Черные платья

6

Когда Лесли Майлз явилась в «Гудс» собеседоваться на позицию временной младшей продавщицы, ей дали заполнить анкету, и первое слово, которое она там вывела – аккуратно и чуть обмирая от ощущения опасности, – было «Лиза».

Она выбрала себе это имя несколько лет назад – имя, полученное при рождении, ей чудовищно не нравилось, и она давно уже решила при первой же возможности его поменять. И вот первая возможность наконец представилась.

– Лиза Майлз! – позвал ее чей-то голос, и Лесли-Лиза вскочила на ноги и последовала за окликнувшей ее женщиной в маленькую комнатку, где проводилось собеседование.

– Ну что ж, Лиза, – сказала женщина, и так началась новая жизнь Лесли: уже как Лизы.

До чего же просто все оказалось. Она не сомневалась, что привыкнет в два счета. Она села попрямее, как подобает сидеть Лизе, и радостно улыбнулась. Ну вот оно все и начинается.

Мисс Картрайт, проводившая собеседование, устремила на сидящую перед ней школьницу пронзительный взгляд: выбирать девушек для работы в «Гудсе», пусть даже временной, на период рождественского наплыва и новогодних распродаж, следует очень тщательно. Эта, по крайней мере, не глупа – ее анкета свидетельствовала, что она собирается сдавать экзамены на выпускной аттестат. Но что за лицо! Что за фигура! Сложением и манерой поведения она напоминала пятнадцатилетнего ребенка, причем неразвитого: маленькая, худенькая, даже скорее тощенькая, с копной пушистых белобрысых волос и наивными ярко-синими глазами за стеклами практичных очков. Что ж, в черном платье она будет смотреться взрослее: собственная одежда у нее, конечно, кошмар – явно домашнего производства, причем и пошитая-то плохо: короткое ситцевое платье со скверно скроенным рукавом и широким питерпеновским воротником. Бедное дитя.

Лиза, с величайшим тщанием нагладившая розовое платьице, свое лучшее, и надевшая туфли на каблуках и новенькие нейлоновые чулки, была уверена, что максимально приблизилась внешним обликом к стандартам прирожденной Лизы, насколько это позволяли обстоятельства, а потому сидела очень прямо, улыбаясь с радостной готовностью и не подозревая, что о ней думает мисс Картрайт.

– Чем ты собираешься заниматься после школы? – спросила мисс Картрайт.

– Сперва ждать результатов экзаменов, – ответила Лиза.

– Не думаю, что ты мечтаешь о карьере в розничной торговле, – сказала мисс Картрайт.

– О нет! – вскричала Лиза.

Мисс Картрайт засмеялась.

– Ничего страшного, Лиза. Такая работа не для всякого. Но пока ты ею занимаешься, мы рассчитываем, что ты будешь исполнять свои обязанности усердно и добросовестно, как будто это твоя постоянная работа. Понимаешь?

– Ну конечно, – отчаянно заверила Лиза. – Конечно. Я понимаю. Я буду работать очень-очень усердно.

И мисс Картрайт, думая, как странно будет видеть такую пигалицу на такой работе, все же решила отправить ее в отдел коктейльных платьев, чтобы она еще время от времени помогала Магде с модельными, потому что Лиза, хоть и кажется совсем ребенком, явно девочка смышленая и старательная и действительно может оказаться полезной.

– Выходишь на работу в первый понедельник декабря, – сообщила она новой (временной) продавщице, – жалованье получать будешь раз в две недели, по четвергам. А теперь пойдем подберем тебе черное платье.

Только сейчас она осознала, что вряд ли у них найдется платье на такую худышку. Что ж, может, как отойдет от экзаменационного стресса, немножко поправится.

Лиза вышла из комнаты вслед за мисс Картрайт и поднялась в гардеробную, до того завороженная идеей носить черное, что ничуть не смутилась, когда выданное платье оказалось на размер больше нужного ей XXSSW. Впрочем, платья по фигуре у нее отродясь не имелось.

