Черный талисман

5. «НУ ВОТ. Я И ИМПЕРАТОР ГАЛАКТИКИ…»

Мысль о Резиденции ни на секунду не появилась ни в одной гвардейской голове. Все считали, что Вэл полетел обратно к Эклиптике, что его целью была уничтоженная база. Поэтому вся массированная, разнонаправленная погоня только отдалялась от беглеца.

Наконец поразительно спокойный, монотонный полет в полной пустоте кончился. Звездолет сел на огромном, совершенно пустом космодроме. Испокон века здесь появлялись только фешенебельные, дорогие корабли — а сейчас приземлился староватый, примитивный транспортник. Так что для полного оскорбления этого места Вэлу не хватало только какого-нибудь дешевенького груза в трюмах.

Но на Резиденции были лишь Император и машины. Ни тот, ни другие не разбирались ни в смешном, ни в приличествующем…

Вэл, немного прищурясь, смотрел на обзорный экран. На него транслировалось гравилокационное изображение, преобразованное в привычные формы и цвета.

Плиты стартовой площадки декорированы под золото, покрытое сложнейшим топологическим орнаментом. Полное впечатление трехмерности нарисованного, так что поневоле становится страшновато за устойчивость звездолета. Растрескавшиеся, лишенные даже льда горы, близкий горизонт. И непроницаемо-черное небо — в нем есть лишь невидимые нормальным глазом крохотные, туманные пятнышки других галактик (миры Империи видны только с другого, извечно обращенного к ним полушария). Изначальный мрак, тысячелетиями не нарушаемый даже прожекторами — в соответствии с такой же вековечной традицией людей. Все здешние машины ориентируются исключительно при помощи гравилокаторов.

Роботы, похожие на мохнатых спрутов, устанавливали около корабля коричнево-прозрачные кубы излучателей. Те тускло-тускло светились — ровно настолько, чтобы человек видел смутные, темные контуры окружающего.

Вскоре заработал коридор из силового поля. Со стороны гор к нему медленно, тяжеловесно ехала пологая, толстенная труба трапа. Вот она встала между ним и звездолетом. Внутри невидимого тоннеля пронесся ураган — это подали воздух. Во тьме над землей объявились тускло-кровавые, словно оплывающие буквы: «Входи, если не боишься смерти».

Поморщившись, Вэл быстро прошел в тамбур, моментально и четко — как робот — открыл наружный люк.

Пахнуло озоном, теплом. Комингс трапа полыхал золотом и исполинскими рубинами. Похоже, эта техника создавалась невероятно давно — до распространения атомно-химического синтеза, во времена, когда информация еще не стала единственной (кроме власти) ценностью, которая производит серьезное впечатление…

Внутри труба тоже была золотой. Ее усыпали крупные, варварски горящие самоцветы, разбросанные среди кованых, совсем не потускневших от времени сверкающих спиралей, пастей, когтистых лап. Ухмыльнувшись и засунув руки в карманы комбинезона, Вэл шагнул на тихо плывущую, массивную ступень эскалатора, сделанную из пригнанных друг к другу изумрудов. Невероятная помпезность древности снимала все беспокойство, превращала окружающее во что-то ненастоящее, картонно-театральное… И лишь временами возвращающееся осознание реальности происходящего словно добавляло в кондиционированный воздух порции какого-то свинцового, проникающего в тело газа.

Шагнув в сам тоннель, на силовое поле, идеально повторяющее все неровности лежащего под ним космодрома, Вал оглянулся на трап. Тот испускал потоки тепла, и в инфракрасной тьме его туша казалась исполинским, нелепым фонарем.

Он шел медленно, нарочито неторопливо. Кубы-излучатели тускло-тускло, ровно светились, еще тусклее отражаясь в плитках покрытия. Между ними и ногами было сантиметров пять, так что ты шел словно бы по пустоте.

Смутный, кажущийся сном коридор заканчивался непроницаемой тьмой. Вэл улыбнулся, качнул головой. Там явно поставлено оптическое поле. Фокус дешевый, но эффектный. Когда до этой стены мрака остался ровно один шаг, она резко отключилась — и одновременно вспыхнул ярчайший прожектор.

