— Ной, ты не забыл свои бумаги? Здесь на столе какая-то папка.
— Сейчас посмотрю, мам!
Ной поставил сумку на подоконник и, подперев ее животом, стал перебирать листы. Он знал, что ничего не забыл, и что со стороны матери эта задержка была последним протестом против его выбора. Она не могла ничего изменить, но и себя изменить тоже не могла. Ной добился своего и теперь должен подарить ей эти несколько минут. «Но не больше, мама. Не больше». Пальцы перебирали бумаги: аттестат высшей школы, характеристика, карточка Комитета по Выбору Профессии, запечатанный конверт с оценкой личных склонностей, письмо из школы.
— Все на месте, мам! Я пошел!
Она появилась в прихожей — невысокая, полная, всегда настороженная, с седыми волосами, аккуратно убранными в пучок.
— Будь осторожен, Ной, — сказала она. — Храни тебя Бог!
Она перекрестила сына, придерживая на плечах теплый платок.
— Да, мама, — ответил Ной, поцеловал ее сухую щеку и вышел.
Утро выдалось морозным и ветреным. По небу, едва не задевая редкие тусклые фонари, плыли тяжелые тучи. Ной поднял воротник, сунул руки в карманы и пошел вперед, осторожно ступая по укрытому снегом льду дорожки.
Возле калитки маячила нескладная, долговязая фигура Алона. Он опирался на изогнутый дугой лом и раскачивался в такт порывам ветра. Ной недолюбливал старика — тот был глупым и назойливым, а изо рта у него воняло дикой смесью помойки и выгребной ямы. Алон жил в конце Квартала в убогой, продуваемой всеми ветрами лачуге, кое-как собранной из всевозможного мусора. Как ему удавалось выживать в таких условиях, никто не знал. Достоверно было известно лишь то, что он никогда не болел. Если приходилось работать в тепле настоящих домов, он не раздевался — лишь стягивал большие, подбитые мехом рукавицы и, подобрав длинные полы тулупа, размеренно и неторопливо делал свое дело.
Алон был такой же неотъемлемой частью Квартала, как Дорога или огромный ветряк, посреди площади. Он жил здесь всегда, и, насколько помнил Ной, со временем нисколько не менялся. Почти глухой с тусклыми, затянутыми бельмами глазами, он удивительным образом знал обо всем, что происходит в Квартале. Иногда Ною казалось, что старик и есть Квартал.
Алон забирал мусор, чинил канализацию, убирал снег и выполнял еще много разной работы. Он выносил ночной горшок за сливками общества, обитающими вокруг, поэтому его терпели, и старались просто не замечать, общаясь с ним через прислугу. В доме Ноя прислуги не было, поэтому он знал о старике немного больше остальных. И больше, чем хотел бы знать. Он знал о здоровенной бурой крысе, которая жила у Алона в лачуге. Тот кормил ее отбросами из мешков с мусором и подолгу беседовал с ней, усадив на колени и поглаживая маленькую вертлявую голову.
Это было невыразимо мерзко.
— Храни тебя Бог, Алон.
— Храни тебя Бог, Ной!
Старик пожевал толстыми лиловыми губами и неожиданно спросил:
— У вас есть связь с Городом?
— Не знаю, а что?
— У Тверинских не работает аппарат. Меня звали, да я не понимаю в этом ничего. Хотят ехать разбираться, вот я и подумал — давай у Ноя спрошу. У него как?
Ной пожал плечами: связь у них не работала давно — слишком дорогое удовольствие. Работали только экстренные номера, но их нельзя было набирать без необходимости. Алон знал об этом, но, наверное, уже успел позабыть. Они замолчали. Старик отвернулся и уставился в темноту.
— Ладно, Алон, — сказал, наконец, Ной. — Я пойду…
— Младший Декер сегодня будет гоняться по Дороге. Я сам слышал, как он говорил об этом.
