Что такое любовь?

Формула первая: «Без тебя я не могу жить!»

Любовь в первую очередь жизненная потребность – потребность человека в человеке ради того, чтобы жить по-человечески.

Родившееся на свет дитя уже нуждается не только в пище и тепле, но и в любви своей матери (хорошо бы и отца!), нуждается в общении, основанном на любви. Равнодушие матери, кормление без ласки и нежности порождает даже у новорожденной обезьянки, вскормленной не обезьяной-мамой, а технически сконструированной кормилкой – грудью, холод в душе, лишает ее способности в будущем испытывать чувство материнской любви. Это доказали сегодня ученые.

Мальчикам и девочкам, воспитанным равнодушной матерью, неспособной испытывать чувство тепла в ладонях своих, грозит во взрослой жизни опасность постигнуть только сексуальные желания, но не чувства нежности и любви – так полагают сегодня многие психологи. В объятиях такого мужчины будет несчастна нежная, жаждущая тепла и защищенности женщина, которой не дано растопить холодный лед в душе возлюбленного мужчины, не понимающего, чего, собственно, хочет от него сексуальная партнерша, желание к которой он испытывает в избытке. «Все бабы – дуры» – скажет он себе в конце концов, и пойдет искать по свету ту, которая не претендует на какую-то непонятную, вовсе не существующую, дурацкую «любовь».

Если уже в начале жизни убита в человеке потребность в любви, если ее не лелеяли и не развивали нежным воркованием у постели ребенка, если сладкими поцелуями не покрывали беспомощное тельце, не брали, чтобы утешить, ребенка на руки, словом, если не удовлетворяли первейшую жизненную потребность ребенка в человечном общении, то порождаются на белый свет легионы людей – мужчин и женщин, – лишенных способности чувствовать потребности другого человека как свои собственные, ощущать чужую боль как свою, радость другого как свою собственную. Потому что с детства приучался такой человек эмоционально обходиться без других, научился выживать в душевном одиночестве как нормальном своем бытии. Спасал такой несчастный человек свою физическую жизнь ценой очерствения собственной души. Не случайно даже некоторые первобытные племена уже знали: настоящего, агрессивного воина, сеющего смерть, можно вырастить, только если отнять его у матери, а взрослым лишить женщины. Неприкаянные, бродят такие люди среди людей, холодные и равнодушные, возбуждаясь часто только в состоянии агрессии, сеющие не радость жизни, а опасность смерти.

Любовь потому и нужна людям для человеческой жизни, что она антипод смерти, она – сила, рождающая жизнь, преодолевающая омертвление души.

В этом одна из тайн любви.

Конечно, любовь не единственная жизненная потребность людей.

Чтобы жить, людям надо производить пищу, одежду, строить жилище, производить на свет других людей, формировать между ними определенные отношения. И если во всех людях убить потребность производить необходимые им условия их жизни – пищу, одежду, потомство, – то кончится человеческая жизнь.

Равно, людям, чтобы жить необходимы другие люди, общество в целом. Не могут люди жить в гордом одиночестве – один на одном необитаемом острове, другой на другом; жить без общения друг с другом, посредством которого они делятся (добровольно или насильственно) пищей, одеждой, жилищем, знаниями, чувствами, идеями, опытом. Без потребности в общении люди на земле тоже вымрут, все до одного.

Любовь как жизненная потребность вбирает в себя лишь определенные грани потребностей в производстве на свет людей и потребности общения между ними. Но вместе с тем любовь проникает любовными отношениями во все сферы жизни людей – индивидуальной и общественной. Она вездесуща, хотя и не всеохватывающа. Но именно поэтому она может стать единственной целью жизни какого-то конкретного человека, даже многих людей – многим мужчинам хотелось бы, чтобы так было у всех женщин. Но любовь не может стать единственной целью жизни всего человечества, всех людей на земле, потому что человечных целей у людей гораздо больше, чем только счастливая любовь мужчины и женщины.

Любовь – жизненная потребность, но не единственная. И это следует знать. Особенно тем, кто впервые вступает на зыбкую почву самых сладостных и самых горестных из человеческих отношений, существующих между людьми.

Любовь – жизненная потребность, а потому потребность сильная, а главное разносторонняя, в чем мы убедимся в дальнейших своих рассуждениях о любви и в поисках ее «формул», по которым ее можно узнать и отличить от «нелюбви».

Но сперва проверим себя, действительно ли ощущают любящие свое чувство любви как жизненную потребность, и как, какой «формулой любви» чаще всего это откладывается в их сердцах.

В скобках заметим, что ученые обычно называют жизненные потребности витальными (от латинского слова – жизнь), и в дальнейшем мы не станем нарушать это установившееся научное правило.

Каждому, кто хоть раз любил, нетрудно обнаружить, что на уровне витальных потребностей у любящих возникает чувство, отражающееся в сознании в виде четкой и щемящей формулы: «Без тебя я не могу жить!»

Любящий человек, чтобы жить, выжить, не умереть нуждается не только в пище и воде, и не только во всем обществе в целом, но и в ком-то одном, единственном человеке, кого он любит.

На уровне витальных потребностей человек любящий не то добровольно могилу себе роет, не то спасательным кругом запасается – это как у кого в жизни получится.

Без Джульетты Ромео жить не мог. Отелло убил себя, ибо мертва была Дездемона. А герой фильма «Романс о влюбленных» шел сквозь лед, без пищи и огня к любимой, ибо верил: без него она жить не может.

Ф. Энгельс, знавший толк в женщинах, подчеркивая силу человеческой любви, измеряющую любовь жизнью и смертью, писал: «…сила и продолжительность половой любви бывают такими, что невозможность обладания и разлука представляются обеим сторонам великим, если не величайшим несчастьем; они идут на огромный риск, даже ставят на карту свою жизнь, чтобы только принадлежать друг другу…» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 21, с. 80].

Витальная потребность выражается в любви в горячем желании любящих жить друг для друга, быть вместе. Формы реализации желанного «вместе» могут быть различными, это доказала история не одной любви. «Вместе» – порой не обязательно под одной крышей. Жили, например, в разных домах знаменитая мадам Рекамье и писатель Шатобриан, и любили друг друга до гроба. «Вместе» – не обязательно в одном городе, так любили друг друга Бальзак и мадам де Берни, встречаясь не каждый день, но любя друг друга долгие, долгие годы. В Москве – она, в Ялте – он: так, любили Чехов и Книппер-Чехова. «Вместе» – не обязательно порою в одной и той же стране, но сегодня пока обязательно хотя бы на одной планете: быть друг для друга, знать друг о друге – мы вместе. Само наличие любимого существа, возможность жить друг для друга при самых порой различных конкретных формах осуществления любовного «вместе» создает у любящих ощущения радости жизни, прилива сил, понимания смысла своей жизни.

Не может любящий жить без любимого – так это чувствуется, если любовь.

Однако «Без тебя я не могу жить» – в любви только ощущение, и оно вовсе не обязательно ведет к роковому концу – смерти как исходу любви, если приходится «жить без тебя». Выживают любящие, несмотря на мощное «не могу!». Но чувство все равно бьет в набат на весь мир, «Без тебя я не могу жить!» И так до самой смерти, пока жива любовь.

На страницах журналов и с экрана телевизора нередко встречается и такая формула любви – «Любовь, это когда жизнь другого тебе дороже своей собственной». Слов нет, любящие действительно часто испытывают именно такое чувство, особенно в начале своей любви. Да и в материнской любви много подобного самопожертвования, когда «все для тебя, а мне ничего не нужно». Думаю, однако, что предлагаемая формула все же лик не гармоничной, а скорее жертвенной любви, на алтарь которой любящие готовы положить самих себя. При такой установке любящие ожидают от себя полного забвения собственных потребностей жизни, полной отдачи своей жизни другому, растворения в нем. И даже если в идеале такая жертвенная духовная установка предполагается у обоих любящих, все же полное забвение собственных интересов во имя интересов другого не может быть действительным условием саморазвития и самореализации каждого из любящих.

До поры до времени двое любящих, конечно, вполне могут быть счастливы на основе взаимных добровольных жертв, во имя счастья другого, и не стоит клясть такой период любви, если любящие довольствуются им. Но тем не менее неудовлетворенная потребность в самореализации, если жертв приходится приносить все больше и больше, станет источником недовольства и раздражения у одного, а возможно и у обоих любящих, скованных любовным союзом.

Кроме того, для многих людей, реалистически оценивающих и уважающих собственные потребности, жертвенная любовь изначально не может принести счастья, и они станут избегать ее во имя собственного блага. Но установка «Любовь, это когда жизнь другого тебе дороже собственной», – утвердись она общественным стереотипом, – вызовет у таких людей ненужные сомнения в собственной способности к действительной любви. Ни у кого, конечно, не надо отнимать права на жертвенную любовь, но никому не стоит и навязывать ее как образец истинной любви. От принесения себя в жертву во имя любви, по моему, веет дымком тех далеких погребальных костров, в пламени которых сжигали вместе с мертвым мужчиной и его живых жен.

А потому я за формулу гармоничной любви – «Без тебя я не могу жить!». Но обязательно стоит мысленно добавить: «Но если придется жить без тебя – выдюжу». Последнее остается на уровне сознания, как спасательный круг, которым пользоваться вовсе и не надо, пока живо чувство любви, но к которому придется прибегнуть, если корабль любви наткнулся на риф.

Ведь любовь – это потребность жизни, а не отчаянный зов смерти. И такой она останется, коль скоро она счастливая, гармоничная любовь мужчины и женщины.

Диалектику непростой сущности любви выразил непростыми словами Гегель: «Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом „я“, однако, в этом исчезновении обрести самого себя и обладать самим собой».

Всю глубину этой мысли мы, может быть, постигнем, когда продолжим дальнейшие поиски формул гармоничной любви. А пока продолжим наши рассуждения и попробуем сравнить чувство любви, дружбу, легкую связь и брак без любви, используя формулу «Без тебя я не могу жить!» как отражение витальной потребности у обоих любящих.

Такое сравнение поможет отличить любовь от других парных форм общения между мужчиной и женщиной, которые встречаются в жизни не реже, чем любовь.

На уровне удовлетворения витальных потребностей обнаружится первая линия разграничения любви от не-любви. В других парных формах общения между мужчиной и женщиной витальные потребности столь оголенно и неистово знать о себе не дают.

Так, при дружбе лиц разного пола друзья, как бы они ни были привязаны друг к другу, изначально ощущают, что друг без друга жить они могут, если судьба ими так распорядится. Разлука друзей, при всей горечи и печали, не вызывает чувства жизненной катастрофы.

А легкая связь мужчины и женщины – именуемая сегодня «секс», при которой оба знают, а порой даже откровенно заранее договариваются – о любви и речи быть не может – такая легкая связь тем порой и бывает притягательна, что в сердцах обоих звучит весьма веселая песенка: «Без тебя я жить могу, тра-ля-ля!» У легкой связи нет жизненных капканов, хотя иной, быть может, даже слезу прольет потому, что может жить без другого и никак не испытывает тех чувств, о которых стонут поэты. Однако, факт остается фактом – двое, соединенные только сексом, осознают: друг без друга они в конце концов вполне обойдутся. И может быть именно поэтому в легкой связи у партнеров редко возникает ощущение единственности, внутренняя потребность в верности, чувство принадлежности друг другу.

На свете живет немало людей, которым такие отношения по вкусу, или «по росту». То ли характер у них такой, то ли форма защиты от пережитого такая, но именно на легкую сексуальную связь они более всего и ориентированы. Поэтому и здравствует легкая связь наряду с любовью и дружбой в жизни людей. И с ней придется сравнивать гармоничную любовь, поскольку легкая связь сегодня одна из распространенных разновидностей парных форм общения между мужчиной и женщиной. И сколько бы мы ее ни гнали и ни кляли, сколько бы на нее ни закрывали глаза, или громогласно ни вытаскивали бы на белый свет, всячески позоря или вознося, – она есть, даря людям радость, и нам придется иметь ее ввиду.

Кроме легкой связи, при которой двое регулярно или одноразово встречаются, не накладывая на себя особых обязательств и не заводя детей, существуют в жизни и отношения брака без любви. Поженились, притерпелись, народили детей и продолжают жить друг с другом под одной крышей. Спокойно живут, или ссорясь – это уж как у кого получится. В отношениях брака без любви витальные потребности подключены и даже удовлетворяются, но не в той мере, как в любви. Нет в браке без любви щемяще пронзительного ощущения невозможности жить друг без друга. Это чувство, как правило, возникает только по отношению к детям. Формула «Без тебя я не могу жить!» обращена, по сути, к ним и связывает обоих родителей угрозой потери ребенка. Друг без друга родители, в общем, вполне обойдутся, а вот без детей – нет. В браке без любви, таким образом, тоже есть любовь, но не мужчины и женщины, а – родителей к детям. И эта любовь связывает двоих тысячью жизненных нитей, бытовых и духовных, хозяйственных и психологических, даже порой создавая иллюзию невозможности жить друг без друга, особенно если отсутствие любви не осознается.

