Сергей Тимофеевич Баранов проснулся от того, что в комнате одновременно звонили два телефона: аппарат, стоявший рядом с кроватью на тумбочке, и сотовый во внутреннем кармане пиджака, валявшегося на полу. Казалось, в квартире звонят даже стены.
Он вздрогнул и, протирая глаза, ошарашенно подскочил. Водя чумовым взглядом по комнате, обнаружил, что спал на неразобранной постели в измятых брюках и рубашке, на правой ноге красовался башмак, другой, вместе с носком, валялся под батареей.
Какое-то время Баранова не покидало ощущение, что под его черепной коробкой сыплет искрами раскаленный провод, от чего буквально закипают мозги.
— Какого черта? — выругался он. — Приспичило же кому-то в такую рань…
Глянув на стрелки будильника, звучно простонал: был уже одиннадцатый час. Телефоны звонили не переставая.
— Мать вашу! Что же это вчера со мною произошло?
Баранов потянулся к валявшемуся рядом с кроватью пиджаку, не смог удержаться и упал на пол. Кое-как встав на четвереньки, он принялся шарить по карманам, достал наконец тренькающий сотовый и нажал на кнопку.
— Алло… — еле слышно произнес он.
В трубке раздался недовольный голос советника:
— Сергей Тимофеевич, куда же вы запропастились? У нас в одиннадцать прямой эфир на радиостанции «Эхо Москвы», а в час дня — пресс-конференция в «Интерфаксе».
— Да? — со страхом проговорил Баранов.
— Что у вас с голосом?
— Я… Я, кажется, заболел.
— Вы что, перебрали вчера?
Баранову было стыдно признаться, что он не может вспомнить подробности предыдущего вечера. В следующие несколько секунд, словно проявляющаяся в растворе фотография, в его сознании стали всплывать фрагменты случившегося накануне: ресторан «Планета Голливуд», смазливая журналистка, пиво, виски…
«Господи, — с ужасом подумал Баранов, — сколько раз я себе говорил — не смешивай».
— Алло, Сергей Тимофеевич! — обеспокоено кричал в трубку советник. — Вы меня слышите?
— Да слышу, слышу… — раздраженно буркнул депутат.
— Ничего не предпринимайте, я сейчас заеду на машине и захвачу с собой врача, он быстро поставит вас на ноги. И вообще, — укоризненно добавил он, — вы ведете себя безответственно. Хотя бы в этот, такой важный для вас, период могли бы воздержаться…
— Да заткнись ты! — морщась от невыносимой головной боли, рявкнул Баранов. — Давай быстрее!
Другой телефон на минуту замолк, но затем снова разразился оглушающим трезвоном. Баранов в этот момент, тяжело перебирая ногами, направлялся к туалету. Вынужденный вернуться, он схватил трубку и заорал:
— Да кто там еще?! Мы же только что поговорили!
— Слышь, ты, Баран? Ты базар фильтруй, — услышал он голос своего томского покровителя, человека, известного в криминальном мире как Лепило.
Кличку эту он получил благодаря тому, что в свое время успел отучиться один семестр в томском мединституте.
— Э… — Баранов осекся. — Игорь Валерианович? Вы уже здесь?
— Мы в вашей долбаной Москве уже второй час паримся. Ты че к телефону не подходишь?
— Да я тут это… занят был.
— Надеюсь, что ты был занят нашими делами, — чуть смягчившись, сказал Лепило. — Писак организовал?
Баранов, и без того чувствовавший себя не лучшим образом, испытал внезапный приступ тошноты. «О черт! Что делать? Они же мне яйца оторвут… Я ведь обещал устроить паблисити этим, блин, борцам с наркоманией…» И вдруг он вспомнил о журналистке, с которой вчера после концерта поплелся в ресторан.
— Да-да, — облизывая пересохшие губы, торопливо проговорил он в трубку.
— Я все организовал, не беспокойтесь, Игорь Валерианович.
— Забивай «стрелку».
Сдавив пальцами виски, Баранов мучительно задумался.
— Я могу только после трех.
— Ладно, давай в четыре в кабаке каком-нибудь.
При мысли о необходимости идти в ресторан Баранову снова стало дурно.
— Нет-нет, только не кабаке, — торопливо возразил он.