Ной поджал губы. Декер тоже был воплощением Квартала — его парадным лицом. Отец парня сидел в Совете, мать занимала высокую должность в Лабораториях. Их отпрыск мог позволить себе все, что угодно. В том числе и машину — огромную, уродливую, мощную машину, на которой он время от времени гонял по Дороге, когда не был занят просиживанием штанов в школе.
Декер был вонючкой. Но очень влиятельной вонючкой. Ной презирал его и немного побаивался.
— Спасибо! — сказал он с чувством. — Я буду осторожным!
— Может переждешь? От греха.
— Не могу. Мне назначено.
— О-о… Назначено.
— Я иду на собеседование.
— На собеседование, — эхом отозвался Алон. — В Лабораторию?
Ной ждал этого вопроса. Ему очень хотелось, чтобы старик задал его. Ни мама, ни учитель в школе — никто не одобрял его выбор. Они относились к этому, как к чему-то несерьезному. Тому, что, со временем, обязательно пройдет. Сожалели об упрямстве Ноя, о напрасной потере времени. Но жизнь, которую они планировали для молодого способного парня, казалась Ною не настоящей. Она казалась ролью, целиком наполненной условностями. А Поиск — Поиск был настоящим. И Алон наверняка знал об этом.
Старик молчал, глядя вдаль подслеповатыми глазами.
— Странные времена наступают, — сказал, наконец, он. — Я желаю тебе удачи, Ной. Храни тебя Бог.
И все-таки Ной не любил старика. Глупым был Алон. И странным.
— Храни тебя Бог, Алон.
Ной зашагал прочь. За спиной раздался глухой удар, еще один, еще — Алон принялся колоть лед возле калитки.
Впереди медленно вырастала черная громада ветряка — первого из череды гигантов, питающих Город и Квартал электричеством. На легком ветру большие лопасти вращались величественно и плавно, толстые железные балки основания напоминали расставленные ноги. Вот уж чему не было дела до того, что происходит внизу — на земле.
Ной миновал ветряк, пересек небольшую площадь и повернул на Дорогу.
Говорили, что когда-то здесь был канал. Он разрезал Город на две неравные части, плавной линией проходя между окружающими холмами. Потом, когда на Землю опустилась вечная зима, его стали использовать, как дорогу. Стены и русло год за годом покрывались льдом, образуя прямое, продуваемое всеми ветрами ущелье. И год за годом оно становилось все уже.
Ной шел, опустив голову, и думал о матери. Он не разделял ее чувств по отношению к Кварталу. Мать из последних сил цеплялась за возможность жить здесь, все время рассуждая о статусе. На деле же это доставляло сплошные неудобства. И главное среди них — Дорога. Бесконечное ледяное ущелье с поверхностью настолько скользкой, что каждый шаг грозил обернуться падением и сломанной ногой. Ной ненавидел Дорогу. Уже в печенках сидело ползти по ней почти два километра до Центра; вставать в пять утра, чтобы иметь в запасе достаточно времени и расходиться с машинами, нетерпеливо мигающими фарами. Кроме него, никто не ходил по Дороге пешком. У каждого в Квартале была машина. Ной искренне считал, что после смерти отца, им следовало бы переехать поближе к Центру, но не решался сказать об этом матери.
О каком статусе тут можно говорить? Пока они остаются в Квартале пропасть между ними, живущими на пенсию отца и остальными — богатыми и успешными — только ярче бросается в глаза. Всем, кроме матери.
Неожиданно, среди свиста и завывания ветра Ной различил еще один звук — натужный рев двигателя. И звук этот быстро нарастал.
— О Господи — Декер!
Ной быстро огляделся, выискивая глазами укрытие. Как назло, вокруг возвышались лишь гладкие ледяные стены; разве что впереди, метрах в двадцати от него, был «карман».
«Хорошо бы успеть до него добраться, пока не появился Декер».
