«…Не под луною, а на Луне…» — певичка не умолкала. Я отметил, что у Светочки раскраснелись щёки. Подумал, что в белом фартуке Ельцова выглядела соблазнительно — в моей голове промелькнули эротические фантазии. Но я не акцентировал на них внимание. Потому что мысленно повторил Светочкину фразу: «…Повёл вашего друга на улицу…» Взглянул поверх головы официантки. Увидел окружённые нарядными людьми столы, плававшие в воздухе зала облака табачного дыма, стоявших на сцене музыкантов и танцевавшую на сцене Марго. Маргарита Лаврентьевна плясала в одиночестве, улыбалась. Она не выглядела печальной или испуганной.
Я слышал шумное дыхание своего младшего брата, что стоял у меня за спиной. Уловил недоумение во взгляде Олега — Котов будто не сообразил, о чём только что сказала официантка. Над моей головой мигнула всё ещё слегка покачивавшаяся лампочка. Я перешагнул оставленную на полу ушастым налётчиком лужицу крови (она уже загустела и словно стала темнее). Мазнул взглядом по плащу и пиджаку, брошенным поверх пустых деревянных ящиков. Взглянул на стул, где лежали чёрная резиновая палка и трофейный обрез. Не свернул к ним — ринулся к приоткрытой двери ресторана. Стучавшее по рёбрам сердце подсчитывало мои шаги.
Я рукой сдвинул в сторону преграждавшую мне путь в зал Светочку.
Ельцова с трудом, но устояла на ногах.
— Сергей, тебе туда нельзя! — воскликнула она.
Голос Светочки прозвучал у меня за спиной.
Я уловил в нём нотки испуга и обиды.
Чиркнул плечом по распахнутой двери, вдохнул пропитанный табачным дымом и ароматами женских духов воздух. Почувствовал на себе взгляды сидевших неподалёку от служебного входа мужчин — те по-прежнему вели трезвый образ жизни (рюмок и бокалов на столе рядом с ними я не увидел), курили, выглядели скучающими. Заметил именинницу: та спорила с сидевшим во главе стола невзрачным мужчиной, бурно жестикулировала — её собеседник хмурил брови, поглаживал пальцем бриллиант на зажиме для галстука. Мужа Маргариты Лаврентьевны среди собравшихся за столом я не увидел. «Наиль Русланович Рамазанов», — вспомнил я его имя.
Шагал через зал к парадному входу по кратчайшему маршруту. Ни именинница, ни её гости на меня внимания не обратили. Заметила меня выступавшая на сцене тощая певичка — она проводила меня безразличным взглядом. Засёк моё появление усатый бармен: он протирал полотенцем пузатый бокал, равнодушно следил за моим передвижением по залу. Директоршу я около барной стойки не обнаружил — я её и не высматривал. Промчался мимо плясавшей на танцплощадке Марго (та улыбнулась при виде меня, сощурила глаза; но не двинулась за мной следом). Заметил спешившего мне наперерез раздувшего от возмущения щёки низкорослого швейцара.
— Куда⁈ — проревел швейцар.
Он расставил руки: будто возомнил, что обнимет меня.
За его спиной блеснули хрустальные «висюльки» светильников.
Стихла музыка.
— Стой! — крикнул швейцар.
Я повернул к нему лицо.
Указал на швейцара пальцем (не сбавил при этом шаг).
И тут же сжал пальцы в кулак.
— Рот закрой! — прорычал я. — Отвали!
Мой голос прозвучал громко и отчётливо.
Швейцар замер, словно уткнулся в невидимую преграду.
Его руки расслабились, плетьми повисли вдоль тела.
Сердце в моей груди зачастило с ударами — я ускорил шаг. Провёл взглядом по зашторенным окнам, шаркнул подошвой ботинка по ковровой дорожке. Позади меня раздался грубый мужской смех; истерично взвыли струны гитары — музыканты заиграли вступление к очередной песне. Я промчался мимо остолбеневшего швейцара — почувствовал источаемые им запахи чеснока, пота и спиртного. Будто на свет маяка ринулся к висевшей на стеклянной двери табличке. Впервые прочёл на ней надпись «открыто»: смотрела она не на улицу, а в зал ресторана. Всем телом навалился на дверную ручку — та выдержала мой напор, даже не хрустнула.
