Часть II. Сознание и активация

Введение


Существование человека не отличается принципиальным образом от существования других живых организмов. Оно состоит из непрерывного взаимодействия с окружающим миром, что позволяет индивидууму обеспечивать свою адаптацию, а тем самым и выживание с момента рождения до самой смерти. Человеческое существо ежеминутно сталкивается с ситуациями, значение которых варьирует в зависимости от его потребностей или намеченных целей.

В связи с этим инициация тех или иных действий представляет собой лишь последний этап трехстадийной последовательности. Ее первый этап состоит в активации мозга, которая происходит в результате сопоставления внутреннего состояния человека с внешними объектами или ситуациями. Второй этап заключается в обработке мозгом информации, поступающей от организма и из внешнего мира, с целью запустить третий этап — наиболее подходящее поведение с учетом как текущих обстоятельств, так и прошлого опыта. Когда речь идет о рефлекторных реакциях или инстинктивном поведении, эта обработка информации осуществляется более или менее автоматически, стереотипным образом (см. гл. 1). При сложных процессах научения и особенно при сознательном принятии решения в этой обработке участвуют и такие высшие функции, как память и мышление. Об этом будет идти речь в третьей части книги.

Главы 4–6 будут посвящены изучению активации и тому, как организм «создает» окружающую среду в зависимости от своих потребностей и ожиданий.

Прежде всего важно отличать понимание активации психофизиологами от ее понимания в психологии.

Физиологическая активация связана с функцией центров, находящихся у основания головного мозга. В этих центрах заключены механизмы пробуждения; и именно на этом уровне собираются и классифицируются сигналы, идущие из внешнего мира и от самого организма, прежде чем они будут при участии ретикулярной формации направлены в кору большого мозга, если окажутся достаточно важными. Происходящая в результате этого активация высших центров позволяет организму бодрствовать и внимательно следить за сигналами от окружающего мира, что обеспечивает ему сохранение как физиологического, так и психического равновесия.

Психологическая активация представляет собой продолжение физиологической активации. Она связана с расшифровкой внешних сигналов, которая зависит от уровня бодрствования и от состояния создания человека, а также от его потребностей, вкусов, интересов и планов.

Блестящий камень, найденный на дороге, для геолога означает совсем иное, чем для просто гуляющего человека. Вид луга или леса совершенно по-разному воспринимается художником, инженером, которому предстоит проложить здесь шоссе, водителем, у которого кончился бензин в баке, и фермером, живущим в этом краю. Девятая симфония Бетховена вызывает совершенно различные чувства у обеспокоенного человека, у человека, находящегося под воздействием наркотика, или у дремлющего; и уже независимо от состояния сознания ценитель классической музыки будет реагировать не так, как любитель рока. Человек, который испытывает сильный голод, будет обращать внимание только на то, чем можно было бы заполнить пустоту в желудке. Сытый же человек, возможно, займется поиском хорошей книги, постарается попасть на футбольный матч или же послушает передачу концерта по радио.

Таким образом, уровень и характер активации будут зависеть от трех взаимосвязанных факторов.

Прежде всего речь идет об уровне сознания и активации, на котором находится мозг. От информации будет мало пользы, если человек спит или вообще состояние его сознания не таково, чтобы он мог ее принять и усвоить. Уровень активации в основном определяется естественными циклами бодрствования и сна, но он может также видоизмениться, скажем, при медитации или под действием лекарственных препаратов.

Наше восприятие окружающего — результат истолкования сигналов, улавливаемых «антеннами», настроенными на внешний мир; эти антенны — наши рецепторы: глаза, уши, нос, рот и кожа. Мы чувствительны также к сигналам из нашего внутреннего мира, к мысленным образам и к воспоминаниям, хранящимся в памяти на более или менее сознательном уровне.

Тем не менее поиск и выбор сигналов будут зависеть от другого источника активации, который постоянно направляет эти процессы. Это уровень врождённых потребностей и приобретенных в течение жизни мотиваций, а также аффективных компонентов — эмоций и чувств.

Разумеется, на самом деле все это не так просто. Активация всегда частично включает предварительную обработку информации, позволяющую понятным образом расшифровать сигналы из внешнего и внутреннего мира. К тому же, как мы увидим в последующих главах, каждый из этих аспектов активации часто бывает связан с двумя другими. Поэтому раздельно они будут» рассмотрены только для ясности изложения.

Глава 4. Внутренний мир и состояния сознания

Сознание и активное бодрствование


Традиционно западная психология признаёт два состояния сознания, присущих всем индивидуумам: с одной стороны, сон, рассматриваемый как период отдыха, а с другой — состояние бодрствования, или активное состояние. Последнее соответствует активации всего организма, которая позволяет ему улавливать, отбирать и истолковывать сигналы внешнего мира, отправлять некоторые из них в память или же реагировать на них адекватным или неадекватным поведением, в зависимости от предшествующего опыта и навыков. Таким образом, бодрствование — это то состояние, в котором мы можем приспосабливаться к внешней действительности.

Это нормальное состояние сознания является тем не менее состоянием, которое не имеет реальности в себе. На самом деле это идеальное состояние, которое в основном проявляется лишь в нашей способности эффективно расшифровывать внешние стимулы и отвечать на них так, как это принято для большинства членов социальной группы, к которой мы принадлежим. А внушать нам этот способ реагировать начинают с самого раннего возраста. Нейрофизиолог Лилли (Lilly, 1980) отмечает, что мысли, которые мы принимаем за свои собственные, на самом деле на 99 % предопределены и обусловлены мыслями других людей. Мы думаем, что наше представление о вещах и то, как мы на них реагируем, — это что-то наше личное, на самом же деле это совокупность мыслительных конструкций, выработанных другими на протяжении поколений. Мы же чаще всего их только воспроизводим и повторяем, чтобы оставаться в гармонии с окружающей нас физической и социальной средой.

То, как мы осознаем внешний мир и одновременно наш внутренний мир, меняется на протяжении дня. Наше восприятие событий в значительной степени зависит от нашего состояния — от того, напряжены мы или нет, возбуждены или находимся в полудремоте. Таким образом, обработка информации меняется, подчас очень существенно, в зависимости от уровня бодрствования и от готовности к восприятию сигналов.

Хебб (Hebb) попытался в 1955 году проиллюстрировать это положение вещей графически (рис. 4.1). Из приведенного графика видно, что по мере усиления активации организма уровень бодрствования возрастает, но при этом адаптация, возможная благодаря бодрствованию, начиная с какого-то момента может ухудшиться, если активация чрезмерно возрастёт. Это может произойти из-за чересчур сильной мотивации или же в результате серьезного расстройства чувств. Студентка, которая любой ценой должна успешно сдать экзамен, рискует потерять сосредоточенность, необходимую для понимания задаваемых вопросов. Спортсмен, который перед решающим матчем узнает о разрыве со своей любимой, может полностью потерять интерес к этому матчу.


Рис. 4.1. Согласно закону Йеркса — Додсона, видоизменённому Хеббом, поведение индивидуума будет тем эффективнее, чем ближе будет его уровень бодрствования к некоторому оптимуму — он не должен быть ни слишком низким, ни слишком высоким. При более низких уровнях готовность субъекта к действию постепенно уменьшается и вскоре он засыпает, а при более высоких он будет все больше взволнован и его поведение может даже полностью дезорганизоваться.


До самого недавнего времени это экстравертированное (или «поверхностное», как его назвал в 1984 г. Etevenon) сознание рассматривалось научной психологией как единственный нормальный аспект, достойный изучения. Согласно этой классической концепции, слабость активации приводит к дремоте и сну, а слишком сильная активация — к дезорганизации поведения, рассматриваемой уже как патологическое явление, если человек оказывается неспособным восстановить равновесие.

Однако каждый день приносит новые знания о функционировании мозга и его нейромедиаторов (см. приложение А), а также о том, как постоянно изменяется электрическая активность мозга (см. документ 4.1). Кроме того, некоторые ученые — психологи и физики — проявляют все больший интерес к восточной культуре, рассматривающей жизнь в ее полноте не как цепь явлений, которые нужно объяснить, а скорее как неотъемлемую часть Вселенной, к единству которой она причастна.

Внимание западных ученых все чаще обращается к тому, как это мистическое глобальное единство постигается носителями восточной философии через медитацию и состояние транса. На Западе, в частности, эксперимент с сенсорной депривацией и анализ переживаний испытуемых в таких условиях позволили подойти к изучению «внутреннего мира» субъекта (см. документ 5.10).

С другой стороны, продвигается вперёд изучение действия наркотиков, применяемых в лечебных или иных целях; оно позволяет глубже познать механизмы мозга и понять, как эти механизмы могут быть изменены.

Даже действия, относимые обычно к аномальным и наблюдаемые, например, при шизофрении или депрессии, все чаще рассматриваются теперь как способ найти внутреннее равновесие и избежать давления внешней реальности. Поэтому их следовало бы понимать скорее как «нормальное» выражение внутреннего мира, а не как аномалию экстравертированного сознания, которую любой ценой нужно устранить.

Однако и такое явление, как сон с сопровождающими его сновидениями, оказывается гораздо сложнее, чем думали раньше. Теперь известно, что в нашей жизни сон представляет собой состояние первостепенной важности — как по месту, которое он в ней занимает, так и по мозговой деятельности, лежащей в его основе.

Таким образом, сознание — это мозаика состояний, которая играет более или менее значительную роль как во внешнем, так и во внутреннем равновесии индивидуума.

В критических ситуациях человек существует как бы на двух взаимоисключающих уровнях. С одной стороны, он должен быть частью объективного мира, в котором его «Я» вынуждено приспосабливаться к внешней реальности. Это уровень экстравертированного сознания, перцептивных функций и принятия решений. С другой стороны, он погружается в субъективный мир измененных состояний сознания, из которого исключена всякая связь с внешней действительностью и временем и где укореняется глубинное «Своё», в котором, по мнению некоторых, реализуется состояние «океанического союза со Вселенной» (см. документ 4.2).


Измененные состояния сознания


Сон


За примером измененного состояния сознания, полностью отрезающего нас от нашего физического и социального окружения, далеко ходить не нужно; действительно, одно из таких состояний — обычный сон, с которым каждый из нас сталкивается ежедневно и совершенно естественно и который занимает треть всей нашей жизни.

В среднем наш организм функционирует с таким чередованием: 16 часов бодрствования, 8 часов сна. Известно, что этот 24-часовой (с небольшими вариациями) цикл управляется внутренним контрольным механизмом, называемым биологическими часами. Они-то и ответственны за возбуждение центра сна, расположенного в стволе мозга, и центра бодрствования, которым служит сама ретикулярная формация (см. документ 4.3).

Долгое время полагали, что сон — это просто полный отдых организма, позволяющий ему восстанавливать силы, израсходованные в период бодрствования. Действительно, было замечено, что недостаток сна иногда существенно сказывается на поведении: некоторые люди засыпают буквально стоя, галлюцинируют или начинают бредить после двух-трех дней лишения сна; другие теряют даже способность нормально воспринимать осязательные, зрительные или звуковые стимулы.

Сейчас, однако, известно, что сон — не просто восстановительный период для организма, а главное то, что это вовсе не однородное состояние (рис. 4.2). Сон проходит различные стадии: за медленноволновым сном следует сон другого типа — парадоксальный. Эта последовательность повторяется в каждом из пяти циклов длительностью примерно по 90 минут, обычных во время нормального ночного сна (см. досье 4.1).


Рис. 4.2. Стадии сна. Слева: медленные волны, характерные для четырех стадий сна. Справа: быстрые волны, обычные в состоянии бодрствования, а также во время парадоксального сна (стадия БДГ). В середине показаны все пять циклов сна продолжительностью около 90 минут каждый. Было замечено, что у взрослого человека стадия 4 чаще всего не достигается более двух раз, и притом только в начале ночи. Отмечают также малую продолжительность переходов через стадии 3 и постепенное удлинение перехода к стадии 2 и парадоксального сна (БДГ).


Медленноволновый («медленный») сон


Он составляет около 80 % общего времени сна. Регистрируя электрическую активность мозга у спящих людей, ученые смогли выделить четыре стадии, в течение которых мозговая активность проявляется в форме все более и более медленных волн, вплоть до четвертой стадии, соответствующей глубокому сну.

По мере того как человек погружается в сон, ритмы сердца и дыхания замедляются, становясь все более равномерными. Даже если вначале сохраняется некоторый тонус мышц, в момент достижения стадии глубокого сна тело расслабляется, и организм, по-видимому, в максимальной степени восстанавливает физические силы. Однако некоторая реактивность сохраняется и во время сна; по-видимому, многие люди способны просыпаться в намеченный час или просто при произнесении их имени.


Парадоксальный сон


Долгое время полагали, что медленноволновый сон — единственный вид сна, пока однажды Азеринский и Клейтман (Azerinsky, Kleitman) в 1953 году после волн, характерных для четвертой стадии, т. е. глубокого сна, не обнаружили электрическую активность иного типа. Сначала подумали, что это просто возврат к первой стадии (легкому сну), но потом вскоре поняли, что речь идет о какой-то неизвестной ранее стадии. Действительно, спящий в это время находится в полной неподвижности вследствие резкого падения мышечного тонуса, тогда как деятельность мозга возрастает, как будто человек просыпается. Тем не менее одни лишь глаза совершают быстрые движения под сомкнутыми веками.

Это стадия БДГ — сон с быстрыми движениями глаз, называемый также «парадоксальным» сном из-за наблюдаемого, казалось бы, несоответствия между состоянием тела и активностью мозга. Во время стадии БДГ разбудить спящего очень трудно, но если это удается, то можно услышать его рассказ о том, что он видел во сне, причем богатство и точность деталей этого сновидения контрастируют с тем, что бывает во время медленноволнового сна (досье 4.1).

Поскольку сновидения тесно связаны с парадоксальным сном, можно сделать вывод, что их продолжительность, вероятно, сравнима с продолжительностью периодов такого сна, т. е. составляет примерно 20 % общего времени сна. Кроме того, было отмечено, что если первое сновидение данной ночи обычно не отличается большой оригинальностью, то в последующих периодах сна с БДГ сновидения становятся все более яркими. В среднем примерно один из каждых трех снов — цветной; однако это, по-видимому, не имеет особого значения.

Наряду с этим выяснилось, что если глубокий сон необходим организму, то нужен ему и парадоксальный сон. Во время различных исследований испытуемых систематически будили в тот момент, когда электрическая активность мозга и движения глаз указывали на переход в фазу парадоксального сна. Потом им позволяли снова заснуть и проспать в общей сложности столько же часов, что и обычно, но периоды парадоксального сна таким образом исключались. Когда после этого тем же испытуемым позволяли спать непрерывно, доля периодов БДГ в общем времени сна значительно увеличивалась (Dement, 1960).

Было выдвинуто много гипотез о значении парадоксального сна. Некоторые исследователи полагают, что это периоды восстановления клеток; другие считают, что сон с БДГ играет роль «предохранительного клапана», позволяющего разряжаться избытку энергии, пока тело полностью лишено движения; по мнению третьих, он способствует закреплению в памяти информации, полученной во время бодрствования. Некоторые исследования указывают даже на тесную связь между высоким уровнем интеллектуальности и большой общей продолжительностью периодов парадоксального сна у многих людей.

Что касается самих сновидений и их содержания, то было выдвинуто несколько гипотез, которые сейчас еще находятся на стадии проверки (см. досье 4.1).


Медитация


Под медитацией имеется в виду особое состояние сознания, измененное по желанию субъекта. Это практика, известная на Востоке уже много столетий, привлекла внимание западных ученых из-за аналогии, которую можно провести с феноменами, наблюдаемыми в лаборатории при создании внешней обратной связи от физиологических процессов к органам чувств (см. документ 4.4).

Все виды медитации преследуют одну цель — сосредоточить внимание, чтобы ограничить поле экстравертированного сознания настолько, что мозг будет ритмически реагировать на тот стимул, на котором сосредоточился субъект. Есть несколько способов достижения этой цели: можно сконцентрировать внимание на мыслях или физических ощущениях, как это делают последователи зазены, использовать ритмические танцы, как у дервиш-турнеров, или же практиковать йогу, которая делает акцент на владение телесными позами и дыханием. Во всех случаях мозг начинает все больше и больше синхронизировать свою электрическую активность — чаще всего типа альфа-волн, а иногда тета-волн, как это бывает у некоторых мастеров зен.

Некоторые люди достигают во время медитации даже такого уровня контроля, что могут по собственному желанию замедлять сокращения сердца или уменьшать потребление кислорода примерно до 20 % (рис. 4.3).


Рис. 4.3. Переход к измененному состоянию сознания может осуществляться разными способами. Он может происходить во время ритмичного танца, сопровождающегося бесконечным повторением одного и того же слова, как это бывает в некоторых сектах, или при полном уходе во внутренний мир, как у йогов (внизу справа). В обоих случаях принцип остается тем же: нужно сузить поле сознания настолько, чтобы отрезать себя от внешнего мира.


Техника медитации широко популяризировалась на Западе. Здесь имеется в виду трансцендентальная медитация, которая основана на использовании особого слова — мантры. Мантра, обычно выбираемая «учителем» для ученика, состоит из таких звуков, как О, М, Н, которые легко вступают в резонанс с электрической активностью мозга. Субъект должен повторять свою мантру — ОМ, ЭНГ, ШИРИМ… — сначала вслух, а потом про себя до тех пор, пока он не достигнет состояния полной расслабленности и «чистого сознания», из которого исключены все восприятия внешнего мира и которое граничит, по мнению некоторых приверженцев, с «чувством вечности».

Очевидно, что если физиологические изменения, связанные с медитацией, легко доступны для объективного исследования, то субъективные впечатления, о которых сообщают испытуемые, проверить трудно. К тому же в следующей главе мы увидим, что пребывание в изолированной камере дает сходные эффекты за час с небольшим и что оно вызывает, в частности, появление тета-волн у бодрствующего субъекта за несколько минут, в то время как большинству мастеров зена для этого требовались несколько лет практики медитации.

Как бы то ни было, медитация как таковая, видимо, доставляет тому, кто ее практикует, реальное удовлетворение, особенно из-за связанного с нею расслабления. Конечно, здесь имеется в виду способ, который, как подчеркивает Бенсон (Benson, 1973), может позволить многим побороть стресс, не вступая для этого ни в какую секту (см. документ 4.5).


Разнообразие измененных состояний


Однако совсем не обязательно становиться мастером медитации или погружаться в состояние транса, чтобы почувствовать измененное состояние сознания, отличное от сна.

Каждый из нас когда-то испытывал в течение короткого времени ощущение экзальтации, приводящее к «расширению» сознания и чувству слияния со Вселенной, рядом с которой реальность кажется тусклой. Причиной этого может быть зрелище, поразившее нас своей красотой, или какая-то музыка, всегда вызывающая одно и то же волнение; это могут быть эмоции при первых любовных прикосновениях, к которым стремились на протяжении долгого времени оба влюблённых, или ощущения, связанные с оргазмом, или же чувства альпиниста, который после многочасовых усилий один достиг вершины. Все это особые моменты, пиковые, или пароксистические (как их называет Маслоу, 1970), которые способствуют сохранению нашего эмоционального равновесия.

Но, хотя подобные состояния и запрограммированы наследственностью, все же воспитание, получаемое в нашем обществе, направлено скорее на то, чтобы ограничить возможности испытывать их. Преследуемая при этом цель состоит главным образом в том, чтобы направлять энергию на адаптацию к внешней действительности (физической и социальной) и на развитие экстравертированного сознания.

Что касается переживаний, испытываемых некоторыми людьми под воздействием гипноза (см. документ 4.6), или — уже в ином роде — перед смертью (см. документ 4.7), то они являются в настоящее время объектом исследований, которые, возможно, поставят под сомнение несколько упрощенное представление, которое мы чаще всего имеем о механизмах человеческой психики.


Употребление наркотических средств и патологические состояния


С давних пор наиболее известны патологические состояния сознания, вызываемые с помощью наркотиков. Каждый слышал о возможных последствиях употребления этих средств: об адской зависимости от героина, о риске передозировки, об опасностях при вождении машины в состоянии опьянения, об умственной деградации человека, долгое время употребляющего наркотики, о риске заболевания раком в результате курения…

Большинство этих предостережений в некоторой степени оправданно. И тем не менее люди продолжают употреблять психотропные средства. Некоторые делают это, чтобы устранить боль, другие — чтобы обрести сон, третьи — чтобы взбодрить себя в ответственные моменты; но многие — просто для того, чтобы почувствовать себя «иным», обрести состояние внутреннего благополучия, которое помогает им преодолеть трудности жизни, а часто и избежать их. Табак, кофе, алкоголь — это, несомненно, самые распространенные психотропные средства, потребляемые в нашем обществе. Однако широко используются (хотя и нелегально) также марихуана, гашиш, ЛСД, мескалин, амфетамины, кокаин и даже героин.

О каком бы веществе такого рода ни шла речь, все они воздействуют на головной мозг, либо ускоряя передачу сенсорных сигналов, либо ее блокируя или видоизменяя, либо мешая некоторым нервным центрам нормально выполнять свою функцию. Теперь известно, что эти эффекты обусловлены их влиянием на нейромедиаторы — вещества, ответственные за передачу сигналов от одного нейрона к другому в синапсах (см. приложение А).

Некоторые психотропные агенты фактически способны заменять эти нейромедиаторы, вызывая более значительные или просто качественно иные эффекты; другие блокируют выделение медиаторов, а третьи, наоборот, ускоряют или настолько изменяют передачу сигналов, что мозг вскоре утрачивает способность их анализировать.

Многократное употребление наркотика чаще всего приводит к привыканию к нему. Что касается токсикомании, то она связана с хроническим или периодическим отравлением, влияние которого на организм весьма значительно.

Здесь нужно отличать физическую зависимость от психологической. В обоих случаях существует потребность в данном веществе. Когда имеет место физическая зависимость, функционирование нейромедиаторов изменяется так, что организм не может больше обходиться без наркотика, и если прекратить его введение сразу, то может возникнуть синдром абстиненции, иногда со смертельным исходом. Психологическая же зависимость выражается в стремлении употреблять наркотик ради удовольствия или чувства удовлетворения, которое он доставляет. При лишении наркотика может в этом случае возникнуть синдром абстиненции аффективного происхождения.

Некоторые авторы употребляют термин болезненное пристрастие, отражающий состояние «закабаленности», к которому приводит физическая или психологическая зависимость.

Употребление некоторых психотропных веществ приводит к развитию толерантности: организм становится все более устойчивым к их воздействию, и для достижения желаемого эффекта требуются все большие дозы. В таблице, приведенной в документе 4.8, представлены возможные последствия употребления различных психотропных препаратов.


Возбуждающие средства


Малые стимуляторы


Многие люди, не отдавая себе в этом отчета, ежедневно употребляют психотропные вещества, чтобы «подстегнуть» себя, включиться в трудовой день. Это прежде всего кофеин, содержащийся в кофе, чае и тонизирующих напитках вроде кока-колы. Он представляет собой слабое возбуждающее средство.

Никотин — еще одно возбуждающее средство, но далеко не столь безобидное. Его действие общеизвестно: он прежде всего помогает преодолеть стресс. Действительно, усиливая секрецию серотонина, никотин ослабляет активность мозговых клеток, что ведёт к чувству умиротворения. Только через некоторое время происходит увеличение количества норадреналина, и это сопровождается повышением активности мозга (см. приложение А). Увы, это действие длится всего лишь несколько десятков минут, и тогда курильщику хочется все начать сначала. Становится понятно, как трудно отделаться от этой вредной для здоровья привычки, не говоря уже о психологической зависимости.


Амфетамины


Амфетамины — гораздо более сильные возбуждающие средства. Их действие состоит в значительном повышении концентрации норадреналина, высвобождению которого они способствуют, одновременно замедляя его инактивацию (см. приложение А). Таким образом они увеличивают состояние общего возбуждения, что может далее привести к упадку сил.

Употребление амфетаминов создает в первое время ощущение физического благополучия, человек чувствует себя в форме, он уверен в себе. Внутривенная инъекция амфетамина в большой дозе тотчас же вызывает у токсикомана вспышку острого наслаждения, которое часто сравнивают с сильнейшим оргазмом. Затем наступает состояние интеллектуальной экзальтации, непреодолимое желание говорить, творить, а также иллюзорное чувство превосходства над окружающими.

Длительное употребление амфетаминов часто приводит к психотическим проявлениям параноидного типа: человек вскоре начинает чувствовать себя затравленным, и малейшее движение другого человека может быть воспринято как угроза. Бредовые идеи сопровождаются также слуховыми галлюцинациями. Можно вспомнить об одном американском шофере, который без остановки гнал свой грузовик в течение 48 часов, «поддерживаемый» избытком амфетамина. А когда он был найден в канаве среди обломков своей машины, он рассказал, что поручил управление сменщику, существовавшему лишь в его галлюцинирующем мозгу, а сам лег отдыхать.


Кокаин


Кокаин получают из листьев южноамериканского кустарника коки. Он имеет вид белого порошка («снега»), который используют в странах Запада путем введения через нос или путем инъекций.

Кокаин — прежде всего возбуждающее средство, но вызываемая им эйфория, достигающая иногда очень высокой интенсивности (за что, собственно, он и ценится), заставляет относить его также и к наркотическим веществам. В этом состоянии эйфории человек, находящийся под воздействием кокаина, чувствует себя сильным и деятельным; он ясно видит жизненную перспективу, ощущает избыток сил, уверен в себе. Однако это состояние довольно быстро сменяется беспокойством, а иногда и неприятными слуховыми галлюцинациями. Хотя физическая зависимость от кокаина наступает лишь спустя долгое время, у кокаинистов, стремящихся получить первоначальное удовольствие, очень скоро создается значительная психологическая зависимость.


Нейродепрессанты


Нейродепрессанты оказывают действие, противоположное действию возбуждающих средств. Угнетая деятельность дыхательных центров ствола мозга, они уменьшают поступление кислорода в мозг, влияя таким образом на его деятельность. Это ведёт к плохой координации движений, сбивчивой речи, нечеткости мышления, а также к прогрессирующему торможению механизмов ретикулярной формации, обеспечивающих бодрствование и внимание.


Алкоголь


Многие не отдают себе отчета, что алкоголь — это нейродепрессант. Первоначальное его действие после одного-двух стаканов вина действительно носит противоположный характер: человек освобождается от некоторых внутренних тормозов, становится шумным и возбуждённым, способным иногда сделать такое, на что он, вероятно, никогда бы не отважился в иных обстоятельствах. Однако чем больше человек пьет, тем больше снижается активность его организма, а нейродепрессорное действие все сильнее проявляется в его манере говорить и вести себя. Способность логически мыслить и принимать верные решения уменьшается до такой степени, что он вскоре становится неспособен оценить состояние, в котором находится, хотя сам по-прежнему уверен, что может осуществлять такие сложные задачи, как, например, вождение машины. Десятки тысяч людей, гибнущих ежегодно по вине пьяных водителей, оказываются жертвами этой ошибочной самооценки.

Злоупотребление алкоголем, помимо прочего, приводит к необратимым изменениям в организме. Оно вызывает свертывание крови, которая закупоривает кровеносные капилляры, в результате чего они лопаются; этим объясняется красный цвет носа у алкоголиков, а также разрушение клеток мозга, не получающих достаточного количества кислорода из крови.


Барбитураты и транквилизаторы


В продаже имеется более двух тысяч разновидностей барбитуратов, употребляемых в основном как успокаивающие и снотворные средства. Однако они могут сильно различаться по своему действию.

При отравлении небольшими дозами барбитуратов возникают симптомы, сходные с описанными выше симптомами алкогольного опьянения. В больших дозах они вызывают кому, глубина которой зависит от дозы и от введённого препарата. Половину попыток самоубийства составляют острые отравления барбитуратами, и около 10 % жертв больше не просыпаются.

В случаях токсикомании возможны различные последствия — от ухудшения памяти и способности к суждению до ослабления умственной деятельности и интереса к работе или к событиям текущей жизни. Наблюдается также потеря контроля над эмоциями, что приводит к переходам от безмятежного оптимизма к самой глубокой безнадёжности.

Большинство психотропных веществ нарушает парадоксальный сон, а нейродепрессанты, по-видимому, подавляют его почти полностью. Поэтому алкоголик или барбитуроман в начале периода воздержания будет проводить почти все свое время сна в парадоксальной фазе: мозг как бы старается компенсировать предшествующий недостаток парадоксального сна, играющего важную роль в восстановлении жизненных функций.

Что касается транквилизаторов, или успокаивающих средств, то они уменьшают беспокойство, блокируя избыточный поток сигналов на уровне синапсов. Однако длительное употребление даже таких слабых транквилизаторов, как, например, валиум или либриум [20], очень часто приводит к привыканию организма и может вызвать как физическую, так и психологическую зависимость.


Наркотики


С самых давних пор людям известна способность некоторых растений и добываемых из них продуктов приводить человека в состояние «невесомости», необыкновенной эйфории и пребывания как бы вне времени и пространства. Одно из таких растений — мак, из которого добывают опиум и его производные. Родиной мака является Азия.


Опиаты


Жан Кокто писал: «Все, чем мы занимаемся в жизни, даже любовью, мы делаем, находясь в скором поезде, который несется к смерти. Курить опиум — все равно что выпрыгивать из поезда на полном ходу…»

Цена чудесного ощущения, вызываемого опиатами, к сожалению, не малая: употребление этих наркотиков быстро приводит как к физической, так и к психической зависимости, а также к все возрастающему привыканию, из-за которого приходится увеличивать дозу.

Собственно «наркотиками» в узком смысле этого слова называют именно опиаты.

Морфин наряду с кодеином является активным компонентом опиума. Его сразу же стали использовать в медицине как болеутоляющее средство. Действительно, теперь известно, что морфий действует на головной мозг, блокируя передачу сигналов, направляющихся к центрам боли, и в то же время активирует нервные пути, участвующие в возбуждении центров удовольствия (см. приложение А и документ 6.4).

В мозгу в небольших количествах содержатся вещества, сходные по действию с морфином, — эндорфины (см. приложение А). Но они действуют гораздо медленнее, чем морфин. Когда морфин вводят в больших дозах, он блокирует выработку эндорфинов, а это приводит к возникновению зависимости от опиатов.

В конце XIX века было открыто производное морфина, способное, как полагали, не вызывать зависимость от наркотика, и за такую «героическую» роль оно получило название героина (рис. 4.4).


Рис. 4.4. Внутривенное введение «сильных» наркотиков чаще всего производится в условиях, способствующих внесению инфекции, и иногда приводит к смерти из-за передозировки.


Введённый внутривенно, героин вызывает сначала «вспышку» острого и глубокого ощущения полного блаженства, всеобщего оргазма, которое длится самое большее около 10 секунд и затем сменяется чувством благополучия «как у утробного плода, купающегося в амниотической жидкости». Однако надежды, связанные с героином, рухнули очень быстро, когда было замечено, что он менее чем за три недели порождает физическую зависимость у 91 % наркоманов.

В конце 70-х годов ученые возлагали большие надежды на искусственные эндорфины, которые только что были синтезированы, но вскоре выяснилось, что они вызывают еще большую зависимость, чем героин.


Галлюциногены и психоделитики


ЛСД


ЛСД (диэтиламид лизергиновой кислоты), мескалин и псилоцибин воздействуют главным образом на восприятие окружающего мира, искажая, в частности, восприятие формы и цвета. По своей химической структуре эти вещества очень сходны с некоторыми медиаторами головного мозга. Например, мескалин, получаемый из бутонов кактуса Lophophora, очень близок к норадреналину, а буфотенин, получаемый из яда жаб или из грибов, расщепляется с образованием серотонина. Что касается ЛСД, близкого к серотонину, то он мешает ему взаимодействовать с рецепторами, занимая его место (см. приложение А): синапсы, лишенные своего естественного тормоза, пропускают все сигналы, вызывая перевозбужденное состояние и информационную перегрузку. Восприятия становятся неестественно обостренными: звуки кажутся более гармоничными, а цвета — более яркими. Комната может показаться очень маленькой или, напротив, чрезмерно увеличиться. Эти иллюзии, однако, остаются под контролем субъекта. Галлюцинации же возникают только при употреблении слишком больших доз. В этом случае человек может почувствовать, что он превратился, например, в птицу, и может соответственно вести себя. Восприятие времени тоже значительно искажается в сторону ускорения или замедления в зависимости от рода «путешествия», мысленно осуществляемого субъектом. Все это очень часто сопровождается идеями величия или преследования.

Употребление ЛСД и других галлюциногенов не приводит к физической зависимости, но тем не менее толерантность к ним со временем увеличивается.

В конце концов самая серьезная опасность, связанная с употреблением ЛСД, заключается в риске совершить «дурное путешествие», которое может привести к эмоциональному расстройству, особенно у человека с неустойчивой психикой.


Марихуана и гашиш


Эти психоделитики получают из конопли, которая встречается в диком состоянии во многих уголках мира. Марихуану изготовляют из листьев и цветков растения, а гашиш — это камедь, извлекаемая из его верхушек. Активный компонент — 9-тетрагидроканнабинол — содержится в количестве от 1 до 3 % в марихуане и около 5 % в гашише.

Это, по-видимому, самый распространенный наркотик, и применяется он почти исключительно путем курения в трубке или в сигаретах. Его трудно отнести к определенному классу психотропных агентов, так как он одновременно обладает галлюциногенным, возбуждающим и эйфоризирующим действием. Именно поэтому некоторые видят в конопле «стержень токсикомании», способный привести молодых людей, ищущих острые ощущения, к употреблению тех или иных «сильных» психотропных веществ по своему вкусу. Однако можно думать, что здесь имеют значение не столько свойства самой конопли, сколько личность субъекта и потребности, которые он стремится удовлетворить.

Эффекты галлюциногенов, особенно достигаемые с помощью гашиша, со временем прогрессируют. Как и в случае с ЛСД, субъект все же сохраняет контроль над своими псевдогаллюцинациями, которые уходят корнями в реальность: звук оказывается усиленным и измененным, цветное пятно на стене принимает форму лица и т. п.

Возбуждающее действие препаратов конопли известно с давних пор. (Между прочим, от названия арабской секты воинов-гашишинов, широко использовавших этот наркотик, произошло французское слово assassin — убийца.) Однако только очень большие дозы, принятые в особых обстоятельствах, могут вызвать агрессивное поведение: оно часто бывает результатом непреодолимых импульсов или бредовой мысли о преследовании.

В малых дозах марихуану или гашиш употребляют прежде всего ради их эйфоризирующего действия. По словам многих курильщиков марихуаны, она дает ощущение, что ты лучше понимаешь себя, понимаешь других, находишься в согласии с природой и всем миром. Воображение оказывается вдруг свободным, легко возникают ассоциации мыслей. Эффект марихуаны отличается от действия алкоголя в основном тем, что при ее употреблении восприятие времени и пространства настолько изменяется, что минута может показаться веком, а комната, в которой находится курильщик марихуаны, может вдруг представиться несоразмерно большой (Oughourlian, 1974).


Рис. 4.5. Эйфоризирующее действие марихуаны известно с незапамятных времён.


Создается впечатление, что употребление марихуаны не приносит необратимого ущерба. В отчете Академии наук США, опубликованном в 1982 году, высказывается мнение, что проведенные исследования пока еще не позволяют сделать вывод о серьезном отрицательном влиянии марихуаны на физические и психические функции. Известно, что марихуана вызывает учащение сердечного ритма и повышение кровяного давления. Кроме того, она, по-видимому, нарушает запоминание информации и удержание ее в памяти (Institute of Medicine, 1982). А к утверждению о возможной утрате мотивации у заядлых курильщиков нужно подходить осторожно: есть все основания думать, что именно отсутствие желания работать или учиться толкает некоторых людей на поиски других источников эмоций. В конечном счете самая явная опасность, связанная с избыточным потреблением марихуаны, заключается в расстройствах моторной координации, особенно во время вождения машины.

За последние 10–12 лет, однако, потребление марихуаны постепенно уменьшилось: в настоящее время ее употребляют немногим более 5-10 % студентов. Очень трудно получить данные, относящиеся к другим социальным кругам, но в целом это явление, видимо, стабилизируется. Зато среди молодежи оно, к несчастью, заменяется более серьезным явлением — ростом алкоголизма.


