Черные платья

3

Патти, Фэй и мисс Джейкобс (имя которой оставалось для всех загадкой) пришли к служебному входу в «Гудс» без двадцати девять, как им и было положено, вот только Фэй в кои веки чуточку запаздывала и прибежала вся раскрасневшаяся и растрепанная. Они поднялись на служебном лифте на верхний этаж (только для персонала и администрации) и прошли в служебную гардеробную (за бухгалтерией) переодеться в черные платья, оставленные в шкафчиках накануне вечером перед уходом домой.

Черные платья полагалось носить с понедельника до субботы, в выходные их отдавали в химчистку «Гудса» и забирали с утра в понедельник готовыми к новой неделе. Пахли они своеобразно. Не то чтобы противно, но отчетливо – слишком частой химической обработкой, дешевым тальком и потом. Все продавщицы «Гудса» в черном платье пахли именно так.

Эти одеяния, поставляемые «Гудсом» и принадлежащие ему, были скроены с расчетом на любую фигуру, хоть худую, хоть полную, и в результате не украшали ни тех, ни других, но, опять-таки, продавщицы в «Гудсе» носили их не украшения магазина ради. Так что каждая влезала в свое черное платье с обреченным вздохом и, обозревая себя в высоком зеркале, безнадежно одергивала то тут, то там, чтобы сидело получше. Пошиты платья были из искусственного шелка по фасону поздних тридцатых годов, который прижился за счет того, что смотрелся аккуратненько, а ткани на него уходило сравнительно мало.

Патти Уильямс, как мы знаем, носила размер SSW, Фэй – SW, зато у мисс Джейкобс был идеальный OSW, особенно в области бюста. Собственно говоря, единственное, что можно было твердо знать про мисс Джейкобс, это ее размер и внешность в целом, все остальное окутывала завеса тайны.

– Эта мисс Джейкобс, – сказала Фэй своей подруге Мире в кафе «У Репина»[2], где они пили кофе со льдом, – сплошная тайна.

Даже мисс Картрайт время от времени находила минутку задуматься о мисс Джейкобс, не пропустившей ни единого дня работы ни по болезни, ни по какому иному стечению обстоятельств. Кто она, где живет, ест и спит, какое существование влачит вне рабочих часов у Ф. Дж. Гуда? Ни у кого даже тени представления не имелось, кроме отдела кадров, где знали ее адрес, но отказались бы поделиться этой информацией, спроси у них кто – впрочем, никто и не спрашивал. Каждый вечер мисс Джейкобс покидала «Гудс» в тех же юбке и блузке (а зимой в пальто или жакете), в каких пришла, с вместительной авоськой, где лежал сверток-другой в коричневой бумаге. Что, например, было в свертках? Никто не знал. Она шла прочь по Каслри-стрит в сторону набережной, что могло означать множество самых различных районов, от Хантерс-хиллс (вряд ли) до Мэнли (еще туда-сюда).

Мисс Джейкобс была немолода, смугла и коренаста, а жидкие волосы, темные с проседью, забирала в старомодный пучок на затылке. Она носила очки в стальной оправе, неизменно заткнутый куда-то на груди белоснежный носовой платок и черные зашнуровывающиеся ботинки на кубинском каблуке. При ходьбе она сильно топала и в целом выглядела довольно жалостно. Как-то вечером мистер Райдер поравнялся с ней на Питт-стрит и в припадке дружелюбия попытался было немного проводить, но она распростилась с ним на следующем же углу и в одиночестве устремилась прочь по Мартин-плейс, пробормотав что-то про Виньярд, но мистер Райдер решил, она это для отвода глаз, потому что он сам обычно ходил через Виньярд и ни разу нигде в том районе мисс Джейкобс не видел.

Мисс Джейкобс не только работала в «Гудсе» дольше миссис Уильямс (которая пришла туда сразу после школы и начинала в «Детском», а через четыре года перевелась в «Дамское»), но и играла в общем распорядке «Дамских коктейльных платьев» заметную роль, поскольку отвечала за подгонку купленных платьев по фигуре, о чем вы, вероятно, догадались бы по неизменно висящей у нее на шее портновской ленте, словно ожидающей покупательниц, которым требовалось укоротить подол или даже ушить по швам; продавщица, обслуживающая такую даму, выбегала из примерочной, восклицая: «Мисс Джейкобс? Мисс Джейкобс, прошу вас! Нужна ваша помошь!», а мисс Джейкобс поднимала взгляд от подола, который подкалывала в другой примерочной, и отвечала сквозь полный рот булавок: «Всему свое время, у меня только одна пара рук. Да, коли на то пошло, и ног тоже». И дама, которой она подбирала платье, улыбалась или понимающе хихикала в ответ. Подколотое платье отправлялось на седьмой этаж кому-нибудь из швей, а подшитое (иногда очереди приходилось ждать по нескольку дней), как и многие прочие товары «Гудса», доставлялось («Отошлите, пожалуйста») в одном из сине-желтых фургончиков, являвших собою привычное зрелище в зажиточных пригородах Сиднея и украшенных надписью: «Ф. Дж. Гуд. Служим народу Сиднея с 1895 года».

Мисс Джейкобс служила народу, во всяком случае, дамам Сиднея еще с довоенных времен – эпохи легендарной и даже почти мифической. Она начинала в «Чулках и перчатках», потом сделала пируэт в сторону «Дневных дамских платьев» (где и научилась подгонять их по фигуре), откуда спустилась в «Дамскую спортивную одежду», но атмосфера этого отдела пришлась ей не по вкусу, так что, когда в «Коктейльных платьях» открылась вакансия, мисс Джейкобс была рада возможности вернуться на второй этаж, где и пребывала со времен диоровского «нью-лука»[3] с портновской лентой на изготовку и коробком булавок под рукой.