Черные небеса. Заповедник

Глава 14. Линии на ладонях

Но ничего отстаивать не пришлось. Декер воспринял просьбы Ноя вполне благосклонно и обещал в ближайшее время поговорить с кем нужно насчет телефона и группы.

— Это хорошая мысль. Правильная, — сказал он. — Я устрою вас в одну группу с Симоном. У вас будет шанс восстановить прежнюю дружбу. К сожалению, он появляется там реже, чем следовало бы, но теперь у него появится хороший пример. Может быть, это на него воздействует.

Не встретив сопротивления своим просьбам, Ной осмелел.

— У меня есть еще одна просьба, — сказал он. — Маленькая просьба, но для меня это очень важно.

— Говори смелее, молодой человек. Не стесняйся. Я рад тебе помочь.

— Это касается… — Ной смущенно умолк, сообразив, что не знает, как зовут Мамочку по-настоящему. Называть ее прозвище казалось плохим началом разговора. — Это касается одной девушки. Она работала… работает в оперативной группе Поиска. Нельзя ли устроить ее в Лабораторию. Подойдет любая работа!

Декер нахмурился.

— Мой мальчик, тебе не кажется, что это совсем ни к чему? Зачем тебе это? Что за блажь? У тебя есть невеста. Тебя ожидает карьера в Лабораториях. Я обещал беречь тебя от глупых ошибок, поэтому говорю — ты делаешь ошибку, хлопоча об этой… Как ее зовут?

Ной покраснел и сжал пальцы.

— Я не знаю ее имени. В отделе только прозвища, и…

Он умолк. Декер покачал головой.

— Да… Знаешь почему оперативники используют прозвища?

— Наверное, это какая-то традиция?

— Традиция! Традиция не ставить святые имена в отчеты об их богомерзкой деятельности! Раньше мы их терпели, от них была польза. Но теперь оперативный отдел — бельмо на глазу Города! Все знают об этом, но, тем не менее, туда приходят и устраиваются на работу. Добровольно. Понятно, какие люди идут туда. Ной, тебе не нужно иметь с ними никаких контактов!

— Она не такая, — возразил Ной, напрягшись. — Она ждет ребенка. Она хочет покончить с прошлым. Ей нужно помочь! Это гуманно!

— Тем более, Ной. Не лезь в чужую семью! У ребенка есть отец — он должен заботиться о нем и его матери. Ты же должен думать о своей собственной будущей семье. Ной, ты должен решить для себя раз и навсегда, что тебе нужно, а не метаться от одного дома к другому. Это мерзкое дело.

«Он прав, — мелькнуло у Ноя в голове. — Как это не называй, он прав». Но отступать было нельзя. Предать Мамочку, нарушить обещание, данное ей, это было еще более мерзко.

— Я не лезу в чужую семью, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — У этого ребенка нет отца. Мамочка одна.

Мамочка — это слово, будто маленький бес, само сорвалось с языка и встало между Ноем и Декером глухой стеной.

— Этой непутевой Мамочке следует обратиться в отдел пособий. Город, как это не прискорбно, вынужден поддерживать таких, как она. Слишком мало здоровых детей рожают честные женщины. Пусть она напишет заявку, ей не откажут.

— Я вас очень прошу, — сказал Ной смиренно. — Я больше ничем не буду вас беспокоить. Пожалуйста! Это очень важно для меня!

— Знаешь, как это называется, Ной? Благодеяние за чужой счет. Не привыкай к этому. К сожалению, ты очень неумно начинаешь свою карьеру. Наверное, я ошибался, посчитав тебя взрослым человеком — слишком много ерунды у тебя в голове. Ты еще не умеешь отличать то, что важно, от блажи. Ты не умеешь сосредоточиться на главном. Я хочу, чтобы ты очень хорошо подумал над этим. Я выполню твою просьбу, хотя и понимаю, что это не пойдет тебе на пользу. То, что дается слишком легко, развращает нас. Человек должен бороться, Ной. И я предоставлю тебе такую возможность.

— Спасибо! Я обещаю — больше никаких просьб!

— Да. Пусть эта женщина подойдет к моему секретарю. Я распоряжусь, чтобы ее пропустили. И — узнай ее имя. На проходной ее внесут в список. А теперь, иди и работай.

