Глава одиннадцатая. СНОВА НА ЗЕЛЁНОЙ ГОРЕ

Через два дня Кефалин вновь был в медпункте под образцовой опёкой младшего сержанта Воганьки.

— Как я вижу, за время моего отсутствия ничего не изменилось, — оценил ситуацию Кефалин, оглядевшись вокруг.

— А вот ты и попал пальцем в небо! — напыщенно заявил Воганька, — и если бы ты заглянул в комнату по правую руку от тебя, то обнаружил бы там нечто прямо‑таки фантастическое!

Кефалин не заставил долго ждать и решительно распахнул дверь в соседнюю комнату. Из‑под одеяла на него кто‑то неприветливо зарычал. Кефалин увидел некрасивое, перекошенное от злости, усеянное веснушками лицо, которое в нём не вызвало ни малейшей симпатии. Поэтому он тут же захлопнул дверь обратно.

— Что это? — спросил он Воганьку, — Бешенство?

— Как бы не так! — осклабился сержант, — Это уникальный случай, подобного которому в этом замке никто не помнит. Рядовой Бакош, или, что то же самое, рядовая Бакошова! Гермафродитизм! Его призвали в танкисты, как мужчину, а он ни с того ни с сего начал превращаться в женщину. И, к сожалению, совсем не в кинозвезду. С такой рожей замуж ему не выйти, и даже изнасилование ему не грозит. Перевели его сюда, и уже оформили увольнение на гражданку. Завтра или послезавтра поедет домой. Как ты мог убедиться, он не любит, когда его рассматривают!

— Боже мой! — выдохнул Кефалин, — Вот это да! А почему эта новоиспечённая девица лежит в лазарете? Чего ей не хватает?

— У неё не всё в порядке с нервами, — сказал Воганька, — поскольку перед армией она встречалась с какой‑то девчонкой, с которой собиралась пожениться. А главная причина — майор Галушка, который хотел ей воспользоваться, разумеется, в служебных целях, и назначил её в караул. Рядовая Бакошова отказалась выполнить приказ, потому что у неё критические дни, она на нервах и может кого‑нибудь подстрелить. А Таперича видеть не может болтающихся без дела бойцов, поэтому загнал её в лазарет.

— Это правильно! — согласился Кефалин, — праздность — мать беды, а папаша Таперича нам желает добра!

В лазарете было очень приятно находиться, и мысль о том, что он тут будет валяться несколько недель, тоже не стоило сбрасывать со счёта. Воганька полностью его поддержал.

— Скоро уже весна, — мечтал он, — а там уже всё будет по–другому. Я демобилизуюсь, а ту уже будешь старослужащим! Эх, дружище, как я этого жду, ты и представить не можешь!

Кефалин укрылся одеялом и блаженно потянулся. Ему пришло в голову, что в армии есть свои положительные стороны.

Потом на рабочее место прибыл капитан Горжец, тщательно просмотрел историю болезни, и заверил Кефалина, что его заболевание, по всей видимости, потребует дальнейшего лечения.

Боеготовность на Зелёной Горе непрерывно снижалась. Больных и имеющих низкие трудовые показатели отозвали с рабочих мест в караульное отделение, которое теперь представляло собой прямо‑таки потрясающее зрелище. Некоторых особо выдающихся индивидуумов даже пришлось из этого отделения исключить и определить их на работу на склад, в столовую и тому подобные места. Черник, который прибыл в Непомуки на несколько дней раньше Кефалина, был поначалу трудоустроен в качестве свинопаса к трём казённым свиньям, а впоследствии стал официантом в офицерской столовой. И тем и другим он занимался с одинаковой любовью и заботой. Проблемой номер один был доктор права Махачек. Его апатия, которая поражала ещё при призыве на действительную службу, неустанно усиливалась, и представляла уникальное, прямо‑таки очаровательное зрелище. Офицеры при виде его бесились и испытывали неожиданные приступы ярости.

— Махачек, вы же совершенно тупой! — кричал начальник штаба капитан Гонец, — У вас в мозгу ни одной извилины! Объясните мне, как вы защитили докторскую?

