Четвёртый раунд

Встреча старых друзей

Виктор Георгиевич после ухода следователей погрузился в привычную сутолоку больничных дел: обход палат, назначение лечебных процедур, хозяйственные распоряжения. Знакомый до мелочей распорядок дня. Однообразный и мучительно длинный. А в последнее время ещё и насыщенный тревожным ожиданием неведомой беды, подкравшейся к самому порогу и терпеливо ждущей удобного момента, чтобы всей тяжестью обрушиться на него и раздавить. И чувство это не было ложным самовнушением, лишённым оснований, и не являлось отголоском мрачно-тревожной больничной обстановки. Нет, к этому он за долгие годы работы привык, и то, что происходило в палатах для больных, его давно не волновало. Все человеческие трагедии, случавшиеся в стенах этой больницы, Виктор Георгиевич старался пропустить не через себя, не через личные переживания, а мимо, оставаясь как бы сторонним наблюдателем, видевшим только сам факт, дающий пищу для научных размышлений и выводов. И факт этот был важнее людских страданий. Равнодушие стало привычкой, а затем, потеснившись, уступило место рядом с собой жестокости.

Всё это было давно знакомо и не могло вызывать никаких иных чувств, кроме профессионального любопытства к неизвестному до этого симптому или загадочному поведению больного, который не должен был себя так вести. На этот раз всё было по-другому... Теперь, после визита следователей, чувство это трансформировалось в твёрдое убеждение: беда уже неслышно переступила порог.

— Кажется, мы с тобой влипли... — сказал Виктор Георгиевич вызванному в кабинет Жогину. — Слишком много событий в одном дворе. Теперь они будут рыть и рыть... Не понимаю, зачем ты дал команду ухлопать того алкаша? Чем он тебе мешал?

— Так он же опознал меня! — стал оправдываться Жогин. — Одень, говорит, на него форму, и точно тот легавый.

— Ну и что из этого? Алкоголик, два раза лечился от белой горячки... Кто ему поверил бы? Мало ли что ему на похмелье могло примерещиться? В конце концов мог он тебя раньше где-нибудь в форме видеть? Когда ты ещё служил...

— А санитары? Я, говорит, эти морды на всю жизнь запомнил!

— Ду-у-рак! Потому тебя и из милиции выгнали. — И с холодным бешенством продолжил: — Да при чём тут санитары? У меня же этот выезд зарегистрирован! Гнать машину в город, забирать человека среди бела дня и не сделать записи в журнале? Что ж я, по-твоему, совсем без ума? Ну, опознал бы он их, а дальше что? Никто же не отказывается от этого факта! Всё равно с ними следователи сегодня беседовали... Э-эх! Трус ты последний, а ещё за безопасность дела отвечаешь! Да и я дурак, что тем людям поверил, которые тебя рекомендовали.

Патов встал из-за стола и задёрнул на окне голубую плотную штору, погасив на полированной столешнице солнечные блики. Затем достал из холодильника бутылку без этикетки, плеснул в стакан чуть меньше половины бесцветной жидкости и залпом выпил. Жогина, сидевшего на диване, угощать не стал.

«Спиртиком побаловался, — подумал Жогин, постаравшись придать своему лицу безразличное выражение. — Здоров ещё, собака, даже водой не запивает! Может, отойдёт теперь немного. Надо помалкивать пока: пусть выговорится, потом сам скажет, что делать дальше...»

— Ну ладно. Испугался ты того старика, я тебя вполне понимаю, — продолжил после некоторого молчания разговор Патов.

«Как врач...» — мысленно подсказал Жогин следующую фразу.

— Как врач... Но зачем было торопиться? Днём человек сказал, что видел «скорую» из психиатрички, а вечером его убивают. Да тут у любого следователя, если он даже будет глупей тебя, подозрения возникнут. А ведь можно было напоить его где-нибудь в другом месте и забрать без шума сюда.

— Да, тут я маху дал, — покорно согласился со своим шефом Жогин, стараясь придать своему взгляду покаянное выражение.

— Маху он дал! — возмутился главврач. — Ещё неизвестно, во что это всё выльется. Вот ты в милиции служил.

— В ГАИ, — поправил его Жогин.

— Один чёрт! — махнул рукой Виктор Георгиевич. — Вот скажи мне: куда они теперь, по-твоему, направятся?

— В общежитие, проверить, где тот парень работал, кто друзья.

— А ты, Юрий, не совсем безнадёжен, — съязвил шеф. — А потом?

— Наверное, милиционера искать, который «скорую» сопровождал, — предположил Жогин.

— Совсем хорошо! — продолжал издеваться Патов. — Даже удивительно, до чего здраво смыслишь! Только с большим запозданием. Ну, а отсюда вывод... тебе надо исчезнуть, — спокойно сказал Виктор Георгиевич. Увидев, что в маленьких бесцветных глазках бывшего сотрудника дорожного контроля заметался страх, снисходительно заметил: — Рано пугаешься... Я же не сказал «насовсем». Квартиру немедленно брось! О том, чтобы тебя выписали сегодняшним числом, я позабочусь сам. Причём прямо сейчас. Только не забудь в паспорт штамп поставить. Ну, жены у тебя нет, плакать некому. Вещи вывезут из квартиры без тебя, сколько успеют. Поедешь в Самарканд, а там тебе скажут, что дальше делать. Но ехать туда будешь через Минск или Одессу. Не знаю ещё. Это зависит от того, куда билеты свободные будут. А уж там пересядешь. Хотел Валерий Борисович ехать, да не пришлось. Эх, вот голова была! — с искренним сожалением сказал главврач. — Не уберегли. А, между прочим, твой человек к нему приставлен был! Такой же, видно, дурак, как и ты, — начал вновь распаляться Патов. — Сам погиб и помощника моего с собой потащил. Ищете хоть, кто к этому руку приложил?

