Чеснок и сапфиры

Ужин с председателем Панчем

Все в редакции знали историю Эйба.

Моя приятельница Джанет Мэслин, главный кинокритик, рассказала мне ее примерно в то время, когда один знаменитый репортер решил уйти из газеты. Несколько недель он мучился, не зная, как сообщить об этом боссу. Даже ночью ему снились кошмары. Наконец он набрал полную грудь воздуха и прошел в кабинет Эйба Розенталя.

К его удивлению, главный редактор был с ним очень любезен. Эйб казался расстроенным. Эйб пожелал ему всего доброго. Эйб даже сказал, что будет по нему скучать. Почувствовав облегчение, репортер пружинистой походкой направился к двери. Но как только взялся за ручку, Эйб сказал ему вслед:

— Вы помните Джима, того, что ушел из газеты в прошлом году?

— Разумеется, — ответил репортер. — Помшо.

— Вы не знаете, куда он ушел?

— Нет, — ответил репортер. — Не знаю.

— Ну, разумеется! — лучезарно улыбнулся Эйб.

Дверь за репортером закрылась, и редактор нехорошо улыбнулся.

Как мне рассказывали, Эйб отличался безжалостностью. Эйб любил власть. Эйб был нехорошим человеком. Своих подчиненных он расставлял, словно фигуры на шахматной доске, ничуть не считаясь с желаниями людей. Сотрудники уверяли меня чуть ли не в первый день, будто мне очень, очень повезло, что я не застала Эйба Розенталя.

Тем не менее я не могла не чувствовать, что протесты их не слишком искрении. В их рассказах чувствовалась ревность. Они ненавидели его, но в то же время гордились им. Они гордились газетой, которую он создал вместе с Артуром Панчем Сульцбергером.

На смену пришло новое поколение Сульцбергеров, взявшее в руки семейный бизнес. Внешний мир называл его «Пинч», а в отделе новостей сына Панча называли «молодым Артуром». Новый издатель был повышенно чувствительным по отношению к старой гвардии.

Положение ухудшалось. Ушедший два года назад в отставку Джозеф Лиливелд снова приступил к обязанностям главного редактора. Джо был по-настоящему приличным человеком. А из таких приличных людей, как заверили меня коллеги, великих редакторов не получается.

Моя встреча с Эйбом произошла так, как и следовало. Сначала я встретила его на одной коктейльных вечеринок, устраиваемых редакторам по случаю отставки в качестве утешительного приза. Такие мероприятия проводились в единственной гламурной комнате пыльного старого здания.

Чтобы попасть в это помещение, надо было подняться на лифте на верхний этаж. Лифт выплевывал вас в один из тех мрачных коридоров, что каждое утро приветствовал журналистов. Впрочем, этот коридор отличался от остальных. В нем висели портреты всех людей, завоевавших для газеты премию Пулицера. Казалось, они кричат тебе со стены: «Что, черт побери, вы о себе возомнили?! Какое право вы имеете тут ходить?!» Я каждый раз невольно убыстряла шаг, мне хотелось поскорее дойти до лестничного марша в конце коридора. Я почти бежала, пытаясь спастись.

Это была хитроумная стратегия, в цели которой входило излечение зарвавшихся журналистов от излишнего самомнения. Когда вы попадали в комнату наверху, ваша уверенность в себе сильно уменьшалась. Комната довершала ваше унижение.

Это было роскошное двухуровневое помещение — стеклянный атриум, уютное гнездышко в центре Манхэттена. Отсюда сверкающие огни города казались всего лишь украшением, повешенным на стенку. По залу сновали официанты с маленькими круглыми подносами, предлагая закуски и вино в хрустальных фужерах. Вы чувствовали себя незначительным, хотя и привилегированным участником мероприятия, устроенного власть предержащими. Каждый раз, когда меня сюда приглашали, я чувствовала себя счастливицей, вроде Джин Артур в фильме режиссера Стэрджеса о Престоне. Казалось, с небес на меня свалится норковая шуба.

Эйб времени не терял.

— О, — сказал он, когда нас познакомили, и, отступив на два шага назад, взял меня за руку, словно это была несвежая рыба. — Ресторанный критик.

Он произнес эти слова так, словно сам вкус их был ему отвратителен, словно ему хотелось побыстрее их выплюнуть и заесть чем-то приличным. Руку мою он не выпускал, удерживая меня на расстоянии, подыскивал следующие слова.

Из рассказов о нем я составила в своем воображении образ гиганта и немало удивилась, когда в реальности он оказался маленьким человечком в очках, с жидкими волосами, острым крючковатым носом. Выражение лица свидетельствовало о хронической раздражительности. Мне он показался похожим на сварливую сову. Я вспомнила клоуна Пого и его героя, который напыщенно изрекает совершенно неожиданную чушь. Речь Эйба отличалась краткостью.

— Больше всего я горжусь тем, что взял на работу Брайана Миллера, — сказал он, глотая гласные. — Он был очень хорош.

Произнеся это, великий Эйб Розенталь развернулся и пошел прочь, отыскивая новую жертву.

— Брайан каждый раз брал его с собой обедать, — сказала Кэрол, когда на следующий день я передала ей этот разговор. Что ему оставалось делать? Но тебе повезло. У Макса не было желания напрашиваться к вам в гости, — заметила она и, притопнув элегантной зашнурованной туфелькой, прибавила: — Поверь, ты бы поняла, если бы он этого хотел.

В этот момент на ее столе зазвонил телефон, но прежде чем снять трубку и звонким голосом произнести «отдел повседневной жизни», она обронила еще одну фразу:

— Теперь, когда главредом стал Джо, ты в безопасности. Он явно не любитель поесть.

