Черневог

13

Опавшие листья, затоптанные копытами лошадей…

Силуэты всадников среди золотистого леса становятся все ближе и ближе…

Очертания лодки, в которой кто-то спит, положив руку на рукоятку руля… светлые волосы рассыпаются как покрывало…

Кровь на темных колючих ветках…

И волки… чьи глаза кажутся такими же золотыми, как опадающие листья…

Малейшее колебание веток от случайного порыва ветра вызывало просвечиваемый солнцем водопад из золотистых листьев, который одновременно создавал ощущение красоты и ужаса.

Вот так должно быть и умирали старые деревья, подумал Саша. Но сейчас к этой смерти Ивешка не имела никакого отношения.

— Я думаю, что мы движемся прямо в самое пекло, — сказал Саша, обращаясь к Петру.

— Вот и чудесно, — ответил тот с явным беспокойством во взгляде, похлопывая Малыша, который вцепился в него. — Чудесно. Так сколько же нам осталось до этого места? И что мы должны увидеть там? И следует ли нам направляться прямо туда?

— Не знаю. Сказать по правде, я не уверен в том, что нам следует делать.

— Малыш не очень-то рад этому, видишь? — В голосе Петра послышалось непривычная тревога. — Уж не так много чего есть на свете, что пугало бы Малыша…

Там, где проезжали всадники, тут же обрушивался неожиданный золотой дождь…

Свет слабел, золото тускнело… солнце затягивалось тучами.

Время начало бежать очень быстро, вместе с нарастающими ударами сердца…

— Боже мой! — воскликнул Петр, как только внезапный порыв ветра ударил им в спины. Лошади начали фыркать и пригибать головы, а сверху на них сыпались листья и сучки. Мелкий мусор и пыль обрушились на шею Петру, а Малыш зашипел и тут же исчез от такой неприветливости.

— Он проснулся, я ужасно боюсь этого, — сказал Саша.

— Так пожелай, чтобы он не делал этого!

— А я что делаю! — бросил в ответ ему Саша. — Я только не вполне уверен, что это приведет к добру!

— Прочь сомненья, черт побери! — Поднятые ветром листья внезапно потускнели, как только на солнце надвинулась тень. Петр посмотрел вверх, затем назад, прикрывая глаза от летящих обломков. Одно единственное грозовое облако неясно вырисовывалось над верхушками деревьев на западе.

— Дождь, поливающий колючие ветки, — слабеющим голосом произнес Саши, хотя сказал это скорее инстинктивно: человек всегда поступает так, когда испытывает удивленье.

— Я чертовски устал от этого дождя, — сказал Петр, понадежнее надвинул шапку и огляделся вокруг себя, словно хотел увидеть, что это за место, куда мог сбежать Малыш. Разумеется, это Место было, и Малыш отправлялся туда всякий раз, когда попадал в особенно неуютную обстановку. В этот момент Петр был и сам не прочь отправиться туда, если там не было надвигающегося дождя и чего-то еще более худшего, что ожидало их в конце пути. — Будь все трижды проклято!

— Перестань ругаться, — побранил его Саша, и Петр тут же прикрыл рот, в надежде, что Саша пожелает сейчас что-то такое, что заставит Черневога оставаться на том же месте. А еще он пожелает, чтобы они вновь увидели реку, и Ивешку, и лодку, поджидающих их на берегу.

Прогремел гром. Небо стало серо-стального цвета, что было не свойственно для весны: грозы частенько очень быстро проносились над горизонтом, проливались дождем и так же быстро уносились. И каждый из них подумал, что это не обычная весенняя гроза, а вызванная чьим-то желанием. Колдуны обладают достаточной сноровкой, чтобы управлять молниями, по крайней мере настоящие колдуны, потому что грохот и огненные вспышки могут вывести из себя любого человека.

— Я надеюсь, что ты обратил внимание на небо, — спросил Петр. — И на гром.

— Да, обратил, — пробормотал Саша. — Я хочу… — Он начал говорить так, будто существовали еще тысячи более важных вещей. Он показал рукой вперед, туда, где сквозь пелену дождя можно было различить скопление голых деревьев, более высоких и более кряжистых, чем молодые деревца, которые они только что миновали.

Это должно было показаться очень странным, если задуматься о том, что лешие, которые очень тщательно очищали и засаживали эти леса, могли оставить здесь столь странную рощу.

