Что значит быть политеистом? Ответ на этот вопрос во многом зависит от культурной принадлежности: даже представители коренных народов, живущих по разные стороны океана ответят по-разному, не говоря уже о тех политеистах, которые не имеют отношения к аборигенным племенам и не причастны к непрерывной традиции, идущей от далеких предков. Однако выслушать чужую точку зрения всегда полезно, даже если вы с ней не согласны: проанализировав причины этого несогласия, можно узнать кое-что новое и неожиданное о своих собственных убеждениях. Кроме того, политеизм — это лишь часть широкого спектра возможностей, и важно понимать, что представляет собой этот спектр в целом. Начнем с определений. Если все эти термины вам уже знакомы, просто пропустите несколько страниц и читайте дальше.
Атеизм: вера в то, что никакой самосознающей силы управляющей мирозданием или влияющей на него каким-то доступным пониманию образом, не существует. Некоторые из тех, кто разделяет это убеждение предпочитают называть себя агностиками, а не атеистами, обычно подразумевая под этим, что на данный момент остаются неверующими, но не отрицают возможности, что в будущем появятся какие-нибудь «неопровержимые доказательства», и тогда они уверуют. Язычнику следует относиться к атеистам терпимо, потому что один из принципов нашей системы верований гласит: наши боги не нуждаются в защите. Если боги захотят, чтобы какой-нибудь определенный человек увидел и услышал их, они устроят это сами. А если ничего подобного не происходит, то, быть может, человеку в этом конкретном воплощении просто не нужно идти путем веры, или, допустим, важно, чтобы он обрел веру самостоятельно и остаться неверующим для него лучше, чем принять религию, навязанную со стороны. Возможны и другие причины. Кроме того, есть еще один важный нюанс: требовать от человека, чтобы он поверил в какого бы то ни было бога, который никогда не говорил с ним лично, — это по меньшей мере невежливо. Наши боги не желают, чтобы людей привлекали к ним насильно, и не нуждаются в миссионерстве. Атеизм следует рассматривать как совершенно разумную реакцию на отсутствие личных контактов с Божественным и отсутствие внутренней потребности в таковых.
По процентной доле сознательных атеистов в своих рядах современное неоязычество далеко опережает все известные религии, кроме буддизма. Причины, по которым многие приводят в нашу религию, весьма и весьма далеки от религиозных. Одни неоязычники ищут такую веру, которая будет поддерживать ценности, не признанные другими религиями, — например, индивидуализм, или борьбу за охрану окружающей среды, или экологически безопасный образ жизни, или равные права для всех людей, или феминизм, или сексуальную свободу. Другие стремятся воссоздать традиции своих предков, третьих интересует историческая реконструкция в целом, четвертых привлекает декоративная и театральная сторона различных обрядов и ритуалов. Иные приходят в неоязычество через магическую практику в рамках языческих и неязыческих мистериальных традиций, причем многие из этой категории «клюют» на чисто внешнюю атрибутику и церемониал. Некоторых попросту вербуют супруги или партнеры. Некоторые столкнулись с паранормальным опытом и ищут стороннего подтверждения его значимости. Некоторых неоязычество привлекает лишь как «субкультура» со своими особыми ценностями и модными веяниями, но не как религия. Некоторые пытаются бунтовать против массовых религий и находят неоязычество достаточно эпатирующим, чтобы родители пришли в ужас. Наконец, кое у кого язычество как практика находит в душе достаточно сильный отклик, но при этом они не чувствуют себя обязанными верить во все те силы и сущности, которых призывают в ритуалах. Так или иначе, каковы бы ни были причины, на любом сколько-нибудь многолюдном собрании язычников, ритуале или семинаре доля людей, не уверенных в объективном существовании тех богов, которым поклоняются остальные, будет довольно значительной.