Вечером, направляясь по адресу, который дал Караско в день памятного разговора в больнице, Ной мысленно снова вернулся к разговору с Декером.

Тот был прав. «Я пытаюсь сидеть сразу на двух стульях. Лайла, Мамочка — легче перекусить стальную проволоку зубами, чем разобраться в себе. Кого я люблю? Лайлу?».

Ной посмотрел на хмурое темно-серое небо и покачал головой. На лоб ему упала снежинка. Нет, он ее не любит. Лайла — то самое, что пришло к нему в руки без борьбы и усилий. Он просто взял то, что ему предложили. Почему он не отказался? Не хотел обижать? Да. Не видел оснований отказываться? Тоже верно. Она очень красивая, умная. Она может быть душевной. Она из тех девушек, на которых женятся. Это так плохо, строить жизнь с человеком, которого не любишь? Наверное, да. Но ведь он может полюбить ее. Потом. Так бывает. Он слышал об этом много раз. И тогда все встанет на свои места. Отказываясь от Лайлы, он отказывает и ей и себе в возможном счастье. Честно это? Нет, не честно.

«Я люблю Мамочку?».

Этот вопрос оказался гораздо сложнее предыдущего. Ной настолько погрузился в себя, что прошел мимо нужной улицы, и пришлось возвращаться к перекрестку, чтобы повернуть туда, куда надо.

Мамочка вызывала сложные чувства, которые никак не удавалось сформулировать. Все, чего Ной смог от себя добиться, заключалось в одной фразе: ему нравилось быть с ней. Просто быть. Находиться рядом. Разговаривать. Смеяться. Но быть с ней, к сожалению, невозможно. Вот если бы не ребенок! Если бы не эта грязная история в ее прошлом, подробностей которой он — слава Богу! — не знал, но мог представить. Невозможно. Немыслимо быть с ней. Отвратительная иногда штука — жизнь.

Ной поежился и сунул руки поглубже в карманы. Тяжело вздохнул.

Перепутанный клубок, в который злая судьба связала линии на ладонях, теперь затягивался еще туже, когда над всеми ними нависла угроза катастрофы. И Лайла, и Мамочка — обе были дороги Ною. По-разному, но это не имело значения. Он не мог их бросить. Просто не мог, и все.

«А кто из них любит меня? И любит ли вообще?»

Ной мотнул головой, прогоняя эту мысль. Потом, когда все закончится, когда они покинут это место и найдут Большой Город, когда необходимость спасать их жизни останется в прошлом, он покончит с этой дурной двойственностью.

Ной остановился и, глядя на полуразрушенный лабаз впереди, дал себе мысленную клятву.

«Я распутаю этот узел. Я поступлю честно с ними и с самим собой. Клянусь, я это сделаю!».

На душе стало легче, и Ной зашагал быстрее.

Он уходил все дальше от центра Города. Улицы и дома постепенно становились грязнее, вокруг царило унылое запустение. Люди, которые попадались на пути, казались сонными и заторможенными. Проходя мимо, Ной чувствовал их долгие взгляды в спину и невольно ускорял шаг.

Дом Андрея, пятиэтажное здание с почерневшими стенами и гнилыми дверями, производил отталкивающее впечатление. Трудно было представить, что специалист по умным машинам живет в такой дыре. Ной отворил скрипучую дверь подъезда и вошел в затхлую сырую темноту. Нужная квартира располагалась на первом этаже. Звонка при ней не оказалось, пришлось стучать.

Довольно долго было тихо, потом под дверью появилась тусклая полоска света, и хриплый голос спросил:

— Кто?

— Меня зовут Ной. Этот адрес дал мне Самсон Караско.

— Сейчас.

Что-то зазвенело, потом раздался глухой стук, и дверь открылась. С порога на Ноя смотрел высокий худой человек в мешковатом свитере и теплых штанах; длинный шарф закрывал нижнюю половину его лица, во все стороны торчали длинные спутанные волосы. Человек молча оглядел гостя, посторонился и жестом предложил войти.

Прихожая оказалась немногим уютнее сырого подъезда. С потолка на тонком проводе свисала лампа, кое-как разбавлявшая холодный мрак. Ной увидел голые стены, грязный пол и вешалку с какой-то рухлядью. Андрей закрыл дверь, запер ее на замок и положил засов, устроив его в железных скобах.