Использование психотропных препаратов и болезненное пристрастие к ним


У многих народов частое использование психотропных веществ — явление вполне обычное. В нашем же обществе допустимыми считаются лишь алкоголь и табак, а употребление большинства других подобных средств, даже если некоторые из них менее вредны для здоровья, запрещается. Сас (Szasz, 1974) в своей книге Rituels de la drogue [21] выдвигает гипотезу, что такое неприятие, видимо, направлено на то, чтобы сохранять единство группы, отграничивая «наших» от «других», а отсюда вытекает и наказание, перевоспитание или лечение всех тех, кто нарушает установленные нормы.


Поскольку злоупотребление наркотиками, по-видимому, не зависит от большей или меньшей трудности их добывания, оно не может быть устранено запретами или репрессиями, которые пытаются осуществлять государства. По мнению Пила (Peel, 1977), проблема на самом деле заключается не столько в психотропном препарате как таковом, каким бы он ни был, сколько в переживаниях, которые хотят испытать с его помощью. В этом смысле потребление наркотиков и болезненное пристрастие, к которому оно может привести, зависят главным образом от «особенностей каждого индивидуума, от его понимания жизни, идет ли речь о прибегании к наркотикам, алкоголю, барбитуратам или к чему-то иному, что не имеет ничего общего с психотропными веществами (как пища для страдающего булимией (см. документ 12.3), как игра для игрока, как чрезмерно навязчивый или чрезмерно опекающий партнер или даже как беспрерывное сидение перед экраном телевизора…). Эта позиция человека по отношению к самому себе и к жизни должна в большей степени зависеть от опыта его детских лет, от его личности, а также от социальных условий. Этим, видимо, и объясняется, почему некоторые люди не испытывают потребности в «искусственном рае», даже если у них есть возможность легко достать туда «пропуск», а другие могут оставаться умеренными потребителями наркотиков, никогда не впадая в зависимость от них, в то время как третьи оказываются «втянутыми», будучи к тому же способными переходить от одного вида наркотика к другому.

Для этих последних, по мнению Пила, эффект, вызываемый психотропным препаратом, позволяет заменить удовольствия, которые они не могут получить в реальной жизни, так как у них не хватает уверенности или решимости. Чтобы приняться за важное дело или войти в контакт с другими людьми, нужно преодолеть ряд трудностей и пережить, быть может, тревожные моменты; а в случае приема наркотика, если только его доза достаточна, эффект гарантирован и достигается мгновенно. К тому же «токсикомания позволит забыть о неудачах или вообще воздержаться от усилий для преодоления трудностей жизни…»

Чаще всего болезненные пристрастия «служат тому, чтобы заполнять пустоты в жизни и, в частности, убивать время». Поэтому, опять же согласно Пилу, только центры интереса, благодаря которым человек будет доволен собой и сможет проявить свои способности очевидным для окружающих образом, дадут ему такое удовлетворение, что он не захочет прибегать к наркотикам. И чем больше та общественная среда, в которую войдёт человек, будет настроена против их использования, тем легче ему будет от них отказаться. Не в этом ли именно и состоит задача современного общества?


Наркотики и внутренний мир человека


Как бы то ни было, «сильные» наркотики всегда представляют реальную опасность для отдельного человека и для общества. При воздействии повышенных доз наркотика мозг теряет контроль над своей деятельностью, и тогда приходится иметь дело с вторичным последствием — расстроенным сознанием, функционирование которого все больше зависит от этого внешнего агента.

С другой стороны, накопление новых знаний об измененных и патологических состояниях психики, а также о взаимодействиях наркотиков с нейромедиаторами постепенно изменяет отношение ученых и широкой публики к этим явлениям.

Иногда использование наркотиков может помочь увидеть сокровища, таящиеся в глубинах нашего духа. Небольшие дозы их могут создать у чересчур скованных людей благоприятные условия для расслабления и размышлений или же позволить им перенестись в область творчества и воображения (см. документ 4.9).

Тем не менее человеческий мозг сам имеет достаточно возможностей, чтобы управлять информацией, исходящей как из его внутреннего мира, так и из окружающей действительности. Важно суметь сохранить или снова обрести дремлющую в нас детскую способность к восторженному удивлению, а также восприимчивость и отзывчивость даже по отношению к самым незначительным мелочам жизни и внутреннего мира.


Документ 4.1. Электрическая активность мозга


Мозг состоит более чем из 10 миллиардов клеток (см. приложение А), и каждая из них представляет собой миниатюрную станцию, способную в возбуждённом состоянии создавать электрический потенциал. Впервые эта электрическая активность мозга была обнаружена в 1875 году, однако лишь в 1924 году Бергер (Berger) зарегистрировал ее в виде электроэнцефалограммы (ЭЭГ), что позволило выявлять изменения в функционировании мозга.

Запись мозговых волн осуществляют с помощью электроэнцефалографа — прибора, способного отводить и усиливать потенциалы, создаваемые нервными клетками. Это делается с помощью электродов, прикрепляемых к коже головы испытуемого. Эти слабые потенциалы усиливаются и отображаются графически в виде волн, записываемых на движущейся полосе бумаги (рис. 4.6).


Рис. 4.6. Различные типы мозговых волн. Чем более синхронна деятельность нервных клеток мозга, тем меньше частота волн и тем больше их амплитуда. Сравните дельта-волны малой частоты (3 Гц) и большой амплитуды с бета-волнами высокой частоты (20 Гц) и очень малой амплитуды.


Медленные волны


При низкой активности мозга большие группы нервных клеток разряжаются одновременно. Эта синхронность отображается на ЭЭГ в виде последовательности медленных волн (волн низкой частоты и большой амплитуды).

К наиболее известным медленным волнам относятся:

1) альфа-волны, частота которых лежит в пределах от 8 до 12 циклов в секунду (8-12 Гц); они характерны для расслабленного состояния, когда человек сидит спокойно с закрытыми глазами;

2) тета-волны частотой от 4 до 7 Гц; они появляются на первой стадии сна, а также у некоторых опытных мастеров медитации или во время пребывания испытуемых в изолированной камере в условиях сенсорной депривации;

3) дельта-волны (0,5–3 Гц), которые регистрируются во время глубокого сна, а также при некоторых патологических состояниях (например, при опухолях мозга) или у больного незадолго до смерти, находящегося в сознании.


Быстрые волны


Во время активной работы мозга каждая участвующая в ней нервная клетка разряжается в соответствии со своей специфической функцией в своем собственном ритме. В результате активность становится совершенно асинхронной и регистрируется в виде быстрых волн высокой частоты и малой амплитуды (так как противоположные отклонения потенциала, суммируясь в ЭЭГ, как бы уничтожают друг друга). Эти быстрые волны известны под названием бета-волн; их частота варьирует в пределах от 13 до 26 Гц, но амплитуда уменьшается по мере того, как усиливается мозговая деятельность.

Электроэнцефалограмма дает важные сведения, позволяющие судить о состоянии сознания субъекта. Однако совершенно очевидно, что при использовании столь малого числа электродов получаемые данные никак не могут отразить всю сложность деятельности, производимой миллиардами нервных клеток. Как отмечал еще в 1949 году Грей Уолтер (Walter), «нам, вероятно, удастся понять лишь менее 1 % общей информации, содержащейся в ЭЭГ. Мы находимся в положении глухонемого марсианина, который, не имея ни малейшего представления о том, что такое звук, пытался бы определить структуру нашего языка, изучая борозду на граммофонной пластинке».


Документ 4.2. Картография внутреннего пространства


На рис. 4.1 были представлены различные уровни бодрствования, отражающие состояние субъекта и его экстравертированного сознания. Нам осталось дополнить эту карту внутренним миром, добавив к ней наши пока еще фрагментарные знания об измененных состояниях сознания. Это именно то, что пытался сделать в 1977 году Фишер (Fischer), профессор экспериментальной психиатрии университета штата Огайо (рис. 4.7).


Рис. 4.7. Карта внутреннего пространства (по Фишеру, 1971–1975), представление различных состояний сознания в континууме восприятие — медитация (слева) и в континууме восприятие — галлюцинация (справа). Представление активного сознания по Хеббу (см. рис. 5.1) включает секторы от блуждающего сознания до бодрствующего. В традиционной психологии это мир Я. Тем не менее при изучении каждого континуума спускаются до корней Своего (согласно восточной концепции). Континуум восприятие — медитация приводит к состоянию сознания, совершенно оторванного от всякой связи с реальностью, — к йоге самадхи (переход от бета-волн (13–26 Гц) к дельта-волнам (4 Гц и меньше)). Что касается континуума восприятие — галлюцинации, доходящего до мистического экстаза, то для него характерны все более асинхронные бета-волны (уменьшение амплитуды с 35 до 7–8). У йоги самадхи и у экстаза Своё — одно и то же. Переход от одного к другому может осуществиться скачком назад, который называется опытом кундалини, а возвращение к Я может происходить либо тем же путем, либо по противоположному континууму, либо зигзагом — с переходом от одного континуума к другому. Чтобы дополнить эту карту, мы расположили медленноволновый сон в континууме восприятие — медитация, а парадоксальный сон с сопровождающими его сновидениями — в континууме восприятие — галлюцинации. Мы также добавили данные о том, как различные психотропные вещества влияют на состояние активного сознания.


По его мнению, погружение в глубинное «своё» может осуществляться по двум «склонам» сознания и восприятия: с одной стороны, это склон, находящийся под контролем парасимпатической нервной системы и направленный к расслаблению, в континууме «расслабление — медитация»; а с другой стороны — склон, контролируемый симпатической системой и направленный к активации нервной системы, в континууме «восприятие — галлюцинация», включающем ряд состояний от творческого вдохновения до мистического экстаза.

Мозговая деятельность, лежащая в основе этих разнообразных состояний, отображается в ЭЭГ вариациями частоты и амплитуды мозговых волн. По мере того как нарастает релаксация — от уменьшения тонуса до глубокой медитации (или йоги самадхи), — мы наблюдаем, как после бета-волн (26–13 Гц) появляются альфа-волны (12-8 Гц), а затем тета-волны (7–4 Гц).

И наоборот, по мере активации мозга — перехода от релаксации до кататонии — деятельность нервных клеток десинхронизируется, что проявляется в постепенном уменьшении амплитуды волн от 35 до 7 (по шкале Голдстейна).


Континуум восприятие — медитация


Различные виды медитации соответствуют разным уровням мозговой активности, которая постепенно переходит от альфа-ритма к дельта- и тета-ритму.

Медитация зен характеризуется альфа-волнами вплоть до их наименьших частот, где они переходят в бета-волны. Это генерирование альфа-волн может быть прервано внешним раздражителем, например резким звуком (Kasamatsu, Hirai, 1966), и это показывает, что степень расслабления не очень велика. У индийских мастеров йоги, напротив, ни вспышка яркого света, ни удар гонга, ни прикосновение горячего предмета не прекращает и даже не изменяет альфа- или тета-ритма (Anand et al., 1961).

Это различие, по-видимому, связано с тем, что зазен в основном направлен на отключение сознания с тем, чтобы оставаться на «плавающем» подкорковом уровне, где ничто больше не воспринимается и не оценивается как то, что оно есть в действительности. В случае же йоги самадхи должен быть достигнут полный отрыв от реальности как внешней, так и внутренней — «пустота, в которой уже нет ни формы, ни звука, ни запаха, ни вкуса, ни предметов… где нет ни знаний, ни незнания, ни расслабленности, ни смерти. Есть просто своё» (Cowell et al., 1969).


Континуум восприятие — галлюцинация


Эстетическая чувственность, пробужденная пейзажем, музыкой, цветом или даже математическим уравнением, соответствует усилению активации мозга. Удивленное восхищение поднимает человека над уровнем повседневной рутины, а некоторых людей подводит к порогу творческого вдохновения.

Мэрилин Фергюсон (Ferguson, 1974) напоминает, что у творческих натур «сознание почти всегда находится в измененном состоянии» и что «их обыденное сознание во время бодрствования представляет собой как бы открытый порт, в котором в любую минуту идет выгрузка богатств, доставляемых из подсознания».

Большинство людей не переходят этой границы. Однако у некоторых, когда активация мозга возрастает вплоть до разрыва с реальностью, вызывая постоянное напряжение, наступает приближение к области тревоги и страха.

Ван Гог, Шуман и многие другие, должно быть, скользили от одного полюса этого континуума к другому, доходя порой до разрыва с внешним миром в периоды острых приступов шизофрении. На этом уровне умственного перевозбуждения субъект чувствует себя переполненным энергией, он как будто наэлектризован, даже сон у него беспокойный; однако в начальной фазе у него возникает ощущение, что он оживляется, впервые чувствует, что его жизнь имеет смысл.

Для кататонии — одной из форм шизофрении — характерно то, что субъект может часами оставаться абсолютно неподвижным, и это драматическим образом контрастирует с бурной работой его ума, над которым он, видимо, старается таким способом сохранить контроль.

У многих больных подобного рода, у которых эти состояния медитации, часто усиливаемые неудачной химиотерапией, не становятся хроническими, они могут играть важную роль в познавании самого себя и в реорганизации личности. Мы вернёмся к этому в главе 12.

При мистическом экстазе наступает такое состояние, при котором все сознание обращено внутрь, неподвижно и находится вне времени, направляемое просьбой или молитвой к одному центру, к внутреннему свету, к озарению. Это состояние «абсолютной уверенности», отвергающей всякую проверку, подобное тому, которое смогли испытать Тереза д'Авила, Паскаль или Рамакришна.

На этой стадии потребность в «уравновешивании» может заставить человека перейти от экстаза к состоянию глубокой медитации или наоборот. А из своего «путешествия» он может вернуться и тем и другим путем.


Документ 4.3. Биологические часы


Жизнь большинства организмов на Земле подчинена ритмам, которые видоизменяют их активность на протяжении суток, лунного месяца или же года. Конечно, эти ритмы синхронизируются временными ориентирами, такими как свет и темнота, приливы и отливы или смены сезонов. Но теперь известно, что независимо от внешних факторов эти ритмы поддерживаются и внутренними ритмами, запрограммированными генетически и находящимися под контролем «биологических часов» (Aschoff, 1965).

Это в особенности относится к циклу сна и бодрствования, который может сохранять свою примерно суточную периодичность, даже если индивидуум не получает извне никакой информации о том, какое сейчас время суток. Недавно было выяснено, что биологические часы, ответственные за циркадианные (околосуточные) ритмы, видимо, регулируются при участии передней области гипоталамуса. Действительно, разрушение этой области у крыс ведёт к утрате ритма активности (Zucker, 1980).

Существование внутреннего циркадианного ритма было, в частности, подтверждено французским спелеологом Мишелем Сифром (Siffre), который провел около 60 дней в пещере на глубине нескольких сот метров под землей. С поверхностью у него была установлена только радиосвязь, чтобы можно было отмечать периоды бодрствования и сна. Наблюдатели могли объективно проверять моменты засыпания и пробуждения, так как активность его мозга регистрировалась соответствующими приборами. Было подсчитано, что средняя продолжительность цикла сна и бодрствования на протяжении всего эксперимента составляла около 25 часов (Siffre, 1963). (У ряда животных она в аналогичных условиях могла быть меньше 24 часов.)

У некоторых людей отклонение от 24-часового ритма иногда может быть более значительным. Это приводит к тому, что в течение недели они ложатся спать все позже и позже, хотя встают каждый день в одно и то же время, определенное выходом на работу. Позднее вставание в субботу и воскресные дни позволяет организму восполнить время, потерянное для сна в другие дни.

Точно так же циркадианный ритм позволяет людям, находящимся в Арктике, продолжать нормально функционировать в условиях арктического дня или арктической ночи. Но этот же ритм ответствен за расстройства, возникающие у людей, перелетевших на самолете с одного континента на другой; «внутренние часы» этих пассажиров полностью придут в соответствие с суточным ритмом жизни в их новом местонахождении лишь дней через десять.

Кроме того, американские ученые показали, что существуют и другие ритмы. Имеется, например, ритм с периодом от 90 до 100 минут, который проявляется не только во время сна (пять циклов с фазой парадоксального сна, см. выше), но и в период бодрствования: в дневное время он влияет на ряд таких различных проявлений, как сокращения желудка или продуктивность воображения. Другими словами, у человека, лишенного внешних временных ориентиров, через каждые полтора часа могло бы подсознательно возникать желание погрызть что-нибудь, проявить свое остроумие или, в ином случае, предаться мечтам.

Существуют также ритмы, период которых близок к одному году. Эти цирканнуальные ритмы позволяют различным животным программировать свою деятельность, связанную с размножением, миграциями или зимней спячкой (Godefroid, 1986). Таким образом, нельзя говорить о каких-то единственных биологических часах; скорее всего, имеется несколько подобных механизмов, связанных друг с другом, причем каждый из них обладает своей собственной периодичностью.


Рис. 4.8. Большинство важных природных явлений, таких как повседневная и сезонная активность различных животных (например, сезонные миграции птиц), контролируется биологическими часами.


Вероятно, такие же ритмы существуют также и у человека — в частности, они позволяют ему адаптироваться к смене времён года. Однако современная цивилизация и связанное с ней единообразие условий жизни должны все больше и больше притуплять чувствительность нашего организма к текущему времени и к важнейшим ритмам природы.


Документ 4.4. Внешняя обратная связь


Практика йоги и медитации требует долгих лет, прежде чем человек научится осуществлять контроль над своим организмом. Между тем с помощью электроэнцефалографа, о котором мы уже говорили, электромиографа, регистрирующего мышечное напряжение, и ряда других приборов, позволяющих измерять частоту пульса, артериальное давление или температуру тела, психологи показали, что можно выучиться управлять различными функциями организма гораздо быстрее.

В конце 60-х годов Миллер и его сотрудники установили, что крыс можно обучить ускорять или замедлять сердечный ритм, если вознаграждать их всякий раз, когда у них произойдет желаемое изменение (Miller, 1978). Позднее другим исследователям удалось таким же образом научить животных управлять кровяным давлением, потоотделением, желудочной секрецией, образованием мочи или моторикой желудка. Таким образом, стало ясно, что функции, считавшиеся раньше недоступными для произвольного контроля, могут регулироваться по желанию индивидуума.

Этот метод был быстро перенесен на человека. Электроды, укрепленные на коже головы или на другой части тела в зависимости от того, какую функцию нужно было регистрировать, присоединяли к электронному прибору, который подавал визуальный или звуковой сигнал обратной связи всякий раз, когда эта функция изменялась в желаемом направлении. В таких условиях испытуемый мог, руководствуясь интенсивностью получаемого сигнала, усиливать свой альфа-ритм или ослаблять деятельность сердца (рис. 4.9). Было также показано, что ребенок может приводить в движение игрушечный электрический поезд, произвольно генерируя альфа-волны, которые, будучи усилены, служат пусковым сигналом (Brown, 1974).


Рис. 4.9. Благодаря пристроенной внешней обратной связи эта молодая женщина получает возможность управлять своими мозговыми волнами, руководствуясь сигналами от аппарата, находящегося с ней рядом.


В настоящее время наиболее широкое применение внешняя обратная связь получила в программах подавления мигрени (кровь сосудов головы «отсылается» к нижним частям тела), восстановления регулярного ритма сердца и нормального кровяного давления, а также для предупреждения приступов эпилепсии (путем контроля над некоторыми ритмами мозга).

Однако в последние годы возникли сомнения в эффективности и даже целесообразности применения такого метода, результаты которого, возможно, не отличаются существенным образом от тех, которые можно получить с помощью более простой и гораздо более дешевой техники релаксации. Многие ученые, не отрицая достижений в экспериментировании с внешней обратной связью, полагают теперь, что следует глубже исследовать обнаруженные явления, чтобы выявить лежащие в их основе механизмы.


Документ 4.5. Общедоступная медитация


Если вы хотите сами испытать состояние медитации, то, по мнению Бенсона (Benson, 1975), вам достаточно будет удобно расположиться сидя или лежа в спокойном, приятном, не слишком сильно освещенном месте, где вам хорошо. Закройте глаза и, глубоко дыша через нос, на каждом вдохе (!) произносите английское слово one (уан) сначала громко, а затем все тише и тише.

Важно, чтобы вы нашли этот опыт приятным и думали только о слове [22], которое срывается с ваших губ, и ни о чем другом. Но ничего не форсируйте. Возможно, сеансу помешают какие-то отвлекающие моменты или какие-то нежелательные мысли придут вам на ум. Не старайтесь их прогнать. Продолжайте, ни на что не обращая внимания. Со временем вы, вероятно, сможете все больше сосредоточиваться и будете забывать об окружающем.


Подобные сеансы продолжительностью 20 минут, прилежно повторяемые через несколько часов после еды или употребления возбуждающих напитков, должны дать результат, сходный с тем, которого добиваются с помощью трансцендентальной медитации. Вы можете не достичь нирваны, но если это и не приведет вас к высшему состоянию сознания, вы по крайней мере научитесь расслабляться, а это не может принести вред.


Документ 4.6. Гипноз: измененное состояние или черта личности?


Будучи очень модным в XIX веке, изучение гипноза в первой половине XX века перестало вызывать интерес. Только к 50-м годам некоторые ученые снова энергично взялись за эту тему, и, хотя споры еще не утихают, было, однако, собрано много фактов, заслуживающих серьезного рассмотрения.

Прежде всего в гипнозе выявляется что-то общее со сном и медитацией. Так же как и эти измененные состояния сознания, гипноз достигается уменьшением притока сигналов к мозгу. Субъект по существу должен сосредоточиться на каком-то одном сенсорном стимуле — например, пристально смотреть в глаза экспериментатору или фиксировать взором какую-нибудь точку на стене, а в это время ему предлагается ни о чем другом не думать и постепенно засыпать. Но на этом все сходство кончается. В отличие от других измененных состояний гипноз не сопровождается физиологическими отклонениями от состояния бодрствования: мозговые волны чаще всего остаются волнами бодрствующего человека, содержание кислорода и двуокиси углерода в крови не изменено, как это бывает во время сна или медитации.

Если субъект легко поддается гипнозу и полностью доверяет гипнотизеру, то очень узкая направленность внимания позволяет ему расслабиться и полностью сосредоточиться на внушениях гипнотизера. Начиная с этого момента он проявляет интерес только к тем событиям, которые ему предлагается воображать, независимо от всего остального, что происходит вокруг. Он соглашается выполнять действия, подчас очень насыщенные эмоционально или же такие, которые он никогда не стал бы совершать в состоянии бодрствования. Он может, например, услышав ключевое слово, почесать себе колено или голову; может рассказать о каких-то тяжелых эпизодах из своей жизни, которые при других условиях он никогда бы не раскрыл.

Все происходит так, как будто испытуемый согласился отказаться от своего собственного здравого смысла. Отмечается, однако, что никогда нельзя было добиться, чтобы испытуемый под гипнозом совершал действия, которые он не одобрил бы в нормальном состоянии.

Проснувшись, испытуемый забудет все или почти все, что происходило во время сеанса, или, наоборот, вспомнит все подробности. Это будет зависеть от того, что ему внушалось: забыть или помнить. Точно так же если испытуемому внушается, чтобы он совершил определенное действие после пробуждения, то, проснувшись, он может вести себя довольно странно, например открыть зонтик прямо в зале или вдруг неудержимо раскашляться, но будет не в состоянии точно указать причину этого.

Но как можно объяснить, что загипнотизированный человек способен пройти через всю комнату, ни на что не наткнувшись, или может правой рукой описать на бумаге болезненные ощущения, которые испытывает в левой руке (рис. 4.10), в то время как сам вслух утверждает, что ничего не чувствует?


Рис. 4.10. Эта испытуемая, загипнотизированная доктором Хилгардом, погружает левую руку в ледяную воду и не испытывает никаких острых ощущений. Однако если ее просят написать правой рукой, что на самом деле испытывает ее организм, «скрытый наблюдатель» ее психики пользуется этим способом, чтобы сообщить о действительном ощущении.


Хилгард (Hilgard, 1977), чтобы объяснить такого рода явления, выдвинул гипотезу о существовании внутреннего «скрытого наблюдателя», который, видимо не сознавая этого, находится в курсе того, что «переживает» другая часть личности. Он высказал мысль, что сознание не является чем-то неделимым и что между различными его элементами, определяющими поведение, гипноз в зависимости от обстоятельств может вводить «барьеры» разной степени эффективности. Здесь следует напомнить и о гипотезе, выдвинутой Фишером (см. документ 4.9), который рассматривает психическую жизнь как ряд слоев, соответствующих различным уровням бодрствования, по которым одни из нас могут путешествовать легче, чем другие. По мнению Фишера, это способна делать одна треть всех людей, но только третья часть этой трети обладает «гипнотической восприимчивостью». Может быть, эти люди просто имели возможность лучше развить способности, заложенные в каждом из нас. Это позволяет им жить одновременно на разных уровнях, когда они оказываются под контролем внешней действующей силы.


Документ 4.7. Состояние сознания перед смертью


Вот уже около 20 лет проявляется особый интерес к тому, что человек испытывает в последние минуты жизни. Элизабет Кюблер-Росс (Kübler-Ross, 1969) — психиатр из Чикагского университета — внесла большой вклад в понимание того, что происходит во время этого важнейшего для каждого из нас этапа. В частности, она показала, как умирающий проходит различные стадии, которые постепенно ведут его от отказа к принятию последнего опыта. Мы вернёмся к этому в главе 10.

Муди (Moody, 1976) — коллега Кюблер-Росс, тоже врач — заинтересовался, в частности, тем, что рассказывают больные, которые были с помощью реанимации возвращены к жизни после периода клинической смерти. Согласно его данным, многие говорили о пребывании, как им казалось, вне собственного тела. Они говорили, что, услышав фатальный приговор доктора, они возносились над своей телесной оболочкой и могли наблюдать за ней из одного из углов под потолком комнаты. Они сообщали о словах, сказанных их близкими, находившимися там же, и об их жестах. Некоторые говорили о каком-то длинном туннеле, в который их как бы всосало, а пройдя через него, они оказывались в чудной местности с удивительно яркими красками. Многие говорили, что встречали там умерших друзей или лиц, которые при жизни имели для них большое значение. За это время перед ними проходили образы самых значительных событий их жизни. У некоторых даже возникало ощущение, что они приближаются к ослепительному свету, и вдруг… старания медицинского персонала насильственно возвращали их к реальности.

Многим эти переживания казались настолько необыкновенными, что они в первые минуты сожалели о том, что их вырвали из этого «путешествия». Но большинство признавало, что, пережив это, они начинали еще больше ценить жизнь, но чувствовали себя готовыми к новому отъезду в «зазеркалье».

Когда вышла книга Муди, она нашла большой отклик у публики, но научные круги приняли ее безразлично, а то и враждебно. По их мнению, речь в ней идет о совершенно субъективных свидетельствах: нет никаких данных о составе исследованной выборки, и результаты опроса представляют собой всего лишь отражение религиозных верований людей и их расхожих представлений о потусторонней жизни.

С тех пор изучение измененных состояний сознания и эффектов, вызываемых психотропными средствами, сильно продвинулось. Кроме того, открытие эндорфинов — собственных «наркотиков» мозга, выделяющихся во все критические моменты жизни, позволяет объяснить состояние блаженства, в котором находятся многие люди в момент смерти. Впрочем, известно, что не более 6 % из них страдает, испуская последний вздох. Ученые должны были согласиться с тем, что все это, возможно, заслуживает более глубокого исследования. Тем более что с тех пор данные Муди получили некоторое подтверждение, особенно при сравнении людей, принадлежавших к разным культурам и разным вероисповеданиям (Osis, Haraldsson, 1977). Одно из исследований было проведено Рингом (Ring, 1982), и данные, собранные самым объективным образом, по-видимому, сходны с полученными ранее.

Из более чем 200 человек, опрошенных после клинической смерти, около 50 % заявили, что у них были переживания, подобные описанным в книге Муди. Более трети из них сообщили о «пребывании вне собственного тела»; 25 % говорили о том, что перед ними прошла вся их жизнь, более половины — что видели «свет», в который многие «вошли».

Некоторые думают, что все это, возможно, объясняется врождённым предрасположением, свойственным человеческому роду. Тем не менее «чувственность», проявляемая некоторыми высшими млекопитающими при приближении собственной смерти или смерти одного из их близких, наводит на мысль, что речь идет здесь, возможно, о более общем типе адаптации.


Документ 4.8. Классификация психотропных веществ


Классификация психотропных веществ

*) Первоначально получен из спорыньи.


Документ 4.9. Память, связанная с определенным состоянием сознания


В фильме «Огни большого города» Чаплин рассказывает историю одного пьяного в стельку миллионера, которого Чарли спасает от самоубийства. Всякий раз, когда миллионер в пьяном виде встречает Чарли, он обходится с ним как с лучшим другом и приглашает его к себе. Но когда наутро миллионер трезвеет, он видит в Чарли лишь незваного гостя и выставляет его за дверь. Это классический пример, приведенный Фишером (Fischer, 1971); он показывает, что человек иной раз может вспомнить определенные события только тогда, когда он вновь окажется в том же состоянии, в каком он был, когда эти события с ним произошли.

Левинсон (Levinson, 1967) описал случаи с больными, которые под гипнозом были приведены в состояние, пережитое ими при наркозе, и смогли теперь вспомнить слова, произнесенные врачом в то время, когда они были погружены в глубокий сон.

Это явление было подтверждено многочисленными экспериментами. Гудвин и его коллеги (Goodwin et al., 1969) давали 48 пьяным испытуемым запоминать бессмысленные слоги. Они заметили, что испытуемым было очень трудно вспомнить эти слоги, когда они были в трезвом состоянии, но когда их снова напаивали, вспоминание шло очень хорошо. Другие исследователи (Bustamante et al., 1970) сравнили две группы людей, обучавшихся распознавать геометрические фигуры: первая — после приема амфетаминов, вторая — после приема барбитуратов. Оказалось, что впоследствии испытуемые были способны хорошо вспомнить фигуры только тогда, когда они находились под воздействием того же препарата, который они принимали перед запоминанием.

Овертон (Overton, 1974) наблюдал то же самое у крыс, которых, когда они находились под воздействием наркотика, обучили поворачивать в лабиринте направо. Эти крысы были способны снова выполнить эту задачу только в том случае, если им опять вводили наркотик; в противном случае они вели себя так, как будто никогда этому не обучались.

Фишер сравнивает различные состояния сознания с портами, в каждом из которых живет женщина, которую любит капитан дальнего плавания. Каждая из этих женщин не подозревает о существовании других, и каждая начинает существовать для моряка лишь в момент его выхода на берег. Таким образом, для человека возможен ряд различных существований, и они могут продолжаться от сновидения к сновидению, от одного психологического кризиса к другому, от одной ситуации экстремальной напряженности к другой ситуации того же типа, от одного творческого эксперимента к другому, от одного приступа шизофрении к следующему приступу и т. п.


Резюме


1. Традиционно признаются лишь два состояния сознания, присущие всем людям: сон и состояние активного бодрствования, характерного для экстравертированного сознания. Однако вклад восточной культуры, изучение действия наркотиков и новый подход к понятию душевной «болезни» подводят западную психологию к тому, чтобы рассматривать человеческое существо во всей его полноте, учитывая все разнообразие состояний сознания.

2. Период сна состоит из пяти циклов, длящихся в среднем по 90 минут, и в каждом из них имеет место медленноволновый сон, включающий четыре стадии вплоть до глубокого сна. За этой стадией следует парадоксальный сон, во время которого появляются сновидения.

3. Различные виды медитации направлены на сосредоточение внимания субъекта с целью сузить поле его сознания. При этом организм расслабляется и сознание концентрируется на внутреннем мире.

4. Пути к измененным состояниям сознания многочисленны, от оргазма до эмоций, вызванных красотой пейзажа или произведением искусства. Однако воспитание имеет тенденцию ограничивать стремление к подобным состояниям, чтобы удерживать людей в русле адаптации к физической и социальной действительности.

5. Употребление психотропных веществ чаще всего приводит к привыканию. К некоторым из них вырабатывается толерантность организма, которая вынуждает человека увеличивать дозы. Относительно наркомании в прямом смысле слова можно сказать, что для нее характерна физическая и(или) психологическая зависимость от наркотика, при которой лишение наркотика может привести к тяжелому синдрому абстиненции.

6. Наряду со слабыми возбуждающими средствами, такими как кофеин или никотин, существуют еще амфетамины, длительное употребление которых может иметь драматические последствия для психического равновесия.

7. Нейродепрессанты, такие как алкоголь, барбитураты и транквилизаторы, уменьшают снабжение мозга кислородом, вызывая таким образом сонливость и сон. При этом, однако, они полностью подавляют парадоксальный сон.

8. Наркотики из группы опиатов, такие как опиум, морфин или героин, оказывают на мозг действие, подобное действию эндорфинов. Опиаты — наиболее опасные из психотропных средств из-за быстроты, с которой они вызывают физическую и психологическую зависимость, приводящую к глубокому изменению личности. Кокаин является одновременно и наркотическим, и эйфоризирующим средством, он чаще всего создает психологическую зависимость, приводящую к глубокому изменению личности.

9. Галлюциногены, такие как ЛСД и мескалин, а также психоделитические вещества — гашиш и марихуана — являются самыми распространенными психотропными средствами, используемыми ради эффекта «раскрепощения» сознания. То, что их употребление приводит к существенным или даже необратимым вредным последствиям, еще окончательно не доказано.


Досье 4.1. Как мы спим? Почему мы видим сны?


Без ведома нашего экстравертированного сознания наш мозг, обращенный к своему внутреннему миру, каждую ночь пускается в новое приключение. Циклы сменяют друг друга, и в каждом из них совершается постепенный переход от дремоты до глубокого сна, за которым вскоре следует период интенсивной мозговой активности, сопровождающейся сновидениями. Каковы особенности этих различных стадий? Что нам известно о снах? Что мы знаем о патологии сна?


Засыпание


Когда человек ложится, закрывает глаза, намереваясь поспать и восстановить свои силы, активность мозга замедляется. Бета-волны уступают место все более многочисленным группам альфа-волн, и начинают появляться быстро исчезающие, но четкие, как кинокадры, образы. Это стадия засыпания — переход от бодрствования ко сну, продолжающийся всего несколько минут (см. рис. 4.3).


Медленноволновый сон


В каждом цикле медленноволнового сна, обычно повторяющемся пять раз на протяжении ночи, можно различить четыре стадии. В ходе смены стадий ритмы сердца и дыхания становятся все более равномерными и замедляются по мере углубления сна.

Стадия 1. Для начала этой стадии характерно появление тета-волн, постепенно сменяющих альфа-волны. Стадия 1 соответствует периоду дремоты с полусонными мечтаниями, которая может длиться от одной до девяти минут. Эта стадия, возможно, имеет большое значение для творческих работников, которые иногда связывают с ней появление интуитивных идей, помогающих разрешению той или иной проблемы.

Стадия 2. Именно на этой стадии в ЭЭГ появляются так называемые «сонные веретёна» с волнами более высокой частоты (12–14 Гц), чем альфа-волны. Продолжительность этой стадии варьирует от 30 до 45 минут.

Стадия 3. Это переходный период, длящийся несколько минут. В этот период сонные веретёна исчезают и волны становятся все более медленными.

Стадия 4. Это стадия глубокого, восстановительного сна, который может длиться около получаса, и из него трудно вывести спящего человека. Для этой стадии характерно преобладание дельта-волн. Именно в это время и возникает около 80 % сновидений, в которых мы слышим голоса, а также возникают страшные сны, от которых мы внезапно просыпаемся, и приступы лунатизма. Однако человек почти ничего этого не помнит.


Быстроволновый сон (стадия БДГ)


Примерно через 80 минут после засыпания активность мозга вдруг резко меняется. Вместо дельта-волн появляются бета-волны; сердечный ритм ускоряется, кровь приливает к мозгу, дыхание становится учащенным, начинается выделение гормонов, как будто организм переживает стресс. Под веками можно заметить быстрые движения глаз (БДГ), которых не наблюдалось в период медленноволнового сна и которые никогда не достигают такой быстроты во время бодрствования; и тем не менее тело расслаблено, мышечный тонус отсутствует. Это стадия парадоксального сна, которая длится 15–20 минут. Если спящего в тот момент будят, он как правило, способен рассказать свой сон довольно связно.