Я подумала об этом и решила, что, пожалуй, она права. Джо был бледным низкорослым человеком аскетичной внешности., о его высоком интеллекте свидетельствовала беспокойная рассеянность. Единственным подтверждением того, что он назначен на пост главного редактора лучшей новостной газеты Америки, могла быть легкая сутулость и тяжесть походки. Образ телесной слабости как бы говорил, что этот худенький мужчина с волосами цвета соломы обременен непосильной тяжестью мира. Когда Эйб стал главным редактором, он распрямился, наслаждаясь властью, а Джо, сын раввина, казалось, съежился под весом огромной и страшной ответственности.

Поэтому я удивилась, когда однажды утром, сняв трубку, услышала: «Соединяю вас с главным редактором». Джо захотел-таки пойти со мной на ленч. Это был первый сюрприз из тех, что последовали потом. Секретарь сказала, что забронирует столик. Интересно, подумала я, куда мы пойдем? Вряд ли Джо заинтересует ленч в «Лютее».[45]

Джо опоздал, и я стояла в вестибюле, разговаривая с охранниками. Они ели сэндвичи, такие огромные, что, казалось, простым смертным их не одолеть. Должно быть, купили их на Девятой авеню. Тем не менее, когда Джо с виноватой улыбкой присоединился ко мне, все было съедено до крошки.

— Через час я должен быть на собрании, — сказал он. — Вы не возражаете, если мы перекусим где-нибудь поблизости?

Он привел меня в один из отелей, что совсем недавно выросли на Таймс-сквер. Армия огромных новых зданий завоевывала близлежащую территорию. Цель завоевания — вытеснение дешевых строений. Муниципалитет хотел вдохнуть новую жизнь в печальный и обветшавший квартал Манхэттена, однако трудно было представить, что Таймс-сквер ждет ренессанс. Во всяком случае, первые несколько отелей оптимизма не внушали.

Стол был крошечный, еда — незапоминающейся, к тому же я обнаружила, что Джо не умеет поддерживать разговор. Беседа тянулась со страшным скрипом, мы оба смущенно озирались по сторонам. Хотелось сбежать. Во время мучительных пауз я старалась найти тему для разговора. У него, похоже, не было ко мне никаких вопросов, поэтому я брала ответственность на себя.

«Да», — говорил он. «Нет», — говорил он. Никогда еще я не встречала такого неудобного собеседника. В отчаянии я начала расспрашивать его о тех днях, когда он работал корреспондентом за границей.

Джо побывал в Гонконге, Йоханнесбурге, Новом Дели. За свою книгу о Южной Африке он получил премию Пулицера, но не об этом он хотел со мной поговорить. Он хотел обсудить еду в Индии и в Гонконге, и он заговорил об этом с настоящим энтузиазмом. Он так оживился, что я поняла, как сильно он любит эти страны. Неожиданно минуты полетели с бешеной скоростью. Мы забыли, что ему пора возвращаться в офис.

— Давайте еще раз сходим на ленч, — сказал он на прощание. — Вы сможете найти хороший китайский ресторан поблизости от работы?

— Вероятно, нет, — сказала я.

Он так расстроился, что я быстро спросила:

— А как вы относитесь к корейской кухне?

— Я с удовольствием побывал бы в корейском ресторане, — сказал он с такой милой улыбкой, что стало ясно: он говорит правду.

— Соединяю вас с главным редактором, — прозвучало несколько дней спустя.

После обычных приятных фраз — «как мне приятно было побеседовать с вами во время ленча» и так далее — Джо перешел к делу.

— Я только что узнал, что председатель ни разу не бывал в Флашинге.[46] Можете себе представить?

— Невероятно, — сказала я.

— Я рассказал ему, как сильно изменился этот район, каким китайским он сделался, — продолжил Джо. — Начал рассказывать ему о том, как он напомнил мне Гонконг, и он сказал, что хочет это увидеть. Так вот, я попросил бы вас найти там лучший китайский ресторан и устроить нам банкет.

— С радостью, — сказала я, пытаясь изобразить энтузиазм.

— Кто такой «председатель»? — спросила я у Кэрол.

— Большой человек, — ответила она. — Панч Сульцбергер. Он уже не издатель, но по-прежнему является председателем этой компании.

— Джо говорит, что он ни разу не посещал Флашинг, — сказала я.

— Не может быть! — воскликнула она.

После секундного размышления изменила свое мнение.

— Впрочем, кто знает? А почему тебя это интересует?

— Джо хочет организовать туда поездку и завершить сказочным китайским банкетом. Вот он ко мне и обратился. Ты знаешь, куда можно пойти? Я была там в хорошем корейском ресторане, но какое бы китайское заведение ни посещала, везде было просто ужасно.

— Да, я с тобой совершенно согласна, — сказала Кэрол. — Хотя, если это место так напоминает ему Гонконг, то вам следует обратиться в туристское бюро Гонконга. У них могут быть идеи.

Идеи у них и в самом деле были. Сотрудница бюро сказала мне о ресторане, специализирующемся на морских продуктах. Он только-только открылся. Она заверила, что, стоит только переступить порог этого заведения, и тебе покажется, что ты в Гонконге. Они и сами неделю назад устраивали там банкет, и им очень понравилось.

— Она сказала, что на ленч они подают такие же дим-сум[47] как и в Гонконге, — сказала я Кэрол. — Поедешь со мной?

Кэрол обожала маршрут номер 7, и ее не надо было просить дважды.

Мы погружались в недра станции «Таймс-сквер» все глубже и глубже и оказались на самом низком уровне из всех подземных маршрутов. Казалось, мы достигли центра земли. В сыром неприятном пространстве станции стояла тишина. Мне чудилось, что никогда уже мы не увидим дневного света. Послышался визг приближающегося поезда. Двери отворились, и приглашение войти выглядело таким мрачным, что я невольно задержалась на пороге.

Поезд был древним, стены сплошь расписаны граффити, сиденья порваны, на полу мусор. Половина лампочек не горела. Вагон так скудно освещался, что я с трудом различала фигуры других пассажиров. Мы уселись, балансируя на краешках сидений, съежились, стараясь занять как можно меньше места. Двери закрылись.