Ной попытался идти быстрее, сильно ударяя по скользкой поверхности ледунцами, похожими на калоши с шипами. Из снежной темноты впереди проступил рассеянный свет фар, рев двигателя сменил октаву и сделался похож на визг огромного злого животного.
«Он меня не видит! А, когда увидит, то просто не успеет затормозить!»
Ной побежал.
Ослепляющий свет фар воспламенил лед и буквально пригвоздил Ноя к месту. Декер выходил из длинного поворота и, судя по завыванию мотора, даже не думал сбрасывать скорость. Машину занесло, она ударилась в ледяную стену широкими выступающими колесами, двигатель снова заревел, и Декера швырнуло в противоположную сторону.
«Он не смотрит вперед! — в панике подумал Ной. — Он занят только тем, чтобы не перевернуться!»
Декер несся на Ноя, перегоняя метель. Его мотало от стены к стене, и нельзя было определить, к какому краю ущелья прижаться. Расстояние быстро сокращалось. Истошно заорал клаксон.
Охваченный паникой Ной одновременно понял две вещи: Декер не будет тормозить; болтающаяся из стороны в сторону машина все равно размажет его по Дороге, куда бы он ни побежал.
И тут произошло то, чего Ной от себя совсем не ожидал. Тело среагировало быстрее, чем бьющийся в истерике мозг принял решение. Ной прыгнул на ближайшую стену и подтянулся. Пальцы, обхватившие толстую ледяную «пику» хрустнули. Он успел поднять вверх ноги, когда Декер пронесся мимо, со скрежетом ударившись в противоположный склон Дороги. В следующую секунду габаритные огни уже растворялись в утреннем сумраке.
Ной разжал пальцы и мешком сполз вниз. Встав на ноги, он неуверенно сделал несколько шагов, а потом остановился и стал ощупывать куртку. Прочная ткань выдержала, а вот штаны в коленях пострадали. Ной представил себе, как мама будет смотреть на них и ничего не скажет. Потом возьмет их и усядется у окна чинить.
Очень захотелось расплакаться от злобы и бессилия, но он только сжал зубы.
— Гнев — это грех!
Ной решил, что будет выше этого идиота, будет сильнее, не даст вывести себя из равновесия. Господь велел терпеть, и он будет терпеть. Но обида уже спряталась глубоко внутри, и Ной знал, что она еще долго будет грызть его, как неуловимый паразит, заставляя вновь и вновь возвращаться в это утро и заново переживать унижение. И, как всегда, в голове появится сотня планов отмщения, и, как всегда, главную роль в них будут играть неожиданно открывшиеся сверхспособности, которые Господь дарует Ною, чтобы наказать этого вонючку.
Он вздохнул и подумал, что, возможно, стоило бы вернуться домой. Идти на собеседование в дырявых штанах — не самое удачное начало карьеры. Но перед глазами сразу возникло лицо мамы, печальное и постаревшее. Она снова заведет разговор о том, что эта работа не для него, скажет, что утреннее происшествие — это знак свыше. Нет, не стоило возвращаться. К тому же, так он, наверняка, опоздает.
Ной потер саднящие колени и быстро, насколько позволял лед, зашагал вперед.
Дорога свернула в сторону, и ее очертания растворились в утренних сумерках. Ной оказался на вершине холма, полого спускающегося к Городу. Отсюда тот был виден почти целиком — блоки невысоких, в четыре-пять этажей, домов с желтыми пятнами освещенных окон. Трещины улиц змеились во все стороны, сходились к Центру и снова разбегались; по ним плыли яркие огоньки машин. Над домами, словно древние языческие истуканы, возвышались ветряки. Иногда эти громады падали, давя людей и машины, и целые улицы надолго погружались в темноту. С вершины холма было хорошо видно несколько таких темных пятен.
На склоне примостилось приземистое и длинное здание теплиц. К нему, сквозь темноту, брели люди, и собирались перед входом под единственной яркой лампой без плафона. В Городе их считали счастливчиками: в теплицах всегда было светло и тепло, а работники получали свежие овощи.
