Черный ангел Эльхайма

Глава тринадцатая

Лететь без оглядки в темноту было… не страшно.

Совсем.

Напротив, Марори ощущала невероятную свободу. Такую, которой не испытывала никогда раньше. Как будто не существовало никакой опасности провалиться в никуда, или разбиться о камни, или окунуться в лаву и исчезнуть за секунду. Она просто парила, отрешенная от всего, что только что происходило там, на поверхности. Временами ей даже казалось, что сквозь черноту бесконечного провала проглядывают куски сцен из прошлого… или из будущего?

Поэтому, когда она приземлилась прямо на Марроу, возвращение к реальности было не только физически, но и морально болезненным. Финальную точку в возвращении из разноцветных грез поставила Кенна, которая с громким визгом свалилась прямо на нее.

— Лучше бы Ардей меня угробил, - ворчал где-то под ними эрэлим. – Проклятье!

Им понадобилось несколько секунд, чтобы подняться и осмотреть себя с ног до головы. Ти’аль, который приземлился первым и принял на себя падение остальных, выглядел самым здоровым и почти невредимым, не считая того, что от его свитера и куртки мало что осталось, а на стальной груди виднелись уродливые отметины молота дознавателя. Марори поморщилась, вспоминая, с каким остервенением эти двое молотили друг друга.

— Я его убью, - сквозь зубы процедил Марроу, пока Кенна пыталась делать вид, что имеет представление о том, как справиться с ранами на его лице. Эрэлим отмахнулся от ее заботы, словно от назойливой мухи, отодвинулся – и завыл, когда попытался опереться на правую ногу. – Хренова мать!

— Прекрати выражаться, - осадил товарища серафим. – Дознаватель все равно уже ушел, и твоя угроза звучит нелепо. Хотя, уверен, мы видим его не последний раз.

— Я не про Ардея, - ответил Марроу уже более сдержано. – Кажется, я сломал ногу.

Их с Марори взгляды пересеклись – и она сразу поняла, кому именно эрэдим грозил расправой.

Никто не знал, куда они едут. Вероятность утечки исключать было нельзя, но они сделали все, чтобы свести ее на нет. Появление Ардея было таким… спокойным и взвешенным, как будто он точно знал, где и когда лучше устроить ловушку. Фактически его план был почти идеальным: захлопнуть четырех студентов в небольшой каменной комнатушке, лишив их единственного выхода наружу и возможности оказать достойное сопротивление. Он мог поймать их в гостинице ночью, передушить, как котят, но рисковать, действовать в открытую, на виду у обывателей… Марори стало не по себе от внезапного осознания риска, которому она подвергла их всех. Во рту появился горький вкус злости на саму себя: как она могла быть такой наивной и неосмотрительной?!

— Он точно знал, куда мы идем, шаг за шагом, - словно прочитав ее мысли, продолжил Марроу. – Прости, нильфешни.

— Ты не виноват, - сказала она.

— Я так понимаю, речь идет о Нотхильдисе? – Ти’аль присел перед эрэлимом на одно колено и со знанием дела ощупал его голень. Тот морщился, но не проронил больше ни звука. – Если кого-то из вас интересует мое мнение, то я уверен, что он здесь ни при чем.

— Добренький Ти’аль всегда выгораживает даже последних сволочей.

— Скажешь еще хоть полслова такой дряни – и я сломаю тебе вторую ногу, - без тени угрозы, лишь с железной уверенностью, что больше предупреждать не станет, сказал серафим. Он покачал головой. – Идти сам ты не сможешь.

— Отлично! – Марроу сжал челюсти так сильно, что кожа натянулась на играющих желваках. – Где мы?

Марори как раз собиралась этим заняться: осмотреть место, куда они так удачно упали. Сломанная нога эрэлима против четырех свернутых шей – это ли не благополучный исход?

Как вообще возможно, что они упали с такой высоты на каменный пол и остались живы?

Чтобы проверить догадку, Марори задрала голову. Так и есть: отсюда вполне видна дыра, в которую они спрыгнули. Метров пять вряд ли больше. Но и этого достаточно, чтобы как следует поломаться.

— Мне одной показалось, что мы падали как-то слишком долго? – несмело спросила Кенна. Она как раз перестала, наконец, хлопотать вокруг эрэлима и присоединилась к Марори. – Ты тоже это почувствовала?