Плечом толкнул дверь; распахнул её, не выдавил стекло. Шагнул через порог. Едва не захлебнулся от порыва ветра, что швырнул мне в лицо пропитанный ароматом прелой листвы прохладный воздух. Стены отсекли от меня звуки, что наполняли зал ресторана. Улица встретила шорохом ветра, запутавшегося в ветвях придорожных деревьев, и светом уличных фонарей. Я увидел притаившиеся на краю дороги автомобили (в основном «Волги», но заметил и парочку «Москвичей»). В окне дома, что напротив ресторана «Московский», вспыхнул свет, покачнулись шторы. Я повернул голову и увидел слева от себя на тротуаре две человеческие фигуры.
В пяти шагах от меня замер Наиль Русланович Рамазанов. Ближайший к входу в «Московский» фонарь светил ему в спину, вытягивал из ботинок Рамазанова похожую на часовую стрелку длинную тень. Мужа Марго я узнал по широким плечам и по шапке густых тёмных волос, в которых будто серебро блестела седина. Наиль Русланович сыпал ругательствами, и угрозами. Его голос показался мне похожим на скрип чуть заржавевших дверных петель. Рамазанов сжимал кулаки (его руки сейчас походили на два молота), чуть покачивался на широко расставленных ногах. Он склонился вперёд: смотрел на распластавшегося рядом с ним на тротуаре Артурчика.
Прохоров встал на четвереньках, словно изобразил собаку. Без плаща: в брюках и в пиджаке. Тянувшаяся от него к стене ресторана тень походила не на стрелку часов — на покосившуюся скамейку. Артурчик хрипел, не смотрел на меня. Не обращал он внимания и на Рамазанова, не отвечал на ругань Наиля Руслановича. Ещё недавно аккуратно уложенные волосы Прохорова теперь топорщились на его голове, словно иглы дикобраза. Я поморщил нос. Невольно порадовался, что ветер дул на меня не со стороны Артура. Потому что Артурчик сейчас судорожно вздрагивал всем телом, склонял голову к земле и поливал асфальт содержимым своего желудка.
Рамазанов почти без замаха ударил Артура ногой по рёбрам. Прохоров изогнул спину, сдавленно крякнул. Я будто услышал сигнал к старту: рванул к Артурчику. Разделявшее нас расстояние преодолел почти мгновенно. Рванул за правое плечо Рамазанова, увидел белую полосу шрама на его щеке. Обошёлся почти без замаха — припечатал кулак Наилю Руслановичу под рёбра: резко, хлёстко. Мелькнула в голове мыслишка о том, что одно удовольствие «работать» с таким противником: плотным, мускулистым. В отличие от ствола яблони, Рамазанов на месте не устоял — попятился к окну ресторана, скривил губы. Он прижал руку к месту удара и рухнул на колени.
Муж Марго не сразу, но вдохнул (судорожно, с хрипом). Он запрокинул голову, поднял массивный горбатый нос — посмотрел мне в лицо. Краем глаза я увидел его гневный взгляд. В свете фонаря заметил, как шевельнулись губы Наиля Руслановича. Услышал, что Рамазанов обозвал меня самкой собаки. Я хмыкнул. Отметил: на этот раз голос директора Колхозного рынка прозвучал неуверенно и едва ли не обиженно. «…Коля… Коля… — воскресила моя память слова Миккоевой. — Он был весь в крови!.. Он не шевелился…» Я наклонился к Артуру. Увидел свисавшую изо рта Прохорова тонкую длинную струйку слюны, походившую на блестящую верёвку.
— Артурчик, дышишь нормально? — спросил я.
Прохоров посмотрел на меня мутноватыми глазами и неуверенно кивнул.
— М-могу, — сказал он.
«Блестящая верёвка» оборвалась у самых его губ, упала на асфальт.
— П-помоги встать.
Артурчик вцепился в рукав моей рубахи.
Я вдохнул запах рвоты; порадовался, что мой живот почти пуст. Взял Артура за плечо — поставил его на ноги. Не выпускал из поля зрения Рамазанова — тот на удивление быстро пришёл в себя и поднялся с колен без посторонней помощи.
— Стоишь? — спросил я.
— Стою, — неуверенно ответил Артурчик.
Я выпустил его плечо. Потому что заметил, как метнулся ко мне Рамазанов. Наиль Русланович сблизился со мной стремительно — не иначе, как занимался раньше боксом. Его кулак мелькнул рядом с моим ухом: пронёсся там, где ухо находилось мгновение назад. Я нырнул под руку Рамазанова, сместился влево. Выбросил кулак вперёд: снова прописал муженьку Маргариты Лаврентьевны «таблетку для памяти». На этот раз я приложился чуть сильнее. Но всё же бил не в полную силу (чтобы «таблетка» не стала смертельной дозой цианистого калия). Увидел, как окна ресторана вздрогнули от порыва ветра. Отметил, что массаж печени Рамазанову явно не понравился.