— Что ж нам, в твою сраную Думу тащиться? Как ходоки к Ленину…
— Лучше… на Речном вокзале.
— Нам дела надо решать, а не на корабликах кататься, мудила. — Собеседник на другом конце провода был явно не в духе.
Но Баранов принялся уговаривать его:
— Все будет в порядке, не беспокойтесь. У меня все схвачено.
— Ну-ну, хватало. Ладно, добазарились.
С облегчением положив трубку, Баранов плюхнулся на измятую постель.
Обхватив обеими руками одеревеневшую голову, он почти физически ощущал болезненные толчки мысли. «Господи, как же ее зовут? Леночка, Олечка?.. — Перебрав с десяток-другой женских имен, он понял, что это глухой номер, и перестал заниматься самоистязанием. — Ну и набрался же я вчера, ни хрена вспомнить не могу. Пожалуй, надо бросать пить! А, черт! Какой же я идиот!» Он поднял с пола пиджак, обшарил карманы, вытряхивая их содержимое прямо на пол, и наконец обнаружил то, что искал, — визитную карточку Натальи Мазуровой.
«Ну конечно, Наташа… Как я мог забыть? — Он набрал номер сотового телефона, указанный на карточке, с трудом попадая в кнопки дрожащим пальцем. — Только бы она ответила, — молился он про себя. — Может, я вчера учудил чего, и она не захочет со мной разговаривать?» Услышав знакомый голос, он радостно завопил:
— Наташенька, это Баранов!…
— А, Сергей Тимофеевич, — дружелюбно отозвалась та. — Как вы себя чувствуете После вчерашнего?
— А что было вчера? — с некоторой опаской спросил он.
— Мы очень мило провели вечер в ресторане «Планета Голливуд». Правда, потом вы… слегка подустали.
— Надеюсь, я вел себя не по-хамски?
— Все было в рамках приличий. Просто… чувствовалось, что у вас сейчас несколько напряженный период в жизни.
— Это уж точно, — с облегчением вздохнул Баранов. Однако спустя мгновение снова заволновался:
— Я там, наверное, нес всякую околесицу?
— Ну почему? Мне было очень любопытно узнать о секрете приготовления клея из осетровых пузырей, которым крепят к лыжам олений мех.
— Да? — изумленно произнес Баранов. — Я такое говорил? Но ведь его рецепт считается утраченным….
— Не знаю, не знаю. Еще вы очень интересно рассказывали про охоту на медведей.
Баранов почувствовал, как тревожные сомнения, которые угнетали его, рассеиваются.
— Наташенька, нам обязательно надо сегодня встретиться. Только не говорите «нет». Это вопрос жизни и смерти.
— В таком случае я не могу вам отказать. Когда и где?
— В четыре, на Речном вокзале.
Переговорить с Еленой Добржанской тоже удалось не сразу. Несколько раз на звонки Старостина отвечал грубый мужской голос, обладатель которого заявлял, что Елены нет дома и когда она появится ему неизвестно. Но вот однажды на другом конце провода сработал автоответчик, и майор наговорил на пленку просьбу связаться с ним и номер своего служебного телефона.
Звонок последовал на следующий день. Добржанская разговаривала со следователем сухо и настороженно. Когда выяснилось, что Старостин хочет побеседовать о ее подруге Наталье Мазуровой, она выразила сдержанное удивление, но все-таки согласилась встретиться на нейтральной территории.
В назначенное время майор сидел за столиком в кафе «Патио-пицца» неподалеку от Белорусского вокзала у широкого, раскрашенного яркими надписями окна. Он очень медленно потягивал кофе, ловя на себе недружелюбные взгляды обслуживающего персонала. «Интересно, — думал Старостин, — по каким внешним признакам он» определяют сотрудников МУРа? Или все дело в том, что я заказал скромную чашечку кофе, а не дорогое французское вино? Так у них эта чашка стоит, как моя дневная зарплата!"
На платной стоянке перед кафе припарковалась спортивная машина бирюзового цвета. Из нее вышла молодая невысокая женщина со стройной фигурой и слегка подпрыгивающей походкой, по которой человек посвященный без труда мог распознать профессиональную балерину. На ней были синие обтягивающие джинсы и белая рубашка с широким воротом, под которым виднелась изящная золотая цепочка венецианского плетения.