— Случайно, — улыбался Махачек, глядя при этом через голову беснующегося начальника куда‑то вдаль.

Лишь однажды была проведена попытка поставить Махачека в караул. Ему доверили автомат, восемь патронов, и отвели его в караульной будку перед складом обмундирования. Через несколько минут дежурный по части застал его за прогулкой в ближайшем лесочке, с нежностью любующимся природными пейзажами. Автомат с патронами он, естественно, оставил в караульной будке.

— Махачек, почему вы не на посту? — взвыл несущий дежурство старший лейтенант.

— Мне там было скучно, — с улыбкой ответил доктор, — а здесь так красиво. Полюбуйтесь на эти сросшиеся берёзки!

— А где ваше оружие? — бушевал дежурный, — А что, если бы подкрался диверсант?

— Мы уж как‑нибудь договорились бы, — заверил его Махачек, и был при этом таким довольным, что ему можно было лишь позавидовать.

После этого достойного сожаления случая, поставившего под угрозу боеспособность Зелёной Горы, Махачеку доверили трёх казённых свиней. До тех пор за ними ходил рядовой Черник, а с его переводом в офицерскую столовую это почётное место освободилось. Но доктор Махачек и его не оценил.

Через несколько дней на него накинулся капитан Гонец:

— Свиньи ревут от голода, у них уже рёбра проступили! Вы их вообще кормите?

Махачек согласился.

— Это вообще очень привередливые животные! До сих пор не съели то, что я им подал три дня назад!

Капитан схватился за голову и кинулся к свинарнику. Голодные и одичавшие свиньи бросились на него, и, воинственно хрюкая, начали объедать на нём форму. Офицер отогнал их палкой и произвёл контроль.

— Махачек! — орал он через минуту на улыбающегося доктора. — Вы им дали кислую капусту! Вы что, не знаете, что свиньи кислого не жрут?

— Имея хоть немного доброй воли, могли бы и сожрать, — заявил Махачек, и капитан, яростно отплёвываясь, предпочел сдаться. Свиньи были передоверены фокуснику Павлу, а Махачек получил задание подметать столовую с прилегающими объектами.

— Я вот удивляюсь, — сказал Кефалину младший сержант Воганька, — почему ты не пишешь военные стихи! Ты же знаешь все эти штучки, почему бы тебе тоже не написать в»Народную оборону»или в»Красное знамя»? Если это сумел Ясанек, то и ты бы тоже смог!

— Ясанек — кретин! — ответил Кефалин и зевнул.

— Ты думаешь, что прямо весь такой умный, — гудел сержант, — а между тем живёшь на семьдесят крон в месяц. Знаешь, сколько Ясанек получает за один стишок?

— Они ему за эту писанину платят? — поразился Кефалин.

— А то! – блеснул познаниями Воганька, — Высрет из себя пару стишков про то, как он с автоматом в руках защищает наших детишек, и сотня в кармане. Если бы ты занялся делом, то сделал бы то же самое, глядишь, и на бутылку бы заработали.

— То, что ты мне предлагаешь, — сказал Кефалин, — называется»литературная проституция»!

— Не пори ерунды! — прикрикнул на него Воганька, — и пиши военные стихи! Вот я тебе принёс бумагу и ручку! А чтобы ты себя не чувствовал литературной проституткой, то я тебе, как старший по званию, приказываю! Товарищи рядовой, пишите стихи о том, как наша армия готова одолеть неприятеля!

— Есть! — ответил Кефалин, — я такой человек, что под нажимом устоять не могу!

И он принялся складывать стихотворение а–ля Ясанек, и оказалось, что это весьма забавное занятие. Тогда он взялся за дело с удвоенной силой, и вскоре появились первые результаты.

Стоим мы крепко, как гранит,

У нас в глазах пылает храбрость,

Не знаем слова»отступить»,

И незнакома нам усталость.

За счастливую жизнь наших деток,

За улыбки в семье и любовь

За отважный труд наших предков,

Мы готовы пролить свою кровь.