Над головой Вэла протянулась исполинская черная лапа. С нее что-то текло — судя по наружной температуре, жидкий гелий. Лапа принадлежала огромному монстру, сплавленному из неровных кусков черного гранита. Гибрид из насекомого и разъяренного мутанта-Шивы, выскочивший из головы больного белой горячкой… Прозрачная, видимая лишь благодаря своему движению, жидкость покрывала всю статую, стекала с нее. Вэл пожал плечами: «Это, видимо, изображает слизь. Убогая фантазия у имперцев, однако. Почему я не видел сию декорацию при посадке? Ну да, маскировочное поле…»

Силовой тоннель переходил в изгибающуюся, неожиданно элегантную лестницу. Она вела к каменной, распахнутой пасти с несколькими рядами клыков.

Высота. Черный блеск. Прозрачный поток, струящийся за силовым полем. Белый, злой огонь прожектора. Приближающийся оскал черных, сверкающих зубов. Едва Вэл прошел между ними — еле доставая головой до их кончиков, — как каменные челюсти схлопнулись. Впереди во тьме мертвенно-сине засветилась дверь. Началось не очень громкое, утробное ворчание — явно подкрепляемое инфразвуком. Можно представить, как тот действует на естественные, белковые нервы…

«А что у них следующим номером программы?»

Дверь впереди рванулась вверх, резанул, погас свет — и тут же снова загорелся ровно, мощно. Вэл не торопясь шагнул в новую комнату — то есть зал, насмешливо сощурил глаза, рассматривая стоящего посредине робота-андроида, выряженного под пажа (или дворянина? Вэл плохо разбирался в древнейшей, планетной истории Империи). Лицо машины было почти человеческим — только кожа походила на покрашенный металл. Видимо, такое грубое несоответствие было не случайным.

Механизм неспешно поднял руки ладонями вверх и, глядя в никуда, длинно, нудно заговорил вибрирующим голосом:

— Ты пришел за Властью. Власть — в Черном Талисмане, таинственном создании расы, жившей в предыдущей пульсации Метагалактики. Талисман — сердце Империи, ее сила…

Вэл не вслушивался во все это: он рассматривал зал, чем-то напоминающий древние земные гробницы.

Огромные размеры и очень низкий потолок — кажется, вот-вот рухнет на голову. На нем и на стенах — кованые золотые барельефы, изображающие смерть во всех видах. Один монстр разрывает другого; люди, ножами разделывающие труп собрата; распухший утопленник; повешенный с вываливающимся языком, с ним совокупляется роскошная девица… Все сделано с мельчайшими деталями и до жути правдоподобно — кажется, что фигуры сейчас начнут двигаться, выть, текущая кровь из красно-золотой станет просто красной, пахнущей…

Наконец, гимн Власти и Силе кончился. Мертвые руки робота снова поднялись вверх. Сверкнули перстни, в изобилии надетые на пальцы машины:

— Каждый прилетевший соискатель знает правила поединка. Поэтому я проведу тебя, претендент на трон, прямо к Императору.

Вэл церемонно поклонился андроиду, весело блеснув глазами. Огромная панель стены с оглушительным лязгом взвилась вверх. За ней оказался золотой коридор, тоже наталкивающий на мысли о гробнице. По величественному жесту андроида из-под пола выскочило золотое кресло в виде пасти химеры — причем сиденьем был ее раздвоенный язык.

— Приглашаю вас, претендент на престол. Мы поедем на нем.

Кресло оказалось заурядным средством передвижения — таким же, как и его скромные собратья на звездолетах. Робот уже на ходу вскочил на загривок химеры, ухватился за ее чешую. Совсем как лакей на запятках кареты.