Те, кто задает тон в мире современного язычества, реагируют на эту ситуацию по-разному. Одни тщательно избегают любых выражений, за которыми можно усмотреть принуждение читателей или слушателей к вере в богов, — тем паче что религиозная агитация в большинстве современных языческих групп считается крайне бестактной и все, что хоть мало-мальски на нее смахивает, вызывает всеобщее осуждение. Другие отказываются идти на уступки и не стесняются заявлять о своей вере в богов и духов; поступать иначе, с их точки зрения, — все равно что служить христианскую литургию, отрицая существование Иисуса и Яхве.
Монотеизм: вера в то, что существует лишь одно-единственное божество. Никаких других богов не существует, а все прочие духи — либо мелкие сущности, не дотягивающие до божественного статуса, либо некие иллюзорные явления. Это определение монотеизма отличается от изначального, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что Библия осуждает поклонение другим богам, кроме Яхве, причем в таких выражениях, из которых явствует, что для авторов текста эти другие боги существовали в действительности. В изначальном определении монотеизм был ближе к генотеизму — более современному понятию, которое мы рассмотрим следующим пунктом. Монотеисты не могут прийти к согласию даже по вопросу о богах других монотеистических традиций: одни считают что все монотеисты поклоняются одному и тому же богу, хотя и по-разному, другие — что единый бог признает только одну форму поклонения (разумеется, ту, которой придерживаются они сами), а все прочие монотеисты служат «ложным богам». Современный монотеизм по самой своей природе конфликтует с политеизмом, поскольку утверждает, что реален только его единый бог, а всех остальных богов, которых почитаем мы, в действительности не существует. У каждого человека есть свои субъективные причины верить именно в то, во что он верит, но монотеиста, не испытывающего перед политеизмом острого ужаса, иногда удается осторожно подвести к более разумной (по нашему мнению) практике генотеизма.
Генотеизм: вера в то, что богов может быть много, но сам верующий призван взаимодействовать только с одним из них. Как сказал мой знакомый либеральный христианин, «я знаю, что богов на свете много и выбор огромен; я не сомневаюсь, что все они по-своему велики и достойны, но меня призвал Плотник, и он предпочитает, чтобы я полностью сосредоточился на нем одном». Здравомыслящий генотеист не стремится принизить других богов, чтобы оправдать свою сосредоточенность на одном божестве. Более того, разумный и искренне верующий генотеист способен узнать в любви других людей к своим богам чувство, хорошо знакомое ему самому. Он чувствует себя уверенно на собственном пути и, в то же время, уважает пути других верующих.
Генотеизм может развиваться и на почве политеизма. В некоторых политеистических религиозных традициях (например, в некоторых направлениях индуизма) верующие нередко посвящают себя какому-либо одному божеству из пантеона и обращаются во всех случаях только к нему. При этом человек не теряет почтения к другим богам. Он по-прежнему считает других богов достойными поклонения и может участвовать в посвященных им коллективных обрядах (например, на праздниках в честь этих божеств), но сам по себе не стремится ни к кому, кроме единственного избранного бога. В подобных случаях человек начинает воспринимать это избранное божестве не столько как «покровителя того-то и того-то», сколько как «покровителя всего на свете, слегка окрашенного склонностью к тому-то и тому-то». Во всех областях своей жизни — в делах, связанных со здоровьем и деньгами, с любовью и плодородием, с войной и удачей, — он ожидает советов и помощи только от избранного божества, вместо того чтобы обращаться к различным богам, выполняющим разные функции. И поскольку такой подход, по-видимому, себя оправдывает, можно предположить, что человек, посвятивший себя одному божеству настолько полно, постигает некие его скрытые стороны и свойства, не бросающиеся в глаза менее усердным служителям.
(Не исключено также, что многие генотеисты выходят на более «высокую» и, следовательно, более универсальную октаву своего избранного божества, более безличную, но не столь узко специализированную. Об октавах божеств мы поговорим подробнее в одной из следующих глав.)
