Черные дни в Авиньоне - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Светлана Цыпкина (Глава 13. «Я был прав!») #17

Глава 13. «Я был прав!»

После ухода ангела в келье наступила тишина, если не считать бархатного шелеста и звяканья золотых украшений, когда Кроули менял местами ноги на скамье или ерзал на стуле.

Вильгельм сидел неподвижно, время от времени глухо покашливая.

Человек и демон, не скрываясь, разглядывали друг друга.

Кроули раздраженно вздохнул, и по бокам его головы выросли длинные рога, круто загнутые назад.

— Такие устроят? — буркнул он.

— Превосходные рога, могучие и острые. Вы намерены с кем-то бодаться?

— Я намерен выглядеть, как чёрт! Каждый смертный, стоит ему узнать, кто я, тут же спрашивает про рога! Скажете, вас это не интересует?!

Вильгельм улыбнулся.

— Представьте себе, нет. Вот ваши змеиные глаза — это действительно любопытно. Вы ни разу не моргнули, с тех пор как попали сюда.

Кроули пожал плечами. Моргнул. Рога медленно втянулись обратно.

— Могу полностью в змею превратиться… Между прочим, я тот самый змей, который подсунул яблоко Еве.

— Я бы сейчас тоже не отказался от яблока, — Вильгельм плотнее закутался в плащ. — Самого обычного, не с древа познания. У вас такого не найдется, случайно?

Кроули небрежно щелкнул пальцами. На столе появилось яблоко — большое, крутобокое, глянцевито-красное. Вильгельм взял его, рассмотрел со всех сторон, осторожно понюхал.

— Какой дивный аромат…

Он уже приоткрыл рот, чтобы откусить кусок, но Кроули спросил:

— Что, даже не перекрестите его?

— Если от святого креста оно рассыплется в прах, я лишусь яблока. Не за тем я его просил.

Послышался громкий сочный хруст.

— А вдруг оно кислое? Или червивое? Или гнилое?

Вильгельм быстро и аккуратно доел творение Кроули и только потом ответил:

— Прекрасный плод, сладкий, свежий и здоровый. Благодарю вас.

— Послушайте, вы! — Кроули опять взлетел на лавку. — Вы, что, святой?! Архангел Гавриил во плоти?! Или просто бесстрашный глупец?! Я же дьявол — настоящий, из преисподней! Беспощадное Зло! Губитель душ! Ой…

В запальчивости он не смотрел под ноги, оступился на узком сиденье и чуть не свалился с лавки.

— Осторожнее, — Вильгельм как ни в чем не бывало потянулся к кружке и допил ее содержимое. — Я не святой, не архангел, и, смею утверждать, не глупец. А с дьяволом мне уже приходилось общаться. Правда, не в этом монастыре.

— И чем все кончилось? — недоверчиво спросил Кроули, восстанавливая равновесие.

— Пожаром.

— Да, это по-нашему, — демон важно кивнул. — Не бойтесь, этот монастырь я жечь не собираюсь. Пока, во всяком случае.

— В высшей степени милосердное намерение.

— Я не милосердный! — завопил Кроули, спрыгнул на пол и метнулся к Вильгельму. Тот подался назад в кресле, но демон не тронул его: пробежав несколько шагов, плюхнулся на стол, который оказался ближе скамьи и стула.

— Где только Азирафель вас таких находит, — проскулил он, подтягивая под себя ноги. — Архимед, Сократ, Диоген… И каждый считает своим долгом сказать мне подобную гадость!

Вильгельм с тяжелым вздохом встал, подошел к подоконнику, заваленному книгами, и вернулся оттуда с пачкой пергаментов, исписанных с обеих сторон. Взяв один лист, бросил его на пол у самого стола. В шаге от него — другой, третий, пока не получилась дорожка до стула.

— Это записки некроманта о видах надругательств над мертвыми телами. Мерзость сочинения убережет ваши ступни так же, как если б ангел пронес вас по воздуху.

Кроули опасливо коснулся носком листа, встал на одну ногу, на обе и, балансируя, будто на шатком мосту, вернулся на прежнее место.

