Черная вдова

Глава 14

Выходя из театра, Наталья отметила про себя некую странность в поведении вахтерши. Та при ее появлении не расплылась, как обычно, в приветливой улыбке, а с озабоченным видом нырнула под стол и загремела там какими-то банками. Однако Наталья прекрасно догадывалась о причинах этого: подруги поведали о неприятных разговорах с милиционером, правда, постарались представить их как глупое недоразумение.

На улице она огляделась. Не заметив знакомого «Мерседеса», вздохнула с облегчением и направилась в сторону метро. Но не успела сделать и двух шагов, как к ней подошел светловолосый мужчина с бесцветной внешностью:

— Вы Наталья Мазурова?

— Смотря кому это нужно знать, — настороженно ответила она.

Мужчина вынул из кармана удостоверение и, развернув его, представился:

— Следователь уголовного розыска майор Старостин.

Ощутив некоторую слабость в ногах, Наталья все-таки сумела быстро взять себя в руки и холодно поинтересовалась:

— Тот самый Старостин, который активно интересуется моей скромной личностью?

— Тот самый, — спокойно сказал следователь. — Вам уже доложили?

— Вы полагали, что может быть по-другому?

— Да нет.

— Тогда зачем задавать глупые вопросы? Могу я узнать, чем продиктован столь настойчивый интерес? В театре скоро каждый монтировщик сцены будет подозревать меня в том, что я уголовный элемент. Правда, среди них много «синих», и это только подымет мой авторитет.

— Об этом пока рано говорить… — замялся Старостин.

— Но вы же меня в чем-то подозреваете?

— По долгу службы мне приходится подозревать многих.

— Тяжелая у вас жизнь. Как же вы по улицам ходите? Ведь любой прохожий может оказаться грабителем или убийцей!

— К счастью, в большинстве случаев это не так.

— На всех преступлений не хватает?

— Слава богу, честных людей больше, чем преступников. Но для того, чтобы не пострадали невинные, я обязан что-то делать, что оправдывало бы мое существование.

— Вы так и будете темнить? Если вас что-то интересует — спрашивайте, нет — извините, и разойдемся, как в море корабли.

— Вам это может показаться странным, но меня интересует происхождение шрама у вас на щеке.

Если бы он смотрел Наталье в глаза, то заметил бы в них холодную неприязнь.

— Допустим, я упала и порезалась. Вас это устраивает?

— Странный порез — в форме креста.

— Всякое бывает. Что дальше?

— Я — следователь. В силу специфики своей работы меня интересуют различные детали. Шрам ваш имеет столь нестандартную форму, что увольте, но я вам не верю.

— Вы можете предложить другие варианты? — с ядовитой усмешкой спросила Наталья.

— Могу. Например, это — результат преступного посягательства на вас или след от сведенной татуировки, которую могли сделать насильно. Думаю, по крайней мере один из этих вариантов близок к истине.

— На эту тему я говорить не желаю, — отрезала Наталья.

— Понимаю, что вы симпатии ко мне не испытываете. Это вполне естественно. Мало кто получает удовольствие от общения с сотрудником уголовного розыска. Я к этому давно привык. И если вы, мадам, хотите вывести меня из себя, у вас ничего не получится. Кишка тонка. Я не очередной ваш воздыхатель, которых вы так ловко динамите. Короче, если на вас было совершено нападение и вы скрываете этот факт, то тем самым помогаете преступнику, который, оставаясь на свободе, может совершить еще немало подобных деяний. Своим молчанием вы ставите под угрозу жизни других людей. Вы становитесь сообщником!

— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Наталья приложила максимум усилий, чтобы скрыть волнение.

— Недавно в Битцевском лесопарке обнаружили труп женщины. У нее на щеках были порезы в форме креста…

Хотя само известие о трупе в лесопарке вряд ли могло порадовать нормального человека, Наталья все же вздохнула с некоторым облегчением. Она поняла, что интерес, проявляемый к ней со стороны угро, не имеет никакого отношения ни к ее прошлому, ни к ее настоящему. Если, конечно, следователь не солгал умышленно.

