Черный дембель. Часть 2

Глава 12

Мы с Кириллом вошли на кухню. Не застали там других студентов. Но я заметил, что в воздухе под потолком ещё кружил табачный дымок: он не спеша проплывал в направлении приоткрытой форточки. Я распахнул обе створки кухонного окна, посмотрел на тёмное небо (не заметил на нём луну и звёзды). Вдохнул наполнившийся к полуночи прохладой уличный воздух. Увидел за деревьями яркие пятна фонарей; их было немного рядом с общежитием: я заметил только три. Услышал шум прятавшейся за пятиэтажками проезжей части; его заглушали стены домов и шелест листвы. Я поправил ворот тельняшки, повернулся к улице спиной, опёрся о подоконник. Посмотрел на серьёзное лицо своего младшего брата.

— Я тебя слушаю, Кирилл.

Кир распахнул пиджак, ослабил узел галстука (словно тот его душил), расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Он замер в трёх шагах от меня. Не смотрел мне в глаза, покусывал губы.

— Серый, я сделал, как ты меня учил, — сообщил он. — Принял решение.

Кирилл всё же поднял на меня глаза. Я видел, что он волнуется, будто перед ответом на экзамене. Заметил у него под губой небольшое (размером с рисовое зерно) красное пятно, похожее на каплю крови.

— Я решил, что прекращу это, — сказал Кир. — Потому что это неправильно. И нечестно.

Он вздохнул, покачал головой. Брат пристально смотрел мне в лицо — я разглядывал пятно на его лице. Ветер пробрался в кухню через окно, подтолкнул меня в спину — по моему позвоночнику пробежал холодок.

— У тебя след от помады под губой, — сказал я.

Ткнул себя в лицо пальцем. Отметил, что Кирилл смутился. Мой младший брат поспешно потёр пальцем красное пятно — не стёр его, а лишь превратил его в кляксу на подбородке.

— Я сделал выбор, — заявил он. — Буду с Ингой. Не с Ленкой.

Кирилл закусил губу. Смотрел на меня словно с вызовом. Нервно теребил пуговицу на пиджаке. Лампа светила у него за спиной. На глаза Кира падала тень — они выглядели сейчас не голубыми, а серыми.

— Мы с Ингой сегодня ходили в кино, — сообщил он. — Целовались.

Мой младший брат вновь потёр след от помады на подбородке.

— Поздравляю, — сказал я. — Рад за тебя. И за Ингу.

Кир дёрнул головой.

— Серый, ты разбираешься в таких делах… — сказал он. — Посоветуй. Что мне сказать Ленке?

Кирилл вздохнул, снова потеребил узел галстука.

Я развёл руками.

— Если ты уверен в своём решении…

— Уверен, — заявил Кир.

— … Тогда скажи ей правду.

— Какую правду?

Кирилл прикоснулся к подбородку. Смотрел на меня исподлобья. Мне показалось: сейчас он не выглядел взрослым мужчиной — Кир походил на неуверенного в себе подростка.

— Ту правду, о которой только что говорил мне, — произнёс я. — Без рассказа о поцелуях, разумеется.

Мой младший брат нахмурился.

— Не понял.

Он наклонил голову.

— Что тут непонятного, малой? — спросил я. — Ты ведь сам мне только что рассказал о своём решении.

Я пожал плечами.

— Вот и скажи о нём Котовой. Любая правда лучше, чем враньё.

Я поёрзал на подоконнике.

— Ты думаешь? — спросил Кир.

Я усмехнулся.

— Малой, ты поставь себя на её место. Вообрази, что Котова несколько дней металась между мной и тобой. И сделала, наконец, выбор.

Кир усмехнулся — невесело.

— Подумай, чего бы ты в таком случае хотел? — спросил я. — Провести ещё несколько дней в догадках и в неопределённости?

Я развёл руками.

Повторил:

— Если ты уверен, что тебе нужна не она, а Рауде…

— Я уверен, брат.

— Тогда не тяни кота за яйца, — сказал я. — Прежде всего, не изводи самого себя. Поступи, как мужчина…

Кирилл кивнул.

— Я понял тебя, — сказал он.

Посмотрел мимо меня: за окно.

— Ты прав, брат, — сказал Кирилл. — Ладно. Сегодня уже поздно. Поговорю с ней завтра.

Ночью я несколько раз просыпался. Видел, как ворочался на кровати Кирилл. Слышал, как он несколько раз вставал: Кир то выходил в коридор (ходил в туалет?), то подходил к чайнику с кипячёной питьевой водой.

Утром мой младший брат выглядел хмурым и не выспавшимся. Он почти не говорил, не откликался на шутки Артура. Я примерно представлял, о чём он сейчас размышлял. Но не успокаивал его. И не лез к нему с советами.