— Ты… — начал он и вдруг хрипло закашлялся.

Ной испуганно отшатнулся. Кашель сотрясал худую изогнутую фигуру, словно удары невидимого врага. Андрей корчился, прижимая руки к лицу, и отступал назад, пока не уперся спиной в стену. Приступ длился несколько минут, а потом стало тихо. Андрей постоял, обхватив шею двумя руками и бессмысленно глядя на дверь, потом повел плечами, опустил руки и повернулся к Ною.

— Кашель, — объяснил он. — Аж наизнанку выворачивает.

Андрей еще немного помолчал, словно собираясь с силами, и добавил:

— Идем на кухню. Там тепло.

В маленькой жестяной печке плясал и щелкал огонь, освещая желтыми всполохами такие же голые стены, как и в прихожей. Андрей подкинул в печку несколько палок и сел на табурет, возле окна.

— Устраивайся, — сказал он Ною, придвигая ему стул с покрытыми ржавчиной ногами. — Выглядит он не важно, но тебя выдержит.

В темном углу раздался громкий шорох. Андрей быстро нагнулся, вынул из-под табурета осколок кирпича и бросил в направлении звука. Глухо стукнуло и опять стало тихо.

— Крысы? — спросил Ной, садясь.

— Они самые, чтоб их черти съели!

— И много их тут?

— Порядочно. Раньше от них совсем спасу не было. Бывает спишь, а они на тебе — елозят по одеялу. Что за мерзкие твари! Провода жрут, гаденыши. Теперь их, правда, поменьше стало. Не знаю уж почему. Ну и слава Богу!

Ной смотрел на этого Андрея и никак не мог определить его возраст. Голос хриплый и безликий, так мог хрипеть и старик и молодой, если сильно простужен. Фигура его, высокая, нескладная и гнутая, тоже не имела возраста, а лицо скрывал шарф. Глаза, вроде яркие и живые, а двигается с трудом. Рук, этих зеркал жизни, было не разглядеть под тонкими перчатками со срезанными пальцами. Выглядывали только желтые ногти.

— Самсон говорил мне про тебя, — сказал Андрей, медленно потирая ладони. — Ну что? Удалось тебе попасть к умным машинам?

— Да. Но трудность в том, что я не имею представления с чего начать. Мой наставник, я думаю, он хороший специалист, но…

Ной рассказал про Рувима и его методу обучения. Андрей кивал и ерзал на табурете.

— Дальше можешь не рассказывать, — прервал он Ноя. — Знаю я Рувима. И его слабость к бесполезной зауми знаю. Только вот вся эта высокая наука ни к чему. Ничего нового с умными машинами им не придумать. Да и толку нет, придумывать. С ними нужно всего лишь научиться обращаться. Знать, как пользоваться тем, что уже есть.

— Вы с ним работали? — спросил Ной.

— Работал. Сто лет назад. Да не сложилась моя работа. Но это все дела прошлые. Нам сейчас важно вот что — есть ли у тебя доступ к машине? К своей?

— Есть.

— Значит, полдела сделано.

Они помолчали. Андрей задумался, каким-то отстраненным и одновременно неистовым движением скребя волосатую голову. Неприятный это, все-таки, был человек. Он сам напоминал большую грязную крысу.

— Караско сказал, что я смогу найти его здесь по вечерам, — прервал молчание Ной. — Мне поговорить с ним нужно.

— Да, он заходит. Вот только в последние дни его не видно. Там у них что-то затевается. С отделом его. Сам точно не знаю, но какая-то катавасия.

— У вас есть его телефон?

Андрей посмотрел на Ноя и скрипуче засмеялся.

— А на что он мне? У меня и аппарата нет. Сюда провода не тянут. Связь есть только по Центру и в Квартале. Ты и впрямь оттуда?

— Откуда?

— Из Квартала.

— Да.

— Дела, — протянул Андрей. — Чудны дела твои, Господи.

— Мне очень нужно поговорить с Караско!

— Что-то важное?

— Да, очень важное!

— Хорошо. Я разыщу его. Не так это и трудно.

— Передайте ему, что я должен увидеть остальных. Всех остальных. Он поймет, о чем я говорю.