— Вышли на ресторан «Уют» — доложил Жогин. — Там несколько дней Володька Филиппов с друзьями гулял. Бывший чемпион по спортивной стрельбе. Из спорта ушёл. Хвастался по пьянке, что ему теперь за каждый выстрел платят больше, чем за чемпионские медали. Стреляли, наверное, из пистолета с глушителем, потому что во дворе никто выстрелов не слышал.

— Какая разница, из чего ухлопали? — с досадой поморщился Патов. — Нам же от этого не легче.

— Не легче, — согласился Жогин. — Но разница есть. Кустарным способом глушитель изготовить не так просто. Значит, кто-то снабдил их спецпистолетом или наставкой.

— Ладно. Иди готовься, — разрешил шеф. — В конце дня зайдёшь, получишь адреса, деньги, билеты.

— А надолго ехать, Виктор Георгиевич? — осведомился Жогин.

— Я сообщу, когда можно будет приехать. И жильём новым обеспечу. Ты насчёт этого не беспокойся. Тебя там приютят и чем нужно помогут. Отдохни немного в тёплых краях.

Жогин поднялся с дивана и направился к двери. В этот момент в кабинет без стука вошла старшая медсестра Лариса. Не ответив на приветствие Жогина, она прошла вглубь кабинета к маленькому столику, примыкающему торцом к письменному.

«Не хочешь здороваться, не надо, чёрт с тобой! — раздражённо подумал Жогин, выходя из кабинета. — Тоже мне, фифа!» Вышел он с чувством облегчения. В последнее время он начал не на шутку побаиваться своего шефа. И дело было даже не в том, что он совершал иногда досадные промахи. Это поправимо. А вот то, что он постепенно и незаметно стал обладателем многих тайн, тщательно оберегаемых Виктором Георгиевичем от внешнего мира, сделало его ценным и в то же время опасным компаньоном. И, если возникнет угроза его собственному благополучию, Виктор Георгиевич долго раздумывать не будет.»

«Вызовет санитаров, — с дрожью в душе думал Юрий Семёнович, — сделают пару уколов, и будешь всю жизнь пузыри изо рта пускать. И собственное имя забудешь...» На этот счёт он никаких иллюзий себе не строил и давно решил, что, если возникнет такая ситуация, будет отбиваться до последнего. «Пусть лучше убьют! Но я тоже успею кого-нибудь уложить!»

Оружие Жогин носил при себе всегда. Хоть и рискованно, но спокойнее на душе.

— Что с тобой? — спросил Патов Ларису, когда за Жогиным закрылась дверь. — Вы что, поссорились с ним?

— Нет, — ответила Лариса. — А что мне с ним делить? Просто он мне неприятен как человек. И в последнее время стал вести себя нагловато. Ходит по больнице с таким видом, словно он твой заместитель. Ты что, в чём-то зависим от него? И вообще я не пойму, чем он здесь занимается?

— А зачем тебе это понимать? — нахмурился Патов. — У тебя свои обязанности, у него — свои.

— Обязанности! — иронично сказала Лариса. — Он же у нас никем не числится! Его фамилии и в платёжной ведомости нет!

— Пока — да, — согласился с ней Патов. — У меня нет свободных мест в штатном расписании. А терять человека не хочется. Хороший специалист по автомашинам. И любую запчасть к ним достать может. В наше время это немало.

— А как же ты ему платишь? — заинтересовалась Лариса.

— А это уж не твоя забота, — начал сердиться Патов. — Надеюсь, ты сюда шла не затем, чтобы спросить об этом?

— Не затем, — согласилась Лариса. — Я... пришла тебе сказать... что я опять беременна.

Патов закусил губу и молча стал ждать продолжения разговора.

— Ну... вот пришла спросить... как мне быть? — негромко продолжила Лариса. Немного помолчав, попросила: — Витя! Можно я его оставлю? Мне скоро сорок. Четвёртый раз... Я не хочу больше делать аборт. — И, не выдержав, заплакала: — Я боюсь, что могу вообще остаться без детей! Ты сколько раз обещал...

Виктор Георгиевич встал из-за стола и, подойдя к двери, запер её на ключ. Затем подошёл к Ларисе и стал успокаивать:

— Потерпи немного. Скоро в отпуск пойдём. Съездим к морю. Вот только кое-какие дела закончу и поедем.

— А потом? — с надеждой спросила Лариса. — Распишемся? Мне надоело скрывать всё от людей! Что я — ворую?

— Не скрывай, — разрешил Патов. — Разве я тебе говорил, чтоб ты скрывала? Вернёмся из отпуска и распишемся.

— А как быть с ним? — положила Лариса руку себе на живот. — Мне так хочется ребёнка, Витя!

— Решай сама,— глядя в сторону, сказал Виктор Георгиевич. — Вообще-то как-то неудобно, если к свадьбе всё это слишком заметно будет. Могут подумать, что я на тебе вынужденно женюсь. Решай сама... — повторил Патов, отходя от Ларисы.