Высокие, старые деревья, подумал Петр, когда они подъехали поближе. По возрасту они походили на те деревья, которые вымерли в южных лесах, и стояли среди густого колючего кустарника и сухой дикой травы, мертвые и высохшие, в самый разгар весны…

Волк искоса поглядывал по сторонам и натягивал повод. Но они должны были следовать именно этим путем, а Волк останавливался, фыркая и потряхивая головой. А в это время бедная Хозяюшка продолжала идти вперед, подчиняясь колдовскому желанию.

Петр был уже близок к тому, чтобы изменить свое мнение по поводу того, что именно предстает перед ними в виде этих голых заросших бурьяном стволов, но почувствовал, будто холод пронзил его.

— Это лешие! — сказал он едва слышно. — Господи, но что же случилось с ними?

— Не знаю, — пробормотал Саша. — На самом деле не знаю.

— Но ведь лешие не могут умереть!

— Они и не умерли.

— Значит, плохи их дела, так? — Теперь они подъехали к самому краю ковра из золотых листьев, прямо к лешим, в полном одиночестве стоявшим посреди колючего кустарника, опутанного плющом…

Лошади неожиданно остановились и встали. Петр решил про себя, что наверняка это была сашина работа, и осмотрелся вокруг с сильным ощущением какого-то неудобства, будто что-то зловещее окружало их.

Со всех сторон слышался шелест кустов. Он смог заметить как зашевелились суковатые пальцы и как очень медленно открывались огромные странные глаза на каждом из окружавших их стволов.

— Колдун, — раздался громовой голос, по звуку напоминавший мельничные жернова.

И другой, еще более глубокий, добавил:

— Обещания нарушены…

Сучки затрещали, колючки согнулись и начали цепляться за них, когда леший очень медленно протянул к Саше свои руки. Они ухватились за его кафтан и стащили с лошади, а он судорожно хватался за их суковатые пальцы.

— Поосторожней! — закричал, обращаясь к лешему, Петр. Он запомнил, как Мисай предупреждал их, что среди леших попадаются просто дикие безумцы, которые вообще не понимают, что тело страдает от их объятий, которые могут раздавить даже камни. — Будь поосторожней с ним!

Но в следующий момент он решил, что это все просто глупо. Разумеется, Саша был в состоянии позаботиться о себе, ведь только дурак отправится против леших с мечом: вероятнее всего, тот только будет раздражать их.

— Обещания, — вновь повторил леший, а Саша тут же сказал, и в голосе его слышалась боль:

— Петр, Петр, не делай ничего, и не спорь с ними, пожалуйста!

Но Петр считал, что это неверно, потому что никогда не знаешь, как именно следует поступать с этими созданьями.

— Отпусти его! — пронзительно закричал он лешему, размахивая мечом, чтобы привлечь к себе внимание. — Черт бы побрал тебя, ведь ты покалечишь его! Отпусти его!

Но леший будто не замечал Петра. Он начал удаляться, продираясь сквозь колючки, сгибая и ломая их. Сашин кафтан цеплялся за них, и Бог знает, что только было с его лицом и руками.

Волк стоял неподвижно, видимо, околдованный. Петр поглядел по сторонам и, приведя его в чувство легким ударом, отправился вслед за лешим, который уносил Сашу, направляясь прямо в самую чащу колючих веток, которые тут же сгребли с коня и его самого, и, до боли крепко обхватив, начали поднимать все выше и выше.

— Мисай! — закричал он. Это было все, что оставалось ему делать, пока леший тащил его. — Мисай, будь ты проклят, помоги!

Суковатые руки обвились вокруг него, земля и небо несколько раз поменялись местами, а его ребра затрещали.

— Мисай!… Саша!… Черт побери, да отпусти ты меня!

Возможно, что наконец он был услышан. По крайней мере, хватка ослабла, его стали передавать из одних суковатых рук в другие, и тонкие ветки ощупывали его тело и лицо, пока один из леших не схватил его обеими руками и, удерживая на весу, поднес к своему огромному, заросшему зеленым мхом глазу.

— Да, это один из них, — произнес он голосом, напоминавшим скрежет камней. — Да, это он.

И затем отпустил его. Петр полетел вниз, стукнулся ногами о землю и, покачнувшись, свалился прямо в сашины руки.

— Что за чертовщина… — начал было он, но замолчал, бросив взгляд через Сашино плечо на камень и на спящего там человека.