Мы ехали на восток, переносясь с одной призрачной станции на другую. Двери открывались и впускали в вагон новую партию бледных молчаливых людей. Похоже, никто не выходил. Мне становилось все труднее дышать. Я начала беспокоиться: не охватит ли меня клаустрофобия? Потом поезд начал подниматься, карабкаться наверх, к свету. Мы вырвались на поверхность, вагон залило солнцем, и люди заулыбались. Я снова начала дышать. Город распростерся под нами, чистый и прекрасный. В отдалении сверкала серебряная нитка реки. На другом берегу подмигивал Манхэттен, красивый и элегантный.

Поезд со свистом несся по улицам Куинса. Мы превратились в зрителей. Все смотрели в незанавешенные окна. Мимо нас пронесся накрытый к завтраку стол, на нем медленно переворачивалась кофейная чашка. Затем я увидела неубранную постель, старуха в инвалидном кресле безучастно смотрела на голубой экран телевизора, в то время как молодая женщина в стеганом халате ходила вокруг нее с пылесосом. Внизу, на улице, дети в яркой одежде играли в мяч, поезд продолжил свой путь, мимо окон проносились ирландские пабы, затем тротуары, поражающие буйством красок, до вагона долетел пульсирующий бой металлических барабанов. А потом мы перенеслись в Индию. Аромат кардамона, тмина, имбиря и куркумы был таким сильным, что нам не терпелось выскочить из поезда и устремиться в ресторан. Запах снова изменился, и в момент, когда мы вышли на главной улице Флашинга, в воздухе пахло чесноком и соевым соусом. Мы пошли вниз по ступеням, испытывая волчий голод.

Здешняя обстановка и в самом деле напоминала Гонконг — маленькие бакалейные лавки, пекарни и рестораны лепились друг к другу, поражая воображение. На перекрестках стояли люди, доставали ложкой из больших серебристых горшков облака домашнего тофу и тут же жарили на больших сковородах ароматные пирожки с репой. Доходивший до нас волнами запах аниса и усянмяня[48] подсказывал, что на другой стороне улицы женщины готовят воловьи хвосты, а с ними соперничают другие торговцы, выставившие чашки с рыбными клецками и дымящимся рубцом. Из плетеных корзин выскакивали лягушки, прыгали по улицам, мужчины катили тележки с поросячьими тушами и утками.

После столь ярких улиц ресторан «КБ Гарден» казался холодным и тихим, словно холодильник. Глянцевые филодендроны, все еще перевязанные подарочными красными лентами, стояли при входе в помещение. Вдоль каждой стены вытянулись аквариумы, рыбы описывали в них беспокойные круги: должно быть, чувствовали, что скоро станут обедом. Посмотрев поверх голов стоящих в очереди людей, мы увидели, что помещение отличается высокими потолками, а противоположная стена находится далеко, будто уже в другом штате.

По залу ходили десятки женщин с тележками, останавливались возле столов, вынимали корзины с пельменями из прозрачного теста — хар гау и сиу май и какими-то еще, каких я никогда раньше не видела. Они выставляли тарелки с овощами, жареным мясом, мучными изделиями.

Распорядительница в шелковом платье подала нам номерок, и мы стали ждать своей очереди, с каждой минутой становясь все голоднее.

— На двоих дим сум заказывать неудобно, — заметила Кэрол. — Невольно просишь больше, чем сможешь съесть, и все начинают смотреть на тебя, как на прожорливого поросенка.

Стоявшая впереди нас молодая женщина обернулась и посмотрела на Кэрол. Я невольно смутилась. Вокруг нас слышалась китайская речь, и мы с Кэрол разговаривали, словно туристы, уверенные, что нас никто не поймет.

— Вы правы: одиночке неудобно заказывать дим сум, — сказала она.

У нее было очень красивое лицо китаянки, а выговор — британский.

— Как только я вошла сюда, тут же пожалела об этом.

Она перекинула через плечо прядь длинных черных волос и разгладила костюм.

Похоже, от Шанель, впрочем, я не совсем была в этом уверена. Во всяком случае, понимала, что она, как и мы, чувствовала себя неловко.

— Может, вы присоединитесь к нам? — спросила я.

— А я вам не помешаю?

— Нет, напротив, мы будем только рады. Мы хотим попробовать как можно больше еды.

— Вы уверены? — спросила она, и ее лицо смягчилось.

Девушку звали Диана, она была из Гонконга. В данный момент готовилась к защите диплома в Нью-Йоркском университете.

— Иногда страшно скучаю по дому. Хочется услышать знакомую речь, почувствовать знакомые запахи, увидеть людей, у которых была бы не белая кожа, — призналась она. — Поэтому и приезжаю во Флашинг. Но стоит здесь очутиться, тут же чувствую себя здесь иностранкой, словно я опять на Манхэттене. Все-таки здесь не так, как дома. И люди бедные, и говор отличается.

— А еда? — спросила я.

Девушка улыбнулась.

— Да, еда. Еда знакома. Поэтому я сюда и приезжаю.

Распорядительница подвела нас к столу, и я начала крутить головой, высматривая хорошие тележки. Диана тем временем сидела как статуя, спокойно поднимая одну руку с безупречным маникюром.

— Мы сейчас закажем чай, — сказала она и быстро сказала что-то официанту по-китайски.

— Если не закажете чай, — объяснила она, — вам принесут дешевое пойло, которое вы не сможете пить. Но даже если качество чая вам не важно, закажите самый лучший сорт. Работники должны понять: вы знаете что почем и готовы за это заплатить. В этом случае вам принесут лучший обед.

— Что вы заказали? — спросила я.

— «Железную богиню Милосердия», — сказала она. — Я всегда выбираю этот сорт. Этот чай растет на горах У-и, в провинции Фуцзянь. Горы очень крутые, и в старые времена дрессировали обезьян, чтобы они забирались туда и срывали листья. С чаем связана прекрасная легенда, но сам чай еще прекраснее и обладает исключительным ароматом.