Я понимал, что утро — не лучшее время для признаний и серьёзных разговоров. Но не остановил брата, когда тот ещё до начала первой лекции подошёл к Котовой и отозвал её «в сторонку». Только покачал головой.

На лекцию по высшей математике мой младший брат явился один. Хмурый, печальный. Он подошёл к Инге Рауде, о чём-то ей тихо сообщил. Инга кивнула, взволнованно посмотрела на вход в аудиторию. Я не заметил на лице комсорга признаков торжества.

Рауде собрала свои вещи. Под удивлённые реплики Наташи и Артурчика она (вслед за моим братом) покинула привычное место, поднялась по ступеням. Кирилл и Инга разместились в седьмом ряду: примерно в пяти метрах от Прохорова и Тороповой.

Котова на первую лекцию не пришла. Во время занятия я посматривал на своего младшего брата. Видел, как тот бросал взгляды на входную дверь и покусывал губы. Заметил, как пару раз комсорг успокаивала Кира: накрывала ладонью его левую руку.

Я слушал лекцию профессора Баранова. Подумал о том, как отреагировала на слова моего брата Котова. Невольно вспомнил о Первомайской Джульетте: о женщине, которая во время первомайской демонстрации бросилась с Калининского моста в реку.

«Ещё не бросилась, — подумал я. — Это случится в следующем году… наверное». Первомайской Джульеттой утонувшую тогда в реке дамочку окрестил Артурчик. Потому что девчонки из нашей группы твердили: та женщина покончила с собой из-за несчастной любви.

Я посматривал на часы, дожидался окончания занятия. С удивлением отметил, что нервничаю. Поискал причину этому волнению: пришёл к выводу, что после того случая с самолётом я чувствовал свою ответственность за судьбу Котовой.

Для Тороповой и Прохорова звонок прозвучал, словно сигнал к старту. Я увидел, как они первыми рванули к выходу из аудитории. Рауде и Кирилл проводили их взглядами. Я отметил: мой младший брат нервно покусывал губы.

Поиски Котовой я доверил Наташе и Артуру. Не утешал я и Кирилла — тот покинул кабинет в компании Инги Рауде. Но вздохнул с облегчением, когда всё же увидел понурую и молчаливую Котову: сидящей на подоконнике около кабинета физики.

На большой перемене я ел беляши в обществе Васи Ковальчука. Кир пошёл в столовую (вместе с комсоргом). Артурчик жевал булочки в институте, сидя на подоконнике (он подслушивал, как Наташа Торопова с видом строгой училки поучала свою печальную подругу).

Занятия сегодня длились непривычно долго. Я почти не слушал лекции: посматривал в окно, строил планы на ближайшее будущее. После занятий Кир и Артурчик поочерёдно известили меня о том, что не пойдут вместе со мной в общежитие.

Я не поинтересовался планами Прохорова и моего младшего брата (примерно их представлял). Лишь сообщил парням, что «буду в общаге». А уже на улице, около входа в МехМашИн меня догнал Коля Барсов.

— Чёрный, — сказал он, — твой брат больше не претендует на Котову?

Я посмотрел на слащавую улыбку, что застыла на лице Барсика. Вынырнул из собственных размышлений. Отметил, что при виде Николая Барсова у меня по-прежнему чесались кулаки: будто эта реакция давно стала рефлексом.

— С какой целью интересуешься? — спросил я.

Застегнул верхнюю пуговицу пиджака, перебросил портфель из правой руки в левую. Барсик отшатнулся, но его улыбка при этом не пострадала: оставалась приветливой и… раздражающей. Я потёр подбородок.

— Эээ… ну, так… если она ему не нужна… — сказал Коля. — Я возьму её себе?

Я не остановился — неторопливо шагал вниз по ступеням. Жмурил глаза от яркого света. Сообразил, что Барсик — прекрасная кандидатура на роль «крайнего». В прошлой жизни я непременно выплеснул бы на него отрицательную энергию.

Разжал кулак. С сожалением подумал о том, что быть старым и мудрым не всегда приятно. Окинул Барсова взглядом. Отметил, что вырубил бы Барсика первым же ударом. Усмехнулся — Николай вновь отпрянул, но не отстал.

— Как ты себе это представляешь? — спросил я.

Колина улыбка всё же изменилась: повеселела.

— Легко! — ответил Барсов. — Можешь мне поверить.

Улыбнулся и я, спросил:

— А как же Света Миккоева?

Коля повёл плечом.

— Ну, ты сравнил! — сказал он. — Котова получше Светки будет. В тыщу раз.

Мне почудилось, что Николай облизнулся — я не сразу сообразил, что это лишь скользнула по его лицу тень. Почувствовал: в лицо мне подул ветерок. Он принёс запахи пыли и выхлопных газов, уловил я в нём и аромат бочкового пива.