Все шло по древнейшему, неизменному сценарию. Машины не удивляются, их не касается, что со дня воцарения теперешнего Императора не прошло и трех тысячелетий. Будто все идет так, как всегда: слетелись стаи звездолетов, и безумноглазые соискатели бьются с одряхлевшим Императором, надеясь, что именно в их бою Владыка будет убит… И когда это происходит, на престол всходит новый Император, звездолеты исчезают — улетают не дождавшиеся своей очереди, аннигиляционные пушки расстреливают корабли тысяч, тысяч убитых… И — десять тысячелетий пустоты, и — снова одряхлевший Император… Талисман дает долгую, очень долгую жизнь — даже по меркам имперцев, в распоряжении которых лет по двести до короткой, здоровой старости, так не похожей на долгое угасание землян…

Так что Нэк Ю не мог ждать старости Хозяина Галактики. Вэл, очевидно, тоже не мог — хотя теория киборгов его типа была плоховато проработана и максимальный срок их жизни неизвестен. Но и через две, три, пять тысяч лет Император не станет слабее. А Вэл никогда не наберет дополнительных сил, так что оттягивать поединок достаточно бессмысленно.

Вэл вышел на середину круглого зеркального зала, радиус которого был никак не меньше километра. Поэтому потолок (он был обычной высоты) казался нависающим, рушащимся на пол.

Тишина. Пустота. Только вверху и внизу — множество одинаковых Вэлов, отраженных в синеватом псевдостекле… Он стиснул рукоять полма, рывком огляделся, но тут же оборвал себя: «Стоп! Без паники. Если так будет продолжаться — уж лучше уйти, все равно в таком настроении… а прийти… Стоп!!! Тебя учили глушить чувства, а ты, паникер, слабак…»

Мысли оборвались. Резко ударило холодом, стало темнее. Недалеко от Вэла материализовался Император. Его нуль-плащ — единственный разрешенный в Резиденции — опадал тяжелыми, очень толстыми складками. Плащ был стар, такую технику делали явно не одно столетие назад…

Владыка приближался размеренными шагами — как робот. Вэл, похолодев, все же с жадным любопытством всматривался в его лицо.

Уж лучше бы враг оказался каким-нибудь мерзким драконом или чем-то вроде здешней статуи монстра. Но он — почти человек. Только с лицом сгнившего трупа сквозь кожу просвечивает что-то серо-мутное, колышущееся, как вода. Эта жидкость смазывает черты, обезличивает Императора. Неподвижные глаза кажутся кусками старого пластика. А на лоб… туда вообще лучше не смотреть. Там Черный Талисман.

Вэл начал очень серьезно сомневаться в своих тайных планах. Но тут время на ориентировку кончилось.

— Ты можешь уйти. — Голос был безликим, смазанным. Ни злобы, ни удивления, ни насмешки.

— Я не уйду. — Горло перехватило. Вэл знал, что это иллюзия, фантомная человеческая память его мозга, но все равно казалось, что горло перехвачено.

Обмен ритуальными, псевдорыцарскими фразами кончился. Император так же равнодушно, по-машинному, выхватил полм. Из его рукояти мгновенно вырвался росчерк включенного клинка. Такой же сполох тут же запульсировал в руке Вэла.

Противники, похожие на включившиеся механизмы, сближались. Шаги Вэла были слишком осторожны, шаги Императора — слишком вычислены. Так двигаются машины, а не киборги.

И вот — бросок на Вэла.

Эта драка была несоизмеримо тяжелее, чем бой с Гвардейцами. Вэл чувствовал, что противник превосходит его, суперкиборга, в целесообразности, просчитанности движений. И — не уступает в скорости.

Если бы был сторонний наблюдатель, способный уследить за поединком, он поразился бы красоте и стремительности движений противников. И не поверил бы в то, что это смертельная схватка: в ней не было заметно ни напряжения, ни эмоций. Вэла несколько раз даже захватывала иллюзия: это сон, исполнение во сне его детской мечты, он — на фехтовальной дорожке, идут показательные выступления…

В воздухе кружились отрезанные концы клинков. Они изъедали зеркала, слишком медленно гасли в воздухе, съедая и его. Выпад, отражение выпада, обманный прием, выпад… Чужой луч рядом с твоей рукой, твой — рядом с чужим плечом… Вэл заметил, что на обманные приемы Император попадается легко, но успевает их отбить… Очередной выпад, гаснущий кусок поля проплывает рядом со щекой, съедает несколько волос на голове… А с другой стороны — бедра почти касается вражеский клинок…