Никто из нас не пошатнётся,

Врага, как надо, будем бить

И всё, что наш народ построил,

С оружием готовы защитить!

Другое стихотворение было лирическое.

Пишу тебе я после ужина,

Чтобы с тобой мы разделили

То счастье, что меня наполнило -

Меня сегодня перед строем похвалили!

Что мне приказано, я всё исполнил,

И снёс все тяготы безропотно,

Всё потому, что о тебе я вспомнил,

На пузе проползая по полю.

И память о тебе мне помогала,

Когда команда прозвучала «Лечь!»

И головная боль мне не мешала,

И судорога не сводила плеч.

Ношу твой образ постоянно в сердце,

Моя любовь растёт день ото дня,

Меня сегодня похвалили, и поэтому

Примером к подражанию стал я.

Прочитав эти вирши, Воганька расхохотался так, что несколько минут не мог успокоиться.«Ну вот видишь," — кивнул он, — «такого не написал бы даже Ясанек! Дуралей, ведь ты же просто гений!»

Весна ворвалась в край с небывалой агрессивностью. Разлившиеся ручьи начали шалить, и кое–где по деревням уже угрожали хозяйственным постройкам. В полночь на Зелёной Горе была объявлена боевая тревога. Дежурный бегал от койки к койке и в повышенном тоне убеждал солдат, что это не недоразумение, а важное военное мероприятие.

— Иди в жопу, — такой ответ он получал чаще всего, и только с подключением большого числа офицеров удалось вытащить нелюбезных бойцов из постелей. По причине сильной заспанности солдаты никак не могли понять, в чём дело, а дежурный по части капитан Домкарж напрасно размахивал над головой карманными часами. Затруднения были преодолены лишь ценой больших усилий, на что не повлиял даже тот факт, что на дворе переминался сам майор Галушка, от злости кусающий себе губы.

Только через пятьдесят восемь минут, наполненных суматошной беготнёй и руганью, рота более–менее построилась. Капитан Домкарж, весь запаренный и вымотанный, доложил майору о построении.

Таперича грустно посмотрел на своих подчинённых, и голосом, звучащим, словно валторна в крематории объявил:«Боевое подразделение должно построиться за восемь минут. А вы строились час!«И в знак своего крайнего отвращения он раз шесть сплюнул. Потом он дал капитану распоряжение провести проверку снаряжения.

— Махачек! — приказал капитан, — предъявите уложенный вещмешок!

Вызванный рядовой неторопливо вышел из строя перед пересмеивающейся ротой. Спокойно и без возражений он развязал свой вещмешок и капитан Домкарж зашатался. В рюкзаке у Махачека не было ничего, кроме свёрнутой волейбольной сетки.

— Махачек! — заорал Домкарж, — Это саботаж! Это…

— Оставьте его в покое, — меланхолически прервал его Таперича, — Ознакомьте товарищей с боевой задачей!

Домкарж ещё раз злобно сверкнул глазами на флегматичного доктора и взял слово:

— Товарищи! Тревога, которая была у нас объявлена — это не какая‑нибудь прихоть. Вода, это коварное вещество, угрожает нашему хозяйству. Совхоз в Жакаве позвонил нам, потому что разлившийся ручей наносит им значительный ущерб. У них тонут свиньи и другие птицы. Наша обязанность, товарищи — грамотно вмешаться в ситуацию, поэтому мы немедленно перебазируемся в район Жакавы. Перебазирование осуществляется посредством грузовых автомобилей, которые шофёры должны быстро подготовить к выезду. Уложенные вещмешки вы сейчас отнесёте в спальное расположение и вернётесь сюда для погрузки в машины. Надеюсь, что в районе бедствия вы проявите себя героически и прославите доброе имя не только нашей части, но и всей народно–демократической армии!