Марори не смогла ответить: резкая слабость и головокружение буквально подкосили ее. Если бы не сестра, она бы так и рухнула обратно на пол, но Кенна вовремя подставила ей плечо. Краем глаза Марори успела заметить, что лицо девчонки заметно побледнело, под глазами пролегли темные круги.

— Эстрамор… - прошептала она, оглядываясь на сумку, которая так и валялась на полу рядом с косой. Она помнила, как буквально за секунду до прыжка успела запихнуть туда Кристалл. – Мы потратили слишком много сил.

— Ты-то явно куда больше, раз еле на ногах стоишь, - вмешался в их разговор эрэлим. – Светлые, ты себя со стороны не видишь.

— Ну, раз ты видишь, какое я страшилище, значит, не одной мне кажется, что для заброшенного колодца здесь подозрительно светло.

Они даже в деталях смогли разглядеть пол и стен, выложенные даже не камнем, а кирпичом. Кладка выглядела очень старой: в глубоких трещинах просматривался бурый мох, на стенах висела рваная паутина, а в редких проплешинах, где просматривалась земля, топорщились пластины грибов. Да и само… помещение, где они оказались, больше напоминало комнату, и было куда свободнее, чем полагается дну колодца. И самое главное: ни намека на влагу и ил. Напротив, воздух был таким сухим и горячим, что обжигал горло и слизистую носа.

— Ты должна поесть, - резко сказал Марроу. Его определенно злили собственная беспомощность и неспособность и шагу ступить без помощи Ти’аля.

Марори прекрасно поняла, о какой еде он говорит, и постаралась сложить в одно единственное: «Нет» всю решимость, на которую была способна. Из них троих только Марроу может быть ее донором – даже мысленное употребление этого слова вызывало у нее отвращение! – но в его состоянии это будет просто бесчеловечно. Кроме того, она ослабела, но не до такой степени, чтобы умереть от нескольких шагов.

— Ты мне поможешь?

Марори посмотрела на сестру – и вдруг поняла, что обвинять Нотхильдиса в предательстве в самом деле слишком поспешно. Точнее говоря, обвинять одного лишь его. Что если?..

— Ты хочешь меня укусить? – Паника в глазах Кенны стремительно сменилась ужасом.

«Она помогла мне с Кристаллом, хотя могла этого не делать – и тогда мы вполне могли бы проиграть Ардею».

«Или сделала это нарочно, чтобы заслужить доверие, - вновь напомнил о себе ставший слишком разговорчивым внутренний циник, - чтобы и дальше быть рядом. Дознаватель не собирался отпускать вас живыми, это же очевидно. Уверена, что он не ждет вас где-то впереди?»

Марори не ожидала, что так грубо оттолкнет Кенну, на чью помощь только что рассчитывала. И это не могло не броситься в глаза.

— Что-то не так? – В глазах девчонки – ее собственных глазах, чтоб ее Темные побрали! – ужас сменился непониманием и обидой.

— Я уже в порядке. – Марори быстро отвернулась, чтобы не выдать свое вранье.

И в эту минуту где-то недалеко громыхнуло так, что им на головы посыпалась новая порция каменной крошки, а еще через несколько мгновений всех четверых окатило раскаленным паром. Марори только чудом успела прикрыть лицо рукавом, Кенна присела и накрыла голову руками, а парни закашлялись и, несмотря на запрет Ти’аля, позволили себе пару крепких словечек.

Когда волна схлынула и пар рассеялся, Марори увидела хорошо освещенный коридор, на стенах которого висели гроздья мутных алых и желтых кристаллов. И она могла спорить на свою голову, что несколько секунд назад там ничего не было, кроме старой кирпичной стены. А теперь все это выглядит настоящим приглашением, против которого отчаянно противится каждая клетка ее тела и куда ее тянет вопреки инстинкту самосохранения.

— Надеюсь, никто не забыл, что мы сидим в вулкане? – напомнил эрэлим, когда Ти’аль помог ему доковылять до Марори.

— Давно потухшем вулкане, - напомнила она скорее себе, чем остальным.

— Этот «бабах!» мне очень не понравился. Предлагаю выбираться тем же способом, которым пришли. Наш Железный дровосек расчистит дорогу за пару часов. К тому же, быть может, снаружи уже работает спасательная бригада.

— Хорошая идея, - согласилась Марори совершенно искренне, - выбирайтесь. Дальше я пойду одну.