Брак без любви – способ жизни, примеров которому миллион. И с браком без любви тоже придется сравнивать любовь.

Выведенная формула любви на уровне витальных потребностей дает определенную возможность взглянуть и на различия видов любви у разных людей. Так, эгоистически ориентированные люди превратят «Без тебя я жить не могу» в самые различные действия, направленные на подчинение жизненных потребностей любимых своим собственным, вплоть до терроризирования своих избранников. Разве редки ситуации, когда, исходя из чувства любви, не оставляют любимых в покое, следуют за ними по пятам, постоянно, ежесекундно пытаются быть вместе, совершенно не учитывая жизненных потребностей своего партнера, нуждающегося, как и все люди, например, в часах одиночества. В свою очередь, утрированно альтруистически ориентированная личность нередко превращает «Без тебя я не могу жить» в готовность полностью растворить собственные жизненные потребности в потребностях своего любимого, даже тогда, когда последнему это вовсе не нужно. «Что тебе надобно, любимый?» – вопрошает молча или вслух готовая выполнить роль золотой рыбки любящая женщина, напрочь забывая, – правда, до поры до времени, – что и ей самой тоже немало надобно. Но это уже из области негармоничной любви, о чем речь пойдет ниже.

«Без тебя я не могу жить!» – так осознается чувство возникшей любви обоими любящими, если любовь обоюдна и если она гармонична. По этой формуле многие люди сегодня тысячу раз проверяли себя в «любит – не любит», «люблю – не люблю». Открытий я не делаю, просто обращаю внимание на то, что большинству любящих ясно и так. А коль скоро это действительно так, то одну из всеобщих формул любви мы нашли. Нашли то, что годится всем, кто любит и любим. А к этому мы и стремились.

Необходимо, однако, заметить, что первая формула и самая всеобъемлющая, и недостаточно конкретная. Дело в том, что потребности жизни, из которых мы вывели первую формулу любви, сами являются исходным основанием, от которого веером расходятся более конкретные потребности людей, удовлетворение которых необходимо им для жизни. А жизнь человечества и каждого отдельного человека бесконечно многогранна, исторически меняется, да и у отдельного человека претерпевает существенные изменения на протяжении всей его жизни. И в этом хаотическом порядке жизни, переплетясь со всеми нитями, связывающими одних людей с другими, существует тугой клубок межличностных отношений общения между мужчиной и женщиной – гордиев узел любви.

Его-то мы и хотим распутать, ухватившись в клубке жизни за ниточку общения. И пусть именно она ведет нас теперь к тем потребностям, которые заставляют людей искать общения вообще, в том числе и общения глубоко интимного, очень личностного, общения между мужчиной и женщиной, в волнах которого рождается Афродита – богиня любви.

Многие ученые бьются сегодня над проблемами выявления и классификации всеобщих потребностей людей, и потребностей общения в частности. При этом сегодня каждый ученый, как правило, исходит из своих представлений об истинных потребностях людей и строит на их основе свои теоретические и практические выводы. Об этом надо честно предупредить. Вместе с тем многие придерживаются классификации, предложенной Маслоу, внося те или иные уточнения. В этом случае можно отметить, что общаясь друг с другом, образуя временные или постоянные общности общения, люди удовлетворяют свои жизненные потребности в безопасности и защите, потребности в эмоциональном контакте и потребности в признании и самовыражении, а также свои сексуальные потребности. Можно, конечно, назвать и много других потребностей, удовлетворяемых посредством общения – потребность в преодолении страха и потребность в познании (любопытство), эстетические потребности и потребность в наслаждении и т.д. и т.п. Но нам по ряду причин ближе всего та классификация, которую мы выделили, и именно ее мы возьмем за основу как рабочую гипотезу. А далее посмотрим, какие из названных потребностей общения люди удовлетворяют в любви, в дружбе, в легкой сексуальной связи и в браке без любви и поищем различия, позволяющие добраться до слагаемых гармоничной любви.

Формула вторая: «С тобой мне ничего не страшно!»

Были времена, когда человек искал и находил удовлетворение потребности в защите и безопасности не в интимном межличностном общении. Чувство потерянности в жизни не возникало, если рядом был род, если жил человек в общности большой семьи, был связан с людьми общинными связями. Но новые отношения между людьми в современном мире, когда круг общения внешне становится гораздо более обширным, чем в прошлом, но вместе с тем теряет в близости и теплоте в силу урбанизации, в силу гонки каждого за заработком или «сладкой жизнью», пожирающей свободное время в больших мегаполисах и оставляя все меньше времени для глубокого личностного общения многое изменили. Часть человечества, чтобы хоть как-то прийти себе на помощь, изобрело сегодня «телефон доверия» и даже «секс по телефону». В таких новых, по сравнению с прошлым, условиях человеку нетрудно потерять себя среди миллионов себе подобных, ни в одном из них не найдя защиты и ощущения безопасности своего существования. Неслучайно в такое время гармоничная любовь обретает новую ценность.

Когда двое любят друг друга гармоничной взаимной любовью у обоих возникает блаженное чувство обоюдной защищенности. «С тобой мне ничего не страшно!» – под таким девизом ликует сердце счастливого в любви. И случись беда на работе, навались неожиданно тяжелая болезнь, умри кто-то из близких – горько горюя, человек, связанный с другим разделенной любовью, все равно ощущает себя в безопасности. «С тобой мне ничего не страшно!» – и преодолевается у счастливого в любви чувство потерянности в жизни. В трудные минуты любящий рвется к любимой, к ней, уйти от страха и боли в себе, прислониться, почувствовать себя в гнезде. Пусть на час, но тот час заполнен все тем же: «С тобой мне ничего не страшно!»

Отраду успокоения дарует любящим любовь. И это знали многие люди прошлого, как Фауст, вопрошавший Гретхен:

Нуждается в опоре, в чувстве защищенности человек, нуждается для жизни, для дела, для счастья.

И, наверное, в упорных поисках любви, в неизбывной тоске по любимому человеку всегда таится потребность быть защищенным и потребность защищать самому.

Сегодняшние мужчины в своих установках, правда, чаще всего стремятся к роли защитника, а современные женщины – к положению защищенной. Мужчина хочет быть сильным, женщина – слабой.

Михаил Светлов воспел рыцарски-мужскую установку на роль защитника в одном из своих лирических стихотворений:

Противоположность ролей защитника и защищаемой досталась людям и от природы, и от истории. Но различие в установках мужчины и женщины все же не абсолютно. И современный мужчина, даже самый супермужчина, по-мужски гордящийся принадлежностью к сильному полу, все-таки, ценит в любимой и материнское начало, излучаемое и на него, могучего. А как способна защищать сама женщина, защищать, вдыхать силы в уставшего, веру – в разуверившегося.

Душевное здоровье дарит любовь двоим любящим, избавляет их от страхов и делает сильными.

И еще. Любовь спасает человека от разъедающей душу, жгучей и разрушительной болезни, имя которой – одиночество. Ведь в основе одиночества много от чувства незащищенности.

Кто подсчитал, сколько людей по ночам твердит себе: «Засни и прекрати мучиться. У тебя есть друзья, работа, дети, задачи в жизни, наконец. Как смеешь ты ощущать одиночество, неблагодарный ты человек?» И все-таки, и все-таки… Люди созданы любить и быть любимыми. И если в те горькие ночные часы, и потом, по утрам, когда воля снова берет верх над растрепанной душой, ни сегодня, ни завтра рядом нет и не будет любимого, к которому можно молча прислониться, если никто не погладит, утешая, по волосам – будут в жизни человека часы, когда обречен он на борьбу с тоскливым ощущением своей незащищенности, что гложет и давит. Потому что жизнь без любви – аномалия.

Так люди устроены.

И А. Пушкин, гениальный, признанный обществом поэт, напишет однажды:

выразив свое чувство одиночества щемяще гордой строкой, ударяющей в сердце.

Власть любви над людьми в том и состоит, что спасает она от одиночества, вытесняет жгучую боль из души и тела и вселяет в человека тихое, ласковое и очень живое чувство безопасности и защиты. Трудно выразить словами то чувство гнезда, уюта, защищенности, которое несет любовь нашедшим друг друга счастливым существам.

У моей матери на письменном столе многие годы стояла маленькая статуэтка немецкой скульпторши Игнеборг Гунцингер. Невольными натурщиками композиции стали двое неизвестных – мужчина и женщина, случайно замеченные скульпторшей во время экскурсии в Коломну. Свою маленькую статуэтку автор назвала «Любовь».

Высокий мужчина обнял большими руками маленькую женщину, спиной прислонившуюся к нему. Впрочем – нет, она не прислонилась, она вся укрыта его грудью, руками, торсом. И голову свою мужчина склонил так, что щекой касается макушки ее головы, которая вся откинута к нему, ему. Та женщина сейчас в гнезде, в защите, в любви. Но и он, всю ее укрывший, он, защищающий, сам защищен ею. Его голова не только склонена к ней, нет, сам он нашел опору в ней, что прильнула к нему. В ней его отдохновение, ей он может доверить свою усталость, свои думы, свою нежность. И тогда я замечаю ее ноги – крепкие, сильные, маленькие ноги женщины твердо, очень твердо стоящие на земле. Нет, не только он, – если надо, то и она придет на помощь, вытащит из огня, спасет от пуль. Опора она ему, как и он ей.

Я не знаю лучшего выражения чувства защищенности в любви!

Сила любви состоит в том, что снимает она боль зачастую без единого слова. Она спасает от одиночества присутствием любимой, ласковым прикосновением, теплотой голоса, мягкостью взгляда. Любовь наводит порядок в смятенной, больной душе как гениальный лекарь. Ей даже диагнозы ставить необязательно, если она любовь.

Дружбе труднее. Друг вынужден и расспросить, и выслушать. Ему надо точно понять, что за беда, и откуда она. Другу предстоят часы и часы труда душевного, чтобы вытащить терпящего бедствие из трясины одиночества, из отчаяния. Нет в утешениях дружбы той магии волшебства, что присуща любви. Полного чувства защищенности дружба не дает.

Ну, а легкая сексуальная связь в сражениях с бедами и одиночеством для уставшего – что стакан вина. Спасает без глубинного сочувствия, спасает, но только на время. И нередко потом, с похмелья, она же поднимает со дна души такой мутный осадок разочарования, недовольства собой, что трудно сказать, спасение в ней, или погибель. Ибо легкая связь – иллюзорное средство защиты, она лишь суррогат любви, а потому нет в ней силы подлинности.

Находясь в отношениях легкой связи, человек все равно обречен на приступы одиночества. И происходит это от того, что при легкой связи удовлетворение потребности в защите чаще всего вовсе и не происходит. Двое так и остаются друг подле друга один на один со своими бедами, осознанно или неосознанно даже не предъявляя высоких притязаний быть защищенным. «Забыться!» – вот формула защиты, доступная отношениям легкой связи.

Но не будем осуждать человечество за открытие такого дешевого, не самого лучшего в мире вина. Все же дарит и оно тепло, таит в себе капельки спасения. Уходила вот шолоховская Аксинья в руки Левицкого, уходила в чужую ласку, не гришкину, но уходила, чтобы найти хоть временную защиту, выжить для жизни.

Холодная замкнутость и недоброта к людям никем никогда не согретых женщин и мужчин – нередкий исход праведников, не захотевших стать грешными, как грешна была Аксинья. Душевное отвердение – как реакция самозащиты одинокого, не защищенного и потерявшего надежду на защиту человека – итог жизни многих негрешных. Женская сварливость и мужская агрессивность оттуда же – от беззащитности. Но злые реакции – это еще и искаженные крики о помощи, в них еще скрыта вера, надежда, пока не сомкнуться губы в твердом и упрямом изломе, пока не научит себя человек привычно воздвигать китайскую стену между собой и чувствами других людей, между собой и будущей любовью. Так погибает способность любить мужчину, женщину, детей.

И, потому все же лучше так, как Аксинья, защитить себя, лучше живая к живому, чем окаменелость души и тела. Ведь обретением способности ни в ком уже больше не нуждаться, ни в ком уже больше не искать защиты, люди уходят от людей. Там, в своем каменном гнезде, человек может так одичать от одиночества, ставшего принципом, что кроме железной воли и злости к людям ничего уже больше в себе не сохранит. Защищать такую статую трудно, да и теплоты от нее уже никому не дождаться.