Я пришел к генотеизму от политеистического мировоззрения. Я годами поклонялся самым разнообразным божествам, но в один прекрасный день мои отношения с одним из этих богов, Фрейром, углубились и приняли такую форму, которую мне как политеисту на тот момент понять было нелегко. Раньше Фрейр виделся мне лишь одним из множества богов, каждый из которых обладал своими особыми свойствами. И вдруг я осознал, что Фрейр стал для меня просто Богом, Богом вообще. Богом всего Мира, Богом всей Жизни, Богом Тела, Богом Солнца, Богом Дождя, Богом Деревьев… Богом всего на свете. Я знаю, что многие из тех ролей, которые я приписываю Фрейру, «на самом деле» принадлежат другим богам, но это знание — чисто рассудочное.
Я не чувствую Тора в дожде, Сунну — в солнце или Лаувейю — в деревьях. Во всем этом я чувствую только Фрейра — как и во всем остальном.
Ну, или почти во всем. Да, мой Бог — Фрейр, но я не считаю его «Единым Богом» в том смысле, какой вкладывают в это выражение монотеисты или пантеисты. Он по-прежнему обладает для меня особыми чертами личности и особыми атрибутами, у него остаются свои особые предпочтения, и наряду с явлениями, в которых он есть, существуют и явления, в которых его нет.
Это значит, что на свете существуют некоторые предметы и силы, которые я связываю с другими богами, но все эти вещи, за несколькими считанными исключениями, не имеют для меня духовной ценности или глубины. Других богов я воспринимаю так же, как и любой политеист, но не стремлюсь иметь с ними дело. Моего Бога среди них нет.
Изредка можно воззвать и к другому божеству, если требуется чисто практическая помощь в делах, непосредственно попадающих в его сферу влияния (так, например, лавочник-генотеист, служащий Шиве, может попросить Лакшми, чтобы та привела к нему побольше покупателей, а служительница Артемиды может обратиться к той же богине с просьбой помочь ее подруге найти подходящего мужа). Но все духовные потребности общего рода, ради которых люди, собственно, и встают на путь поклонения богам, полностью удовлетворяет избранное божество-покровитель.
Метафорически можно представить это так: допустим, вам ежедневно требуется три-четыре совета. Вы можете обращаться к трем-четырем различным специалистам, а можете просто всякий раз звонить родителям и спрашивать совета у них. Пусть они и не специалисты, но они — ваши родители. Вы знаете, что они внимательно выслушают вас, примут ваши проблемы близко к сердцу и сделают для вас все возможное, потому что вы им не чужой. (Если у вас плохие отношения с родителями, можете подставить на это место «лучшего друга», «мужа» или «жену»).
Если они не будут знать ответа на ваш вопрос, то могут даже сами обзвонить своих знакомых и выяснить то, что вас интересует, — тогда как специалист едва ли станет делать что-то подобное для клиента без дополнительной платы. Но все-таки изредка придется обращаться и к специалистам — если обнаружится, например, что мама и папа ничего не смыслят в ловле рыбы нахлыстом.
Вот примерно так и выглядят отношения с богами для генотеистов политеистического толка. Мы воздаем почести другим богам в групповых обрядах и от случая к случаю обращаемся к ним как к «специалистам», но наше избранное божество избрано не без причины. Каждый из нас связан со своим божеством-покровителем особыми узами близости и родства, и оно для нас всегда остается на первом месте.
Пантеизм: вера в то, что божественных форм и образов может быть множество, но все они суть части единого великого Бога. Некоторые пантеисты рассматривают как частицы этого Бога всех живых существ вообще, утверждая, что каждый из нас причастен Ему не в меньшей мере, чем любая божественная форма, и что любое антропоморфное божество, наделенное личностными качествами, — всего лишь одна из бесчисленных масок этой универсальной Божественной Силы. Один человек выразил это убеждение так: «Божественная сила — как драгоценный камень со множеством граней. В каждый данный момент видна лишь та ее грань, которой она повернута к свету, но все эти грани — части единого целого, неразрывно связанные между собой Они только кажутся отдельными. А по-настоящему реально и по-настоящему важно только целое». Впрочем, иногда пантеисты признают, что некоторые люди могут добиваться более удовлетворительных с эмоциональной точки зрения (и более эффективных — с точки зрения практической) результатов, обращаясь с этими масками Единой Высшей Сущности так, «как если бы» те были совершенно самостоятельными божествами.