— Ну что ж… Раз такое дело, я скажу, что одна из ваших догадок была верной. Это след от сведенной татуировки.

— Татуировка на лице — довольно необычное явление в нашем обществе. Я был бы очень вам обязан, если бы вы рассказали об этом подробнее.

— Вы уже знаете, что у меня не совсем обычная судьба.

— Кое-какие детали вашей биографии мне известны, — согласился Старостин. — Вы сирота. Ваши родители погибли в автокатастрофе, а отношения с опекуншей у вас не сложились.

— Согласитесь, что это не имеет никакого отношения к убийству в лесопарке.

— Тем не менее, — настаивал следователь. — Хоть я и понимаю, что вам неприятно ворошить прошлое.

Наталья горько усмехнулась.

— Общение с вами напоминает мне посещение кабинета зубного врача. А я, извините, не мазохистка. Если у вас есть какие-то конкретные факты, доказательства, что ж, выписывайте повестку, приглашайте в кабинет, допрашивайте… Если нет — увольте. Вам в какую сторону?

Старостин неопределенно пожал плечами.

— А мне — в противоположную. Всего доброго.

Глянув Наталье вслед и мысленно отметив достоинства ее фигуры, он достал сигареты и закурил.

— Скрываешь ты что-то темное, дорогуша, скрываешь, — пробормотал он себе под нос. — Сдается мне, придется копать под тебя поглубже. Завтра же с утра займусь составлением запроса. Пусть ребята копнут материалы на тебя.

Наталья шла не оглядываясь. "Что делать? — пульсировало у нее в голове.

— Может, рассказать Михайлюку? Вдруг тогда он отстанет? Нет, ни в коем случае!

Он испугается и начнет заметать следы. А я становлюсь нежелательным свидетелем.

Еще решит убрать меня! С ним шутки плохи… Тогда бежать, скрыться? Но куда, где? Да и есть ли смысл. Не знаю, что в голове у этого следователя, но, похоже, он про меня пока ничего не знает. Про то, что я из Калининграда, в Москве никто, кроме Федора, не знает. А с Ригой ему связаться будет не просто. Латвия теперь другое государство, и отношения с ним — не радужные. Чтобы в Риге согласились помочь, нужны веские основания. А что у него на меня? Ничего. Но этот, похоже, не остановится. Слишком крысоподобная внешность. Вынюхивает все, высматривает. Что, если до Калининграда докопается? Тогда мне конец! Что же делать? Ждать? Может оказаться поздно…"

Кашинцев сидел за столом в своем скромном кабинете, с головой погрузившись в изучение документов из толстой папки, обложка которой была украшена крупными буквами: "ЗАО «Росвнешимпэкс». Внимательно вчитавшись в очередной документ, а затем последовательно сравнив его с другими бумагами, удовлетворенно хмыкнул и, покусывая нижнюю губу, принялся делать пометки в своей записной книжке.

Записи эти состояли из длинных рядов цифр и символов, смысл которых был понятен только самому Кашинцеву.

— Придется раскошелиться, Руслан Каримович, — шевеля губами, едва слышно произнес он. — Надеялись меня развести? Э нет… Я каждую запятую в ваших документах помню. Мне еще в детстве говорили, что у меня память на цифры феноменальная.

Этот увлекательный процесс был прерван осторожным стуком в дверь.

— …Минуточку! — торопливо крикнул Кашинцев. — Я занят! — Дописав еще несколько строк, он захлопнул записную книжку и спрятал ее во внутренний карман пиджака. Выпрямившись за столом и постаравшись придать лицу как можно более внушительное и серьезное выражение, крикнул:

— Войдите!