И, наверное, вовсе не случайно в наш век люди многих стран, и нашей тоже, исподволь или сознательно меняют отношение к легкой сексуальной связи, идя от полного ее осуждения к приятию и даже к признанию ее необходимости в жизни – молодых и женатых. Литература, которая стала нам сегодня доступной, реалистически берет отношения между полами такими, какими они существуют в действительности, а не в морализаторских книгах о браке и семье, только и доступных нашему читателю десять лет тому назад. Новые для нас книги учат без лишних душевных мук идти навстречу легким сексуальным связям как источнику радостей, пусть мимолетных, учат не предъявлять друг другу претензий, которые «просто секс» удовлетворить не может, учат избегать СПИД. Но думаю, что многие, очень многие люди – и вовсе не старики и старухи – не приемлют «новой морали», и не позволяют ни себе, ни близким вступать в отношения легкой связи, вовсе не считая их легкими. И это не только их право, но и в чем-то правы и они тоже.

Много лет назад в «Литературной газете» была помещена весьма любопытная статья Л. Жуховицкого. Автор, приведя демографическое уравнение о том, что в нашей стране на 100 неженатых мужчин приходится 170 незамужних женщин, не захотел призвать к умерщвлению у одиноких женщин потребности в любви и защите. Л. Жуховицкий предложил попытаться признать за каждой «лишней» женщиной право на любовь, любовь земную, реальную, со стиркой мужских рубашек. Пусть не ежедневную стирку, но хотя бы тогда, когда дефицитные неженатые мужчины, а порой и чьи-то мужья, приходят к тем «лишним». И если общество еще не доросло до такой жизни втроем, то, подумал вслух Л. Жуховицкий, пусть общество попробует пересмотреть свои взгляды.

Какой тут поднялся шум! В какие штыки были встречены рассуждения автора! И жены били в набат, и не-жены были оскорблены. И мужья были озабочены.

А если открыть глаза и честно посмотреть вокруг? По существу, 170 свободных женщин и 100 свободных мужчин сегодня вовсе не минуют друг друга, и тому, кому хочется встреч, – у того они есть, тайные, или открытые. Любовь не отринула 70 из 170, и вовсе не старыми девами проходит большинство из них сквозь жизнь. А мужчины, во всяком случае многие из них, весьма исправно выполняют двойную демографическую нагрузку по продолжению рода человеческого. Кто хочет родить – родит. Так сложилось на практике, стихийно и не по вине Л. Жуховицкого, который лишь придал фактическому положению дел иную, положительную моральную оценку.

Ну, а что, если и на самом деле прислушаться к автору статьи? Счесть вполне приемлемым, что одни женщины любят своих любимых в браке, с общим ведением хозяйства, с ежедневным и еженощным пребыванием друг подле друга, а другие любят любимого в дни и ночи, когда он приходит к ним, иногда стирают ему рубашки и даже детей себе рожают. Как остроумно было предложено в одной из пьес такой третьей, «лишней» любящей женщиной: «По понедельникам, вторникам и средам ты у нее, по четвергам, пятницам и субботам у меня, а в воскресенье у тебя выходной». Так вот, счесть все это и нормальным, и вполне допустимым – ну, мысленно, хотя бы?

Однако тут сразу и выскочит черт из табакерки. Именно неудовлетворенная потребность безопасности, отсутствие чувства защищенности оказываются тем камнем преткновения, который мешает быть счастливыми этим 70 «лишним» и женам, от которых мужья уходят всего-то на час, оставаясь при своей семье, и никуда от нее всерьез и не собираясь уходить. Вариантов таких отношений в действительности превеликое множество. Художественная литература пестрит примерами таких ситуаций, пошлых и возвышенных. Но в большинстве случаев, известных и неизвестных соседям и человечеству, счастье участников таких трио омрачено неудовлетворенностью потребности в безопасности. Возникают настороженность, недоверие, напряженность ожиданий, и отрицательные эмоции ломают в конце концов чувства одного или всех троих. И дело не только в тех общественных стереотипах, которые царят в душах многих людей в виде установки на семейное счастье, основанное на незыблемом владении до конца дней своих тем человеком, который хоть раз полюбил тебя, ибо любить он обязан теперь вечно.

Можно и не придерживаться таких установок, даже проповедовать вслух взаимную свободу, а страдание вместо счастья все равно тут как тут. Отчего?

Дело в том, что любящий человек нуждается в контакте с любимым. И ему, чтобы обрести чувство уверенности, чувство принадлежности другому, нужно общение не только тогда, когда один может прийти, но и тогда, когда другой хочет, чтобы к нему пришли. Любящим хочется быть уверенными – дома можно встретиться вечером и никто не уйдет, тайно или явно, дарить свою любовь еще и другому.

А если нет той защиты, нет возможности быть вместе по зову любви, то пулю запустит себе человек.

Не чувствуют люди себя защищенными, если у любимого человека они не единственные. Так многие люди сегодня устроены.

Быть может, некоторые оттого и решаются на брак без любви, что, нуждаясь в защите, страстно нуждаясь в защите, ищут в семейной жизни, ищут и находят – вот что главное – удовлетворение своей потребности защищать и быть защищенным. Заботы о семье, чувство принадлежности к ней, пусть при отсутствии той любви, что воспета поэтами и пригрезилась в юности – вот тот цемент, что закрепляет отношения брака без любви. Двое обретают спасательный круг, что держит их над пучиной жизни и сохраняет людей для людей.

Формула третья: «Найдена моя вторая половина»

Потребность в защите, желание быть вместе тесно связано и с другим уровнем потребности общения – с потребностью в эмоциональном контакте.

Человек – существо общественное. И сколько бы ни было в мире сторонников индивидуализма, сколь упорно ни возрождались бы идеи о фатальной, якобы, некоммуникабельности представителей человеческого рода – люди все равно стремятся к общению и не могут жить вне общества. Потребность общения – это потребность в живых, невыдуманных, насыщенных эмоциями, приятных контактах с живыми людьми. Доверяя другому – любимому ли, соседу ли, или другу – очередную драму своего сердца, – маленькую или великую, – люди в результате облегчают свою душу. И когда соседка по очереди горестно делится разочарованием по поводу неудачного рисунка на уже купленных обоях, то и в этом проявляется потребность в общении, поиск эмоциональной помощи у оказавшегося рядом незнакомого человека. Поделиться радостью, разделить горе, сообщить новость, рассказать о себе – это так человечно…

Вместе с тем, если в общении со случайным соседом по очереди можно оставаться, по-существу, глубоко равнодушным к чужим огорчениям, сочувственно отгораживаясь от чужих проблем стеной психологической самозащиты, то соседа по очереди такая позиция не очень ранит, ибо многого он и не ждет. Просто ему надо, чтобы кто-то по-доброму его выслушал. И если такое же отгораживание удается порой и с более близкими, родными людьми, то в отношениях любви человек ожидает не отгороженности, а полного совпадения и слияния душевных настроев, той абсолютной контактности на интуиции, которая приводит к стиранию эмоциональной грани между «Я» и «не-Я».

Возникает ощущение: «Найдена моя вторая половина». Такова еще одна формула любви.

Теперь – «Твое горе – это мое горе, твоя радость – моя». И не умом это понимаемо, а всем существом ощущаемо, даже помимо собственной воли. И в этом вся суть.

Любящие – два камертона, что настроены на одну волну, передающие друг другу свое состояние. Это очень хорошо, когда настрой счастливый. Ну, а если горестный? Тоже заражаться? Каждая любящая женщина знает, как болит ее сердце, когда на лице дорогого ей человека – следы скрываемой боли. Отзывается душа, чует беду и горюет. А надо бы помочь, вытащить родного, – а как, если ты сам тоже уже весь печаль и тревога? Люди очень различны. Для кого-то разделенное горе полгоря, а для кого-то только попробуй его раздели – оно тут же становится горем «в квадрате».

Но у гармоничной любви на то и есть волшебная палочка, невидимая, умеющая превращать руки любящего в лекарство от боли, голос – в эликсир нежности и доброты, взгляд – в бальзам жизни и счастья.

Любящий человек привыкает опираться в своей душевной жизни уже не только на себя. Он разрушает скорлупу своего отчуждения и самозащиты и отдает свои эмоциональные состояния, если не во власть, то во всяком случае на сотрудничество, соучастие другому, любимому. Человек как бы перестает быть целостной системой, замкнутой в себе, ориентированной на себя. Теперь только «я и ты» составляют в идеале целое.

«Я дарю тебе сердце» – так каждый из любящих ощущает это стремление к эмоциональному единству. «Обменяться душами» – говорят о себе любящие.

Отсюда в отношениях гармоничной любви возникает ощущение, что любимый человек – моя вторая половина, частица меня самого, без которой – тоска и боль. И только вместе, только вдвоем обеспечивается состояние душевного комфорта, счастья. Присутствие любимого или уверенность в возможности встречи с ним и становится средством достижения душевного равновесия, потребностью души, условием счастья.

Так выражает поэт извечное стремление любящих к эмоциональному контакту со своей половиной.

Писательница И. Грекова назвала эффект присутствия, понимаемый ею как психологическое ощущение постоянного присутствия другого человека в себе или рядом, невольные мысленные обращения к нему, внутренние разговоры с ним, первым признаком любви. Это верно. Ибо эффект присутствия кого-то одного из великого множества общающихся с нами людей говорит о том, что кто-то выделен и поднят в общении на много рангов выше остальных – с ним разговаривают даже тогда, когда его рядом нет!

Особенностью любви и является то, что потребность в общении, потребность в духовном контакте доведена до стремления к полному слиянию эмоциональной жизни двух людей в одно единое целое.

Конечно, эта желанная цель не может быть достигнута в полной мере и в любую минуту, но мгновения ощущения совершеннейшей слитности чувств и эмоций двоих – любовь любящим дарит. И в этом ее сила, ее преимущество перед остальными формами парного общения мужчины и женщины.

Можно сказать, что любовь меняет слух любящих людей, одаривая их способностью слышать такие звуки голоса, улавливать такие полутона, которые неведомы нелюбящему. Стоит приглядеться как слушают друг друга влюбленные, как внемлют даже пустой болтовне, ибо для них она не пуста.

В каждом слове чуткое ухо улавливает целую симфонию звучаний. Музыка, музыка и музыка, особая музыка сопровождает любящих, и они ее слушают, общаясь друг с другом. Быть может, каждый любящий человек становится немного телепатом, без слов умеющим читать в сердце другого. И одним из признаков конца любви или ее кризиса становится глухота к эмоциональному миру прежде любимого человека, неспособность или нежелание впускать в себя чужую музыку души. Неинтересно становится ее слушать, надоедает все время одно и то же.

Но если жива любовь – оба играют на инструментах своего сердца друг для друга, сочиняют одну общую мелодию.

Иначе проявляются люди в дружбе. Она чаще всего предполагает сохранение определенной эмоциональной дистанции между друзьями. В дружбе каждый из друзей воспринимает другого не как свою половину, а как целостную самостоятельную единицу. В дружбе общение не строится в расчете на эмоциональное совпадение, и когда от друга ожидается эмоциональная помощь, то как бы со стороны. От друга, конечно, тоже ждут сопереживания, но иначе.

В любви полярное эмоциональное состояния двух любящих людей может быть чревато катастрофой – «Я плачу, а ты смеешься». Вынести смех любимого при собственных слезах трудно.

А другу не только позволено, иной раз от него и ожидается: «Я плачу, а ты, пожалуйста, посмейся, чтобы мне полегчало». Эмоциональные контакты в дружбе облегчены более низким уровнем притязания, и, возможно, именно поэтому друзья ссорятся реже, чем любящие.

Однако, помочь в горе, помочь увидеть земной шар повернутым снова светлой стороной, друзья тоже умеют. И неслучайно еще Пифагор советовал: «Избери себе друга; ты не можешь быть счастлив один: счастье есть дело двоих».

Интересное разграничение любви и дружбы проводит французский психолог Ж. Мезоннен, сравнивая любовь и дружбу с параметрах времени и пространства. «Любовное время» несоизмеримо со «временем дружбы». Первое быстротечно, это время, когда «забывают в времени». «Любовное время» не измерить временем повседневности. Иначе обстоит дело в дружбе. «Дружеское время» не импульсивно, а спокойно, равномерно, оно не оторвано от повседневности. Любовное время легко прерывается, время дружбы – более постоянно.

Пространство любви также отличается от пространства дружбы. По существу, любовь жаждет уничтожения расстояния между любящими. Напротив, дружба предполагает некую отдаленность, некое духовное расстояние между друзьями. На это различие обратил внимание И. Кон, известный специалист по проблемам любви и дружбы.

Стоит сказать и вот о чем. Жизнь являет нам немало случаев, когда притязания на уровень чувств, соответствующий любви, подсознательно переносятся на отношения дружбы. Особенно характерно это для подросткового возраста, когда между друзьями эмоциональное общение нередко достигает такого уровня притязаний, который соответствует лишь любви. Жан Кристоф так любил Отто. Дружба на грани любви связывала мальчика Герцена и мальчика Огарева. Примеров тому много. Нередко одинокие, уже немолодые женщины или мужчины, лишенные гармоничной любви, тоже предъявляют друзьям притязания такого уровня эмоциональной контактности, который недостижим при дружбе. Но большинство людей все же избегает таких несоответствий. Люди хорошо знают, что нуждаются кроме любимого еще и в друзьях. И большую ошибку совершают те ревнивые мужья или жены, что пытаются отлучить своих любимых от друзей. К тому же и себе самим такие разлучники невольно наносят вред. Ведь иной раз любящему просто необходимо «на стороне» эмоционально разрядиться от обиды, нанесенной любимым. И в этом друзья – лучшие помощники. «Дружба удваивает радости и сокращает наполовину горести», – писал Ф. Бэкон.