— Между прочим, настоятель вашего монастыря подумывает о том, чтобы перебраться в Рим, — подчеркнуто равнодушно сообщил он. — Есть возможность заполучить его место. А еще несколько кардиналов скончались…

Вильгельм приподнял брови.

— Вы что же, пытаетесь меня искусить?

— Ну, пытаюсь… Яблоко-то вы уже того… хоть и не Ева.

Демону ужасно хотелось выпить, он все чаще поглядывал на дверь, гадая, что могло задержать Азирафеля, а потому не сразу услышал тихий смех человека.

На бледном лице сильнее проступили алые пятна, озноб, похоже, усилился, но старик все равно смеялся — искренне, свободно, мешая добродушие с горечью, пока новый приступ кашля не оборвал его.

— Прошу меня извинить, — сказал он, когда приступ утих. — Всякий христианин как о высшем благе мечтает о встрече с божьим ангелом, и сильнее смерти страшится увидеть сатану. И вот я встретил первого, сижу наедине со вторым… И все оказалось не так, как предполагали и описывали ученые мужи и святые!

За дверью послышались легкие шаги, и вошел Азирафель с двумя большими кружками и объемистым бурдюком.

— А как же все оказалось? — поинтересовался он, расставляя кружки на столе. — О, тебе тут уже дорожка проложена? Тогда подсаживайся.

— Видите ли, — начал объяснять Вильгельм, — считается, что в присутствии сверхъестественных существ простому смертному полагается дрожать: в одном случае — от благоговейного восторга, а в другом — от ужаса и отвращения. Но, оказывается, в обществе безусловного ангела и несомненного чёрта возможно не благоговеть и не трястись от страха. Нет-нет, господин Кроули, вы вполне способны ввергнуть любого в пучину нестерпимого ужаса и чудовищных страданий, и я бесконечно счастлив, что прямо сейчас вы больше расположены к вину, нежели к расправе.

Азирафель от души наслаждался, наблюдая за реакцией Кроули на эти слова. У того совсем не было опыта общения с парадоксальным францисканцем, и даже изощренная демоническая проницательность слабо помогала: Кроули сначала приосанился, потом задумался, насторожился, смутился и, наконец, неуверенно усмехнулся:

— До сих пор жалею, что тот монах, — Фома, кажется? — успел улизнуть, — он пристроился за столом так, чтобы ступни надежно помещались в середине листа некромантской рукописи.

Ангел подвинул к себе кружку Вильгельма, чтобы налить туда вино. В процессе оно чудесным образом подогревалось. По келье поплыли запахи цветущих яблоневых садов, лесной земляники и прогретого солнцем сухого сена. Кроули пригубил и поморщился:

— Ты туда меда нацедил, что ли?

Азирафель украдкой показал глазами на Вильгельма.

— Это то самое рейнское, что мы пили при дворе императора? — уточнил Вильгельм. — Удивительно, от долгого хранения без должной посуды оно не только не выдохлось, но стало еще лучше. О, да еще и горячее! Не знаю, кто именно из вас постарался, на всякий случай благодарю обоих. Ваше здоровье, бессмертные!

Кроули скривился еще сильнее, начудесил блюдо с несколькими сортами сыра, большую миску миндаля, покрытого солью, точно инеем, и еще одну — с крупными фиолетовыми маслинами, фаршированными красным перцем. Ангел добавил к закускам тяжелые грозди белого и красного винограда, финики, несколько сортов халвы.

— Не вино, а настоящая живая вода, — старик поставил опустевшую кружку на стол. — Меня перестало знобить, дышится намного легче, сил прибавилось… Это очень кстати, поскольку мне предстоит трудное дело: проверить истинность постулатов, с которыми прожил всю жизнь. Быть может, даже испытать на прочность свою веру. Долго я собирался с духом… Азирафель, вы, наверное, удивились, что я не засыпал вас вопросами о Рае тотчас же, как узнал о вашей ангельской сути? Должен признаться, меня одолел постыдный страх. Я подумал: если этот ангел так отличается от канонического образа, то каковы же тогда Небеса? Поэтому старался убедить себя, что следует быть скромным, многие знания — многие печали, и тому подобное… А с вашим появлением, господин Кроули, мой привычный мир и вовсе треснул, как старый мех, в который полилось молодое вино. Для смертного, особенно в летах, это катастрофа.