Дверь осторожно открылась. Увидев посетителя, точнее, посетительницу, которая шагнула через порог, робко прижимая к себе тоненькую папочку, Кашинцев обомлел: таких красавиц раньше ему приходилось видеть разве что на обложках дорогих журналов да еще, пожалуй, по телевизору.

Перед ним стояла высокая стройная девушка с густой копной золотистых волос, рассыпавшихся волнами по точеным обнаженным плечам. Майка-топ телесного цвета плотно облегала ее высокую грудь. Из прочей одежды взгляд Кашинцева отметил лишь узкую юбку, которая больше напоминала набедренную повязку.

Потрясающую длину ног подчеркивали изящные туфли на шпильках. А уж что до макияжа! Полнота чувственных губ оттенялась рубиново-красной помадой, а из-под густых ресниц на него смотрели испуганные зеленые глаза.

— Игорь Петрович? — робко спросила она, переминаясь с ноги на ногу, отчего ее эффектные бедра вызывающе покачивались.

Глаза Кашинцева мечтательно затуманились.

— Он самый… — выдавил налоговый инспектор, смахивая платком выступивший на лбу пот. — А вы по какому вопросу?

Девушка протянула ему тонкую папочку и тут же стыдливо сложила на обнаженном животе ладони.

— Дело в том, Игорь Петрович, что я открываю свою фирму.

— О! — только и нашелся что ответить Кашинцев. Он взял папку и, раскрыв ее, вслух прочитал:

— "Устав ТОО «Наталья». Интересное название.

— Я решила ничего не выдумывать, — пояснила посетительница, — и назвала фирму своим именем.

Перед «делом» Михайлюк предлагал ей сделать фальшивый паспорт и регистрировать фирму на чужую фамилию. Но Наталья отказалась. «Черная вдова так Черная вдова, — решила она, — будем держать марку». Самка этого самого ядовитого в мире паука пожирает самца после выполнения «брачного обряда». И Наталья «пожирает» самцов. И уничтожает их не примитивно-физически, а расправляется с ними психологически, морально размазывает по стенке. И нисколько при этом их не боится. Не пристало Черной вдове бояться своих жертв.

Она намного сильнее их и делает свое «дело» так, что остается для них на недостигаемой высоте.

— Да вы присаживайтесь, — наконец опомнился Кашинцев, указывая на стоявший у стола венский стул.

Девушка, немного осмелев, села и стремительно закинула ногу за ногу.

Чтобы лучше было обозревать ее соблазнительные бедра, Кашинцев подался вперед.

— Очень любопытно… Весьма, весьма любопытно… — рассеянно поглядывая в устав, проговорил он. — И чем же вы собираетесь заниматься?

— В каком смысле? — Девушка приподняла ниточки бровей.

— Я имею в виду вашу производственную деятельность.

— Ах, вы об этом! Вообще-то у меня в уставе указаны разные виды деятельности, но учитывая, что я имею, так сказать, некоторое отношение к шоу-бизнесу, собираюсь самостоятельно продолжать работу в этом направлении.

— Вы не могли бы уточнить, Наталья?.. — Кашинцев пролистал устав и остановил взгляд на фамилиях учредителей. — Вы, значит, госпожа Мазурова?

— Совершенно верно.

— Все понятно. Расскажите мне подробнее о том, чем собираетесь заниматься.

— Вы знаете, — приободрившись, начала она, — шоу-бизнес столь разнообразен, что одним словом этого не опишешь. Это — организация показов моды, всевозможных конкурсов красоты, концертных выступлений, съемки видеоклипов, показы молодых талантов, художественные выставки, рекламные сессии…

— Что-что, простите?

— Ну как же? — Она посмотрела на него с удивлением. — Вы не знаете, что такое рекламная сессия?