Чай оказался очень крепким и темным. Его вкус напомнил мне о виски, об оливках, о холодных зимних вечерах.

— Я попросила официанта принести нам утиные крылышки в устричном соусе, они здесь очень хороши, и я расстроюсь, если они закончатся. Кроме того, я заказала несколько больших блюд. Вы обязательно должны попробовать креветки.

Диана указала наманикюренным пальчиком на аквариум возле стены. Официант опустил в воду сачок и бесцеремонно бросил на поднос клубок креветок, сердито шевеливших усиками. Официантка бросилась их взвешивать. Две минуты спустя на столе стояло блюдо с розовыми креветками, от них шел пар, усики больше не шевелились.

— Вы просто снимаете панцири и окунаете креветки в соус, — сказала Диана и сняла кольца — так мы, приступая к работе, засучиваем рукава.

Одно быстрое движение, и креветка вышла из заточения. Диана окунула ее в соевый соус, положила в рот и разжевала маленькими белыми зубами.

— Отлично, — сказала она. — Я словно бы очутилась дома.

Креветки были толстыми, сладкими и нежными — таких я никогда не пробовала. На мгновение мне показалось, что мы и в самом деле в Гонконге. Я поедала одну креветку за другой, и на тарелке росла горка пустых панцирей.

На стол поставили большие блюда с плоскими лопатками незрелого гороха и рыбой соль, приготовленной целиком на пару с добавлением имбиря. Диана заказывала моллюсков в соусе из черных бобов и крошечными свиными ребрышками, панированными в рисовой муке. Мы ели густую рисовую кашу конжи, сдобренную имбирем, она была такой горячей, что положенная сбоку сырая рыба доходила в ней до готовности. Мы клали в рот мягкие утиные крылышки, из которых легко выскакивали косточки, и чувствовали вкус грибов, соевого соуса, имбиря, аниса и вина. Эти ощущения волнами проходили по телу, наполняя до кончиков ногтей. На десерт мы взяли пирожные в виде сердечек, заполненные сладкими яичными желтками, а затем — хрустящие шарики из кунжута. Они таяли во рту, и оставалась масса, которую можно было долго жевать. Мне это казалось похожим на фокус.

За столом говорили мало — просто ели и следили за проезжавшими тележками.

— Я так счастлива, — вздохнула Диана, когда наши тарелки опустели. — Мне очень приятна была ваша компания. Пожалуйста, будьте моими гостями.

— Это исключено, — возразила я.

— Но мне это доставило бы большое удовольствие, — сказала она.

Я не знала как остановить это препирательство, но вдруг меня осенило:

— Мне хочется попросить вас о большом одолжении.

— Да? — подняла бровь Диана.

— Я хочу заказать банкет, и мне нужна ваша помощь.

Бровь опустилась. Когда я объяснила цель банкета, она слегка улыбнулась.

— Председатель корпорации «Нью-Йорк таймс»? — выдохнула она. — Такое предложение делает мне честь.

Я и позабыла, что китайцы глубоко уважают статус. Когда Диана призвала официанта и попросила подать счет и пригласить менеджера, занимающегося организацией банкетов, она вела себя как королева.

Менеджер остановился возле нашего стола. Он был молодой, энергичный, волосы зачесаны назад, на смокинге ни складочки, рубашка накрахмалена. Снисходительная улыбка означала, что мы должны быть благодарны за то, что он уделил нам внимание.

Диана окинула его холодным взглядом. В ее голосе звучали властные ноты, которых мы от нее еще не слышали. Менеджер сунул руки в карманы и ответил нарочито небрежно.

Лицо Дианы стало ледяным, а голос — резким. Менеджер обратил на нее внимательный взгляд. Она сказала ему что-то еще суровее, и он выпрямился. По прошествии десяти минут он вынул из кармана карточку, и из его фигуры исчезло все самодовольство.

Диана взглянула ка карточку и подала ее мне.

— Дайте теперь ему вашу визитку, — сказала она мне совсем другим голосом.

Было заметно, что она устала и готова уходить. Менеджер почтительно принял мою визитку и сказал, осторожно произнося английские слова:

— Обещаю вам, дамы, что этот банкет все надолго запомнят.

Диана кивнула в знак того, что он может уйти, и он помчался, пока она не передумала.

— Что вы ему сказали? — спросила я у Дианы.

— Я начала с того, что вы хотите устроить банкет очень важным людям. Дюжине гостей — я не ошиблась?

— Не знаю, — призналась я. — Но, должно быть, что-то близко к этому.

— Он спросил, хотите ли вы истратить триста долларов.

— Это слишком дешево!

— Оскорбление, — сказала она и прищелкнула пальцами. — Поскольку переговоры находились в начальной стадии, я ответила очень небрежно: «О, мы можем потратить больше. Возможно, даже пять или шесть сотен долларов». Потом я сделала паузу и сказала так тихо, что он попросил повторить. «Они могут истратить восемьсот восемьдесят восемь долларов». Мои слова произвели на него большое впечатление. Это великое число, и цифра «восемь» является для нас счастливой. Он понял, что я — серьезный клиент.

— Что он на это сказал? — заинтересованно спросила я.

— О, он был потрясен. Он сказал: «Хорошо, мы приготовим салат из омаров».

У меня вытянулось лицо.

— Салат из омаров? Кому нужен салат из омаров?

Диана рассмеялась.

— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — сказала она. — Мы продолжили переговоры. Конечно, я сказала ему, что мы не это имеем в виду. Я сказала, — и в ее голосе послышались презрительные нотки, которые она использовала в разговоре с менеджером, — «Похоже, в вашей кухне нет поваров, способных нарезать овощи. Очень плохо. А я-то думала, что это — приличный ресторан. Ну что же, придется обратиться в другое место».

— А он что?