Добржанская спокойно и уверенно вошла в кафе, где безошибочно определила среди посетителей своего предполагаемого собеседника, и направилась к нему.
— Здравствуйте. Вы майор Старостин? — спросила она, усаживаясь напротив.
Он слегка приподнялся на стуле:
— К вашим услугам. Елена?
— Да. — Она небрежно взмахнула рукой, подзывая официантку. — Салат из креветок и апельсиновый сок.
Молоденькая симпатичная официантка в форменной одежде вопросительно посмотрела на Старостина. Он приподнял пустую чашку кофе:
— Повторите, пожалуйста.
Народу в кафе было немного — посетителей отпугивали непомерно высокие для заведений подобного рода цены.
— Времени у меня мало, — сразу же поставила майора в известность Добржанская, — поэтому давайте побыстрее и поконкретнее. В чем причина такого интереса МУРа к скромной персоне театральной гримерши? Перерасход белил, тонального крема или что-нибудь в этом роде?
Усмехнувшись, Старостин парировал:
— Это — по другому ведомству. А относительно скромности ее особы я бы не был столь категоричен. Насколько мне известно, не каждая гримерша может причислить к своим подругам артистов с мировым именем.
Добржанская лишь неопределенно повела плечами.
— Я занимаюсь расследованием одного преступления. Все выглядит довольно неясно, неопределенно…
— И поэтому вы решили, что Наташа Мазурова — преступница.
— Я этого пока не утверждал.
Официантка принесла заказ и удалилась. Осторожно поглядывая на балерину, которая занялась салатом, Старостин сказал:
— Если коротко, то меня интересует внеслужебная деятельность вашей подруги. Ведь Наталья ваша подруга?
— Да.
— А толчком ко всему послужила одна маленькая деталь ее внешности.
Елена подняла глаза.
— Какая деталь?
— Шрам на лице, причем довольно странной формы.
— На такую мысль натолкнуло вас знакомство с идеями господина Ломброзо — детали внешности и тому подобное?..
— Ну, положим, — осторожно отвел иронию Старостин, — Ломброзо интересовали врожденные признаки, а не приобретенные. Полагаю, вы не станете возражать против того, что шрам в форме креста на лице молодой девушки — это явление довольно необычное для нашего общества?
— Ну и что? — спросила Добржанская. — Среди людей, причастных к искусству, вам едва ли удастся найти слишком много нормальных, с точки зрения общества, людей. Вообще-то от вашего любопытства попахивает климовщиной.
— У вас, надо отметить, широкий кругозор, — хмыкнул Старостин.
— Читаю, знаете ли, на досуге.
— Так вы мне что-нибудь скажете о происхождении этого шрама?
— Мне об этом ничего не известно, — односложно заявила Елена.
Старостин, который внутренне не был готов к такому повороту событий, слегка растерялся. Собственно, все его догадки основывались на этой одной малозначительной детали. Больше уцепиться ему было не за что. Скудные, обрывочные сведения о детстве и юности Натальи Мазуровой не добавляли ярких красок к ее портрету. И все же он предпринял еще одну попытку:
— Я полагал, что это — результат каких-то бурных событий в прошлом.
— А какое вам дело до ее прошлого?
И снова Старостин задумался: действительно, что в прошлом этой девушки может интересовать следователя, ведущего дело об убийстве вокзальной проститутки? Разговор явно не клеился.
— Что вы знаете про ее родителей?
— Мало. Отец был морским офицером, мать, кажется, учительницей. Оба погибли в автокатастрофе.
— Это мне известно.
— Тогда зачем спрашиваете?
— Надеялся, вам известно что-то еще.
Добржанская промолчала, отпивая из высокого стакана апельсиновый сок.
— Ну хорошо… Я знаю, что ее воспитывала родная тетя. Наталья рассказывала вам что-нибудь о ней?
— Ничего особенного. К своей тетке, насколько мне известно, Наталья особенно теплых чувств не питает. Пару раз упоминала ее в наших разговорах, но всегда с неприязнью.
«Ну вот. Хоть что-то стоящее… — подумал Старостин. — Придется взять на заметку ее тетушку».