— Я, конечно, слышал об этом, — стараясь скрыть свою неосведомленность, произнес Кашинцев, — но вот насчет подробностей…

— Все это довольно просто, — словно не заметив секундной растерянности собеседника, принялась объяснять Наталья. — На Западе существует множество рекламных агентств, фирм и компаний, специализирующихся на организации рекламных акций. Там сейчас большой популярностью пользуются славянские девушки. Представители таких фирм довольно часто приезжают в Москву и знакомятся с возможными кандидатами для участия в рекламных акциях. При этом имеется в виду, что в дальнейшем эти девушки могут получить у них постоянную работу. А функция организатора данной рекламной сессии с нашей стороны заключается в том, чтобы из множества моделей, предлагаемых нашими модельными агентствами, выбрать те, которые наиболее полно отвечают требованиям заказчика.

Кашинцев потер потным пальцем свои тонкие губы:

— Так вы, значит, собираетесь работать с западными партнерами?

Любопытно, любопытно…

— Сейчас многие работают с западными партнерами. — Наталья кокетливо пожала плечами, заставив Кашинцева негромко откашляться.

Наталья отметила про себя, что налоговый инспектор с готовностью заглотил наживку.

— Вас что-то смущает?

— Дело в том, госпожа Мазурова, что перечисленные вами виды деятельности относятся к сфере нашего пристального интереса. Кстати, ваша фамилия кажется мне знакомой.

— Не вы первый мне это говорите, — как бы между прочим заметила она.

— Да-да, кажется, я начинаю припоминать. В свое время был такой то ли член политбюро, то ли секретарь ЦККПСС.

— И то и другое, — уточнила Наталья.

— Так вы имеете к нему какое-то отношение?

— Игорь Петрович, — она изобразила на лице самую изысканную улыбку, на какую только была способна, — мне бы не хотелось распространяться на эту тему.

Я привыкла полагаться только на свои собственные силы. С семнадцати лет я предоставлена сама себе.

Кашинцев понимающе закивал.

— Мне это очень импонирует, госпожа Мазурова. Я тоже привык добиваться всего в жизни собственным трудом, — он с гордостью окинул взглядом свой кабинет. — Всем, чего я достиг в жизни, я обязан только себе, своим способностям и своему упорному труду. — Кашинцев повернулся на стуле к монитору компьютера на своем рабочем столе и начал водить курсором «мыши» по экрану, щелкая кнопками. — Займемся делом.

Пока налоговый инспектор готовил комплект документов для регистрации образовавшейся фирмы, Наталья несколько раз томно вздыхала и меняла местами скрещенные ноги, то и дело стыдливо одергивая юбочку. «Грубовато работаю, конечно, но я же кукла Барби».

Наконец, нажав кнопку вывода на печать, Кашинцев резко повернулся на стуле и пристально посмотрел ей в глаза.

— Могу я задать один деликатный вопрос? — медленно растягивая слова, спросил он.

— Конечно, — заулыбалась Наталья.

— Вы не боитесь?

— Чего?

— Уже не говоря об интересе криминальных структур к подобному бизнесу, он опасен… м-м-м… скажем так, с финансовой точки зрения.

— То есть? — насторожилась Наталья.

— Шоу-бизнес предоставляет довольно широкие возможности, будем говорить откровенно, для сокрытия доходов. Особенно когда вы имеете дело с зарубежными бизнесменами. Вы понимаете, о чем я? Расчеты наличными без оприходования, без кассовых ордеров, нелегальный бартер…

— Вообще-то я не первый день в шоу-бизнесе. Работала и моделью, и по административной части. Некоторое представление о финансовой стороне этой деятельности имею. Но я решила открыть собственную фирму не для того, чтобы утаивать от государства свои доходы.

— А для чего же?

— Чтобы заниматься любимым делом.

— Понимаю, понимаю… Но все-таки до сих пор вы были… Как бы это помягче сказать? Исполнителем. Тут разница в мере ответственности. Когда вы возьмете бразды правления в свои руки, перед соблазном будет трудно устоять, — со знанием дела сказал Кашинцев.