А вот в отношениях легкой сексуальной связи эмоциональная жизнь двоих – это веселая оперетта, игра в счастливость. Каждому так легко быть самим собой, так легко ничего не ждать и все же получать порой простые, незатейливые радости. В легкую связь вступают люди, легко друг с другом контактирующие, эмоционально друг друга не ранящие, идут – на время, без обязательств, с условием: «Легко начали, – так и продолжим, так и расстанемся».

Люди, которым трудно общаться, не легко пойдут на легкую связь. Только в любви влюбленные, охваченные страстью, очертя голову соединяют судьбы в надежде преодолеть все тернии и ссоры, как только будут соединены две жизни. Эмоциональные озарения близости закрывают влюбленным черные тучи психологической несовместимости, которые громом среди вовсе не бывшего ясным неба омрачают потом существование двоих, некогда любивших друг друга людей.

А в легкой связи ни озарений, ни ослеплений нет. Оба глядят друг на друга без пелены и с обоюдной симпатией из-за легкости общения и совместимости эмоциональных состояний.

Легкие связи не выдерживают, однако, испытаний, как только становятся тягостными, и, как правило, прекращаются, если двое начинают портить друг другу настроение. Расстаются мужчина и женщина без трагического разочарования друг в друге. Скажут еще: «Спасибо за радость», и лучезарно улыбнутся на прощание. А перед горем, уже если оно появится в чьих-то глазах, решительно захлопнут дверь.

Брак без любви – на уровне удовлетворения потребности в эмоциональном контакте – подобен легкой связи. Сознательно без вмешательства родни или корысти, решатся соединить свою судьбу, родить детей только люди, которые хотя бы друг другу симпатичны и эмоционально совместимы. Ради того, чтобы иметь рядом человека, с которым и поговорить можно, который и горю твоему посочувствует, и если заболеешь поможет, – выходят замуж и женятся многие люди на белом свете. И если выбор супругов оказался верным, то потребность в эмоциональном контакте в браке без любви удовлетворяется как и при дружбе, или при отношениях легкой связи, с большей или меньшей долей сердечной привязанности друг к другу.

Сложность состоит, однако, в том, что в отличие от легкой сексуальной связи брак без любви прекратить не так легко и просто, если супруги начали эмоционально друг друга угнетать или раздражать. И плен, добровольно устроенный себе и другому вовсе не из плохих побуждений и намерений, может превратить эмоциональные контакты двух людей, соединенных в браке без любви, живущих под одной крышей и имеющих детей, в непрекращающуюся ежедневную войну. Тогда наступает трагедия, из которой тысячи и тысячи людей найти выхода не умеют. Ни прекратить портить кровь ближнему своему, ни наладить свои отношения с ним, ни разойтись – ничего не могут, так и маются всю жизнь между тремя соснами, разрастающимися в дремучий лес. И положение совсем осложняется, если к нарушениям эмоциональной близости присоединяется непонимание и непризнание идеалов, системы ценностей, жизненных установок со стороны одного или обоих супругов. Ведь моя вторая половина нужна мне не только для совместного веселья и разделения горя, не только для блистательных минут высочайшего чувства счастья, переживаемого вдвоем, но и для понимания меня, приятия моей жизни, моих устремлений, и для признания меня достойным любви, хорошим, значительным человеком. Любящий ищет в любимом человека, который примет его способ самовыражения, – и не только примет, но и одобрит.

Любящие ищут того, кто действительно становиться их неотъемлемой половиной, так, чтобы и вправду: «мы эхо, мы эхо, мы нежное эхо друг друга…».

Формула четвертая: «Ты меня понимаешь!»

Притязая на абсолютное совпадение эмоциональных состояний, двое любящих по неведению совершают, все же, немалую ошибку, а как следствие – обрекают себя на неминуемое разочарование, на выяснение отношений, сопровождаемых всплеском отрицательных эмоций. Почему? Да потому, что существуют различия между эмоциями и чувствами. Эмоции всегда переменчивы и противоречивы, такова их природа и таков их статус в душевной жизни человека. Каждая эмоция – и нежность, и гнев, и радость, и горе – есть только сиюминутная реакция на сиюминутную ситуацию. И порождаются эмоции более подсознанием, чем сознанием. Можно, например, очень хотеть откликнуться вот сейчас, сию минуту на ласковое прикосновение рук любимого человека, но заплакавший в соседней комнате малыш тут же перебьет наплыв нежности и желания. Тревога за ребенка в одну секунду вытесняет нахлынувшие эмоции радости любви. Значит ли это, что раз любимая не готова откликнуться на любовь любящего в любое, удобное для него, определяемое его эмоциональным состоянием время, что ее любовь угасает, что ребенок ей теперь дороже его отца? Так иногда кажется молодым папам, начинающим ревновать к собственным первенцам, еще не вызвавшим в юных мужчинах ответственного горячего чувства отцовской любви.

Любящим надо бы знать, что чувство, – а любовь это чувство, – тем и отличается от эмоции, что оно устойчиво и не подвержено сиюминутным ситуациям. Постоянство определяет направленность душевной жизни и поступков любящего человека и в этом смысле подвластно и сознанию.

И если юная мать обогащена еще одной любовью – любовью материнской, – то это вовсе не означает, что в ней угасает любовь женская, любовь жены к своему мужу, отцу ребенка, к человеку, одарившему ее чудом материнства. Женщина не делит себя между мужем и ребенком, она лишь по-новому распределяет время, отдаваемое любви, учится им управлять, привнеся в свою любовь к мужчине глубокую благодарность за дарение ей ребенка.

Различия между эмоциями и чувствами стоит запомнить и тем юным влюбленным женам, которые готовы ежесекундно спрашивать своих любимых «Ты меня любишь?». Задающая вечный вопрос ожидает в ответ повторения того же состояния счастья, которое моментально возникает в ней, когда нежно и страстно звучит его мужской ответ: «Да, больше жизни». Но может случиться, что однажды, когда в очередной раз возвращается он домой озабоченным с трудного заседания, и его очередной раз с порога встречают стандартным нежным вопросом, он буркнет сквозь зубы «Люблю». И это правда – он действительно любит, но эмоционально выражает всем своим существом в эту минуту сплошную досаду из-за неуместности вопроса и немую мольбу: «Оставь меня, ради бога, в покое! У меня забот полон рот. Что спрашивать о том, что и так ясно?» У него ведь тоже есть своя, «недомашняя» сфера жизни – его работа, где он переживает самые разные эмоции, испытывает страсть, если увлечен трудом, и все эти состояния он несет за порог своего дома. Он еще весь там, но уже в предвкушении душевного раскрепощения, отдыха, тепла от любимых – жены и детей. А тут она со своим дурацким вопросом, а ребенок – с ревом!

В общем, эмоции нас нередко подводят. Но страшного в этом ничего нет, если знать что не стоит слишком долго «застревать» на тех отрицательных эмоциях, которые, как говорят психологи, порождены нашим собственным адом. Если этому научиться, то райские кущи любви не будут вырублены острым топором мимолетных эмоций гнева, раздражения, неприязни. Любовь – это чувство, чувство счастья. Оно, конечно, может погибнуть в схватке с атакующими ее отрицательными эмоциями, но любовь можно и защитить, как защищают мать, отца, – защитить, не сдаваясь в плен собственному аду. Рай ведь нам тоже дан, рай положительных эмоций – доброжелательности, юмора, доброты и многого другого, из чего складываются в нас силы защиты собственной и чужой любви.

Одним из видов таких мощных орудий, необходимых любящим для победы любви является понимание, потребность в котором тоже есть одна из ведущих потребностей человека, вступающего в общение с любимым существом.

Общаясь друг с другом, любящие обмениваются не только эмоциями, они делятся друг с другом своими мыслями, взглядами на жизнь, планами на будущее, своими представлениями о себе самих и об окружающих людях, своими самими сокровенными мечтами, делятся каждодневным и вечным. Во всем своем духовном богатстве любящие сознательно раскрывают себя, не прячут свой внутренний мир перед любимыми и ожидают понимания своего самовыражения, жаждут признания своего духовного «Я».

Потребность признания и самовыражения – одна из ведущих социальных потребностей человека, она – стержень формирования личности. От кого я жду признания, от какой социальной группы – от этого зависит строй моих мыслей, мое мировоззрение, мое поведение, моя социальная значимость. Психологи давно установили, что у каждого человека есть своя референтная группа, реальная или воображаемая, общественные установки которой определяют характер социальной деятельности человека. Референтной группой могут стать соседи по квартире, родственники, отец, мать, теща и тесть. Референтная группа может быть и глобальной по масштабам – все человечество прошлого и будущего. Ну, а любящий – обязательно отведет любимому роль референтной группы. Именно поэтому любовь можно возвести в ранг высшего выражения потребности человека в признании и самовыражении. Как отмечает психолог В. Леви, инстинкт социального одобрения – главный инстинкт человека: «В этом сходятся артист и ребенок, обыватель и гений, только разными путями и на разных уровнях. Апогей этой потребности есть поиск любви».

На уровне удовлетворения потребностей в признании и самовыражении у любящих возникает стремление быть понятыми любимыми. Мнение другого – любящего – становится в периоды взлета любви высшим критерием самооценки. «Ты меня понимаешь!» – ликует счастливый человек. «Лишь бы ты меня понимал!» – молит любящий, оказавшись в ситуации непризнания, непонимания себя окружающими. «Я-то себя понимаю, я знаю истинные мотивы своих поступков, и ты, меня любящий человек, также должен меня понимать, если действительно меня любишь» – так рассуждает тысяча из тысячи любящих людей. «Верь мне! Поверь в меня!».

И потому испытывает любовь удар в спину, если в трудную минуту любимый человек не сумел понять, поверить. Другим отступничество может проститься, любимым – нет. Любовь требует абсолютного понимания, безоглядного и постоянного.

Много лет назад на экранах шел веселый фильм «Смех в раю». В том фильме был такой эпизод. Немолодая уже, трудолюбивая секретарша пожилого писателя неожиданно врывается в зал заседаний суда, куда ее никто не приглашал, но где на скамье подсудимых оказался ее писатель, со словами: «Я не знаю в чем его обвиняют, но он не виноват!». Требовать от непрошеной защитницы доводов, относящихся к делу, было бессмысленно, судьи поняли, что в женщине сработала женская логика. И в самом деле, то была железная логика любви, логика человека, который знал – совершить преступление любимый не мог.

Литература не раз описывала начало любви именно с понимания одного человека другим, с признания его в минуты самовыражения.

Так начиналась любовь Отелло к Дездемоне. Не роскошные ресницы прекрасных глаз, не белокурые локоны, не томность взора – нет, не красота Дездемоны, не внешняя женская красота с самого начала пленила воина-Мавра, а понимание, сострадание, живой отклик женской души на прожитую Мавром жизнь, героическую и страдальческую. Признание Дездемоной духовной красоты Мавра – вот что покорило Отелло.

Не только согласия с внешним миром, опору в ситуациях непонимания себя другими людьми ищет и находит любящий через любовь. Дорогой любви человек идет к приятию себя самого, к пониманию себя через открытие себя другому.

«Кто я? Каким ты меня видишь?» – этот вопрос часто задают любящие друг другу, вслух или молча, и внемлют ответу с дрожью и благодарностью.

И, в порой кромешной тьме незнания самого себя, любовь дарует человеку волшебное зеркальце, в коем можно увидеть свое «Я» отраженным во взглядах любимого существа.

И как много хорошего видят глаза другого, когда они любят! Так много, что порой возникает сомнение: «Да полноте, зрячие ли они, ослепленные любовью? Ослеп или прозрел тот, кто полюбил?»

Любовь дарует любящим зрение, способное увидеть незримое очами. Любящий глядит на любимого сквозь призму своей любви, она – увеличительное стекло, высвечивающее все достоинства человека, все лучшее, чем он наделен. Образ человека, взлелеянный в душе чувством любви, прекрасен. «Тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя», – писал М.М. Пришвин. И в этом сила любви, а не слабость ее. Она поднимает человека в собственных глазах, тащит его из ямы сомнений в своих способностях, дарит ему могущество богатырское, веру в себя, надежду на себя, любовь к себе самому. «Истинная любовь очищает, возвышает всякого человека, совершенно образует его», – утверждал Н.Г. Чернышевский.

Аскезой любви назвал Евгений Богат эту творческую способность любви видеть то прекрасное, что скрыто от самого человека, растить в человеке человеческое.