— Он тут же стал возражать. Да, конечно, — сказал он, — их люди умеют нарезать овощи. А потом я сказала, что согласимся на банкет, только если готовить его будет сам шеф-повар. Я сказала: нам нужен человек, который понимает, как следует обращаться с важными людьми.

— И что он ответил?

— Он сказал, что все устроит. Сказал, что буквально накануне они устроили банкет, на котором подавали «феникса с пятью тысячами перьев». Это — сложное холодное блюдо. Сказал, что накануне подавались панды, сделанные из тофу. Панды играли морковными шарами. По описанию все было очень нарядно: звери скакали вокруг желатинового озера, по которому плавали лебеди, вырезанные из редьки дайкон. Деревья в этом ландшафте были из брокколи, дорожки из холодного мяса, а стены — из засахаренных грецких орехов.

— Вау! — воскликнула я. — Звучит впечатляюще.

— Возможно, — сказала она, — но думаю, что он просто болтал. Это — знаменитое блюдо, и я не верю, что они действительно его приготовили. Поэтому я зевнула и сказала! ««Играющие панды» — это приятно. Но делаете ли вы что-то оригинальное»?

— Да неужели так и сказали?

— Сказала! И тогда он ответил, что если мы хотим заплатить поварам за труды, то они произведут что-то по-настоящему оригинальное, такое, чего никто еще не видел.

— О, хорошо, — сказала я. — Джо это должно понравиться.

— Я спросила, за кого он нас принимает. Разумеется, мы заплатим поварам за беспокойство. Мы не считаем, что они должны бесплатно делать лишнюю работу. Я сказала, что мы собираемся развлечь больших людей, белых людей, которые много времени проводят в Гонконге. Я бросила ему вызов. Сказала, что все мои друзья считают: во Флашинге хорошей еды не найдешь.

— Это произвело на него впечатление?

— Еще бы! — Диана сверкнула зубами. — Тогда Раймонд и попросил вашу визитку и дал мне свою. Он пошел в кухню составлять меню. Сегодня он направит его вам по факсу.

— Что мне надо делать потом? — спросила я.

— Отошлите его обратно, — ответила она. — Что бы он вам ни предложил, вы не должны сразу соглашаться. Он решит, что вам все равно либо что вы ни в чем не разбираетесь. Вы должны сказать ему, что меню недостаточно хорошо. Заставьте его написать новый перечень. Несколько раз меняйте меню, будьте требовательны. Именно так нужно делать дела.

— Без вас я никогда бы не справилась, — сказала я.

— Знаю, — ответила Диана. — И теперь мне не так стыдно позволить вам заплатить за мой ленч. Но я должна идти. Хочу купить хороший акулий плавник и тофу.

Выйдя из ресторана, мы двинулись в противоположные стороны. Только когда в подземке закрылись двери поезда, я сообразила, что не узнала ее фамилии и номера телефона.

— Из тебя получился бы еще тот журналист, — сказала Кэрол.

Меню пришло через несколько часов. Мы с Кэрол стояли возле факса, когда из машины выплыл документ, половина которого была выписана китайскими иероглифами.

Я прочитала название первого блюда и возрадовалась: Раймонд предложил «феникса в перьях» в окружении медуз, свиных почек, говяжьей рульки, свиной рульки, мелкой жареной рыбы, угрей в желе, тысячелетних яиц,[49] копченой рыбы и кальмароз с сельдереем.

— Диана его задела за живое! — воскликнула я.

— Может быть, — сказала Кэрол и ткнула пальцем в следующую строку, — а это что такое? Яичные рулеты?

Я содрогнулась. Это было оскорбление.

— А это? — сказала она.

За кантонской курицей и «супом из зимней дыни с восьмью драгоценностями» следовала строка с салатом из омаров.

— Вот это звучит хорошо, — сказала я, показывая на строчки, где значились жареная икра крабов и приготовленная на пару тушка европейской речной камбалы.

— Да, — сказала она, — но взгляни на это! Похоже на завалящую рыбу из Чайнатауна.

Ее палец указывал на название блюда, в котором угадывалось подобие рыбного стейка. За ним следовала пекинская утка и ананасы, фаршированные жареным рисом. Заканчивалось меню сладким дим сум.

— Диана эти блюда не одобрила, — заметила я.

— Должно быть, он тебя проверяет, — предположила Кэрол. — Спасибо, что хоть предложил «феникса с тысячей перьев».

Я вычеркнула кальмара и заменила его молодым осьминогом. Яростно вычеркнула яичные рулеты и заменила их приготовленными на пару гребешками в панцире под соусом хо. Курицу я оставила, но вместо зимней дыни заказала суп из акульих плавников. На место салата из омаров вписала дунганского краба с имбирем и луком-пореем, а жареные креветки заменила на вареные.

— Мне нравится речная камбала, — сказала я Кэрол. — Как думаешь, я не уроню своего достоинства, если соглашусь на нее?

— Ты не должна менять все за один раз, — сказала она. — Оставь что-нибудь для будущих исправлений.

— Хорошо, но рыбный стейк должен уйти немедленно. И утка по-пекински. Он меня, что же, за полную дуру принимает? И это в кантонском ресторане? Я закажу ему свиную пашинку, тушенную по-красному,[50] и курицу с хрустящей корочкой.

Я пронаблюдала за тем, как мое сообщение медленно прошло через факс. Через десять минут получила ответ.

Вместо «данджинесс» Раймонд предложил жареных крабов в мягких панцирях. Он отказался от молодого осьминога и спросил, действительно ли моим гостям захочется есть свиную пашинку, может, лучше предложить им жареного молочного поросенка?

— Нельзя ставить в одно меню поросенка и курицу с хрустящей корочкой, — заметила Кэрол. — Может, вместо курицы, предложишь что-то более экзотическое?

Каждый раз, когда одно блюдо заменяли другим, меняли и все меню. Этот процесс, как ни странно, был мне приятен. После первых бурных выяснений все успокоилось, и несколько дней мы лениво перекидывались вариантами, словно шариками пинг-понга. Когда все завершилось, я увеличила сумму затрат (акульи плавники — дорогое удовольствие), ведь у председателя должен быть запоминающийся банкет.