Добржанская допила сок, остававшийся на дне стакана, и выразительно посмотрела на наручные часы. Старостин понял, что их малосодержательный разговор близится к концу. Узнать удалось не много…
— Я понимаю, что вы торопитесь. Но, может быть, ответите еще на один вопрос?
— Опять о прошлом Наташи или ее родственников?
— Как раз наоборот. У нее есть мужчина?
— Такой женщине, как Наташа, противопоказано держаться одного мужчины.
Она слишком свободолюбивый и независимый человек.
— Хорошо, несколько видоизменим постановку вопроса. В данный момент у нее есть что-нибудь вроде романа?
— Я в ее сердечные дела не лезу. В наших отношениях с Натальей меня привлекает как раз то, что мы не обсуждаем с ней интимных вопросов. Если это все, то извините — мне пора.
Провожая ее взглядом, Старостин с сожалением покачал головой. Он до сих пор был уверен, что знает подход к женщинам, умеет задеть нужную струнку, зацепить за живое, разговорить, вызвать на откровенность. Но одно дело — откровенность в кабинете следователя, когда у тебя в руках неопровержимые факты и доказательства и нужно только уметь использовать их. И совсем другое — искать черную кошку в темной комнате. Да и есть ли она там?..
Томский авторитет Лепило, он же Игорь Валерианович Ямпольский, прибыл на встречу в сопровождении плечистого, коротко стриженного блондина с цепким взглядом глубоко посаженных голубых глаз, выдававшим в нем потомка сибирских охотников, способных со ста шагов попасть белке в зрачок. Выглядел охотник, правда, несколько скованно. Было очевидно, что он гораздо уютнее чувствует себя на сибирских просторах, чем на раскаленном асфальте в окружении серых многоэтажных громад. Несмотря на властвующую над городом жару, его пиджак был наглухо застегнут на все пуговицы. Наталья сразу же догадалась: это телохранитель Ямпольского.
Сам томский авторитет оказался мужчиной среднего роста, не слишком, как говорится, внушительного телосложения. Был коротко стрижен, с проседью в висках. Человеку непосвященному Лепило вполне мог показаться бизнесменом средней руки — его левое запястье украшали золотые часы «Ролекс», в правой ладони он держал трубку сотовика.
«Интересно, — подумала Наталья, — хотя бы в постели он с телефоном расстается?»
Держался Ямпольский спокойно, со сдержанным достоинством, но, поймав на себе взгляд его темных глубоких глаз, Наталья кожей почти ощутила излучаемый ими холод.
Кроме телохранителя, с Ямпольским-Лепило на встречу прибыли еще двое: высокий молодой человек с курчавой шапкой черных волос, который был представлен как журналист одной из томских газет, и суетливый, нервный тип в потертом пиджаке черной кожи. Кто это был, Наталья узнала чуть позднее из разговора.
Они заняли места за столиком на корме речного трамвая, который, натужно урча дизельным двигателем, боролся с течением Москвы-реки. Стюард арендованного на два часа парохода принес прохладительные напитки и исчез в каюте.
Разговор не клеился. Баранов представил Наталье только Ямпольского, но тот всем видом выражал явное разочарование от встречи: очевидно, он ожидал увидеть знакомое — благодаря телевидению — лицо.
Спустя несколько минут, заполненных бессмысленным трепом Баранова, Ямпольский встал из-за стола и, извинившись, отвел депутата в сторону.
— Ты кого мне притащил? — прошипел он, оглядываясь на Наталью. — Это же шалашовка какая-то.
— Извините, Игорь Валерианович, — Баранов развел руками, — а кого вы ожидали увидеть? Киселева с Доренко?
— А хоть бы и Киселева. Какого хрена я должен башлять этой ссыкухе? Ты че, подставить меня решил, козлина?
Баранов нервно передернул плечами:
— Я не собираюсь вас подставлять, Игорь Валерианович, и с деньгами повремените. Она все сделает бесплатно и в лучшем виде — у нее есть выход на западные агентства.
— На хрена мне западные? Я хочу, чтобы о нас в России узнали, телевизионщиков надо было заряжать.
— Так сразу не делается, — поморщился Баранов, — надо постепенно раскручивать, иначе все поймут, что это лажа, заказуха.