После ухода Ларисы Виктор Георгиевич облегчённо вздохнул. Сев к столу, мысленно похвалил сам себя за принятое решение отослать отсюда Жогина подальше. Если уж он привлёк внимание Ларисы... «Глуп, конечно, но предан и пока нужен, — размышлял он, оставшись в кабинете наедине со своими мыслями. — Да и знает многое, не нужно растолковывать, что к чему... Пусть пока побудет в Самарканде, а потом посмотрим, что с ним дальше будет. Убрать мы его всегда успеем...»

Патов вспомнил, как много лет назад к нему, жившему тогда в однокомнатной квартире, поздним вечером явились два гостя. Были они смуглолицы, по-русски говорили хорошо, но с заметным акцентом и чувствовали себя в незнакомой квартире весьма уверенно. К делу, за которым они пришли, незнакомцы приступили сразу, не тратя время на ненужные околичности. Дело было серьёзным и рискованным. Их земляк, находясь здесь по торговым делам, допустил оплошность, за которую ему теперь предстояло расплатиться собственной свободой. И срок ему, судя по всему, должны были дать немалый.

— Я не адвокат, — сказал Виктор Георгиевич, — вы меня с кем-то перепутали.

Оказывается, посланцы из далёкой среднеазиатской республики ничего не путали. Адвокат у них уже есть и неплохой, а теперь им нужен врач. И не просто психиатр, а такой, которого бы знали в суде и прокуратуре.

— Ты ведь заведуешь больницей МВД? — спросил один из них.

— Недавно, — скромно ответил Патов.

— Это неважно. Кого попало туда не назначат. К тебе привезут нашего друга, и ты дашь заключение, что он болен.

— Чем?

— Головой! — простодушно ответили смуглолицые гости.

— Да ведь психических заболеваний десятки! — развеселился хозяин квартиры.

— Выбирай любую, — разрешили друзья пострадавшего, — только чтоб он не попал в тюрьму.

— Ну так в сумасшедшем доме сидеть будет! Это что, лучше тюрьмы?

— Лучше! — с глубокой убеждённостью ответили гости. И далее повели разговор так, словно уже всё было решено: — Дашь ему отдельную палату, посидит человек, подумает, а потом, через год-полтора, ты его выпишешь по просьбе родственников. Уедет он домой, тут и знать об этом никто не будет. Так адвокат сказал. Он нам и адрес твой дал.

— А адвокат подумал, в каком помещении потом буду сидеть я: в отдельном или общем?

— Ты будешь сидеть в своём кабинете, — негромко, но внушительно сказал один из них. — Как ты думаешь, почему именно к тебе направят нашего товарища? Разве мало в этом городе других врачей?

И тут до Патова дошло, что прежде, чем идти к нему, эти друзья уже уладили и обговорили все детали с теми людьми, от которых зависел благополучный исход дела. Он — последняя ступенька, поднявшись на которую, они откроют через время своему другу дверь на свободу. И если он им сейчас не уступит... Может, его предшественника и сняли с должности главврача за его излишнюю принципиальность? Чтобы проверить свои сомнения, Патов спросил:

— А если я не соглашусь?

— Ну что ж, — пожали плечами гости. — Наш товарищ всё равно будет в больнице. В другой. Этого хотим не только мы. Но в этой больнице ему было бы лучше. И другим спокойнее. — И тут же объяснили: — К тебе и этой больнице больше доверия.

— Если я даже соглашусь, — после некоторого раздумья сказал Виктор Георгиевич, — мне его придётся сделать действительно больным на некоторое время.

— А это не опасно? Он потом выздоровеет? — забеспокоились южане.

— Полностью! — заверил он их. — Но не сразу. У него будет ретроградная амнезия. Он потеряет память... Забудет обо всём. Этот диагноз подтвердит любой психиатр, который будет участвовать в консилиуме. И пусть его тогда допрашивают о чём хотят. Он всё равно ничего не скажет. Если б даже и захотел...

Вся эта медицинская терминология была для гостей пустым звуком, но они верили ему и потребовали, чтобы Патов сразу же назвал фамилии тех врачей, которых бы он хотел видеть в составе консилиума.

— Мы сами позаботимся о том, чтобы их туда включили, — заверили гости хозяина квартиры. — Теперь скажи: сколько стоит твой труд?

На этот вопрос Патов ответить не смог. Уж слишком необычен был предмет торга, да и определённой рыночной цены он не имел. Южане сами предложили цену, и была она так велика, что он только согласно кивнул и коротко сказал:

— Пусть направляют. Сделаю, что смогу.

С тех пор прошло много лет. Виктор Георгиевич давно защитил кандидатскую, квартира у него теперь трёхкомнатная, хоть и живёт он в ней один, а за городом, в сосновом бору, затаилась небольшая, двухэтажная дачка. Отличное место для встреч с друзьями. Некоторые из тех, кто судил когда-то его подопечного, взлетели по служебной лестнице очень высоко, но это не мешает им иногда заглядывать к нему на дачу в гости. И, хоть времена с тех пор несколько изменились, это никого из них не беспокоит. Времена меняются, а связи остаются.

А с друзьями из Средней Азии они настолько окрепли, что рвать их — если только в этом возникнет необходимость — придётся с кровью. Спецхранилище для лекарств имеет в одном месте двойные глухие стены, промежуток между которыми заполнен кипами первосортных каракулевых шкурок, которые идут на шапки и воротники в кооперативных мастерских во всех концах республики. И вход в этот тайник знают только несколько человек, а принадлежит он его бывшему пациенту, страдавшему потерей памяти.

