Чертово лето

Глава 9

Чертов Сенечка!.. Ну как его угораздило?.. Я-то сразу поняла, что внезапное исчезновение этого растяпы связано с моими неприятностями самым тесным образом: он же, черт бы его побрал, возомнил себя великим репортером и взялся провести журналистское расследование убийства! Как будто без него мне было мало неприятностей…

Я положила трубку и стукнула кулаком по своей многострадальной коленке.

Бедная Софья Львовна!.. Она обожает сыночка Сенечку до самозабвения, и, если я еще не совсем застервенела в безжалостной Америке, я должна хотя бы попытаться его найти!

Я подняла глаза и встретила выжидательный взгляд мамули.

— Что случилось? — спросила она.

— И этот тоже исчез! — махнула я рукой. — В смысле Сенечка. Это Софья Львовна звонила… Если с ним что-то случилось, она не переживет. А я никогда себе не прощу. Дурак несчастный! Кто его просил соваться?..

— А ты считаешь, он все-таки сунулся? — Мамулины глаза потемнели.

— Ну да… Я так думаю. Помните, он звонил — заявил, что собирается расследовать убийство в моей редакции. Его могли просто прихлопнуть, как муху, судя по делам, которые творятся вокруг… И что мне теперь делать?

Мамуля поджала губы, подумала секунд тридцать и сказала:

— Первым делом тебе нужно принять душ и выпить кофе. Потом ты поедешь в город и попытаешься очень осторожно узнать, не видел ли кто Сенечку. И держи меня в курсе, пожалуйста!

— А вы уверены, что не хотите поехать со мной? — спросила я нерешительно.

Очень уж мне не хотелось оставлять мамулю одну. Но мамуля всегда все вопросы решала единолично, как Сталин.

— Разумеется, я уверена, — сказала она холодно. — Что это с тобой?

Однако мой несчастный вид ее несколько смягчил, и она добавила:

— Не беспокойся, со мной ничего не случится. Я никому не нужна. Всем этим… авантюристам нужна ты. Причем живая и желательно здоровая. Поэтому пока ничего особенно ужасного тебе, по моим прикидкам, не грозит. Но соблюдать осторожность все же не помешает. Тебя могут похитить и попытаться силой выдать замуж за какого-нибудь негодяя, понимаешь? Если не получится сделать это добром, они вполне могут пойти на преступление… Пытки, наркотики… А когда ты станешь законной супругой, тебя заставят подписать завещание в пользу мужа. А потом просто устроят тебе несчастный случай, так что никакая страховая компания не подкопается — я читала про такие штучки. Поэтому я и говорю, что ты должна быть предельно внимательной и постоянно оставаться на глазах у людей.

Я потерла ноющую коленку и почувствовала, что начинаю злиться. Быть похищенной, зверски пытаемой, посаженной на иглу и насильно выданной замуж мне совершенно не улыбалось. Да, господа, удружил мне незнакомый папочка, ничего не скажешь!..

В злости я бываю настолько ужасна, насколько мила в хорошем расположении духа. Поэтому злить меня никому не советую.

Ощущая внутри просыпающегося монстра, я пружинисто вскочила и отправилась в ванную — тщательно почистила зубы, стремительно приняла душ, завернулась в халат и, стараясь не расплескать клокочущую во мне злость, помчалась наверх, на чердак, чтобы достать из комода свои старые джинсы.

Поднимаясь по лестнице, я почти представляла себе, что там меня встретит очередной незваный гость, но чердак был пуст. Выдвигая нижний ящик комода, я опустилась на корточки и вдруг заметила краешек конверта. Забыв про джинсы, я схватила свою находку и поднесла к глазам. Это был телефонный счет на имя Эдуарда Мицкявичуса. Видимо, наш лже-Ян выронил его, когда прятался на мамулином чердаке. Схватив джинсы и забыв задвинуть ящик комода, я слетела по лестнице пулей.

Мамуля выбежала мне навстречу из кухни с несвойственной ей поспешностью. В ее глазах плескалась тревога.

— Что случилось?! — крикнула она. — Там опять кто-то есть?..

О Господи, не хватало только пугать мамулю. Я, устыдившись, но все же ликуя, протянула ей конверт.