— Лажа? Заказуха? — рдвинул брови Ямпольский. — Мы целый сибирский регион от «дури» отчистили. Я что, просил организовать рекламу бабских прокладок? Мы дело делаем, а ты тут, паскуда, от корней оторвался… Козырным себя почувствовал?
Баранов поежился под тяжелым, проникающим в душу взглядом Ямпольского.
— Вы меня не правильно поняли, Игорь Валерианович, — затараторил он. — Я разговаривал со своими советниками из агентства по паблик рилейшенз…
— Ты мне че фуфел задвигаешь? По-русски говори.
— Ну, это люди, которые занимаются организацией имиджей, рекламных компаний. Они знают, как поступать. Профессионалы… Они предложили мне эту журналистку, — нагло врал он. — Я сам пользуюсь ее услугами в своей депутатской деятельности. Она помогает мне в раскрутке образа.
— Да срать я хотел на твой образ. В Томске скоро губернаторские выборы, мы выдвигаем собственного кандидата, времени в обрез.
Наталья, бросив несколько коротких взглядов в сторону Баранова и его авторитетного земляка, сразу же поняла, в чем дело. Речной трамвай тем временем приближался к Кремлю. Телохранитель Ямпольского с дикарским любопытством разглядывал громаду гостиницы «Россия», набережную, заполненную сплошным потоком автомобилей, купола собора Василия Блаженного, стену и башни Кремля.
— Впервые в Москве? — улыбаясь, спросила Наталья.
— Угу, — односложно промычал блондин.
— А вы? — обратилась Наталья к его спутникам. Курчавый приветливо улыбнулся:
— Я учился на журналистике в МГУ.
«Не очень приятное известие», — подумала Наталья и тут же решила взять всю инициативу на себя:
— Вы не могли бы ввести меня в курс дела? Сергей Тимофеевич — слишком занятой человек и не успел объяснить мне суть вашей проблемы.
— А! — оживился курчавый. — Это очень интересно. Вы здесь, в Москве, конечно, наших проблем не знаете. У вас тут большая политика, большой бизнес. В провинции народ живет более приземленно.
— Судя по тому, что мне рассказывал Сергей Тимофеевич, Томск — вполне культурный город, некогда столица Сибири.
— В том-то и дело, что «некогда», — огорченно развел руками журналист.
— Мы находимся в опасном соседстве с тем, что Солженицын называет «мягким подбрюшьем России», — Средней Азией и Казахстаном. В последние годы оттуда к нам буквально хлынули наркотики. Это стало настоящим бичом для сибирских городов.
— Насколько я знаю, не только сибирских, — невесело усмехнулась Наталья.
— Нет, здесь масштаб не тот. В Москве и вообще в европейской части России распространены по большей части дорогие наркотики: синтетика, амфетамины, ЛСД, экстэзи. А к нам буквально эшелонами прут дешевую траву и плохо очищенные опиаты. Какое-то время мы держались, наркомания не выходила за рамки среднестатистических для России данных, но пару лет назад ситуация резко ухудшилась. Рынок дешевых наркотиков подмяли под себя цыганские преступные группировки. Они держатся особняком, ни с кем в контакт не вступают, а цены на наркотики сбили до смехотворных. Ну, посудите сами, что такое пятнадцать рублей за порцию анаши? Да у нас пиво дороже стоит!
— Это похоже на демпинг, — заметила Мазурова.
— Вот именно! — горячо воскликнул молодой томич. — Если раньше это была просто река, то теперь она разлилась, превратившись в необъятное море.
Благодаря таким ценам наркотики стали доступны даже детям.
Неожиданно их разговор прервал нервный субъект в кожаном пиджаке:
— Да вы представляете?! — захлебываясь от возмущения, воскликнул он. — Вот такие сопливые девчонки, еще не успевшие школу закончить, уже — наркоманки с двухгодичным стажем! Это же — смерть! Я знаю, о чем говорю, я сам кололся десять лет. А начинал, как и они, с анаши… Я смог завязать, у меня хватило на это сил, но таких единицы. Большинство из тех, с кем я когда-то пыхал, уже на том свете. Это же самый настоящий геноцид русского народа!
— А как вы смогли завязать? — спросила Наталья. Глаза бывшего наркомана загорелись безумным пламенем.