И тогда он без всяких сомнений понял, где они оказались.

— Обещания, — вновь заговорил леший, и когда вслед за ним забормотали и остальные, то звуки их голосов напоминали перестуки камней в реке.

— Вы убиваете деревья, — вторил ему другой.

А там в разговор вступил и третий:

— Больше нет доверия колдунам. Переломать им кости, оторвать руки и ноги.

Сучки вновь двинулись в их сторону, они подрагивали и старались зацепить их, подтащить поближе и покрепче обхватить.

— Мисай! — из всех сил закричал Петр. Тогда раздался самый громкий из голосов: — Камень и соленая вода, молодой колдун, губят корень, губят лист, губят дерево. Глупые, глупые колдуны.

— Это ты, Мисай? — спросил Саша. Суковатые руки вытянулись, потрескивая в тишине, и отпустили их, поставив на землю. Затем пальцы-ветки ощупали их и повернули лицом к спящему на камне.

— Что нам следует делать? — спросил Саша, вновь повернувшись к лешим. За ним повернулся и Петр, но не увидел ничего кроме небольшой рощи из серых безжизненных деревьев.

— Мисай?

Но ничто не шевельнулось кругом. Здесь больше не было ничего, кроме этой рощи, кольца из переплетенных колючих кустов вокруг них, и молодого колдуна, неподвижно лежащего на камне.

— Господи, — сказал Петр, переводя дыханье. — Он спит?

— Он определенно выглядит спящим, — подтвердил Саша и подошел поближе к камню и к спящему на нем Черневогу.

Петр догнал его и схватил за руку.

— Не подходи ближе и не трогай его.

Дождевые капли поблескивали на бледном лице и руках Черневога, его волосы и одежда намокли от влаги. Он напоминал восковую фигуру, которая дышала. Петр был очень удивлен тем, что одежда, присыпанная листьями и обломками веток, так хорошо сохранилась за все то время, пока Кави Черневог оставался живым.

Это существо, в свое время погубившее Ивешку и причинившее всем столько зла, сейчас, погруженное в сон, не выглядело столь дьявольски опасным. Один вид этого еще очень молодого человека отрицал всякую возможность всего, что он совершил в своей жизни.

— Итак, мы здесь, — едва слышно произнес Петр. Он оглянулся на стоявших вокруг них леших, которые сейчас походили лишь на старые, обветшавшие деревья. — Слава Богу, что мы, кажется добрались сюда раньше, чем это удалось ей. Мисай, скажи нам, где Ивешка? Скажи нам хотя бы это!

По-прежнему не двинулась ни одна ветка, не приоткрылся ни один глаз.

— Возможно, если учесть все излучины реки, мы могли обогнать ее, — сказал Саша.

— Мне не нравится это, мне вообще не нравится все, что происходит здесь. Что случилось с лешими? И что мы собираемся делать с ним? Чего они ждут?

— Не знаю, — сказал Саша.

Петр снял шапку, поправил спадающие на глаза волосы и вновь водрузил ее на голову, поглядывая на Черневога. Его не отпускало воспоминание о том, как в далеком нищем детстве, заполненном воровством в трактирных подвалах, он однажды убил крысу. Он проткнул ее, когда та напала на него. И этот ужасный удар, который прикончил ее, преследовал его по ночам во время сна. И Бог свидетель, что с тех пор он никогда так и не убил больше ни одной.

А вот здесь он совершенно спокойно задумывал убийство спящего человека, хотя бы это был и Черневог, заслуживший сотни раз быть убитым.

— Мне кажется, что тебе следует проверить наши вещи, — сказал он, обращаясь к Саше.

— Это будет… — Саша неожиданно взглянул на него так, будто все понял. — Петр…

— Я позабочусь обо всем остальном, это только мое дело. Должны же мы были сделать хоть что-то с тех самых пор. А теперь уходи.

Саша медленно отошел, покачивая головой. Затем остановился и сказал:

— Петр, у меня нет уверенности на этот счет.

— Я твердо решил это, а ты все еще колеблешься. Поэтому уходи!

— Ведь лешие могли бы и сами убить его: они не задумываясь могут убить любого правонарушителя, на этот счет у них нет никакой совести…

— Возможно, что они пришли к выводу, что это только наша работа. Что ж, это вполне справедливо. Я могу согласиться с этим. Уходи.