Я позвонили секретарше Джо и оставила сообщение, что я нашла ресторан и подготовила меню. Задала вопрос: когда Джо хочет устроить банкет?

Секретарша позвонила с просьбой передать ей меню.

— Он хочет его видеть? — вопрос прозвучал глупо.

— Да, он так сказал.

Я пожала плечами и вложила документ в ведомственный конверт, из тех, что нам рекомендовали использовать, чтобы экономить бумагу.

Несколько недель третий этаж хранил зловещее молчание. Я начала беспокоиться. Когда Джо наконец-то позвонил, то заявил, что ресторан «КБ Гарден» не годится.

— Почему? — спросила я. — Еда там превосходна.

— Да, — его голос звучал сухо и недружелюбно. — Но я туда ходил.

— Вы там обедали? — удивилась я.

— Да, — ответил он. — Это не то, что я имел в виду. Вам известно, что они проводят банкеты прямо в этом огромном помещении? Еда и в самом деле хорошая, но для председателя нам нужно кое-что получше. Нам необходима приватная комната. Вы должны найти другой ресторан.

— Неужели он думает, что мне нечем больше заняться? — пыхтела я. — У меня нет времени, чтобы каждый день гоняться во Флашинг и искать ресторан по его вкусу.

— Рут, — сказала Кэрол, — у тебя есть время. А если нет, ты должна найти его. Иначе у тебя только и останется, что время. Понимаешь, о чем я говорю?

Я понимала, и все же мне было обидно. Все вокруг смотрели на меня, как на принцессу Нью-Йорка, и вот нашелся человек, напомнивший мне, что он — начальник, что я должна делать то, что ему заблагорассудится. Я страшно раздражалась.

С каждой поездкой на поезде седьмого маршрута положение становилось все хуже. Я старалась отыскать информацию и ездила на Мэйн-стрит проверять любое новое сообщение. Но председателю недостаточно было ресторана с хорошей едой. Ему надо было подыскать нужное помещение. Одни рестораны были слишком большими, другие — слишком холодными, третьи — обветшавшими. А помещения с Декором, достойным августейшей особы, не могли подать хорошей еды. Я была в отчаянии. Время истекало.

И в этот момент в город приехал Кен Хом.[51]

Когда я впервые повстречала Кена, мы оба жили в Беркли, зарабатывали очень мало, но оба безумно любили гастрономию. У него была репутация повара и гида-переводчика. Бедные люди хвастались тем, что он приглашает их к себе отобедать. Богачи похвалялись замечательными турами, которые он устраивал для них в Гонконге.

— Я всегда хотела, чтобы у меня были деньги на посещение ресторанов, — сказала я Кэрол, — но обеды в его доме были воистину великолепны.

— Я слышала о нем, — сказала она. — Кажется, его упоминал Крэйг. Он говорил, будто Хом — великий повар.

— Да, но сейчас, кажется, он большую часть времени живет во Франции. Приобрел замок четырнадцатого столетия и реставрирует его.

— Откуда у него взялись на это деньги?

— В Англии его считают лучшим автором кулинарных бестселлеров. У него есть собственная программа на Би-би-си, а книги расходятся миллионными тиражами.

— А о Флашинге он хоть что-нибудь знает? — спросила Кэрол.

Я покачала головой.

— Возможно, нет. Но если кто и сможет разузнать о Флашинге, то это он. В конце концов, прежде чем стать господином Гонконгом, он был обыкновенным парнем из Чикаго. Я собираюсь попросить Кена, чтобы он снова им стал.

Издатель Кена решила, что кулинарный тур во Флашинг — замечательная идея. Она заверила меня, что ее клиент прекрасно знаком с Куинсом. Она сказала, что он «знает все, что нужно знать». Я выразила сомнение, но она сказала, что к моменту нашей встречи он наверняка будет полностью информирован. В конце концов, статья в «Нью-Йорк таймс» — мечта каждого человека, думающего о пиаре.

Кен прибыл в лимузине. Он выскочил из машины в костюме, выглядевшем на миллион долларов. Его шея была обмотана длинным шарфом из белого шелка.

— Вы только на него посмотрите! — воскликнула я и поцеловала его в щеку.

— Нет, лучше на нее посмотрите! — воскликнул он, и мы оба прыснули со смеху.

Я забралась в удобный автомобиль и тут же забыла, что я — критик из газеты «Нью-Йорк таймс».

— Ты можешь поверить, что нам за эту работу еще и платят? — сказала я.

— Тсс, — прошептал он. — Пусть никто не узнает, что мы можем делать это бесплатно.

Кен больше походил на экзальтированного подростка, чем на самого знаменитого шеф-повара Англии.

Откуда Кен так много знал о самом новом Чайнатауне Нью-Йорка? Этого я никогда не выясню. Он возил меня по Флашингу, словно там и вырос. Знакомил с китайцами, которые жестами приглашали нас, маня пожелтевшими от никотина пальцами, в задние комнаты, где стояли аквариумы с немыслимой рыбой. Кен находил фрукты и овощи, которых я никогда не видала в Нью-Йорке, такие как дуриан, мангустан, голанговый корень. Из темноты до нас доносился женский шепот, предлагающий нам загадочные пакетики со специями. Мы ели сычуаньскую еду, такую жгучую, что каждый проглоченный кусок распространялся но моему телу волнами жара, и пикантные творения кухни провинции Фуцзяиь.

Мы пили пиво и виски. По шатким ступенькам Кен вводил меня в рестораны, где из всех лиц лишь мое было белокожим. Мягкая лапша таинственно похрустывала на зубах, и я обнаружила, что длинные белые волокна смешаны с крошечными крабами. Раскусывая очередной панцирь, я думала, что Джо оказался прав: этот город и в самом деле азиатский — стоит лишь проникнуть сквозь невидимую стену.

