Черный ветер

Глава восьмая
СОБОЛЬ

Следопыты продолжали свой путь. Шли на север то по самому берегу Байкала, то, поднявшись в гору,- по темному дремучему лесу, огибая поверху отвесные скалы, свисающие над морем. В тени деревьев было прохладно, приятно пьянил ароматный хвойный настой. Солнце скрывалось за густыми кронами, лишь изредка озаряя дорогу сверкающими лучами.

Георгий Николаевич надеялся не сегодня, так завтра добраться до заимки Горбачука и повидать того старика, который, возможно, расскажет что-то очень интересное об Иване Бургэд. Впрочем, особенная спешка ни к чему. В конце концов, никто не торопит. Тем паче, что ребята попутно собирают образцы редких минералов и растения для гербария.

…Пока Георгий Николаевич думал обо всем этом, Цыден на ходу пристально оглядывал деревья и кустарники, стараясь поймать «на мушку» своего «Киева» каких-либо интересных животных. Но это оказалось не так-то просто. Снял красную белочку, спокойно сидевшую на ветке сосны и с любопытством глазевшую на него, потом - серого зайчишку, бежавшего почти рядом, в каких-то пяти шагах. И только. А хотелось Цыдену добраться до более крупных лесных обитателей. На самом деле: как же не заснять косулю, кабаргу, кабана, росомаху, рысь, медведя? И уж конечно, соболя! Этого баргузинского красавца во что бы то ни стало надо -зафиксировать. Но как? Цыдену даже казалось иногда, что хитрые зверьки прекрасно видят его из своего укрытия и посмеиваются в усы над его стараниями.

Близился полдень. Надо было найти для обеденного отдыха такое место, где были бы под боком и вода, и хворост для костра. Такое место знал Горбачук и вел к нему. Вот наконец и спуск в маленький распадок, на дне которого, по словам егеря, было все, что нужно. И в самом деле, из-под земли струился прозрачный ключ, а в ложбине лежала целая гора валежника.

Когда путники приблизились к ключу, внезапно из-за обгорелой кокоры, валявшейся возле него, выскочил какой-то черный зверек величиной с кошку, с короткими, широко расставленными ушами, повертел туда-сюда усатой мордочкой и стремительными прыжками бросился вверх по склону распадка. Цыдену казалось, что он увидел зверька первым. По и Горбачук тоже смотрел в сторону кокоры.

- Стойте, стойте! - закричал Цыден.- Это, наверно, соболь!

- Да,- коротко и почти неслышно ответил Горбачук.

Испугавшись крика, соболь с разбегу прыгнул на ствол высохшей и наполовину обломанной старой лиственницы, в мгновение ока взобрался почти до самой куцей вершины и оседлал толстый корявый сук, похожий на высохшую человеческую руку, протянутую в сторону словно за подаянием, и оттуда преспокойно принялся наблюдать за людьми. Ишь какой! И вовсе он не трусишка!

Цыден вытащил фотоаппарат и при помощи телеобъектива сделал три снимка, с разными выдержками. Но этого ему было мало: хотелось сфотографировать соболя с близкого расстояния. Стал потихоньку подкрадываться, прячась за деревьями. Продвинулся метров на пятнадцать и уже поднес было аппарат к глазам, но соболь учуял в его движениях что-то подозрительное, прыгнул на голую вершину сухой лиственницы и исчез внутри ствола, оказавшегося полым или дуплистым. Вот чертенок!

Когда подошли к ключу, Горбачук внимательно оглядел обгорелую кокору и сказал Цыдену:

- Поди-ка сюда, фотограф. Вот чем занимался твой соболь- пировал!

Цыден подбежал к егерю и увидел окровавленные кости и перья какой-то большой птицы. Подошли и другие ребята с Георгием Николаевичем.

- Что это за птица? - спросил Толя.

- Глухарь. Его у нас царь-птицей называют,- объяснил Горбачук.- И все-таки соболишка его свалил.

- Такую большую птицу? - удивилась Баярма.

- Да… Соболь нападает на глухаря, сидящего на дереве, вонзает в свою жертву острые зубы. Глухарь срывается с дерева и пытается улететь. Но соболь так вцепился и так крепко сидит на его спине, что делать нечего. Стремительно добирается соболь до горла глухаря, и тот, пролетев какое-то расстояние, падает на землю. Тут ему и славу ноют, всё, пропала царь-птица! Может, и с этим глухарем была такая история, кто знает. Или соболь напал на него, когда он прилетел к ключу воду пить… Так вот и живут жители леса: борьба, борьба за существование. Жестоко? Да. Но ведь и не только в лесу, а везде, даже и у людей идет борьба,- сказал Кузьма Егорович с каким-то холодно-возбужденным блеском в глазах. И, помедлив, добавил: - Историю изучали, сами знаете…

- Вот варнак! Вот зверюга! Какой кровожадный! - возмущенно проговорил Левский,

- Видите, вы добрый человек, Георгий Николаевич,- иронически улыбнулся Горбачук,- зверей и птиц жалеете, как настоящий вегетарианец.

- Пожалуй…- согласился учитель.- Но я думаю все же, что не всех зверей следует жалеть… Хищники недостойны сожаления…

Горбачук, видимо, не склонен был философствовать. Он пригласил ребят и учителя к костру и, угостив их вкусным, профессионально приготовленным обедом, понемногу разговорился и начал рассказывать разные лесные истории, одна интереснее другой.

Георгий Николаевич прилег после обеда под раскидистой березкой и задремал.

И опять почудилось ему во сне, будто слышит он тог неприятный, тот холодный и колючий голос, который что-то приказывал ему, заставлял бежать куда-то, падать и ползать по колени в грязи… А ноги словно приросли к земле, никак не хотели двигаться. Тогда его подхватили под руки и поволокли по цементному полу куда-то в сторону зияющей черной пастью пещеры, в глубине которой бушевало пламя. Вот-вот бросят в огненный ад, где полыхают, как дрова, человеческие тела…

Георгий Николаевич проснулся в холодном поту, прерывисто дыша. Вытер лицо платком. Прислушался. Кузьма Егорович с добродушной улыбкой на лице что-то рассказывал ребятам, а те, как говорится, смотрели ему в рот, стараясь не пропустить ни единого слова.

Георгий Николаевич поднялся. В голове стучало. Перед глазами замелькали разноцветные круги. Учитель подошел к ключу, освежился холодной водой. Присел под березкой и снова стал думать о неприятном сне, о знакомом или незнакомом неприятном голосе, который приснился ему уже второй раз. Нехорошо! Опять нервы сдают, как много лет назад…

Спускаясь в следующий распадок, ребята спугнули небольшую косулью семью, мирно спавшую на солнечной стороне распадка. Косули-родители стремительно кинулись вверх, а двое козлят отстали от них и тревожно запищали тоненькими голосами. Тогда косуля-мать вернулась назад и увела их за собой. Чувствовалось, что косули не очень-то боятся люден.

Цыден отчаянно рвал футляр фотоаппарата, стараясь открыть крышку, но так и не успел. Косули ушли. Какая досада! Но что поделаешь, бывают в жизни огорчения…

Двинулись дальше. Снова море, распадки, леса…

Летний день шел на убыль, а до заимки было еще далеко - километров семь. Впереди - горные тропы, а по ним пробираться не просто и опасно.

- Нет, сегодня нам заимки не видать,- сказал Горбачук.- Но надо прибавить шагу, чтобы найти ночлег.

В воздухе стало прохладнее, путникам в лицо подул свежий ветерок. В который раз блеснула впереди серебристо-белая гладь моря, рассеченная пополам золотыми бликами солнечной дорожки.