— Хотите, опять рога отращу? — Кроули зачерпнул из миски пригоршню проперченных маслин. — Азирафель в колесо свернется, ему это раз плюнуть. Хватит на сегодня катастроф…

— Да не в рогах дело! — с горячностью воскликнул Вильгельм. — Вот скажите, Земля плоская?

Жующий демон отрицательно помотал головой.

— Она шарообразная и вращается вокруг Солнца, а не оно вокруг нее, — добавил Азирафель. — Правда, были планы сделать наоборот, но тогда вышло бы много возни с другими планетами.

— То есть вы, — вы лично! — присутствовали при Творении?! Азирафель, теперь-то вы понимаете, почему я вас ни о чем не расспрашивал? Ведь начни я, мне не хватило бы и остатка жизни!

— А я не смог бы вам ничего рассказать, — грустно вздохнул ангел. — Ни в одном языке мира не найдется подходящих слов, поскольку тогда в них еще не было необходимости. В то время у вещей не существовало имен, всё было Бог и Бог был всем. Само понятие времени появилось намного позже, но тут еще вопрос, что принимать за точку отсчета… — лицо Азирафеля приняло отсутствующее выражение, как бывало всегда, когда он всерьез задумывался о подобных материях.

— По-моему, надо выпить, — предложил Кроули, наполняя все кружки, — Должен вам сказать, отец Вильгельм, этот ангел настолько умный, что на трезвую голову его лучше не слушать, иначе спятить недолго. Вот когда выпьешь, вроде бы что-то начинаешь понимать. Верьте моему многотысячелетнему опыту. Но о сотворении мира и тому подобном в самом деле рассказать не получится: человеческий язык просто для этого не приспособлен.

— А если я попрошу вас обоих рассказать о том, кто сам изъяснялся человеческим языком? — Вильгельм снял перчатки, чтобы через бока кружки лучше чувствовать тепло горячего напитка. — Вы ведь наверняка знали Христа?

Ангел и демон переглянулись. В этом взгляде были несколько тысяч лет — и отрезочек в тридцать три года: от Благой Вести до Голгофы.

— Да, знали, — подтвердил Азирафель, избегая смотреть на Вильгельма.

— Лучше бы вы про всадников спросили, — Кроули опорожнил свою кружку одним глотком, и вновь потянулся к бурдюку. — А о Нем вам и так должно быть все известно. Аж в четырех Евангелиях написано.

— Скажите, каким Он был… человеком? — последнее слово Вильгельм произнес как-то нерешительно. — В Евангелиях об этом не рассказывается.

— Разным, — не сразу ответил Азирафель. — Но меньше всего — безупречным.

— Как раз безупречные его и распяли, — проворчал Кроули.

— Он когда-нибудь смеялся? — глуховатый голос старика задрожал от волнения. — Сейчас мой мир либо рухнет окончательно, либо я стану счастливейшим из смертных… Но заклинаю вас всем, что для вас дорого: только правду! Скажите мне правду!

— Он смеялся, — с облегчением подтвердил ангел. — И бывал серьезным, яростным или печальным не дольше, чем того требовали обстоятельства. А как он радовался воскрешению Лазаря! Помнится, мне еще тогда показалось, он сам до конца не верил, что все получится, поэтому радость была двойная.

— А помнишь, как он в храме буянил? — усмехнулся Кроули.

— Не буянил, а изгонял торгующих, — возразил Азирафель. — Не искажай Евангелия, пожалуйста.

— Мне положено, — отмахнулся Кроули. — Но тут я ничего не искажаю. Вы только представьте, — обратился он к Вильгельму, жадно ловившему каждое слово, — праздничный день, толпа народу, тут же куча разной скотины, — обычный восточный базар, только большой. И вдруг: крик, ругань, треск! Прилавки в одну сторону, торговцы — в другую! А он знай себе веревкой всех охаживает, как плетью! Хотя они вовсе и не в храме были.