— Поймет, — проворчал Андрей. — Чего тут не понять? Ты со мной можешь секретов не устраивать. Я знаю, в какие игры играет Самсон. Я и сам в них увяз. Зайди завтра. Скорее всего, будет для тебя весточка.

Опираясь на подоконник, Андрей тяжело встал.

— Ладно. Время дорого. Пошли, преподам тебе первый урок.

Мать смотрела недовольно и медленно, монотонно, словно заводная, качала головой. Ной клевал носом над тарелкой с ужином. От усталости совсем не хотелось есть.

— У тебя щеки ввалились, — сказала мать. — Встаешь чуть свет, приходишь заполночь, не спишь совсем. Так ты себя в конец загонишь. Неужели нужно так выматываться?

Ной молча кивнул, и она вздохнула.

— Из огня да в полымя попал со своей Лабораторией. Ходишь впотьмах, один да пешком. А времена сейчас неспокойные. Мне вот Алон сегодня рассказал: в Городе человека убили. Забили насмерть. Думали, из бесов кто-то в подвале копошится, а оказалось — рабочий трубу чинил. Плохое время. Скорее бы тебе машину дали.

— На ней еще научиться надо.

— Научишься. Ты способный — научишься. Лайла покажет. Господи, скорее бы вы поженились. Заживете здесь вместе. Жалко, отец твой не дожил…

Она принялась утирать глаза передником. Ной положил ложку и посмотрел на мать.

— Ты не думай о плохом. У нас все хорошо. В гости пойдем, с родителями Лайлы познакомишься. Отвлечешься. Ты так давно в гостях не бывала.

Мать кивнула.

— Одежду надо перебрать. Уж и не знаю, есть ли что поприличнее. Неудобно будет замарашкой идти.

— Мы купим все, что надо. С моим пропуском нам в долг продадут.

Мать снова всхлипнула. Ной встал из-за стола, обнял ее и поцеловал в мокрую щеку.

На следующий день Ной отпросился у Рувима пораньше, сославшись на семейные дела. Старик отпустил его неохотно, видно было, что общение с Ноем доставляет ему удовольствие, но возражать не стал. Выйдя из Лаборатории, Ной сразу же направился к Андрею.

Тот был не один. В темной холодной квартире специалиста по умным машинам Ноя поджидал Караско. На нем был стандартный комбинезон оперативника, который, на памяти Ноя, он никогда не носил. Выглядел Караско уставшим и недовольным. Они устроились на кухне, за принесенным из комнаты столом, и Караско сразу же перешел к делу.

— Ты что-нибудь нашел? — спросил он.

— Нет.

— Жаль-жаль. А что тогда?

— Мне нужно увидеть всех, кто с нами в этом деле, — твердо заявил Ной. — Я хочу кое-что обсудить.

— А чем я тебе не гожусь? — спросил Караско. — Обсуждай со мной, я слушаю.

— Мне нужны все, — упрямо повторил Ной.

— Скажи хоть, что у тебя за дело. Всех не так то легко собрать. Они люди занятые.

— Сейчас я не хочу об этом говорить.

— Ну что-то я им должен сказать! Ной, это не игры. Там серьезные люди.

— Скажите, что я хочу поговорить с ними по очень важному делу.

— Вот ты заладил одно и то же.

Караско раздраженно забарабанил пальцами по столу.

— Да собери ты их, — просипел молчавший до поры Андрей. — Важные они — мы все тут важные. Парень хочет взглянуть на членов нашего клуба, так пусть смотрит. Нам так и так собраться надо.

Караско метнул на него гневный взгляд.

— Ладно. Посмотрим. У тебя телефон есть?

Ной пожал плечами.

— Честно говоря, я даже не знаю. Декер обещал похлопотать, чтобы его опять включили, но я еще не проверял.

— Давай свой номер. Когда что-то прояснится, я тебе позвоню. Ты когда дома появляешься?

— Лучше звонить утром, — сказал Ной. — Вечерами я поздно возвращаюсь. Да и маму беспокоить не стоит.

— Да уж, маму лучше не беспокоить. Пиши номер.

Ной порылся в карманах, но нашел только карандаш. Андрей сходил в комнату, где стояли собранные им лично две умные машины, и вернулся с клочком бумаги. Ной написал номер.