Выпад, отразить, выпад, отразить, выпад… Вэл уже не дрался, а работал у какого-то изматывающего конвейера. Как ни странно, начала появляться даже скука: Император вел бой наиболее рационально, то есть наиболее однообразно. Вэл отвечал тем же — любое отклонение от оптимума стало бы для него последним…

В начале поединка силы были относительно равны. Но теперь киборг начал чувствовать усталость. Пока она еще не отражалась на его реакциях, но это было именно «пока». Бой стал затяжным, изматывающим, в нем должен победить выносливейший. А им был враг. Его энергоресурс — Талисман…

Время смертельной ошибки приближалось — Вэл чувствовал это очень ясно. В его квазиживых мышцах оставалось все меньше энергии.

Оставался лишь один, дьявольски рискованный шанс. Но скоро не будет и его. Значит…

Рассчитанное немного неверное движение. Полм противника чуть-чуть задел руку Вэла. Пластик рукава, синтетическая кожа предплечья распались на элементарные частицы, тут же доразрушившиеся до вакуума. Вэл, заранее отключивший чувство боли, запрограммированно сморщился, псевдонеконтролируемо метнулся в сторону.

Лицо Императора ничего не отразило. Он опять поступил самым рациональным способом — перевел свою внимательность в режим, строго достаточный для боя с ослабленным противником.

И Вэл воспользовался этим. В момент, когда Император собирался добить его, он, собрав все силы, с ловкостью отчаяния ударил полмом в бок врага.

Тот продолжал так же рассчитанно, четко поворачиваться к Вэлу. Такая дыра в боку мгновенно убила бы человека и парализовала любого киборга. Но Император держался на ногах. Рана мешала его движениям, но совершенно не повредила координации.

Вэл увертывался от взбесившегося клинка — руки Императора не сбавили скорость. И старался не смотреть на пробоину в противнике — тогда начиналась фантомная, но неодолимая тошнота. Во внутренностях этого монстра виднелось что-то мутно-серое, аритмично колышущееся… Вот он не успел развернуться — и Вэл отсек ему руку с полмом. Та вместе с еще работающим оружием покатилась по полу. Вэл, перепрыгнув через нее, рванулся к Императору, убеждая себя, что так надо, это не человек, его необходимо, его можно убить… Он ранен, он безоружен, это бойня, но прикончить его все равно надо, даже если дать ему подобрать полм, он умрет, и не все ли равно, с ним в руках или нет… И зачем все затягивать, не нужен этот дрянной, киношный жест…

Зеркальный пол всасывал и труп, и полм Императора.

Вэл был оглушен убийством — реальным, а не просчитанным в голове. Он стоял, тупо смотрел, как отторгаемый пластиком Черный Талисман медленно съезжает с погружающейся головы бывшего Хозяина Галактики. От этого движения страшный, проклятый мирами обруч казался живым, наделенным своей волей. Вот макушка Владыки полностью исчезла, пол чмокнул, будто насытившийся зверь, и успокоился. И черный ужас теперь спокойно лежал на нем, отражаясь в изъеденных зеркалах стремительно восстанавливающегося зала.

Вэл осторожно, почти робко поднял невесомое, обжигающе холодное Неизвестно Что. Его широкая темная лента тоньше паутины, но совсем не режет кожу. А как легко мнется и растягивается этот материал, как легко возвращается в норму… В одном месте он образует что-то вроде грубого гнезда-розетки. Туда вделан сам Талисман, плоский, как лист бумаги. Окно, через которое во Вселенную смотрит Сила, чужая и темная. Если на миг взглянуть вглубь, в чрево этого лжекамня, тебя стискивает жесткий, безумный омут. Человек, носящий его, ходит в коконе перемещающихся ледяных сумерек, звуки рядом с ним становятся приглушенными, мертвенными…

Талисман. Черный Талисман — нарочито безобидное название. Людям не хочется употреблять к нему слишком сильные прилагательные. Всем неприятно лишний раз слышать более точные описания того, какая вещь заключает в себе реальную власть над Галактикой и может за секунды отправить в небытие целое звездное скопление — что уже случалось на заре Череды Властителей.