Мамуля бегло осмотрела его и подняла на меня глаза.

— Адрес, — сказала она, и я торжествующе кивнула головой.

Она нахмурилась и указала в сторону кухонного стола, на котором уже исходили паром две чашки крепкого кофе. Я не заставила себя упрашивать и уселась на табурет, с удовольствием вдыхая кофейный аромат.

— Маша, — сказала мамуля, нервным жестом отрывая фильтр от сигареты. — Я не думаю, что пойти туда будет умным поступком.

Надо сказать, что мой ум… как бы вам объяснить… В общем, он плохо уживается с моей красотой. Всегда или ум перевешивает, или красота. В данный момент, когда на расстоянии взгляда не было ни одного объекта мужского пола, а я сидела на мамулиной кухне в халате, с полотенцем на голове и без макияжа, я могла себе позволить немного ума. Поэтому я сказала:

— Мама, я вовсе не собираюсь идти туда одна. Сразу же по приезде в город я наведаюсь в редакцию и позвоню оттуда этому детективу, который ведет дело об убийстве. Этому… как его… ну да, Горчику. Все ему расскажу… ну, не все, конечно, но кое-что. И мы поедем к нашему Джеймсу Бонду вместе. Я не думаю, правда, что он там появится, но чем черт не шутит… Там могут остаться какие-нибудь улики…

Мамуля покачала головой и отпила немного кофе.

— По-моему, ты начиталась моих детективов, — сказала она недовольно, как будто чтение мною ее захватывающих повестей и романов не вызывало у нее тайной гордости. — В жизни все гораздо сложнее. Этот твой Горчик может оказаться плохим полицейским, и его просто пристрелят, а тебя запихнут в машину и увезут в какое-нибудь уединенное место. Или он тебе не поверит. Или там ничего и никого не окажется, и тогда тебе придется краснеть… Впрочем, это самый удачный вариант, который даже принесет какую-то пользу: ты не так часто краснеешь, моя дорогая.

Мамуля просто не может меня не воспитывать! И это, заметьте, сейчас, когда мне не пятнадцать лет и когда вокруг меня свистят пули!..

— Мама, — сказала я, пораженная неожиданной мыслью. — А зачем им сдалась я?.. Ведь чего проще — явиться сюда, отобрать или украсть документы… ну, свидетельство о рождении там, что-то еще, что у вас есть… Подобрать девицу, похожую на меня, заявиться с нею к адвокату, получить по завещанию все, что причитается, потом выдать девицу замуж за кого требуется… Как по нотам! А нас с вами можно просто убрать, чтобы не путались под ногами!

Мамуля задумалась. Видимо, нынче утром мой ум основательно перевесил мою красоту, что было, собственно, не так уж трудно, после бессонной-то ночи.

— Да, ты права, — наконец сказала мамуля. — Этот вариант вполне возможен. И если наши оппоненты не дураки, они могли уже до этого додуматься. Следовательно…

Мамуля тяжело вздохнула, с сожалением заглянула в свою опустевшую чашку и заключила:

— Следовательно, не будем терять времени и давай собираться.

Она еще не закончила фразы, а я уже лихорадочно влезала в джинсы. Мысль о том, что, возможно, в эту самую минуту наши враги приближаются к дому, чтобы тихонько зарезать нас и забрать документы, заставила всю мою кровь превратиться в лед. Мамуле было проще сохранять спокойствие: она не видела моего залитого кровью офиса и Яна Саарена с перерезанным горлом. Представить себя с такой же зияющей раной от уха до уха мне было невыносимо. А еще невыносимей было представить на этом месте мамулю… Поскольку я не имею детей, весь мой нерастраченный материнский инстинкт, похоже, протух и превратился в ненависть ко всему, что покушается на членов моей семьи. Моя семья невелика — я да мамуля, но время от времени я включаю в нее людей, которые становятся мне близки: нескольких подруг, Сенечку и Софью Львовну…

То, что злость начала возвращаться, было хорошим признаком — она поможет мне не трястись от страха. Потому что в страхе я невероятно глупею, а это сейчас совершенно некстати.

К тому времени, как мамуля вышла из своей комнаты, я уже стояла у порога, позвякивая ключами, и глаза мои горели неукротимым огнем.