Шарлотта Лярю вышла на крыльцо своего викторианского двухквартирного дома и жадно вдохнула бодрящий, сухой, прохладный воздух.
Осень наконец-то, хотя и не без боя, вступала в свои права. Около полуночи Шарлотту разбудили раскаты грома и молнии, провожавшие холодный фронт на юг. Потом начался дождь, настоящий ливень, судя по грохоту, с каким струи хлестали по крыше. Дождь продолжался недолго, однако успел смыть все следы удушающей новоорлеанской жары.
Конечно, к тому времени, когда так называемый холодный фронт вошел в город, он уже не был таким холодным. Просто свежим. Но и это хорошо. Лучше, чем ничего.
Шарлотта вдохнула еще раз. Надо открыть все окна и проветрить дом. Очень жаль, подумала она. Ее старенькому кондиционеру не помешает передышка, а она сэкономит на электричестве.
Но долг превыше всего. Надо идти на работу, а оставлять окна открытыми небезопасно. Впервые за долгое время ей придется работать и в выходные, хотя можно выкроить воскресенье, если удастся все сделать в субботу.
— В воскресенье будет уже не то, — пробормотала она. Если другим штатам повезло с настоящей осенью, то в Новом Орлеане октябрь переменчив, как женщина в период климакса.
Шарлотта поморщилась при мысли об аналогии, точно зная, откуда растут ноги. Старение… климакс… смена сезонов. Перемена жизни. Прошел еще год. А вместе с ним — и очередной день рождения.
Но не просто очередной день рождения. Этот был особенным, заставлял ее внутренне сжиматься от ужаса каждый раз, когда она о нем думала.
Перешагнуть через пятьдесят лет было трудно, через пятьдесят лет, неизбежно связанных с климаксом и избитыми шуточками о прожитой половине века. Но настоящей пыткой стала мысль о шестидесятилетии…
Шарлотта содрогнулась. Затем, тряхнув головой, она вздернула подбородок и расправила плечи. Где-то она читала, что старость — это состояние души, разница между позитивным и негативным восприятием жизни. Ты стар настолько, насколько думаешь. Или там было «чувствуешь»? Ты стар настолько, насколько чувствуешь.
— Да какая разница, — пробормотала она, пожав плечами.
Думаешь… чувствуешь… Неважно. Важно мыслить позитивно и не поддаваться мрачному настроению. Надо быть благодарной за все хорошее в жизни, подумала она. За любовь семьи и друзей, за отменное здоровье. Ее служба горничных росла и ширилась с каждым днем, так что даже пришлось нанять помощниц.
Шарлотта несколько раз моргнула и нахмурилась. Чесался левый глаз. Она обожала осень, чего, к сожалению, нельзя сказать об аллергии. Она потянулась, чтобы потереть глаз, но тут же опустила руку, сжав пальцы в кулак.
Нельзя тереть глаза, от этого появляются морщины. Ну вот, еще один позитивный момент, решила она. Благодаря хорошим генам морщин у нее не так уж много. Пока. А легкая седина естественно сочеталась с русыми волосами, придавая им легкий блеск. Ежедневные прогулки и специфика работы помогали Шарлотте поддерживать хорошую физическую форму — фигура стройная, и она по-прежнему носит изящный сорок четвертый размер.
Ежедневные прогулки… Шарлотта глубоко вдохнула, смакуя прохладный воздух, и выдохнула с нескрываемым сожалением. Как же ей не хватало ранних утренних прогулок. Гулять свежим утром — ни с чем не сравнимое удовольствие.
Еще одна перемена. Все течет, все меняется, напомнила она себе. Вот уже пять месяцев по понедельникам, средам и пятницам она работала на Мэриан Хеберт. В отличие от предыдущих клиентов, Дюбюиссонов, которых устраивало, что она приходила к девяти, Мэриан хотела видеть ее в восемь. Поначалу Шарлотта ставила будильник на час раньше обычного, чтобы по-прежнему гулять по утрам. Однако «жаворонком» она не была. Ранние подъемы продлились неделю, после чего она решила заменить утренние прогулки вечерними.