— Но это точка зрения исключительно иудеев… — осторожно вставил францисканец.

— Думаю, вам вряд ли бы понравилось, если кто-то незнакомый вдруг решит устанавливать свои порядки в вашем монастыре, — неожиданно поддержал демона ангел. И добавил, отвечая на немой вопрос в его глазах: — Просто я пытаюсь объяснить, как это было воспринято в то время. Ну и еще раз показать, что он далеко не был таким томным и благостным, как его изображают. Благостные обычно живут долго…

— Я был прав, — тихо проговорил Вильгельм с выражением абсолютного счастья на лице. — И если мне суждено попасть в Ад, — а так и произойдет, скорее всего, — я отправлюсь туда с радостью: разыщу там одного проклятого книгожора и скажу ему, что я был прав!

— Книгожор? — удивился Кроули, — Какой необычный грешник…

— Оставим его, позже расскажу, если пожелаете, — Вильгельм протянул кружку Азирафелю:

— Налейте еще, будьте добры. Я слегка захмелел, но язык, как видите, еще слушается меня. И теперь расскажите о всадниках Апокалипсиса.

— Ад, конечно, следует за ними, — ответил Кроули, — Но он не порождал их. Мы когда упали… вернее, пали… словом, только-только огляделись, тут хлоп — скачут. Все четверо. Откуда, куда? Спрашиваем — молчат. А Война еще и мечом замахивается. А он у нее острый, и это чертовски неприятно, будь ты хоть сто раз бессмертным.

— И наверху они тоже побывали, — подхватил Азирафель. — Обычно у нас о появлении каждого творения Господа сообщают во всеуслышание, в золотые трубы трубят и так далее. С этими же — тишина. Проскакали и всё. Только с того коня, что блед, какая-то труха просыпалась.

— И ныне Чума разгуливает по Авиньону, и никто из вас не в силах ей помешать…

Демон и ангел кивнули почти одновременно и одинаково виновато.

— Ангел послан для наставления папы Климента на путь добродетели, — продолжал Вильгельм, говоря точно сам с собой. — Демон направлен для противоположной цели. Таким образом вы уравновешиваете друг друга. Правильно?

— Ну да, — оживился Кроули, — а еще не следует забывать о такой непредсказуемой штуке как свобода воли. Если есть что-то в чем вы, смертные, сильнее нас, то это она.

— Бессмертные и бессильные, — старик, казалось, полностью погрузился в свои размышления. — Бессильные мира сего… — добавил он с грустью.

Никто из двоих ему не возразил. Азирафель вздохнул. Кроули собрался было вылить остатки вина в свою кружку, но передумал и отодвинул бурдюк подальше от себя. Все замолчали.

Наконец, Вильгельм вздрогнул, словно очнувшись, и встал. Ангел и демон тоже поднялись со своих мест. Отчего-то каждый решил, что так будет правильно.

— Годы берут свое, от вина клонит в сон все сильнее… Не хотелось бы уснуть прямо за столом, словно кабацкий пропойца. Ах, сколько у меня еще вопросов к вам! Но немощная плоть требует отдыха… к тому же снова знобит… Доброй ночи, мои чудесные собеседники! — уже подойдя к двери, он обернулся: — С вами, Азирафель, мы завтра, конечно же, увидимся… Господин Кроули, несмотря ни на что, очень рад нашему знакомству. И должен извиниться перед вами: я был не прав, когда назвал вас падшим.

— Как это? Ведь я же… — растерялся Кроули.

— Да. И тем не менее, — улыбнулся Вильгельм и вышел.

— Ты можешь объяснить, что он имел в виду? — Кроули уселся на прежнее место и все-таки налил себе вина.

— То, что ты в одно и то же время и падший, и нет, — Азирафель машинально оторвал от виноградной грозди ягоду и принялся задумчиво жевать. — Вот такой он человек. Меня другое беспокоит: вино с благодатью уже перестало действовать. Неужели это всё чума…

Демон хмыкнул и закусил соленым миндалем.

— Так вот почему оно такое сладкое! Хорошо, что оно на меня не действует… во всяком случае, моим планам на сегодняшнюю ночь четыре кружки ангельского пойла не помешают.