Вэл осторожно, ни в коем случае не прикасаясь к самому центру, вертел в руках обруч: «И этот генератор смерти… тьфу, ну и выспренне, но как сказать иначе… этот Мрак надо надеть на голову?! Пустить в мозг?! Может быть, прав Навен, достаточно того, что такая чертовщина, так сказать, изъята из оборота?»

Тишина. Легкий теплый ветер. Холод, льющийся от Талисмана. Вэл беспомощно огляделся. Зеркала отражали крохотную, затерявшуюся в зале фигурку человека, уже изрядно отупевшего от прошедших событий. Но восстановление его психики и энергетики шло ненормально высокими темпами. Уж не за счет ли того, что он осторожно держал в пальцах?..

«Ладно, для начала заставлю себя коснуться его, лишь коснуться…»

Нормальных осязательных ощущений не было — ни тепла, ни холода, ни гладкости, ни шероховатости. Просто по нервам ударили обжигающий страх, боль, и Вэл поспешил отдернуть руку. Осмотрел кожу — на ней не было никаких повреждении. Потом протестировал свой организм — там тоже все было благополучно.

Каждый, даже с благими намерениями надевший Талисман, становился монстром. «Ты не смог сопротивляться обработке в Темной Гвардии. Здесь же будет много страшнее, сильнее…»

Он еще раз оглядел свои отражения и быстро надел обруч.

Шок. Сознание почти исчезло, но тут же восстановилось. Тело словно впаяли в холоднейший, газовый лед, который перед этим был нормальным воздухом и поэтому успел как следует пропитать каждую псевдоклетку тела.

Второе ощущение — обладание исполинской Силой. Невозможно осознать, прочувствовать ее до конца — словно ты прикоснулся к воде океана и знаешь, что под твоей ладонью — только ничтожный фрагмент одной-единственной его волны… Вэл мог уничтожать звезды и планеты, сдвигать галактики. И никто не был более могуч, чем он; никто не мог с ним ничего сделать… Из холодного, пересохшего горла вырвался хриплый смех — и Вэл, услышав его, ужаснулся.

Этот мучительный, режущий страх самого себя был единственным ориентиром в открывшейся непроницаемой, непредставимой необъятности. И человеческое «я» вцепилось, вжалось в свою боль, пытаясь усилием воли перекрыть неведомые каналы, накачивающие мозг ледяным, смертельным всемогуществом… Этот поток грозил разорвать, уничтожить сознание, неспособное принять, пропустить его через себя, хотел высвободить подсознание, а потом смести и его…

Ничего не понять, ничего толком не прочувствовать — человеческое мышление очень плохо воспринимает впечатления, слишком сильно отличающиеся от известного. А в нормальном состоянии такого вообще не вспомнить — как не вспомнить свое поведение во время шока. Наконец, через миллиардолетия или доли секунды Вэл сумел выстроить в себе какую-то плотину — то ли понимая, то ли нет, что она существует только за счет энергии Талисмана. Но этот баланс на грани безумия был предельно шаток — может быть, потому, что очень хотелось кинуться в волны этой Силы. Она манила миллиардами, биллионами квинтильонов возможностей, и все они сливались в единое, неразличимое и неформулируемое Многообразие, ставшее для несовершенного человеческого сознания наркотически-притягательной пустотой. Уже позднее, смутно вспоминая свои впечатления, Вэл думал, а не прикоснулся ли он к пресловутому Великому Ничто древних йогов. Как знать, не продемонстрировали ли его когда-то землянам какие-нибудь неимперские инопланетяне…

Но такие размышления были много позже. Когда Вэл начал медленно, с трудом отсоединяться от Талисмана, первое, что он увидел кое-как сфокусировавшимися глазами, было аспидно-черное лицо, невероятно похожее на лицо погибшего Императора.

Это было уже слишком. Он закричал, в диком, инстинктивном ужасе смерти отшатнулся от призрака. Так же рефлекторно сорвал обруч.