— Но только…

— Саша, иди, проверь лошадей, черт возьми! — То, что Саша медлил вступить с ним в спор, пугало его и колебало его совесть. Он был уверен, что вокруг могли быть какие-то затерявшиеся желания, направленные на то, чтобы заставить их совершить очередную ошибку или стать жертвой сомнений, которые в конце концов приведут их к краху, а это созданье вновь останется на свободе. Он еще крепче сжал руку, лежавшую на рукоятке меча, и махнул Саше, настаивая, чтобы тот уходил.

— Петр!

Он увидел вспышку тревоги, мелькнувшую в сашиных глазах, и повернулся в тот самый момент, когда сова плавно опустилась и села в ногах у спящего Черневога.

— Итак, у него все-таки есть сердце.

— Будь осторожен с ней!

— Будь проклята эта осторожность! Зачем, спрашивается, я пришел сюда, за птицей или за ним?

— Но только не птицу! Нет, нет, только не птицу! Она не должна умереть, пока он жив.

— Твое дело держаться в стороне! — Петр вытащил меч из ножен, подходя ближе к Черневогу, чтобы пронзить его, и в этот момент сова, раскинув крылья, бросилась на него, целясь прямо в лицо.

— Берегись! — закричал Саша.

Петр был уже готов нанести ей удар, замахнувшись мечом, но сова, избежав сверкающего клинка, вцепилась когтями в сжимавшую меч руку. Она изо всех сил била его крыльями и разрывала клювом руку, в то время как Саша пытался отогнать ее голыми руками.

Она взлетела вверх, и Петр ударил ее с дикой силой, ударил со страха, охватившего его в тот самый момент, и сбросил на землю с острия собственного меча.

— Петр! — воскликнул Саша.

Свинцовые отблески дневного света, прорывавшегося сквозь густую сетку сплетенных колючек, казалось сплелись с той болью, которая пронзила руку и плечо Черневога, остановившись в сердце… И от этой боли Черневог соскочил со своего ложа и побежал… Он хотел видеть, хотел ощутить тепло, хотел набраться сил от окружавшего его леса…

Но лес сопротивлялся ему, а охотники были совсем рядом, сзади него.

Он вновь почувствовал себя ребенком, убегавшим из дома, а волки, которых послала Драга, уже перерезали ему дорогу, и он уже ощущал совсем рядом их острые зубы и желтые глаза. Колючки разодрали его руки, как только он, метнувшись в сторону, натолкнулся на кусты. Какое-то время он бежал относительно свободно, рассчитывая на то, что ему удастся сбежать от них, но колючая изгородь вновь замаячила перед ним, кусты окружили его со всех сторон, а когда он повернулся спиной к колючкам, то его охотники превратились в тех самых всадников, которых он постоянно видел во сне, теперь приближавшихся, чтобы убить его.

Он хотел жить, больше всего на свете хотел этого, но чувствовал, как силы оставляли его, и он не мог понять ни того, где он находится, ни того, почему волки вдруг приняли человеческий облик… Он так дрожал, что хватался за колючие ветки, удерживая себя на ногах. Он помнил эти имена: Саша, ученик Ууламетса, который был наиболее опасен для него, хотя с мечом к нему подступал Петр Кочевиков. Именно Петр был готов убить его, и таким образом вновь отправить в постель к Драге, которая только бы и сказала: «Ну вот, дурачок, разве ты на самом деле думал, что когда-нибудь можешь сбежать от меня?"

— Господи, — пробормотал Черневог, и сел, прислонившись спиной к колючим веткам.

— Где моя жена? — спросил Петр, приставив меч к его груди. — Где моя жена, черт побери?

— Я ничего не знаю об этом, — едва слышно ответил он, и, казалось, почувствовал, к собственному удивлению, что во всем мире у него не было лучшего друга, чем этот человек, который должен был положить конец всем желаниям, единственный из всех, кого ему доводилось знать, который не имел никаких иных замыслов против него. Так он сидел, приготовившись к смерти, а Петр стоял, глядя на него, слегка упираясь в его грудь мечом. Никто из них не шевелился, казалось, что они навечно застыли в этой позе.

— Будь ты проклят, — сказал наконец Петр. И Черневог подумал, что это последние слова, которые ему довелось услышать на этом свете.

Но в этот момент Саша отвел в сторону острие меча.