— Планы? — насторожился Азирафель.

— Фома, — ответил Кроули. Так шелестит клинок, покидая ножны.

— Он искренне верит, — без особого пыла возразил ангел.

— Вот это я и проверю, — демон поднялся. — Выносить меня не надо, сам перенесусь.

Он привел в порядок роскошный наряд, заставил золото и драгоценные камни ярко сиять, подобрал с пола все страницы некромантской рукописи, и, присев с поджатыми ногами на скамью, сказал, прежде чем исчезнуть:

— Хорошо, что ты остаешься тут, с ним. И если что… я могу приглядеть, чтобы его у нас не слишком… Ну, ты понял.

— Спасибо, — тихо ответил ангел.

* * *

В ту ночь один из братьев-доминиканцев, выбежавших во двор по нужде, увидел, что на земле разбросаны какие-то листы, похожие на пергамент, а окно в келье брата Фомы озарено багровым светом. В положенный час Фома не явился в церковь, и за ним послали. Посланный скоро вернулся, страшно испуганный, и доложил, что вместо собрата в келье объявился чудовищный змий, изрыгающий пламя. Когда вся братия во главе с настоятелем прибежала к келье, они обнаружили лишь одного Фому. Неведомым образом поседевший за одну ночь, он лежал мертвым на полу, с застывшей гримасой непереносимого ужаса на лице.

* * *

К утру у Вильгельма начался жар. Крысиные тени беззвучно сновали по углам, за окном в предрассветной мгле мелькнуло что-то белое… Азирафель, всю ночь просидевший у скромного монашеского ложа, увидел в его изголовье высокую фигуру в черном плаще. Ангел похолодел.

— Так скоро? Я хочу сказать, обычно болезнь длится три-четыре дня…

— ОН СТАР. ЕГО ВРЕМЯ ВЫШЛО.

Рядом с фигурой в воздухе повисли песочные часы. Верхняя воронка была почти пуста, бледно-голубой светящийся песок тоненькой струйкой сыпался вниз.

— Но, мне кажется… там есть еще хотя бы сутки, — Азирафель подошел к владельцу черного плаща, хотя обычно старался держаться от него подальше. Не то, чтобы опасался, но когда ты есть воплощенная жизнь, её противоположность не вызывает симпатии.

— В конце концов, я имею право вмешаться…

— ДА. НО ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ РАВНОВЕСНО. ЧЬЮ ЖИЗНЬ ТЫ ОТДАЕШЬ ВЗАМЕН?

Ангел опустил голову и молча отступил.

* * *

Вильгельм Баскервильский сел на соломенном тюфяке, брошенном прямо на широкую кирпичную полку, служившую в келье кроватью. Голова не болела, озноб прошел и вообще во всем теле чувствовался непривычный подъем, немного пугающий, но, в целом, приятный. Похоже, до Хвалитн еще оставалось много времени, и Вильгельм решил, что будет правильно посвятить его ученым занятиям: надо продолжить работу над восстановлением книги Аристотеля.

Он собрался зажечь светильник, но вдруг обнаружил, что пальцы странным образом проходят сквозь кресало, а взять кремень решительно невозможно.

— НИЧЕГО НЕ ПОЛУЧИТСЯ.

Вильгельм обернулся.

— Значит, вот как это происходит…

— НУ ЧТО Ж, ПОЙДЕМ?

— Неужели у меня есть выбор?

— НЕТ, НО МНЕ СОВЕТОВАЛИ НЕ БЫТЬ КАТЕГОРИЧНЫМ БЕЗ НЕОБХОДИМОСТИ.

Контуры кельи незаметно растворились в белесом тумане. Пола под ногами не было, но теперь это совсем не пугало.

— Скажите, дозволено ли мне увидеть ангела Азирафеля? Мне казалось, небесные создания могут проникать и сюда…

— СЮДА — НЕ МОГУТ.

— Почему? О, прошу прощения, если мой вопрос показался дерзким…

— ИДЕМ, ОБЪЯСНЮ ПО ДОРОГЕ.