Магазин «Восток» только прикрытие: надо же где-то встречаться всем этим кооператорам, договариваться о получении следующей партии каракуля, делить без помех прибыль и намечать планы на будущее. Да и подарки нужным людям удобнее делать через магазин. Его бывший клиент не забывал своих благодетелей и время от времени присылал дорогие вещи. Так, на всякий случай. Ведь здесь находился филиал его обширного дела. Вот и недавно прислал три шкуры снежного барса по накладной, в которой они числились как «шкуры дикой кошки». Хороши кошки! Тысяч на пятьсот, наверное, потянут. Как раз хватит на женскую шубку. Но у той женщины, которая её будет носить, никто не спросит, где она её купила и сколько она стоит. Не осмелятся спросить. А для тех немногих, кто может задать этот вопрос, есть в магазине накладная и в ней проставлена цена: тридцать тысяч рублей штука. Никто сейчас не хочет рисковать: даже люди с высоким служебным положением.

Мало кто знал, что Валерий Борисович был в этом магазине второстепенным лицом, ширмой, связующим звеном между Патовым и кооператорами. А фактически его главой был старший продавец Анатолий Иванович Шуртов. Это он через подставных лиц закупал на огромные суммы ювелирные изделия, золото, антиквариат и отправлял всё это в Среднюю Азию. Только для скупки валюты у иностранных туристов специально держал в Крыму несколько человек. Так что перемещать Шуртова с этого места на должность директора магазина было неразумно.

Человека этого Степан Фомич заметил ещё на остановке пригородного автобуса. Высокий, с короткой, выгоревшей на солнце стрижкой, светлая рубашка «в арифметику» туго обтягивала литые мускулы. Держался он всё время в стороне от толпы ожидающих. Часто курил, ещё чаще без нужды посматривал на часы. «А вот рукава напрасно закатал, — подумал Степан Фомич, — сейчас картинки не в моде. Выставил, дурак, вся биография на виду: и как зовут, и когда родился.» Но держался мужчина спокойно и даже уверенно. Значит, гулял по чистой и «засветиться» не боялся. Сел он в один автобус со Степаном Фомичом и вышел вместе с ним у грунтовой развилки дорог, ведущих в два села.

«Чего он ко мне прилип? — думал Фомич, не спеша шагая по обочине грунтовки. — Может, послали рассчитаться за что-нибудь? Так у меня, вроде бы, долгов перед кодлой нету. Вести его к себе или переговорить тут? Пойду напрямик, через лес, — решил Фомич. — Увяжется, — придётся поговорить, а сразу к себе вести нельзя.»

Степан Фомич прошёл ещё несколько десятков метров и решительно свернул с грунтовки на узенькую тропинку, протоптанную грибниками. Пользовались этой тропинкой и рыбаки, пробирающиеся росными, туманными утрами к берегам проток и рукавов огромной реки, протекавшей через город. Свернул, и боковым зрением успел заметить, что мужчина, шедший до этого сзади небольшой группы селян, в растерянности затоптался на месте и стал в очередной раз закуривать.

«А-а-а, притормозил! — насмешливо подумал Фомич и резко прибавил ходу. — Постой, пошевели мозгами. Это тебе не по дороге идти, в затылок дышать. Да и людей вокруг сколько. А в лесу — один бог свидетель.» Степан Фомич наддал ещё и на одном из поворотов оглянулся. Ни на тропинке, ни между стволов сосен не было видно светлой рубашки. «Побоялся? Или хитрит? Проверим...» Ещё раз внимательно оглядев лес, Фомич пустился тяжёлой рысцой, стараясь бежать без шума, на одних носках. Вскоре стало не хватать дыхания и неприятно закололо в боку. Высмотрев в стороне небольшую заросль лещинных кустов, он свернул с тропинки и залёг в её гуще. «Полежу, отдохну, торопиться некуда.»

Вскоре появился и навязчивый попутчик. Шёл он быстро, явно стараясь нагнать исчезнувшего неизвестно куда Фомича и не забывая при этом посматривать по сторонам настороженным взглядом. Степан Фомич выждал, пока тот пройдёт заросли лесного орешника, и только тогда, не выходя из кустов, окликнул:

— Стой, Дуплет! Куда шагаешь?

— К тебе. Нужен ты мне, Дед! — явно обрадовался мужчина. — Ты не стерегись: я без зла. И пустой, — провел он руками по карманам брюк.

— А я и не стерегусь, — слукавил Фомич, выходя из кустов. — Проверить только хотел, один ты идёшь или ещё кого за собой тащишь. Я ведь тебя давно приметил, на остановке ещё... Только виду не подал. Может, думаю, в бегах.

— На остановке... — пренебрежительно сказал Дуплет. — Я за тобой полдня ходил! Как только засёк — сразу прилип. Стареешь, Дед, чутьё потерял.

— Да оно мне теперь ни к чему, чутьё-то, — подошёл Фомич вплотную к своему недавнему преследователю, — нового за мной ничего не числится, а за старое мы с властью в расчёте. Ну, здорово! Говори, зачем я тебе понадобился?

После выпитой водки и хорошей закуски Дуплет разморился, отяжелел, но разговаривал много и без устали. Фомич выпил мало, лишь бы не обижать гостя, и предпочитал больше слушать, чем рассказывать о себе.

— Ну, и куда ж ты теперь думаешь податься? — спросил он Дуплета, выбрав паузу в разговоре. — В городе не пропишут — и думать нечего.