За всех ответил Ти’аль - и не словом, а делом: подставил эрэлиму плечо и решительно поволок в тоннель.

— Мы все знали, что суем голову в пекло, - сказал он, не поворачивая головы, - и, прости, Марори, но даже я не могу притворяться, что не вижу твоего страха. Догоняйте, девочки, пока мы с Марроу первыми не пришли к финишу и не забрали все трофеи.

Коридор оказался очень длинным и довольно узким, что они едва помещались в нем по двое. Марори пришлось смириться с тем, что без помощи Кенны ей далеко не уйти, хоть присутствие сестры теперь неприятно тяготило. И с каждым шагом эта неприязнь становилась все сильнее. Наконец, ей начало казаться, что в бликах красных кристаллов на лице Кенны мелькает то оскал, то хитрая улыбка.

— Ты в порядке? – спросила Кенна, когда Марори с шумом выдохнула, чтобы хоть как-то выпустить внутреннее напряжение.

— Мне просто нужно немного времени, чтобы переварить случившееся.

— Уверена, что дело только в этом?

— Для человека, который не знает многих элементарных вещей, ты на удивление проницательна.

Наверное, ее раздражение передалось Кенне, потому что у той резко пропало желание продолжать разговор.

Коридор несколько раз так круто поворачивал, что Марори начало казаться, будто они просто ходят по кругу. Дважды Ти’аль останавливался, вскидывал руку, призывая к тишине, но все было тихо. Лишь позже в воздухе начал нарастать монотонный гул с редкими хаотичными поскрипываниями.

— Как будто кто-то бросает в огонь куски льда, - предположил Марроу.

— Очень похоже, - согласилась Марори.

После очередного поворота, в конце которого их ждал крутой спуск по узким ступеням, Марори, наконец, начала понимать, что к чему.

— Мы идем по спирали, - высказала она предположение. – С каждым поворотом – все ближе к центру… чего-то.

И стоило сказать это, как в голове будто щелкнул внутренний тумблер. Перед мысленным взглядом пронеслась череда картинок: темные стены, отделанные красным камнем, внутри которого пульсируют красные же жилы огня.

— Еще немного – и будем на месте, - сказала она шепотом.

— Хочешь сказать, что уже была здесь раньше? – Марроу так резко остановился, что если бы не поддержка серафима – не удержался бы на ногах. – С Вандриком?

— Не знаю. Просто… как будто… Увидела что-то такое, что не могу знать просто так. Стены и красные…

Непроизнесенные слова так и застыли на губах, потому что лестница неожиданно закончилась, и они оказались в просторном круглом зале. Стены из гладких черных кирпичей украшали причудливые орнаменты из красного камня, внутри которого то вспыхивали, то гасли алые прожилки. Марори подалась вперед, прикоснулась к камню, заранее зная, что он теплый.

— Что за…

Марроу не подобрал слов, чтобы продолжить.

Эта комната была словно более мрачным отражением той, что находилась на поверхности: тот же каменный круг в центре, те же двенадцать столбов вокруг него. Но и это было не самым странным и удивительным. Откуда-то из-под потолка в каменный круг лился широкий поток самой что ни на есть настоящей лавы. И ее света хватало, чтобы прогнать темноту даже из самых отдаленных углов комнаты. Время от времени в колодце что-то вспыхивало, взрывалось снопом огненных искр и шипением – и в зале снова становилось тихо, если не считать гула мерно текущего потока.

— Мне здесь не нравится, - жалобно пробормотала Кенна.

Марори отстранилась от нее, подошла ближе к кругу, хоть в голове все так же шумело. Пожалуй, даже сильнее.

Внутри колодец весь был выложен эстрамором. А падающая лава просачивалась сквозь него, словно вода через сито, не задерживаясь ни на мгновение. Не задумываясь, не анализируя посылаемые подсознанием сигналы, Марори тронула монолитную глыбу.

Сзади раздался сдавленный девичий крик, мужские голоса в унисон потребовали отойти.

Камень был холодным. Ледяным. Его ледяная безжизненность уколола кончики пальцев, просочилась под ногти, словно тончайшее иглы. Она приняла эту боль как отрезвляющую реальность, как часть разгадки к самой себе. Руки не отняла.

