофеевич, я знаю, что вы родились в Томске. Никогда там не бывала, и вообще дальше правого берега Волги меня судьба не заносила.

Расскажите, что за город ваш Томск. Ведь это — Сибирь, тайга, романтика…

— Ну, насчет романтики… Ее там не много. Томск — обычный большой город, где много учебных заведений, театры и все атрибуты цивилизованной жизни.

О тайге там напоминают только комары, летом от них просто спасу нет.

— А зимой, наверно, знаменитые сибирские морозы?

— Что есть — то есть. Без полушубка и валенок зимой у нас не обойтись.

Да и то: ведь тайга рядом, начинается прямо за окраинами.

— Та самая дикая и непроходимая тайга, о которой рассказывают легенды?

— Именно та, Наташа, и легенд про нее — хоть отбавляй. У нас в округе до сих пор в скитах живут старообрядцы, которые давно порвали с цивилизацией и до сих пор стараются не иметь никаких контактов с внешним миром.

Один-единственный раз решили обратиться за помощью к государству. Это было в восьмидесятых годах. На них тогда стали совершать нападения беглые заключенные.

А наши старообрядцы живут по библейским заповедям — не укради, не убий. Так что сами себя они защитить не могли.

— Беглые заключенные? — почти с испугом переспросила Наталья.

— Вижу, вам страшно, — самодовольно рассмеялся Баранов и налил себе водки. — У нас же это — дело обычное. Томск вообще построен каторжанами. Это один из самых древних городов в Сибири — ему уже почти четыреста лет. Через него когда-то проходил главный сибирский тракт. Тогда Томск был столицей Сибири. Сейчас у нас, конечно, не столичный город — и только потому, что Транссибирскую магистраль провели через Новосибирск, до которого от нас километров шестьсот. Но мы держимся. А когда-то Томск был богатейшим городом…

Баранов, очевидно, сел на своего любимого конька и принялся долго и с азартом рассказывать про свой затерянный среди сибирских просторов родной город. Глаза его горели, он страстно жестикулировал, но Наталье очень скоро стало скучно.

— Да что вы все про город да про город? — перебила она его. — Расскажите про себя, Сергей Тимофеевич.

Баранов слегка осекся. Ему понадобилось время, чтобы сменить тему.

— Про себя? Ну что ж… Вокруг, знаете ли, тайга. А тайга — это охота.

У нас все мужчины с самого детства — охотники, да и женщины, в общем, тоже. И это неудивительно. Ведь что такое охотник? Это человек с ружьем. А в тайгу без оружия — носа не сунь. Даже школьники в походы с ружьями ходят. Это, конечно, не есть хорошо, — слегка смутился Баранов, — но такова жизнь, таковы наши сибирские реалии. Так что если хотите дать мне самую меткую характеристику одним словом, то вот вам подсказка: я — охотник!

Наталья с почти неподдельным уважением посмотрела на депутата.

— Я думаю, Сергей Тимофеевич, вскоре нашу страну ожидают большие перемены. Наконец-то политику решили взять в свои руки настоящие мужчины, закаленные суровым сибирским климатом, крепкие, выносливые, как медведи.

Баранов расцвел от удовольствия:

— Вы мне льстите, Наташа.

— Ничуть. Ведь о сибиряках ходят легенды. О крепких, мужественных охотниках, способных постоять за себя и за свою страну. В общем, вы в меня вселили уверенность в том, что Россия не только встанет на ноги, но и в скором будущем превратится в одно из самых мощных и сильных государств мира.

— Россия и так одно из самых мощных и сильных государств мира, — поправил ее Баранов.

Загрузка...