— Пока у тётки двоюродной остановился. На несколько дней. Осмотрюсь... Может, завалюху какую-нибудь куплю на окраине. Я кой-чего привёз оттуда с собой. За девять лет собрал.

— Бесполезно! — убеждённо сказал Фомич.

— Что — бесполезно? — не понял Дуплет.

— Думать об этом бесполезно. И купить не дадут, и денег у тебя не хватит. Все завалюхи на учёте и стоят больше, чем иная квартира. Они ж под снос идут! — Заметив непонимающий взгляд товарища, сочувственно добавил: — И вообще. Трудно тебе будет, Дуплет. Времена не те пошли. Такие, как мы с тобой, — сегодня не в цене.

— Ты же устроился? — неожиданно разозлился Дуплет. — Ещё и как классно: два этажа... цветы... Один живёшь?

— Я же не вчера устраивался. Да и не мой это дом, Дуплет. В этом районе так, с ходу, не каждого и пропишут. Ты не смотри, что это село. Кругом дачи, и не чьи-нибудь... — начал Фомич просвещать своего гостя и осёкся, глядя куда-то за спину Дуплета.

— Чего ты? — встревожился тот и, оглянувшись через плечо, увидел, что от резной добротной калитки к веранде, на которой они так уютно расположились с Фомичом, идёт мужчина лет сорока. Одет вроде бы просто, но дорого, подтянут не по годам, а главное — это Дуплет отметил сразу — чувствует себя здесь хозяином. Проходя по выложенной кирпичом дорожке, остановился у клумбы с розами, поправил какой-то стебель. Сквозь прорези штакетного забора виднелась чёрная машина, подъехавшая к дому так тихо, что они ничего не услышали. Но больше всего Дуплета поразила мгновенная перемена в облике Фомича. Лицо его приняло выражение какой-то не то покорности, не то явного желания услужить. И сам он весь как-то подобрался, готовый в любой момент вскочить из-за стола и выполнить то, что ему прикажут. Он даже рюмку, из которой недавно пил водку, успел отодвинуть от себя подальше, и весь его вид говорил о том, что к этому бражничанью среди белого дня он никакого отношения не имеет.

— Чего ты? — с ещё большим недоумением спросил Дуплет.

— Тиш-ше! — прошипел Фомич, вставая из-за стола навстречу входившему на веранду мужчине.

— Гуляешь, Фомич? — добродушно осведомился пришедший, проходя к столу и ни с кем не здороваясь.

— Да вот... кореша бывшего встретил, — заторопился с ответом Степан Фомич. — Отметить решили немного...

— Оттуда? — спросил мужчина, разглядывая многочисленные татуировки на оголённых руках Дуплета.

— Оттуда, — подтвердил Фомич. — Пришёл совета просить, что ему дальше делать.

— Ну и как: дал ты ему совет? — поинтересовался пришедший, продолжая стоять у столика. Взял со стола початую бутылку водки, повертел её в руках и поставил обратно на стол.

— Да ведь так сразу, Игорь Сергеевич, такие дела не делаются. Подумать надо, — ответил Степан Фомич.

— Ну думайте, думайте, — разрешил незнакомец, направляясь в дом. — А водку, между прочим, надо холодной пить, — заметил он уже в дверях. — Ничего ты, Фомич, я вижу, не усваиваешь. А ещё другим собираешься советы давать, как жить.

— Это что за фрайер? — изумлённо спросил Дуплет, когда шаги мужчины затихли где-то в глубине дома. — Ты ж в законе, Дед, кассу когда-то воровскую держал, толковища вёл! А вьёшься, как шестёрка.

— Тише, ты, дурак! — с неожиданной яростью набросился на него Фомич, с опаской поглядывая на открытую в дом дверь. — «В законе... кассу держал...» — передразнил он Дуплета. — Кому он сейчас нужен, твой закон? Касса... — с нескрываемым презрением опять повторил он. — Это там, в зоне, такие, как мы — люди. А здесь — дерьмо! Здесь свои законы... И пожёстче, чем у нас с тобой были. И те шестьсот тысяч, которые я для корешей берёг, для него, — кивнул он в сторону двери, — тьфу! Закрой свой музей! — окончательно вышел из себя Фомич. — Распахнулся. Кому тут нужны твои купола с колоколами? Думаешь, кто-нибудь понимает, что они означают?

Дуплет обиженно засопел, но пуговицы на рубашке застегнул, кроме одной, самой верхней, закрыв на мощной груди густую татуировку. Фомич, наполнив рюмку, опрокинул её в себя одним махом, отдышался и спокойно сказал:

— А ведь прав, как всегда: пойло тёплое, а не водка. Эх, Лёша, Лёша, — неожиданно подобрел Фомич, — если б мне сейчас заново жизнь начать. Я бы её прожил по-другому! Как люди живут. Как вот этот... фрайер, — горько усмехнулся он. — Да ты знаешь, кто это?

— Кто? — проникся невольным уважением к незнакомцу Дуплет.

— Кто, кто... Ему только мигнуть стоит, и нас с тобой живьём в асфальт закатают! Вот кто! И милиция рядом будет стоять, смотреть, как тебя, дурака, закатывают!

— Заливай! — не поверил Дуплет.