Наиль Русланович сдавленно пискнул (тонким голоском, совсем не по-мужски), «сломался» пополам и будто подкошенный повалился на бок. Улёгся он в оставленную Артурчиком на асфальте пахучую лужу. Поджал к животу колени и то ли беззвучно ругал меня, то ли изображал золотую рыбку. Наиль Русланович повернул голову — впился в моё лицо пропитанным болью и ненавистью взглядом. Я заметил, как Артур попятился от корчившегося на земле Рамазанова. Прохоров задел ботинком бордюр и едва вновь не распластался на тротуаре. Я придержал его за локоть, вручил Артурчику носовой платок. Прохоров кивнул, промокнул платком губы.
Рамазанов с десяток секунд изображал выброшенную на берег рыбу — за это время я осмотрел Прохорова. На лице Артурчика при бледном свете фонаря я не разглядел следы побоев: не увидел ни кровоподтёки, ни припухлости. Но заметил, что Артур всё ещё прижимал руку к животу: к верхней пуговице пиджака. Вспомнил, что Артурчик редко участвовал в драках (в моей прошлой жизни он почти всегда делегировал это сомнительное удовольствие мне — во многом именно на этом изначально и строилось наше с ним деловое партнёрство) и плохо переносил боль. Вот и сейчас Артур обижено кривил губы и хмурил брови.
— Идти можешь? — спросил я.
Артурчик кивнул.
Он не сводил глаз с Рамазанова.
Прохоров указал дрожащей рукой на Наиля Руслановича и сказал:
— Он… приревновал меня… к своей жене.
Артур посмотрел мне в лицо.
— Серый, а я ничего такого… — сказал он. — Честное слово!
Прохоров снова перевёл взгляд на Рамазанова.
— Сумасшедший, — выдохнул он.
Я увидел, как Наиль Русланович неуклюже встал на четвереньки (он принял ту самую позу, в какой минуту назад стоял перед ним Артурчик). Наблюдал за тем, как по дороге неспешно проехал выглядевший сейчас почти графитовым ГАЗ-21 «Волга». Он мазнул по нам жёлтым светом фар. Прятавшийся внутри машины водитель бросил на нас любопытный взгляд. Но не притормозил — напротив, поддал газу. Автомобиль громыхнул, провалившись колесом в ямку. Мигнул поворотниками и свернул в Красный переулок. В доме напротив ресторана осветилось ещё одно окно. Рамазанов поднялся на ноги, вытер о пиджак ладони, пристально посмотрел на мою переносицу.
— Убью, сучонок, — прошипел он.
Наиль Русланович сунул руку в карман. Извлёк оттуда тёмный металлический предмет. Привычным движением надел его на руку, ухмыльнулся, будто в предвкушении чего-то приятного (приятного для него — не для меня). «Кастет», — сообразил я. Вспомнил рассказ Светы Миккоевой о том, как «носатый мужчина со шрамом» избивал Барсика. Вновь взглянул на оружие в руке Рамазанова. И тоже хмыкнул. Вынул из кармана брюк трофейный кастет, которым с десяток минут назад расплющил кисть ушастого налётчика. Демонстративно вставил в его отверстия пальцы (едва протиснул их туда) — увидел, как поблекла улыбка Рамазанова.
— Рискни здоровьем, мужик, — предложил я.
Сжал кулаки. Почувствовал, как гладкий холодный металл прикоснулся к коже на ладони. Заметил, что изо рта вылетел похожий на табачный дым пар. Он крохотным облачком устремился вверх, вздрагивая и постепенно растворяясь в воздухе. Увидел, как Наиль Русланович нервно пожевал губы и всё же принял левостороннюю боксёрскую стайку. Он оставил открытой и челюсть, и печень. Словно приглашал меня погладить их железным кастетом. Если бы такую стойку принял во время утреннего спарринга мой младший брат, я непременно отвесил бы ему за такую безалаберность увесистый подзатыльник.
— Убью, — повторил Рамазанов, — сучонок.
Но говорил он уже не столь уверенно и грозно, как прежде. А секунду спустя он вздрогнул и устремил взгляд мне за спину. Будто пошёл на хитрость. Я не поддался на его уловку — смотрел Наилю Руслановичу в глаза, не моргал. Но вскоре тоже услышал позади себя шум: торопливые шаги. Резко сменил стойку: повернулся к Рамазанову правым боком (спину мне прикрывали окна ресторана). Бросил взгляд через левое плечо. Увидел, как появились из-за угла дома Кирилл и Олег. Они не бежали, но шли быстрым шагом. Озирались по сторонам. Заметили меня и Артурчика. И Рамазанова. Котов взмахнул резиновой палкой.