В конце этой стадии мозговая деятельность снова замедляется, и наступает второй цикл, который опять приведет к стадии 4. Во время последующих циклов спящий не будет больше проходить стадии 3 и 2. Но каждый раз по прошествии примерно 70 минут активность мозга будет снова возрастать, и это будет заканчиваться следующей стадией БДГ средней продолжительностью около 20 минут.


Сновидения


По-видимому, парадоксальный сон сравнительно недавнее эволюционное приобретение млекопитающих. У некоторых животных, таких как бараны или коровы, он исчезает с прекращением питания молоком матери, в то время как у кошек сохраняется в течение всей жизни. У животных сновидения обычно сопровождаются движениями, характерными для охоты или поедания пищи, и имеют место как при медленноволновом, так и при парадоксальном сне. У человека же, напротив, онирическая деятельность мозга развивается почти исключительно во время парадоксального сна и характеризуется обилием зрительных образов, чего нельзя сказать о периодах медленноволнового сна, когда наблюдается в основном моторная или вербальная активность повторяющегося характера.

Сновидения всегда интересовали людей и порождали множество вопросов. Что означают сны? Как объяснить тот факт, что без каких-либо движений можно испытывать ощущение кружения или резкого падения? Как понять присутствие других людей, действующих «в голове» спящего?

Фрейд и психоанализ приучили нас к ответам психологического характера. При таком подходе преобладает мысль о том, что сновидения представляют собой скрытое выражение наших желаний. Фрейд рассматривал сны как «королевский путь» к изучению подсознательного. По его мнению, достаточно истолковать элементы сновидений как некие символы, чтобы прийти к пониманию влечений и конфликтов, вытесненных в подсознание. Так, например, если мужчине снилось, что он, обрабатывая поле, ломает лемех своего плуга, то это можно объяснить его недостаточной половой потенцией или неосознанными проблемами в его отношениях с партнершей [23].


Юнг (Jung), со своей стороны, говорит о существовании коллективного подсознания, которое стало общим для представителей человечества со времени его появления. Предполагается, что это коллективное подсознание состоит из «архетипов», т. е. первичных образов, таких как образы отца, матери, мудрого старца и т. д.

Для упомянутых авторов мало изученный в то время мозг был скорее пассивным органом, продукты которого — например, сновидения — подчиняются внешней энергии, которая высвобождается только тогда, когда субъект открывает для себя проблемы, вытесненные в подсознание, и признаёт их существование.

В настоящее время успехи в области психофизиологии позволяют выдвинуть другие идеи, которые иногда дополняют эти объяснения, но чаще расходятся с ними.

Основываясь на новых данных, исследователи (Hobson, McCarley, 1977; McCarley, 1979) сформулировали другие гипотезы, лучше согласующиеся с современными знаниями о работе мозга. По их мнению, сновидения обусловлены скорее физиологическими механизмами. По-видимому, это результат осуществляемого мозговой корой синтеза тех сигналов, которые идут из различных зон мозга, активируемых во время парадоксального сна.

Сейчас известно, что за эту фазу сна ответственна определенная область в средней части мозгового ствола. Жуве (Jouvet, 1965) из Лионского университета показал, что у животного, лишенного большей части мозга, но сохранившего ретикулярную формацию этой области, периоды парадоксального сна не исчезают.

Ретикулярная формация в этой части мозга в основном состоит из гигантских клеток, разветвления которых заходят далеко в соседние области (рис. 4.11). Там они соединяются с клетками верхних участков мозгового ствола, ответственных за характерную картину волн ЭЭГ при парадоксальном сне, с клетками центров, управляющих движениями глаз, а также с клетками нижележащей области, от которых зависит расслабление мышц в этой фазе сна. Кроме того, как известно, главная функция ретикулярной формации состоит в том, чтобы избирательно возбуждать высшие центры влечений и эмоций (см. гл. 6).


Рис. 4.11. Нервные структуры и сновидение. Центр парадоксального сна находится в одном из ядер ретикулярной формации — голубом пятне (locus coeruleus). В этом участке мозга (А) ретикулярная формация образует связи с клетками верхних отделов мозгового ствола, ответственными за быстрые волны (1), с клетками участков, ответственных за быстрые движения глаз (2), и с клетками нижней части продолговатого мозга (Б), ответственными за расслабление мышц (3). Ретикулярная формация активирует также различные сенсорные зоны коры головного мозга (4), в особенности зрительную зону в затылочной доле (4а), а также центры, ответственные за влечения и эмоции (5).


Весь процесс, видимо, начинается с того, что ретикулярная формация циклически активируется в серии стадий БДГ, а это ведёт к активации различных сенсорных областей. Речь идет главным образом о зрительных зонах, но затрагиваются также слуховые и осязательные зоны, а кроме того, и вестибулярные центры, ответственные за чувство положения тела в пространстве. Таким образом, зрительные, слуховые и тактильные образы возникают «изнутри», так же как ощущение легкости, вращения или потери равновесия.

Что же касается интенсивной моторной деятельности, переживаемой человеком во сне, когда он «прогуливается», «бежит» или «взбирается на что-то», то она связана с активацией тех структур мозгового ствола, которые ответственны во время бодрствования за координацию движений, программируемых высшими центрами. Эти структуры действуют более или менее автоматически и потому сравнительно слабо контролируются корой мозга. Хотя в период парадоксального сна их действие блокируется ретикулярной формацией, само «программирование» все же, видимо, остается нетронутым и порождает впечатление движений, будто бы совершаемых во сне.

Когда в сновидении появляются другие люди, это может быть результатом смешения внутренней активации, внешних раздражителей, а также черт характера самого спящего, его воспоминаний и проблем, с которыми он сталкивался во время бодрствования. Эти различные элементы оказываются тогда спроецированными на физическое окружение, на животное или на человека, появляющегося в сновидении.

Остается теперь попытаться объяснить символизм сна. По мнению Мак-Карли (McCarley), сон ясно отражает мотивации субъекта. Эти мотивации как бы всплывают во время сна, когда клетки ретикулярной формации посылают возбуждающие импульсы центрам, ответственным за влечения и инстинкты. Символы, формирующие картину сна, — это своего рода знаки влечений, которые легко расшифровать.

Таким образом, именно влечения «раскрепощаются» под действием механизмов, ответственных за парадоксальный сон, а не наоборот, как это предполагали психоаналитики. Эти влечения вплетаются в ткань сновидения вместе с продуктами сенсорной и двигательной активации [24]. Именно кора большого мозга должна осуществить синтез этих различных элементов и связать их с эмоциями, воспоминаниями и предшествующим опытом спящего, а также с его отношением к тем или иным вещам. Видимо, в конечном счете все вместе и выражается более или менее осмысленным сновидением.


Другие ученые делают акцент на связи, которую можно установить между тем, как человек оценивает события дня, и тем, что он видит во сне. Холл (Hall, 1966) утверждает, что во многих сновидениях фигурируют наиболее часто употребляемые домашние предметы. По мнению Фаулкса (Foulkes, 1971), у ребенка частота тревожных снов пропорциональна количеству трудностей, с которыми он сталкивается во время бодрствования. По-видимому, то же самое можно сказать и о взрослых.

Картрайт (Cartwright, 1977) отмечает, что очень многие люди чаще вспоминают свои сны после периода напряжения или депрессии, чем после дня, прошедшего без проблем. Для того чтобы содержание сна осталось в памяти, нужно, чтобы субъект проснулся сразу же после сновидения [25], или же сон должен быть настолько ярким, чтобы он оставил след даже в тот период, когда человек еще спит.


Должны ли наблюдения Картрайта означать, что обеспокоенные люди спят хуже и легче просыпаются и поэтому легко вспоминают, что они видели во сне? Или же мозговая работа по созданию сновидения в этом случае настолько значительна, что оно дольше сохраняется в памяти? По мнению Картрайта, эта интенсивная работа имеет своей целью помочь субъекту разрешить его проблемы во время сна.

Некоторые исследования, видимо, подтверждают это. Было отмечено, что люди лучше себя чувствуют при пробуждении после сна, в котором были сцены с большим числом действующих лиц. К тому же эти люди легче воспроизводили пережитые события угрожающего характера или были способны с большим реализмом относиться к некоторым проблемам после того, как они спали и видели сны, нежели тогда, когда для этого не было возможности (Hartmann, 1973).

Таким образом, сновидение служит своего рода «ремонтной мастерской», в которую индивидуум приходит во время сна, чтобы почерпнуть энергию, необходимую для разрешения своих проблем, а также восстановить «хорошую форму» и уверенность в себе.


Расстройства сна


Существует множество различных нарушений сна. Они могут касаться как засыпания, так и стадии глубокого сна или парадоксального сна. Бывают и совсем пустяковые расстройства, но есть и такие, что могут привести к смерти. Сейчас мы перечислим некоторые из них и приведем предложенные учеными объяснения, пока еще очень отрывочные.

Кошмары. Это мучительные сновидения, возникающие во время парадоксального сна. Благодаря своей эмоциональной окраске они запоминаются гораздо лучше, чем другие сновидения, и поэтому субъект при пробуждении рассказывает о них чаще.

Учитывая связь, которая, по-видимому, существует между кошмарами и проблемами, с которыми мы сталкиваемся наяву, родители должны были бы побуждать ребенка чаще рассказывать им об этих эпизодах, чтобы помочь ему понять, а иногда и разрешить трудности, приводящие к таким сновидениям.

Ночные ужасы. Они обычно появляются во время медленноволнового сна и приводят к внезапному пробуждению в состоянии испуга. Вероятно, их следовало бы рассматривать как интенсивный панический рефлекс, возникающий в результате замедления дыхания и сердечного ритма, которое наступает на 3-й и 4-й стадиях сна (Foulkes, 1979). В отличие от того, что происходит в случае кошмаров, у субъекта сохраняется очень мало воспоминаний от этих моментов ужаса, после которых он, впрочем, почти сразу же засыпает.

Сомнамбулизм. Это явление тоже наблюдается в период медленноволнового сна, Примерно каждому шестому ребенку хотя бы однажды приходилось вставать, не просыпаясь, с постели и разгуливать по спальне или по дому. Почти на всем протяжении этой «прогулки», которая в некоторых случаях может длиться часами, субъект способен отвечать на вопросы, которые ему задают. Тем не менее по пробуждении у него не остается никаких воспоминаний о его ночном приключении. Если он и помнит что-нибудь, то это обычно не имеет никакого отношения к тому, что могло с ним произойти во время его экскурсии.

Нарколепсия и каталепсия. Нарколепсия — особое расстройство сна, которым страдает один человек из тысячи. Для нарколепсии характерно то, что субъект в период бодрствования может внезапно заснуть где угодно и когда угодно. Это может случиться и во время важного разговора, и в момент сексуального контакта. Сон длится обычно минут пятнадцать, и в этот период человек может продолжать какие-то действия как лунатик, например вести машину. После пробуждения у него не сохраняется никаких воспоминаний о том, что он в то время делал. Вероятно, нарколепсия — результат того, что мозг «перескакивает» через первые стадии сна и переходит сразу в стадию глубокого сна.

Каталепсия — разновидность нарколепсии, для которой характерно внезапное расслабление, тело становится как тряпичная кукла. Это обусловлено резким падением тонуса всей мускулатуры и потерей контроля над положением тела. В этом случае, видимо, имеет место пропуск всех четырех стадий медленноволнового сна, и человек переходит сразу из состояния бодрствования в состояние, характерное для парадоксального сна, который сопровождается мышечной атонией.

Бессонница. Большинство людей могут сами решить, в какое время они заснут. Но это не так примерно у каждого десятого — у тех, кто страдает бессонницей. Бессонница тесно связана с тревожностью. Она часто наблюдается у людей, обеспокоенных реальными или воображаемыми проблемами, связанными со здоровьем или с повседневными неприятностями, которые в конце концов начинают занимать всю их жизнь, захватывая и время сна.

Главное, что нужно для того, чтобы заснуть, — это не сопротивляться, отдаться сну. А у человека, страдающего бессонницей, происходит как раз обратное. Страх перед тем, что он не сможет заснуть, повышает напряжение организма, а это поддерживает и усиливает боязнь бессонницы.

Человек пытается разорвать порочный круг, прибегая к успокаивающим средствам или к барбитуратам. Но это часто оказывается опаснее, чем само отсутствие сна, из-за привыкания к этим лекарствам и появления зависимости от них у тех, кто ими постоянно пользуется.

Апноэ. Некоторые люди не могут нормально дышать во время сна. Такое расстройство, поражающее около 5 человек из тысячи, может быть обусловлено тучностью, а также аномальным строением трахеи или недостаточностью функции дыхательного центра, расположенного в стволе мозга. Человеку, страдающему апноэ, чтобы остаться в живых, нужно просыпаться иногда несколько сотен раз в течение ночи — возобновлять дыхание и удалять углекислый газ, накопившийся в его легких.

Синдром скоропостижной смерти. Это одна из главных причин смерти у детей в первый год жизни. О причинах этого явления почти ничего не известно, так как оно возникает неожиданно, без каких бы то ни было предвестников. Совершенно здорового ребенка укладывают спать в его кроватку, он засыпает как обычно, но на этот раз не просыпается.

Было установлено, что так бывает чаще у недоношенных детей или у детей, матери которых много курили во время беременности, а также у младенцев, живущих в доме, где воздух загрязнен из-за употребления табака. Некоторые исследователи связывают это явление с незрелостью нервной системы, в частности с функциональной недостаточностью дыхательных центров, которая, видимо, делает ребенка более уязвимым для воздействия вредных факторов.

Кома. Кома не является, собственно говоря, нарушением сна. Она представляет собой род патологического глубокого сна, от которого человек, хотя он и остается живым, самопроизвольно не просыпается.

Кома возникает в результате повреждения или разрушения ретикулярной формации вследствие болезни, мозговой травмы или же приема некоторых наркотиков или ядов.

Мозг продолжает получать сигналы, но без активирующего воздействия ретикулярной формации он не в состоянии их расшифровать. Поэтому больной находится в бессознательном состоянии, он нечувствителен к внешним раздражителям и неспособен к двигательным реакциям. Для поддержания жизни необходимо, чтобы окружающие могли полностью удовлетворять все физиологические потребности организма.

Глава 5. Наше восприятие мира

Введение


Наше представление о мире стабильно. Наш мир состоит из определенных материальных элементов: камень — это камень, дерево — это дерево, кошка — это кошка. Нам кажется, что иначе и быть не может.

Однако мы подгоняем мир под собственные мерки, определяемые нашими, человеческими, органами чувств. Речь идет об относительном образе, существенно отличном от того, который может быть у инфузории-туфельки, дождевого червя, летучей мыши или слона. Для некоторых животных реальность состоит в основном из запахов, большей частью нам неизвестных, для других — из звуков, в значительной части нами не воспринимаемых. Каждый вид обладает рецепторами, позволяющими организму получать ту информацию, которая наиболее полезна для его приспособления к окружающей среде, т. е. у каждого вида свое собственное восприятие реальности (см. документ 5.1).

Кроме того, современная физика постепенно открывает нам мир, все менее и менее похожий на управляемый строгими законами мир стабильных объектов, укладывающийся в механическую концепцию Декарта и Ньютона.

Принципы квантовой механики вынуждают все большее число физиков пересматривать как будто бы твердо установленные отношения между пространством и временем, причиной и следствием, субъектом и объектом. Теперь уже не вполне ясно, из чего состоит материя — из частиц, волн или из того и другого одновременно. Исследователи заметили даже, что сам факт наблюдения за частицей изменяет ее поведение. По мнению некоторых, этого достаточно, чтобы снова поставить вопрос о связях между мышлением и материей; надо понять, наблюдаем ли мы саму материю или только наш собственный человеческий опыт.

Во время коллоквиума, на котором присутствовали психофизиологи и физики, астрофизик Хьюберт Ривс (Reeves) поставил этот вопрос, приведя воображаемый диалог между теми и другими. Психофизиологи просят физиков: «Помогите найти в электроне корни сознания!», а те все более склонны ответить: «А мы сами готовы искать корни электрона в сознании. До конца изучив связь субъекта и объекта, мы ее не обнаружили» (Science et Conscience, 1980).

Но все это уже другая история, которая, вероятно, подробнее будет описана в книгах будущего, может быть не такого отдаленного, как нам кажется (см. документ 5.2). Пока же, оставаясь на нынешнем уровне знаний, постараемся понять, как функционируют человеческий мозг и рецепторы, доставляющие ему информацию, из которой формируется связная картина реальности.


Ограничения, связанные с органами чувств


Окружающая среда в любой момент посылает нам тысячи всевозможных сигналов, из которых мы можем уловить лишь очень небольшую часть. Действительно, способность наших органов чувств к возбуждению ограниченна и лучший из них может различить лишь малую долю сигналов, поступающих из окружающего мира (см. приложение А).

Человеческое ухо не способно улавливать слишком высокие для него звуки, тогда как эти ультразвуки легко слышит собака, дельфин или летучая мышь. Пространство пронизывается бесконечным множеством электромагнитных волн — от самых коротких (гамма-лучи, рентгеновские лучи) до самых длинных (радиоволны). Однако наши глаза чувствительны лишь к небольшому участку спектра, занимающему промежуточное положение, — к «видимому свету» (см. рис. Ц.1).

Какой бы нам представилась реальность, если бы мы были способны различать другие формы энергии? Достаточно посмотреть на фотографию, сделанную аппаратом для съемки в инфракрасных лучах, чтобы увидеть, что она отражает совершенно другой образ окружающего. Или известно, например, что люди, у которых удален хрусталик, чувствительны к ультрафиолетовым лучам. Каково было бы наше видение мира, если бы наши глаза были способны улавливать рентгеновские лучи и мы видели бы насквозь то, что сейчас кажется непроницаемым? Но какой мозг понадобился бы нам, чтобы осмысливать окружающее, от которого мы получали бы такое множество сигналов?


Роль предшествующего опыта


У детей органы чувств способны действовать с самого рождения, а по последним научным данным даже и до рождения. Однако известно, что человеческий мозг обладает механизмами, которые упорядочивают процессы восприятия. С первых минут жизни новорожденный оказывается под воздействием колоссального количества раздражителей, которые, достигнув мозга, сортируются там по категориям, прежде чем отложиться в памяти (см. документ 5.3).

В любой момент раздражители воспринимаются нами соответственно тем категориям образов, которые постепенно устанавливаются после рождения. При этом некоторые сигналы, более привычные, чем другие, распознаются автоматически, почти тотчас же. Однако в других случаях, когда информация новая, неполная или неоднозначная, наш мозг действует путем гипотез, которые он одну за другой проверяет, чтобы принять ту, которая кажется ему наиболее правдоподобной или наиболее приемлемой. Тогда можно утверждать, как это делал Грегори (Gregory, 1966), что «любой воспринятый объект — это гипотеза» (см. документ 5.4). Итак, способ классификации воспринимаемого у каждого из нас тесно связан с нашим предварительным жизненным опытом.

Котята, выросшие в клетке, где были только вертикальные линии, позднее оказались неспособными узнавать горизонтальные линии (Blackemore, Cooper, 1970). По-видимому, так же дело обстоит и у людей. Мы уже видели, как у «дикого» ребенка (Виктора) выработалось восприятие вещей, во многом отличное от нашего. Известно также, что если людям, слепым от рождения, возвратить зрение уже во взрослом состоянии, они смогут различать предметы, четко выделяющиеся на окружающем фоне, следить глазами за движущимися объектами или даже различать цвета. Но они будут не в состоянии узнавать отдельные предметы, геометрические формы или даже лица, а также назвать цвет, который они видят.

Антропологи со своей стороны показали, что люди, обитающие в круглых жилищах (рис. 5.1), воспринимают обстановку с обилием вертикальных и горизонтальных прямых не так, как мы, привыкшие с рождения к нашим домам. В некоторых культурах имеются лишь два названия цветов, в то время как мы научаемся узнавать по меньшей мере шесть цветов.


Рис. 5.1. Группа представителей народности зулу (Южная Африка) перед одной из своих хижин округлой формы. Тот факт, что в их окружении нет вертикальных и горизонтальных линий, заметно влияет на их зрительное восприятие. В частности, Грегори показал, что в подобных культурах почти не встречаются иллюзии типа Мюллера — Лайера.


Все эти виды восприятия — результат практики и опыта. Только благодаря практике и опыту наш мозг способен структурировать и организовывать элементы внешнего мира, чтобы придавать им точное значение (см. документ 5.5).


Организация наших восприятий


Феномены восприятия, в особенности объединение восприятий по некоторым принципам в связные единства, лучше всего были описаны и проанализированы школой гештальтпсихологии.

Самый важный из этих принципов состоит в том, что любой образ или предмет воспринимается как фигура, выделяющаяся на каком-то фоне. Наш мозг действительно имеет тенденцию (по-видимому, врождённую) структурировать сигналы таким образом, что все, что меньше или имеет более правильную конфигурацию, а главное то, что имеет для нас какой-то смысл, воспринимается как фигура; она выступает на некотором фоне, а сам фон воспринимается гораздо менее структурированным (рис. 5.2).


Рис. 5.2. Ваза Рубина. На этом рисунке фон может быть либо черным, либо белым. Это зависит от того, что человек воспринимает — вазу или два профиля. Фигура и фон взаимозаменяемы: фигура может превратиться в фон, а фон — в фигуру.


Это относится прежде всего к зрению, но также и к другим чувствам. Так же обстоит дело, когда в общем шуме собрания кто-то произносит нашу фамилию. Она сразу выступает как «фигура» на звуковом фоне. Такое же явление мы наблюдаем, когда улавливаем запах розы, находясь среди группы курильщиков, или запах сигареты у клумбы с розами.

Однако вся картина восприятия перестраивается, как только другой элемент фона становится в свою очередь значимым. Тогда то, что за секунду до этого виделось как фигура, теряет свою ясность и смешивается с общим фоном. Именно это происходит, когда вы внимательно рассматриваете пару рисунков ниже. Вы должны были бы различить на них лица Декарта, Фрейда, Павлова и других выдающихся «фигур» в истории психологии. Но как только вам это удастся, все другие элементы, которые до сих отчетливо выделялись, стушуются и станут лишь фоном, на котором будут четко выступать лица великих ученых. И так будет до тех пор, пока вы не решите снова рассмотреть мелкие детали рисунка.




Второй принцип — это принцип заполнения пробелов, проявляющийся в том, что наш мозг всегда старается свести фрагментарное изображение в фигуру с простым и полным контуром. Поэтому, когда предмет, образ, мелодия, слово или фраза представлены лишь разрозненными элементами, мозг будет систематически пытаться собрать их воедино и добавить недостающие части. На рис. 5.3, А вы видите не группу отдельных линий, а контуры лица. А когда по радио вдруг прерывается исполнение известной песни или рекламное объявление, слышанное тысячу раз, наш мозг машинально восстанавливает недостающее.


Рис. 5.3. Некоторые принципы, лежащие в основе организации восприятия. А. Мозг распознает лицо по нескольким штрихам. Б. Здесь воспринимаются три группы квадратиков, а не одна группа из девяти квадратиков. В. Знаки группируются в столбики. Г. Слева мы видим вертикальный прямоугольник, «пересеченный» горизонтальным прямоугольником, а не прямоугольник, ромб и параллелограмм, как справа. Д. Какой из двух домиков легче воспринимается мозгом как фигура «хорошей» формы?


Объединение (группировка) элементов — это еще один аспект организации восприятия. Элементы могут объединяться по разным признакам, например таким, как близость, сходство, непрерывность (воображаемая) или симметрия.

По принципу близости наш мозг объединяет близкие или смежные элементы в единую форму. На рис. 5.3, Б легче воспринять три группы квадратиков, чем девять квадратиков, не связанных друг с другом.

Принцип сходства состоит в том, что нам легче объединять схожие элементы. Например, цифры и буквы на рис. 5.3, В предстают перед нами скорее в форме столбиков, чем в форме строк. Что касается продолжения беседы в общем шуме голосов, то оно возможно только благодаря тому, что мы слышим слова, произносимые одним и тем же голосом и тоном. Позднее мы увидим, что мозг испытывает, однако, больше трудностей, когда ему одновременно передают одним голосом два разных сообщения.

Элементы будут также организовываться в единую форму, если они сохраняют одно направление. Это принцип непрерывности. На рис. 5.3, Г слева мы воспринимаем плоский элемент, пересекающий прямоугольник, а не три несвязанных элемента вроде тех, что изображены рядом. И наконец, форма будет воспринята как «правильная», когда она имеет одну или несколько осей симметрии (рис. 5.3, Д).

Таким образом, из различных интерпретаций, которые могли бы быть сделаны относительно серии элементов, наш мозг чаще всего выбирает самую простую, самую полную или ту, которая включает наибольшее число рассмотренных выше принципов.

Что касается организации восприятия движения и времени, то оно может осуществляться также с помощью точек отсчета, которые используют наши рецепторы, и с помощью некоторых характеристик, присущих нашему пространству (см. документ 5.6).


Наши восприятия остаются постоянными (константными)


Мир, в котором мы передвигаемся, воспринимается не только как организованный, но также и как постоянный и неизменный. За уже структурированными предметами наше восприятие сохраняет их размеры и цвет независимо от того, с какого расстояния мы на них смотрим и под каким углом их видим.

Если, например, мы смотрим на свои руки, причем левая находится в 20 см от лица, а правая протянута далеко вперёд, то нам все-таки кажется, что их кисти одинакового размера. Однако достаточно разместить их друг за другом на одной прямой с глазами, и сразу выявляется разница в величине соответствующих изображений на сетчатке. Еще лучше такого рода соотношения видны на приведенном рисунке Боринга (рис. 5.4).


Рис. 5.4. Размеры кошки, изображенной на верхнем рисунке в отдалении, а на нижнем — на первом плане, одинаковы. Так ли воспринимает это ваш мозг?


Точно так же дверь сохраняет для наших глаз свою форму независимо от того, открыта она или закрыта (рис. 5.5), а белая рубашка остается белой как на ярком свету, так и в тени (однако в случае с рубашкой в тени нам достаточно было бы увидеть небольшой ее участок через отверстие, чтобы она показалась нам скорее серой).


Рис. 5.5. Когда постоянство формы усвоено, дверь воспринимается одинаковой, если даже ее проекция на сетчатку глаза меняется.


Реально мы осознаем эти автоматические поправки, осуществляемые мозгом, лишь тогда, когда рассматриваем фотографии памятников или людей, снятых в определенных ракурсах. В этом случае их изображения объективно воспроизводятся фотоаппаратом (рис. 5.6). Однако бывают случаи, когда внешняя информация противоречива, а также случаи, когда возникает иллюзия, т. е. реальность искажается (см. документ 5.7).


Рис. 5.6. Эта фотография, соответствующая действительному изображению на сетчатке, позволяет осознать, какие коррекции постоянно осуществляет наше зрительное восприятие.


Восприятие мира в трех измерениях


Среди адаптаций, важных при нашем образе жизни, есть одна, которая сближает нас с большинством хищников — с плотоядными млекопитающими и хищными птицами. Речь идет о бинокулярном зрении, которое лучше позволяет увидеть добычу, так как оба глаза расположены фронтально, смотрят в одном направлении и могут быть нацелены на одну точку.

У травоядных, напротив, глаза расположены по обе стороны головы. Это расширяет их поле зрения и позволяет легче заметить приближение возможного хищника, но делает гораздо менее точным восприятие расстояния и глубины, что особенно затрудняет восприятие мира в трех измерениях, характерное для бинокулярного зрения.

Действительно, на сетчатке каждого глаза создается лишь одно двумерное изображение, а так как наши глаза расположены на некотором расстоянии друг от друга, они видят предметы под несколько разными углами и соответственно посылают мозгу несколько различную информацию. И тогда мозг, объединяя данные о двух двумерных изображениях, воссоздаёт на их основе трёхмерный образ, что и обеспечивает нам стереоскопическое видение мира (рис. 5.7).


Рис. 5.7. Бинокулярное зрение. Тот факт, что в одном глазу получается двумерное изображение предмета, немного отличное от изображения в другом глазу, позволяет мозгу объединить эти два изображения в один трёхмерный образ.


Подобное явление существует у нас и в области слуха. Наши два уха, каждое в отдельности, улавливают особенности источника звука. Но информация от них достигает мозга не одновременно, а с различием меньше тысячной доли секунды, так как ушные раковины несколько отдалены друг от друга. Именно благодаря этому различию мозг способен воспроизвести стереофонический звуковой мир в трех измерениях.

При зрительном восприятии человек, потерявший один глаз, оказывается в положении художника, старающегося передать глубину пейзажа на своем полотне: он вынужден пользоваться монокулярными признаками. Так, удаленные предметы будут казаться меньше в соответствии с линейной перспективой, где воображаемые параллельные прямые сходятся к одной точке горизонта. Существует еще воздушная перспектива: далекие предметы кажутся менее четкими, так как свет, который они отражают, частично поглощается пылью и влагой атмосферы. Что касается близко расположенных предметов, то даже при очень медленном смещении головы они быстрее движутся в поле зрения, чем удаленные, и притом в противоположном направлении (эффект параллакса). Кроме того, они располагаются между нашим глазом и задним планом, закрывая его часть, и это тоже указывает на их близость (рис. 5.8).


Рис. 5.8. На этой фотографии хорошо представлены различные признаки, используемые при восприятии трёхмерного пространства: линейная перспектива (параллельные линии сходятся), воздушная перспектива (контуры более удаленных зданий менее четки) и эффект интерпозиции (ближе расположенные предметы частично закрывают более удаленные).


У человека бинокулярное зрение эффективно лишь на расстояниях примерно до 15 метров. О пространственных отношениях более далеких объектов приходится судить только по эффектам перспективы, параллакса и закрытия одних предметов другими.


Адаптация и привыкание


Хотя наши органы чувств и ограничены в возможностях восприятия сигналов, тем не менее они находятся под непрерывным воздействием раздражителей. Мозгу, который должен перерабатывать получаемые сигналы, нередко угрожает перегрузка информацией, и он не успевал бы ее сортировать и упорядочивать, если бы не было регулирующих механизмов, которые поддерживают количество раздражителей на более или менее постоянном приемлемом уровне.

Первый из этих регулирующих механизмов действует в самих рецепторах. Речь идет о сенсорной адаптации, которая осуществляется в рецепторных клетках глаз, ушей, кожи и других органов чувств. Она уменьшает их чувствительность к повторяющимся или длительно воздействующим стимулам. Например, когда мы в солнечный день выходим из кинозала, яркий свет мешает нам некоторое время различать отдельные элементы в декоративном оформлении фойе. Однако через несколько секунд мы уже сможем рассматривать важные детали, выступающие на фоне, к которому наши глаза начали привыкать [26].


Точно так же уши рабочего, пришедшего на завод, уже спустя несколько минут «перестают слышать» шум машин. То же происходит и с запахом мыла или туалетной воды, который мы и наши близкие очень быстро перестаем чувствовать. Наша кожа мгновенно привыкает к контакту с надеваемой утром одеждой, к давлению очков на нос или к кольцу на пальце.

Таким образом, когда раздражение становится постоянным, рецепторы перестают на него реагировать: чем слабее стимул, тем скорее наступает адаптация, и, наоборот, чем он сильнее, тем труднее к нему адаптироваться. Слишком яркий свет, сильный холод или сильная жара, резкий запах или громкие звуки обычно способны продлить возбуждение соответствующих рецепторов, и тогда организм должен предпринять меры, чтобы изменить или устранить ситуацию, к которой его рецепторы не могут адаптироваться.

Другой регулирующий механизм находится в основании мозга, в ретикулярной формации (см. приложение А). Он вступает в действие в случае более сложной стимуляции, которая хотя и улавливается рецепторами, но не столь важна для выживания организма или для той деятельности, которой он в данное время занят. Речь идет о привыкании (габитуации), когда определенные раздражители становятся настолько привычными, что перестают влиять на активность высших отделов мозга: ретикулярная формация блокирует передачу соответствующих импульсов, чтобы они не «загромождали» наше сознание. Например, зелень лугов и листвы после долгой белой зимы кажется нам в начале весны такой яркой, а через несколько дней мы так к ней привыкаем, что просто перестаем замечать. Сходное явление наблюдается у людей, живущих вблизи аэродрома или автодороги. Они уже «не слышат» шума взлетающих самолетов или проезжающих грузовиков. То же самое происходит и с горожанином, который перестает ощущать химический привкус питьевой воды, а на улице не чувствует запаха выхлопных газов автомашин или не слышит автомобильных сигналов.

Здесь речь идет об одном из полезнейших механизмов, благодаря которому индивидуум легче может заметить любое изменение или любой новый элемент в окружающей обстановке, легче сконцентрировать на нем внимание, а в случае необходимости и противостоять ему. Подобного же рода механизм позволяет нам сосредоточить все внимание на какой-то важной задаче, игнорируя привычные шумы и суету вокруг нас.


Внимание и восприятие


Факторы, определяющие внимание


Для того чтобы событие было воспринято, нужно, чтобы оно могло вызвать ориентировочную реакцию, которая позволит нам «настроить» на него свои органы чувств. Без внимания восприятие невозможно.

Чем больше наше внимание будет привлечено новизной, сложностью или интенсивностью стимула (события или объекта), тем больше вероятность того, что стимул будет воспринят. У ребенка этот механизм действует с самого рождения (см. документ 5.4). Другой хорошо известный определяющий фактор — повторение: реклама, передаваемая по радио или по телевидению, и на сотый раз способна еще привлечь внимание слушателя или вызвать ориентировочную реакцию у ребенка, даже (а может быть, именно в том случае) если выраженная в ней мысль совершенно нелепа.

Однако выбор информации, поступающей в мозг из окружающего мира, больше всего зависит от потребностей и интересов самого субъекта. Голодный человек, идя по незнакомому городу, легче всего будет замечать вывески ресторанов. Сексуально озабоченный человек скорее обратит внимание на вещи, ассоциированные с сексом, будь то люди, изображения или предметы. Страстный любитель машин скорее отметит какую-то деталь кузова, чем человек, для которого машина — лишь средство передвижения. Очень показательно то, как люди листают газеты, останавливаясь на том или ином заголовке: это многое говорит об их интересах и увлечениях (см. документ 5.8).

Кроме того, мы часто склонны обращать внимание только на детали, отвечающие нашим ожиданиям. Здесь уместно напомнить случай, происшедший с В. Менделом (документ 3.7). Он, зная, что его пациенты антисоциальны, в первое время замечал только их враждебные проявления. Позднее, когда он узнал, что им дают успокаивающее лекарство, он бессознательно стал воспринимать только их дружелюбные взгляды и мимику, адресованные ему. Очень часто наше отношение к окружающим складывается именно под влиянием такого рода ошибок восприятия, связанных с нашими ожиданиями.


Избирательное внимание


Исследователи попытались выяснить, до какой степени наше внимание ограничено постоянным отбором, производимым мозгом. Например, в дружеской компании сначала мы слышим только общий шум голосов разговаривающих. Однако достаточно, чтобы один из наших знакомых вдруг обратился к нам, чтобы мы, несмотря на продолжающийся вокруг нас разговор, сразу начали воспринимать то, что он говорит. Это явление — так называемый «эффект вечеринки» — был изучен в 1953 году Черри (Cherry).

Через наушники в два уха испытуемого подавались две магнитные записи. Когда Черри просил испытуемого внимательно слушать одну из них, испытуемый легко повторял услышанные слова. Но из другой записи он не улавливал ничего или почти ничего (рис. 5.9).


Рис. 5.9. Эффект вечеринки. Когда в каждое ухо посылается свое сообщение, мозг «слышит» только какое-нибудь одно из них. Однако достаточно, чтобы в другом сообщении прозвучало привычное слово, чтобы произошла автоматическая смена приемного канала.


Итак, складывается впечатление, что одновременно можно слышать только одно высказывание и что в мозгу, очевидно, существует как бы «фильтр», который ограничивает нашу способность улавливать сигналы, идущие из разных источников (Broadbent, 1958).

То же явление избирательного внимания отмечается и в области зрительного восприятия. Когда на сетчатки левого и правого глаза испытуемого подавались одновременно разные сцены, снятые на кинопленку, он мог воспринимать лишь какую-то одну из них (см. документ 5.4).