— Это все? — спросил Караско, пряча бумагу в карман.

— Есть еще кое-что. Мне нужно знать адрес Мамочки.

— Зачем?

— Декер обещал дать ей место в Лаборатории.

— Вот как?

Караско откинулся на стуле и посмотрел на Ноя с легкой усмешкой.

— А твоя невеста? Лайла, кажется? Она в курсе твоих хлопот?

— Вы и это знаете?

— Знаем. Ты не подумай, что мы за тобой следим, но нам надо учитывать любые возможные осложнения.

— Никаких осложнений не будет. Я просто хочу ей помочь, вот и все.

— Ладно-ладно, верю, что ты в это веришь.

Караско на минуту замолчал, что-то обдумывая. Ной ждал.

— Хорошо, запоминай адрес.

Мамочка сама открыла дверь. На ней было темно-коричневое домашнее платье, под которым уже проступал контур живота. Волосы она собрала в хвост, отчего лицо ее, выразительное и живое, выглядело почти детским, как у девчонки. От нее пахло краской.

— Кто там пришел? — раздался из глубины квартирки старческий голос.

— Это ко мне, мама! — крикнула Мамочка. — Ной! С работы!

За ее спиной возник скрюченный силуэт с палкой. Старуха подобралась ближе к двери, остановилась, внимательно разглядывая гостя, а потом, ничего не сказав, заковыляла обратно к себе, ворча что-то под нос.

— Не ожидала, что ты придешь, — сказала Мамочка. — Проходи. Ты голодный?

— Нет.

Ной вошел и стал раздеваться. Ему вдруг пришло в голову, что стоило бы захватить что-нибудь с собой. Какие-нибудь продукты. Это было бы правильно. «Ну ничего, скоро она ни в чем не будет нуждаться», — подумал он.

Они прошли к ней в комнату.

Насколько Ной мог припомнить, здесь ничего не изменилось. Только альбом с кровати исчез, а напротив окна, повернутый в сторону улицы, стоял мольберт, и лежали на комоде плошки с краской.

— Ты рисуешь? — спросил Ной.

— Да. Так. Надо же чем-то заниматься. В Поиске теперь сплошные перемены, и я пока не у дел.

— Что за перемены? Тебя уволили?

— Нет. Еще нет. Просто теперь оперативный отдел занимается обустройством каких-то баз вокруг Города. Караско, Танк и Колотун целыми днями там, а я вот сижу и жду. Караско говорит, как только оборудуют первую базу, найдут там дело и мне. А у тебя как?

Опуская подробности, Ной рассказал ей, как устроился в Лаборатории. Рассказал о Декере, о машине и едва удержался, чтобы не упомянуть о новой исповедальной группе. Тут он осекся и замолчал. Он чувствовал себя добрым вестником, и совсем не хотел расстраивать Мамочку рассказом о Лайле и предстоящей помолвке. Почему-то он был уверен, что она расстроится.

— Как здорово! — оживилась она. — Я так рада за тебя! Эти новости нужно отпраздновать!

Она встала с кровати, на которой они с Ноем устроились, и хотела выйти из комнаты, но он удержал ее, поймав за руку чуть выше локтя.

— Подожди, это еще не все. Есть новости и для тебя.

Она села. Ной опустился перед ней не корточки и взял ее ладонь. Мамочка не попыталась высвободиться. Она смотрела ему в лицо и улыбалась.

— Я договорился о месте для тебя, — сказал Ной. — Ты будешь работать в Лаборатории. Декер мне обещал.

— Боже мой! Ной, спасибо! Спасибо тебе огромное! Ты это сделал, не могу поверить!

— Я обещал.

— О, если бы хотя бы половина обещаний в моей жизни исполнялись, я была бы совсем в другом положении!

Она обняла его голову и прижала к себе.

— Ты такой хороший, Ной. Такой хороший.

Сердце у Ноя заколотилось, все слова разом выпорхнули у него из головы, он словно сделался пустым, а потом стал наполняться ей — ее теплом, запахом ее тела.

Она отпустила его, и он сел на полу. Мамочка улыбалась. Ной улыбнулся в ответ.

— Я хочу знать твое имя. Настоящее, — сказал он.

— Зачем?

— Нужно записать тебя в список. Иначе не пустят.