Я сместился к Артурчику, несильно толкнул его в грудь — направил Прохорова к шагавшим вдоль окон ресторана парням. Повернулся к Рамазанову и посмотрел ему в глаза. Радостное предвкушение схватки испарилось. Потому что Наиль Русланович дрогнул, попятился к двери ресторана. Он всё ещё грозно поигрывал желваками. Но я уже почувствовал, что Рамазанов принял решение. «Не нападёт», — подумал я. В прошлой жизни я всегда предугадывал намерения своих противников. Грозный блеск в почти чёрных глазах Рамазанова меня сейчас не обманывал. Я опустил руки, ухмыльнулся.
Наиль Русланович снова дёрнулся, приблизился к плотно прикрытой двери «Московского».
— Что случилось? — произнёс у меня за спиной Кирилл.
Я слышал, как шуршала ткань его плаща. Лишь сейчас сообразил, что не набросил верхнюю одежду — выскочил на улицу в рубашке. Почувствовал, как от прохладного дыхания ноябрьского ветра по моей спине пробежали мурашки.
Я не обернулся (не отводил взгляда от глаз директора Колхозного рынка), но ответил брату:
— Всё нормально, парни. Наиль Русланович уже уходит.
Стянул с руки кастет и сунул его в карман. Размял пальцы.
Позади меня заговорил Артурчик — он пояснил Кириллу и Олегу суть возникшего между ним и Рамазановым конфликта. Прохоров говорил громко. Артур рассказывал торопливо и будто оправдывался.
Пока звучал его голос, я будто бы чувствовал в уличном воздухе слабый аромат французских духов («Diorella» от «Dior»).
— Сучата! — выдохнул Рамазанов.
Он горделиво приподнял подбородок. Направил на меня кончик своего массивного носа, а потом и указал на моё лицо коротким толстым пальцем. Наиль Русланович скривил губы.
— С тобой я ещё разберусь, сучонок, — пообещал он. — Не сомневайся. Ты от меня не спрячешься.
Я смерил муженька Марго взглядом (пробежался глазами от носов кожаных чёрных ботинок до косматых бровей). Усмехнулся ему в ответ (подобные угрозы в прошлой жизни я слышал десятки, если не сотни раз). Наблюдал за тем, как Рамазанов ухватился за ручку двери, как он грозно выпячивал челюсть. Заметил, что в его глазах отразились жёлтые огни уличных фонарей. Ветерок взъерошил волосы на голове директора Колхозного рынка — блеснули седые волоски. Вздрогнули стёкла на окнах ресторана. Я слышал: Артурчик всё ещё жаловался моему младшему брату и Котову. Ощущал, как от холода вздыбились волоски на моих руках.
Рамазанов распахнул стеклянную дверь. Он не сказал больше ни слова — шагнул за порог ресторана.
Я снова выпустил изо рта пар — увидел, как тот резво умчался вдоль стены дома и полетел к верхним этажам.
За стеклянной дверью мелькнула человеческая фигура. Едва слышно простонали дверные петли. Из ресторана появилась раскрасневшаяся то ли от духоты, то ли от волнения Светочка. Она вручила мне плащ Прохорова.
— Серёжа, я не заперла служебный вход, — шепнула она. — Забери свои вещи.
Я улыбнулся.
Попросил:
— Вызови нам такси. Пожалуйста.
Светочка кивнула и торопливо вернулась в ресторан.
Из-за двери (через стекло) на меня посмотрел суровый швейцар.
Я подмигнул ему, зевнул и прикрыл рот ладонью. Отдал Артурчику его плащ. Сказал парням, чтобы дождались такси.
— Серый, а ты куда? — спросил Кирилл.
Я объяснил брату, что прогуляюсь в подсобку за своей одеждой.
До служебного входа в ресторан я дошёл без приключений: не повстречал по пути ни разгневанного ушастого налётчика, ни его подельников, ни даже бездомных собак.
Светочка не обманула: я без проблем вошёл в подсобку. Пока я надевал пиджак и плащ, отметил, что с пола исчезла кровавая лужа. Не увидел я подсобке и трофейный обрез.
Вернулся к парням — рядом с рестораном уже стояло такси. Я забрался в салон автомобиля на заднее сиденье, уселся рядом с Кириллом и Котовым. Объяснил водителю наш маршрут.
Первым делом мы довезли до медицинского училища Олега Котова.
Когда он выбрался из салона, я убедился: Котов с собой обрез не прихватил.
А рядом с общежитием выяснил, что обреза нет ни у Кирилла, ни у Артурчика.