— Что ж, — проворчала она, поискав глазами газету. Все это не стоит беспокойства. Надо учиться справляться с проблемами.
Переживать по поводу шестидесятилетия не имело смысла. Нравится ей или нет, но, если она не умрет или не случится конец света, день рождения все равно наступит. Переживать по поводу утренних прогулок тоже бессмысленно, если она не хочет потерять нового клиента.
Шарлотта подошла к краю крыльца. Газета лежала на второй ступеньке, упакованная в пластиковый пакет. Шарлотта подняла ее и стряхнула с полиэтилена капли дождя. Едва она успела снять упаковку, как услышала щелчок замка соседней двери.
— О, нет! — прошептала она, в ужасе оглядываясь. В голове пронеслась мысль о немедленном бегстве. Последний, кому она хотела попасться на глаза этим ранним утром, был Луи Тибодо.
Она все еще недоумевала, как могла уступить и сдать Луи половину дома. Опыт с последними постояльцами оказался неудачным, и Шарлотта зареклась вообще связываться с квартирантами. Но случай с Луи был особенным, а то, что он не собирался здесь задерживаться, сыграло решающую роль.
Луи продал дом в городе до того, как достроил свой последний приют на озере Морепа. Он закончит дом на озере и сразу переедет туда.
Шарлотта глянула на собственную дверь и мысленно прикинула шансы. Ни за что не успеть — она просто свернет себе шею на мокром крыльце. Со смиренным вздохом она повернулась навстречу открывшейся двери.
Луи Тибодо был коренастым мужчиной с седыми редеющими волосами. Не то чтобы красив, но по-настоящему привлекателен. Кроме того, Луи все еще подтянут и строен, в отличие от большинства мужчин его возраста с нависающими над ремнем животиками.
— Привет, Шарлотта, — сказал он, — я так и знал, что ты здесь.
Отлично, подумала она, надеясь, что волосы не стоят дыбом, и кляня себя за то, что не надела спортивный костюм, а вышла в старом жалком халате.
В отличие от нее, Луи уже успел принять душ и одеться, и каждый седой волосок на его идеальной голове лежал на своем месте.
Шарлотта заставила себя улыбнуться и помахала газетой.
— Вышла за прессой.
Она отступила к двери. Заметив, что на нем джинсы и фланелевая рубаха вместо привычной белой сорочки и широких брюк цвета хаки, она наклонила голову и нахмурилась.
— У тебя выходной?
— Сегодня и завтра. — Он скрестил пальцы. — Надеюсь, ничего серьезного не случится.
Шарлотта сдержала дрожь. Луи был детективом Новоорлеанского отдела убийств, и для него «серьезное» означало смерть.
— Пока Джудит вводит моего преемника в курс дела, — продолжал он, — я решил взять выходные.
— Преемник? Уже? Я думала, ты выходишь на пенсию в конце года.
— Так и есть, но конец года уже не за горами.
Как и мой день рождения. Шарлотта немедленно отогнала гнетущую мысль.
— Кстати, как там моя племянница? — Лучше думать о Джудит, чем о шестидесятилетии. — Не видела ее с прошлого воскресенья.
— Нормально. — Он пожал плечами. — Ей нелегко найти общий язык с новым напарником, но ты же знаешь… она сильная, выживет.
Выживет! Шарлотте не понравилось, как это прозвучало, но не успела она спросить Луи, что тот имел в виду, он перевел разговор на нее.
— Я рад, что застал тебя до отъезда, — сказал он, — ближайшие два дня буду работать на стройке, но мобильный при мне, если что — звони. На прошлой неделе наконец поставили крышу, так что теперь займусь отделкой. Если все пойдет по плану, я съеду до конца следующего месяца.
Шарлотта кивнула и пристально посмотрела на него.
— Что ты имел в виду под «выживет»?
Он сразу помрачнел и заговорил отрывисто:
— Да ничего такого, Шарлотта. Просто так говорят. Новенький отлично справится. Джудит отлично справится, — подчеркнул он. — Кроме того, руководство о нем высокого мнения.