— Это полностью исключено.

Растянув губы в змеиной улыбке, налоговый инспектор помахал у нее перед лицом указательным пальцем:

— Э, дорогая госпожа Мазурова, не зарекайтесь. От сумы да от тюрьмы…

Наталья сделала испуганное лицо:

— Неужели это так серьезно?

— Еще как! — заявил инспектор. — Иной раз вы и сами можете не заметить, как окажетесь на опасной грани. Ведь, как я понимаю из вашего рассказа, вам еще не хватает практического опыта.

Наталья вздохнула и, откинув рукой волосы с плеч, сказала:

— Я, конечно, надеюсь на содействие компаньонов, но, откровенно говоря, помощь квалифицированного специалиста в области финансов мне бы не помешала.

— Совершенно верно, именно это я и имею в виду. — Кашинцев откинулся на спинку стула, многозначительно поправив полы пиджака. — Без ложной скромности могу заметить, что, например, моими советами не брезгуют весьма крупные бизнесмены.

— А не очень крупным бизнесменам вы можете оказать помощь? — кокетливо поерзав на стуле, спросила Наталья.

— Вы имеете в виду себя?

— Да, — немного поколебавшись, сказала она.

— Над этим стоит подумать, — пытаясь набить себе цену, заявил Кашинцев.

— Я, конечно, человек достаточно занятой, но во внеслужебное время… — Он протянул ей визитку. — Позвоните мне как-нибудь вечерком, здесь указан домашний телефон.

Вернув Наталье документы, он окинул масленым взглядом фигуру девушки, когда та выходила из кабинета.

Вечер был жарким и душным. Наталья сидела на недавно выкрашенной скамейке в скверике напротив громадного и сверхсовременного супермаркета, выстроенного на месте бывшего Тишинского рынка. К стоянке возле стеклянной пирамиды торгового центра подъезжали шикарные иномарки, из-за лобовых стекол которых надменно взирали на окружающий мир жены и подруги сильных мира сего.

Наталья в своем скромном джинсовом комбинезоне и поношенных кроссовках на фоне одеяний от Гальяно и Гуччи выглядела гадким утенком. Впрочем, это ее не особенно волновало. Для встречи с Федором Михайлюком такой прикид был вполне к месту.

Она то и дело поглядывала на циферблат наручных часов. Михайлюк должен был появиться пятнадцать минут назад, но задерживался.

Наконец знакомый черный «Мерседес» скользнул в переулок возле сквера и притормозил на противоположной стороне улицы. Наталья села на переднее сиденье рядом с шофером. В машине она окунулась в густое облако табачного дыма и такую же удушливую атмосферу блатных песен Михаила Круга.

— Сделай тише, — закашлявшись, попросила Мазурова, — и проветри салон, а то задохнуться можно.

Михайлюк засмеялся, обнажив желтые прокуренные зубы, выключил музыку и, нажав на кнопку электроподъемника, приоткрыл окно.

— Легче стало?

— Ты опоздал.

— Твой продюсер задержал.

Наталья едва заметно поморщилась при упоминании о Руслане Гатаулине, но разговаривать на эту тему ей не хотелось.

— У меня мало времени.

— Ну, как тебе лох? — выбрасывая окурок в окно, спросил Михайлюк.

— Никак. Мне вообще эта идея не нравится.

— Нравится или не нравится, но бабки у него есть.

— Бабки-то, может, и есть, но мне он показался очень скользким и каким-то… даже не знаю… слишком хитрым.

— Еще бы! — хохотнул Федор. — На его месте любой был бы хитрым и скользким. Чуть сболтнешь лишнее — и сухари суши.

— Я не представляю, на чем его можно зацепить.

— Хватит прибедняться, Черная вдова, — оборвал ее Михайлюк. — Ты же у нас талант, не таких мужиков вокруг пальца обводила. Думай, напрягайся. Зря мы, что ли, всю эту бодягу затеяли?