Однако было установлено, что этот фильтр не всегда действует безотказно. Так, при слуховом восприятии достаточно, чтобы в другое ухо испытуемого было произнесено особо важное для него слово, например его имя, чтобы он автоматически поменял канал восприятия. К тому же если неодинаковая информация передается в левое и правое ухо испытуемого разными голосами, то информацию одного из каналов уловить сравнительно нетрудно. Если же информация близка по значению и передается в то и другое ухо одним голосом, то ее уловить совсем не так легко. Внимание тогда перемещается с одного уха на другое, и испытуемый в конце концов теряет нить обоих сообщений.

Это ограничение возможностей нашего внимания проявляется и тогда, когда одновременно действуют слуховая и зрительная системы. Например, в классе во время объяснения учителем нового материала я могу читать интересную книгу. Однако даже если мое внимание будет перескакивать с одного канала на другой, вряд ли я смогу хорошо понять хотя бы то, что передается по одному из них, а тем более по обоим.

Но что происходит со всей той информацией, которая по причинам уже упомянутым или по тем, о которых мы еще будем говорить, осталась «за порогом» восприятия? Исчезает ли она полностью или же оставляет след на уровне, недоступном непосредственно для сознания? Чтобы разобраться в этом, нужно будет сначала определить понятие порог.


Физиологический порог и порог восприятия


Как мы уже видели, прием сигнала происходит на двух уровнях.

На нижнем уровне окружающая нас энергия все время буквально бомбардирует наши органы чувств, и как только она становится достаточной для того, чтобы возбудить один из рецепторов, она превращается в закодированное сообщение, которое будет передано в мозг. Этот предел чувствительности каждого рецептора, за которым уже не может наступить возбуждение, называется физиологическим порогом.

На более высоком уровне сигнал, чтобы быть воспринятым, должен затем превысить другой порог — порог восприятия (рис. 5.10). Это порог сознательного опознания. Он контролируется, как мы уже знаем, ретикулярной формацией (см. приложение А). Например, Грегори показал, что одного фотона может быть достаточно, чтобы возбудить рецептор в сетчатке глаза, но потребовалось 5–8 таких порций энергии для того, чтобы наш мозг воспринял светящуюся точку.


Рис. 5.10. Между физиологическим порогом и порогом восприятия (изменчивым) существует такая зона, в которой стимулы принимаются рецепторами, но не опознаются. Что с ними происходит?


Вполне понятно, что физиологический порог определен генетически и может изменяться только в зависимости от возраста или других физиологических факторов, а порог восприятия, напротив, гораздо менее стабилен. Он зависит от уровня бодрствования мозга, а также от внимания мозга к сигналу, который преодолел физиологический порог.

Итак, между этими двумя порогами существует зона чувствительности, в которой возбуждение рецепторов влечёт за собой передачу сообщения, но оно не доходит до сознания. Какова судьба этого сообщения? Была выдвинута гипотеза о том, что в зоне под уровнем сознания — в подпороговой зоне — сигналы, воспринятые органами чувств, возможно, обрабатываются низшими центрами нашего мозга. Если это так, то должны существовать ежесекундно сотни сигналов, которые проходят мимо нашего сознания, но тем не менее регистрируются на более низких уровнях (Dixon, 1971).

Такая гипотеза позволяет найти объяснение многим спорным явлениям. В особенности речь идет о перцептивной защите и о подпороговом восприятии, а также о внечувственном (экстрасенсорном) восприятии и об осознании внутренней реальности в условиях, например, сенсорной изоляции или в состоянии медитации.

Здесь речь идет, конечно, о пограничных областях научной психологии, и многие представители официальной науки не приветствуют их изучение. Однако сколько гипотез было в свое время отброшено официальной наукой, так как они казались слишком неправдоподобными или близкими к шарлатанству! А тем не менее благодаря использованию новой аппаратуры и выявлению новых фактов их обоснованность с тех пор была доказана.

Наука обязана требовать абсолютной строгости на любом этапе познания, но она должна в то же время допускать и поощрять смелые шаги в неведомое, чтобы можно было нащупывать опорные пункты для поисков новых путей исследования. Так сейчас и поступает все большее число ученых: они не хотят отбрасывать a priori ни одну из непроверенных гипотез. Долгий поиск доказательств существования или отсутствия тех или иных явлений может иногда показаться бесполезной тратой времени. Но в науке, как и везде, потеря времени часто оборачивается его выигрышем.


Перцептивная защита


Порог восприятия тесно связан с уровнем активации мозга. У бодрствующего и внимательного индивидуума он может быть пониженным, чтобы облегчить поступление и расшифровку сигналов. Но он может быть повышенным во время засыпания или при некоторых других состояниях сознания, когда поток информации фильтруется и восприятие ослаблено.

Кроме того, мозг — и мы это наблюдали — даже у полностью бодрствующего человека способен, видимо, в любую минуту изменить порог: все зависит от того, важна ли для него получаемая информация или нет. Так происходит, когда извне поступают сообщения, эмоциональный заряд которых трудно переносим (McGinnies, 1949). Было отмечено, что слово-табу, относящееся к сексу, например слово vagin [27], на мгновение предъявленное в написанном виде с помощью тахистоскопа, распознавалось труднее, чем часто употребляемые слова вроде vague [28] или matin [29], хотя в них столько же букв и их общая структура сходна. Чтобы узнать обычное короткое слово, в среднем достаточно десятой доли секунды, но для слова-табу нужно бывает удвоить, а иногда и утроить это время.


Некоторые авторы поставили под сомнение факт существования такого рода перцептивной защиты от слов, считающихся неуместными. Они полагают, что некоторые слова просто менее употребительны, а потому и воспринимаются труднее, чем другие, более «ходовые». Это могло бы относиться и к словам, весьма обычным в разговорном языке, но редко употребляемым в письменной речи. Но как же тогда объяснить явную эмоциональную реакцию, регистрируемую с помощью полиграфа в тех случаях, когда испытуемые затрудняются прочитать слово-табу. Действительно, у испытуемого могут появляться на коже капельки пота и учащаться ритм сердца даже тогда, когда сила зрительного стимула была значительно ниже порога восприятия. По мнению некоторых критиков, это просто доказывает, что слово-табу, даже узнанное, всегда трудно произнести вслух в присутствии посторонних, особенно если человек не уверен в правильном прочтении. Но как же тогда объяснить тот факт, что у некоторых испытуемых эти и именно эти слова узнаются намного раньше, чем другие (даже тогда, когда стимул ниже порога восприятия), что уже явно говорит о наличии какого-то механизма перцептивной бдительности?

Объяснения таких феноменов опираются на уже сформулированную Фрейдом мысль о том, что на уровне сознания действует некая цензура, которая мешает определенным социально неприемлемым образам или желаниям пересечь порог восприятия. Наши нынешние, пока еще неполные, знания о работе мозга позволяют выдвинуть на этот счет ряд гипотез.

Одна из них касается первого уровня памяти — сенсорной памяти. Речь идет о механизме, благодаря которому сигналы очень недолго (1/4 секунды) сохраняются на уровне рецепторов (см. гл. 8), пока не будет решено, переводить их отсюда в кратковременную память или нет. Это решение зависит от высшего, когнитивного уровня, где и может действовать цензура, о которой говорил Фрейд.

Возможно, эта цензура осуществляется в правом полушарии, которое, эмоционально и более глобально реагируя на раздражитель, проникает в его смысл быстрее, чем более рациональное левое полушарие, и не позволяет последнему продолжать декодирование слова.

По мнению Диксона (Dixon, 1971), все сигналы, не допущенные в сознание механизмами цензуры, очевидно, обрабатываются какой-то более примитивной системой на предсознательном уровне. Они, возможно, составляют резерв — источник спонтанно возникающих образов и свободных ассоциаций — и таким образом в свою очередь играют роль в активации организма. Это может проявляться, например, в сновидениях (досье 4.1), в молниеносных вспышках интуиции у творческих работников или, как мы увидим позже, в условиях сенсорной изоляции.


Подпороговое восприятие


Теперь нужно попытаться объяснить, что происходит со всеми сигналами, интенсивность которых недостаточна для того, чтобы они могли проникнуть в сферу сознания. Эти сигналы, очевидно, воспринимаются и обрабатываются в подпороговой зоне, минуя таким образом всякий корковый контроль.

Подпороговое восприятие, по-видимому, позволяет организму отвечать на поступающие сигналы так, как он не смог бы ответить, если бы они были приняты и оценены сознанием. К сожалению, эта гипотеза была прежде всего использована в рекламе товаров. Например, было показано, что можно внушить кинозрителям желание потреблять газированные напитки или воздушную кукурузу определенных фирм, показывая неоднократно в течение фильма кадр продолжительностью в 1/24 секунды, восхваляющий достоинства этих продуктов; можно также вызвать у публики большее желание приобретать продукты, в рекламе которых скрыты звуковые или зрительные подпороговые сообщения сексуального или угрожающего характера (рис. 5.11).


Рис. 5.11. Некоторые работники рекламы полагают, что подпороговое сообщение (в данном случае слово «секс», скрытое в кусочках льда и проявленное на этом фотомонтаже с целью демонстрации), могло бы привлечь наше внимание к товару, который они хотят продать.


Все это способствовало обогащению рекламных агентств, применявших подобные методы. Однако из-за боязни злоупотребления такой практикой, с одной стороны, и из-за того, что ее реальная эффективность осталась неподтвержденной — с другой, возникли сомнения в обоснованности самой гипотезы, положенной в ее основу.

Тем не менее спустя несколько лет появился интерес к лечебному применению такого рода методов, особенно для оказания помощи курильщикам, алкоголикам и тучным людям. Сходные программы были разработаны также для лечения больных шизофренией и депрессией (Silverman et al., 1982). Положительные результаты были достигнуты у пациентов, которым подпороговым путем предлагалась идея типа «мы с мамой составляем одно целое» [30], но эффект был таким же и у молодых испытуемых, признанных нормальными, которым предлагалась та же мысль. Результаты в определенных тестах были у этой группы выше, чем у контрольной группы, которая подвергалась стимуляции, не содержавшей таких подпороговых компонентов (Ariam, Siller, 1982).


Однако, несмотря на все большее число исследований, ведущихся в этом направлении, ничего определенного относительно подобной практики установить пока не удалось.


Экстрасенсорное восприятие


Многие ученые заостряют внимание на сходстве восприятия подпорогового и экстрасенсорного. В обоих случаях речь идет о восприятии сигналов, которые слишком слабы, чтобы дойти до уровня сознания, но все же способны оставить след, который мог бы быть воспринят некоторыми людьми в определенные моменты и в определенном состоянии расслабления и восприимчивости.

По-видимому, экстрасенсорное восприятие, о котором имеются пока лишь весьма недостоверные данные, должно все-таки рассматриваться как нечто связанное с мозгом — в противовес мнению приверженцев оккультных наук, представители которых приписывают этому явлению самую различную природу.

К экстрасенсорному восприятию относят феномены трех типов: способность «угадывать» факты, недоступные для органов чувств, или ясновидение, способность улавливать какую-то информацию о человеке, который находится далеко, или телепатия, способность угадывать то, что произойдет в будущем, или предвидение.

По мнению многих ученых, речь идет не о каких-то уникальных способностях, а скорее об особом развитии обычных возможностей, скрытых в каждом из нас. В отличие от разного рода животных мы, по-видимому, просто не умеем или не хотим их использовать. Те же ученые утверждают, что, наверное, прежде всего страх мешает нам проявлять такие возможности и тот же страх мешает нам развивать их в себе. Действительно, это могло бы увлечь нас в области, далекие от внешней реальности и от приспособления к ней, т. е. от того, на что нас настраивает все наше воспитание (Targ, Harary, 1985).

Остается еще открыть форму энергии, при помощи которой могли бы передаваться «экстрасенсорные» сигналы, а также физические структуры, способные их принимать. Эта задача не из самых легких, и именно этим психологи и физики занимаются уже много лет. Психологи изучают различные возможности, используя методы психофизиологии (электроэнцефалографию, плетизмографию, психогальванометрию (измерение электропроводности кожи) и т. п.). Физики же подводят теоретическую базу, опираясь на новые пути, открываемые исследованиями в области элементарных частиц.

Пограничная зона психологии, изучающая эти явления, называется парапсихологией или псилогией. И хотя исследования в лаборатории и в естественных условиях проводятся с 30-х годов (Л. Васильев в СССР, Дж. Б. Райн в США), в научных кругах эти работы стали открыто обсуждаться и критиковаться только в последние два десятилетия. Лишь около пяти лет назад их начали упоминать в американских учебниках по психологии. В настоящее время остается мало таких ученых, которые отказываются видеть в подобных явлениях законный предмет научных исследований (рис. 5.12).


Рис. 5.12. Парапсихология в большей мере, чем все другие области психологии, должна быть бдительной, чтобы быть в состоянии отличить истинные факты от обмана. Ури Геллер — один из тех людей, вокруг которых разгорелись жаркие споры. Так никогда и не было точно выяснено, что играло большую роль в его воздействии на неодушевленные предметы — особые психические способности или просто «ловкость рук».


Нерешенных проблем, однако, еще много. Действительно, если реальность некоторых фактов уже доказана, то существуют еще большие методологические трудности, которые мешают, например, в лаборатории взять под контроль явления, встречающиеся в повседневной жизни. И даже когда это возможно и получены положительные результаты, их не всегда удается воспроизвести. Иногда даже при совершенно одинаковых условиях опыта (те же методы и аппаратура, тот же экспериментатор, тот же испытуемый) результаты могут получиться диаметрально противоположными (см. досье 5.1).


Сенсорная изоляция


Мы видели, как действует мозг, чтобы поддерживать на постоянном уровне поток сигналов, направляемых в сознание, и как он отбирает из них те, которые считает приемлемыми и важными для выживания организма. Но что происходит, когда субъект находится в условиях сенсорной изоляции, сводящей к минимуму возбуждение рецепторов?

В 1956 году в Университете Мак-Гилла группой психологов был произведен соответствующий опыт. Исследователи предлагали добровольцам пробыть как можно дольше в специальной камере, где они были максимально ограждены от внешних раздражителей мира (рис. 5.13). Ученых поразил тот факт, что большинство испытуемых оказались неспособными выдержать такие условия дольше 2–3 дней. Был сделан вывод, что это отражает фундаментальную потребность организма в получении стимулов от изменяющегося окружения. У самых выносливых испытуемых возникали галлюцинации, и это, по мнению ученых, указывало на то, что без внешних раздражителей интеллектуальные функции и сама личность неизбежно деградируют.


Рис. 5.13. Во время экспериментов с сенсорной изоляцией, проводимых в Университете Мак-Гилла, испытуемые были лишены стимулов, идущих из внешнего мира. Они находились в лежачем положении в небольшой камере. Все звуки покрывались гулом мотора кондиционера. Руки испытуемых были вставлены в картонные муфты, а затемненные очки пропускали только рассеянный свет.


Другой ученый, Дж. Лилли (J. C. Lilly), в тот же период проверял действие сенсорной изоляции на самом себе. Он делал это в непроницаемой камере, где он был погружен в солевой раствор с температурой, близкой к температуре тела, так что был почти лишен даже ощущений, связанных с весом собственного тела. И лишь позднее, после нескольких лет исследований (в 1977 г.) он решился прокомментировать свои эксперименты. Однако его выводы диаметрально противоположны выводам, сделанным психологами из Университета Мак-Гилла. По мнению Лилли, условия изоляции в камере, напротив, увеличивают сенсорный опыт, и это происходит без участия известных внешних раздражителей.

Лилли отмечает, что после периода напряженности, которую он чувствовал сам и чувствовало большинство испытуемых в Университете Мак-Гилла, постепенно наступает новое состояние сознания, сопровождающееся множеством зрительных образов — всевозможных галлюцинаций и иллюзий. Когда субъект принимает эти явления спокойно и не рассматривает их как патологические, они позволяют ему испытать своеобразное ощущение «океанской волны», которое достигает такой интенсивности, что несколькими часами позже, в момент выхода из изолированной камеры, он чувствует себя вновь рожденным.

Такое толкование сближает нас с опытом восточных мастеров медитации. Но в противоположность тому, как действуют эти последние, при опыте в изолированной камере происходит резкий разрыв с постоянно действующей на организм реальностью. И тогда сам организм принимает последствия столкновения со своим внутренним миром и со всеми видениями, которые развиваются и проявляются вне реальности.

Открытие этого внутреннего мира, свободного от всякой цензуры, и обогащение, которое он, видимо, несет индивидууму, противоречит выводам, сформулированным психологами из Университета Мак-Гилла. Дело в том, что эти ученые рассматривают наш опыт как нечто ограниченное внешней реальностью, а это, как подчеркивает Лилли, есть та реальность, которая была смоделирована с помощью переданных нам мыслей и знаний социальной группой, к которой мы принадлежим. И мы не можем без тревоги отойти от этой нашей реальности (см. документ 5.9).

Однако именно в этой внешней реальности — не следует этого забывать — индивидууму приходится жить, развиваться, приспосабливаться в соответствии со своими потребностями, которые он стремится удовлетворить.

В следующей главе мы постараемся понять, как и почему организм постоянно стремится к получению сигналов, способных помочь ему восстановить равновесие. А это равновесие то и дело нарушается из-за потребностей самого организма, с одной стороны, и взаимодействий организма с окружающей средой, с другой стороны. Мы увидим, насколько неустойчиво это равновесие и как уровень эволюционного развития, достигнутый человеком, подводит его к использованию таких механизмов, как эмоции. Низшим животным эмоции не свойственны, а нам они позволяют оттенять и окрашивать как первичную реакцию на сигналы из окружающей среды, так и более развернутые ответные действия, если они требуются.


Документ 5.1. Мир клеща


Клещ — это животное из класса паукообразных чуть больше булавочной головки, которое паразитирует на собаках и других млекопитающих. Он впивается им в кожу и сосет кровь (рис. 5.14). Такое описание не создает у нас приятного образа. Однако если мы поставим себя мысленно на место клеща, то нам откроется совершенно необыкновенный мир этого слепого и глухого существа, обладающего зато большой обонятельной и осязательной чувствительностью.


Рис. 5.14. Клещ — животное из класса паукообразных, которое с помощью хоботка и лапок впивается в кожу млекопитающих и сосет их кровь. Ядовитая слюна некоторых видов клещей может вызывать паралич и даже смерть, чаще у детей. (По Grassé.)


Жизнь этого удивительного создания открыл для нас Якоб фон Икскюлль (Uexküll, 1956). Давайте посмотрим, на что похоже существование клеща-самки с того момента, когда она оплодотворена самцом.

Она взбирается на ветки кустарника, отыскивая дорогу благодаря чувствительности своей кожи к свету, и ждет, пока не появится «жертва», которую она определяет по запаху, исходящему от сальных желез млекопитающих. Когда самка находит, что источник этого запаха в пределах ее досягаемости, она падает. У нее очень развито температурное чувство, и если она приземляется на что-то теплое, то она, не теряя времени, принимается с помощью своего осязания искать участок без шерсти. Там она проталкивает голову в ткань, чтобы высасывать кровь, а напившись, падает на землю, откладывает яйца и умирает.

Если при первом прыжке с куста она промахивается и попадает на что-нибудь холодное, ей ничего не остается, как опять взбираться на ветку и ждать (если потребуется — до 18 лет) в условиях полного голодания. Такова подлинная жизнь клеща…


Документ 5.2. Связь между современной физикой, нейронаукой и психологией


Что такое материя? Что такое Вселенная? Что такое реальность?

Это такие вопросы, на которые наука, а до нее западная философия приучили нас искать ответы механистического толка. Мир представлялся не иначе как совокупностью различных дискретных элементов, взаимодействия между которыми подчинены причинно-следственным отношениям.

Современная физика, в частности квантовая теория и теория относительности, а также более поздние модели, которые стремятся их объединить, разрушают это как будто бы ясное и логичное представление о мире.

Теория относительности опирается на знаменитую формулу Эйнштейна E = mc2, согласно которой энергия частиц (E) пропорциональна их массе (m), помноженной на квадрат скорости света (c). Из этого вытекает, что масса и энергия эквивалентны и могут превращаться одна в другую. Таким образом, тело — это не только совокупность частиц, обладающих массой, которые определяют его положение в трёхмерном пространстве, но также и энергия. А любая энергия подразумевает активность, которую нельзя рассматривать, не привлекая представление о времени. Поэтому все относительно, и, как подчеркивал Эйнштейн, «различие между прошлым, настоящим и будущим — всего лишь иллюзия, хотя и весьма стойкая».

Что касается квантовой теории, то она заключает в себе идею «туманного» мира, в котором размывается различие между частицами и волнами, — мира, в котором материя никогда не бывает в состоянии покоя, а напротив, находится в непрерывном движении. На уровне атома электроны движутся вокруг ядра, а внутри ядра такие частицы, как протоны, нейтроны и т. д., тоже находятся все время в движении, перемещаясь с фантастическими скоростями, так что нельзя что-либо с уверенностью сказать о причинах и следствиях этих перемещений. Эти частицы не существуют как изолированные «элементы», а проявляются во взаимоотношениях, которые они устанавливают между собой, это не «объекты», а скорее отношения между объектами, которые в свою очередь уже готовы установить отношения с другими объектами, и так далее от бесконечно малого к бесконечно большому, от частиц, образующих атом, до фундаментального единства Вселенной (F. Capra, 1979, 1983).

В этой непрерывности человек — всего лишь звено, которое дает реальность объектам путем своего осознанного решения приписывать им некоторые свойства; без человека роза или камень были бы не более чем «паттернами» излучений, контурами сил, создающих эти «предметы» на уровне материи.

Точно так же обстоит дело с различием между одушевленными и неодушевленными объектами, между живым и мертвым. По мнению Макса Борна, лауреата Нобелевской премии по физике (1954 г.), речь идет о примитивных точках зрения. «То, что нам кажется мертвым, — говорит он, — мертвым, как камень, на самом деле находится в вечном движении. Мы просто привыкли судить по внешнему виду, по ложным впечатлениям, передаваемым нашими органами чувств. Нам следует выучиться описывать предметы новыми и лучшими способами».

Голография — еще одно открытие физики, которое, возможно, позволит осуществить сближение естественных наук с гуманитарными, приподнимая завесу над еще не объясненными психологическими явлениями.

Голография позволяет получать объемные изображения предметов. При этом свет [31], отражаемый предметом, направляется на фотопластинку, но не фокусируется линзой, а накладывается на другой световой пучок, и на пластинке запечатлевается картина интерференции между двумя пучками. Если теперь осветить пластинку только одним пучком, мы увидим объемное изображение объекта (рис. 5.15).


Рис. 5.15. Голография. А. При помощи зеркал часть когерентного лазерного света направляется прямо на фотопластинку, а другая часть — на объект и от него на ту же фотопластинку. Б. Интерференция между двумя пучками света создает особого рода изображение, которое представляется объемным, когда пластинка освещена первоначальным когерентным лучом. При этом каждый участок пластинки содержит информацию обо всем воспроизводимом объекте.


Однако самая удивительная особенность этого процесса заключается в том, что каждая часть фотопластинки воспроизводит весь образ, так как сигнал от предмета распределялся по всей ее поверхности. На сколько бы кусков мы ни разделили пластинку, все равно на каждом из них будет отображен весь объект.

По мнению Прибрама (Pribram, 1971) — профессора-нейропсихолога из Стэнфордского университета — человеческий мозг функционирует по такому же принципу. Сигналы, исходящие от частиц, из которых состоит окружающая нас материя, могли бы проецироваться на все точки мозга. А уже сам мозг, учитывая частоты воспринимаемых волн, мог бы математически воссоздавать на основе интерференционной картины «конкретную» реальность. При этом, как и в голограмме, полная информация была бы представлена в каждой точке мозга.

Но Прибрам идет дальше этого. Как и Бом (Bohm, 1973) — физик из Лондонского университета, — он полагает, что сама Вселенная голографична, и наш мозг просто создает голограмму, которая отображает Вселенную; таким образом, каждый человеческий мозг является элементом большой голограммы, имеющей доступ ко всей информации.

Согласно Бому, связи, которые устанавливаются между частицами, могли бы создать живую энергию во всей материи, «своего рода обобщенный разум в природе». Таким образом, материя содержала бы саму сущность разума, а он рос бы вместе с уровнем сложности материи. Возможно, что интерференционные паттерны и принцип организации, который управляет Вселенной с момента Большого взрыва, имеют одну природу. Между «сознанием» камня и нашим собственным сознанием разница была бы только в степени.

Речь идет не о возвращении к дуалистическому подходу, а скорее о монистической концепции, еще более фундаментальной, чем представления, основанные на чисто физиологическом взаимодействии между нейронами (см. документ 2.3). Как полагает Прибрам, голограмма, возникающая в результате интерференции волн в коре головного мозга, в свою очередь базируется на коротковолновой голограмме от взаимодействия частиц, составляющих материю нейронов. Таким образом, получалась бы «голограмма в голограмме», сама связанная со Вселенной невидимым потоком, организующим связь на уровне субатомной реальности.

По мнению Прибрама, если бы мы могли видеть реальность без расчетов, осуществляемых мозгом, мы познавали бы мир частот вне времени и пространства, мир, где существуют лишь события. И только мозг устанавливает понятия «до» и «после», «здесь» и «там», причины и следствия.

Но как объяснить тот факт, что все мы воспринимаем одно и то же? Можно было бы думать, что с самого рождения культура берет на себя регулирование деятельности мозга таким образом, что мозг научается производить те же расчеты, которые характерны для всех членов данной группы. Различия в восприятии мира, жизни, смерти и т. д. у разных культур, казалось бы, подтверждают существование такого «культурного моделирования».

Такой подход нашел отклик в различных областях психологии, иногда даже очень далеких друг от друга. Например, мистические состояния, о которых шла речь в главе 4, могли бы просто соответствовать погружению в область частот, устанавливающих гармонию с источником реальности. Что касается изменений сознания под действием некоторых психотропных веществ, то не результат ли это иной интерпретации частот — не такой, как в обычных условиях? Подсознание со своей стороны могло бы быть той базовой «туманной» областью, содержание которой может раскрыться только при участии психоаналитика, облегчающего расшифровку частот.

Другие процессы, такие как научение, внимание или память (см. досье 8.1), могли бы тоже найти связное объяснение благодаря этой концепции. Сказанное относится и к паранормальным феноменам, которые предстают в новом свете. Например, нет больше необходимости ссылаться на какую-то неизвестную энергию, якобы пронизывающую пространство и лежащую в основе внечувственного восприятия или телекинеза. Действительно, информации не нужно передаваться из точки А в точку Б: она одновременно находится в этих двух точках (см. досье 5.1).

Прибрам (Pribram, 1971) придерживается мнения, что этот новый подход должен коренным образом изменить наше понимание реальности: подобно тому, как когнитивная психология все чаще берет верх над слишком упрощенной бихевиористской психологией, так же, вероятно, вскоре возникнет и новое понимание Вселенной, которое будет охватывать всю науку. Это отнюдь не означает, что старые модели будут отброшены. Они, скорее всего, войдут в более широкое и богатое видение мира, которое позволит нам объяснить Вселенную, часть которой составляем мы сами.


Документ 5.3. От стимуляции к восприятию


Для того чтобы мы осознали какой-либо элемент окружающей действительности, нужно, чтобы исходящая от него энергия (тепловая, химическая, механическая, электрическая или электромагнитная) прежде всего была достаточной, чтобы стать стимулом, т. е. возбудить какой-либо из наших рецепторов.

Только тогда, когда в нервных окончаниях одного из наших органов чувств возникнут электрические импульсы, может начаться процесс восприятия. Первичный анализ стимула и кодирование сигнала осуществляют рецепторные клетки, а затем уже этот закодированный сигнал передается по сенсорным нервам к нервному центру в спинном или головном мозгу (рис. 5.16).


Рис. 5.16. Последствия укуса комара. Сигнал от рецептора (1) отправляется к спинному мозгу (2), и включившаяся рефлекторная дуга может вызвать отдергивание руки (3). Сигнал тем временем идет дальше к головному мозгу (4), направляясь по прямому пути в таламус и кору (5) и по непрямому пути к ретикулярной формации (6). Последняя активирует кору (7) и побуждает ее обратить внимание на сигнал, о наличии которого она только что узнала. Внимание к сигналу проявляется в движениях головы и глаз (8), что ведёт к опознанию раздражителя (9), а затем к программированию реакции другой руки с целью прогнать нежеланного гостя (10).


Если сигнал обусловлен стимулом, угрожающим вызвать повреждение организма, или же адресован вегетативной нервной системе, то весьма вероятно, что он сразу же вызовет рефлекторную реакцию, исходящую от спинного мозга или другого низшего центра, и это произойдет раньше, чем мы осознаем данное воздействие. Наша рука отдергивается при ожоге от сигареты, зрачок сужается при ярком свете, слюнные железы начинают выделять слюну, если в рот положить леденец, и все это происходит до того, как наш головной мозг расшифрует сигнал и отдаст соответствующее распоряжение. Выживание организма часто зависит от коротких нервных цепей, составляющих рефлекторную дугу (см. приложение А).

Сигнал продолжает свой путь по спинному мозгу, а затем идет по двум различным путям: один ведёт к коре головного мозга через таламус (см. приложение А), а другой, более диффузный, проходит через фильтр ретикулярной формации, которая поддерживает кору в бодрствующем состоянии и решает, достаточно ли важен сигнал, переданный прямым путем, чтобы его расшифровкой занялась кора. Если сигнал будет сочтен важным, начнется сложный процесс, который и приведет к восприятию в собственном смысле этого слова. Этот процесс предполагает изменение активности многих тысяч нейронов коры, которые должны будут структурировать и организовать сенсорный сигнал, чтобы придать ему смысл.

Прежде всего внимание коры мозга к стимулу повлечет теперь за собой серию движений глаз, головы или туловища. Это позволит более глубоко и детально ознакомиться с информацией, идущей от сенсорного органа — первоисточника данного сигнала, а также, возможно, подключить другие органы чувств.

По мере поступления новых сведений они будут связываться со следами сходных событий, сохранившимися в памяти. Если сигнал оказывается похожим на что-то уже известное, восприятие приводит к узнаванию. В противном случае оно выражается в осознании какого-то нового аспекта реальности, фиксации его в памяти и создании новых следов, которые в свою очередь будут укреплены другими актами узнавания.

Таким образом, мозг с начала и до конца жизни создает себе образ реальности, из которого исключены элементы, не связанные с интересами и нуждами индивидуума. Французский философ Бергсон (Bergson, 1907) сравнивал наш мозг с фильтром, который устроен так, что организм проявляет избирательное внимание и пропускает на уровень сознания только ту информацию, которая необходима для его выживания.


Документ 5.4. Гипотезы и предшествующий опыт


На рисунке Боринга (Boring, 1948, рис. 5.17) одни видят профиль молодой женщины, а другие — профиль старой ведьмы с крючковатым носом. А каково ваше мнение? Кто ошибается? Конечно же никто: все зависит от того, как мозг организует разные элементы рисунка. У каждого из смотрящих появляется какая-то гипотеза, и мозг пытается подтвердить эту гипотезу, используя различные признаки или одни и те же признаки, но по-разному. Мозг распознает маленький нос или же бородавку, ухо или глаз, маленький подбородок или большой нос, колье или беззубый рот… И когда все согласующиеся между собой детали будут собраны воедино и эта совокупность штрихов свяжется с чем-то знакомым, только тогда увидится смысл рисунка. Впрочем, если предварительно показать испытуемым профиль молодой женщины, то все они увидят на двусмысленном рисунке именно ее, а если показать изображение старой дамы, то у большинства испытуемых рисунок сложится в профиль мегеры.


Рис. 5.17. Кого вы видите на верхнем рисунке — старую ведьму или молодую модницу? Посмотрите на два нижних рисунка, и после этого вы будете видеть ту и другую поочередно.


Бэгби (Bagby, 1957) продемонстрировал значение прошлого опыта для восприятия в экспериментах с детьми из Мексики и из США. Он предварительно подобрал пары картинок, каждая из которых включала одну сцену из мексиканской жизни и одну — из североамериканской. Затем он показывал их детям с помощью стереоскопа, который позволяет проецировать в течение короткого отрезка времени на сетчатки двух глаз разные картинки (рис. 5.18). Таким образом, мозг получал одновременно сложные сигналы двух типов, которые он не мог объединить: в таких случаях благодаря феномену избирательного внимания мозг воспринимает только один из сигналов.


Рис. 5.18. Стереоскоп — старинный аппарат, позволяющий получать объемную картину из двух двумерных изображений, незначительно различающихся углом зрения. Если же на очень короткое время предъявить двум глазам два совершенно разных изображения, то мозг опознает только одно — то, которое для него более привычно.


Бэгби отметил, что при одновременном предъявлении таких двух объектов, как, например, изображения тореадора и игрока в бейсбол, мексиканские ребята чаще видели только первый из них, а североамериканские — второй. Мозг каждого улавливал наиболее привычный образ с учетом окружающей среды и прошлого опыта.


Документ 5.5. Сенсорные способности новорожденного


Долгое время полагали, что новорожденный обладает очень бедным сенсорным «багажом», недостаточным для того, чтобы расшифровывать различные элементы окружения. Но по мере роста наших знаний об утробном плоде и о новорожденном мы вынуждены признавать, что ребенок с самого рождения имеет относительно запрограммированный мозг и уже достаточно эффективные органы чувств.

Однако известно также, что ранний сенсорный опыт ребенка играет решающую роль в развитии восприятия: без такого опыта атрофия некоторых клеток в сенсорных системах может привести к необратимым повреждениям, что и отмечалось у слепых от рождения после того, как им восстанавливали зрение.


Зрительное восприятие


Острота зрения младенца достигает такого же уровня, как у взрослого человека, лишь к концу первого года жизни. Было показано, что он лучше всего воспринимает предметы, расположенные в 19 см от его лица (Haynes et al., 1965). Может быть, это играет большую роль в узнавании материнского лица во время кормления (рис. 5.19).


Рис. 5.19. Не рассчитана ли острота зрения новорожденного на фиксацию и опознание материнского лица?


Эта гипотеза весьма правдоподобна, так как другой исследователь установил, что младенец уже с четвертого дня жизни проявляет врождённое предпочтение по отношению к человеческому лицу (Fantz, 1970) (рис. 5.20)


Рис. 5.20. Когда измеряли время, в течение которого новорожденный смотрит на различные фигуры, цветные или черно-белые, оказалось, что он уже с первых часов жизни отдает предпочтение человеческому лицу.


С четырехмесячного возраста ребенок способен различать цвета: синий (голубой), зеленый, желтый и красный, при этом он отдает предпочтение синему и красному.

Кроме того, чтобы ни думали беспокойные родители, маленькие дети, как выяснилось, редко приближаются к крутым обрывам. Гибсон и Уок (Gibson, Walk, 1960) доказали с помощью «зрительного обрыва» (рис. 5.21), что восприятие глубины уже имеется с самого раннего возраста и ребенок не решается ползти на стекло, нависающее над пустотой. По-видимому, эта реакция не приобретается на опыте, так как она проявляется у детенышей животных в возрасте нескольких часов. У младенцев до двух месяцев, которые еще не умеют ползать, учащается ритм сердца, если их положить животом вниз на стекло на высоте больше метра от пола.


Рис. 5.21. Дети, как и детеныши животных, по-видимому, обладают врождённой способностью к восприятию глубины, благодаря которому они избегают «провалов», даже накрытых стеклом.


Восприятие глубины тесно связано с развитием бинокулярного зрения, а последнее появляется только тогда, когда оба глаза уже способны конвергировать на одну точку. Этот механизм у большинства детей вырабатывается в первые месяцы жизни. Поэтому, если у ребенка старше 6 месяцев еще проявляется страбизм (косоглазие), очень важно быстро осуществить хирургическое вмешательство для исправления этого дефекта. В противном случае шансы на развитие у него бинокулярного зрения невелики; кроме того, мозг постепенно перестанет воспринимать сигналы, поступающие от неполноценного глаза, и ребенок на более или менее длительное время станет «функционально одноглазым».


Слуховое восприятие


Новорожденный с первых часов способен распознавать отчетливые звуки разной интенсивности. Он даже способен отличить голос матери от других голосов, произносящих его имя. Развитие этой способности начинается еще в период внутриутробной жизни (известно, что слух, так же как и зрение, функционируют уже у семимесячного плода).


Обонятельное и вкусовое восприятие


Обоняние у новорожденного развито относительно хорошо. С первых дней жизни он может воспринимать различные запахи. Так, например, он отворачивает голову от резких или неприятных запахов, но, напротив, повернет ее к тампону, смоченному материнским молоком.