Последнюю фразу он произнес с некой резкостью, что вкупе с выражением его лица могло означать все, что угодно.
— Перестань, Шарлотта. Не смотри на меня так и прекрати немедленно.
— Если с Джудит или с этим ее новым напарником что-то не так, я должна знать, так что это ты прекрати. Мы говорим о моей племяннице, которую я фактически вырастила. А мы оба знаем, что хороший напарник для офицера полиции — это вопрос жизни и смерти.
— С Джудит все будет в порядке, — произнес он медленно, со значением, будто обращался к двухлетнему ребенку. — У меня нет времени. У меня куча дел. И мне бы хотелось выбраться на дорогу еще до пробок.
Не дожидаясь ее возражений, он спустился по ступенькам и быстро направился к машине.
Несколько долгих секунд она стояла, не в силах двинуться с места, раздраженно наблюдая за отъездом Луи. Что-то не так, что-то, о чем он не хотел говорить. Каждый раз, когда мужчины не хотят что-то обсуждать, они бегут в туалет или просто — бегут.
Расстроенно покачав головой, Шарлотта вошла в дом. Подойдя к столу, она посмотрела на телефон.
— Надо позвонить Джудит и расспросить о новом напарнике. — Она посмотрела на клетку у большого окна. — Как думаешь, Милашка? Позвонить ей?
Маленький длиннохвостый попугай чирикнул и принялся скакать взад-вперед по жердочке, выкрикивая единственное известное ему слово:
— Дурак! Дурак!
— Да что от тебя толку. И перестань повторять это слово. Скажи лучше что-нибудь приятное. Например, «доброе утро» или «привет».
Не один месяц она потратила на то, чтобы научить глупую птицу разговаривать, но единственное слово, что он усвоил, даже не было заявлено в списке.
Ну давай, подумала она, снова взглянув на телефон. Только она собралась поднять трубку и позвонить племяннице, как часы над столом пробили шесть тридцать.
Шарлотта посмотрела на попугая и расхохоталась.
— Ты прав, дорогой. Надо быть дурой, чтобы звонить в такую рань.
Джудит наверняка еще спит.
Шарлотта прошла на кухню, налила себе кофе и села за стол. Она вынула из газеты пятничное развлекательное приложение и отложила, чтобы прочесть позже. Обычно она читала газету в течение дня, но всегда просматривала заголовки за первой чашкой кофе.
Расправив оставшиеся страницы, она начала с первой полосы. Ее внимание привлек заголовок в правом нижнем углу. Шарлотта замерла.
«Начинается отбор присяжных по делу о тройном убийстве Дюбюиссонов».
Она ждала этого, и все же черные буквы повергли ее в шок. Несколько секунд она завороженно смотрела в газету. Пять месяцев, прошедшие со дня скандального убийства Дюбюиссонов, растаяли как дым, не оставив в памяти ничего, кроме тех страшных событий.
Как видеопленка, жуткие воспоминания развертывались чередой непрерывных кадров. И она увидела все снова, начиная с того дня, когда узнала про убийство в доме клиентов, и заканчивая отчаянной схваткой со смертью, которая привела к поимке убийцы.
Только недавно кошмары отпустили ее. Лишь месяц назад наконец прошел страх смерти, который ей довелось пережить благодаря тесной связи с Дюбюиссонами.
Шарлотта содрогнулась. Когда все это случилось, ей повезло, что полиция не выдала ее имя прессе. На этот раз везения не предвидится. Сначала отбор присяжных, затем суд. И окружной прокурор непременно вызовет ее как свидетеля обвинения. Не только ее имя попадет в газеты, но ей придется пережить все заново, шаг за шагом, всю эту грязную, страшную историю.
— Чудесно, — пробормотала она, чувствуя, как тяжесть целого мира ложится на плечи. — То, что доктор прописал.
Теперь, помимо дня рождения, предстояло пережить еще кое-что, не менее страшное.