— Ладно, — решил не вдаваться в дальнейшие подробности Фомич. — Покрутишься на воле немного, может, и поймёшь что-нибудь. А нет — придётся опять в те края возвращаться. Таким людям, как мы с тобой, трудно всё заново начинать. Ну, я-то намного раньше тебя вышел и сразу в хорошие лапы попал. Потому и живу до сих пор по чистой. И денег больше имею, чем раньше. А этого дерьма, — показал он пальцем на недопитую бутылку, — хоть...

— Фомич! — раздался голос из глубины дома. — Зайди на минуту!

К столу Степан Фомич вернулся каким-то строго-торжественным и заметно протрезвевшим.

— Идём со мной, — обратился он к задумавшемуся Дуплету. — Сам зовёт... Смотри, — предупредил он, — понравишься — будешь жить, как король! Нет — придётся из города сматываться и побыстрее. Свободных конкурентов он не любит! Лишнего не болтай, — подтолкнул его Фомич в спину, — а слушай больше.

Игорь Сергеевич сидел без пиджака в кресле возле низенького столика и пил из запотевшего стакана минералку. Но галстук не снял, а лишь ослабил узел и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. «Значит, отдыхать ложиться не будет, — мысленно отметил Фомич, знавший привычки своего шефа. — Куда-то ещё собирается ехать. Или ждёт кого-то...» Вошедшим в комнату Фомичу и Дуплету он садиться не предложил, хотя рядом стояли два свободных кресла, а тахта возле стены была таких размеров, что там вполне разместилась бы приличная компания.

Дуплет попробовал выдержать спокойный, изучающий взгляд хозяина комнаты и — не смог: серые глаза Игоря Сергеевича стали наливаться холодной синевой, а тонкие губы сжались в узкую полоску. «Ну его к гадам, — подумал Дуплет, отводя взгляд в сторону, — а то и допить не дадут.»

— Как тебя зовут? — спросил Игорь Сергеевич, поставив стакан на поднос.

— Лёшкой, — буркнул Дуплет, недовольный исходом немой дуэли.

— Ну-у... это несолидно, — поморщился хозяин. — В таком возрасте... Ты же не мальчик.

— Можно Дуплетом звать.

— А это уж совсем никуда не годится. Ты же не в зоне. Так что все клички оставь в прежней жизни, если, конечно, хочешь новую начать, — посоветовал Игорь Сергеевич. — А если назад туда вернуться собираешься, то нам с тобой говорить не о чем. Как, Степан Фомич?

— Вы, Игорь Сергеевич, не обращайте внимания на эти мелочи. Одичал он немного. За девять лет и собственное имя забудешь. А так он парень надёжный, не подведёт.

— Подведёт — с тебя первого шкуру снимут, — жёстко сказал хозяин дома Фомичу. — За твою рекомендацию.

Помолчал, допил пузырящуюся воду из стакана и задал Дуплету очередной вопрос:

— Что делать умеешь?

— Всё! — с готовностью ответил тот. И не врал. За многие годы, проведённые в различных колониях, приходилось Дуплету осваивать десятки профессий, и не как-нибудь, а основательно: за невыполненную норму полной лагерной пайки не выдавали.

Игорь Сергеевич придерживался на этот счёт иного мнения.

— Всё — значит, ничего! — убеждённо сказал он. — Но это даже и к лучшему. У меня ты будешь дворником. Фомич тоже с этого начинал.

— Метлой махать? — обиженно спросил Дуплет, собираясь обложить этого фрайера отборным матом. — Так для этого «шестёрки» есть.

— Да нет, — встал Игорь Сергеевич из кресла. — Метлой у меня есть кому махать. Это ещё заслужить нужно. А дворник должен убирать то, что мне мешает иногда в жизни. Дошло?

— Я ему втолкую, Игорь Сергеевич, — поспешил на помощь своему другу Фомич. — Он парень такой, что с полуслова всё понимает.

— Что-то не заметил этого качества. Ну ладно. А работать ты будешь пока в ресторане, — подошёл хозяин дачи вплотную к Дуплету. — Кем — скажут.

— У меня прописки нет, — мрачно сказал Дуплет. — И вообще никаких документов, кроме справки об освобождении.

— Это не твоя забота, — отмахнулся от такой мелочи Игорь Сергеевич. — Отдай свою справку Фомичу, я ему потом скажу, что дальше делать. Будет у тебя паспорт с пропиской. И чтоб я больше не видел тебя с закатанными рукавами! Мне лишняя реклама ни к чему. Степан Фомич! Возле дома стоит машина, скажи шофёру, пусть отвезет вас в город, в магазин. Ты знаешь, в какой... Одень и обуй его там поприличней, — кивнул хозяин дома в сторону Дуплета. — И галстук — обязательно! Дашь ему тысяч пятьдесят пока...

— У меня есть деньги, — хвастливо сказал Дуплет, раскатывая рукава рубашки.

— ...на мелкие расходы, — не обратил внимания на это заявление Игорь Сергеевич, — и отвезёшь потом в Вишенки к Васильевне. Пусть пока там поживёт. Так как тебя зовут? — в очередной раз спросил он Дуплета.

— Алексей Дмитриевич, — неуверенно ответил тот.

— Хорошо! — одобрил Игорь Сергеевич. — Со временем привыкнешь, ещё и обижаться будешь, если тебя Лёшкой назовут. Ну, и последний совет: будешь пить — придётся распрощаться. Сразу со всем... А будет у тебя многое, это ты сам увидишь. Не сразу, но будет. Всё, идите, ко мне скоро должны прийти.