В течение следующего часа четыре грузовика, полные героев, отправились в Жакаву. Свиньи и другие птицы там уже не тонули, потому что в дело вмешались пожарные и различные группы добровольцев. Зато начали тонуть несколько бойцов, которые, то ли по легкомыслию, то ли от излишних диоптрий соскочили с машины прямо в середину ручья. Стараниями гражданских лиц все они, впрочем, были спасены, так что вся акция закончилась полным успехом. Получился почти хрестоматийный пример дружбы нашей армии с трудовым народом.

— Вот это мероприятие, — оценил её впоследствии Таперича, — И всего‑то два воспаления лёгких! Это очень хорошо!

По весне начинались футбольные соревнования, и Зелёная Гора имела виды на успех в окружном первенстве. Капитаны Оржех и Гонец возглавляли команду, которая носила исключительно боевое название»ПДА Удар», но в остальном особого ужаса не наводила. В осеннем чемпионате она заняла пятое место в турнирной таблице, и о выходе в первенство края нечего было и думать. Однако…

Капитаны Оржех и Горжец чувствовали, что команду надо усилить. Ничего невозможного тут не было, поскольку на объектах работало много солдат, которые на гражданке участвовали в краевых, а то и областных первенствах. Если бы майор Галушка согласился бы перевести их в Непомуки, все было бы не так уж плохо.

Но Таперича сомневался. Пойти навстречу спортивно настроенным офицерам означало перевести в часть несколько здоровых, но, по всей вероятности, неблагонадёжных бойцов, а с другой стороны, послать вместо них на работы замену, которая могла бы привести к снижению производительности. Кроме того, возникало сопротивление местных начальников, которые норовили сплавить на Зелёную Гору недужных, бездельников и симулянтов, в то время, как авторитет трудолюбивых кулаков и диверсантов заметно возрастал.

В такой ситуации решение командира надолго зависло в воздухе. Многие часы капитан Оржех представлял ему этот вопрос в политическом свете и объяснял, что означает сильная футбольная команда для политической агитации. Таперича долго сомневался, но наконец махнул рукой и сказал:«Ну что, Орех? Футболяйте! Но ежели на объектах не будут работать, загоню всех футболистов в лес и будут у меня пилить, покуда не свалятся!»

В скором времени из Срни в Непомуки прибыли Вонявка и Цимль. Их определили на склад, и ожидалось, что благодаря их талантам команда»ПДА Удар»будет следовать от победы к победе.

Также и с остальных объектов съезжались перспективные футболисты, а на их место отправлялись солдаты со сниженной группой годности. Зашла речь и про доктора Махачека, но Таперича его кандидатуру категорически отклонил. Он пришел к мысли, что некоторых личностей, к которым он среди прочих причислил Черника, Кефалина, художника Влочку и фокусника Павла, нельзя выпускать из поля зрения. Был отдан секретный приказ, чтобы в случае неожиданной проверки или прибытия военной комиссии перечисленные типы проследовали в лазарет и находились там в течение всего мероприятия, дабы не иметь возможности запятнать доброе имя части. Доброе имя было всего лишь иллюзией, но сомневаться в нём было не принято.

Некоторые хитроумные бойцы предприняли успешные попытки проникновения за ворота части. Черник начал репетировать с непомуцкой самодеятельностью»Фонарь»[20] Алоиза Ирасека, а художник Влочка основал смешанный хор, который гастролировал по окрестным деревням с пёстрой программой народных песен. Также и футболисты совмещали свои тренировки с посещением пивных и крепили дружбу с местными девицами.

При таких обстоятельствах случилось, что рядовой Стрнад, охраняющий военный объект близ рощицы был незадолго до полуночи застигнут при интимном общении с дамой.

На следующий день на вечернем построении ему было вынесено наказание:«Рядовому действительной службы Эдуарду Стрнаду назначить семь дней строгого ареста. Указанный рядовой вступил в половую связь, при несении караульной службы. Смягчающие обстоятельства: в половую связь вступил стоя, не выпуская оружия из рук!»

Кефалина, наконец, выпустили из лазарета и зачислили в караульное отделение. Прямо в первый день ему доверили функции дежурного по роте в замке. Он сел за стол и принялся читать»Похождения бравого солдата Швейка». Книга увлекла его до такой степени, что он просмотрел приближение майора Галушки.