— Барсик, ты пива хочешь? — спросил я.

Барсов дёрнулся, прижал руку к рёбрам — напротив левой почки. Его улыбка утратила весёлость, но не исчезла. Коля покачал головой, увеличил дистанцию между нами. Но не остановился. Заискивающе заглянул мне в глаза.

— Чего сразу пиво-то? — спросил он. — Так бы и сказал, что сам на Котову глаз положил.

Он кивнул и добавил:

— Чёрный, я тебя услышал. Нет, так нет. Я понятливый.

Барсик развёл руками — махнул портфелем. Проходившая мимо него старшекурсница пугливо отшатнулась. Я проводил девчонку взглядом: полюбовался на её стройную фигуру.

Но быстро потерял к девице интерес.

Потому что увидел Марго.

Маргарита Лаврентьевна стояла в шаге от скамейки, где мы с Ковальчуком на большой перемене ели беляши. Смотрела на меня, улыбалась. Голубые глаза Марго сверкали так же ярко, как и сапфиры в её серьгах. Ветер словно обходил голову Маргариты Лаврентьевны стороной: не лохматил выглядевшие сейчас золотистыми волосы. Я скользнул взглядом по фигуре женщины. Отметил, что Марго нарядилась не столь броско и вызывающе, как для похода в «Московский». Но всё же её одежда сильно отличалась от нарядов студенток МехМашИна. В своём приталенном голубом платье и на высоких каблуках Маргарита Лаврентьевна выглядела словно иностранка: эдакая симпатичная молодая француженка, явившаяся в Новосоветск с Елисейских полей.

Марго выждала, пока я подойду к ней, и лишь тогда сказала:

— Здравствуй, Сергей Леонидович.

Она взглянула вправо от меня. Я скосил взгляд — заметил, что вместе со мной к Маргарите Лаврентьевне подошёл Коля Барсов. Барсик рассматривал женщину с нескрываемым восторгом, приоткрыв рот. Но Марго лишь задела его взглядом: не поприветствовала моего любопытного одногруппника. Она вновь посмотрела мне в лицо. Я сообразил, что впервые видел её при солнечном свете. Отметил, что Маргарита Лаврентьевна сейчас не выглядела старше, чем при искусственном освещении. Хотя косметики на её лице сейчас было не так много, как тогда в «Московском». Внешность женщины от этого не стала менее эффектной — это подтверждало и неподдельное восхищение, с которым рассматривал Марго «разбиравшийся» в женской красоте Николай Барсов.

— Здравствуй, Марго, — сказал я.

Так и просился на язык вопрос «как ты меня нашла», но я отмахнулся от него.

— Хорошо выглядишь, Серёжа.

Я кивнул и ответил:

— Знаю.

Маргарита Лаврентьевна усмехнулась — её глаза игриво блеснули. Она погладила рукой сумочку — продемонстрировала мне свой маникюр. Чуть запрокинула голову — разбросала по плечам золотистые локоны, показала гладкую кожу на шее.

— Мы с тобой толком не попрощались… тогда, — сказала она. — И не договорились о новой встрече…

— Новой встречи не будет, — перебил я. — И не переживай: твоего мужа я не побеспокою.

Увидел, как изогнулись тонкие, чётко очерченные подкрашенные брови. Отметил, что движение бровей не увеличило количество мимических морщин на лице Марго. Маргарита Лаврентьевна махнула ресницами.

Она сказала:

— Прохоров? Опять этот старый зануда проболтался?

Марго покачала головой — её глаза смеялись. Я не заметил во взгляде Маргариты Лаврентьевны ни раскаяния, ни досады. Она улыбалась, демонстрировала ямочки на щеках.

Я хмыкнул.

— Но ведь ты, надеюсь, не обиделся на меня, Серёжа? — спросила Марго.

Она пожала плечами и заявила:

— В любви все средства хороши. Слышал такое выражение? Ты мне нравишься, Сергей Леонидович. Действительно, нравишься. А теперь ещё больше, чем раньше. После того, что между нами было.

Маргарита Лаврентьевна повела рукой.

— Люблю больших, сильных, умных и умелых мужчин, — сказала Марго. — Такие в наши времена стали редкостью. Да и они… вообразили себя рыцарями и блюстителями нравственности.

Она вздохнула.

— Жаль, Серёжа. Очень жаль.

Её глаза смеялись.

Но я читал в них веселье — не насмешку.