Зеркальный зал совершенно пуст. Вэл провел рукой по лбу — как будто у киборга мог выступить пот.

Фантом оказался вполне узнаваемым — как узнаваемо отражение в кривом зеркале.

Время остановилось. Он сидел на полу, обхватив руками колени. Несомненно, исчезнувшее привидение было Тенью Талисмана. Именно это Нечто, согласно неясно как возникшему преданию, убивало всех надевших проклятый обруч. Правда, есть и другая легенда — о том, что однажды Императора уничтожил абсолютно добрый, абсолютно… короче, полностью чистый, даже дистиллированный человек. И, надев выигранный им приз, не увидел ни намека на Тень. Но… на этой голове Талисман совершенно не работал. Просто пугал окружающих своим обычно жутким видом, и все. Того святого вскоре превратили в мешанину из мяса и крови…

Вэл почти совсем успокоился, поклялся себе ни с чем не связываться. Но… память о чем-то огромном, надчеловеческим исчезать не желала. И оставалось знание, что оно — рядом, как море за дверью убогого прибрежного домика.

Мираж… Голос, пение сирен… Наркотик…

Вэл сцепил зубы, сосредоточился: «Рискнем еще раз!»

Все повторилось — только поток Силы был полуотсечен с самого начала, и Тень возникла быстрее, чем в первое свое появление. Вэл торопливо ударил ее полмом — но клинок безрезультатно прошел насквозь.

Призрак, похожий на трехмерную кляксу идеально черной туши, приближался. В голове возникла и усиливалась свинцовая, гасящая мысли боль. Из тайников сознания полезли даже не животные, а какие-то амебные инстинкты, переписанные на новый мозг вместе со всем прочим содержимым.

«Собраться. Контролировать себя. Я в фазе полного самоконтроля. Вот так, ты можешь, все эти эмоции у тебя не имеют биохимической поддержки… Вот так, нормально, ничего страшного нет…»

На задворках ощущений болталась какая-то странная уверенность в том, что эта драка за мозг идет совсем не по тем законам, как шла борьба с имплантированной любовью к Аго. Тогда было чисто «аккумуляторное», заранее проигранное противоборство; сейчас обе стороны оказались одинаково обеспечены энергетическими ресурсами и войну вели «несиловые» структуры. Они старались как можно лучше врасти в сознание, стать наиболее естественными, приемлемыми для него… Победить должно было то, что объективно окажется самым близким к уже существующей личности, к ее явным и скрытым, безотчетным желаниям, потребностям… То есть надо было уничтожать, глушить в себе то, к чему взывал, что стремился пробудить враг…

Прикосновение Тени к руке было шероховатым — и более никаким. Но в нем было что-то очень нехорошее, обезволивающее. И манящее своей простотой, порочностью. «Надо выдержать. Приказать этому погибнуть. Погибнуть!!!»

До Вэла внезапно дошло: через кисти рук в его тело проникает нечто непонятное, но невыносимо мерзкое. Информация это или вещество, несущее ее?.. Может, сам Талисман? Или то, что скопилось вокруг него за десятки прежних Императоров? Или что-то из подсознания, отразившееся в Тени и стремящееся вернуться к первоначальному источнику?.. Или…

Инстинктивная, паническая попытка освободить, вырвать пальцы. Бесполезно. Положение только ухудшилось — человек на долю секунды ослабил контроль над мозгом, и часть врага просочилась сквозь эту брешь в защите.

Вэл и Тень стали одним — как два полюса составляют магнит, готовый в любой момент взорваться от текущего по нему тока. Неустойчивое равновесие должно было неизбежно кончиться чьим-то (или общим) полным уничтожением.

«Собраться. Приказать убивающему исчезнуть. Нет, нет его, есть я!»

Это вроде бы стало удаваться — призрак начал быстро уменьшаться. Вэл обрадовался — и враг моментально регенерировал, сознание человека почти захлебнулось в бесцветном, затхлом цунами. «Выплыть» из-под него удалось еле-еле, похоже, даже не в самый последний момент, а после того.