— Вы не поверите, — наклонившись над столом, затараторил он. — Меня сам бог спас. Мне было видение. Однажды под кайфом мне привиделся ангел, спустившийся прямо с небес. Он остановился рядом со мной, пристально посмотрел мне в глаза и, ничего не говоря, укрыл меня своими крылами. Мне стало так хорошо, словно я опять оказался в объятиях моей мамы. — Взгляд его затуманился, веки задрожали, по щекам потекли слезы. — С тех пор я решил завязать. Никто не знает, как мне это далось…
«Я знаю…»
— С тех пор я больше не притронулся к этой гадости. Как меня ломало, как ломало!.. Но я все превозмог. И вот теперь готов отдать жизнь за то, чтобы спасти молодежь. — Он замолчал и стал жадно глотать кока-колу.
— Мы в своей газете много раз поднимали эту тему, — продолжал журналист. — Но местные власти упорно закрывали глаза на происходящее. Вначале они отмахивались от нас, как от назойливых мух, потом перешли… ну, скажем так, к грязным методам. Однажды в подъезде меня избили, чуть голову не проломили. Из редакции выкрали компьютер со всей базой данных по этому вопросу, посыпались телефонные звонки с угрозами. В общем, всякое было.
— Значит, вы приехали в Москву в поисках правды?
— Нет, — усмехнулся журналист, — мы не настолько глупы. К счастью, у нас в городе нашлись влиятельные единомышленники. Игорь Валерианович — один из них.
— А Игорь Валерианович, он кто? — с невинным видом поинтересовалась Наталья.
Голубоглазый блондин в застегнутом на все пуговицы пиджаке, до сих пор внимательно изучавший местный пейзаж, обернулся, поерзал на стуле и многозначительно засопел:
— Игорь Валерианович… Как бы это выразиться?.. Человек, обладающий неформальной властью в Томске.
— Ясно, — коротко сказала Наталья.
— Только с его помощью нам удалось переломить ситуацию. Буквально за три месяца мы добились на этом поприще кардинальных успехов.
— Каким же образом?
— Мы объединились всем миром, каждый помогал чем мог. Вначале разработали общий стратегический план, а воплощался он в жизнь методами, скажем так, которыми обычно действуют органы сыска.
Наталья достала из сумочки блокнот и диктофон.
— Это безумно интересно! — воскликнула она, нажимая на кнопку записи.
Заметив это, Ямпольский и Баранов вернулись за столик.
— Сергей Тимофеевич, что же вы мне сразу не сказали? — с укоризной посмотрела Наталья на депутата. — То, что удалось сделать этим людям, — без преувеличения, подвиг. Я бы обратилась через своих знакомых на телевидение.
Ведь это проблема общегосударственной важности! Необходимо не просто заявлять о борьбе против наркомании, нужно демонстрировать конкретный положительный опыт.
Я, конечно, могу написать статью, но это не будет иметь того резонанса, который вам обеспечат электронные средства массовой информации.
Хмурое лицо Ямпольского неожиданно прояснилось. Он начал поглядывать на Наталью почти с уважением: мол, ты хоть и сопливая, но лишнего на себя не берешь, знаешь предел своим возможностям и честно предупреждаешь об этом.
Баранов, уловив перемену в настроении своего покровителя, облегченно закивал. «Я же говорил, что она в порядке», — просили поощрения его обращенные к Ямпольскому глаза.
— Нам пришлось работать агентурными методами, — с жаром распинался уже в микрофон журналист. — Игорь Валерианович помог подобрать людей, которых мы внедрили в сеть распространителей дешевых наркотиков. Вышли на организаторов этого бизнеса, выявили связи между ними и коррумпированными городскими чиновниками. После этого в дело вступили другие люди…
Разговоры с подругами Натальи Мазуровой мало добавили к тому, что уже знал майор Старостин. Да, ему стали известны кое-какие подробности биографии девушки и особенности ее характера, но все это было слишком неопределенным, смутным, ускользающим.
Он был уверен, что подруги Мазуровой уже наверняка дали ей знать о том интересе, который проявляет к ней следователь Московского уголовного розыска.
Если она в чем-то и замешана, то, получив эту информацию, постарается затихнуть, не привлекать к себе внимания.