У Маргариты Алигер есть стихотворение, повествующее о таком высоком видении любящими любимого. Поэтесса так и назвала это стихотворение «Высота»:

Еще раз обратимся к В. Леви. Психолог рассказывает об интересной способности людей меняться в соответствии с ролевым ожиданием других: «То, чего ожидают от человека, – пишет Леви, – он начинает непроизвольно ожидать от себя сам. Именно поэтому мы стремимся общаться с людьми, которые нас одобряют и высоко ставят. Человек достаточно впечатлительный и внушаемый, на которого смотрят как на негодяя, может действительно ощущать себя негодяем и так поступать… Из роли выйти трудно. Это знают не только артисты. Ожидание людей как бы становится нами самими». И тогда получается, чтó ты во мне увидишь, такой я буду. И в волшебном зеркальце в твоих руках я тот, каким я существую для тебя и каким я становлюсь, если люблю тебя.

Гармоничная любовь, по определению публициста Евгения Богата, – это душевное творчество, духовное материнство. Двое делают себя полетать друг другу, стыкуют два миропонимания в одно, два духовных строя приспосабливают один к другому.

Отдать свою душу – вот чего хотят и ждут двое любящих, перелить одну душу в другую и стать одним существом, единым «Мы». Поскольку оба они – две половинки.

Это трудный процесс, и пожалуй, самая сложная сторона любви, и… самая опасная.

«Любовь носит такие очки, сквозь которые медь кажется золотом, бедность – богатством, а капли огня – жемчужинами», – предупреждал Сервантес.

И существует на свете такое явление, как слабохарактерность. Человеку, особенно когда он еще очень юн и сам себя почти не знает, когда все в нем кажется перемешанным и перепутанным, вовсе не так уж безразлично – кто предложит ему волшебное зеркало с его собственным отражением – Василиса Прекрасная, мудрость и незаурядность которой до поры до времени скрыта от нее самой, или Эллочка Людоедка, для которой соорудить модное гнездовище – первая и последняя мечта ее жизни?

Сильная личность в конце концов, конечно, пробьется, не без потерь, разбив оказавшееся кривым зеркало. Ну, а слабая?

Писатели не раз описывали процесс изменения человека, происходивший под воздействием того, кто избран любовью в соавторы творения собственной личности. Фейхтвангер прослеживает, как любовь Гойи к Каэтане делает из Гойи великого художника. У Достоевского любовь поднимает Дмитрия Карамазова до высот самоотверженного, всеохватывающего чувства. А вот чеховский Андрей, брат трех сестер, мечтавший о судьбе ученого, реализуется вследствие своей любви к Наташе только в качестве подкаблучника.

Женские характеры меньше исследованы писателями в их изменениях под влиянием личности любимого мужчины, кроме чеховской душечки. Но влияние мужчины на женщину, влияние его установок, его шкалы ценностей, его ролевого ожидания, его понимания другого формирует в реальной жизни миллион самых различный женщин: терпеливых, неуверенных в себе; формирует статных хозяек дома, тружениц и помощниц в мужниных делах; счастливых и уравновешенных матерей семейств; нервных, злых и агрессивных; легкомысленных, которым все трын-трава; мужененавистниц. В общем, это совсем не все равно, кого человек выбирает в свои любимые, от кого ждет признания и кому предоставляет право самовыражаться и переделывать себя.

Но не так уж самовластно орудует любовь в душах людей, не так безрассудно и неразборчиво ломает и созидает человека в угоду его любимым. Чем значительнее личность, чем более она сложилась, тем сознательнее глядит человек в те зеркала, что предлагают ему на выбор. И первое, что он хочет увидеть в отражении, это себя, а не карикатуру на себя, и не себя в ангелоподобном облике. Он хочет быть понятым действительно таким, каков он есть. Именно себя, пусть в улучшенном и исправленном виде, но себя, а не Иисуса Христа и не Дьявола во плоти ищет любящий в волшебном зеркале.

Мужчине, увлеченному наукой, наверное, трудно будет с любимой, которая зрит в нем только доброго красавца и не хочет принять его одержимость делом, пусть даже ученый на самом деле красавец из красавцев и охвачен страстью Фауста к Гретхен. Не так Гретхен понимала Фауста. Ее зеркало отражало Генриха, а не Фауста. И наступил однажды день, когда Гретхен спросила:

Вопрос Маргариты Фаусту оказался предвестником грозящей катастрофы непонимания. Слова Гретхен – символ различия жизненных позиций.

Что оставалось Фаусту, хорошо представляющему себе религиозность Гретхен, ответить на вопрос, их разъединяющий? Солгать? Но тогда Фауст перестал бы быть Фаустом, поскольку поиск истины во всем и вся – суть его существа. Сказать правду? Он и попытался, уклончиво, не в лоб, но сделал попытку разделить с Маргаритой свой взгляд на мир. А она? Она в ответ стала читать Фаусту проповедь, наставлять своего Генриха на пусть истинный, ибо чутко уловила за полунамеками любимого страшивший ее дух Мефистофеля. И Гретхен воспротивилась. Оба – и Фауст, и Гретхен – цельные личности. Он – весь устремленный в познание мира, она – всегда верная себе самой, непосредственная, искренняя, неспособная к фальши. И тоже сильная верностью себе самой. И в этом главном для обоих вопросе – «Как обстоит с религией твоей?» – ни Фауст, ни Маргарита не могли принять друг друга, изменить себе, не могли переделать один другого.

Вся женская одаренность, чуткость, самоотверженность Гретхен не были в состоянии заставить Фауста отказаться от своего мировоззрения, равно как и покоряющие Маргариту ум, красота и сила Фауста не оказались достаточными, чтобы заставить ее продать душу дьяволу.

Зеркальце, не сумевшее скрыть изъяны любимого, разбивается, и уничтожается гармония любви двух любящих существ. Меняться человек может в ответ на ролевое ожидание другого только в тех направлениях и рамках, которые свойственны ему самому. Прорасти могут только зерна, которые заложены в человеке.

В связи с этим стоит подумать, действительно ли неудачником, так и не ставшим ученым, сделала чеховского Андрея из «Трех сестер» его жена Наташа? Она его сотворила? Нет, оба вместе – и Андрей, и Наташа.

Сперва Андрей просто уступал жене, дабы избежать ссор, хотя остро чувствовал ее неправоту и довольствовался иллюзией понимания. А потом Андрей махнул рукой и поплыл по течению, предоставив женщине, которую он мечтал ввести в сокровищницу своих грез, беспардонной хозяйкой воцариться в его жизни. Все это происходило потому, что было ему, пусть неосознанно, но все-таки нужно и самому. Дело в том, что на фоне Наташиной примитивности, что выпирала и денно, и нощно, Андрей мог без всякого труда ощущать себя личностью мыслящей, тонкой и незаурядной, даже выдающейся, которую незаслуженно губят. Андрей тоже самоутверждался через любовь к жене, и его привязанность была не самоуничтожением, как казалось сестрам, а приобретением тайного права быть именно таким, каким он действительно только и был – несостоявшимся ни в науке, ни в жизни человеком. Андрей приобрел в Наташе удобную ширму, за которой он мог прятать от сестер, а главное – от самого себя, собственную никчемность.

Не каждого Андрея превратит такая Наташа в такого Андрея. Не будем забывать – через волшебное зеркальце любовь может увидеть то прекрасное, что любимому еще неведомо, узреть талант в разуверившемся, силу в ослабевшем и помочь человеку подняться. Любовь способна стать повивальной бабкой поэта. «Последствия любви всегда одни и те же – новый человек! – писал Горький. – Я говорю не о ребенке, а о людях, которые любят, ведь это чувство обновляет душу, делает людей иными, лучше, красивее».

Удовлетворенность потребности признания и самовыражения – источник удивительной жизнестойкости людей, согретых взаимной любовью. Встретившие на своем жизненном пути признание и понимание себя другим человеком, такие люди способны сами дарить понимание другим, принимать людей такими, какие они есть – с их достоинствами и недостатками. Любимые и любящие, они способны любить людей. И потому любовь так жизненно необходима человеку.

На уровне удовлетворения потребностей признания и самовыражения дружба сродни любви. «Скажи мне, кто твои друзья, и я сказу тебе, кто ты» – незряшная поговорка. В ней речь тоже о преобразующем зеркале в руках у дружбы. Но отметим, что накал общения ради признания и самовыражения при дружбе не столь высок как в отношениях любви, ожидания понимания не окрашены страстностью, стыковка характеров происходит постепенно, почти незаметно, без катаклизмов, а непохожесть и непонимание легко прощаются, если они не глобальны.

«Дружба довольствуется возможным, не требуя должного» – заметил однажды Аристотель. И в этом сильнейшая сторона дружбы по сравнению с любовью. Перефразируя Аристотеля, можно сказать и так: «Любовь не довольствуется возможным, она требует должного». А должное каждый любящий строит на том идеале, который чудится ему в любимой, на том, что он от нее ожидает. Но никогда воображаемый идеал возлюбленной или возлюбленного не может полностью, во всех деталях, в каждой черточке характера, в каждом движении души другого человека совпасть с тем, что пригрезилось влюбленным. И тогда неотвратимо наступает разочарование. Дело любящих принять или не принять друг друга в действительных обликах, или обиженно отвернуться, бросив вдогонку: «Ты меня обманул!» Но это уже тема другой главы, когда мы поговорим о кризисах любви и путях их преодоления.

Можно сделать важный вывод о различиях любви и дружбы: «Глаза дружбы редко ошибаются» – отметил Вольтер. И это правда. А вот «глаза любви часто ошибаются» – и эту горькую истину познали многие любящие особенно в начале своей любви. Ведь глаза любви – особые глаза. Они видят и то, чего на самом деле нет, или, по крайней мере, еще нет – они видят идеал человека. Плохо ли это? Плохо, если глаза влюбленного ослеплены любовью и выдают желаемое за действительное. Дружба такую ошибку не сделает. Но зато, когда любовь придает глазам влюбленного особую зоркость и с высоты Любви любящий видит будущее своей возлюбленной, зрит то идеально прекрасное, что в ней таится, но еще не обнаружено никем, даже ею самой, тогда глаза любящих наделены такой творческой силой, которой дружба не обладает. Сила любви богаче и многосторонней силы дружбы в творческом преобразовании человека именно потому, что дружба довольствуется возможным, а любовь требует должного.

В способности критически отнестись к любимому любовь всегда будет ходить в ученицах у дружбы. Любви трудно восставать против недостатков любимого, ибо бунт любви оборачивается для любящего бунтаря борьбой с самим собой. Любящие едины, и то, что натворил один, болью живет в другом. Зачастую человеку даже легче осудить собственные недостатки или промахи, чем сделать то же по отношению к любимому. Такова любовь. А дружбе такое недоступно.

Поддержку людьми друг друга в отношениях дружбы подчеркивал Гете: «Истинная активная дружба состоит во взаимном поддержании. Мой друг одобряет мои намерения, а я одобряю его, и мы вместе идем вперед, хотя бы наши мысли были различны». И в любви любящие поддерживают друг друга пониманием одного другим. Но если дружба допускает «различие мыслей», то любовь то и дело посягает на «одинаковость мыслей», на полное совпадение точек зрения на самые разные проявления жизни. И в этом снова обнаруживается хрупкость любви по сравнению с дружбой. Дружба устоит при разнице жизненных позиций, если они не глобальны. Вполне могут дружить между собой горячей дружбой люди, которые по- разному относятся, например, к любви – один любвеобильный ветреник, поклонник разнообразной женской красоты, а другой – однолюб, очарованный красотой только одной единственной женщины на свете. Дружбе такая разница позиций не помеха. А любви? Соедините узами любви ветреницу и однолюба, сердцееда и скромницу – и сразу услышите громы и молнии, увидите те ливни слез, которые неизбежно обрушатся на влюбленных, поражая их любовь, или даже их самих. А тогда о какой поддержке друг друга может идти речь? Не поддержкой, а напротив сплошным «потоплением» друг друга оказывается тогда любовь для двух влюбившихся.

А дружбе такие различия не противопоказаны. Она все равно выполняет свою роль душевной палочки-выручалочки.

Нельзя сказать, что дружба так уж совсем не переделывает людей. Есть и у нее такая способность. И не случайно предостерегает Шекспир: «Глупость и мудрость с такой же легкостью схватываются, как и заразные болезни. Поэтому выбирай себе товарищей». Но в еще большей, удесятеренной степени обладает этой возможностью любовь.

А в легкой сексуальной связи все по-другому. Ее участники не ищут друг у друга ни признания, ни самовыражения. И если нет понимания, то в принципе это вовсе не плохо. Так меньше ответственности, а главное – в душу никто не лезет, да и чужая душа останется потемками.

У легкой связи существует даже ходячая формула: «Уметь отделять душу от тела». И тот, кто переступает очерченную грань и вдруг начинает притязать на понимание и бережное отношение к своему внутреннему миру, – нарушает правила игры и из нее исключается.