Пантеизм может до некоторой степени сосуществовать с политеизмом в рамках одной картины мира, но перестает себя оправдывать, как только возникает необходимость обращаться с богами и духами как с полноценными индивидами, преследующими свои особые (нечеловеческие) цели. Он удобен для тех, кто не поддерживает с богами близких отношений или воспринимает богов и духов как некие абстракции, но начинает создавать проблемы в тех редких случаях, когда к пантеисту решает обратиться какой-нибудь совершенно конкретный бог. Я сказал «редких», потому что боги, как показывает мой опыт, не считают пантеизм чем-то оскорбительным. Они, насколько я понимаю, придерживаются позиции «каждому — свое», и если кто-то полагает, что богов как отдельных личностей не существует, то они обычно и не пытаются установить с ним настолько близкие отношения, чтобы он в этом разубедился. Впрочем, среди «жестких» политеистов бытует мнение, что боги и духи обижаются, когда их смешивают или отождествляют с другими богами, и что ни один бог не проявится в полной мере для того, кто не верит в него всей душой как в самостоятельную сущность и не обращается к нему соответственно. Для пояснения этой позиции нередко используют такую метафору: «Представь, что я должен тебе десять баксов. Ты приходишь стребовать долг, а я тебе говорю: все человечество — одно целое, так что отдам-ка я лучше эти десять баксов Бобу. Ну и как тебе это понравится?»
Из последующих глав, где речь пойдет о различных октавах божеств, станет понятно, что богов можно воспринимать по-разному: как в совершенно самостоятельных и человекоподобных ипостасях, так и в гораздо более неопределенных и менее антропоморфных. И где-то на вершине этой лестницы октав политеизм сливается воедино с пантеизмом. Зачастую такой подход называют «мягким политеизмом» — в противоположность «жесткому», последователи которого работают с богами только как с отдельными индивидами. Некоторые «жесткие» политеисты протестуют даже против квазипантеистического объединения частных, специализированных ипостасей божеств (таких, например, как Афродита Генетрикс и Афродита Порна или скандинавский Один и германский Бодан): они полагают, что каждая божественная форма — совершенно отдельная сущность, заслуживающая того, чтобы с ней обращались как с полноценной самостоятельной личностью. Можно быть «мягким» политеистом в теории, на уровне мировоззрения, но «жестким» — на практике, потому что иногда именно такой подход оказывается наиболее эффективным. Например, некоторые мои знакомые язычники-генотеисты придерживаются «жестких» политеистических установок в групповых ритуалах, посвященных различным богам, но при этом чувствуют, что их божество-покровитель желает, чтобы они воспринимали Его или Ее в более пантеистическом ключе — как универсальную связь со Всем Сущим. При этом избранный бог или богиня не утверждает, что политеистическое мировоззрение неверно в принципе, — просто данному человеку в данный период времени нужно смотреть на вещи иначе.
Панентеизм: разновидность пантеизма, предполагающая веру в то, что все сущее — часть Бога, который, однако, присутствует не только в мире, но и вне его, как сторонняя сила, и не сводится к сумме божественности, заключенной во всем сущем. Как выразил эту мысль один священник, «Бог — океан, а мы — лишь рыбы в этом океане. Бог гораздо больше, чем сумма божественности всех рыб». Это еще одна альтернатива монотеизму, к которой могут обращаться некоторые последователи традиционных монотеистических религий. При этом панентеист — в зависимости от своих общих религиозных убеждений — может рассматривать отдельных богов политеизма либо как различные грани этого «внешнего» Бога, либо как некие чисто иллюзорные явления.