Собеседование проходило во второй половине дня субботы, когда «Гудс», как и все остальные магазины города, закрылся на выходные, и Лиза пришла перед самым закрытием, пока на улицах было еще людно и оживленно: кто спешил домой, кто в кино, кто в ресторан. Теперь же, через час, она шагнула из служебного входа в город, уже погрузившийся в спячку выходного дня: тишина и безлюдье навевали мысли о какой-то ужасной вселенской катастрофе, о том, что город посетила смертоносная чума, или же ангел, или же сама смерть. Шагая по Питт-стрит и Мартин-плейс, Лиза слышала каждый свой шаг; проходя мимо главпочтамта, она увидела женщину, отправлявшую письмо, а на Джордж-стрит – спину мужчины, удалявшегося в сторону набережной. Если не считать их, улицы были совершенно пусты.

Она прошла под таинственными сводами вокзала Виньярд к платформам, и к моменту прибытия поезда пассажиров, кроме нее, собралось всего трое. Она никогда прежде не была в городе в субботу вечером, и от новизны этих впечатлений вдобавок к недавнему собеседованию на первую в жизни работу все кругом казалось Лизе одновременно и непередаваемо странным, и призрачно знакомым. Лиза думала, что, когда вырастет, скорее всего, станет поэтом, а сегодняшний день казался ей как раз таким, про который запросто можно взять и написать стихотворение, причем длинное, чтобы хорошенько передать это вот ощущение, затаенное ожидание, преображение мира и себя в нем и с ним – ощущение и ожидание, для которых пока она не могла подобрать слов.

«Лиза, – сказала она себе, сидя в громыхающем по мосту поезде. – Меня зовут Лиза Майлз».

Ощущение странности все еще оставалось с ней, а она в равной степени – с ним, когда она постучала в дверь родительского дома в Чатсвуде – ключей у нее еще не было.

Мама открыла ей.

– Привет, Лесли, – сказала она.

За несколько недель между окончанием выпускных экзаменов и первым днем в «Гудсе» Лиза съездила с матерью в Голубые горы, прочла «Ночь нежна» и начало «Анны Карениной», дважды сходила в кино, но подавляющую часть времени провела, стоя в молчаливом нетерпении, пока мама, шившая ей новую одежду, подкалывала и поправляла платье прямо на ней.

– Стой смирно! – ворчала мама. – Ты же хочешь хорошо выглядеть? Первая твоя работа!

– Но я все равно буду носить черное платье, – заметила Лиза. – В своем платье меня никто и не увидит.

– Увидят, когда ты будешь приходить и уходить, – отрезала мама.

– Тогда неважно.

– Такое всегда важно, – сказала миссис Майлз.

– Тигр, о тигр, светло горящий в глубине полночной чащи[8], – начала Лиза.

– Опять ты со своим тигром. Не отвлекай меня и не вертись.

Лиза была единственным ребенком в семье, что в глазах сторонних наблюдателей объясняло ее некоторую чудаковатость. Ее отец работал наборщиком в газете «Геральд» и редко появлялся на сцене – домой приходил под утро, спал почти до самого вечера, а перед работой отправлялся на час-другой в паб. Часы же бодрствования по субботам проводил, все больше не отлипая от радио и слушая скачки, на которых имел обыкновение ставить помаленьку. Миссис Майлз понятия не имела о размерах его жалованья, а уж узнай она, какая доля этого жалованья попадала в карманы букмекеров, упала бы замертво на месте.

Когда они поженились во время войны, она даже не знала его толком – с красавчиком-солдатом они познакомились на танцах, а потом он после самого короткого ухаживания позвал ее замуж, а она не видела причин отказываться.

До замужества ей жилось нелегко – она родилась в семье булочника и с одиннадцати лет, когда ее приставили помогать после школы родителям, ходила вечно вся в муке. Для начала ей показали, как украшать пирожные глазурными вишенками, а потом постепенно натаскивали в более сложных вещах, так что к пятнадцати годам в кондитерском ремесле практически не осталось того, чего бы она не знала и не умела.

На этом этапе она бросила школу и присоединилась к фамильному бизнесу. Жалованье получала самое мизерное, наличными, а жила с родителями, над лавкой. Она бы и по сей день, верно, так и ходила бы вся в муке, когда бы в ее жизни не появился Тэд в своей щегольской военной форме. Без формы он ничего особенного собой не представлял, но, как ни крути, все-таки это была жизнь. Наверное, она бы расстраивалась не меньше, чем, по ее представлениям, расстраивался он, что не сумела подарить ему сына, когда бы Лесли не была ей дороже зеницы ока.