И когда взгляд наткнулся на сноп искр, застывший в виде причудливого цветка где-то на уровне ее глаз, поняла, что время остановилось. Оглянулась, чтобы подтвердить догадку: Марроу так и застыл с яростным криком на губах, Ти’аль протягивал к ней растопыренную стальную ладонь и хмурился, плотно стиснув губы. Кенна присела и закрыла голову руками, словно ребенок, которому впервые в жизни пришлось оказаться в темной комнате наедине со своими страхами. Во всем этом театре застывшей пантомимы живой осталась только она.

«Ты не понимаешь, что делаешь!»

Марори заозиралась в поисках источника голоса. Никого.

«Я все отлично понимаю. Мы нашли ключ к этому миру».

На этот раз говорящий должен был стоять прямо напротив нее, с другой стороны каменного круга. Но там тоже никого не было. Только странно сгустившийся воздух начал приобретать очертания человеческой фигуры.

«Ты долго трудился, нашел эту тропинку, шел по хлебным крошкам – и теперь хочешь оставить это просто так?!»

Марори узнала говорившего. Слишком свежи были в памяти знакомые интонации, знакомая манера нарочито растягивать гласные. Холеная речь аристократа. Вычурная речь дознавателя.

Его образ все еще был размытым, словно изображение на экране плохо настроенного черно-белого телевизора. Но она узнала его, хоть сейчас волос на голове мужчины было больше, а он сам сутулился так сильно, будто держал на плечах непосильную ношу.

Марори обернулась, все еще не до конца понимая, что именно видит. Отголоски прошлого? Но тогда второй человек: худой и сухой, морщинистый даже в молодости – он… он…

«Брось, Милс, даже ты не можешь настолько спятить, чтобы отказаться от этого сейчас, после стольких лет».

«Ты не посмеешь тронуть это, Ардей. Мы оба знаем, что это – печать».

«И что же ты предлагаешь? – В голосе молодого дознавателя сквозило безразличие. Он спрашивал просто для дела, тянул время, заговаривал зубы своему несговорчивому собеседнику. – Просто уйти?»

«Мы должны рассказать правду. Мы должны сделать то, что хотели сделать они».

«Они были двумя идиотами, - отмахнулся Ардей».

Воздух задрожал, тени растворились, а время, ускоряясь, начало откручивать еще один виток прошлого. И еще. И еще. Лишь по незначительным деталям Марори начала понимать, что с каждым вздохом зал становится все «моложе»: растворяются трещины на камнях, стираются, будто ластиком, глубокие рытвины в древней кладке пола. Лишь одно остается неизменно: колодец и огненный водопад.

Она так боялась пропустить даже самую незначительную деталь, что едва ли не силой заставляла себя не моргать. Но все-таки не удержалась – и в следующее мгновение убранство зала снова преобразилось. Исчез огненный водопад, колодец до краев наполнился водой.

«Они убьют нас», - прошептал женский голос – и треснул от отчаяния.

«Я смогу тебя защитить», - ответил мужской, грубый и жесткий.

Она уже слышала их.

Эти голоса требовали ее пробуждения.

Из тени появилась женская фигура: серебряные волосы, ртутные глаза, бледная кожа истинного альбиноса. Ей едва ли было больше семнадцати. Все в ней, кроме кроваво-красных когтей, было таким хрупким, что казалось, одного неосторожного сквозняка хватит, чтобы разбить, как статуэтку из самого тонкого хрусталя.

Она повернула голову, как будто чувствовала пристальный взгляд невидимого наблюдателя, и посмотрела на Марори глазами… Крэйла.

— Крээли, - одними губами прошептала Марори, ни на секунду не сомневаясь, что это именно она. Тринадцатая Темная, миф, которого не существовало и который оживал прямо на ее глазах.

Темная продолжала смотреть сквозь нее, слабо улыбаясь вопреки выражению невыносимого страдания на безупречно-прекрасном лице.

«Я сожгу мир дотла, ради тебя».

Он вышел ей навстречу, бесплотным призраком прошлого просочился сквозь Марори. Шагнул к той, что когда-то, вопреки всем Заветам, отдала ему себя всю.

Высокий, смуглый, словно отлитый из драгоценного металла Танос: малаах с тлеющими призрачными крыльями. Он был таким высоким, что Крээли рядом с ним выглядела еще более беспомощной. Марори сжала губы, запретила себе плакать, потому что уже знала, что будет дальше.

Тринадцатый Светлый и Тринадцатая Темная - Крээли и Танос, два вычеркнутых имени.

«Они заблуждаются. Они просто смертные. Когда-нибудь…»

Голос предал ее, и в ртутных глазах Крээли блеснули слезы.