Когда мы пришли в тайваньский ресторан, было уже очень поздно. Я сбилась со счета — это четвертая трапеза, пятая или шестая? Я потеряла интерес к еде. Ничуть не беспокоясь, Кен заказал свиные ребра. Стоило им появиться, как откуда ни возьмись появился и аппетит. Ребрышки оказались тонкими, хрустящими, невозможно не соблазниться. Большие чашки супа с говядиной и лапшой, заправленные пятью специями. Суп я тоже ела, отдала должное и моллюскам с базиликом.

Пошел первый час ночи, посетители продолжали приходить, воздух наполнился дымом, громче зазвучала китайская музыка. «Может, сюда привести председателя? — подумала я. — Впрочем, сейчас поздно, я устала, выпила слишком много китайского виски и не могу здраво рассуждать».

Движения на улицах не было, и мы без задержки катили в город, колеса размеренно шуршали.

— Давай устроим еще одно путешествие, — сказал Кен, когда я вышла из машины. — Поедем во Францию. Позволь мне приготовить для тебя по-настоящему сказочный обед. Подожди, ты еще не пробовала мою утку!

— Хороший обзор, — сказала Кэрол несколько недель спустя, когда в газете появилась моя статья о приключениях с Кеном. — Похоже, вы замечательно провели время. Но разве ты ездила туда не для того, чтобы отыскать ресторан для банкета?

— Разве я могла сказать ему, что места, в которые он меня водил, были недостаточно привлекательными? — сказала я. — Я не хотела его обижать.

Мне не удалось провести Кэрол.

— Ты просто забыла. Слишком увлеклась.

Я признала ее правоту сокрушенной улыбкой.

— Не беспокойся, — сказала Кэрол. — У меня появилась идея. Последний ресторан в вашей статье навел меня на мысль. Как насчет Тайваня?

— Не поняла.

— Ты не спрашивала у официальных тайваньских представителей, где можно поесть?

Это была отличная мысль. Сотрудники тайваньского посольства в ООН оказались очень полезны. Женщина, с которой я говорила, сообщила, что ее любимый ресторан, скорее всего, и есть то самое место, которое я ищу. Он небольшой. И там, насколько ей известно, есть отдельный обеденный зал.

Мы с Кэрол немедленно сели в поезд.

Ресторан маленький, с чуть обветшалой элегантностью. На столах скатерти. В дальнем конце зала — дверь в помещение, которое во время банкета закрывается от остальных посетителей. Рядом три божка, приглядывающие за шкафом, заполненным дорогими бутылками с виски и коньяком.

Палочки для еды хорошего качества — многообещающий знак. И блюда, которые мы заказали, — курица, приготовленная в рисовой бумаге, хрустящие крошечные свиные ребрышки, стручки гороха на курином жире с яйцами, рыба на пару в рисовом вине — все было замечательно. Мы с Кэрол переглянулись.

— Ты полагаешь? — спросила я.

Она кивнула.

— Это точно то самое место.

Однако урок я уже получила и на веру ничего не принимала. Я сообщила секретарше Джо адрес ресторана и стала ждать его звонка.

Когда это произошло (он одобрил), я приступила к следующей стадии — начала составлять меню. Вспомнив совет Дианы, снова поехала во Флашинг и начала переговоры. С этого момента заработал факс.

На подготовку ушло три дня. Меню оказалось удивительно похожим на то, что мы составили в ресторане «КБ Гарден». Я с чувством исполненного долга направила окончательный вариант на третий этаж.

— Ты не поверишь, — сказала я Кэрол два дня спустя.

— Дай-ка угадаю, — прервала она меня. — Джо хочет переписать меню?

— Он считает, что меню недостаточно роскошно для председателя. Все должно быть намного затейливее. В холодные закуски он включил морское ушко. Голубя, фаршированного голубыми крабами, мы заменили на утку с омаром. А вместо молочного поросенка заказали краба, запеченного в соли.

— Похоже, все меню состоит из морепродуктов, — заметила она.

— Да, по большей части. Это — самые дорогие ингредиенты. Но я решила передать меню под ответственность Джо, мы в этом больше не участвуем. Гвоздем программы станут танцующие креветки.

— Что?

— Это блюдо, которое я всегда хотела попробовать. Живых креветок кидают в рисовое вино и медленно нагревают. Креветки напиваются допьяна. Я читала, что вкус получается изумительный.

— Жаль, что ты этого так и не попробуешь.

— Да нет, попробую. Джо приглашает меня в ресторан вместе с Майклом.

— В самом деле? А кто еще пойдет?

— Народу будет немного. Придут председатель, издатель, главный редактор и Артур Гельб. Напомни мне, кто он такой.

— Это великий Артур Гельб. Одно время он был главным редактором, не говоря о том, что обладал всеми остальными властными полномочиями в этой газете.

— Да. Я так и подумала, что он — важная персона. С ними будут жены. И мы.

— Когда состоится пирушка? — спросила Кэрол.

— В следующий вторник, — ответила я. — Восемнадцатого сентября.

— Молись, чтобы произошло какое-нибудь важное событие, — сказала она. — Такое, чтобы спасло тебя. Если случится что-нибудь в этом роде, поход в ресторан отменят.

В среду 19 сентября 1995 года «Нью-Йорк таймс» опубликовала манифест Унабомбера.[52]

— У тебя, должно быть, прямая связь с Небесами, — сказала Кэрол, когда я пришла в то утро. — Есть важное событие. Какое облегчение!

Я покачала головой. Кэрол скрестила руки и недоверчиво на меня посмотрела.

— Неужели они все-таки пришли? — сказала она. — Не могу поверить!

— В шесть часов, тютелька в тютельку, — ответила я, — череда лимузинов выстроилась на Западной Сорок третьей улице и повезла нас на великий пир. Я предчувствовала, что все кончится плохо. Началось с того, что, рассаживаясь, мы с Майклом оказались в разных автомобилях.