Анимизм: вера в то, что собственным духом/душой наделены не только все живые существа, но и все объекты природного мира и даже некоторые рукотворные вещи. Анимизм может быть как политеистическим (все духи самостоятельны, и каждый обладает своей особой личностью), так и пантеистическим (все духи — лишь частицы универсальной энергии, окрашенные в различные тона). Анимистического мировоззрения придерживаются очень и очень многие (хотя и не все) политеисты, особенно те, которые следуют достаточно древним коренным традициям и/или работают не только с богами, но и с разнообразными младшими духами.
Архетипизм: разновидность атеизма, интерпретирующая божественные архетипы либо как психологически значимые внутренние структуры, полезные для духовного самосовершенствования, либо как различные оттенки универсальной энергии, с которой можно работать в целях накопления личной силы. Некоторые архетиписты (например, многие психологи-юнгианцы) могут признавать за богами и духами лишь «бытование» в субъективном мире, а не объективное бытие. Многие из тех, кто рассматривает богов как «энергетические конструкты», утверждают, что последние создаются искусственным путем за счет человеческой веры и исчезают, как только люди перестают в них верить. Кое-кто из архетипистов, не признающих объективного бытия богов и духов, тем не менее, полагает, что многим людям полезно «делать вид, как будто боги существуют», потому что их «внутренний ребенок» или бессознательное по-прежнему верит в чудеса и всяких «вымышленных» существ, а потому выдает ценный эмоциональный отклик на ритуалы. Чаще всего архетипизм встречается на стыке неоязычества с популярной психологией и духовными учениями в стиле «нью-эйдж», хотя приверженцы последних нередко тяготеют и к пантеизму. Один политеист сказал, что общаться со священным архетипом божества — это все равно что «стоять в его тени», и с политеистической точки зрения это не лишено смысла. Правда, стоять в тени божества — это совсем не то, что прикасаться к божеству по-настоящему… но для некоторых людей именно такая степень близости наиболее комфортна, и в этом нет ничего плохого.
Если архетипизм вторгается в политеизм напрямую, возникают серьезные проблемы: хлопот от него оказывается куда больше, чем от старого доброго атеизма. А виной всему, опять-таки, укоренившееся среди политеистов представление о чрезвычайной обидчивости богов. Не верить в бога только потому, что вы никогда не сталкивались с ним лично, — это одно дело, и это вполне понятно и объяснимо. Но утверждать, что вы лично встречались с божеством, которому поклоняются другие люди, и что на самом деле оно — всего лишь некое орудие или энергетическая форма, искусственно созданная людьми ради определенных целей, — это уже совсем другая история. С точки зрения «жесткого» политеиста, сторонники такого подхода недалеко ушли от социопатов: реальные, родные и любимые Личности в их понимании сводятся всего лишь к объектам эксплуатации.
Здесь я позволю себе еще раз предостеречь политеистов от чересчур эмоционального подхода к проблеме и напомнить им, что наши реальные, родные и любимые боги не нуждаются в защите. Во-первых, они все-таки боги со всеми вытекающими из этого последствиями, так что эксплуатировать их подобным образом человеку не по зубам. Во-вторых, наши боги хоть и не всеведущи, но все же далеко превосходят нас возрастом, мудростью и опытом. Они прекрасно понимают, что человек не признающий их существования, наверняка не стремится оскорбить их сознательно. В-третьих, по моему личному опыту, нашим богам обычно и дела нет до архетипистов и до того, что творится у них в голове. Напомню, опять-таки: если бы боги захотели их переубедить, они нашли бы способ.