Сегодня немало мужчин и женщин нацелены на отношения легкой связи, и общаются друг с другом сознательно не обмениваясь душами. Каждый сам по себе, на определенном расстоянии друг от друга – так и живут, порою целую жизнь, душу свою свято храня только для самого себя.

Отчего так?

Причины различны. Кто-то пережил драму негармоничной любви и отныне зарекся на всю оставшуюся жизнь – никакого больше доверия мужчине или женщине, ибо Он и Она столь различные и противоположные галактики, что понимания быть не может и не должно. И хотя притяжение тел существует, души заряжены только силами отталкивания – так оно и есть и так оно будет. Таков вывод, на котором держится теперь человек, не ведая, что закрывает себе путь к любви.

Сколь часто мужчины или женщины говорят друг о друге одни и те же горькие слова: «Да разве они поймут?» Слова слышат дети от матерей, глотающих слезы обиды, слышат от отцов, громко в гневе хлопающих дверьми в разгар очередной ссоры, впитывают, как говорится, с молоком матери, в родном доме. И если вырос ребенок в семье, в которой нет любви, нет признания родителями друг друга, то не надо удивляться, если установку на исходное непонимание мужчинами женщин и женщинами мужчин юноша и девушка несут в свои взрослые отношения, мечтая о любви, но нацеливая себя, по существу только на легкую (или нелегкую?) связь, поскольку души свои отдавать они и боятся, и не хотят.

Установка на легкую, только сексуальную связь досталась людям как идеал также и от прошлых столетий. И хотя XVIII – XIX века, например, знают вершины любви – духовное понимание женами декабристов своих ссыльных мужей, удивительную способность мадам де Варанс дать возможность самовыражения гению юного Руссо, глубокое понимание Бальзаком любимой им женщины – мадам де Берни, – все же в массе своей рядовые мужчины чаще всего не понимали женщин, а рядовые женщины не понимали мужчин. И оба – и мужчина, и женщина – боялись отдавать свои души.

Да и на самом деле, светскую «львицу» попробуй, пусти в свою душу – она там такого натворит, что и костей не соберешь. Светскую красавицу предстояло покорить и обязательно бросить первым, пока не охладеет она. Не признания своих действительных душевных качеств искали светские баловни в любовных объятиях светских кокеток. В светском обществе легионы Растиньяков и де Марсе и легионы женщин высшего света устраивали охоту друг за другом, становясь добычей опытных хищников – в мужском и женском обличим. И не было для Растиньяков и де Марсе ничего страшнее, чем быть покоренным женщиной. От плена любви светские львы бежали как от чумы. Женщин такие казановы не уважали, но их и боялись, никому в том не признаваясь.

При таких установках не могла возникнуть забота о душевном состоянии друг друга, не могло появиться желания выразить себя во всей нежности и беззащитности, если такие чувства не были убиты ни в мужчине, ни в женщине.

Не любил женщин и хозяин лавки. У пухленькой женушки тогдашнего мелкого «бизнесмена» лишь шляпки на уме, да одна забота – выманить у скаредного мужа деньги на ленты да кружева и всяческие безделушки, а может быть перекинуться тайным взглядом с молодым приказчиком. Если женщина воцарялась в душе делового мужчины – разорить могла, по миру пустить. Боялся мужчина женщин, хотя и не уважал.

А крестьянскую бабу муж бил нещадно – за волосы таскал, за битье то не считая, головой об стенку колотил по случаю паскудного настроения, по поводу водки, а то и просто так, скуки ради, для души и, чтобы знала баба свое место. Лупили глупую бабу, во всем и всегда виноватую. На ней вымещал крестьянин злобу и ненависть к тяжелой доле забитого, замордованного существования, ее, – жену – за человека при том не считая.

За счет женщины, за счет всего женского рода, низведенного на самую низкую общественную ступень, самоутверждались в прошлые века многие мужчины. Хотя и тогда была уже на свете любовь, она оказывалась все же редким исключением. Женщина – друг, женщина – помощник, женщина, понимающая душу мужчины, выпадала на долю немногих, избранных судьбой. А большинство мужчин встречало на своем пути непонимание, ограниченность женских интересов, кокетство и вдобавок еще непонятную неустойчивость женских эмоций и настроений. Мужчины считали женщину от природы глупее себя и от нее, дурочки, ждали одного – быть способной вызывать и поддерживать сексуальные эмоции мужчины. Глупой женщине предписывалось признавать в мужчине его достоинства, преклоняться перед ним, как перед богом, и в ответ на преклонение выслушивать от властелина признание в своей женской привлекательности. А в целом от женщины требовалось оставлять мужчину в покое и в душу его не заглядывать. Мужчины-поэты воспевали женские плечи, женскую грудь, женский тонкий стан, но пугались, когда женщина открывала рот – красная мышь могла выскочить изо рта красавицы.

Приняв разрыв между прекрасным женским телом и не очень прекрасной женской душой за незыблемую закономерность женской сущности, многие мужчины XVIII – XIX веков закрывали себе доступ к гармоничной любви.

Пережив жестокий кризис любви из-за разрыва между душой и телом своей любимой, великий Гейне жаловался в стихах:

Из патриархата, из мужского мира, в котором господствовало неравенство женщины мужчине, достались в наследство и нашему времени идеалы сексуальной связи, обходящие обмен душами за тридевять земель и строящиеся на союзе двух тел. Из прошлого пришло и трагическое ощущение мужчины быть обреченным любить неравных себе.

Но и женщины тоже не были готовы дарить свою душу и редко стремились постичь духовный мир своих мужей или любовников. Женщины в те времена не были в любви страдающей, обиженной стороной, какой они зачастую воспринимают себя. В мире господства и подчинения, в отношениях, разъединяющих мужчину и женщину на северный и южный полюсы, многие женщины мстили за угнетенность, вырабатывая в себе такие качества, какими больнее, как можно больнее можно было ранить душу мужчины. Привязать к себе слабостью, приковать болезнями, обрезать крылья вкусными обедами, сражаться детьми, хитрить и притворяться, научиться управлять мужчиной без его ведома, суметь сделать свое желание его собственными, но – незаметно для своего повелителя. Вкрасться в душу мужчины нежным котенком и царапаться там как взбесившаяся рысь – всему этому научились многие женщины, и, в общем-то, наследуют это искусство и по сей день.

Прочтите «Пятнадцать радостей брака» – сочинения французских авторов XIV – XV веков, изданные издательством «Наука» в 1991 году и вы многое узнаете из того, что и сегодня мучает сознание мужчины, размышляющего о женской душе. Не каждого мучает, но многих.

Но что в этом хорошего? По существу, и у женщин, готовых овладеть душою мужчины без взаимного обмена на собственную, у женщин, мечтающих господствовать в любви при помощи тяги к ее телу, установка тоже ориентирована только на отношения сексуальной связи – легкой для себя и нелегкой для мужчины. Такие установки иная женщина тайно тащит и в брак, а потому горько рыдает, когда мужчина противится навязываемому плену.

Женщины тоже часто боятся отдавать свою душу мужчине.

У Аннеты из романа Ромена Роллана «Очарованная душа» даже есть на эту тему своя песенка:

Из-за боязни открывать свою душу в отношениях легкой связи, а также в браке без любви не возникает глубокое понимание друг друга, хотя трезвость взгляда позволяет узреть реально существующие черты характера. И нет того волшебного понимания, которое возвышает человека, дарует ему счастье признания, делает его значительным в глазах любимой, заставляет становиться лучше, добрее, человечнее.

В легкой связи важно, чтобы было притяжение тел, а влечения душ не требуется.

Формула пятая: «Я – это ты, ты – это я»

Так мы подошли к самой загадочной области человеческого общения – к потребности человека в сексуальном контакте, в таинстве сексуальных радостей любви.

В обыденном сознании наличие сексуальных чувств и эмоций зачастую принимается за единственный критерий любви. Вызывает женщина или мужчина любовное желание, значит – любовь, не вызывает, значит – не любовь. Так рассуждают тысячи из тысяч. И если вторая половина утверждения верна, нет любви, если и поцеловать человека не хочется, то первая далека от истины. Сексуальная жизнь не однозначна, она – целый мир внутри человека, со своими ямами и вершинами. И не каждое желание есть любовь, да и желать можно, не любя.

В течение многих веков христианская мораль западного мира обходила сексуальную потребность человека суровым молчанием, безоговорочно объявив ее грехом, проклятым богом, постыдным животным инстинктом. Отчуждать дух от тела, поднять душу до высот небесных, низвергнув тело в грязь и мрак – вот что требовалось от человека. Но и тогда не удалось превратить человечество в сплошное облако в штанах, и люди, разорвав единство души и тела, все же предавались «греху» и не вымерли. В книге «Вкус запретного плода» [изд. «Молодая Гвардия», 1991 г.] Игорь Кон обращает внимание на разрыв между официальной и бытовой культурами в средневековой Европе, где первая презирала секс, а вторая разрешала людям наслаждаться почти всеми радостями секса на карнавалах, деревенских посиделках, в куртуазных песнях трубадуров. Так что разрыв между душой и телом и в те века не был абсолютным, а реальная жизнь не такой уж аскетически целомудренной. И это утешает. Тем не менее души людские та мораль поисковеркала вдосталь, души, что жили в теле и стыдились греховной оболочки. И стыдятся порой и сегодня.

И не все, пока еще не все, скользят по строкам о сексуальной жизни человека с открытой душой, с любовью к тайнам человеческого тела, которыми одарила людей природа, одарила на радость, на счастье, для жизни.

Двое, что любят друг друга гармоничной любовью, знают, как счастливо бывает им друг в друге, несказанно, неповторимо. Но говорить об этом вслух? Какая профанация, бестактность, сколь разрушителен словесный анализ – так ощущают тысячи из тысяч.

И я снова готова положить ручку на место, я опять боюсь вторгнуться, разбить. Может быть, поэзия поведает о чуде, а анализ ума – прочь, ибо плод, что ты хочешь познать, запретен.

Но и поэты редко касались скрытых от людских глаз подводных течений в море любви. Смел касаться скрытых струн любви великий поэт, многоцветный певец любви – Лорка. Однажды открылся и Пушкин:

Но если даже поэты предпочитают молчать, то как же посметь открыть рот и начать писать эту страницу любви?

Так стереотип прошлого против моей воли накладывает лапу запрета и на меня, сегодняшнюю.

Не хочу!

Все-таки надо писать. К тому же я не первая. Есть медики, есть ученые, есть молодая отрасль науки – сексология, достижения которой необходимы многим людям, чтобы быть счастливыми в любовных объятиях. И люди уже читают такие книги. И были и есть писатели. Даже в средние века храбрый Бокаччио бросил в лицо монахам целую пригоршню озорных рассказов о сладостях человеческого тела. А сегодня кинематографисты уже радуют и сердят зрителей на экране эротическими радостями любви. Мы учимся земной основе любви. Но повторять то, что есть в специальной литературе по сексологии – не моя задача. Мне – по логике предшествующих страниц – надо выявить формулу любви, отражающую удовлетворение потребностей жизни при сексуальном контакте, и определить, чем разнятся сексуальные радости в отношениях любви, легкой связи, браке без любви.

Давным-давно, в далекой древней Индии, неведомый автор «Ветви персика» попытался понять, что такое любовь. «У человека три источника влечений: душа, разум, тело – так начал древний свои рассуждения. – Влечение души порождает дружбу, влечение ума порождает уважение, влечение тела порождает желание. Соединение трех влечений порождает любовь». К такому пришел он выводу. Простая мудрость древнего индуса удивляет и сегодня. Он в те далекие времена уже ведал о различиях сексуальных переживаний людей, находящихся в состоянии любви, и людей, идущих на связь без любви: «Сношение ради удовлетворения желаний отличается от любовного наслаждения как завтрак бедняка от княжеской трапезы» – писал индус. Неизвестный автор дал тогда и определение любовной близости: «Соединение – вершина любви и ее цель, объединяющая наслаждение души, разума, тела». Не отделил мудрец тело от души и разума, а объединил их в одно, слитое, сплавленное вершиной любви чувство. И был бесконечно прав.

И не случайно свою первую книгу о любви Ю. Рюриков так и назвал «Три влечения», подарив поколению, для многих из которого плод был и запретен и охраняем партийными организациями, достаточно смелые тогда рассуждения о любви, человеческой и свободной от партконтроля.

Искусство любви древних индусов оказалось за семью печатями у средневековой Европы.

И только в XX веке многие европейцы честно признались себе: кое-что мы не умеем, не все бывают столь счастливы в любовных объятиях, как представляется людям в их грезах.

Образованное поколение современных мужчин ринулось в книги и трактаты о сексуальных проблемах и спешит не отстать от сексуальной революции. Ранее скованные, теперь вслух обсуждают тайное, делятся прочитанным, рассуждают о сексе. Я не против. Пусть учатся. По женским телам бродят теперь опытные руки, в заданной последовательности касаясь и губ, и плеч, и стана, честно заботясь о том, чтобы женщина достигла вершин наслаждения. Но как холодны все же бывают порой объятия, как черствы ладони и как пусты слова. Ибо начитанные часто находятся только на станции «Желание», от коей никак не сдвинуться в сторону «Любви».