Ветер снова пощекотал мне ноздри едва уловимым запахом пива (я тут же увидел перед мысленным взором стоявшую за поворотом дороги жёлтую бочку на колёсах). А ещё он подразнил меня ароматом жасмина и жимолости (я узнал ноты сердца духов «Diorella» от «Dior»). Солнце спряталось за облако — волосы Маргариты Лаврентьевны вновь приобрели медово-русый цвет. Сверкание сапфиров и женских глаз померкло. Марго провела рукой по животу, разгладила складку на платье. Я невольно вспомнил, как наглаживал и целовал её гладкую кожу. Маргарита Лаврентьевна будто прочла мои мысли: улыбнулась. Но улыбка её быстро померкла. Потому что Марго заглянула мне в глаза. Она покачала головой, вздохнула.

— Проводишь меня до автомобиля, Серёжа? — спросила Маргарита Лаврентьевна.

Я покачал головой, ответил:

— Прости, Марго. Мне в другую сторону.

— Ты уверен, Серёжа?

— Абсолютно.

— Я вас провожу! — сказал Коля Барсов.

Марго переместила на него взгляд, осмотрела Барсика с ног до головы. Николай распрямил спину, выпятил грудь. Продемонстрировал женщине свою лучшую улыбку — Маргарита Лаврентьевна ухмыльнулась.

— Проводи, мальчик, — сказала она. — Не возражаю.

Я смотрел, как Барсик и Марго прошли мимо скамеек и разбитых около МехМашИна клумб. Отметил, что со стороны они выглядели представителями разных миров. Порадовался тому, что парочка свернула не в сторону общежития.

По пути к общаге я всё же порадовал себя: выпил кружку прохладного пива.

Я проходил мимо вахты — меня окликнула баба Люба. Она мне сказала: звонил Илья Владимирович Прохоров. Протянула мне обрывок газеты, на котором красивым почерком записала номер рабочего телефона директора швейной фабрики. Объяснила: Прохоров просил, чтобы я связался с ним. И чтобы я сделал это сразу же, как только явлюсь в общежитие.

Я поблагодарил женщину. И за сообщение. И за то, что разрешила мне воспользоваться служебным телефоном.

Прохоров меня узнал (вероятно, его мало кто кроме меня величал «дядей Ильёй» — разве что Варины сыновья). Он передал мне восторженные отзывы детей Варвары Сергеевны о торте с шоколадными танками. Сообщил, что торт и ему понравился. Спросил, изготовлю ли я ещё один торт «Птичье молоко» к четвергу. Уточнил: «Но чтобы непременно с танками!»

Мне послышались в его голосе мальчишеские нотки — я выдержал паузу, озадаченно потёр подбородок.

— И да, Сергей, — сказал Илья Владимирович. — Полностью с тобой согласен: торт «Птичье молоко» стоит тех денег, что ты за него просишь. Вкусный и, как ты его назвал, эксклюзивный. Хороший вариант дружеского подарка для нужного человека. Людей из моего круга общения сложно чем-либо удивить. Особенно: всего лишь за сорок рублей.

Прохоров замолчал. Я слышал в динамике звуки его дыхания. Улыбнулся смотревшей на меня бабе Любе.

— Понял вас, дядя Илья, — сказал я. — Приезжайте в четверг в то же время. Торт будет готов.

Я вошёл в комнату — убедился, что ни Кирилл, ни Артурчик ещё не вернулись из института (не увидел на кроватях сумки с тетрадями). Решил, что повременю с походом в столовую: в это время там было не протолкнуться.

Переоделся, достал со шкафа гитару и завалился на кровать: уже вошло в привычку, что я размышлял под неспешный перебор гитарных струн. А поводов для размышлений у меня накопилось предостаточно.

Я вспомнил, как соблазнительно смотрелись при солнечном свете колени Маргариты Лаврентьевны. Поймал себя на том, что при мысли о Марго наигрывал мелодию и в полголоса напевал песню группы «Браво» «Я — то, что надо».

Добрался до припева.

И замолчал. Накрыл струны ладонью — приглушил звуки струн.

Потому что услышал решительный стук в дверь.

— Открыто! — крикнул я.

Дверь тут же приоткрылась — в комнату вошла Лена Котова, выбила дробь каблуками по паркету. Я отметил, что Елена явилась ко мне в том же наряде, в котором сидела сегодня на лекциях. С наполненной тетрадями сумкой в руке.

— Привет, — сказала Котова.

— Привет, — ответил я.

Привстал, одёрнул тельняшку и объявил:

— Кирилла нет. Пока. Он ещё не вернулся из института.

Заметил, что между тёмных бровей у девчонки появилась глубокая вертикальная морщина.

Котова кивнула — тряхнула каштановыми кудрями.

— Знаю, — ответила она. — Кир сейчас в нашем корпусе. В комнате у Инги Рауде.

Она посмотрела мне в лицо своими большущими тёмными глазищами.

— Я пришла не к Кириллу, — сообщила Котова. — Я пришла к тебе, Сергей.

Лена прикрыла за собой дверь.

Сквозняк донёс до моих ноздрей аромат рижской «Иоланты».