«Вот тебе и фрайер! — восхищённо думал Дуплет, выходя из комнаты. — Почище любого «пахана» будет: и ксивы даёт, и жильё, и деньги...» Вспомнив, как он сам распределял в зоне лучшие места на нарах среди приближённых, брезгливо поморщился: «Мелочь!» Проходя через веранду, покосился на оставшуюся закуску и выпивку, но предлагать Фомичу задержаться возле стола не стал: совет хозяина дома ещё звучал в ушах.

— Нет у нас в городе старшего лейтенанта с такой фамилией, — сказал Кирикову начальник отдела кадров, тщательно просмотрев картотеку. — Я и без картотеки это знал, — с едва проскальзывающей ноткой хвастовства сказал подполковник. — И смотрел больше так... чтоб сомнений у тебя не вызывать. А то бы ты прямо от меня к начальнику управления с жалобой пошёл. Так ведь?

— Наверное, — неопределённо протянул капитан.

— Ну, чтобы ты окончательно успокоился, посмотрим ещё в одном месте.

Подполковник выдвинул из стеллажа ещё один узкий ящичек. Карточек в нем было намного меньше, чем в первом.

— Здесь у меня те, кто ушёл из органов по разным причинам, — пояснил подполковник. — Так... Жимко... Этот по инвалидности. Жогин есть. Уволен два года назад. А может, тебе фамилию неправильно назвали?

— Да вроде бы правильно. В журнале у них так записано.

— В журнале, — презрительно сказал подполковник. — У нас, бывает, в паспорте такое напишут, что потом сами до истерики хохочут. И метрика перед глазами лежит!

— А адрес этого... Жогина, у вас есть? — спросил капитан.

— Адрес? Есть, конечно. Да ведь неизвестно, живёт он теперь там или нет. На бумагу, запиши на всякий случай.

— А за что его уволили? — спросил капитан, пряча в карман бумажку с адресом.

— За то, что служил не так, как положено, — недовольно ответил подполковник. — А за что конкретно — тебе знать не надо. Если прикажут, могу и личное дело дать ознакомиться.

— Фотографию хоть покажите, товарищ подполковник, — взмолился капитан.

— Это пожалуйста: на, смотри, — вынул начальник отдела кадров фотографию из бумажного кармашка на обложке папки.

На капитана смотрел симпатичный мужчина в форме, но без головного убора. Волосы зачёсаны назад и, видно, были очень густыми. Глаза вот только подвели: маленькие и настороженные.

— Ну что, похож на того, кого ты ищешь?

Капитан мысленно сравнил изображение на фотографии с неизвестным в сером костюме, на которого указывал Барков, затем с мелькнувшим в дальнем конце больничного двора у «скорой» мужчиной и уверенно сказал:

— Похож... И очень!

Магазин «Восток» открылся через два дня. Наличие товара точно сошлось с учётными данными в документах, хранившихся в кабинете директора.

— Нам жульничать ни к чему, — с оттенком лёгкой обиды сказал Шуртов, открывая в присутствии Друяна магазин. — У кого ж мы воровать будем? Сами у себя? В госторговле, там — да! Сумел — значит твоё. А здесь — можешь уносить домой хоть всё. Пожалуйста, воруй! Самому же и платить придётся. Коллективная ответственность! Прошу! — картинно распахнул старший продавец дверь. — Посмотрите, может, выберете себе какой-нибудь сувенир.

Выбор в магазине был богатый. Внимание Друяна привлёк шахматный столик. Он давно мечтал приобрести где-нибудь по случаю хорошие шахматы. Те, что продавались в магазинах культтоваров, его не интересовали. Стандартные штамповки из дешёвой пластмассы или, в лучшем случае, аляповатые поделки из сосны, покрытые мутным лаком. Сейчас он видел перед собой шахматы своей мечты.

Изящный низенький столик, инкрустированный различными породами дерева, был покрыт светлым лаком и имел два выдвижных ящичка для фигур. Это было настоящее произведение искусства неизвестного мастера. Чёрные и красные фигурки ручной работы в безмолвии выстроились друг против друга в ожидании сигнала к атаке. Величественный король благосклонно выслушивал последние советы своей молодой супруги; кони, горделиво поджав свои породистые морды, напряглись перед первым прыжком, а офицеры с осиными талиями уже взялись за рукоятки шпаг и готовы были отправить свою пешечную гвардию в бой.

— Сколько стоит эта безделушка? — небрежным тоном поинтересовался следователь.

Старший продавец так же небрежно назвал цену. Она была фантастически огромной, и Сергей Викторович невольно стал подсчитывать в уме, сколько ему нужно работать, отказывая семье в самом необходимом, чтобы приобрести эти шахматы.

— И находятся покупатели на такие вещи? — спросил он у Шуртова.

— Этот столик практически продан, — ответил тот. — Его обещал забрать один профессор, даже задаток давал, но мы не взяли. Должен зайти на днях. Гонорар какой-то ждёт, что ли...

— Да-а... Цены у вас... как из сказок Шехерезады, — пошутил следователь.

— Так ведь и вещи оттуда же! — откликнулся продавец. — Возьмите любую из них: хоть ковёр, хоть мебель — только ручная работа. Ведь им через несколько лет вообще цены не будет. Зачислят в антиквариат. Вот, пожалуйста, занавеска декоративная на дверь. Чепуха, казалось бы, а сделана из игл дикобраза. Экзотика! И берут за милую душу! Я вам так скажу, — доверительно перегнулся Шуртов через прилавок, — кооператор всегда будет обгонять государственную торговлю.