Так или иначе, разговор с Мазуровой предстоял Старостину в самое ближайшее время, и к нему необходимо было серьезно подготовиться.
Очередным номером в списке собеседников майора была Фаина Яковлевна Соколова — скромный вахтер театра. От этой встречи Старостин ждал большего и не ошибся.
Пожилая седоволосая женщина оказалась благодарным собеседником.
Уединившись с майором из МУРа в небольшой подсобной комнате, где стояли старый потертый диван, пара стульев и небольшой столик с электрочайником, вахтерша тут же заговорила:
— А вы знаете, мой муж тоже работал в органах. Правда, не в Московском уголовном розыске, а в транспортной милиции, но все равно я очень уважаю людей вашей профессии. Сослуживцы мужа были в нашем доме самыми дорогими гостями.
Какие замечательные времена! Я постоянно вспоминаю… Это был конец сороковых — начало пятидесятых годов, мы все служили одному делу, был такой энтузиазм! Не то что сейчас. Знаете, мы даже песни за столом пели патриотические. А то, что сейчас по телевизору показывают… Тьфу! — Она смачно сплюнула на пол. — Сплошной разврат! И молодежь такая же растет.
— Вот как раз о молодежи я и хотел с вами поговорить, — вставил Старостин, прерывая бурное словоизвержение собеседницы.
— Я сразу догадалась, что вы пришли по серьезному делу. — Чайник закипел, и Соколова залила кипятком заварку в граненых стаканах. — Вы по адресу обратились. Я тут не просто так сижу. Знаете, многие думают о нас, пенсионерах, с пренебрежением — мол, старая рухлядь, сидят тут, пользы от них никакой… А мы ведь все примечаем, все на ус мотаем: кто, когда, с кем пришел, ушел, как при этом себя вел, как выглядел, иногда даже слышно, 6 чем разговаривают. Нет, вы не подумайте, что я специально подслушиваю, но и уши затыкать не собираюсь.
Они ведь проходят мимо, на нас внимания не обращают. Не могу, конечно, сказать этого обо всех. Есть люди культурные, приличные, всегда поприветствуют, поинтересуются здоровьем, самочувствием. Вот, например, наш генеральный директор — очень приличный мужчина. А его жена — так та просто душечка!
— Я и не сомневался, что ваш руководитель — порядочный человек. Но меня интересует кое-кто из ваших технических сотрудников.
— Да-да. — В глазах у Соколовой блеснуло непритворное любопытство. — И кто же?
— Вы не припоминаете некую Наталью Мазурову?
— Наташу? — Вахтерша удивленно вскинула брови. — Я ее прекрасно знаю!
Вот уж на кого бы не подумала ничего дурного… А что она сделала?
— Да пока по нашему ведомству за ней ничего не числится.
— Почему же она вас интересует?
Старостин наклонился к вахтерше и, понизив голос, доверительно объяснил:
— Понимаете, мы сейчас заняты расследованием одной крупной мошеннической операции, в которой замешан некий влиятельный бизнесмен.
Устанавливая круг его знакомых, мы выяснили, что он довольно близко общался с Мазуровой. — Он врал, даже и не предполагая, насколько близок к правде.
— А… — понимающе протянула Соколова. — Я всегда была уверена, что все они — жулики. Их тут много толчется. Вы, наверное, имеете в виду того, который за Наташей на таком большом черном «Мерседесе» приезжает?
— На «Мерседесе», — наугад подтвердил Старостин.
— У них на рожах написано, что мошенники. И как это в наше время, когда пенсионеры, .еле-еле сводят концы с концами, можно швыряться деньгами налево и направо? Понастроили тут всяких казино, борделей, живут в свое удовольствие…
Нельзя же так!
— Совершенно с вами согласен, — честно признался Старостин.
— Вот в наше время даже руководство вело себя скромно.
— Времена переменились, — торопливо произнес Старостин, стараясь не допустить, чтобы наблюдательная старушка целиком ушла в область ностальгических воспоминаний. — Так вы говорите, что видели этих бизнесменов?
— Да-да, и не один раз. Все обхаживали Наташу. Только она — молодец!