— Имя, — повторила Мамочка. — Знаешь, меня по имени зовет только мама, но она… Она теперь часто путает. Я от него отвыкла, даже не знаю, отзовусь ли, если услышу… Меня зовут Мария. Мария Звягинцева.

— Мария, — сказал Ной. — Привет, Мария.

— Привет, Ной!

Она помолчала минуту.

— Ты принес мне такие новости, я просто должна тебя чем-то отблагодарить.

— Ничего не надо. Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо.

— Мне хорошо! Правда — очень хорошо! Знаешь что? Давай я тебе погадаю, а?

Ной нахмурился.

— Ты умеешь гадать? Я не знал…

— Да не бойся, глупенький! Ничего в этом плохого нет! Попы зря пугают. Это, как игра. Ничего особенного. Дай руку!

Ной повиновался. Мамочка повернула его ладонь к свету и, хмуря лоб, стала рассматривать, водя по линиям тонким пальцем. Смотрела она долго, улыбка на ее лице медленно таяла.

— Что? Что-то не так? — спросил Ной.

— Странно как-то. Несуразица какая-то.

— Что там?

— Там… Только ты не относись к этому серьезно, ладно? Это просто игра.

— Хорошо. Не переживай, я не впечатлительный.

— Ну да.

Мамочка снова посмотрела на его ладонь.

— У тебя странная линия жизни. Вот смотри — сначала она идет ровно, а потом — тут, тут и вот тут — прерывается и поворачивает в сторону. В твоей жизни произойдет три поворота, каждый из которых поставит тебя перед смертью. Ты преодолеешь их, но они изменят твою жизнь.

— А после поворотов?

— Дальше все ровно до тех пор, пока линия жизни не исчезает, сливаясь с линией судьбы. Это здесь.

— Что это значит?

— Не знаю, я никогда раньше такого не видела. Зато — вот! — у тебя будет ребенок! И большая любовь!

Мамочка озорно улыбнулась.

— Скоро. Очень скоро!

Ной подумал о Лайле и тут же отмел эту мысль. Любовь к ней нельзя было назвать большой. Он недоверчиво хмыкнул.

— Линии жизни и судьбы пересекутся, когда ты будешь очень далеко от дома, — продолжала Мамочка. — Тебе предстоит дорога. Вот она. И еще — ты будешь… капитаном.

Она подняла на Ноя удивленные глаза.

— Капитаном корабля.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом прыснули смехом.

— В жизни не слышал ничего более дурацкого! — заявил Ной. — Это надо же — капитан корабля!

— Это ладони у тебя дурацкие! — парировала Мамочка.

Они еще долго смеялись, подтрунивая друг над другом, а потом Мамочка предложила Ною остаться на ужин, чтобы отметить хорошие новости. Он посмотрел на часы.

— Уже поздно. Мне пора. Мама будет беспокоиться.

— Да, конечно, иди. Сейчас даже по Городу стало опасно ходить, люди такие страшные вещи рассказывают. А уж по Дороге и подавно. У вас там спокойно? В Квартале?

— Спокойно.

— Ну и слава Богу!

Ной поднялся и взял ее за руку.

— Приходи завтра к главному зданию Лаборатории. Я внесу твое имя в список на проходной. Поднимешься к секретарю Декера, там тебе скажут, что делать.

— Спасибо, Ной! Ты настоящий друг.

Ее слова напомнили ему про Ушки. Отправляясь к Мамочке, он хотел спросить о нем, но, к своему стыду, совершенно позабыл.

— Как там Ушки? Ты что-нибудь знаешь о нем?

— Знаю.

Она погрустнела. Выпрямилась.

— Он выжил, теперь опасности нет. Правда, ему сделали еще одну ампутацию. Точнее — две, на обеих руках. Теперь Ушки будет калекой. Я видела его с замотанными культями… Ной, они такие короткие!

Мамочка опустила голову и беззвучно заплакала, только тряслись худые плечи. Ной опустился рядом и обнял ее.

— Не плач. Он жив. Это самое главное, что он живой. Все остальное можно исправить.

— Правда? — спросила она. — Ты правда так думаешь?

— Да.

Он не выпускал ее, пока не высохли слезы. Они сидели в тишине и слушали, как за стеной ворчит и вскрикивает неразборчиво старая женщина.