Однажды группа архетипистов арендовала поле на моей ферме для своего ритуала. Они держались вежливо и не сорили, так что я пустил их без особых опасений. Все из той же вежливости они пригласили меня поучаствовать и дали мне текст ритуала. Читая этот глубоко архетипистский текст, пестрящий приказами богам исполнить то-то и то-то и грубыми отождествлениями совершенно не схожих между собой божеств из самых разных культурных традиций, я засомневался, стоит ли мне участвовать. И тотчас же от моей божественной покровительницы пришел ответ: «Нет». Я удивился и спросил, считает ли Она этот ритуал оскорбительным для Себя или для других богов. «Нет, — ответила Она. — Они просто ничего не понимают, так что пусть их. Но ты-то понимаешь. И из твоих уст эти слова прозвучали бы оскорблением».
Некоторые языческие теологи и социологи подразделяют «традиции» (или то, что приверженцы других религий назвали бы «сектами» или «деноминациями») неоязычества на пять основных категорий: традиционная британская Викка, современная Викка, традиции, производные от викканских, реконструкторские школы и традиции, производные от реконструкторских. Из всех перечисленных направлений к политеизму более всего склонны реконструкторы — группы, стремящиеся воссоздать древние политеистические религии отдельных культур (например, Асатру и скандинавские реконструкторы работают на базе скандинаво-германской культуры, «Religio Romana» воссоздает дохристианскую религию Древнего Рима, «Эллинион» — религию Древней Греции, «Кемет» — древнеегипетские традиции). Традиции, производные от реконструкторских, действуют в более широком диапазоне — от крайнего политеизма до некоей неопределенной смеси политеизма с пантеизмом, — но при этом, как правило, не ограничиваются какой-либо одной культурой или пантеоном.
Маргариан Бриджер и Стивен Хергест в своей статье «Языческий деизм: три точки зрения» представляют (впрочем, исключительно в рамках викканской парадигмы) политеизм, пантеизм и архетипизм как три вершины треугольника, располагая между каждыми двумя из этих вершин целый спектр «гибридных» верований. Согласно такой классификации некоторые язычники попадают в промежуток между политеизмом и пантеизмом (иногда воспринимая богов как отдельные сущности, а иногда — нет, в зависимости от обстоятельств и в различной степени), а некоторые — между пантеизмом и архетипизмом (полагая, что боги порождены нашим сознанием, но допуская, что за этими мыслеформами иногда может стоять некая божественная сила). Архетипизм и политеизм разделены более широкой дистанцией, и представить себе нечто среднее между двумя этими позициями — «максимально атеистической» и «максимально теистической» — гораздо труднее. Бриджер и Хергест останавливаются на гипотезе о том, что в этот промежуток попадают люди, которые ухитрились установить тесные и глубоко личные отношения с божественными мыслеформами, не веря в их реальность. У комментаторов этой классификации встречается предположение, что отрезок между архетипизмом и политеизмом занимают люди, верящие в богов, но при этом убежденные, что «сущность», с которой они взаимодействуют в своей духовной практике, — это лишь искусственное порождение человеческого сознания, условно связанное с соответствующим божеством, а не манифестация этого божества как такового.
В среде неоязычников время от времени возникают конфликты и споры по поводу той или иной из вышеперечисленных разновидностей веры. Отчасти это связано с попытками отстоять общепринятую ныне среди язычников (хотя и выраженную в разных группах в различной степени) позицию религиозной терпимости, но отчасти — еще и с тем, что языческая теология и компаративистика в контексте нашей религии еще не вышли из пеленок, не привлекли сколько-нибудь серьезного внимания сторонних исследователей и не удостоились сравнительного анализа в работах солидных межконфессиональных теологов. Но первые признаки взросления нашей религии уже налицо, и со временем, по мере численного роста неоязычников и появления более глубоких исследований и дискуссий, эта ситуация неизбежно изменится. Признаться честно, я жду этого с нетерпением. Из всей этой семейки верований именно политеизм — самый сложный объект для серьезного теологического анализа, но это не значит, что его нельзя исследовать основательно, красиво и со всей любовью и уважением, которых он заслуживает.