— О господи, — сказала она. — Дональд меня убьет. С кем он поехал?

При имени Джина Робертса Кэрол поморщилась.

Редактор оказался суровым и неловким человеком, но, когда я увидела, что Майкл садится в его автомобиль, то надеялась, что муж найдет с ним общий язык. У Джина была репутация журналиста журналистов. Однако когда наши автомобили сблизились, медленно пробираясь в плотном транспортном движении, я увидела, что Джин сидит на заднем сиденье, а Майкл на переднем. Каждый раз, когда мы оказывались рядом, я видела, что у Майкла несчастный вид.

— Он сказал, что Джин обращался с ним, как с дебилом, — сказала я. — Спросил, что Майкл думает об освещении в газетах дела «Уайтвотер», и взбесился, услышав ответ. У Джина репутация откровенного человека, да и Майкл выкладывает все начистоту. Мне казалось, что все должно было пройти спокойно.

— Почему ты так думаешь? — спросила Кэрол. — С этими ребятами никто не откровенничает, им не нравится, если кто-то говорит об их ошибках.

— Вероятно.

— Хорошенькое начало вечера.

— Это еще не все, — сказала я. — В моей машине обсуждали манифест Унабомбера. Всю дорогу, а ведь мы еще ползли как черепахи.

— А экскурсию по Флашингу Панчу устроили?

— К тому моменту, как мы туда добрались, было уже поздно, поэтому пошли прямо в ресторан. Я думала, что мы пройдемся в перерыве между подачей блюд, но к тому времени атмосфера накалилась. Кстати, автомобили нас не ждали.

— Автомобили не ждали? — удивилась Кэрол. — Как же вы вернулись назад?

— Машины вызвали по окончании ужина. Так вышло дешевле.

— На фоне всех расходов странно считать гроши, — заметила Кэрол.

— Согласна. Я обрадовалась, что наконец-то мы добрались до места. Кажется, менеджер боялся, что мы отменим ужин. Он кланялся, улыбался и провел нас в приватную комнату.

— Там все было нормально? — спросила она.

— Да, — сказала я. — Они закрыли дверь, и комната выглядела красиво. Обстановка очень приватная. По меньшей мере минуту все были довольны. И тут официант указал на большую позолоченную кастрюлю, стоявшую в центре стола, и гордо сказал:

— Это для танцующих креветок.

Тогда-то все неприятности и начались. Председатель побледнел, Молодой Артур заерзал на стуле, а я подумала: «Вот те на, оказывается, у нас проблемы с креветками».

— Ох, — выговорила Кэрол и поморщилась. — Я и не подумала.

— Проблема не в креветках. Ты не поверишь, но председатель не ест ракообразных. Кажется, у него аллергия.

— Не может быть! — воскликнула Кэрол.

— Да, — сказала я. — В этот момент нам бы следовало всем вернуться домой. Все мероприятие пошло насмарку. Он повел себя очень деликатно, но даже в блюде с «фениксом» морепродуктов было хоть отбавляй.

— И это после стольких трудов! — застонала Кэрол. — После всех обедов. После всех поездок на поезде номер семь!

— Да, — мрачно сказала я. — Вечер покатился под уклон. Все сникли. Молодой Артур произнес тост, но звучал он неискренне. Он поблагодарил Джо за устройство банкета, кивнул в мою сторону и сказал что-то формальное председателю, так что никто бы не догадался, что он его отец.

— Дело в том, — сказала Кэрол, — что, хотя они и в самом деле отец и сын, но едва знают друг друга. Однако переходите к делу: как вам понравилась еда?

— Танцующие креветки были удивительными! Официант положил в кастрюлю душистые травы, зажег огонь, и комната наполнилась сосновым ароматом. Затем он бросил в кастрюлю креветки, они закрутились, и официант плеснул вино. Креветки пустились в пляс. Две из них выскочили наружу и заплясали на столе! Официант клал в кастрюлю по одной креветке и вытаскивал по мере готовности. Они были невероятно хороши — сладкие и шелковисто-мягкие.

— Мм…

— Затем нам подали маленьких фаршированных голубых крабов, печеного омара с гороховыми стручками и крабов, запеченных в соли.

— Все морепродукты, — отметила Кэрол.

— И все невероятно вкусны, — сказала я. — Слава богу, за меню отвечал Джо.

— Что ел председатель?

— Курицу. И снова курицу, и опять курицу. Он даже вкуснейший суп с зимней дыней не мог есть, потому что и в нем были морепродукты. Но затем он все же получил блюдо, которое мог есть. Это была курица в соевом соусе. Никогда еще я не ела такой замечательной курицы. Сочной и ароматной, а корочка у нее румяная, хрустящая. И такая жирная, почти как утка. Впрочем, думаю, что председателю было от нее тошно.

— О чем вы говорили? — заинтересовалась Кэрол.

— О господи, — замялась я, — не спрашивай. Мне было так неловко. Они все время отпускали сомнительные шуточки белого человека, словно официанты не могли понять, о чем мы говорим. Может, так оно и было, но я сгорала со стыда. Всем понравился морской окунь. Он был приготовлен на пару и подан с ветчиной и грибами шиитаке. Понравился и жареный рис в ананасе. Это была знакомая еда. Но потом пришел черед десерта.

— Позволь, я угадаю, — сказала она. — Может, подали горячий суп из папайи с белыми грибами?

— Видела бы ты их лица!

— Но пирожные им должны были понравиться?

— Да, но все припомнили, что отослали автомобили, и потому стали беспокоиться, как им теперь добраться домой.

— Вам пришлось ждать?

— Да, пришлось. Когда наконец уселись, Майкл сказал: «Готов поспорить, председателя больше в Куинс не заманишь». Затем взглянул на меня и сказал: «Я бы все отдал, лишь бы оказаться сейчас дома за тарелкой твоей тайской лапши. Надеюсь, с манифестом у Джо получится лучше, чем с банкетом для председателя Панча».