Ной спустился с холма, миновал здание теплиц и вошел в Город. Редкие фонари едва освещали скользкий тротуар, а скоро их должны были погасить совсем — день начался, и электричество пойдет на нужды заводов и Лаборатории. Не смотря на ледунцы, идти было трудно — приходилось все время смотреть под ноги.
— Машина, работающая на нефти, — с отвращением произнес громкий голос над головой. Он изливался из динамика на стене. Таких в Городе было множество, их использовали для административных объявлений, срочных новостей и важных сообщений. — Машина, работающая на нефти — это шум, это смрад, это грязь и варварство.
В окне рядом с динамиком появился свет, в желтом пятне мелькнула темная фигура. «Не повезло им, — подумал Ной. — Он орет, как иерихонская труба». В Квартале тоже была система городского оповещения, но она располагалась в стороне от домов и никого не беспокоила.
— Электрический двигатель! — радостно продолжал диктор. — Вот ваш выбор! Не теряйте времени — приезжайте в мастерскую механического завода. Все необходимые работы для вас сделают бесплатно! Дым и копоть — для подземелий, светлому Городу — светлое будущее!
Динамик остался позади, и эстафету перехватил следующий.
Впереди показалась обширная площадь Совета. Людей вокруг значительно поубавилось. Большая часть рабочих повернула раньше, теперь рядом шли представители более редких социальных групп: мелкие чиновники, лавочники, общественные няньки. Среди них нельзя было встретить врача или учителя. Те никогда не показывались на скользких, продуваемых всеми ветрами тротуарах. Их автомобили вальяжно проползали мимо, разрезая сумрак яркими фарами: некоторые тихо — на них уже установили электродвигатели, другие — с грохотом изрыгая из труб смрадный черный дым.
Пересекая площадь по диагонали, Ной повернул направо, миновал ледяной памятник предыдущему Главе и пошел вниз по улице Правды. Судя по схеме, которую он срисовал в кабинете Выбора Профессии, городское отделение «Поиска» располагалось на углу Святого Варфоломея, всего в паре сотен метров от Центра.
Вдоль стен тянулись обмотанные теплоизоляцией трубы. Никакого тепла они не излучали, но, не смотря на это, Ной старался держаться ближе к ним. Раз в месяц работники теплостанции обходили свои сети и вытаскивали из щелей между трубами бездомных. Некоторые были еще живы, другие замерзали насмерть, и приходилось применять инструменты.
Ной не понимал, откуда берутся эти бедолаги. У каждого человека должен быть дом. Даже у Алона была своя лачуга. Любому, получившему работу от Города, предоставляли жилье. Так говорили в школе. Но тогда откуда брались эти бездомные?
Тротуар почти опустел. В этой части города не было крупных учреждений. Уныло завывал ветер.
Пройдя серый куб теплостанции, Ной повернул и увидел, наконец, то, что искал: длинное двухэтажное здание с темными окнами, глядящими на безлюдную улицу. Было без четверти восемь. До назначенного срока оставалось пятнадцать минут.
На широкой двери висела выцветшая от непогоды табличка «ЭКСПЕДИЦИОННОЕ УПРАВЛЕНИЕ», а ниже — эмблема «Поиска», которая так подействовала на воображение Ноя несколько месяцев назад — окруженный пустынной равниной вездеход. Ною вдруг представилось, будто он у особой черты: за этой дверью ждала новая жизнь, а детство должно было остаться на пороге. Он нажал на кнопку звонка.
Прошло несколько минут, прежде чем заскрипели металлические петли, и яркий свет хлынул в образовавшуюся между стеной и дверью щель. На пороге показался человек высокого роста в штанах, рубашке с закатанными рукавами и без пальто. Пронизывающий ветер с улицы теребил его короткие темные волосы. Он молча смотрел на Ноя.
— Храни вас Бог! — поспешно сказал тот и протянул свою карточку Комитета по Выбору Профессии. — Мне назначено.