Что касается вкуса, то при рождении он, по-видимому, мало развит. Даже если ребенок может отличить сладкую воду от чистой, несладкой, и морщится от растворов со слишком заметным вкусом, все же вкусовые восприятия, видимо, тесно связаны с обучением.


Документ 5.6. Движение и время


Любая деятельность содержит в себе движение в пространстве, а любое движение происходит во времени. Эти измерения взаимосвязаны, и то, как они воспринимаются, зависит и от наших сенсорных способностей, и от точек отсчета, которые мы устанавливаем при их оценке.

Восприятие движения. Движение предмета мы воспринимаем в основном благодаря тому, что он, перемещаясь на каком-то фоне, вызывает последовательное возбуждение разных клеток сетчатки. Если фон однороден, наше восприятие ограничено скоростью движения предмета: человеческий глаз фактически не может наблюдать за передвижением светового луча при скорости меньше 1/3° в секунду (что соответствует перемещению на ширину большого пальца при вытянутой руке за 6 секунд). Поэтому невозможно непосредственно воспринимать движение минутной стрелки на ручных или стенных часах: она передвигается за секунду всего лишь на 1/10°.

Однако даже при отсутствии фона, например в темной комнате, можно следить за движением световой точки (например, кончика зажженной сигареты). Грегори (Gregory, 1966) выдвигает по этому поводу мысль, что мозг, очевидно, истолковывает движения глаз как показатель движения предмета.

Однако чаще всего фон имеется, и однородным он бывает редко. Поэтому мы можем при восприятии движения дополнительно использовать еще и показатели, связанные с самим фоном, — элементы, перед которыми или позади которых передвигается наблюдаемый предмет.

Восприятие времени. Время — это человеческая конструкция, которая позволяет нам размечать, распределять свою деятельность. Однако мы можем надежно воспринимать только очень короткие отрезки времени в пределах между 1/18 и 2 секундами.

Действительно, под нижней границей моменты не воспринимаются больше как таковые: 18 изображений в секунду уже сливаются в одно непрерывное движение [32], 18 вибраций воздуха в секунду превращаются для нашего уха в один звук (самый низкий), а 18 легких ударов по коже воспринимаются как одно надавливание (von Uexküll, 1956). Такова, по-видимому, разрешающая способность наших чувств во времени. У разных видов она может варьировать.


Над верхней границей в 2 секунды мы можем лишь приблизительно оценивать время по ориентирам, связанным с нашей деятельностью.

Однако различные факторы могут несколько изменять оценку протекающего времени. Некоторые биологические изменения, например повышение температуры тела, могут вызвать переоценку времени, а понижение температуры — наоборот, недооценку (Baddeley, 1966).

То же происходит под влиянием мотивации или интереса, проявляемого к некоторым тестам, а также под воздействием различных наркотиков. Успокаивающие лекарства, вызывающие замедление физиологических процессов, способствуют недооценке отрезков времени (Fraisse, 1957), а возбуждающие лекарства и галлюциногены, ускоряющие психические процессы и переработку сигналов мозгом, напротив, влекут за собой преувеличение оценок времени.


Документ 5.7. Зрительные иллюзии


Организация перцептивных процессов и черты постоянства, которые мы устанавливаем в мире, обеспечивают нам непротиворечивое и связное восприятие окружающего. Однако существуют случаи, когда восприятие искажено, — когда, например, от самих предметов поступают противоречивые сигналы или когда мы неправильно интерпретируем монокулярные сигналы, получаемые от предметов.

В первом случае речь идет в основном о двусмысленных картинках, которые на первый взгляд кажутся «нормальными», но вскоре делаются непонятными, когда осознаешь, что они могут вызывать два противоречивых восприятия, причем нет никакого признака глубины, который позволил бы определить, что является фоном, а что — фигурой (рис. 5.22, А). Во втором случае мы встречаемся с какими-то признаками перспективы, глубины, формы или величины, которые, вступая в противоречие между собой, порождают зрительные иллюзии.


Рис. 5.22. А. Двусмысленные фигуры, трёхмерная интерпретация которых приводит к противоречиям. Б. Зрительная иллюзия Мюллера — Лайера и иллюзия биссектрис. В. Иллюзия Понсо (более удаленное бревно, лежащее между шпалами, кажется значительно большим, чем то, которое ближе) и иллюзия Луны, которая многим кажется больше на горизонте, чем в открытом небе.


Одно из самых правдоподобных объяснений ряда иллюзий основано на нашей склонности воспринимать как более крупное то, что находится дальше, с учетом эффекта перспективы. Это заставляет наш мозг ошибочно преувеличивать размеры того из двух равных предметов, который больше удален.

Это происходит в случае иллюзий Мюллера — Лайера, которые можно сблизить с восприятием внешних и внутренних углов домов. То же происходит и с иллюзией Понсо (Ponzo) или с иллюзией луны на горизонте, усиливаемой пейзажем и его перспективой. Аналогичный случай с биссектрисой и перпендикуляром к другой линии, которые как бы удаляются от исходной точки (рис. 5.22, Б и В).

Еще одна забавная иллюзия возникает при восприятии лица на фотографии или рисунке: глаза будут всегда смотреть прямо на нас независимо от угла, под которым мы на него смотрим. Однако эта иллюзия создается лишь в том случае, если изображенный глядел прямо в объектив или прямо в глаза художника, когда тот рисовал портрет (действительно, ничего подобного не происходит, если позирующий смотрит чуть-чуть в сторону). Эта иллюзия еще не получила полного объяснения; по-видимому, она связана с тем, что изображение глаз дается лишь в двух измерениях (рис. 5.23). В самом деле, при восприятии скульптурных изображений такой иллюзии не возникает.


Рис. 5.23. Если в момент съемки вы смотрите прямо в объектив, то потом, откуда бы ни смотрели на фотографию, вы с нее будете как бы следить за смотрящим. Такой же эффект наблюдается и в живописи — примером тому служит взгляд Джоконды.


Итак, иллюзия характеризуется наличием сенсорных сообщений, неправильно расшифрованных одним человеком, а иногда и многими людьми.

Напротив, в случае галлюцинации зрительные, слуховые или иные ощущения появляются у человека при отсутствии каких-либо сенсорных стимулов, воспринимаемых также и другими людьми. Галлюцинация — всего лишь часть его внутренней реальности. Примеры будут приведены ниже, когда речь пойдет об экспериментах в условиях сенсорной изоляции (документ 5.9).


Документ 5.8. Расширение зрачка при восприятии обнаженного человека


Когда человек с особенным вниманием и интересом воспринимает действующий стимул, весь его организм активируется: ритм сердца учащается, сосуды расширяются и появляется легкая краснота, в частности на лице, на коже выступает немного пота, зрачки глаз увеличиваются. Все это результаты возбуждения симпатической нервной системы, ответственной за активацию организма (см. приложение А).

Хесс (Hess, 1965) задался целью узнать, в какой степени можно выявить интерес, проявляемый людьми к некоторым изображениям, просто наблюдая за реакцией их зрачков. Например, он предъявлял группе студентов и студенток серию фотографий, на которых были представлены маленькие дети, матери с младенцами, обнаженные мужчины и женщины, а также пейзажи.

Вид пейзажей не вызывал у испытуемых обоих полов никакой реакции. То же было и с мужчинами, смотрящими на фотографии младенцев, но зрачки большинства из них значительно расширялись при виде фотографий обнаженных женщин. Что касается реакции у женщин, то Хесс отмечал, что она проявляется при виде фотографий матерей с детьми, а также обнаженных мужчин и младенцев (рис. 5.24).


Рис. 5.24. По степени расширения зрачков можно судить об уровне интереса, проявляемого субъектом к данному предмету или человеку. Судя по результатам экспериментов Хесса, интересы женщин заметно отличаются от интересов мужчин.


Таким образом, потребности людей, чувства и интерес, который у них вызывают предметы или другие люди, могут выявляться в таких трудноуловимых признаках, как расширение зрачков. Не является ли это одним из источников, используемых гадалками в поисках «сигналов», которые позволили бы им ответить ожиданиям клиента? В свой следующий поход к одной из таких «ясновидящих» наденьте темные очки и проверьте…


Документ 5.9. Сенсорная изоляция, галлюцинации и внутреннее пространство


Самый известный в научном мире эксперимент с сенсорной изоляцией — это эксперимент, произведенный в Университете Мак-Гилла в 1956 г. Героном и его сотрудниками.

Ученые предложили добровольцам за 20 долларов в день (значительная по тем временам сумма) пробыть как можно дольше в специально устроенной изолированной камере. Все, что от них требовалось, — это лежать там на маленькой кровати, причем руки испытуемого вставлялись в длинные картонные трубы (чтобы как можно меньше было осязательных стимулов). Благодаря использованию специальных очков глаза воспринимали только рассеянный свет. Слуховые же раздражители маскировались беспрерывным шумом работающего кондиционера и вентилятора (см. рис. 5.13).

Испытуемых кормили, поили, и они по мере необходимости могли заниматься своим туалетом, но в остальное время должны были оставаться максимально неподвижными.

Большинство из них в начале эксперимента были уверены, что это легкий способ заработать, а плюс к тому и продолжительный отдых. Так оно и было на самом деле в первые часы изоляции. Но когда тело отдохнуло, ситуация очень быстро стала такой, что лишь немногие испытуемые были способны продолжать жить в этих условиях больше двух-трех дней. Только небольшая группа выдержала несколько дольше, а максимальное время не превысило шести дней.

Что же происходило — почему ситуация становилась до такой степени невыносимой?

Вначале большинство старалось сконцентрироваться на своих личных проблемах, но вскоре испытуемые стали замечать, что их разум уходит в сторону от этого. Очень скоро они потеряли представление о времени, затем наступили долгие периоды, когда они вообще не были способны мыслить. Чтобы избавиться от монотонности, испытуемые с удовольствием соглашались слушать детские рассказы и даже начинали требовать, чтобы им давали их слушать еще и еще.

Более 80 % испытуемых утверждали, что они были жертвами зрительных галлюцинаций: стенки ходили ходуном, пол вращался, углы округлялись, цвета становились такими яркими, что на них невозможно было смотреть. Один испытуемый даже говорил, что «видел» процессию белок, дефилирующих решительным шагом с мешками на плечах. Что же касается тела, то казалось, что оно раздваивается, дух (сознание) отделяется и летает по камере, глядя на свою материальную оболочку, лежащую на постели.

Испытуемых подвергали психологическим тестам до, во время и после их пребывания в изолированной камере. Почти все показали посредственные результаты во время эксперимента. Многие стали неспособны решить простые задачи на умозаключение или проделать легкие математические расчеты, а у многих наблюдались расстройства памяти. Однако через некоторое время после выхода из камеры испытуемые вновь обретали свои обычные умственные способности.

У исследователей, проводивших этот опыт, не оставалось никакого сомнения, что отсутствие стимуляции приводит к кратковременному полному разрегулированию организма, лишает его всякой возможности самоконтроля и контроля над окружающим миром.

Лилли (Lilly) — нейрофизиолог, ставший известным в результате своих исследований в области языка дельфинов, — еще с 1953 года пытался проверить на себе самом, какой опыт организм, погруженный в водную среду, может приобрести в условиях полного отсутствия взаимодействия с привычным ему окружением. Так, Лилли провел несколько часов, изолировавшись в кессоне, обычно предназначавшемся для проверки снаряжения водолазов. Это большой резервуар, наполненный водой с высокой концентрацией соли; температура воды близка к температуре человеческого тела. Попав в «кессон» (рис. 5.25), организм оказывается полностью изолированным от внешнего мира. Испытуемый находится в полной темноте, ничего не слышит и, самое главное, находится почти в состоянии невесомости в жидкости, которую его кожа не может чувствовать, так как температура тела и жидкости почти одинакова (Gerome, 1985). Лилли отметил, что в начале эксперимента происходит подъем внутреннего напряжения, которое становится почти невыносимым и вызывает сильное желание выйти из камеры. Но, когда человек решает все же остаться, у него начинает появляться новое состояние сознания. Внимание испытуемого мало-помалу фиксируется на ощущении легкости, которое вскоре заполнит все его существо. Мысли, сосредоточенные раньше на повседневных заботах, постепенно будут уступать место мечтаниям и фантазиям очень личного характера, эмоциональный заряд которых вскоре доходит до предела. В этот период испытуемый достигает высшей фазы необычных переживаний, когда он будто бы смотрит внутрь самого себя и проецирует наружу свое собственное содержание. Тогда наступает разрыв с пространством и со временем и наводятся мосты между отдаленными местами или между разными периодами. «Дух» перемещается с феноменальной скоростью и оказывается в других местах, с известными или неизвестными испытуемому людьми, где он живет и переживает вместе с ними эпизоды, которые происходят, как кажется, в эти моменты, или же начинает «парить» над городом. Он ощущает себя так, будто может все видеть, все слышать, все чувствовать, будто он — начало чистого сознания.


Рис. 5.25. Камера для сенсорной изоляции. Человек погружен в насыщенный солевой раствор, температура которого близка к температуре тела. Вокруг полная темнота, а звуконепроницаемые стенки изолируют от внешних шумов. Все это создает благоприятные условия для расслабления, а иногда и для погружения во внутренний мир.


В тот период Лилли ничего не стал публиковать, так как понимал, что официальная наука не сможет принять «бредни» такого масштаба от одного из своих представителей. Однако с тех пор Лилли поделился своим опытом с другими исследователями внутреннего мира, в частности с такими известными, как Бейтсон, Иодоровский и Гроф. Около 80 сообщений о переживаниях, которые он услышал непосредственно из их уст, подвели его к тому, чтобы в своем труде «Глубокое Своё», опубликованном в 1977 году, построить карту внутреннего пространства, структура которой близка к структуре, установленной Фишером и представленной в документе 4.2.

С тех пор были изучены многие особенности «кессона» (прежде всего, в Стэнфордском институте) с целью понять, каким образом может возникать эта внутренняя реальность.

По-видимому, первостепенную роль здесь играет отсутствие эффекта гравитации, потому что испытуемый, будучи погружен в воду, сохраняет более 90 % энергии, которую в обычных условиях тратит на преодоление собственной тяжести, чтобы поддерживать тело в равновесии; и эта энергия может быть направлена на внутреннюю деятельность.

Кроме того, расслабление, вызванное состоянием невесомости, ведёт к гармонизации различных частей мозга. Как показывает электроэнцефалограмма, правое полушарие — «интуитивное» и обычно находящееся под доминирующим влиянием левого, более «рационального» полушария — начинает функционировать в том же ритме, что и левое. Это восстановленное равновесие между высшими отделами мозга приводит к большей гармонии между корой и двумя другими отделами — рептильным и эмоциональным мозгом (см. приложение А).

Со своей стороны ретикулярная формация, освобожденная от функции отбора внешних сигналов, допускает теперь проникновение наверх множества внутренних сообщений, полностью игнорируемых в повседневной жизни. Кора головного мозга начинает прислушиваться к биению сердца, к циркуляции крови в сосудах или же к функционированию внутренних органов, которые обычно автоматически контролируются рептильным мозгом.

Что касается отделов мозга, ведающих эмоциями, то им не приходится больше поддерживать готовность организма к реакциям на внешние стимулы, и в результате секреция гормонов с общеактивирующим действием сменяется выработкой таких веществ, как эндорфины (см. приложение А), а эти вещества в свою очередь позволяют коре, продолжающей бодрствовать, погрузиться в состояние, близкое к наблюдаемому на первой стадии сна, для которой характерно появление тета-волн (см. досье 4.1). Речь идет здесь о состоянии, благоприятном для творчества, а также для возникновения внутренних образов, идущих, как мы уже видели, из подсознательного уровня, о котором говорит Диксон.


Резюме


1. Каждый вид обладает рецепторами и мозгом, позволяющими организму улавливать сигналы, наиболее полезные для приспособления данного вида к окружающей его среде. Таким образом, у каждого вида свое восприятие действительности.

2. Наши органы чувств ограничены в своей способности реагировать на стимулы, поэтому они могут улавливать лишь ограниченное количество сообщений из окружающей среды.

3. Стимулы, исходящие из внешней среды, непрерывно интерпретируются в соответствии с установившимися с детства категориями образов. В случае новой или неполной информации наш мозг действует путем выдвижения гипотез.

4. Наше восприятие организовано таким образом, что любой объект мы видим как фигуру, выделяющуюся на каком-то фоне. Кроме того, наш мозг склонен заполнять пробелы в воспринимаемом материале, так что отдельные фрагменты дополняются до простого и законченного контура. Организация восприятия осуществляется также путем группировки элементов по признакам их близости, сходства, непрерывности и симметрии.

5. Наше восприятие мира стабильно и константно: мы сохраняем за предметами их размеры, форму и цвет независимо от того, на каком расстоянии они от нас находятся и под каким углом мы на них смотрим.

6. Благодаря бинокулярному зрению наш мозг обеспечивает нам трёхмерное видение мира. Однако на расстоянии больше 15 метров мы можем оценивать глубину и взаимоположение объектов только по монокулярным признакам, связанным с линейной и воздушной перспективой, а также с параллаксом и с частичным закрытием одних предметов другими.

7. Мозг испытывает информационную перегрузку, если он не может осуществить выбор среди слишком большого количества сигналов. Этого чаще всего удается избежать благодаря таким механизмам, как сенсорная адаптация на уровне рецепторов и привыкание на уровне ретикулярной формации.

8. Внимание состоит в реакции ориентирования на какой-то стимул или объект. Чем больше в объекте новизны, чем он сложнее и интереснее, чем сильнее стимул и чем чаще он повторяется, тем легче он может привлечь к себе внимание. Однако важную роль играют также наши потребности, интересы и ожидания.

9. В головном мозгу действует фильтр, который лимитирует нашу способность улавливать сигналы, приходящие из разных источников.

10. Прежде чем поступить в мозг, сигнал должен превысить физиологический порог на уровне рецепторов, а затем — порог восприятия, или порог осознанного узнавания. Между этими двумя порогами, видимо, существует подпороговая зона, где сигналы обрабатываются без участия нашего сознания.

11. Перцептивная защита состоит в повышении порога восприятия для поступающих извне сигналов, эмоциональный заряд которого труднопереносим.

12. Возможно подпороговое восприятие информации, которая обрабатывается в подпороговой зоне. Она, видимо, улавливается и может вызывать реакции на уровне организма без сознательной оценки соответствующих сигналов.

13. Экстрасенсорное восприятие состоит в восприятии сигналов, которые не воздействуют непосредственно на органы чувств. Речь идет о телепатии, ясновидении и предвидении.

14. Индивидуум, находящийся в условиях сенсорной изоляции, оказывается лицом к лицу со своим внутренним миром и представляющими его образами; этот мир находит свое выражение в форме разнообразных иллюзий и галлюцинаций.


Досье. 5.1. Наука и паранормальные явления


Во все времена людей тревожили всякого рода странные события, происходившие с ними: совпадения, «вещие» сны, впечатление «уже виденного» ("déjà vu")… Чаще всего их объясняли случайностью. Но ведь сама по себе случайность ничего не означает: это лишь удобный способ объяснения того, что непонятно или трудно объяснимо. И вот уже несколько десятилетий ученые стараются проникнуть в действительную суть подобных явлений и внести элементы ясности, подходя к этим событиям с различных сторон.


От анекдота [33] к официальному признанию


«В Висконсине одна женщина, мучаясь бессонницей, решает почитать книгу, которая лежит на ее ночном столике. В книге говорится о банде хулиганов, которые нападают на девушку и тащат ее в гараж. Женщина закрывает книгу и опять пытается заснуть. В ту же минуту ее совсем молоденькая дочь, спящая в соседней комнате, вбегает, встревоженная, как она говорит, ужасным кошмаром: ей только что приснилось, что на нее напала группа хулиганов, которые потащили ее в сарай, чтобы там изнасиловать. Ее сон был точной копией сцены, которую только что прочла ее мать» (Rhine, 1975).

«В 60-е годы семья W. переезжает из Андерсона (Калифорния) за несколько сот километров в Оклахому. В момент отъезда их кот по кличке Льюгар исчез. Все поиски были напрасны. Тогда они просят остающихся друзей присмотреть за котом, если он вернётся после их отъезда. А спустя 14 месяцев в Оклахоме неожиданно появился похожий на Льюгара кот и прыгнул на плечо миссис W. Ветеринары, к которым обратились хозяева Льюгара, установили, что у него та же деформация левого бедра, которая была у Льюгара; по словам ветеринаров, это очень редкий дефект. К тому же через некоторое время друзья, оставшиеся в Калифорнии, сами сообщили, что Льюгар опять исчез через несколько недель после переезда своих хозяев» (Rhine, 1975).

«В 1967 году в Германии господин Вильснер (Wilsner) погибает от травмы головы, полученной в результате автомобильной катастрофы: его машина врезалась в поваленное во время урагана дерево, перегородившее шоссе. А в предшествующие недели он неоднократно просыпался среди ночи, охваченный ужасом от предчувствия, что что-то должно упасть ему на голову» (Bender, 1976).

Это всего лишь несколько примеров из множества подобных. О чем они свидетельствуют? Обусловлены ли они «случайностью», ассоциацией мыслей, проистекающих из подсознательного восприятия, надеждой на осуществление предвиденных событий? Или же речь и в самом деле идет о паранормальных явлениях?

Чтобы дать ответ на эти вопросы, необходимо было провести проверки. Между 1880 и 1890 годами ученые создали группы, составившие первые общества «психических исследований». В них вошли такие всемирно известные ученые, как Рише и Фламмарион из Франции, Миерс и Герней из Англии и Джеймс из США. Сначала использовали методы, взятые из практики спиритизма. Прибегали к «способностям» спиритических медиумов, которые производили психические эффекты и «общались» с душами умерших. Но, несмотря на использование измерительных приборов и на введение хитроумных способов контроля, придуманных, в частности, Желеем, Бругмансом, М. и П. Кюри и Токкэ, результаты оставались весьма спорными. Фактически очень трудно было отличить истинные явления от ловких манипуляций. В конце концов пришлось оставить этот подход и перейти к более строгим методам. Изучение «паранормальных» явлений стали проводить в лабораторных условиях.

Эти пси-феномены, как их теперь называют, были разбиты на две отдельные категории: экстрасенсорное (внечувственное) восприятие, с одной стороны, и телекинез — с другой. Экстрасенсорное восприятие заключается в приеме информации без участия органов чувств: оно включает такие явления, как видение «на расстоянии», или ясновидение, передача мыслей, или телепатия, а также предвидение — знание наперед событий, которые произойдут в будущем. Что касается телекинеза, то это прямое, осуществляемое без помощи мышц воздействие субъекта на материальный объект (перемещение или вращение предметов на расстоянии).

Решено было попытаться выделить эту предполагаемую «способность пси» с помощью экспериментального метода и статистического анализа.

Была основана Парапсихологическая ассоциация; ее задачей было не «доказывать» реальность пси-феноменов, а скорее способствовать исследованию явлений, называемых «аномальными». В 1969 году серьезность работы экспериментаторов и их энергия привели к тому, что Парапсихологическая ассоциация при покровительстве антрополога М. Мида была принята в Американскую ассоциацию научного прогресса.

Эта область, недавно признанная научной дисциплиной, имела много названий: в Германии и США — парапсихология, во Франции — метапсихика, в СССР — биоинформатика и т. п. В последнее время было предложено новое название — псилогия. Оно позволяет свести воедино всю информацию, относящуюся к так называемым пси-феноменам (Bélanger, 1978).


Лабораторные исследования


Пионерами лабораторных исследований были Васильев в Московском университете и Райн в Университете Дьюка (США). Васильев пытался главным образом установить существование связи между гипнозом и экстрасенсорным восприятием, его сотрудники собрали также ряд наблюдений, касающихся телекинеза.

Райн придал подходу научность, положив в его основу использование приборов и подвергая результаты систематическому статистическому анализу. Один из его сотрудников, психолог Зенер (Sener), подготовил «эмоционально нейтральный» материал, состоящий из 25 карт, на каждой из которых изображен один из пяти подобранных им символов (рис. 5.26).


Рис. 5.26. Карты Зенера.


Принцип эксперимента был очень прост: агенту показывают одну за другой карты Зенера, а тем временем в другом помещении перципиент должен указать тот символ, на который, по его мнению, смотрит в данный момент агент. Если бы ответы были чисто случайными, то перципиент давал бы «правильный» ответ в среднем в одном из пяти предъявлений (т. е. в 20 % случаев). И соответственно чем чаще доля верных ответов будет превышать 20 %, тем больше должна быть уверенность в том, что здесь действует не чистая случайность, а что-то иное.


Статистически значимые результаты


Со времени первых экспериментов, проведенных в конце 20-х годов Райном, исследования в этом и в смежных направлениях позволили собрать большое количество данных. Для непосвященного они иногда вовсе не кажутся эффектными, но результаты статистического анализа, полученные во многих экспериментах, никого не могут оставить равнодушным (см. Thouless, 1972).

Например, исследования Пирс-Прэтта (Pearce-Pratt, 1934) по телепатии включали четыре серии экспериментов, в которых испытуемые находились в местах, расположенных друг от друга на расстоянии от 90 до 230 метров. Серия из 25 карт Зенера предъявлялась 74 раза, т. е. всего было 1850 предъявлений. Результат: 558 верных ответов, что на 188 случаев больше, чем можно было бы ожидать согласно теории вероятностей. Статистический анализ этого результата показывает, что вероятность такого количества верных ответов составляет менее 10-22 (см. приложение Б, пункт 3, объяснение порога вероятности).

В эксперименте, направленном на изучение предвидения, Шмидт (Schmidt, 1969) использовал аппарат, который обеспечивал полную автоматизацию опыта. Из четырех возможных световых сигналов аппарат выбирал случайным образом какой-нибудь один. Он регистрировал как свой выбор, так и ответ испытуемого, которому предлагалось до появления светового сигнала угадать, какой это будет сигнал. Во время первой серии опытов три испытуемых осуществили в общей сложности 63 066 попыток, а затем еще 20 000 во второй серии. Результаты были таковы, что вероятность p составила менее 10-9 для первой серии и менее 10-10 для второй.

Другие исследования касались сновидений и возможности изменить их содержание путем воздействия агента на спящего перципиента. Большинство этих опытов проводили в нью-йоркском Медицинском центре маймонидов (Krippner, Ullman, 1964). Испытуемому, находящемуся в звукоизолированной комнате, предлагалось лечь, расслабиться и заснуть. Предварительно к его голове были прикреплены электроды, чтобы определять время наступления парадоксального сна (БДГ). Как только начиналась фаза БДГ, агент, концентрируя все свое внимание на выбранном наугад образе, пытался «передать» его спящему перципиенту. Затем того будили и просили рассказать, какой сон или какие сны он видел. В 9 из 12 исследований были получены статистически значимые результаты (однако надо подчеркнуть, что ученые работали с «чувствительными» испытуемыми и что лишь немногие лаборатории смогли воспроизвести эти опыты).

Приведем в качестве примера элементы, представленные в сновидениях одного из испытуемых, которому как «мишень» была предложена картина Сальвадора Дали «Тайная вечеря» (рис. 5.27). «Было море. Оно было необыкновенно красиво… какая-то рыбацкая лодка, довольно маленькая…, картина, висящая в ресторане… это очень большая картина, впечатляющая… на ней изображено человек двенадцать, которые тянут рыбацкую лодку к берегу… рождественский каталог… врач… он должен стать врачом… исцелитель, сидящий рядом с ребенком… что-то вроде кухни… ресторан… приправы и пряности… разная еда…» (Bender, 1976).


Рис. 5.27. Одна из картин-мишеней, использованных Криппнером и Улльманом при изучении экстрасенсорного восприятия во сне. В данном случае это картина Сальвадора Дали «Тайная вечеря».


Одно из самых важных мест в парапсихологических исследованиях занимают эксперименты, проводимые под гипнозом. Французские ученые Жане и Рише еще с 80-х годов прошлого столетия пытались выявить связь между экстрасенсорным восприятием и гипнозом, но только в 50-е годы нашего века исследования в этой области стали систематическими благодаря Васильеву в СССР, Фалеру в Финляндии, Ризлу в Чехословакии, Каслеру и Хонортону в США. Использовались различные методы, чтобы сравнивать результаты, полученные на испытуемых во время гипноза и без него. Около 20 лет назад (Van de Castle, 1963) были сведены результаты 14 исследований с картами Зенера, проведенных одиннадцатью группами. Под гипнозом из 44 400 ответов верными оказались 9785 (т. е. на 905 больше, чем можно было ожидать в результате случайных совпадений). На первый взгляд результат не очень убедителен. Однако статистический анализ показывает, что вероятность p такого числа случайно совпадающих ответов меньше 10-20. Это, впрочем, становится очевидным, если сравнить эти цифры с данными, полученными в эксперименте без воздействия гипноза. В этом случае из 34 525 верными были только 6946 ответов, т. е. на 41 ответ больше, чем можно было ожидать согласно теории вероятностей. При этом статистический анализ показывает, что разница результатов, полученных в экспериментах с гипнозом и без него, весьма достоверна: вероятность ее случайного получения составляет 1 на 10 миллиардов (p < 10-10).

Как и во время сновидений, при гипнозе учащение пси-феноменов объясняется, по-видимому, тем, что понижается уровень барьеров, существующих во время бодрствования. Таким образом, попадая под воздействие гипнотизера, испытуемый становится более восприимчивым.

Многие исследователи (например, Tart, 1963; Tart, Putoff, 1977) пытались проверить, не проявляются ли подсознательные процессы экстрасенсорного восприятия в форме физиологических изменений. Они старались обнаружить эти изменения при помощи таких методов, как психогальванометрия, электроэнцефалография или плетизмография. Например, в эксперименте Тарта (1963) агент был подключен к электростимулятору, который посылал ему электрические разряды в произвольно выбираемые моменты, а перципиент в другом месте был подключен к психогальванометру и к плетизмографу. Перципиент не знал, что его партнер получает электрические разряды, его просто просили нажимать на кнопку каждый раз, когда ему покажется, что он слышит подпороговый для восприятия звук. На самом деле этого звука не было — речь шла о скрытом тесте на внечувственное восприятие, при этом проверялось, совпадают ли нажатия на кнопку с моментами подачи разрядов. Результаты были убедительными: отмечались физиологические изменения, которые статистически достоверно коррелировали с моментами, когда партнер получал разряд. Нажатия же на кнопку, напротив, не соответствовали этим моментам.

Большое число других исследований привело к статистически значимым результатам того же рода; они тоже указывали на возможное существование экстрасенсорных восприятий, регистрируемых организмом на подсознательном уровне.

Анализ многочисленных спонтанных случаев с животными подтолкнул на проведение аналогичных исследований не только на людях. Разнообразные методы были использованы в опытах с кошками, мышами, ящерицами, жабами и т. п. Прибегали, в частности, к вознаграждению (даче воды, например) в случае «правильной» реакции животного, а при «неправильной» реакции — к наказанию (электрическим ударом). Наблюдали также за поведением животных, когда некоторые из них, отобранные случайным образом, были обречены на гибель. Дюваль [34]и Монредон (Duval, Monredon, 1968) получили положительные результаты в тестах на предчувствие у мышей. Мышей помещали в клетку с двумя отсеками, к полу которых можно было подводить ток. В определенные моменты, выбираемые случайно, электрический разряд посылался в один или другой отсек клетки. Мыши проявили статистически значимую склонность чаще находиться в том отсеке, в котором разряда на этот раз не будет.


Наблюдения, проведенные в лабораторных условиях, по-видимому, подтверждают также и реальность явлений телекинеза. Однако опыты в этой области состоят очень часто в том, чтобы проверить эффектные явления, демонстрируемые особо «одаренными» людьми. Кроме того, нужно учитывать, что всегда возможен обман со стороны ловких фокусников. Именно из-за этого в 1934 году после опубликования работ Райна несколько групп ученых постарались опровергнуть возможность телекинеза, проводя эксперименты с «обыкновенными» испытуемыми. По-видимому, и в таких опытах были получены статистически значимые результаты, хотя вопрос остается все-таки очень спорным — даже для парапсихологов.


Личные факторы


Складывается впечатление, что в восприимчивости по отношению к пси-феноменам большую роль играют характер и взгляды человека.

Шмейдлер (Schmeidler) выявила феномен «овец и козлов». Она показала, что существует значительная разница между результатами лиц, уверенных в существовании паранормальных явлений (это «овцы» — те, кто легко позволяет себя убедить, заглушить свой критический дух), и результатами скептиков («козлов» — тех, кто постоянно бубнит одни и те же критические замечания, те же саркастические доводы). Результаты «овец», как правило, выше, чем можно было бы ожидать при чистой случайности, тогда как у «козлов» они чаще всего ниже этого уровня. Получается так, будто первые делают все, чтобы облегчить восприятие пси-феноменов, а вторые, напротив, подсознательно делают все, чтобы затруднить его.

С другой стороны, экстраверты — люди открытые для всего нового, не боящиеся новых теорий, иных мировоззрений, — видимо, более чувствительны, чем интроверты, которые более рационалистичны, более критично настроены и более консервативны.

Кроме того, похоже, что роли агента и перципиента не взаимозаменяемы. Так, некоторым людям лучше удается роль агента, а другие добиваются лучших результатов в качестве перципиентов. И если испытуемым дать право выбора, они естественно и легко распределяют эти роли между собой. Было также показано, что важную роль играют и такие факторы, как отдых, успех или усталость. Два первых, видимо, способствуют повышению показателей для перципиента, а усталость, достигнув определенного уровня, начинает снижать их.


Объяснения и модели


Парапсихологи оказываются в растерянности, когда речь идет о понимании реальности пси-феноменов и экстрасенсорного восприятия. По мнению одних, эти способности следует рассматривать как аномалию (Morris, 1983): ими обладают не все и возникают они в процессе развития не одновременно; это скорее исключительные случаи. По мнению других, разделяющих точку зрения нейрофизиолога Дж. Экклса (J. Eccles, 1976), это один из обычных элементов повседневной жизни.

Теория Бранда (Brand, 1975) и Хонортона (Honorton, 1978) основана на исследованиях, касающихся гипноза, сна, медитации и т. п., с одной стороны, и физиологических реакций, лежащих в основе подсознательного экстрасенсорного восприятия, — с другой. Имеется в виду комплекс условий, благоприятных для проявления пси-феномена. Согласно этой теории, любой человек может оптимально осуществить внечувственное восприятие, выполнив одно или несколько из следующих условий: нужно расслабиться, отключиться, насколько это возможно, от всяких воздействий (образов, впечатлений) и внешней деятельности, стараться прийти в состояние восприимчивости, «открыться» навстречу иному мироощущению и хотя бы на миг захотеть ощутить пси-состояние. Именно благодаря таким средствам, помогающим сосредоточиться на своем внутреннем мире в состоянии открытости, и может якобы проявиться у человека способность к пси-феномену.

Стэнфорд, развивая сходную мысль, полагает, что пси-функции — один из элементов нормальной природы человека. Поэтому спонтанные проявления экстрасенсорного восприятия составляют всего лишь верхушку айсберга. Под видимой частью скрывается множество поступков и событий, которые тоже можно приписать использованию пси-способностей. Стэнфорд называет их инструментальными ответами с участием пси-способностей. Речь идет о «счастливых случаях», которые можно было бы принять за совпадения: вы, например, пропустили автобус, так как задержались дома, в ожидании следующего автобуса вы вспоминаете одного из своих друзей, которого давно не видели, а потом, садясь в следующий автобус, внезапно встречаетесь лицом к лицу с этим самым другом, который, как выясняется, решил в этот день поехать автобусом, хотя раньше никогда этого не делал. Что это, счастливая случайность? Только не для Стэнфорда. По его мнению, наш организм постоянно как бы прочесывает окружающее, стараясь отыскать средства для удовлетворения своих потребностей. При таком прочесывании могут использоваться как пси-способности, так и обычные сенсорные и когнитивные процессы.

Как только человек находит подходящее средство, он включает механизм поведения, который начинает действовать так, чтобы удовлетворить возникшую потребность. Например, в приведенном выше примере человек, желающий встретить своего друга, подсознательно сделал то, что нужно, чтобы его желание осуществилось.

Была также сделана попытка объяснить существование самого пси-феномена и его воздействие на организм. Что это — передача электромагнитной или иной энергии из одной точки пространства в другую? Или же это неотъемлемый элемент Вселенной, вездесущий и находящийся всегда рядом?