«Я вырву из груди каждое смертное сердце», - без тени жалости сказал Танос. Не сказал – поклялся.

Темная, которая просила Светлого пощадить смертных. И Светлый, который готов был сжечь мир дотла, а пепел смешать с кровью ради Темной, которую поклялся любить до скончания веков. Ради той, за которую уже поплатился своими крыльями.

Светлый, с волосами цвета растворенной в молоке крови.

Марори невольно провела ладонью по собственным волосам, тронула мокрые щеки, всхлипнула, больше не в силах сдерживать рвущиеся из самого сердца эмоции.

— Бегите… - прошептала Марори. Вопреки здравому смыслу просила отголоски прошлого услышать ее. – Уходите! Вас не пощадят!

Голос разорвался на тысячи полных отчаяния осколков, когда в зале одна за другой стали появляться безликие фигуры в темных балахонах. В тени каждого из капюшона тлели безжизненные красные глаза.

Двенадцать пришли, чтобы спеть свою песню.

Сотворить самое страшное, что только можно представить, – убить рожденное Единым.

Образы снова задрожали, прошлое подернулось рябью, стало расплывчатым. Марори все кричала и кричала, просила бежать, ломать все, что можно сломать, – и бежать без оглядки. Прошлое таяло, но она все равно видела, как двенадцать затянули страшный вой, который лишь безумный назвал бы песней. Даже отголосков было достаточно, чтобы Марори захотелось заткнуть уши, навеки потерять способность слышать. Но хуже всего было то, что они пробудили в ней и новые воспоминания: слово за словом, словно завороженная, она повторяла всплывающие строки, шептала их и чувствовала, что умирает вместе с пронзенным Таносом.

—Hp’arsorazzaru… - срывались с губ непонятные, ужасные, разрушительные слова.

Танос прикрывал ее до последнего. Даже когда его тело превратилось в одну зияющую окровавленную рану, а призрачные крылья сгорели в разрушительной черной вспышке – он продолжал оберегать ту, которой поклялся.

«Пожалуйста, не уходи… - Залитое кровью лицо Крээли то скрывалось в тумане, то появлялось вновь. Она сидела на полу, придерживая голову Светлого, лишь изредка содрогаясь, когда новая строчка песни расцветала на фарфоровой коже уродливой, обнажающей кости раной. – Не закрывай глаза, Танос».

«Прости, что не смог».

Его ресницы дрогнули в последний раз, тело покрылось паутиной трещин, стало распадаться на осколки.

И тогда Крээли закричала. Так громко, так яростно, как может кричать существо, из груди которого живьем вырывают сердце. От ее крика задрожали стены. Ее тело вспыхнуло, под кожей сверкнули налитые огнем вены и артерии.

«Я проклинаю вас… - змеей зашипела она, в последних судорогах агонии прижимая к груди голову мертвеца. – Проклинаю огнем с небес. Проклинаю быть костями для тех, что вечно голодны. Проклинаю убивать и пожирать друг друга до конца своих дней».

Ее прекрасное лицо вспахали глубокие уродливые трещины, длинные серебряные волосы превратились в пепел. Темная шевелила губами, изредка скалясь, словно самка, оберегающая то, что дороже солнца, и луны, и всех звезд на небе, что нужнее воздуха и воды.

Злой сухой вихрь завизжал, заклокотал где-то под потолком. Двенадцать оцепенели. Капюшоны сползли с их лиц, обнажая бритые головы и вырезанные на лбах преобразовательные круги.

Марори показалось, что ее ударили под дых, разом выбили из груди спасительный глоток воздуха, а вместе с ним лишили способности дышать. От отчаяния она заскребла по горлу.

Шесть Темных.

Шесть Светлых.

Двенадцать кровных братьев и сестер.

Крээли умерла через миг после того, как закончила выкрикивать последние слова проклятия, в которое вплела последнее и самое ценное, что у нее осталось, – свою жизнь. Но, умирая, она видела, как вспыхнули изнутри тела Двенадцати, как их распахнутые в безмолвном крике рты наполнились лавой. Они не могли сопротивляться тому, за что было заплачено ценой двух жизней и одной бессмертной любви. Еще мгновение их тела пытались противиться бушующей стихии, а потом вспыхнули, словно свечи, – и превратились в ничто.

— Марори! Очнись, язва Темных тебя задери!