И иной честный с самим собой мужчина, наконец полюбив, горестно признается: «Оказывается, любимую ласкать труднее, чем нелюбимую». Труднее! Его полюбившая душа ловит настроения любимой, чует малейшее движение ее женской души, и неожиданно иного мужчину это не вдохновляет, а отвлекает, перебивая поток его собственной чувственности, которую он прежде привык черпать из самого себя, и не вдвоем с любимой. Полюбивший горестно двоится в объятиях любимой.

Душевный источник сексуальных чувств, в коем бьются ключом, переливаясь, настроения, трепещут эмоции, живет сама душа любящего, из которого только пить бы да пить, этот кладезь разнообразия и постоянного обновления сексуальной жизни, в коем и ум, и чувства, и настроения – все перемешано, не открыт еще многим мужчинам и многим женщинам. Княжеская трапеза все еще заменяется завтраком бедняка, хотя блюда стали и разнообразнее, и богаче.

И многие женщины, столь жаждущие любви, преподносят своим возлюбленным тысячу и одну загадку о том, как разбудить их замороженные тела. И сами бы женщины рады загореться, но вековая вереница запретов встает между ними и любящими, и гонит женскую чувственность на верхние этажи психики, в голову, в сознание. При таком разрыве, сексуальные эмоции нередко прорываются наружу в заколдованном облике – то потоками слез, то лавиной русалочьего смеха, за которыми прячется монастырский холод женской фригидности.

О распространенности среди людей разрыва между верхними этажами психики и их эротическими переживаниями приходится говорить потому, что как ни печально, но немало еще людей не способно выразить свою любовь в сексуальном объятии. Тело у них бастует, оставаясь в плену страхов и запретов.

А между тем, природа подарила человеку необыкновенную, великолепную, животворную Чашу, пригубить и испить из которой – радость и счастье, воплощение грез и мечтаний.

Двое, что любят гармонично и жаждут слияния своей эмоциональной и духовной жизни, защиты и понимания, только здесь, на уровне удовлетворения потребностей в сексуальном контакте оказываются в состоянии воплотить желаемое, достичь омовения, постигнуть воскрешение и обновление, перелива одного в другого, полного растворения, слияния с другим. «Я – это ты, а Ты – это я», «Нет между нами никаких границ, мы полностью перелились друг в друга» – таково ощущение и воплощение полного счастья любви, которое дарует Эрос в минуты высшего блаженства, если стал он союзником любви.

На всех остальных уровнях потребностей у каждого любящего всегда остается заповедная зона, свои, порой для себя самого не открытые, тайники души, свои противоречия эмоций и неполнота понимания себя и другого. И только растворившись друг в друге как две тающие снегурочки, до полного исчезновения одного в другом, любимые достигают столь лелеемого ощущения безграничного доверия, абсолютного понимания, подлинной защиты. И наслаждения. «Ты – это я, я – это ты».

Но это искусство – выразить телом свою любовь и ощутить любовь другого, искусство, что может и не сразу прийти к любящим.

Искусство любви потребует творчества души и тела и, надо сказать, потребует и определенного навыка. Искусство любви трудно, но постижимо. Не моя задача учить навыкам сексуальной гармонии, об этом много пишут в брошюрах и книгах. И читать их надо. Врачи и психологи многое изучили из того, что веками было покрыто мраком запретности. Нас же интересует различие эротических чувств при наличии или отсутствии любви.

Когда двое соединены гармоничной любовью, их наслаждение друг другом становится средством выразить свои душевные состоянии, выразить свою любовь. Именно это знал Бальзак, когда подчеркивал, что в любви близость – средство, а в страсти – цель. Поэтому в любви близость объединяет любящих, питает бесконечное чувство двоих, развивает его, а в страсти сексуальная близость – разъединяет, поскольку цель оказывается достигнутой и страсть удовлетворенной.

В любви верхние этажи психики питают, поддерживают эротическое чувство, укрепляя его длительность наперекор непостоянству человеческих влечений. А в страсти верхние этажи психики включаются лишь в качестве воздушных замков иллюзий, временно возведенных над желанием и которые рушатся, как только желание удовлетворено. Отсюда страсть – стихия непостоянства, ее подъемы и спады зависят зачастую только от ритма полового желания. Шаткое, сладостное, мучительное основание у страсти – это открыли многие.

Мечта о чуде слияния, о негасимой любви и страсти заложена, наверное, в каждом человеке. Но многие, изведав первые разочарования, узнав горечь страдания, вкусив от незрелых плодов любви, отказываются от попытки поймать неведомую жар-птицу и волшебная животворная Чаша перекочевывает из реальности в мир искусства, фантазии и грез. Это грустно. Награда любви, этой баловницы судьбы, достается не каждому смертному.

Строптива любовь, и она мстит, если чашей ее пренебрегают, если пьют из других сосудов, не волшебных. Мстит депрессиями, душевной опустошенностью, слезами и агрессивностью. Наказывает выселением из рая душевного равновесия, наделяя отступника чувством безграничного одиночества.

Колдунье-любви надо, чтобы любящие не пренебрегали ни одним из ее даров, ни одной из потребностей личностного общения человека. Все вплести в один узел, все вплавить в золотой слиток любви, суметь сотворить гармонию, где «Я – это ты, а ты – это я!» – вот что ждет любовь от двоих. И тогда в минуты высшего счастья она торжествует, тогда награждает и берет влюбленных под свое столь лелеемое волшебное крыло.

Навечно? Не знаю. Ю. Рюриков, например, полагает, что у каждой любви свои сроки. Наверно, как кому отмерится, на что кого хватит, или не хватит. От многого зависят сроки любви. Гарантий на вечное блаженство Независимая не выдаст никому, как ни умоляй. Потрудись, и можно откопать крупицы золотого песка счастья, а то обрести и целый самородок. А можно найти и потерять, сразу потерять, и уплывет неведомо куда золотая рыбка желаний, и даже не спросит – «Чего тебе, надобно, старче?» Уйдет в пучину моря, даже если ты бульдожьей хваткой схватишь за жабры свое счастье – выскользнет из рук, уж будь уверен.

На то она и любовь, чтобы загадывать нам загадки, умирать и воскресать, когда вздумается ей, а не нам. Она свободолюбива, та, которую мы пытаемся удержать.

Сексуальная жизнь человека не терпит насилий. «Где нет свободы, там нет любви» – напоминает Кармен очень нелегкое правило. Защищая свой неизменный девиз – «Свободу!», Любовь, как истинная ведьма, здесь, на уровне сексуальных потребностей, сама же и выставляет ловушку. Ей – свободу, любящему – несвободу, такой вот парадокс.

Без абсолютно свободной возможности плыть по течению ощущений любви, по волнам нарастания и затихания страсти, без права поступать соответственно переживаемым состояниям, человек не может быть счастлив в объятиях другого. Свобода, доверие, способность быть самим собой разрывают оковы, коими человек обуздывает себя при людях, на работе – не ночью.

Вместе с тем, заданность ситуации, обязанность испытывать именно в данную минуту желание целовать может заморозить чувственность и даже испортить настроение. Свобода – условие любви. Без свободы не пригубить из волшебной чаши. Но не испить ее и без желания в крови. Между тем, большинство людей не живет в состоянии постоянного сексуального желания. Оно приходит внезапно и уходит непредсказуемо. У желания свои законы, и об этом уже написаны специальные книги учеными-психологами. Из них можно узнать, что стрелы Амура попадают в нас только тогда, когда мы эмоционально, пусть и не осознанно, к этому готовы. Радость, нарастающая от возбуждающей музыки, чувство счастья жизни, рождающееся в танце, душевный подъем от творческого успеха – это то поле эмоций, на котором прорастает и расцветает цветок эротических желаний. Но и чувство страха, вызванное неожиданной опасностью, будит спящую чувственность, усиливая потребность в защите. Сколько писателей заставляли влюбленных приникнуть друг к другу в первом поцелуе под раскаты грома и сверкание молний! И были правы. А вот в скучающего человека Амур не целится, а от депрессивного бежит, как от огня. И это несмотря на то, что именно депрессивный более всего нуждается в любви как своем спасении. Но любовь вольна свободно выбирать, кого желать, кого миловать, а главное лишь тогда, когда сама она того пожелает. Депрессивного она не жалует. Но, вместе с тем, если не жалуют ее самое, то сама тоже загоняет в депрессию. Попробуй, поймай загадочную Жар-птицу! Нет, только свободная спустится любовь с небес и одарит сверкающим наслаждением земной любви. Ибо любовь свободна!

Болгарский философ К. Василев в солидной книге «Любовь» обозначает это свойство любви как неподкупность, ибо нельзя принудить любить – ни себя, ни другого.

«Любовь чахнет под принуждением; самая ее сущность – свобода, она несовместима с повиновением, с ревностью или страхом», – отмечал и П. Шелли. «Любовь быть хочет жертвою свободной», – писал и Ф. Шиллер.

Но как много в любви из-за этого противоречий!

«Любовь свободна!» И человек отстаивает право любить свободно, право не насиловать стихию своих желаний и… поступает в соответствии с данным ему правом – остается, например, дома, вместо того, чтобы спешить к жаждущей его любимой. Любовь жива и никуда не делась, но у человека сегодня не то настроение. И он прав, следуя за своим состоянием.

Но ведь чувство любви – чувство вдвоем, а не тет-а-тет с самим собою. Тут и обнаруживается ловушка, ибо ненасилие над собой может обернуться насилием по отношению к другому, в эти часы жаждавшему любовных лобзаний.

Кто-то устал, а кто-то рядом полон сладостной неги и жаждет пригубить вкуса губ и пить их, наслаждаясь. Нельзя? Надо себя сдержать? Но ломки прекрасных состояний ведь тоже дорого стоят, они тоже могут заморозить, лишить уверенности, способности свободно отдаваться другому.

Вообще сотворить гармонию свободы двух тел дело вовсе нелегкое. И можно понять, если кто-то досадливо махнет рукой и предпочтет уйти в объятия легкой сексуальной связи, где хоть одно очевидно – если не хочу приходить, то и не приду, никто не предъявит никаких претензий. Свобода!

Свобода! Как часто она иллюзорна, однако, и в легкой связи, где радость одного становится страданием для другого. Легкая связь по названию – легкая, а в реальности заранее заданное непостоянство, оговоренное право на несоблюдение верности и отсутствие ответственности за судьбу другого, на самом деле нередко требует от глубоких и преданных людей сверхусилий, дабы избегать страданий.

И вообще, я хотела бы попросить поднять руки тех мудрецов, коим легкие связи всегда удаются как легкие. Не в литературе, а в жизни. Пусть скажут – с кем у них это получается? Только честно.

Пусть каждый ответит себе сам.

Но я думаю, что люди, бегущие от страданий любви, все же не уходят от страданий и в легких связях, и если научаются избегать своих собственных мук, то уж почти обязательно причиняют их другим – невниманием, своеволием, пресловутой свободой. Так и захлопывается ловушка. Свобода оборачивается несвободой – так, или иначе.

Но без свободы действительно нет любви! Вреднейший яд, от которого любовь падает замертво – это победившее ее страдание, страдание человека, цепляющегося за другого человека, в другом, и только в нем ищущего своего спасения. Утонувший в страданиях неспособен дарить радость, мертва его чувственность, да и щедрость души проваливается в тартарары, и ничего, кроме мольбы о тепле, и обиженных слов не способны произнести уста. Страдающий невольно ориентирован только брать, а если и дает, то одни стенания и плохое настроение, но не радость слияния. Парадокс и в том, что попавший в капкан страданий становится ненасытным, неутолимым и слепым к проявлениям любви, обращенной на него. Всего страдальцу мало – и доброта не утешает, и поцелуи не греют, и признания в любви не успокаивают, будто разверзлась бездна, где все белое превращается в черное. Устает в конце концов человек от себя самого, но устают от него и те, кто рядом. И тогда уставшим от чужих страданий зачастую выбрасывается флаг капитуляции любви, флаг спасения своей нервной системы. «Свобода!» – начертано на том знамени. Свобода…

И не ведают двое любящих, что убивали любовь вдвоем. И хотя громко стенал, быть может, только один, и вслух не страдал другой, оба утеряли способность дарить любовь. И она умерла, зачахнув за тюремной решеткой обоюдной несвободы, лишившись эротических радостей.

Да, любовь свободна… И страданиями расплачиваются люди за требовательность, поправшую свободу, и за свободу, пренебрегшую требованиями любви.