Исследования относительно электромагнитных волн как возможной физической основы пси-феномена до сих пор не дали положительных результатов. Васильев показал, что «связь» между агентом и перципиентом сохраняется и при наличии специального экрана, препятствующего распространению электромагнитных волн.

В отличие от этого голографическая модель (см. документ 5.2) позволила понять, как могло бы осуществляться экстрасенсорное восприятие без ограничений во времени и пространстве. Как подчеркивает Криппнер (Krippner, 1978), не следовало бы заниматься вопросом о механизме передачи сигнала из точки X в точку Y, так как этот сигнал должен присутствовать одновременно в обеих этих точках. Точно так же при телекинезе сила, находящаяся в точке А, может воздействовать на объект, помещенный в точке Б, так как сигнал, который необходимо передать, уже находится в этой точке.

Мы принадлежим миру, в котором все элементы взаимосвязаны. Для того чтобы мы могли адаптироваться к внешней реальности, наше экстравертированное сознание делит все на части — категории, которые оно способно легко идентифицировать. Явления же, не принадлежащие к этим категориям, могут восприниматься только тогда, когда бодрствование высших центров оказывается пониженным.

Пока это всего лишь гипотезы. Отрывочные данные, которыми располагает наука, еще не позволяют ясно представить себе, как можно было бы однозначно подтвердить существование подобных явлений и, главное, использовать их для большего благополучия и расцвета личности и ее взаимоотношений с другими людьми.


Критика скептиков


Хотя исследования в области парапсихологии получили официальный статус и многие результаты указывают на реальное существование пси-феноменов, скептики продолжают высказывать всевозможные критические соображения.


Прежде всего ставятся под сомнение эксперименты, якобы давшие статистически достоверные результаты. Действительно, в истории парапсихологии встречается множество сомнительных случаев. Некоторые испытуемые были уличены в жульничестве, другие после нескольких лет опытов признавались в трюках, к которым они прибегали. Иногда и сами ученые фальсифицировали результаты своих экспериментов. Но как ни прискорбны такие случаи, они, по всей вероятности, не более часты, чем аналогичные случаи, обнаруженные (или оставшиеся незамеченными) в практике «ортодоксальной» науки (см., например, «дело» Сирила Бёрта в досье 9.1). Наличие нескольких «паршивых овец» не должно ни в коей мере бросать тень на всю практику исследований.

Позднее были обнаружены погрешности в методологии экспериментов. Плохо осуществлялся контроль за сенсорными сигналами, испытуемые были недостаточно изолированы друг от друга; материал, например карты Зенера, имел дефекты, позволявшие неверно оценивать результаты; выбор картин-мишеней производился неслучайным образом; исследователи допускали ошибки в записях и т. п. Однако и здесь нет большой разницы по сравнению с традиционными экспериментами в психологии, где любой, даже самый простой эксперимент может быть обесценен плохим контролем, неисключенным влиянием субъективных факторов или неточной регистрацией данных. Но все большая автоматизация опытов, например применение компьютеров, позволяет исключить многие трудности, присущие этому виду исследований.

Использование статистических методов тоже подвергалось критике: утверждали, что исследователи пси-феноменов применяют их неправильно. Однако член Парижской академии наук Рише (1850–1935) защищал использование теории вероятностей при наблюдении за «изменчивыми» явлениями, а в 1936 году Институт математической статистики признал надежность методов, применяемых парапсихологами. Самый распространенный упрек скептиков заключался в том, что при достаточно большом числе данных даже незначительные расхождения между полученными и ожидаемыми результатами становятся значимыми. Об этом мы уже говорили, когда речь шла об изучении экстрасенсорного восприятия в состоянии гипноза. Однако, и мы это тоже отмечали, данное возражение теряет силу, когда без гипноза такое же число опытов уже не выявляет статистически значимого различия.

Но чаще всего ставится вопрос о воспроизводимости экспериментов. Экспериментатор, повторяя опыт с теми же испытуемыми и при тех же условиях, не уверен в получении тех же результатов. Вступает в действие совокупность факторов, связанных с испытуемыми, с материалом, с экспериментатором и с самими пси-феноменами. Избавиться от всего этого пока не удается.

И наконец, многие критики указывают на отсутствие теории и практических приложений и даже просто считают существование пси-феноменов невозможным ввиду его несовместимости с общепризнанными научными теориями (Bauer, 1984).

Хотя исследователи пси-феноменов смогли учесть все эти критические замечания, проявляя большую строгость и предусмотрительность в постановке экспериментов и выполняя самые жесткие требования в отношении статистического анализа, некоторые ученые продолжают рассматривать парапсихологию как псевдонауку. Они требуют ее исключения из Американской ассоциации научного прогресса. Что касается большинства в научном мире, то оно продолжает со вниманием относиться к результатам исследований, проводимых в строго контролируемых условиях. Сегодня широко распространена настороженность по отношению к псевдооткрытиям и к так называемым медиумам, но тем не менее сохраняется дух непредубежденной оценки любых фактов, способных пролить свет на поведение человека. Тропинки еще очень узки, но они по меньшей мере имеют право на существование.

Глава 6. Мотивационная и эмоциональная активация

Введение


До сих пор мы видели, что среди различных состояний сознания, образующих «фон» нашей психической жизни, активное бодрствование, присущее экстравертированному сознанию, является тем состоянием, которое обеспечивает человеку связь с внешним миром, постоянно интегрируя поступающие извне сигналы.

Однако расшифровка этих сигналов осуществляется не в случайном порядке. Конечно, внимание, которое мы обращаем на какие-то предметы или события, может определяться ими самими (см. предыдущую главу). Но чаще всего оно обусловлено необходимостью что-то сделать. Эта необходимость иногда бывает связана с жизненными потребностями; тогда мы отбираем информацию, которая может помочь нам в утолении жажды или голода или в устранении опасности. Иногда нам нужно только занять время, и наше внимание будет привлекать то, что лучше всего отвечает этой надобности. Однако в большинстве случаев мы направляем свои действия в зависимости от восприятий, подсказывающих путь к решению какой-либо задачи — ближайшей или намеченной на более отдаленное время.

Итак, активация нашего организма основывается на этих двух процессах — на мотивации и восприятии, неразрывно связанных друг с другом на уровне экстравертированного сознания. Без мотивации любое восприятие становится бесполезным. Так бывает с людьми в минуты глубокой задумчивости, с людьми в коме или на пороге смерти.

С другой стороны, без восприятия и осознания внешней действительности мы были бы неспособны направлять свою активность на удовлетворение нашей потребности в постоянном взаимодействии с окружающим миром.

К тому же следует отметить, что осознание внешнего мира, связанное с мотивацией, не бывает нейтральным: оно постоянно окрашивается эмоциями и чувствами, определяемыми нашим пониманием сигналов и контекста, в котором развертывается действие. Поэтому нельзя говорить о мотивации, не учитывая сопутствующего ей аффективного компонента.

В этой главе мы займемся исследованием этого компонента нашей психической жизни, стараясь понять механизмы, лежащие в основе нашей мотивации и наших эмоций, а также рассмотрим, как могут выражаться эмоции в зависимости от внешних обстоятельств.


Мотивация и эмоции


Традиционно эти два аспекта рассматриваются отдельно. Тем не менее теперь известно, что ответственные за них нервные структуры расположены в мозгу млекопитающих очень близко друг к другу (см. приложение А). Такие побуждения, как голод и жажда, программируются в ядрах гипоталамуса, а центры эмоций, например гнева, находятся в определенных участках лимбической системы, тесно связанной с гипоталамусом.

А что сказать о любви, о стремлении к власти или о том чувстве, которое толкает альпиниста на новое восхождение? Что здесь имеет место — эмоции, потребности или некая потребность в эмоциях?

Чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем сложнее становятся мотивы и эмоции, и тем теснее они между собой сращиваются.

Между прочим, этимологически оба термина происходят от одного латинского глагола movere, что означает «двигаться»; в самом деле, если наши потребности толкают нас к действию, то наши эмоции тоже часто лежат в основе наших поступков.

Чтобы изложение было более простым и ясным, мы все же будем рассматривать мотивацию и эмоции независимо друг от друга. Но не будем забывать о том, что изучение механизмов нашего мозга и нейромедиаторов, лежащих в их основе, позволит, по всей вероятности, в более или менее близком будущем установить тесные связи, существующие между сознанием, чувством, мотивацией и поведением.


Мотивация


Существует целая терминология, касающаяся мотивации (см. документ 6.1). К тому же, как говорилось выше, следует отличать первичные виды мотивации, или биологические побуждения, необходимые для правильного функционирования организма, от потребностей, имеющих лишь отдаленное отношение к выживанию.

Для того чтобы объяснить эти два различных вида мотивации, был выдвинут целый ряд теорий. Мы подробно остановимся на трех из них — они, как нам кажется, лучше позволяют понять большинство видов нашего поведения. Конечно, это всего лишь теория, и предстоит еще заполнить много пробелов, прежде чем мы сможем найти объяснение всему, что относится к этой области.


Теория биологических побуждений


Голод, жажда или потребность в кислороде — первичные потребности, удовлетворение которых жизненно важно для всех живых существ.

Любое нарушение в балансе сахара, воды, кислорода или какого-либо другого нужного организму компонента автоматически приводит к появлению соответствующей потребности и к возникновению биологического импульса, который как бы толкает индивидуума к его удовлетворению (рис. 6.1). Возникшее таким образом первичное побуждение вызывает серию координированных действий, направленных на восстановление равновесия.


Рис. 6.1. Схема теории импульсов.


Чем дольше баланс остается нарушенным, тем сильнее мотивация и тем сильнее активируется организм. Равновесие же восстанавливается лишь после удовлетворения данной потребности; а вслед за этим исчезают вызванные этой потребностью побуждение и активация.

Поддержание равновесия, при котором организм не испытывает никаких потребностей, называется гомеостазом. Отсюда гомеостатическое поведение — это такое поведение, которое направлено на устранение мотивации путем удовлетворения вызвавшей ее потребности.

Чтобы лучше понять механизм гомеостатического процесса, можно было бы сравнить его с термостатической системой, установленной в доме для поддержания постоянной температуры в его комнатах. Термостат включает отопление, если температура опускается ниже установленного порога, и отключает его, когда температура снова достигает нужного уровня. Психофизиологи полагают, что потребности выявляются внутренними «гомеостатами», которые помогают нам удовлетворять эти потребности, чтобы поддерживать организм в состоянии равновесия.

Итак, теория биологических побуждений — это теория простой и прямой мотивации, позволяющая объяснить, каким образом удовлетворяются биологические потребности. Однако эта теория может объяснить далеко не все виды мотиваций человека. Как, например, понять то, что уже абсолютно сытый человек соблазняется и съедает еще кусок пирога или на вечеринке продолжает пить, хотя он давно утолил жажду?

Кажется очевидным, что в таких случаях восприятие определенных внешних объектов играет роль стимула, который может быть таким же значительным, как и само внутреннее побуждение. «Гидромеханическая» модель, предложенная Лоренцом (Lorenz) для объяснения инстинктивных форм поведения, позволяет, хотя и не полностью, объяснить связи, существующие между физиологическим состоянием организма и раздражителями, поступающими из окружающей среды (см. документ 6.2).

Но, с другой стороны, как объяснить желание включить радиоприемник или телевизор, когда нет определенной цели? И тем более, как понять предпочтение, оказываемое некоторыми людьми фильмам ужасов, сильным ощущениям на «американских горках» или во время прыжков с парашютом?

По-видимому, в таких случаях человек, лишенный раздражителей, ищет ситуацию, которая позволила бы ему узнать что-то новое или испытать какое-то возбуждение. Эту потребность в возбуждении не объясняет гомеостатическая модель в рамках теории биологической мотивации — согласно этой модели, мы стремились бы лишь уменьшить раздражители, связанные с чувством голода, жажды, боли и т. п.


Теория оптимальной активации


Итак, нужно было разработать теорию, которая позволила бы объяснить то, что наш организм иногда стремится снизить уровень активации, вызванной появлением какой-либо потребности или информационной перегрузкой, но в то же время он стремится усилить активацию, когда она слишком слаба для того, чтобы поддерживать достаточный психический тонус.

Такая теория, основанная в значительной мере на законе Йеркса— Додсона (Yerkes — Dodson), была предложена в 50-е годы психологами Даффи и Хеббом (Duffy, Hebb) (см. рис. 4.1). Согласно этой теории, организм стремится поддерживать оптимальный уровень активации, который позволяет ему функционировать наиболее эффективно (рис. 6.2). Этот уровень не соответствует абсолютному нулю, как это было в теории биологических побуждений, а зависит от физиологического состояния данного человека в данный момент. Таким образом, некоторые люди нуждаются в более сильном притоке стимулов, чем другие, способные выносить их лишь в ограниченном количестве.


Рис. 6.2. Схема теории активации.


Эта потребность в стимулах изменяется также в зависимости от психического состояния человека. Оптимальный уровень активации во время сна или в состоянии задумчивости, конечно же, отличен от уровня, оптимального для человека, охваченного «лихорадкой» творчества.

Из описания экспериментов с сенсорной изоляцией (гл. 5) мы уже видели, как реагирует мозг, когда он оказывается лишенным раздражителей. Понятно, что приверженцы теории оптимальной активации [35] видят в этом пример такой ситуации, которой организм стремится избегать.


Как бы там ни было, но теория оптимальной активации остается по самой своей сути механистичной. И действительно, хотя эта теория и позволяет объяснить, чем вызывается какое-то поведение, она не дает никаких указаний на то, по какому конкретному пути оно пойдет. Она, например, не помогает нам понять, почему, если ваш уровень активности снижается, вы постараетесь восстановить оптимальный тонус, перелистывая этот учебник по психологии, вместо того чтобы смотреть матч по телевизору или слушать пластинку с записью классической музыки.

Эта ограниченность теории отчасти объясняется тем, что большинство исследований проводилось на животных в искусственных лабораторных условиях. Теории, вытекающие из подобных экспериментов, позволяют лишь частично понять то, что происходит с людьми в их повседневной жизни, где у человека обычно есть выбор возможных действий.

Именно на этом когнитивном аспекте мотивации, проявляющемся в основном у высших млекопитающих, делает упор следующая, третья группа теорий.


Когнитивные теории мотивации


Для когнитивистов теории биологических побуждений или оптимальной активации представляются слишком грубыми, чтобы объяснить все разнообразие поведения людей, поскольку, как отмечают эти ученые, человек активен всегда. Мы постоянно чем-то заняты, и в большинстве случаев мы сами решаем, что будем делать.

Так, например, только в очень редких случаях голод «толкает» нас к безотлагательному действию. Чаще всего мы выбираем, поесть нам или нет, перекусить немного или поесть как следует, выбрав из имеющихся блюд то, что нам больше всего по вкусу. То же можно было бы сказать и о выборе наших визитов или развлечений и, наконец, о делах, которыми мы собираемся заняться в данный момент. В любую минуту, чтобы сделать выбор, мы прибегаем к процессу мышления.

В этом смысле все наши действия чем-то мотивированы. Таким образом, вопреки утверждению двух других теорий, не существует никакой особой «силы», которая выступает на сцену только в критические моменты, когда нарушено равновесие.

Боллес (Bolles, 1974) рассматривает мотивацию скорее как «механизм выбора» какой-то формы поведения. Этот механизм в случае надобности отвечает на внешние раздражители, но чаще всего он выбирает возможность, которая в данный момент лучше всего соответствует физиологическому состоянию, эмоции, воспоминанию или пришедшей на ум мысли; выбор может также определяться присутствием какого-то человека или объекта в непосредственной близости.

Деси (Deci, 1975) считает, что все наши поступки мотивируются внутренне в соответствии с нашими врождёнными особенностями. По его мнению, нас больше привлекает деятельность, которая развивает у нас чувство компетентности. Доказательством тому, как утверждает Фишер (Fischer, 1978), служит тот факт, что лучших результатов часто добиваются те, кто осознает, что сам организовал свою работу и сам следит за тем, чтобы она была хорошо выполнена.

По мнению этих теоретиков, внешнее поощрение (конфеты, деньги и т. п.) чаще всего приводит лишь к уменьшению такой внутренней мотивации (Deci, 1975). Например, у ребенка, которого вознаграждают каждый раз, когда он вынесет мусор, будет все меньше и меньше охоты действовать бескорыстно, просто ради удовольствия чувствовать себя полезным (см. документ 6.3).

Нюттен (Nuttin, 1980) полагает, что выбор наших ближайших действий направляют поставленные нами цели и планы на будущее. Чем эти цели для нас важнее, тем с большей силой они ориентируют наш выбор. При этом, как подчеркивает Деси, стимулом для наших действий служат не столько сами цели, сколько намерение их достигнуть [36].


Иерархия потребностей


Даже если на первый взгляд эти различные представления о мотивации кажутся противоречивыми, то, перечитывая их, можно заметить, что они скорее дополняют друг друга, чем противопоставляются. Они просто касаются разных уровней и разных видов мотивации.

Выбор когнитивной деятельности может быть адекватно осуществлен только тогда, когда организм в оптимальной степени активирован и его элементарные потребности удовлетворены. Смертельно голодный человек не старается «чем-то заняться», и еще меньше он стремится заняться такой деятельностью, в которой он смог бы проявить свою компетентность. Он думает только о том, чтобы найти какую-то, не важно какую, пищу, — он ее проглотит невзирая ни на что.

Таким образом, существует иерархия различных потребностей от самых примитивных до самых утонченных. Это уже пытался показать Маслоу (Maslow) в своей иерархической теории потребностей, о которой говорилось в главе 2 (см. документ 2.13).

Напомним, что, согласно этому гуманитарному подходу, любое существо стремится к своему расцвету, действуя в наибольшем соответствии со своими возможностями и притязаниями; теория Маслоу обращает особое внимание на то, что высшие потребности не могут проявиться, если более примитивные не были удовлетворены.

Опираясь на классификацию, предлагаемую Маслоу, мы коротко рассмотрим некоторые виды мотивации, занимающие значительное место в жизни человека (рис. 6.3). Они образуют целый спектр — от биологических побуждений, таких как голод, жажда или стремление избежать боли, до мотивов высокого уровня, таких как привязанность к другим людям, потребность в уважении окружающих и в полной самореализации.


Рис. 6.3. Иерархическая пирамида потребностей. Уровень когнитивных и эстетических потребностей был добавлен к оригинальной структуре, представленной Маслоу.


Голод


Чувство голода вызывается как внутренними раздражителями (сокращениями желудка), так и внешними (вид или запах пищи). Процесс еды может быть актом, который повышает у скучающего человека уровень активации; чаще всего, однако, мы едим в определенные часы, согласно жизненным привычкам, сложившимся на основе биологических ритмов.

Если содержание сахара в крови повышено или понижено, сигналы об этом поступают в центр, регулирующий потребление пищи, который находится в латеральной зоне гипоталамуса (Friedman, Stricker, 1976). Этот центр в свою очередь посылает обратные сигналы, вызывающие освобождение печенью глюкозы и возбуждающие чувство голода. Если у крысы этот центр разрушить, она перестанет есть и без искусственного питания погибнет от голода. Если же ее кормить искусственно, она будет сохранять постоянный вес ниже своего нормального веса.

Рецепторы, сигнализирующие о насыщении, находятся в пищеварительной системе — во рту, кишечнике и печени, и как только организм получит достаточное количество углеводов и жиров, они сообщают гипоталамусу, что потребление пищи может быть прекращено. Вентромедиальная область гипоталамуса играет важную роль в контроле чувства сытости. Животное, у которого этот центр разрушен, при наличии пищи будет продолжать есть в избытке, пока не достигнет определенной степени ожирения, которая будет в дальнейшем поддерживаться; у крыс при этом вес тела будет в три раза больше исходного (рис. 6.4).


Рис. 6.4. Когда у крысы центр насыщения подавлен, она быстро становится тучной; она может достигнуть веса, превышающего ее нормальный вес в 3–5 раз.


Одновременное повреждение боковой и вентромедиальной областей гипоталамуса, по-видимому, не влияет ни на потребление пищи, ни на вес животного. Значит, эти две области, по всей вероятности, образуют гипоталамическую систему, поддерживающую вес тела около идеального уровня, определяемого генетически.


Жажда


У человека, как и у большинства других живых существ, организм на 80 % состоит из воды. Поэтому его водный баланс не может быть нарушен без риска тяжелых последствий для составляющих его клеток. Таким образом, жажда — один из самых важных побудительных мотивов, который, возникнув, все с большей силой влияет на поведение. Однако потребность утолить жажду проявится на мотивационном и поведенческом уровне только в том случае, если недостаток воды не сможет быть компенсирован с помощью чисто физиологических механизмов.

Жажда в кратковременном плане регулируется степенью сухости во рту. Главную роль, однако, играют определенные клетки гипоталамуса — осморецепторы. Уменьшение количества воды в организме ведёт к обезвоживанию этих клеток и их деформации, что в свою очередь стимулирует секрецию особого гормона [37]гипофизом. Этот гормон направляется к почкам и усиливает обратное всасывание воды, содержащейся в первичной моче, так что эта вода возвращается в кровеносное русло. Все это происходит автоматически, без участия нашего сознания.


Когда достигаемая таким способом экономия воды оказывается недостаточной для поддержания водного баланса, почки выделяют фермент (энзим), действие которого в конечном результате приводит к возбуждению гипоталамуса; тогда возникает чувство жажды, которое заставляет нас искать что-нибудь пригодное для питья.


Стремление избежать боли


Боль представляет собой ощущение, от которого организм старается избавиться. Желание избежать боли или устранить ее — одна из самых важных мотиваций.

Боль одновременно служит и информационным сигналом, и стимулом, вызывающим реакцию организма.

Выполняя функцию сигнала, боль сообщает о повреждении или угрозе повреждения тканей. Таким образом, это сигнал тревоги, способный оттеснять на второй план другие сигналы, поступающие в мозг от различных рецепторов [38]. Но теперь уже известно, что мозг способен блокировать сигнал, идущий из поврежденной зоны. Это, например, происходит, когда человек всецело сосредоточен на каком-то одном деле (так бывает со спортсменом, который полностью увлечен ходом игры и «не чувствует» получаемых ударов), или при сильном стрессе (например, солдат, идущий в атаку, может сразу не осознать, что одна из его конечностей только что оторвана осколком снаряда). Подобное явление может также наблюдаться у некоторых людей после приема плацебо, во время сеанса акупунктуры или же в состоянии гипноза (см. документ 5.4).


Недавние исследования позволяют предположить, что на болевые сигналы влияют, с одной стороны, такие факторы, как вещество P, облегчающие их передачу, а с другой — эндорфины, которые могут частично или даже полностью блокировать ее (в зависимости от количества), подавляя освобождение вещества P (см. приложение А). Механизм, регулирующий секрецию этих противоположно действующих веществ, пока остается неизвестным.

Как бы то ни было, но только после того, как боль воспринята на уровне коры головного мозга, для усиления активации вступают в действие подкорковые структуры. Это в особенности относится к лимбической системе, которая создает мотивационное состояние, приводящее к реакции организма.

Прежде всего нужно отметить, что реакция на боль появляется в процессе эволюции очень поздно — по-видимому, она свойственна в основном млекопитающим.

Интенсивность этой реакции в большой степени зависит от болевых ощущений, пережитых данным индивидуумом в прошлом. Действительно, если воспитывать щенков в «обедненной» среде, т. е. в обстановке с минимумом раздражителей, то можно наблюдать, что в отличие от животных, выросших в нормальной обстановке, эти щенки будут неспособны к обычной реакции на болевой стимул. Например, если такой щенок обожжет себе мордочку о зажженную сигару, он на миг отскочит, но сразу же опять полезет нюхать эту сигару, обжигаясь во второй и третий раз. Сходную реакцию можно наблюдать, если воткнуть ему в кожу острый предмет: щенок отскочит, но не предпримет ничего, чтобы избежать повторного укола, и не сделает никакого усилия, чтобы избавиться от прицепившегося к телу предмета. Для таких животных болевой сигнал не отличается от других стимулов; иначе говоря, у них не выработалась способность к реакции, необходимой для выживания.

Итак, вопреки тому, что предполагалось долгое время, реакция на боль не является врождённой [39]. Напротив, она, очевидно, в большой степени зависит от первых навыков, приобретаемых после рождения, которые обеспечивают развитие мотивационных механизмов.


Сексуальность


У низших животных размножение составляет главное дело жизни. Некоторые из них живут только до тех пор, пока не произведут потомства, и умирают, как только эта задача выполнена.

У таких видов продолжение рода жестко регулируется внутренними механизмами — нервными и гормональными. Эти последние, в частности, ответственны за эстральный цикл, которым определяется период, когда самка подпускает к себе самца. И эти же механизмы лежат в основе форм поведения, позволяющего самцу эффективно осуществлять спаривание: он не нуждается для этого в предшествующем опыте.

У высших млекопитающих, особенно у приматов, напротив, опыт все больше и больше берет верх над генетически детерминированным поведением. Так, например, в экспериментах, проведенных Харлоу (Harlow, 1966), молодые шимпанзе с рождения находились в частичной изоляции, причем были полностью лишены физического контакта с другими детенышами; в результате эти животные, достигнув зрелого возраста, оказывались неспособными к спариванию. А самцы, детство которых протекало в полной изоляции, проявляли даже прямо-таки враждебное отношение к самкам в эструсе (рис. 6.5).


Рис. 6.5. Самец обезьяны (слева), лишенный с самого рождения социальных контактов, не способен адекватно отвечать на поведение рецептивной самки.


Подобные аномалии могут встречаться и у людей. Достаточно вспомнить описанный в начале книги случай с Виктором. Но из-за легко понятных этических препятствий это никогда не удавалось строго доказать.

Как бы то ни было, развитие навыков сексуального поведения у подростка или у молодого взрослого человека находится в зависимости от жизненного опыта, а также от воспитания, полученного в рамках данной культуры. Очень важную роль в последующем сексуальном поведении молодого человека или девушки играют «модели», воспринимаемые в семье. По-видимому, в этом отношении с сексом дело обстоит так же, как и с другими аспектами нашего поведения. Подобно тому как жестокие родители чаще всего в свои детские годы подвергались грубому обращению, так и люди, в большей или меньшей степени заторможенные в сексуальном плане, часто происходят из семей, в которых сексуальные побуждения сильно подавлялись.

Но что больше всего определяет формы проявления секса у людей данной семьи, так это влияние той культуры, к которой она принадлежит. Существуют запреты, общие для всех культур, например запрет кровосмешения. Что касается других проявлений сексуальности, то каждая культура обладает своим подходом к тому, что позволено, а что нет. Некоторые культуры одобряют практику мастурбации или гомосексуализма, другие запрещают ее. Одни культуры приветствуют начало половой жизни до брака или допускают даже супружескую измену, другие же строго за это наказывают.

Однако в этих культурных «кодексах» неизбежно со временем происходят изменения. То, что запрещалось вчера, допускается или даже поощряется сегодня. Таким образом, оценки беспрерывно изменяются, а вместе с ними и поведение (см. документ 3.3).

В западных странах сексуальные отношения продолжают частично мотивироваться необходимостью продолжения рода; однако они все чаще рассматриваются как источник удовольствия и как способ выражения любви и нежности к партнеру.

Многочисленные опросы, проводимые со времён анкет Кинси (Kinsey), показывают, что молодые мужчины достигают оргазма в среднем немногим больше трех раз в неделю. У людей 45 лет и старше эта цифра уменьшается до одного раза в неделю. Однако относительно этой группы людей нужно отметить, что сексуальная активность в период зрелости и старости во многом зависит от ее проявления в молодости. Сексуальность, как и другие аспекты нашей активности, может расцветать и сохраняться только в том случае, если она была и продолжает быть объектом постоянного интереса.

Женщина и сексуальность. Одно из важных различий между человеком и его ближайшими родичами — человекообразными обезьянами — состоит в том, как выражается сексуальность у женского пола. Действительно, женщина — кажется, единственное существо женского пола, способное испытывать оргазм, который, по мнению некоторых авторов, представляет собой недавнее эволюционное приобретение, тесно связанное с развитием сексуальности у человека. Кроме того, только женщина может быть сексуально активной в течение всего года и способна сохранять эту активность после менопаузы [40], когда прекращаются выбросы гормонов, ответственные за менструальный цикл. Известно также, что женщина в отличие от самок других видов, рецептивных (доступных для самцов) только в период овуляции, остается рецептивной постоянно и может быть даже более рецептивной в дни непосредственно до или после менструаций (Bancroff, 1981). Некоторые исследования показывают, что эта психологическая активация, видимо, поддерживается облегченной в этот период физиологической активацией. Действительно, удалось выяснить, что в это время визуальные или звуковые эротические раздражители быстрее вызывают приток крови к стенкам влагалища (явный признак возбуждения), чем в другие периоды.


Кроме того, многочисленные данные недавно подтвердили существование сходства сексуальной реакции у обоих полов. Это привело ученых к выдвижению новых гипотез, касающихся природы оргазма. В дополнении 6.5 мы выскажем свою точку зрения по этому вопросу.

Гомосексуальность. Гомосексуальность — еще одна черта, свойственная, как нам кажется, в основном представителям человеческого рода. Действительно, у большинства животных гомосексуального поведения не существует. Когда оно у них встречается, так это всего лишь игры, при которых сексуальное возбуждение полностью отсутствует. Последнее может проявляться у самцов обезьян только в условиях неволи.

У людей же подобную практику можно встретить во всех обществах, и ее распространенность остается постоянной независимо от культуры и эпохи (Whitman, 1983). Чаще всего к ней относятся по меньшей мере терпимо. В 40-х годах две трети из 76 обществ, обследованных Фордом и Бичем (Ford, Beach), фактически продемонстрировали терпимость по отношению к гомосексуализму.

Опросы, проведенные Кинси (см. документ 3.3), так же как и более поздние исследования, позволили установить, что 2–4 % людей являются чистыми гомосексуалистами, и большинство из них относительно хорошо чувствует себя в обществе. Опросы Белла и Вейнберга (Bell, Weinberg, 1978) показали, что всего лишь 13 % мужчин и 5 % женщин среди гомосексуалистов чувствуют некоторую вину и смущение из-за своей сексуальной направленности.

Гомосексуальным парам свойственны те же формы полового поведения, что и гетеросексуальным парам. Оно выражается в поцелуях, ласках, буккальногенитальных контактах, взаимной мастурбации и реже (у мужчин) анальным совокуплением. По-видимому, у лесбиянок наблюдается большее удовлетворение с большим числом оргазмов, чем у женщин с гетеросексуальными отношениями. Это объясняют тем, что женщина лучше знает анатомию своей партнерши, мужчины же в основном проявляют незнание этого предмета.

Большинство гомосексуалистов, будучи молодыми, впервые имели контакт с ровесником, а не с «извращенным» взрослым, как это часто думают. Исследования, однако, показали, что сексуальная направленность определяется еще в детстве и что предрасположенность к гомосексуализму, видимо, проявляется задолго до этой первой встречи. Две трети опрошенных лесбиянок [41] заявили, что они в детстве чувствовали себя скорее «мальчиком», чем девочкой, отдавая явное предпочтение играм и игрушкам для мальчиков. Точно так же у двух третей мужчин-гомосексуалистов наблюдалась в детстве обратная картина.


Хотя такого рода данные наводят на мысль о возможном влиянии гормонов с самого начала развития организма, до сих пор ни одного биологического факта выявить не удалось. И напротив, очевидно, что события, пережитые в детстве, играют большую роль в той направленности, которая разовьется у ребенка при наличии определенной предрасположенности. Тесные контакты ребенка с родителями того же пола, а также неловкое чрезмерное покровительство родителя противоположного пола, общество детей только того же пола или, наоборот, только противоположного пола также могут способствовать развитию гомосексуальных тенденций.

С начала 70-х годов гомосексуальные отношения не преследуются законом, соответствующие склонности не рассматриваются как «болезнь» или «разврат». В наше время гомосексуальность все больше и больше воспринимают, по крайней мере теоретически, как «стиль жизни» хотя и меньшинства, но насчитывающего как-никак более ста миллионов человек.


Рис. 6.6. Гомосексуальность в наши дни все чаще воспринимается как «стиль жизни» — точно так же, как и гетеросексуальные связи.


Материнское поведение


У низших животных материнским поведением управляют врождённые пусковые механизмы, которые одновременно ставят его в зависимость как от гормональных факторов, так и от стимулов, исходящих от детенышей.

Молодые, еще не рожавшие крысы-самки, например, приобщаются к материнскому поведению уже в результате одного того, что долго находятся вместе с выводком малышей. Но это поведение станет вполне эффективным лишь в том случае, если ввести плазму крови от крысы-матери, содержащую необходимые для этого гормоны.

Мы видели, что некоторые действия, тесно связанные с материнством, такие, например, как устройство гнезда, находятся под влиянием предшествующего опыта обращения с материалами, предназначенными для данного вида деятельности (см. гл. 1).

Чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем значительнее эта роль предшествующего опыта. Молодые обезьяны-самки, содержавшиеся в изоляции в период детства, во взрослом состоянии оказываются неспособными нормально обращаться со своими детенышами. По отношению к ним они проявляют явное отсутствие интереса, и дело доходит даже до агрессивных действий (рис. 6.7). Однако у большинства из них все, видимо, налаживается с рождением последующих детенышей, как будто опыт общения с первенцем позволил сформироваться правильному поведению.


Рис. 6.7. В отличие от матерей, воспитанных среди своих соплеменников (слева), обезьяны, выросшие в условиях социальной изоляции, оказываются неспособными ухаживать за своим детенышем, к которому они чаще всего относятся с жестокостью (справа).


У людей же культура окончательно взяла верх над возможным «инстинктом материнства», и теперь можно было бы даже думать, что у людей этот инстинкт больше не существует.

При опросе 54 матерей около половины из них утверждали, что испытывали положительные эмоции во время своего первого контакта с новорожденными, но лишь четверть определяла свои чувства как любовь; треть матерей утверждала, что не испытывала никаких чувств (Robson, Moss, 1970). Достаточно вспомнить о сотнях тысяч детей во всем мире, оказавшихся жертвами насилия со стороны своих родителей, чтобы убедиться в обоснованности такого утверждения.


Привязанность


Мы уже видели, что у некоторых птиц связь с первым одушевленным объектом устанавливается необратимо с момента вылупления из яйца. Даже если этот импринтинг свойствен лишь сравнительно низкоорганизованным формам, потребность контакта, видимо, существует с момента рождения у всех высших животных. Клаус и Кеннел (Klaus, Kennel, 1976) полагают, что у людей первые часы жизни играют важнейшую роль в создании той связи, которая устанавливается между ребенком и родителями, начиная с движений тела, глаз и особенно с улыбки.

Исследования Харлоу показали, что. у обезьян этот контакт должен сопровождаться физической поддержкой (ее может оказать теплая и мягкая ткань — см. документ 6.6). Это минимальное условие, необходимое для того, чтобы детеныш начал исследовать свое физическое и социальное окружение. Без такой поддержки маленькая обезьянка не только будет неспособна к исследованию, но, главное, не сможет устанавливать связи с другими детенышами — ее сверстниками. Кроме того, как уже говорилось, во взрослом состоянии она не будет способна к нормальному половому поведению, а если она самка, то и к адекватной заботе о потомстве. По-видимому, и для людей первые годы жизни имеют решающее значение для того, как будут формироваться сексуальные роли у мальчика или девочки (см. документ 6.7).

Шахтер (Schachter, 1959) показал, что первенцы — объекты большего внимания и заботы со стороны родителей, чем последующие дети, — обладают более развитой потребностью принадлежать к какой-то социальной группе, чем их младшие братья и сестры. Эта потребность, видимо, особенно сильна у людей, которым нужно вместе и одинаковым образом пройти через сложное испытание.

Что касается чувства любви, то здесь речь идет об особом виде привязанности, при котором сексуальная потребность тесно связана с потребностью заботиться о другом, помогать ему чувствовать себя в безопасности. В зависимости от того, какая из этих двух потребностей будет преобладать, любовь может превратиться либо в страсть, либо в нежность.