Вот уж о ком ничего плохого сказать не могу, так это о ней, — повторила вахтерша. — Презирает она это жулье. Сколько раз своими глазами наблюдала: он к ней и так и эдак, а она носик вверх, отвернется и пошла себе гордо мимо распахнутых дверей машины. Вообще она — девушка порядочная, не вертихвостка какая-нибудь. У нас ведь в театре много таких, что только и думают — как бы замуж повыгоднее выскочить. А Наталья себя блюдет, хотя тут, в театре, многие по ней сохнут.
— Так уж и сохнут? — подзадорил ее майор.
— А что вы думали? Взять, например, нашего художника — Сретенский его фамилия. Он у себя в мастерской ее портрет пишет. Правда, скрывает от всех…
Но у нас в театре ничего не спрячешь. Сама-то я эту картину не видала, но вот уборщицы наши… — Вахтерша многозначительно замолчала.
— И что, красивая картина? — полюбопытствовал Старостин.
— Говорят, что красивая. Наташа там — как королева на троне.
Старостин почувствовал, что начинает все больше и больше путаться. В принципе все рассказанное его прежними собеседницами укладывалось в некую психологически целостную схему: самостоятельная, гордая, независимая. Все это, по-видимому, обусловливалось психологической травмой, полученной в детстве, — потерей родителей. Однако это вовсе не предполагало в ней страсти к совершению хладнокровных преступлений. Может быть, надо искать причину в неудовлетворенных личных амбициях: при всей ее страсти к театру она вынуждена довольствоваться скромной ролью гримерши. Приживалка при чужой славе. Возможно, но…
Чем больше Старостин думал об этом «но», тем больше терзался сомнениями. Может, напрасно он затеял всю эту бодягу? Вместо того чтобы заниматься серьезными делами, тратит время на какую-то девчонку, да еще втайне от начальства. Что он скажет Арсеньеву в понедельник о проделанной за неделю работе? Пока что его умозрительные заключения ничем конкретным не подтверждались. Следы от ножа на лице погибшей в форме креста — и крест на щеке у Мазуровой?.. Это делает ее похожей на жертву, которая скрывает факт посягательства на нее. От страха? Не слишком на нее похоже. Но как ни крути — зацепка…
— Скажите, Фаина Яковлевна, а вы не замечали за Мазуровой чего-нибудь такого… Например, странностей в поведении?
— Нет. Она всегда приветливая. Хотя… Какая-то грусть появилась у нее в глазах. Ну и… Я не знаю — важно это или нет, но мне показалось, что походка у нее изменилась.
— Это любопытно.
— Раньше она словно порхала, а сейчас — ходит задумчивая, словно груз на нее какой-то давит. Но мне кажется, что это из-за мужчин. Может, влюбилась… Да вы бы сами с ней поговорили.
— Именно это я и собираюсь сделать. Надеюсь, что вы сохраните нашу беседу в тайне.
— Конечно, я все понимаю.
— Да, и вот еще что. — Он вынул из нагрудного пиджака визитную карточку и протянул ее вахтерше. — Если вдруг узнаете о чем-нибудь интересном — позвоните мне.
— Слышь, Наташка, да куда ты попрешься? — Бывший наркоман-героинщик повис у нее на руке, нутром почуяв родственную душу. — Мы сейчас с Игорем Валериановичем и с ребятами двинем в какое-нибудь уютное местечко, поужинаем.
Нам как раз женской компании не хватает.
Наталья глянула на часы. Как обычно, она уже опаздывала в театр.
— Не могу, извините, работа.
— Да какая работа, на ночь глядя?
— Сегодня у главного планерка.
— Какая планерка в такое время?
— Я ведь журналистка, меня, как волка, ноги кормят. Днем в поисках материалов бегаю, а вечером сажусь за компьютер. Да еще совещание. — Плевать на компьютер и на совещания! Завтра сядешь, — возбужденно говорил излечившийся от наркотической зависимости сибиряк. — Вот и Игорь Валерианович не возражает. Верно?
— Дело есть дело, — коротко заметил Лепило. Наталья уже собиралась покинуть теплую сибирскую компанию, когда Баранов, которому тоже не хотелось с ней расставаться, заметил:
— Захочешь присоединиться к нам, позвони мне на сотовый, может, еще подскочишь.
— Как получится. — Наталья на всякий случай попрощалась и зашагала в сторону стоянки такси.