— Вы затеяли, не я это все придумала, с откровенной неприязнью в голосе сказала Наталья.

— Придумала, конечно, не ты, а реализовывать придется тебе. Суетись, пронюхай что-нибудь, затащи его в постель, в конце концов, подпои. Он что, не мужик?

— Он мне больше крысу напоминает.

— Я это уже слышал. Тебе должно быть до фонаря — крыса или бегемот.

Твое дело бабье — хлопай глазками, води плечиками, тряси подолом. Не тебе объяснять.

— Ну хорошо, затащу я его в постель. Он и сам не прочь, слюни пускал, пожирая меня глазами…

— Во! — обрадовался Михайлюк. — Уже теплее. А говоришь — дохлый номер.

— Такие, как он, в постели обычно только сопят и ерзают…

— А ты хорошенько постарайся. Он должен расслабиться, почувствовать к тебе доверие, наверняка что-нибудь сболтнет, а ты слушай и мотай на ус. Имена, названия, суммы…

— Чепуха, — отмахнулась Наталья, — если даже он и проговорится о чем-нибудь таком, то все это будет абсолютно бездоказательно. Ну, в конце концов, чего мы добьемся? Он же не политик, не известный всей стране человек, не крупный чиновник. Политика можно поймать на компромате любого рода, и никаких особых доказательств не требуется — политическая карьера может быть погублена даже обычной болтовней. Крупному чиновнику тоже грозят крупные неприятности, если начальство узнает о нем что-нибудь компрометирующее. А на этого как надавить? Он — мелкая сошка, жалкий исполнитель, никто. Такие ничтожества, как он, совершенно неуязвимы. Даже если его уволят, он тут же осядет в каком-нибудь другом кабинете. Единственное, чего он может бояться, — тюрьма, но он и сам это прекрасно понимает. Ловить его на взятке, с поличным?

Мы же не оперативная бригада по борьбе с экономическими преступлениями.

Михайлюк задумался. Медленно разминая сигарету толстыми пальцами, покачал головой.

— Действительно, не так все просто, — вынужден был признать он. — Но ты имей в виду, что отказаться от разработки этого клиента мы не можем. Провели такую подготовительную работу, вкинули бабки в регистрацию… Что же нам теперь — офис снимать, людей на работу брать, зарплату им платить? Твою мать!

— Если хочешь поймать его за руку, на самом деле придется заниматься какой-то деятельностью. Но тогда нужна крупная афера и то — без особых шансов на успех.

— Да какая афера! — отмахнулся Михайлюк. — Что я, Челентано какой-нибудь?

— Ты, конечно, не Челентано, — впервые за все время разговора улыбнулась Наталья, — и блефовать не умеешь.

Если бы, произнося эти слова, Наталья знала, что именно на блефе ее удерживает возле себя бывший следователь Федор Михайлюк, если бы она только знала!..

— Нет, такой херней мы заниматься не будем. Да у нас и бабок на это нет. Мы должны работать чисто, без «хвостов». Пока будем действовать по намеченному плану, а там — посмотрим.

— Да я же говорю… — пробовала возразить Наталья.

— Заткнись лучше. Ты что, постели так боишься? Может, ты лесбиянка?

От охвативших ее неприятных воспоминаний Наталья побледнела. Но в затемненном салоне автомобиля перемена в ее лице осталась для Михайлюка незамеченной.

— Если я лесбиянка, то ты педераст, дядя Федор, — со злостью выпалила она.

Михайлюк шумно засопел носом.

— Еще раз такое от тебя услышу — пожалеешь, что со мной встретилась.

— Я и так жалею, — отвернулась Наталья. — Ладно, мне пора. Меня ждут в театре.

— Иди-иди, актриса. Только не забывай об основной работе. Я с тобой свяжусь.