Голос Марроу прорвался сквозь образы прошлого, разрывая в клочья то немногое, что она с таким трудом удерживала перед мысленным взором.

Заполненный кровью, слезами и лавой зал из черного камня всколыхнулся – и опустел. Не было ни боли, ни отчаяния, ни вкуса пепла на языке – лишь четыре любопытных студента.

Марори моргнула, разгоняя мутные образы, теперь утратившие всякую форму и смысл.

— Сделай еще хоть одно движение – и, клянусь, я отгрызу тебе руку, - сквозь зубы процедил эрэлим. Он все еще зависел от Ти’аля, но что-то в его интонации подсказывало: если потребуется, Марроу поползет к ней, будет зубами вгрызаться в землю, лишь бы исполнить угрозу. – Прекрати это немедленно, нильфешни, потому что я слишком сильно люблю тебя, чтобы убить без сожаления… теперь. Разве что сдохну рядом с тобой.

Его признание прозвучало так естественно, что ему никто не придал значения.

Марори выдержала убийственный взгляд эрэлима, обернулась, отрешенно рассматривая собственную руку, по локоть опущенную в кроваво-черную густую жижу, внутри которой резвились серебряные искры. Ее одежда обуглилась, узоры сигилы наполнились красками, вздулись на коже, будто жгуты, а крохотные грани вросших в кожу кристаллов налились огнем и теперь сверкали как никогда ярко.

— Кровь Светлого, который умер, пытаясь спасти Темную, которую любил так сильно, что отдал за нее свою бессмертную душу.

«Кому я это рассказываю?»

— Что ты такое говоришь, Марори? – Ти’аль нахмурился. – Ты только что превратила камень в магму.

— Я говорю правду, - шепнула она и медленно сползла на пол.

Рука беспомощно вынырнула наружу, изувеченная, черная, тлеющая, словно кусок мяса на вертеле. Пальцы вытянулись, «оскалились» жесткими когтями. Подаренный Крэйлом браслет выглядел неестественно блестящим, витые лозы обхватили руку так сильно, что и не провернуть.

Марори подняла ладонь, поводила ею перед затухающим взглядом, пытаясь вспомнить, что же видела перед тем, как голос Марроу разорвал ее личную хрупкую связь с прошлым. Что-то очень важное, что-то такое, что не имеет права забыть.

Глаза Крээли в момент смерти. Их взгляд. О да, Марори знала, что видела точно такой же множество раз, как и кровавые слезы на сухих безжизненных веках.

Она поднялась, грубо отмахнулась от попытки Кенны ее поддержать.

Энигма так и лежала на полу в грязи и пыли. И глаз в изголовье лезвия с вожделением смотрел на свою хозяйку. Марори подняла косу, лишь на мгновение удивившись: как могла так долго оставаться слепой? Все лежало даже не на поверхности, а прямо перед ее глазами.

— Она всегда была моей, - сказала еще одну, никому не адресованную фразу, наслаждаясь тем, каким теплым стало древко тамакаты, как прищурился окровавленный глаз. – Тот, кто прислал ее, не делал мне никакого подарка – он возвращал украденное.

Ее размышления перебил Ти’аль.

— Нам нужно выбираться, Марори. Не то, чтобы я тебе не доверял, но у меня странное предчувствие, что все вот-вот окончательно выйдет из-под контроля. Полагаю, теперь нам точно ясно, что поездка не была напрасной, только обсуждать ее лучше в более безопасном месте. И вам с Марроу явно нужна медицинская помощь.

— Мне нужна его кровь – и только. – Марори оскалилась, с вызовом посмотрела на эрэлима, а потом отвернулась, загоняя внутреннего зверя в клетку. Ти’аль прав – надо найти выход наружу, глотнуть отрезвляющего морозного воздуха, переварить все увиденное, пока призраки прошлого не свели ее с ума. – Есть мысли, как нам вылезти на поверхность?

— Что угодно, только не еще один прыжок в еще один дурацкий колодец. – Марроу слабо застонал, когда очередная попытка сделать хоть шаг без помощи серафима провалилась. Он налег плечом на стену, закусил губу, наблюдая за Марори из-под полуприкрытых век. – Ты же у нас «местная», предлагай другие варианты.

— Предлагаю выбираться тем же путем, что и пришли.

— Выход завалил один наш старый знакомый.

— Думаю, - серафим сжал и разжал стальные кулаки, - парочку глыб я одолею.