— Кефалин, — несчастно сказал Таперича, — когда вы будете докладывать?

Дежурный по роте вскочил и отрапортовал, что за время его дежурства происшествий не было.

— Это как не было? — удивился Таперича, — Я майор, который два метра ростом, а вы меня не видите! Дежурный должен докладывать, даже если майор будет ростом в метр!

— Это был бы очень маленький майор, — вежливо сказал Кефалин, — даже я бы сказал, крошечный.

— Да, — допустил Таперича, — но это был бы ваш командир! Покажьте книжку, Кефалин!

Он взял в руки»Похождения бравого солдата Швейка»и нахмурился.

— Я эту книжку конфискую, — сказал он, — слишком много у нас в частях Швейков!

И ушёл с книгой в свой кабинет, однако вскоре возвратился к столу дежурного с охапкой военной литературы советских авторов.

— Солдат должен читать вот такие книжки, — произнёс он, — либо не читать вообще!

Он положил книги Кефалину на стол и отправился по своим делам.

Остаток дежурства прошёл без замечаний, за исключением того, что Кефалин отрапортовал тощему железнодорожнику, который приехал навестить своего сына.

После обеда у стола опять появился Таперича,

— Дежурный! — сказал он, — Вышкагорить!

— Есть! — ответил Кефалин, хотя не имел ни малейшего понятия о том, что от него требуется. Однако он знал, что нет смысла вступать с Таперичей в дискуссию. Это странное слово»вышкагорить»некоторое время вертелось у него в голове, но потом он перестал его обдумывать, поскольку и своих дел хватало.

Где‑то через час Таперича вернулся,

— Дежурный, я вам говорил, — сказал он настойчиво, — вышкагорить!

— Есть! — опять заорал Кефалин и на этот раз тщательно постарался раскусить майоров приказ.«Вышкагорить, вышкагорить, что он, собственно, хочет?» — бубнил он про себя, — Надо пойти купить ему что‑то в военном магазине! Вышкагорить — это что‑то связанное с колбасой, хотя, может быть, и нет!

Прошёл ещё час.

Снова появился майор, он был бесконечно печален. Всякий раз, когда ему случалось пережить полную неудачу, он утрачивал свою боевитость, и на него нападала какая‑то хандра, которую он прямо‑таки излучал во все стороны.

Некоторое время он укоризненно молчал, глядя на стол Кефалина и покачивая головой. Лишь через несколько минут он тяжело и обречённо пробормотал:«А эти пожарные так и не приехали!«Махнув рукой, он тяжёлыми шагами направился к своему дому.

Кефалин, наконец‑то понял, о чём ему говорили. Он должен был поднять по тревоге пожарных, чтобы потушить пожарную вышку. И теперь ему было почти жалко, что он не доставил Тапериче радость.

Команда»ПДА Удар»готовилась к открытию сезона. Уже было сыграно несколько предварительных матчей и капитаны Оржех и Гонец могли быть довольны результатами. Разве что на левом фланге была очевидная слабина, и ни один из кандидатов на это место не подошёл.

В этой ситуации Вонявка вспомнил про неторопливого Кефалина, который на гражданке иногда играл в Ходове и более–менее мог попасть по мячу левой ногой. Он притащил Кефалина на тренировку, и решено было, что он выйдет на поле в следующем предварительном матче. Кефалин и не подозревал, насколько важной будет для него игра.

Ничто этого не предвещало, даже общий отъезд на грузовике. Но когда спортсмены один за другим выходили возле футбольного поля, их ждал сюрприз. У ворот стадиона стояла личная машина майора Галушки, человека, который никогда не отличался особым интересом к играм с мячом.

А к команде уже топал великий Таперича. Он был необычно весел и разговорчив.

— Я слышал, — произнёс он, — что и Кефалин будет играть? Я себе и представить не могу, как это выглядит, когда он бегает. Вот пришёл посмотреть.