Люди хорошо знают, какое счастье или несчастье в поисках сексуальных радостей таит в себе любовь и даже легкая связь. А потому порой бегут от любви не только в объятия необязательных отношений, в которых действующими лицами все же являются два живых человека, – а где живое, там разве предскажешь, что происходит в душе другого? Нет, есть бегство и к самому себе – есть любовь, хранимая для себя, любовь, что остается тайной даже для того, кто вызвал чувство любви. Любить, не общаясь с любимым, не держа его в объятиях, любить образ, тень, фантазию и испытывать сладость любовного желания, радость от случайного взгляда, от силуэта, мелькнувшего на улице. Любить и писать стихи о любовном чувстве, про которое любимый знать ничего не знает, от которого ему ни жарко, ни холодно, – ни радостей, ни страданий, ни помощи, ни помех. Ничего! Такая вот любовь – любовь в себе, любовь без сексуальных контактов.

Такую любовь в себе воспевает не кто-нибудь, а Петрарка. И сколько поэт доставляет нам, читающим его сонеты, наслаждения! Какое возвышенное находим мы сердце, сколь глубока психологическая насыщенность его чувства, и главное – как Петрарка постоянен. Ничто не мешает Петрарке любить – ни бесконечные беременности Лауры от ее законного мужа, ни появившаяся прядь седых волос, ни отяжелевшая походка. Более того, даже смерть не властна над соловьем любви. Нет Лауры, а Петрарка продолжает любить и петь о любви.

А я взяла и подумала – хотела бы я быть Лаурой? Хотелось бы, чтобы любили меня так, как Петрарка любил Лауру? Нет! Я не хотела бы быть Лаурой. Такой далекий воздыхатель, который мне и гвоздь в стенку не вобьет, не то чтобы прийти и повесить на него свой плащ, и утешить в беде или закружить мне голову земным сладким поцелуем, оставляет меня, так горячо им любимую, одну-одинешеньку на всю мою долгую жизнь. Что мне его стихи, если я мертва и прожила свою жизнь без него, не согретая им, не любимая им в плоти моей. Зачем мне его бессмертная слава, коль я не одержимая тщеславием, а простая смертная, жаждущая понимания, защиты и любовных радостей, живая женщина – Лаура? Не пришел он ко мне, хотя и пел о любви ко мне. Не стал он моим и не стала я его.

Право, больше было радостей многим женщинам от раскомплексованного, любвеобильного Гуляки Ж. Амаду, чем одной-единственной Лауре от пронесенной через века любви Петрарки. Любовь Петрарки – непарная форма общения и сродни менее романтической любви престарелых девиц и несчастливых жен к телу Иисуса Христа.

И позиция Петрарки, при всем ее очаровании, не безобидна. Пожизненная привычка любить не женщину из плоти и крови, а лишь плод фантазии, дает любящему заманчивую возможность в мечтах повелевать возлюбленной, заставлять ее вести себя так, как снится мечтателю соответственно его ожиданиям и его чувствам. Но оставьте такого влюбленного хоть раз наедине с реальной Лаурой, и ничто на свете не обеспечит Петрарке поведения Лауры, соответствующего его сто раз проигранному в мечтах сценарию. Она ведь женщина живая, со своими представлениями, своими ожиданиями, со своими привычками, а главное – мечтателя совсем не знающая. И какие тогда возникнут сложности! А их еще и преодолеть надо, храня любовь.

Нет, не зря Петрарка не искал встреч с Лаурой. Он, возможно, их даже боялся. Погруженному в любовь-мечтание страшен диссонанс между реальностью и иллюзией, неведомо творческое созидание живых отношений. И Петрарка предпочел стихи и – параллельно – объятья, грешные и горячие, с другими, более доступными ему женщинами. А иные одинокие мечтатели уходили в монастыри. Гармоничной любви на таком основании людям не создать.

Но, конечно, не виноват Петрарка, несчастный и счастливый поэт средневековья. Он ведь весь в том времени, когда чувственную любовь гнали из жизни людей, и в такое время пел ей славу, возвеличивал ее радости, пусть не разделенные с любимой, но радости оттого, что он, Петрарка, сам любил. И не иссякал в поэте источник любви даже в старости. Любовь Петрарки наполнена состраданием к Лауре, восхищением Лаурой, принятием ее такой, какой она была и становилась, красивой, старой, мертвой. Душа поэта узнала радости и печали любви, чувства Петрарки проникнуты любовной эротикой, но счастья слияния в любви гармоничной Петрарка не узнал. Не мог он сказать: «Ты – это я, я – это ты».

Такую любовь, вернее, такое направление в защиту любви, диктовало Петрарке его время, презирающее тело как вместилище адских сил и дьявольских козней. Петрарка и воспевал любовь как радость духовную, как источник жизни и творчества, как счастье и горе, пронизывающие его душу. И поэтому поэт современен, поэтому он и восхищает, мы находим в сонетах Петрарки воплощение переживаний, сомнений и веры и любовь, присущие человечеству.

И все-таки любовь Петрарки не идеал. Любовь поэта, во мраке восставшего в защиту любви, искорежена средневековыми запретами. Любить как Петрарка – это счастье, но не счастье вдвоем. Петрарка испил не все радости из чаши любви. И поэтому не надо портить себе жизнь подражанием Петрарке, возведением его в ранг великих магов любви. Не маг, а счастливый несчастный – вот кем был Петрарка.

И еще. Любовь как у Петрарки к Лауре – лишь один из этапов любви двоих. Это благодатный, счастливый первоначальный этап вынашивания собственной любви, период ее созревания, пока не заполнит любовное чувство все существо человека, всего его, каждую его клеточку. Миновать этап любви в себе, когда достаточно еще только того, что есть на свете любимая и большего не нужно – значило бы лишить свое чувство времени, нужного ему, дабы набрало оно питательных соков, подвергнуть его опасности недозревания и преждевременного увядания. Но оставаться навечно в начале любви, не сделать свое чувство чувством вдвоем – значит исказить любовь.

Где-то я прочла: слишком быстрая отдача друг другу убивает любовь. Автор, наверное, прав. Но и «неотдача» друг другу тоже убивает.

О таком очень печальном исходе истории любви двух влюбленных поведал однажды Джек Лондон в великолепном рассказе «Когда боги смеются». Помните – юноша и девушка пожелали обмануть природу и самих себя и продлить до бесконечности свое сладостное желание в крови и потому не отдавались друг другу. Но в одно прекрасное печальное утро они проснулись с пустыми сердцами и холодом в теле. Любовь умерла голодной смертью, не поддержанная живительным напитком из волшебной Чаши.

И еще. Человек, превративший любовь «в себе» в привычное отношение к любимому и не находящий путей к любви вдвоем, подвергается опасности закрепить в себе разрыв между мечтой и реальностью, может лишить себя способности к любви земной.

А кто не испытал иных разочарований – шел на свидание, полный любви, в предвкушении счастья, а дошел – и все погасло? То, что было в душе и теле, умерло в присутствии другого – любимого.

Вот и может показаться, что хранить в себе состояние любви на воспоминаниях порой сладостней, богаче эмоциями, чем новая встреча. Разве так не бывает? Вообще найти себя друг для друга, отыскать дорогу в царство волшебной Чаши – не из легких задач.

Нужен труд души, разума и тела, нужна любовь как творчество на всех уровнях потребностей личностного общения. Нужно творчество вдвоем, друг подле друга, ради сотворения гармоничного «Мы». Нужно сотворчество и двух тел – талант любви.

Уметь разговаривать не только глазами, не только голосом, а стихией своей крови, кожей своей, волнами каждого движения тела – вот чего ждет любовь от двоих, как доказательства их приверженности к лику познавших ее тайну.

Я не думаю, что кому-нибудь поэма любви дается легко и сразу.

На этом пути тоже много препятствий выставила людям колдунья. Отсутствие опыта и груз прошлого опыта одинаково могут мешать расшифровывать язык тел, сделать глухими к своей и чужой симфонии души, звучащей в теле. Немым может быть тело, редко от рождения, чаще от тысячи маленьких и больших комплексов, вариации которых у каждого свои, личные. И сбросить свои вериги нет ни желания, ни сил, поскольку верными опорами они порой представляются людям. А ведь талант – всегда свобода, свобода быть самим собой. Но кто определенно скажет, что знает себя, знает свою душу или знает свое тело?

Страшно?

Иной, давно распростившийся с мечтой о любви и пользующийся наслаждениями легкой связи, скажет лениво: «Канительно!» Он привык жить по принципу: «Пришел, увидел, победил… ушел, если не нравится». Что еще надо, а?

Легкая сексуальная связь не бывает глубокой привязанностью именно потому, что главный источник ее питания – сексуальные желания, не выросшие до моря любви. Само появление желания в легкой связи порой вовсе не результат присутствия данного партнера или воспоминания о нем лично, а лишь следствие физиологической игры гормонов, что гонит людей на поиск друг друга по трубному зову полового инстинкта, раскрепощенного, вдобавок, еще и винными парами. Те люди, что сознательно идут на подобные отношения, зная им цену, может быть, умеют отряхиваться как уточки и любить свои легкие радости. Но – свидетельствует жизнь – немало мужчин и женщин все же расплачиваются за свою всеядность моральными муками, упреками, дурным настроением, недоверием и презрением к людям другого пола. Редко кому удается не ожидать от другого большего, чем он предлагает сам.

Человечество каким-то образом решит эти проблемы. Бокаччо, Рокуэлл Кент, Жоржи Амаду уже в прошлом и настоящем весьма жизнелюбиво расширяют спектр сексуальных радостей и предлагают не осуждать легкие, как воздушный шарик, отношения. Но многим это пока не очень удается.

Идти в объятия мужчины и ждать только пламени, горения крови и исхода страсти в криках и стонах, зная каждой клеточкой, что все же он чужой, что «я – не ты, и ты – не я»? Разве легко тогда полное растворение друг в друге, сладостное чувство умирания и воскрешения в другом человеке? А что потом, когда схлынуло обоюдное желание? Чувство благодарности? Или равнодушие к чужому телу, повернутому спиной и уже погрузившемуся в сон, не приведи бог, еще и с храпением? Или легкое чувство освобождения от сексуального гнета и на этом «спасибо, мой друг»? Разное чувствуют люди, связанные легкой связью, ибо различны они. Одно, все же, верно для всех – не дарует легкая связь того сплава радостей любви, той абсолютной близости, того блаженства полного слияния, которое присуща любви. И в этом различие.

О трудностях секса, к которому мы не научились еще относиться с любовью, с озорной откровенностью пишет Николай Козлов в книге «Как относиться к себе и другим, или практическая психология на каждый день» [изд. Новая школа. М. 1994 г.]. Автор предлагает читателю освободиться от целого ряда моральных установок нашей современной культуры, которые мешают наслаждаться и дарить наслаждение в сексуальном общении. Автор уверяет, что легкая сексуальная связь необходима людям в жизненном пути, по крайней мере в начале взросления, для познания себя и других. Она обогащает людей, ибо позволяет отведать разные блюда сексуального пиршества. Читатель узнает много интересного о психологии сексуального общения, много такого, о чем стоит задуматься или с чем стоит поспорить, если хочешь, чтобы жизнь стала радостней и счастливей. Автор повествует о тайном открыто, с симпатией и юмором. И по-доброму.

Такие книги полезны, ведь в жизни не только легкая связь, но и брак нередко строится на неустойчивом фундаменте сексуального желания, не питаемого любовью к человеку в целом, строится на стремлении обеспечить постоянного, доступного сексуального партнера. Люди не всегда в этом признаются, а часто и сами не знают, что гонит их к брачному ложу. В браке без любви отношения легкой связи, главное назначение которых удовлетворение потребности в сексуальном контакте, приобретают юридическую оформленность, с прибавлением ведения общего хозяйства, со всеми заботами и тревогами. А потом рождаются дети.

Супруги, искавшие друг в друге удобных сексуальных партнеров, не объединенные взаимной любовью, не всегда легко стыкуют свою ранее свободную жизнь с новыми хозяйственными и прочими обязанностями. И часто молодой муж бежит из дому к друзьям. А женщина, одна вынужденная нести львиную долю всех тягот и забот домашнего быта, теряет порою радость жизни, а с нею и сексуальные желания.

Вместе с тем, брак накладывает на мужа и жену обязательства верности друг другу, чего нет в отношениях легкой связи. И потому, если брак заключается без любви, верность становится проблемой номер один, тяжким бременем, взваленным супругами на свои плечи. Сексуальная жизнь с нелюбимым партнером скоро становится скучной и однообразной, превращаясь в привычку или обязанность. Нет в ней праздников.

Хорошо, если все-таки случится чудо и в дом войдет любовь, или, по крайней мере, появится устойчивая привычка и уважение друг к другу. Иначе слишком зыбким оказывается основание брака без любви, построенное на зыбучих песках уходящих и приходящих сексуальных желаний. Ух, какие тут случаются качки на волнах жизни. Что там море с его штормами…

Кто хочет узнать, к чему приводят браки без любви, пусть прочтет «Воспитание по доктору Споку» В. Белова.