— Ну, не всегда, — не согласился Друян, — и не во всём.

— Нет-нет, не спорьте, — загорячился Шуртов. — Кооператорам не нужны согласования с различными главками, утверждения смет и планов, и прочая бумажная канитель. Пришла хорошая идея в голову, обсудили быстренько между собой и — будь здоров! — товар уже на прилавке. Пошла вещь, — поставят на конвейер, нет — снизят цену. Оперативность нужна! — назидательно поднял Шуртов указательный палец вверх.

— А вы товары только из Средней Азии получаете? — спросил Сергей Викторович.

— Только оттуда! — подтвердил Шуртов. — Хотели еще с кубачинцами договор заключить на кувшины, кубки, подносы, браслеты — не разрешили.

— Почему? — удивился Друян.

— Они работают с драгметаллами, — пояснил старший продавец. — А это монополия государства. Всю продукцию обязаны сдавать в сеть ювелирторгов. Пойди завари кофе! — приказал он своему помощнику, который явно не знал, чем заняться, и томился, опёршись о прилавок. Тот с явным облегчением ушёл в подсобку.

— Из местных изделий, — продолжил разговор Шуртов, — нам брать для продажи тоже нечего: какие-то рушнички предлагают, глиняные игрушки, горшки расписные. Вы возьмёте такие вещи в современную квартиру? То-то же! — не дождавшись ответа от следователя, сказал Шуртов. — А всё дело знаете в чём?

— В чём?

— В терпении! У славян его нет, не было и не будет! Возьмите вот хоть этот ковер, — подошел Шуртов к стене. — Ведь тут на квадратном сантиметре сотня узелков завязана, — отогнул он край висящего ковра и показал его обратную сторону. — Это ж какое терпение надо иметь? Какую любовь к своему делу! А главное — уверенность, что твой труд не пропадет даром, он кому-то нужен, где-то эту вещь ждут. А мы привыкли так: взял бревно, топор, тюк-тюк — и получай! А что?

— Что? — невольно заразился его возбуждением Друян.

— Дрова, вот что, — раздраженно ответил Шуртов. — А кого сейчас дрова интересуют? Сейчас век электричества. Да, цены у нас приличные! — с вызовом сказал Шуртов. — Но ведь ни одна вещь не залёживается!

— А у вас там что: специальные мастерские? — спросил Друян.

— Нет. Местные умельцы выполняют наши заказы по договорным ценам. Бывает, и чисто случайно на какой-нибудь шедевр наш человек натолкнётся. Как вот, например, на этот шахматный столик. Он ведь кооперативу тоже не даром достался. Там, на рынках, не дураки торгуют, и торопиться им некуда. Ему на базаре сидеть — одно удовольствие.

И тут Друян увидел на прилавке письменный прибор из орехового капа. Почти точную копию того, который он видел на письменном столе у главврача в психиатрической больнице.

— А вот этот прибор у вас один или ещё был такой же? — спросил Сергей Викторович.

— Нет, больше не было. Особенностью нашего магазина является и то, что все продаваемые вещи изготовлены в единственном экземпляре. У-ни-ку-мы! Вы не найдёте здесь двух ковров с одинаковым узором или двух подносов с похожим рисунком чеканки. Тут простой расчёт: единственный экземпляр всегда стоит дороже, чем серийный. Просто — и эффективно!

— А вот я видел у вас в документах накладную: «Шкуры диких кошек». Три штуки. Они-то должны были быть похожими.

— Только на первый взгляд! — живо возразил продавец. — Количество полос или пятен никогда не совпадает. Да и их расположение...

— А цена одинаковая... — задумчиво сказал Друян. — И продали вы их почему-то не по ценам вашего магазина: по тридцать тысяч рублей за шкурку. Вы не помните, каким кошкам, конкретно, принадлежали шкурки? Я имею в виду... ну... породу, что ли.

— Я не специалист по мехам, — смутился Шуртов. — Наверное, камышовый кот или тугайный. Никогда не был в Азии и точно сказать не могу.

— А цвет шкурок какой?

— Ну, такой, знаете, бурый, с крапинками.

— С крапинками, значит? — насмешливо спросил Друян. И тут же огорошил старшего продавца: — Зато я был в Азии! И не один год. Камышовый или тугайный кот — это одно и то же! И шкуру его никто не купит: слишком вид невзрачный. Модницам он не нужен — да и не слышали они об этих котах! — а в виде декоративного украшения — ростом они не вышли. Так что вы подумайте, какие шкуры были. Может, вспомните, когда встретимся в следующий раз. Заодно, может быть вспомните, кому вы их продали. Случайные покупатели сюда ведь редко заглядывают: зарплата не позволяет. И ещё один вопрос: этот профессор, который хочет купить шахматный столик, он в морге не подрабатывает?

— Почему... в морге? — окончательно растерялся Шуртов.

— Просто я подумал: может, он патологоанатом? Ну, и... в свободное время. Сейчас это даже модным стало — унижать себя не престижными формами труда. В газете вон писали недавно: одному дипломату надоели бесконечные международные переговоры, плюнул он на эту канитель и организовал кооператив.

— Не знаю. Не спрашивал, — сухо сказал пришедший в себя Шуртов. — Но если вам это так интересно, — язвительно добавил он, — я постараюсь узнать.

— Если не трудно — узнайте, — направился Друян к выходу. — А я попробую это уточнить по своим каналам...

— А кофе? — растерянно сказал Шуртов вдогонку.