Команда собралась в раздевалке, чтобы прослушать перед игрой последние инструкции, которые им раздавал опытный капитан Гонец.

— Главное — вести себя прилично, молодые люди, — напирал он, — поскольку мы военнослужащие народно–демократической армии и на нас будет смотреть сам майор Галушка! Цимль, пинать только по мячу, а судью, Вонявка, ни в коем случае в жопу не посылать! Держаться образцово и дисциплинированно, в конечном итоге ещё ничего не решается. Разыгрывайте мяч на левую сторону, увидим, умеет ли Кефалин вообще играть. Это всё, что я вам хотел сказать!

Кефалин получил майку с номером 11, надел бутсы и выбежал на поле. Майор Галушка восторженно зааплодировал.

Матч начался, и протекал довольно драматично. Это, впрочем, Таперичу совершенно не интересовало. Он встал возле капитанов Оржеха и Гонца, и как зачарованный смотрел на Кефалина. «Он бегает!»" — вырвалось у него восторженно, — «Ты смотри, он бегает!»

Оржех и Гонец были игрой Кефалина впечатлены куда меньше, поскольку они не находили, что левый фланг заметно усилился. Но это Таперичу не интересовало. Он подскакивал, как маленький ребёнок, хлопал себя по бёдрам и то и дело вскрикивал: «Он бегает! Боже мой, он бегает!»

А когда солдаты в перерыве набились в раздевалку, Таперича зашёл к ним, чтобы поздравить: «Отлично играете, хлопцы! Отлично! Но лучше всех Кефалин!»

Тем самым было решено, что Кефалин станет полноправным и постоянным игроком команды»ПДА Удар».

Члены футбольной команды не привлекались к несению караульной службы, потому что им надо было тренировать и выдерживать режим. Капитан Гонец изо всех сил старался найти для каждого приемлемую отмазку. Часть бойцов он укрыл на складе, рядовой Панек занимался почтой, Яндик сидел на телефонном узле, кроме того, освободилось место писаря, потому что рядовой Маржинец убыл на работы.

— Для тебя тоже надо что‑нибудь подобрать», — сказал Кефалину Вонявка, — пошли к Гонцу, может, определит тебя к нам на склад.

Но капитан Гонец как раз стоял во дворе в неописуемой ярости.

— Я сейчас ходил взглянуть на свиней, — рассказывал он капитану Домкаржу, — и чуть не упал! Это не свиньи, это борзые! Все рёбра видно! А как иначе, если их кормят сплошь интеллигенты! Сначала этот актёр Черник, потом им Махачек навалил кислой капусты, а теперь их морит фокусник Павел. Я своими глазами видел, как он им давал сырую картошку, потому что ихняя милость не желает таскать помои из замка! Но теперь уже хватит! Свиней будет кормить специалист, стопроцентный специалист!

Тут к нему подошёл Вонявка.

— Товарищ капитан, — сказал он, — а не мог бы свиней кормить Кефалин? У него огромная тяга к животным, он бы наверняка справился!

Капитан Гонец недоверчиво фыркнул.

— Чем Кефалин занимался на гражданке? — спросил он, — Кто он по профессии?

— Он режиссёр, — промямлил Вонявка, — Режиссёр в театре.

— Исключено! — закричал капитан, — Абсолютно исключено! Запрещаю! Я против! Свиней будет кормить специалист–животновод и никто иной! Режиссёра я к свиньям не подпущу! Никоим образом!

— Но я был режиссёром в Сельском театре! — отчаянно крикнул Кефалин, — Правда, в Сельском!

Капитан задумался.

— В Сельском? — прикинул он, — Ну, это другое дело. Тогда я вас попробую! Но обращаю внимание, свиньи должны прибавлять в весе!

— Они прямо пухнуть будут! — пообещал Кефалин, — Мы ставили одну пьесу, и там только об откорме свиней и говорили! Я теоретически вооружён!

— Ну хорошо, — пробурчал Гонец, — я обещаниям не верю, я хочу видеть результат! Кефалин, можете приступать к своим обязанностям!

Загрузка...