Исследовательское поведение


По-видимому, потребность в исследовании окружающего мира — врождённое свойство, лежащее в основе многих форм поведения. Она жизненно необходима животным. Именно эта потребность помогает индивидууму отыскать те участки территории, где он сможет утолить жажду и поесть, где он будет чувствовать себя в безопасности или найдет партнера в брачный период. И это же природное любопытство толкает детеныша на «эксперименты», в конечном счете приучающие избегать опасных ситуаций.

По мере того как мы продвигаемся по эволюционной лестнице, мы замечаем, что развитие исследовательского поведения все больше связано с ранним жизненным опытом индивидуума. Крысы, выросшие в среде, обогащенной стимулами (вспышки света, звуки, лесенки и т. п.), в старшем возрасте проявляют гораздо большую любознательность, чем крысы, выросшие в «обедненной» среде.

Наибольшее значение имеет ранний опыт для приматов. Так, обезьяны, выросшие в полной изоляции, проявляли панический страх, когда их переселяли на новое место, особенно если они там сталкивались с подвижными или производящими шум предметами (эксперименты Харлоу). Ничего подобного не наблюдалось у молодых обезьян, выросших при матери.

У человека эта потребность в исследовании очень быстро перерастает в когнитивные потребности в информации и знаниях. При контактах с окружающими людьми и с другими источниками сведений ребенок (а потом и взрослый, в которого превратится этот ребенок) слушает, смотрит, читает, постоянно стараясь что-то понять, а может быть и объяснить — сначала на уровне конкретных фактов, а позднее все больше и больше переходя в область абстрактных идей и принципов. Его выбор, однако, ограничен его прошлым опытом и социальной средой, в которой он развивается и от которой зависит область его интересов. Круг вопросов, которые ставит перед собой владелец гаражей или врач, резко отличается от круга вопросов, занимающих ум ученого-атомщика или дровосека. Но у всех у них есть одна общая потребность, более глубокая — потребность познать самих себя и доискаться до смысла своего существования, до определения места, которое они занимают в социальной группе, во всем обществе и, наконец, во Вселенной. Удовлетворение такой потребности тесно связано с развитием чувства самоуважения.


Самоуважение


Здесь речь идет о сильной потребности занять достойное место среди других людей, которая может быть одним из самых мощных стимулов, определяющих наши поступки.

Эта потребность может выражаться как в погоне за общественным одобрением или признанием со стороны окружающих в связи с хорошо выполненной работой, так и в желании быть независимым и свободным. Она может лежать в основе стремления к компетентности или к успеху в профессиональной или артистической деятельности, а также в стремлении добиться власти или престижного положения.

Тот факт, что эта потребность может выражаться по-разному, говорит о том, что она тесно связана с событиями, пережитыми в молодости. Этот вид потребности зависит от того, как развивалось чувство самостоятельности у ребенка. В зависимости от того, как относились родители к проявлению этого чувства — поощряли его, хвалили за него или же, напротив, мешали своей неумелой опекой или бранили, — ребенок превращается либо в человека, достаточно уверенного в себе, либо в человека, сильно зависящего от мнения окружающих и неспособного взяться за дело, успех которого не обеспечен.

Это позволяет отчасти понять, почему у женщин так часто возникает конфликт между сильным желанием самоутверждения и боязнью чрезмерного успеха, которого от них не ждет общество. Этот конфликт, видимо, обусловлен воспитанием, которое обычно получают девушки и которое чаще прививает им склонность к социальному конформизму, чем способствует развитию реального чувства независимости.

Как бы то ни было, путь развития потребности в самоутверждении связан с тем, как будут вырабатываться высшие качества, такие как справедливость, солидарность, мягкость, самоуважение и уважение к окружающим. Эта потребность находит также выход в удовлетворении эстетических запросов — в поисках упорядоченности, красоты, равновесия (см. рис. 6.3).


Самореализация


По мнению Маслоу, врождённое стремление к развитию, присущее каждому человеку, приводит к тому, что он старается применить и реализовать свои унаследованные потенциальные возможности. Речь идет здесь об основополагающей мотивации, которая может проявиться полностью только у тех, кто достиг определенного уровня самоуважения.

Основные идеи Маслоу о самовыражении были представлены в главе 2, особенно в документе 2.13. Поэтому мы не будем здесь на этом останавливаться.

Опираясь на эти общие представления о мотивации у людей, мы можем понять, каким образом различные теории позволяют объяснить ту или иную мотивацию. Например, если теория биологических побуждений достаточно легко объясняет такие мотивы действий, как голод, жажда или стремление избежать боли, то теория оптимальной мотивации и особенно когнитивные теории лучше всего способны объяснить формы поведения, связанные с такими чувствами, как любознательность или привязанность, а также с самыми высшими человеческими потребностями.

Но, как уже говорилось в начале этой главы, нельзя говорить о мотивациях, лежащих в основе поведения, не учитывая, что их окрашивает, наполняет, блокирует, а иногда даже и пробуждает. Одним словом, мотивация неотделима от эмоций.


Эмоции


Описывая эмоции, можно расположить их по определенным координатным осям в соответствии с их свойствами. Например, в зависимости от их положительной или отрицательной окраски эмоции можно группировать попарно: любовь и ненависть, симпатия и отвращение, чувство безопасности и страх, подъем и безнадёжность и т. д. Первые, как отмечает Хебб (Hebb), желанны для субъекта, он к ним стремится, в то время как вторых он старается избегать. Это подразделение сразу указывает на мотивационную роль, которую играет каждое из наших чувств.

Однако все это только слова, а слова слишком бедны, чтобы выразить то, что реально испытывает субъект. Разве можно утверждать, что человек, говорящий «я люблю яблоки», «я люблю маму», «я люблю этого человека» или «я люблю этот город» выражает одинаковые чувства?


Аспекты эмоций


Одна из первых трудностей при описании эмоций заключается в том, что эмоция проявляется одновременно и во внутренних переживаниях, и в поведении, причем то и другое связано еще с физиологической активацией.

Внутренние переживания субъективны, и единственный способ ознакомиться с ними — это спросить у субъекта, что он испытывает. Однако мы только что видели, как трудно передать словами то, что действительно чувствуешь.

Поведение на первый взгляд могло бы восприниматься как объективный факт. Но и этот показатель не особенно надежен (рис. 6.8). Когда у человека на глазах слезы, нам бывает трудно понять, если мы не знаем точно их причину, — от радости они, от огорчения или от негодования.


Рис. 6.8. Что можно сказать об эмоции, которую испытывает эта молодая женщина? Страдает ли она, чувствует какой-то интерес, рассержена или жалеет кого-то? Почти невозможно ответить на этот вопрос, не зная обстоятельств.


К тому же выражение данной эмоции очень часто бывает связано с культурой, к которой принадлежит человек: например, насупленные брови или улыбка не обязательно воспринимаются однозначно на Востоке и на Западе.

Что касается физиологической активации, то только благодаря ей и тем резким изменениям, которые она вызывает в нервных процессах и во всем организме, человек способен испытывать эмоцию. Эту активацию можно измерять объективно при помощи полиграфа. Однако наши приборы еще слишком несовершенны, чтобы выявлять значение тонких изменений в различных проявлениях активации, таких, например, как потоотделение или учащенный ритм сердца.

Одни и те же проявления активации часто бывают симптомами совершенно разных чувств. Поэтому они мало пригодны для распознавания какой-то одной определенной эмоции. Именно в этом состоит одна из причин, по которым «детектор лжи» может использоваться лишь с большой осторожностью.


Факторы, определяющие эмоции


Характер эмоции и ее интенсивность определяются расшифровкой сигналов, поступающих из внешней среды, и уровнем активации организма. Расшифровка сигналов зависит от умственного развития человека и от его способности интегрировать различные элементы поступающей информации.


Эмоции и информация


Эмоции тесно связаны с информацией, которую мы получаем из окружающего мира. Обычно эмоция возникает из-за неожиданности события, к которому мы не успели подготовиться — не могли собрать всю информацию, необходимую для адекватной реакции. Пешеход, выскочивший прямо перед нашей машиной, неожиданный резкий звук, непредвиденная встреча с дорогим сердцу человеком… Все это случаи, способные вызвать активацию организма и мобилизовать все способности для быстрого приема дальнейших сигналов, что позволит реагировать наилучшим образом.

Итак, эмоция не возникает, если мы встречаем данную ситуацию с достаточным запасом нужных сведений. Когда повторяется уже знакомый нам резкий звук, когда мы заранее замечаем пешехода или когда встреча с любимым человеком стала обычным делом, организму уже незачем приходить в состояние активации.

Зависимость возникновения или невозникновения эмоции от количества информации, которой располагает субъект, можно было бы выразить следующим образом:

Эмоция = Необходимая информация — Имеющаяся информация.

Эта формула позволяет понять, что отрицательные эмоции возникают, когда субъект располагает недостаточным количеством информации, а положительные — когда информация оказывается в избытке.

Это становится особенно очевидным в случае эмоций, связанных с удовлетворением какой-либо потребности. Если голод толкает человека к буфету, где он может найти кусок пирога, который он сам туда положил, то понятно, что от этой «находки», очевидно, не возникает никаких эмоций. Все будет совсем иначе, если вдруг, вопреки ожиданию, окажется, что пирог исчез, или же, напротив, в буфете обнаружится целый пирог, кем-то туда положенный вместо одного кусочка. Точно так же можно объяснить отвращение к какому-то блюду, вкус которого оказался хуже, чем ожидалось.

Такой же процесс можно наблюдать в случае гнева ребенка, которому не дали требуемую конфету. Вероятность такой эмоции тем больше, чем менее убедительным будет объяснение причины, по которой конфета не была дана.

Боязнь крыс у студентов-психологов, которым предстоит впервые столкнуться с этими животными при проведении эксперимента, тоже можно объяснить при помощи этой схемы. Боязнь будет существовать до тех пор, пока число рациональных сигналов (уверенность в отсутствии опасности, предосторожности лица, ответственного за виварий, и т. д.) не достигнет и не превзойдет количество необходимых сигналов после первых опытов, проведенных самими студентами. Точно так же безобидный уж, переползая через дорогу, у наивного прохожего вызывает страх, а у зоолога, изучающего рептилий, он вызовет радость.

Итак, отрицательные эмоции возникают чаще всего из-за неприятной информации и особенно при недостаточной информации; что касается положительных эмоций, то они возникают при получении достаточной информации, особенно тогда, когда она оказалась лучше ожидаемой (см. документ 6.9).

Из-за постоянного несоответствия действительности текущим потребностям живые существа отдают предпочтение тем ситуациям, в которых, судя по имеющейся информации, удовлетворение потребности наиболее вероятно. Кроме того, необходимо отметить, что положительная эмоция чаще возникает от уверенности в том, что потребность может быть удовлетворена, чем от самого ее удовлетворения. Действительно, стоит только удовлетворить потребность, как эмоция быстро забывается.

Почему же мы, столкнувшись с неожиданностью или с ситуацией, возникшей в результате какой-то потребности, чаще испытываем гнев, чем разочарование, чаще отвращение, чем страх, чаще любовь, чем удовольствие? По-видимому, силы наших эмоций и направленность, которую они приобретают, тесно связана с уровнем активации, на котором мы находимся, и с тем, как мы воспринимаем ситуацию в целом.


Эмоции и уровень бодрствования


Интенсивность наших эмоций зависит от уровня бодрствования. Действительно, нам гораздо труднее рассердиться, только что проснувшись, чем в конце напряженного рабочего дня.

Зиллмен и его коллеги (Zillman et al., 1972) тем не менее показали, что если уровень активации слишком высок, то ее остаток переносится на последующую эмоцию, которая в результате усиливается. Например, во время просмотра эротического фильма испытуемые, которые только что выполнили трудную работу, проявили большее сексуальное возбуждение, чем те, которые до этого отдыхали или же смотрели фильм не сразу после нагрузки, а по прошествии длительного перерыва (Cantor et al., 1975).

Точно так же было показано, что мужчины проявляли гораздо больший «интерес» к интервьюеру-женщине, особенно если она их расспрашивала в опасном месте, например на очень высоком подвесном мосту, чем тогда, когда это происходило в обычных условиях или же условия оставались опасными, но интервьюером был мужчина (Dutton, Aron, 1974).


Эмоции и восприятие


По мнению Шахтера и Сингера (Schachter, Singer, 1971), характер возникающей эмоции в значительной мере зависит как от физиологической активации, так и от того, что мы воспринимаем из окружающего мира. Например, люди, активированные в результате инъекции адреналина, о возбуждающем действии которого они не подозревают, дают различную реакцию в зависимости от того, в какой обстановке они находятся — в весёлой или в напряженной. В первом случае они чувствуют себя раскованными и счастливыми, а во втором их охватывает чувство гнева. По мнению Шахтера, совершенно очевидно, что для возникновения эмоции необходима физиологическая активация, но только восприятие ситуации определяет направленность эмоции.

Валинс (Valins, 1966), однако, частично оспаривал это утверждение; по его мнению, достаточно верить, что произошла активация, чтобы испытать эмоцию, направление которой будет зависеть от обстановки. Например, испытуемые, которым во время просмотра фотографий обнаженных женщин давали слушать биение сердца, быстрое или медленное, чаще отдавали предпочтение тем фотографиям, которые соответствовали учащенному ритму, если они были убеждены, что это удары их собственного сердца.


Эмоции, эволюция и интеллект


Итак, эмоции имеют важнейшее значение для живых существ, так как служат средством мобилизации организма, позволяющим преодолевать двойственные или неожиданные ситуации.

Легко заметить, что чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем больше стереотипные эмоциональные реакции, свойственные низшим животным, уступают место сложным и разнообразным формам поведения. Так, у приматов, и особенно у людей, эмоциональные проявления приобретают бесчисленное множество оттенков; при этом разнообразие их увеличивается с возрастом и с обогащением жизненного опыта (Hebb, 1974).

Кроме того, эмоциональная реакция зависит от уровня умственного развития. В самом деле, очевидно, что чем выше этот уровень, тем легче индивидуум может понять причину несоответствия между тем, с чем столкнулся, и тем, чего ожидал, и благодаря этому уменьшить свою эмоциональную реакцию. Однако этот контроль, зависящий от умственного развития и позволяющий влиять на проявление собственных эмоций, не всегда бывает постоянным. Лишь немногие способны при любых обстоятельствах сохранять невозмутимое спокойствие. Чаще всего их поведение связано с социальным контекстом, в котором возникает данная ситуация. Человек может вести себя чрезвычайно деликатно в одной обстановке и, напротив, постоянно «срываться» в другой. Ситуация как будто такая же, но восприятие общего контекста делает ее совсем иной. Жена служащего, который вынужден весь день улыбаться, или дети учительницы, всегда сдержанной и спокойной в классе, увы, знают это на собственном опыте.


Стресс


Жизнь состоит из ожидаемых или неожиданных событий. Некоторые из них приятные, другие менее приятные, а иные совсем неприятные. Мы на них реагируем в зависимости от наших потребностей и от знания ситуации. Мы видели, что в тех случаях, когда мы располагаем достаточной информацией, мы способны реагировать спокойно. Более того, у нас даже могут возникать положительные эмоции, если о данной ситуации мы знаем больше, чем это нам необходимо. Тогда организм не напряжен и готов к новым испытаниям.

Напротив, недостаток нужных сведений заставляет нас волноваться и вызывает активацию организма. И тогда одной из возможных реакций будет отрицательная эмоция.

Но иногда человек должен быть готов к событию слишком неожиданному и важному для него, о котором он ничего или почти ничего не знает. В этом случае, если ситуация затягивается, реакция организма может усилиться до такой степени, что возникнут серьезные нарушения как в физиологическом, так и в психологическом плане. Тогда обычный набор эмоций уступает место беспокойству или тревоге: человек находится в стрессовом состоянии (рис. 6.9).


Рис. 6.9. Жизнь в современном обществе, в центре большого города особенно богата стрессовыми ситуациями.


Известно множество ситуаций, порождающих стресс, — от случаев отделения ребенка от матери в первые годы жизни (см. опыты Харлоу на детенышах обезьян) до серьезных заболеваний у людей зрелого возраста. В наше время одно из самых травмирующих событий для взрослого — это потеря работы. Было показано, что стрессовое состояние у работника вызывается не столько совершившимся фактом потери места, сколько предшествующим периодом боязни его потерять. И чем противоречивее слухи о возможном закрытии предприятия, тем сильнее стресс. Что касается того, кто ищет работу, так у него к стрессу приводят скорее ожидание ответа и связанная с ним неопределенность, чем отказ в приеме на место.

Эксперименты, проводимые на обезьянах и крысах, дали результаты, подтверждающие подобные выводы (см. документ 6.10). Селье (Selye, 1974) показал, каким образом стресс связан с постепенным истощением резервов организма, который старается приспособиться к новым условиям. Он назвал этот комплекс реакций общим синдромом адаптации и описал три этапа этого синдрома.

Первый этап — реакция тревоги. Для него в основном характерны физиологические изменения, подготавливающие организм к встрече с новой ситуацией и приводящие животное в состояние большей настороженности и беспокойства.

Если эта ситуация затягивается, то создается впечатление, что организм возвратился к своему нормальному состоянию, даже если его реакции не всегда адекватны. Это фаза сопротивления, во время которой организм, чтобы внешне оставаться в норме, продолжает расходовать имеющиеся у него резервы.

Но резервы не безграничны, и если стресс продолжается, то вскоре они начинают катастрофически уменьшаться. Это фаза истощения, приводящая иногда к смерти, но чаще всего — к нервным срывам. О реакциях индивидуума, находящегося в подобном состоянии, мы расскажем в главе 12, когда будем рассматривать механизмы адаптации личности.

Позднее Селье (Selye, 1978) дополнил свою теорию, высказав мысль, что не всякий стресс вреден. Стресс — неотъемлемая часть жизни, и его нельзя избежать. Важно, по мнению Селье, то, что каждый из нас — с учетом того, что он собой представляет и какие испытания в жизни готов перенести, — способен поддерживать оптимальный для себя уровень стресса, позволяющий действовать наиболее эффективно. Если некоторые люди с трудом могут преодолевать ситуации, лишающие их обычного спокойствия и выводящие из привычного мирного окружения, то другие ищут действий и большего жизненного простора, где могут полностью реализовать свои возможности, учась преодолевать связанные с этим опасности (см. документ 6.11).

Мы только что в общих чертах ознакомились с тем, как наш организм активируется либо восприятиями внешнего мира, либо потребностями, которые он стремится удовлетворить наилучшим образом, используя получаемую информацию.

С первых дней жизни ребенок учится распределять элементы реального мира по категориям и таким образом создавать себе надежные ориентиры, позволяющие ему направлять свою деятельность.

Все действия, которые он будет совершать, все эксперименты, которые произведет, и все переживания обеспечат ему множество таких ориентиров, помогающих идти все дальше в познании окружающего мира. Это будут вехи в длительном процессе обучения, в котором ребенок будет получать помощь от социальных структур и в то же время «вписываться» в эти структуры. Обработка получаемой информации позволит ребенку приобретать и закреплять в памяти знания и навыки, а на их основе будут вырабатываться высшие процессы, такие как мысль и речь. Именно эти процессы окончательно выделяют человека из остального животного мира, наделяя его способностью осознавать свою собственную природу и свое место во Вселенной. Этому вопросу будет посвящена следующая часть книги.


Документ 6.1. Терминология, относящаяся к мотивации


Задолго до того, как психологи стали пытаться научно объяснить причины наших действий, в разговорном языке появилось много слов, позволяющих описать различные аспекты и нюансы мотивации. Из определений, которые даются в словарях, можно уяснить себе значение различных терминов и, таким образом, использовать их с наибольшей точностью.

Начнем с общих терминов.

Мотивация — это совокупность факторов, определяющих поведение. Это понятие описывает отношение, существующее между действием и причинами, которые его объясняют или оправдывают.

Желание ассоциируется с ощущением потребности; это может быть потребность либо биологического порядка, связанная с жизнедеятельностью организма, либо чисто интеллектуального или эстетического порядка.

Мотив — это соображение, по которому субъект должен действовать. Как правило, мотив бывает интеллектуального порядка.

Побуждение является причиной действия или целью, ради которой оно было совершено. Поэтому побуждение можно установить только после того, как действие осуществилось.

Некоторые термины имеют более прямое отношение к физиологическим аспектам мотивации.

Потребность предполагает отсутствие или нехватку чего-то нужного для равновесия организма. Хотя чаще всего речь идет о необходимости биологического порядка, этот термин может также означать нужду в чем-то ином.

Влечение (tendance; соответствует английскому термину drive) — внутреннее состояние, заставляющее действовать определенным образом.

Под импульсом подразумевается динамическое проявление инстинктивных или врождённых стремлений; это то, что при возникновении соответствующей потребности «толкает» индивидуума к действию.

Что же касается привязанности, так она подразумевает существование побудителя. В этом смысле привязанность учитывает силу, которая влечёт к кому-то или к чему-то.

Когнитивный аспект мотивации тоже не остается забытым. Термины, которые к нему относятся, акцентируют причинный или разумный аспект некоторых поступков.

Хотение — это осознание стремления к известному объекту. В более узком смысле хотение лежит в основе нормального сексуального поведения.

Вдохновение проявляется в порыве, движении к данной цели, которая чаще всего принадлежит высокому уровню.

Склонность включает в себя аффективное изменение. Имеется в виду вкус к предмету или к завершению данного дела.

Намерение заключается просто в предложении своих услуг или в постановке перед собой определенной цели.


Документ 6.2. Гидромеханическая модель мотивации


Для того чтобы объяснить, как проявляются инстинктивные действия, Лоренц предложил модель, которая показывает, каким образом биологические побуждения могли бы зависеть одновременно от внутренних и внешних факторов.

Внутренние факторы должны быть связаны с количеством энергии, имеющейся в нервной системе и используемой для определенных действий; они соответствуют совершенно определенным моментам годового цикла данного вида [42]. Что касается внешних факторов, то они представляют собой стимулы, связанные с данной потребностью.


Модель, предложенная Лоренцом (рис. 6.10), включает резервуар (1), в котором накапливается энергия, идущая от нервной системы, и стержень с пробкой (2), который с помощью пружины удерживает закрытым выход из резервуара; к стержню подвешена платформа, на которую можно ставить гири различного веса, соответствующие внешним раздражителям разной силы.


Рис. 6.10. Гидромеханическая модель Лоренца. 1 — резервуар «энергии», пополняемый возбуждением нервных механизмов; 2 — внешние раздражители; 3 — реализация поведения (более или менее интенсивная в зависимости от силы внутренних и внешних факторов); 4 — порог осуществления той или иной реакции.


Здесь возможны, например, следующие ситуации:

1. Скопившаяся энергия такова, что она сама по себе может вызвать открытие резервуара и инициировать какое-то поведение (3). Так бывает с обезьянами, которых содержат в одиночестве в клетках зоопарка: они нередко предаются мастурбации или пытаются спариваться с соломенным манекеном.

2. Внешний раздражитель настолько привлекателен, что ответная реакция может наступить и при отсутствии объективной потребности. Например, вкусный пирог может вызвать появление аппетита даже у совершенно сытого человека.

Однако чаще всего наблюдается совместное действие внешнего и внутреннего факторов, равных или неравных, но так или иначе дополняющих друг друга.

Если мы представим теорию Фрейда в предельно упрощенном виде, то мы увидим, что она основана на сходном принципе. По мнению «отца психоанализа», внутренним фактором, действующим в организме с самого рождения, является сексуальная энергия, которую он назвал либидо. Подавляемые влечения входят в «большой резервуар» того, что составляет источник всех желаний. Но они могут быть удовлетворены только в том случае, если Я не сопротивляется им (в связи с тем, что их реализация может помешать приспособлению индивидуума к миру) или если давление морального сознания, «сверх-Я», действует не слишком сильно (см. гл. 12).

В обществе без запретов различные действия в каждый период жизни действительно проявляются совершенно непринужденно, как только накопившаяся энергия оказывается достаточной или внешняя ситуация начинает достаточно сильно стимулировать. Однако в большинстве культур дело обстоит иначе; к ограничениям, накладываемым жизнью и воспитанием в обществе, добавляются еще цензурные запреты. Все это мешает свободному расходованию энергии и иногда порождает плохо осознаваемое чувство стеснения, приводящее к беспокойству и агрессивности [43]. Тогда человек, чтобы дать выход избытку энергии, обращается к более приемлемым для общества стимулам и действиям. Этот механизм замещения будет рассмотрен позже (гл. 12). Здесь же достаточно будет проиллюстрировать этот механизм на примере ребенка, которому не позволяли играть с собственными экскрементами: он испытывал явное удовольствие, когда возился с грязью, и позднее, может быть, стал бы известным гончаром. Другой пример — это случай разочарованного влюблённого, который в дальнейшем всю свою любовь перенесет на свою собаку, направит на служение гуманистическим идеалам или же обратит в агрессивность по отношению к окружающим.


Документ 6.3. Секты и внутренняя мотивация


Среди когнитивных теорий, относящихся к мотивации, есть одна, которая опирается на то, как люди осознают свое поведение и как они стараются его оправдать. Это теория аттрибуции (Kelley, Michela, 1980).

В основе этой теории лежит принцип, согласно которому люди, анализируя мотивы своих поступков, объясняют их либо влиянием внешних обстоятельств, либо своими личными особенностями, в частности внутренней мотивацией (см. гл. 11).

Например, если какая-то организация (секта, политическая партия и т. п.), которая якобы защищает какой-то идеал или принцип, хочет добиться увеличения своей численности и максимального вклада энергии со стороны своих членов, она имеет в своем распоряжении два средства. Первое заключается в том, чтобы щедро платить или не скупиться на похвалы за проделанную работу. В этом случае сама ситуация толкает людей на то, чтобы действовать. Они работают ради денег или ради уверенности в том, что их приверженность делу получает признание. Как только похвалы прекратятся или касса опустеет, энтузиазм, скорее всего, быстро пойдет на убыль. Второе средство основано на противоположном принципе. Оно заключается в том, чтобы участникам дела платить очень мало или не платить вовсе и побуждать их к тому, чтобы они работали в трудных условиях и без отдыха. Действительно, чем изнурительнее работа, тем больше люди убеждены, что если они ей отдаются, то только потому, что это дело правое и благородное. В противном случае зачем бы они его делали? Таким образом, когда людям дают повод верить, что они полностью преданы делу благодаря своим личным качествам, это заставляет их выкладываться без остатка (Lindsay, Norman, 1980).

Эта внутренняя мотивация может оказаться очень полезной во многих случаях, где нужна гуманная помощь. К сожалению, она часто бывает обращена на пользу сект или более или менее тайных кружков, требующих максимального участия со стороны своих членов. Истинные интересы, которые скрываются за подобными манипуляциями, — это, разумеется, нечто совсем иное… (см. рис. 6.11).


Рис. 6.11. «Гипноз» Муна, которому поддаются десятки тысяч адептов его церкви, имеет прямое отношение к колоссальным денежным состояниям, которые эта церковь собирает и вкладывает в рентабельные предприятия, преследующие зачастую далеко не гуманные цели. Посвященные отдают все, чем они обладают, чтобы исполнить наставления Муна.


Документ 6.4. Когда электрошок порождает удовольствие


В последние тридцать лет одним из самых удивительных открытий, касающихся мозга, было открытие «центров удовольствия», расположенных в различных участках лимбической системы. Оно сделано Олдсом, который «напал» на эти центры совершенно случайно (Olds, Milner, 1954).

В 1952 году Олдс работал над диссертацией под руководством Милнера, профессора Университета Мак-Гилла. Милнер занимался изучением функций мозга с помощью вживлённых в различные зоны электродов. Олдс должен был выяснить, может ли раздражение центра, имеющего отношение к бодрствованию и расположенного в задней части гипоталамуса, привести к тому, что крыса будет избегать тех участков клетки, где она подвергалась воздействию тока.

Все крысы, с которыми проводили этот эксперимент, дали ожидаемую реакцию, кроме одной, которая, вместо того чтобы избегать этих участков, систематически возвращалась к ним после каждого электрического стимула. Тогда Олдс, полагая, что эта крыса менее чувствительна, чем другие, начал увеличивать силу электрических разрядов. Но чем сильнее были разряды, тем быстрее крыса возвращалась к тому месту, где она их получала. Пришлось признать очевидное: крыса, казалось, сама стремилась получить электрический стимул, вместо того чтобы избегать его.

После вскрытия мозга животного Олдс обнаружил, что электрод по ошибке был вживлён рядом с тем местом, где он должен был бы находиться, и электростимуляция в этом новом участке вызывала неожиданную «реакцию удовольствия». Тогда были проведены систематические исследования: большому числу крыс был вживлён электрод в найденный «центр удовольствия», и животных поместили в клетки, где они могли сами подвергать себя воздействию тока, нажимая на рычаг (рис. 6.12).


Рис. 6.12. Крыса, у которой в мозг в области «центра удовольствия» вживлён электрод, будет стимулировать себя с такой частотой, с которой не сравнится частота реакции, связанной с какой-либо иной потребностью.


Результаты были потрясающие. Никакое иное вознаграждение не позволяло раньше так быстро и успешно вырабатывать реакцию нажатия на рычаг. В некоторые пиковые моменты отдельные животные нажимали на него больше 100 раз в минуту, а средняя частота за сутки составляла 200 раз в час. При этом крысы, по-видимому, переносили самые сильные разряды. Иногда они были настолько сильными, что отбрасывали животных к стенке клетки; но как только крыса приходила в себя, она снова бросалась к рычагу, чтобы получить новый разряд, подобный предыдущему…

Если возникала потребность в сне, крысы дремали несколько минут, а потом сразу же снова принимались за самостимуляцию. Они предпочитали даже обходиться без пищи, только бы не бросать рычаг. Были также случаи, когда крыса-мать оставляла свой выводок, чтобы заниматься раздражением своего «центра удовольствия» (Sonderegger, 1970).

С тех пор в этом участке мозга было открыто много других центров. Некоторые из них связаны с удовольствием вообще, а другие, по-видимому, с утолением голода или жажды или же с сексуальным наслаждением… [44]

Кроме того, существуют другие зоны, возбуждение которых, напротив, видимо, вызывает у животных ощущение сильной боли, блокирующей всякую деятельность. Их назвали «болевыми центрами» или — более научно — «центрами избегания». Используя «центр умиротворения», психофизиолог Дельгадо вышел на арену и остановил атаку быка просто путем дистанционного воздействия на его мозг, в нужный участок которого предварительно был вживлён электрод (рис. 6.13) (Delgado et al., 1954).


Рис. 6.13. Вооружённый лишь дистанционным стимулятором, Дельгадо безбоязненно встречается с быком, который его атакует; нажимая на кнопку, Дельгадо резко останавливает бег разъяренного быка, «болевой центр» которого блокируется вживлённым электродом.


Несомненно, близость в гипоталамусе между этими центрами и центрами, ответственными за голод, жажду и другие потребности, позволяет предполагать существование каких-то связей между ними; зная эти связи, можно было бы объяснить такие эмоции, как отвращение или противоположное ему чувство, а также понять, почему удовольствие от выпитого стакана холодной воды в жаркий день отличается от доставляемого таким же стаканом воды в холодный зимний день.


Документ 6.5. Оргазм: все в голове [45]

Дискуссия о том, свойствен ли женский оргазм только человеческому роду, не прекращается. Этот спор оживился с выходом книги социобиолога С. Блаффера Хрди (S. Blaffer Hrdy, 1985), который больше склоняется к отрицательному ответу. Однако мало доводов в пользу того, что наши близкие родственники обезьяны знакомы с такого рода переживанием. С другой стороны, вряд ли мы что-нибудь об этом узнаем, изучая окаменелые кости наших предков.

Мастерс и Джонсон (Masters, Johnson, 1966) в своих исследованиях показали, что в психологическом плане оргазм переживается довольно сходным образом представителями обоих полов. Эти два исследователя выявили, в частности, четыре фазы в процессах, связанных с половым актом (рис. 6.14).


Рис. 6.14. Фазы полового акта. У мужчины после оргазма чаще всего следует рефрактерный период, после которого наступает фаза расслабления. У женщины, напротив, возможны разные варианты. Как показывает кривая A, при продолжающейся стимуляции женщина может испытывать оргазм несколько раз; как свидетельствует кривая B, она может испытывать длительное возбуждение в фазе плато, которое заканчивается фазой расслабления без наступления оргазма; кривая C показывает, что у женщины возбуждение может быстро привести к оргазму, за которым сразу наступает фаза расслабления. У некоторых мужчин, видимо, тоже возможен ход событий, соответствующий кривой B, а именно неоднократное возникновение оргазма до эякуляции. (Masters, Johnson, 1966.)


Фаза возбуждения соответствует эрекции пениса и набуханию клитора. У женщины это сопровождается расширением и увлажнением влагалища, а также покраснением кожи из-за прилива крови к ее сосудам (особенно в области грудной клетки), что лежит в основе всех этих явлений.

Вторая фаза — это фаза плато. У мужчины она характеризуется увеличением объема яичек и их подтягиванием к телу. У женщины прилив крови к сосудам вызывает максимальное набухание стенок влагалища, внутренний диаметр которого в результате этого уменьшается на треть. Что касается клитора, то он уходит под свой капюшон.

Оргазм составляет третью фазу. Он ведёт к полному снятию напряжения. У мужчины происходит выбрасывание спермы в результате сокращения мускулатуры в основании пениса, а у женщины — ритмическое сжатие наружной трети влагалища.

Оргазм сменяется рефрактерным периодом, за которым следует фаза расслабления, во время которой различные органы и ткани возвращаются к их обычному состоянию. Однако у мужчины и у женщины это происходит неодинаково. Действительно, у большинства мужчин после эякуляции наступает более или менее долгий период (в зависимости от возраста), во время которого возобновление сексуальной активности невозможно. Что касается женщин, то они, если продолжить сексуальную стимуляцию, могут испытывать оргазм несколько раз подряд, прежде чем перейти в фазу расслабления. Однако некоторые мужчины тоже, видимо, способны испытывать несколько периодов оргазма, до того как произойдет эякуляция.

Помимо этого сходства в психологическом плане между мужчиной и женщиной, судя по последним данным, существует очень большое физиологическое сходство в отношении секса.

В самом деле, известно, что эмбриональное развитие половой системы до определенной стадии идет одним общим путем у обоих полов. Переход на мужской путь развития происходит лишь под воздействием гормонов, выделяемых организмом плода (рис. 6.15). Поэтому каждая часть мужского полового аппарата имеет хотя бы в зачаточном виде свой гомолог у женщины.


Рис. 6.15. Наружные половые органы мужчины и женщины на ранних стадиях внутриутробного развития очень сходны между собой.


Эти данные подкрепляют мысль о том, что у женщины эректильная ткань, подобная ткани пениса, должна существовать не только в клиторе (клитор — гомолог головки мужского полового члена). Речь идет о гипотезе, выдвинутой в 1950 году Графенбергом (Grafenberg). Эта гипотеза, почти 30 лет не привлекавшая к себе внимания, сейчас снова стала вызывать интерес. Она начинает получать подтверждение в результате разработки методов, позволяющих изучать функционирование женского полового аппарата.

По мнению Графенберга, существует очень возбудимая зона в передней стенке влагалища по ходу уретры примерно в 5 см от влагалищного отверстия. При возбуждении, вызванном движениями головки мужского полового органа, эта зона, видимо, утолщается и становится выпуклой. Она получила название точки G (по имени Графенберга).

Графенберг к тому же высказал предположение, что во время оргазма из уретры вытекает большое количество жидкости, так что иногда у женщины создается впечатление, что она не управляет больше своим мочевым пузырем [46]. Теперь путем киносъемки были получены данные, подтверждающие такого рода феномен «эякуляции» у некоторых женщин.


Известно также, что один и тот же нерв контролирует выбрасывание спермы у мужчин и сокращение матки у женщин. Таким образом, имеется сходство между двумя феноменами — сокращениями матки, характер и сила которых изменяется с приобретением оргазмического опыта, и сокращением мышц у основания пениса, происходящее перед эякуляцией. По мнению Дэвидсона (Davidson, 1980), именно этим можно объяснить неоднократное наступление оргазма у женщин, а также у некоторых мужчин.

Дэвидсон предполагает существование двойного механизма, связанного с различными нервными цепями (биполярная теория оргазма) (рис. 6.16).


Рис. 6.16. Биполярная гипотеза относительно оргазма у мужчины и у женщины. (Davidson, 1980.)