Руки противников срастались все больше и больше. У них уже фактически было одно, единое тело. Напряжение росло. Росло. Человек удерживался в жизни последним, страшным усилием. Теперь все его мысли, все его «я» зациклилось, уменьшилось до одного простого желания: быть. Быть!!! Для памяти, высших соображений и прочих сложных мыслей, эмоций места не оставалось. Только инстинкт, древний вечный инстинкт существования, возникший вместе с первым живым существом, пронесенный через миллиарды лет на всех планетах, генофонд которых сформировал первичное тело Вэла; потребность, перезаписанная на синтетическом мозге, ставшая частью искусственно созданного мыслящего кристалла…

Тень внезапно начала извергать из себя сухие, смоляные снежинки, они запорхали по залу и сразу же были бесконечно размножены массой зеркал. Вот на месте черной «кляксы» в воздухе запульсировало мутно-багровое пятно, тоже породившее нескончаемые ряды отраженных двойников. Но Вэл ничего не видел и мало что осознавал. Руки пронзала, рвала адская боль — та, от которой остановилось бы нормальное сердце. Что-то внутри мозга (Талисман?) подсказывало, что необходимо терпеть, не убирать ладоней… Терпеть…

Мутно-багровое нечто внезапно передернулось и словно взорвалось, разлетевшись неряшливыми, тускнеющими лоскутьями. Вэл потерял контроль над ногами и, как тряпка, упал на пол. Все вокруг было дымным, туманным. Ирреальным. Даже вернувшиеся в голову мысли текли смутно, безучастно. «Израсходовал неприкосновенные резервы. Не на чем работать даже системам, извлекающим энергию извне… Мне теперь не получить ни одной ее капли — хоть я в ней купайся, все равно не усвою… Отец… Он не думал, что так кончится… Что можно прорваться через предохранители, все истранжирить… Он ему казался огромным, много большим, чем достаточный… Хорошо, что такая слабость… Совсем не страшно, совсем нет сил… Смерть так смерть…»

Вдруг все прояснилось — как будто мозг рывком вдернули в нормальный мир. Вэл вскочил на ноги, ошарашенно моргая. Происшедшее абсолютно не походило на обычное, постепенное восполнение энергии. Дьявольщина.

Он спешно заблокировал все посторонние эмоции (что получилось невероятно легко) и стал анализировать свое состояние.

Такое ощущение, что из мозга что-то выжжено. Но что именно? Не вспомнить, не понять — настолько совершенно оно уничтожено…

Шаг. Еще шаг по полу. Вроде бы с организмом все в порядке. Тело слушается хорошо. И силу Талисмана легко регулировать, теперь она не стремится затопить мозг, чувствуется несоизмеримо слабее. «Интересно, как я ею управляю? Похоже, опять через Талисман. Очередной замкнутый круг… или спираль. Интересно, куда ведут ее витки…»

— Ну вот, я и Император Галактики. — Голос прозвучал излишне спокойно. Вэл улыбнулся, качнул головой, подмигнул неизвестно кому: «Знала б тетя Нина! Она ведь так хотела, чтобы я когда-нибудь стал народным депутатом!»

Он, ни на что не глядя, пошел влево, наугад. Надо найти выход из зала, тот наверняка находится не в том месте, где вход. Жалко, что нуль-плащ убитого тоже всосан полом… Подойдя к стене, Вэл машинально глянул в ее холодное зеркало, отливающее призрачно-фиолетовым светом. Зажмурился, потряс головой, открыл глаза. Хотел было протереть их, но внезапно подумал, что это такое же бессмысленное действие, как и все предыдущие.

Вэл перестал быть симпатичным, кажущимся полуподростком парнем. Он вырос, превратившись в настоящего великана. Его плечи расширились, тело обвили могучие, рельефные псевдомускулы — их было отлично видно через комбинезон, который теперь был слишком мал и облегал Вэла почти как капроновый чулок. Черты лица стали жесткими, острыми. Когда-то голубоватые глаза превратились в стальные, в них появился темный, зловещий отсвет Талисмана.

Он стал невероятно, дьявольски — именно дьявольски — красив. На его внешности теперь лежало клеймо Мрака.