Согласно этой теории, первая цепь активирует мозг, вызывая измененное состояние сознания — так называемую «вспышку» ("flash"), характерную для оргазма, и в то же время вызывает сокращение тазовых мышц. Эта цепь может активироваться неоднократно, вызывая оргазм в результате продолжительного сексуального возбуждения. Затем на смену первой вступает в действие вторая цепь, активация которой приводит к эякуляции у мужчины и к сокращениям матки у женщины. Вместе с тем она обусловливает временную утрату сексуальной возбудимости, т. е. переход в рефрактерную фазу.

Это позволило бы объяснить, почему иногда оргазм может принимать форму мистического переживания, как его описывают многие женщины, когда они говорят о «пребывании как будто вне собственного тела» (Hite, 1976; Solignac, Serrero, 1980), а иногда оргазм дает лишь простое облегчение, хотя в обоих случаях физиологическое состояние примерно одинаково. Все зависит от того, как переживаются сексуальные отношения и связанные с ними «внеземные» ощущения во время возбуждения первой цепи.

Дополнительные данные по этому поводу были получены путем прямой стимуляции центров удовольствия у людей, добровольно согласившихся участвовать в таком эксперименте. Они сказали, что испытывали приятные ощущения, сексуальная окрашенность которых была очевидной, но все же не шла ни в какое сравнение с оргазмом, переживаемым во время полового акта (Goy, McEwen, 1980).

Подобные констатации и гипотезы, если бы они получили подтверждение, многое прояснили бы. Прежде всего они положили бы конец спору о существований двух видов оргазма у женщины — клиторного и влагалищного, поскольку у женщины возбуждение распространяется от клитора до мускулатуры матки (так же как у мужчины — от головки полового члена (гомолог клитора) до мышц, расположенных у его основания). Но прежде всего подтверждение таких гипотез показало бы, что оргазм, переживаемый при половом акте или мастурбации, остается под контролем высших центров, так же как снятие или поддержание торможения или же усиление ощущений, предшествующее переходу к измененному состоянию сознания.


Документ 6.6. Детеныши обезьян, влюблённые в манекен


Один из самых известных экспериментов, касающихся развития привязанности, был произведен Харлоу в 1959 году на детенышах обезьян. Он имел своей целью выявить факторы, участвующие в становлении связи между детенышем и матерью.

Согласно традиционному представлению, эта привязанность обусловлена тем, что мать является источником всех забот и, в частности, источником пищи. Харлоу решил проверить эту гипотезу путем подмены матери для молодых обезьянок, содержавшихся с рождения в изоляции, двумя манекенами различного типа (рис. 6.17). Первый манекен представлял собой полый цилиндр, сделанный из железной проволоки и снабженный соской; сверху к цилиндру было прикреплено грубое подобие головы. Второй манекен был обтянут мягким плюшем и снабжен обогревающим устройством, которое поддерживало температуру, близкую к температуре тела. Исследователи измеряли время, проводимое детенышами на каждом из двух манекенов, а также их реакции по отношению к манекенам в новой непривычной обстановке, порождающей беспокойство.


Рис. 6.17. Детеныш обезьяны, растущий с двумя манекенами вместо матери, будет проводить большую часть времени на манекене, который дает ему «теплый» контакт, а к другому будет прибегать только для кормления.


Результаты прямо противоречили традиционной гипотезе. Малыши привязывались исключительно к плюшевому манекену, а к проволочному переходили только для того, чтобы покормиться. Таким образом, становилось очевидно, что приятное чувство от соприкосновения с теплым предметом, даже если это только физический контакт, играет главную роль в создании у малыша привязанности [47].


Самое резкое различие между детенышами, один из которых растет в контакте с плюшевым манекеном, а другой — с проволочным, касается их поведения в новой для них ситуации. Первый сравнительно быстро начинает исследовать обстановку, возвращаясь бегом к своей «матери» каждый раз, когда он пугается чего-либо; второй же замирает и не может сдвинуться с места ни на шаг. Поэтому контакт с теплым предметом, видимо, способствует чувству безопасности и уменьшает стресс, возникающий в неожиданных ситуациях. Этого не было у детеныша при «матери» из железной проволоки, у которого эмоциональные напряжения усиливались с каждым днем.

Тем не менее воспитанники плюшевой «матери» никогда не могли сравняться по гармоничности своего поведения с малышами, воспитанными родной матерью. Многочисленные трудности проявились, в частности, при социальных контактах, в которых пришлось впоследствии участвовать детенышам, выросшим в изоляции. Сильно затрудненными оказались отношения с другими молодыми обезьянками, в особенности с половыми партнерами, а самки не могли «нормально» обращаться со своими детенышами.

По мнению Харлоу, такие чувства, как страх, любопытство и агрессивность, являются врождёнными, и лежащие в их основе механизмы развиваются в определенной последовательности на строго определенных этапах созревания организма. В эти критические периоды любое воздействие, нарушающее нормальный ход событий, может изменить, иногда необратимо, формирование поведения.


Документ 6.7. Сексуальные роли и «образ» отца


Мотивации, установки, ценности, а также формы поведения, которые вырабатываются у ребенка с самого раннего возраста, в большой степени зависят от того, каким образом данная культура определяет сексуальные роли, которые она признаёт за мужчинами и женщинами.

Эта дифференциация осуществляется сразу же после рождения, когда новорожденному дают имя, когда ему выбирают одежду определенного цвета, когда украшают его комнату [48]. Такая «настройка» на определенный пол продолжается и в выборе одежды и прически ребенка, его игрушек и разного рода развлечений, в которых он будет участвовать (Bandura, 1969).


Традиционно большинство культур ориентируется на то, чтобы мужчина был независимым, уверенным в себе, динамичным, знающим свое дело и способным к постоянной конкуренции в плане социальных и сексуальных отношений. Что же касается женщины, то она должна быть пассивной, любящей, эмоциональной и готовой к выполнению значительной роли главным образом в семье и в воспитании детей. В настоящее время эти представления в нашем обществе меняются: все большее число женщин утверждают себя вне семьи, как в интеллектуальном, так и в профессиональном плане, а от партнера требуют разделения с ними домашних забот. Теперь многие дети получают менее четкое и более гибкое представление о мужественности и женственности. Тем не менее остается значительное число факторов, влияющих на то, как будет складываться сексуальная роль мальчика или девочки. Один из самых важных среди этих факторов, по-видимому, состоит в наличии в семье отца и в степени его участия в воспитании ребенка (Biller, Meredith, 1975).

Многие исследования показывают, что матери обычно обращают меньше внимания на половые различия, чем отцы. Действительно, было замечено, что большинство отцов очень рано, уже на втором году жизни ребенка, заостряют внимание на манере держать себя соответственно своему полу (Fagot, 1973) (рис. 6.18). И чем большим авторитетом в семье пользуется отец, чем больше он участвует в воспитании, наказывая и поощряя ребенка, тем больше у сына развиваются мужские черты. Напротив, женственность дочери, по-видимому, совершенно не связана с таким воспитанием, — как, впрочем, не связана она и с женственностью матери. Скорее это результат мужественности, проявляемой отцом, результат того, что он высоко ценит женственность матери, а также одобряет любое участие дочери в «женских» делах. У женщины желание иметь детей и установить хорошие отношения с мужчиной укрепляются, видимо, от того, что отношения с отцом были окрашены любовью и вниманием. Отсутствие же этих чувств со стороны отца, некоторое безразличие или даже враждебность по отношению к маленькой дочери могут позже привести к возникновению более или менее серьезных трудностей у девушки в отношениях с юношами.


Рис. 6.18. От того, какие отношения отец установит с ребенком, в дальнейшем будет зависеть его ориентация и принятие роли, связанной с полом.


Первые пять лет жизни играют определяющую роль в развитии черт мужественности у мальчика и в установлении в будущем гетеросексуальных отношений у девочки. И чем дольше в этот период ребенку придется жить без отца (из-за его смерти или развода родителей), тем серьезнее могут оказаться трудности, если никакой другой мужчина не послужит эффективной заменой.

У мальчиков, воспитанных одной матерью, можно наблюдать либо развитие «женских» черт характера, таких как незначительная, больше словесная, чем физическая агрессивность, большая зависимость и предпочтение игр и занятий, традиционно свойственных девочкам [49], либо, напротив, развитие «компенсаторной мужественности», для которой характерно сочетание преувеличенно «мужского» поведения с зависимым характером, часто наблюдаемое у молодых преступников (Drake, McDougall, 1977).


В отношении девочек проведенные исследования (Hetherington, 1972) показали, что девушки-подростки, лишившиеся отца в детские годы, проявляют недостаточную уверенность в отношениях с мужчинами, особенно в тех случаях, где потеря отца или его уход имели место в первые пять лет жизни дочери. Хетерингтон изучил поведение 72 девушек из разных семей: в одних семьях были отец и мать, а в других — только мать и не было подходящего представителя мужского пола. Ни у одной из этих девушек не отмечалось каких-либо аномалий поведения, и все они неплохо учились. Велось наблюдение за тремя группами, по 24 человека в каждой. Девушки первой группы воспитывались в полных семьях с обоими родителями, второй группы — в разведенных семьях, а третью группу составляли девушки, отцы которых умерли.

Хетерингтон отмечал, что поведение большинства девушек было более или менее сходным, когда беседу с ними проводила женщина, но появлялись различия, когда беседу проводил мужчина. Различия, наблюдавшиеся в данной ситуации, находили свое продолжение в повседневной жизни при общении с мальчиком их возраста.

Во время беседы с психологом-мужчиной девушкам предлагали сесть в одно из трех имеющихся кресел. Девушки, воспитывавшиеся в полных семьях, держались во время беседы сравнительно непринужденно; остальные, напротив, проявляли некоторую стесненность: накручивали прядь на палец, постоянно поправляли что-то в своей одежде или барабанили пальцами по спинке кресла или по столу.

К тому же девушки, воспитанные разведенными матерями, отличались своим поведением от воспитанных вдовами. Первые обычно выбирали самое близкое кресло и разваливались в нем. Они часто наклонялись к собеседнику, смотрели ему прямо в глаза, часто ему улыбались и были очень словоохотливы. Впрочем, такое поведение было для них типично и в повседневной жизни. Эти девушки пускали в ход свой шарм, чтобы привлечь внимание и вызвать восхищение у мужчин, они искали возможность встретить молодых людей в гимназии, на танцевальном вечере и т. п., флиртовали чаще представительниц других групп, раньше и чаще вступали в сексуальную связь.

Поведение девушек из семей, где отцы умерли, было прямо противоположно тому, которое мы только что описали. В начале беседы они сидели очень прямо. У них отмечалась тенденция слегка отвернуться от собеседника, почти ему не улыбаться и говорить лишь необходимое. В повседневной жизни они старались избегать всякого контакта с мужчинами. Относительно поздно они заводили свое первое знакомство. Многие из них проявляли сексуальную заторможенность. На вечерах с танцами они старались уединиться и избегали мальчиков, хотя их приглашали не меньше, чем других.

Разница в поведении девушек этих двух типов соответствовала различию образа отца в представлении каждой из них. Дочери разведенных матерей сохранили критическое отношение к отцу: либо они чувствовали, что он их бросил, либо переняли отрицательное к нему отношение своей матери. Неудовлетворенность и тревоги матери возбуждали в них желание искать безопасность рядом с мужчиной или по крайней мере удалиться от очага зачастую с тяжелой атмосферой, чтобы испытать другую жизнь.

Что касается девушек, мать которых овдовела, то в их памяти остался идеализированный образ отца, с которым немногие мужчины могли бы соперничать. К тому же чаще всего этот образ подкрепляли постоянные воспоминания матери. Дом, в котором росла девочка, был относительно счастливым и приятным, и это было тормозом на пути к возможным внешним знакомствам, которые могли бы нарушить спокойствие жизни.

(Использованный источник: Hetherington E. M., Parke R. D., Child Psychology: A Contemporary Viewpoint, New York: McGrow-Hill, 1979).


Документ 6.8. Можно ли обнаружить ложь?


Мы видели раньше, когда говорили о расширении зрачка (документ 5.8), что реакции, вызываемые симпатической нервной системой, часто выдают интерес или эмоцию, которую испытывает субъект. Некоторые исследователи задавались вопросом: нельзя ли аналогичным образом, наблюдая эмоциональные реакции, возможные у субъекта при даче показаний, проверять правдивость этих показаний?

Для регистрации физиологических изменений, связанных с эмоциями, пользуются полиграфом, который записывает получаемые с помощью электродов сигналы, отражающие ритм сердца, дыхание, артериальное давление и изменения электропроводности кожи (рис. 6.19).


Рис. 6.19. Детектор лжи, или полиграф (многоканальный самописец), — прибор, позволяющий улавливать изменения сердечного и дыхательного ритмов, артериального давления и электропроводности кожи с помощью электродов, прикрепляемых к руке, груди и пальцам субъекта.


Установив исходные уровни этих параметров, когда субъект находится в покое, ему задают ряд вопросов, на которые он должен давать однозначные ответы «да» или «нет». Эти вопросы в большинстве своем безобидны, но некоторые имеют отношение к делу, которое хотят прояснить (например, ограбление банка, причастность к делу служащего магазина и т. п.).

Человек, которому нечего скрывать, будет отвечать на вопросы, касающиеся такого дела, с тем же спокойствием, что и на «обычные» вопросы. Между тем возможный преступник, желая солгать, чтобы не выдать себя, окажется жертвой внутреннего волнения, которое легко улавливается полиграфом.

Однако этот метод, по всей вероятности, не безошибочен, хотя его защитники и утверждают, что он верен на 90 %. Очевидно, что субъект, который находится в состоянии напряжения или просто не знает, что его ждет, может создать впечатление, что он лжет, если будет настороженно реагировать на некоторые вопросы, смысл которых ему совсем непонятен. И напротив, умелый лжец бывает способен контролировать свои эмоции независимо от того, какой бы трудной ни была обстановка.

К тому же было показано, что испытуемому достаточно напрячь определенные мышцы или напряженно думать о чем-то во время установления исходных уровней, чтобы осложнить и запутать интерпретацию последующих записей. Таким образом испытуемым удавалось в 4-10 раз снизить возможность выявления эмоций, реально обусловленных ложью. Именно по этим причинам данные, полученные с помощью полиграфа («детектора лжи»), доказательствами не признаются.


Документ 6.9. Когда сама информация несет эмоциональный заряд…


Когда субъект не обладает достаточной информацией для объективного понимания события, у него более вероятна отрицательная эмоция. Иногда полученная информация сама несет эмоциональный заряд, так как вызывает болезненное или драматическое воспоминание о пережитом раньше. Это может еще больше усилить эмоцию, возникающую от новой ситуации, с которой человек сталкивается.

Это было показано в эксперименте Спайсмана и его коллег (Speisman, 1964). Эксперимент заключался в следующем: четырем группам испытуемых показывали фильм о том, как в каком-то австралийском племени осуществляют надрезание подростков во время церемонии посвящения. Операция состоит в том, что острым камнем надрезают нижнюю поверхность пениса по всей его длине, а подростка в это время крепко держат четыре взрослых человека.

Все четыре показа этого фильма производились по-разному: первая группа смотрела документальную картину без звукового сопровождения; вторая группа прослушивала комментарий, произносимый патетическим тоном, где подчеркивалась жестокость и травматичность подобной практики; третьей группе предлагали комментарий, в котором, напротив, делался упор на обычность сцены и незначительность причиняемой травмы; демонстрация фильма для четвертой группы сопровождалась нейтральным комментарием, где как можно более объективно описывались детали различных фаз данной практики.

Сделав анализ записей сердечного ритма и психо-гальванической реакции испытуемых, исследователи отметили, что наименьшая эмоциональная реакция наблюдалась в двух последних группах. Напротив, относительно сильной была эмоциональная реакция в группе, получившей только зрительную информацию, а самой сильной — у испытуемых, прослушавших эмоционально заряженный комментарий (рис. 6.20).


Рис. 6.20. Записи кожно-гальванической реакции, отражающие эмоциональное состояние испытуемых во время просмотра фильма с эмоционально насыщенными сценами. Видно, что при показе этих сцен с комментариями, делающими акцент на их жестокости, реакция проявляется сильнее, чем при «дедраматизирующих» или нейтральных комментариях. (По Speisman et al., 1964.)


Результаты подобного эксперимента можно сравнить с реакцией ребенка, впервые идущего в детский сад, в зубоврачебный кабинет или в кабинет врача-терапевта: его поведение — будет ли он кричать, лишь немного бояться или перенесет все спокойно — очень часто зависит от количества и характера информации, которую он получил раньше.

Но, с другой стороны, во время проведения кампании гуманитарной помощи именно из этих соображений так важно делать особенно выразительный акцент на драматические обстоятельства, в которых находятся жители некоторых областей земного шара: это нужно противопоставить «притуплению чувств» из-за перегрузки «объективными» сообщениями в обычных информационных передачах. Известно также, что эмоции, возникающие во время этих кампаний, длятся очень недолго, и если телезритель не окажет денежную помощь сразу, то надежда на этот акт милосердия будет уменьшаться, так как эмоция со временем угасает.


Документ 6.10. Обезьяны, крысы и язва желудка


Одним из первых исследователей, попытавшихся выявить факторы, ответственные за развитие язвы желудка, был Брейди (Brady, 1958). Он помещал обезьяну в аппарат, где ее фиксировали ремнями вокруг талии и шеи, а затем подвергали электрическим ударам через каждые 20 секунд (рис. 6.21). Однако у обезьяны была возможность нажатием на рычаг задержать на 20 секунд подачу нового разряда. Таким образом, она получала только те удары, которые не предотвращала, нажимая на рычаг, что нужно было делать не реже одного раза в 20 секунд. Ритм сеансов был таким, что животное подвергалось действию электрических ударов, участвуя в «работе» в течение 6 часов, а потом следовали 6 часов отдыха, и так на протяжении целых суток в течение нескольких недель.


Рис. 6.21. Эксперименты Брейди на обезьянах. Левая обезьяна может задерживать подачу электрического тока, если будет нажимать на рычаг не реже одного раза в 20 секунд. Что касается правой, «пассивной», обезьяны, то она получает все те электрические удары, которых ее соседка не сумела избежать. У какой из двух обезьян больше шансов на развитие язвы? (Brady et al., 1958.)


При таком ритме у большинства подопытных животных быстро развивалась язва желудка, а некоторые даже погибали от нее. Возник вопрос: что было причиной болезни — сами электрические удары или же напряжение, связанное со старанием их избежать?

Тогда, чтобы ответить на этот вопрос, Брейди использовал контрольную обезьяну, которая находилась в тех же условиях рядом с первой; единственным различием было то, что рычаг, помещенный у нее под рукой, не оказывал никакого действия, и она получала все те удары, которые не успевала предотвратить ее соседка. Брейди установил, что «пассивная» обезьяна подвергалась гораздо меньшей опасности получить язву, чем «активная», хотя число электрических ударов было для обеих одинаковым.

Итак, по мнению Брейди, становилось ясно, что в основе развития язвы желудка лежал только стресс. К тому же вообще экспериментально было доказано, что расстройство на психическом уровне может вызывать осложнения физического порядка, которые и называют поэтому психосоматическими расстройствами.

Однако позднее Вейс (Weiss, 1972) получил иные результаты, хотя опыт проводился на крысах, помещенных примерно в те же условия, что и обезьяны. Различие было в одном: «активной» крысе подавался предупредительный сигнал, указывавший на то, что пора приводить в движение колесо, если она хочет избежать электрического удара. Вейс установил, что у «пассивных» крыс язва развивалась относительно чаще, чем у «активных».

Эти противоречивые результаты на первый взгляд могут показаться удивительными. Однако их можно объяснить, сравнив условия для «активной» обезьяны, которая не обладала никакой информацией об эффективности производимых ею действий (в эксперименте Брейди), с условиями для «активной» крысы, которая имела всю полезную информацию, позволявшую избегать ударов (в эксперименте Вейса). В опытах Вейса у «пассивной» крысы меньше информации, чем у «активной». А в опытах Брейди обратное соотношение, и поэтому «активная» обезьяна испытывает большее напряжение, чем «пассивная».

Здесь опять речь идет о применении принципа, связанного с количеством имеющейся информации, который управляет возникновением эмоций и о котором говорилось ранее. Точно так же школьные экзамены были бы менее вредны для психики и более результативны, если бы испытуемого сразу информировали о качестве своих ответов и ему не приходилось проводить долгое время в ожидании, пока экзаменатор сообщит результаты. Программированное обучение, разработанное, в частности, Скиннером, или обучение с помощью компьютера именно этим выгодно отличается от обычного. Подробнее об этом речь пойдет позже.


Документ 6.11. Жизнь, стресс и вы


В жизни каждая ситуация по-своему воздействует на наш организм и может, в частности, вызывать разного рода стрессорные реакции.

Человек в основном существо социальное. И очевидно, что аффективные связи, возникающие на протяжении всей его жизни, иногда имеют для него решающее значение. Поэтому любое создание прочных отношений и особенно любой их разрыв (будь то на уровне двух людей, семьи или группы) у многих могут приводить к эмоциональным расстройствам, иногда с драматическими последствиями.

Профессиональная или ученическая жизнь молодежи также, хотя и в меньшей степени, бывает источником стрессов. Все мы рано или поздно сами проходим через это. Наше личное поведение и изменения в нашем понимании жизни тоже часто вызывают напряженность, которая дорого обходится организму. И наконец, проведение досуга, равно как хлопоты повседневной жизни или периоды нездоровья (если оно не вызвано самим стрессом) требуют иногда, чтобы организм черпал силы для их преодоления из своих резервов. Однако не следует забывать, что каждый из нас дает свою специфическую реакцию на стресс и что некоторые люди, видимо, больше других предрасположены в физиологическом плане к стрессовой реакции на трудности жизни.

Маркс и его коллеги (Marx et al., 1975) несколько переработали список стрессовых ситуаций, составленный ранее Андерсоном (Anderson, 1972). В приводимой ниже таблице различные элементы этого списка перегруппированы с учетом того, к какой из граней жизни, о которых мы только что говорили, они относятся. Кроме того, мы их классифицируем по их относительному значению и оцениваем в «единицах жизненных перемен».


Таблица 6.1. Причины стресса

Предшествующие исследования показали, что в выборке 17- и 18-летних студентов и студенток результаты для половины их были ниже 767 единиц, а для другой половины — выше этого числа. Если вы хотите узнать свой собственный уровень, отметьте оценки каждого события, которое было в вашей жизни за последние 12 месяцев (если за этот период оно случалось неоднократно, не забудьте умножить оценку на число повторений). Потом сложите различные оценки и сравните результат с числом 767 (средним для упомянутой выборки).


Резюме


1. Чем выше поднимаешься по эволюционной лестнице, тем сложнее становятся мотивации и эмоции и тем больше они проникают друг в друга.

2. Теория биологических побуждений предполагает, что организм постоянно стремится к состоянию равновесия (процесс, называемый гомеостазом), т. е. к тому, чтобы удовлетворить свои потребности и таким образом свести к нулю побуждения, которые они порождают.

3. Теория оптимальной активации утверждает, что организм стремится сохранять постоянным воздействие раздражителей, либо ослабляя его, либо усиливая, с тем чтобы поддерживать оптимальный уровень бодрствования.

4. Когнитивные теории мотивации опираются на тот факт, что все наши действия внутренне мотивированы. Мотивацию следует рассматривать не как «силу», которая стремится восстановить равновесие, а как механизм выбора форм поведения, заставляющий нас действовать в соответствии с нашим физическим состоянием, с эмоциями и мыслями, а также с целями и планами, в которых реализуется наше чувство компетентности.

5. Голод вызывается как внутренними раздражителями, так и внешними. В некоторых случаях причиной голода может быть снижение содержания сахара в крови. Поиски и потребление пищи регулирует также особый центр, расположенный в гипоталамусе.

6. Жажда появляется только тогда, когда механизм реабсорбции (обратного всасывания) воды в почках оказывается недостаточным для того, чтобы справиться с ее дефицитом. Поиск питья в этом случае тоже стимулируется соответствующим центром в гипоталамусе.

7. Боль определяется нервным сигналом, который зависит от баланса противоположных воздействий вещества P и эндорфинов. Это реакция, приобретаемая в самый ранний период жизни.

8. Сексуальность у людей в большой степени зависит от воспитания, полученного в рамках данной культуры. Вместе с тем в ней есть особенности, присущие всему человеческому роду. Например, женщина отличается от самок многих животных тем, что может быть сексуально активна круглый год, а также тем, что способна испытывать оргазм. Гомосексуальное поведение тоже типично только для людей; но фактически речь здесь идет скорее об особом стиле жизни некоторых индивидуумов, чем об «аномалии» биологического или социального происхождения.

9. Чем выше мы поднимаемся по эволюционной лестнице, тем больше материнское поведение зависит от научения, и, наконец, у человека культура окончательно взяла верх над «инстинктом материнства».

10. Привязанность ребенка к своим социальным партнерам в большой степени зависит от опыта, приобретенного им в первые годы жизни. Она будет тем сильнее, чем более тесной и благотворной была его связь с родителями.

11. Исследовательское поведение является врождённым у всех млекопитающих. У человека оно выражается в любознательности, в желании познать как внешний мир, так и самого себя, а также смысл собственной жизни.

12. Самоуважение проявляется в желании занять достойное место среди других людей. Оно тесно связано с опытом, пережитым в детстве; от этого опыта будет зависеть, разовьется или нет у человека чувство независимости.

13. Самореализация — это, по мнению психологов гуманистической школы, врождённая тенденция, которая приводит каждого к тому, что он старается полностью использовать свои потенциальные возможности. Таким образом он может достичь удовлетворения своих важнейших потребностей, вплоть до полноценного включения в социальную жизнь и уважения со стороны других.

14. В основе эмоций лежит физиологическая активация, ответственная как за внутренние переживания, так и за эмоциональное поведение. Однако речь здесь идет о вещах, которые часто трудно бывает выявить объективно.

15. Интенсивность эмоций связана с уровнем активации организма, а их направленность зависит от восприятия ситуации в целом. Но само возникновение эмоции и ее положительная или отрицательная окраска определяются прежде всего количеством информации, которой располагает человек в данный момент (когда происходит какое-то событие или ожидается удовлетворение какой-то потребности).

16. Стресс возникает, когда животное или человек попадает в тяжелое положение. Реакция организма при стрессе получила название «общего синдрома адаптации»; она включает три этапа: реакцию тревоги, фазу сопротивления и фазу истощения.


Досье 6.1. Агрессивность: врождённая или приобретенная мотивация?


Как мы уже отмечали в первой главе, этот вопрос — один из самых трудных. Здесь действует слишком много факторов, чтобы можно было дать однозначный ответ.

С одной стороны, имеются биологические данные о существовании нервных механизмов, участвующих в агрессивном поведении; а с другой стороны, результаты исследований, проведенных в последнее десятилетие, говорят о первостепенной роли социальных факторов в развитии агрессивности. К тому же существуют самые различные теории, каждая из которых выдвигает свои аргументы в защиту того или иного положения, и их противоречивость никак не способствует пониманию интересующего нас феномена. Мы постараемся изложить важнейшие точки зрения.


Причинные факторы


Биологические аспекты. В настоящее время известно, что существуют центры на уровне лимбической системы (см. приложение А), возбуждение которых автоматически вызывает агрессивную реакцию у таких животных, как собаки или обезьяны. Чрезмерная вспыльчивость, проявляемая некоторыми людьми, может быть обусловлена повреждениями миндалевидных ядер, расположенных в височных долях головного мозга (Mark, Erwin, 1970).

Некоторые исследователи пытались выяснить роль лимбической системы, производя ее удаление у обезьян. Оказалось, что животные после этого становились смирными как овечки и сохраняли невозмутимое спокойствие даже в случае нападения на них (Kluver, Bucy, 1939). Более поздние исследования, однако, показали, что к этому причастны лишь определенные отделы лимбической системы (Smith et al., 1970).

В других экспериментах было установлено, что кошка, у которой удалена кора большого мозга и в результате лимбическая система «оголена», продолжает вести себя как будто бы нормально, но внезапно впадает в ярость при малейшем противодействии ее желаниям или даже незначительной боли.

Таким образом, результаты этих исследований указывают на важнейшую роль лимбической системы в агрессивном поведении, а также на роль коры головного мозга в контроле проявлений агрессивности. Как именно будет действовать кора, осуществляя этот контроль, зависит главным образом от жизненного опыта индивидуума, в особенности от социальных условий в период его развития; это мы увидим позже при рассмотрении теории Карли.

Социальные аспекты. Проведя обширное обследование в Чикаго, Эрон (Eron, 1982) выявил черты детей, пользующихся репутацией жестоких, и вместе с тем особенности их родителей и условия, в которых им приходится жить. Он отметил, что жестокие дети — это, как правило, дети, которых не любят и которые мало интересуются школьными делами. Их легко увлекают агрессивные фантазии, заимствованные, в частности, из фильмов со сценами насилия, которые они смотрят по телевидению и героям которых подражают. Что касается родителей таких детей, то это большей частью тоже люди, весьма склонные к агрессивности, применяющие к детям телесные наказания (в 96 % случаев) и постоянно выражающие неудовольствие по поводу их социального поведения. Они любят насилие, которое выискивают в телефильмах, и осмеивают любое сострадание своих детей к жертвам в этих фильмах.

Кроме того, создается впечатление, что чем моложе и малограмотнее отец, тем больше у его сына шансы стать агрессивным. Что же касается агрессивности девочек, то она, по-видимому, коррелирует с заработком отца: чем меньше отец получает, тем чаще проявляется агрессивность в характере дочери.


Теория


Нативистские теории. Некоторые этологи считают, что агрессивность свойственна всем животным, включая человека, и это связано с необходимостью занять территорию и защищать ее. Существует, по-видимому, очень мало обществ, в которых ненависть и агрессивность отсутствовали бы полностью (Eibl-Eibesfeldt, 1974).

Однако чаще всего агрессивность животных проявляется в ритуализированной форме со стороны доминантных особей (в жизни волков, например, можно наблюдать, как в знак подчинения один волк подставляет горло под клыки своего более сильного сородича). По мнению Лоренца (Lorenz, 1969), у людей теперь дело обстоит иначе, так как они создали действенные виды оружия, от лука и ружья до атомной бомбы. Это оружие, убивающее на расстоянии, которое позволяет не дожидаться, пока произойдет такое выяснение отношений, как у волков.

Фрейд тоже предварительно сформулировал теорию, согласно которой агрессивность — врождённое свойство. По его мнению, человеческое существо несет в себе тенденцию, которую он назвал «инстинктом смерти», толкающую человека к разрушению и саморазрушению.

Эти два автора полагают, что такой инстинкт разрушения можно преодолеть только путем всемерного развития общения между отдельными людьми, социальными группами и различными культурами.

Интрапсихические теории. Некоторые авторы бихевиористской ориентации, напротив, полагают, что врождённой является не сама агрессивность, а тот факт, что она представляет собой возможный ответ на помеху или на боль.

Доллард и Миллер (Dollard, Miller, 1939) выдвинули идею, что индивидуум, которому помешали действовать, испытывает тем большую досаду (фрустрацию), чем больше он стремился к достижению какой-то цели. Его реакция на помеху выражается тогда в агрессивных действиях по отношению к тому объекту или человеку, который ему препятствует. Это можно назвать «гипотезой фрустрация —> агрессивность».

Что же касается связи между болью и агрессивностью, то она была выявлена (Azrin et al., 1965) в эксперименте с крысами. Крыса, помещенная в клетку с другой крысой, атаковала ее каждый раз, когда через пол клетки пропускали ток. Однако ничего подобного не происходило, если крыса находилась в клетке совсем одна. Исследователи отметили также, что чем сильнее был ток и чем чаще его пропускали, тем сильнее была и агрессивная реакция.

Но несмотря на то, что эти гипотезы очень заманчивы и позволяют объяснить многие факты, тем не менее совершенно очевидно, что не все особи реагируют агрессией на фрустрацию или боль и что агрессивность не обязательно связана с этими моментами, хотя часто бывает и так. И если правдоподобно, что в основе человеческой агрессивности лежит врождённая предрасположенность, то вполне вероятно также, что обучение и жизненный опыт индивидуума в значительной степени влияют на ее проявление.

Нейробиологическая теория. Карли (Karli, 1982) предложил гипотезу, которая отвергает идею, представленную в двух предшествующих группах теорий, — идею о единой агрессивной мотивации, в основе которой лежит один определенный комплекс физиологических механизмов.

Карли провел многочисленные наблюдения над крысами, убивающими мышей, и пришел к выводу, что такое поведение, как и многие другие формы поведения, подвержено влиянию как внешней обстановки, так и предшествующего опыта животного. Один лишь факт изменения окружающих условий может на некоторое время снизить агрессивность у такой крысы. К тому же если двух крыс, убивающих мышей, посадить в одну клетку, то только одна из них — более сильная — будет бросаться на мышей, находящихся в той же клетке. С другой стороны, если крысята росли вместе с мышами, то во взрослом состоянии агрессивность по отношению к мышам у них почти отсутствует. Напротив, если крысята жили в условиях, где им приходилось конкурировать между собой за пищу, то из них вырастало значительно больше крыс-убийц (хотя они не съедали убитых мышей).

Таким образом, по мнению Карли, любое агрессивное поведение зависит как от состояния животного в данный момент, так и от прошлого опыта. Именно эти два фактора и придают сенсорной информации ее «энергизирующие» и «направляющие» свойства.

Теория социального обучения. По мнению таких теоретиков, как Бандура (Bandura, 1973), большинство особенностей нашего поведения развивается в основном путем подражания моделям. Этот автор полагает, что если воспитатели ребенка (родители, учителя) проявляют агрессивность, то и ребенок, подражая им, станет агрессивным. Если же модель будет наказана за свою агрессивность, это уменьшит проявления агрессивности у ребенка. Таким образом, по представлениям сторонников этой теории агрессивность — продукт самого обыкновенного обучения. Она развивается, поддерживается или уменьшается просто в результате наблюдения сцен агрессии и учета ее видимых последствий для агрессивного человека.

Какова же во всем этом роль телевидения?


Телевидение и жестокость


Вот уже около 20 лет, в основном в Северной Америке, не ослабевает интерес к роли телепередач с демонстрацией актов насилия [50]. Фельзенталь (Felsenthal, 1976) попытался сгруппировать данные различных исследователей, связав их с тремя гипотезами, которые в свою очередь связаны с рассмотренными выше теориями.


Гипотеза модели. Она опирается на теорию социального обучения, о которой только что шла речь и согласно которой жестокие герои фильмов (в том числе мультипликационных) служат моделями для реальной жизни (McCarthy et al., 1975). Тогда для уменьшения жестокости важно было бы, по мнению сторонников этой теории, сократить число сцен насилия и заменить их лучше сценами, демонстрирующими сотрудничество между людьми.

Гипотеза катализатора. Согласно этой гипотезе, жестокие сцены служат стимулом для появления импульсов агрессивности у определенного рода лиц, у которых эти сцены как бы отключают тормоза (по принципу катализатора, присутствие которого способно ускорять химическую реакцию).

Гипотеза катарсиса. Эта гипотеза основана на результатах ряда исследований (Kaplan, Singer, 1976; Gorney et al., 1977), которые, напротив, указывают скорее на то, что демонстрация ребенку сцен насилия вызывает у него уменьшение агрессивности: при виде таких сцен происходит ослабление агрессивной напряженности — своего рода катарсис. Если вначале они усиливали степень активации организма (вызывали учащение ритма сердца и дыхания), то в конце концов чувствительность к сценам жестокости уменьшается, что сопровождается понижением физиологических реакций, а также безразличием к актам жестокости, на которые было бы естественно реагировать [51].


Рис. 6.22. В какой мере сцены насилия, показываемые по телевидению, способствуют развитию агрессивного поведения у ребенка?


Итак, спор еще далеко не решен. Даже если некоторые эксперты Национального института психического здоровья США пришли в 1982 году к выводу, что показ сцен насилия способствует развитию агрессивности у любителей таких зрелищ, все-таки полученные до сих пор данные следует, по-видимому, рассматривать пока лишь как свидетельство наличия корреляции (см. гл. 3), а не обязательно причинно-следственной связи. В конце концов насилие, представленное в вымышленных ситуациях, — это всего только отражение жизненных представлений современного общества, а не причина этих представлений.

Загрузка...