Что в имени твоем, Байкал

Свод вариантов

Иногда устно высказывается суждение (например, бурятами китайского происхождения, уроженцами Баргузинской долины), что бурятское Байгал является переоформлением, приспособлением к особенностям бурятского языка древнекитайского названия Бэйхай. Суждение ничем документально и фактически не подкреплено. Оно противоречит историческим фактам и языковым закономерностям.

Бейхай — собственно китайское название. В китайских хрониках оно писалось двумя иероглифами . Употребление его ограничивалось тоже этими хрониками. Китайские хронисты обычно заимствовали из языков окружающих Китай народов, которые считались «варварами» и приравнивались к так называемым «низким людям» (беднейшим, неимущим слоям населения) в самом Китае, лишь минимум слов (например, этнические самоназвания народов), приспосабливая их к своему языку и, следовательно, неизбежно искажая. Неприятие чужого (не только в языке, но и вообще в культуре) у древних китайцев предопределялось проводимой в отношении «варваров» особой политикой, выражавшейся формулой «подавлять одних варваров, используя других варваров».

Китайские хроники писались исключительно для сведения богдыханского двора. В них излагались лишь события, затрагивающие в том или ином плане сам Китай. Поэтому определенно можно говорить, что упоминания Северного моря в них появились только потому, что на Байкал сюнну ссылали китайских послов. Ни о каком заимствовании чужеродных названий в этом случае не могло быть и речи. А между тем те же сюнну Байкал называли иначе, по-своему. Заслуживает внимания версия о том, что сюнну море-озеро называли Денгиз или, как позднее древние тюрки, Тенгис. Об этом может свидетельствовать косвенно лишь то, что среди нескольких дошедших до нас слов сюнну (хунну, гуннов) есть слово «Денгизих». Это имя носил сын предводителя гуннов Аттилы, того Аттилы, который в V в. сражался с римскими легионами на полях Галлии и водил свои конные орды под стены Священного города — Рима.

Название Бэйхай в древнем Китае употреблялось только в придворных хрониках. Оно не получило распространения в народе. Более того, оно отсутствует в древних географических трудах^{70}. Подобное положение с названием Бэйхай можно сравнить с той ситуацией, которая, хотя и редко, встречается в биологии. В этой науке существует правило, согласно которому название нового вида растения или животного считается голым именем — nomina nuda, если только оно дано без описания объекта, и не пользуется правами приоритета. Такую же картину мы наблюдаем в случае с древним китайским Бэйхай — озеро только лишь называется, не приводится его описание и местоположение. Более того, оно не было строго закреплено только за озером Байкал, этим именем китайцы называли многие водоемы, лежащие за пределами их страны. Название Бэйхай, например, распространялось на Аральское море, возможно, даже на Каспий, на отдельные части Аравийского моря, к берегам которого китайцы выходили по суше через Среднюю Азию. Вообще, термин «хай» («море») древними китайцами применялся ко всем встреченным за Великой стеной водам-озерам^{71}.

Позднее название озера Байкал вошло в китайские географические труды в виде Бэйцзяэрху, выражающегося сочетанием четырех иероглифов , где первый иероглиф — «бей» — означает «раковина, богатство, сокровище, драгоценность», второй — «цзя» — «прибавлять, увеличивать, превышать», третий — «эр» — суффикс, четвертый — «ху» — «озеро». В целом китайское Бэйцзяэрху в переводе означает «озеро, приумножающее богатства» или «озеро, увеличивающее (число) раковин» (последнее связано с тем, что в древности в Китае раковины высоко ценились и выступали в качестве денежных единиц, подобно тому как в Древней Руси роль денег выполняли шкурки белок и куниц). Кроме того, в настоящее время в китайском языке озеро Байкал обозначается через Байкалэху, являющееся фонетическим аналогом русского Байкал, и через Бай-хай — Белое море. Следует также отметить японское прочтение иероглифического Бэйхай — Бэйкарр-ко^{72}. Последняя форма, кстати говоря, встречается без каких-либо оговорок в научных трудах по истории Древнего Китая, выдаваемая за перевод слова «Бэйхай» с китайского языка, что является неправильным.

Древнекитайское иероглифическое Бэйхай не могло трансформироваться в монгольское Байгал, если учитывать фонетические закономерности словообразования в монгольских языках. Невозможен переход «э» в «а» в первом слоге, как и перегласовка «х» и «г», так как звук «х» в монгольских языках весьма продуктивен и он должен был бы остаться, а не переходить в «г». О невозможности перехода «й» в «л» не приходится и говорить.

Таким образом, исторические и лингвистические обстоятельства свидетельствуют о том, что древнекитайское Бэйхай не явилось прототипом имени Байкал.

Байкал переплывал на рыбачьей лодке, направляясь на Туркинские горячие воды (ныне Горячинск), известный русский синолог Н. Я. Бичурин (церковное имя — Иакинф). Он писал с Байкала в 1832 г.: «Уверяют, что китайцы еще в 119 году до Р. X. (до н. э. — С. Г.) видели Байкал с Боргойского хребта и, соглашая созвучность сего имени с местоположением в отношении к своему отечеству, назвали сие озеро Бэй-Хай, что значит: северное море»^{73}. Из этого заключения следует, что Бэйхай является «согласованным» вариантом названия Байкал или близкой к нему формы. Следовательно, можно полагать, что китайские послы, ссылаемые сюнну на Байкал, встретили здесь название Байкал или близкую к нему форму, а китайским хронистам оставалось только «согласовать» услышанное с существовавшими географическими представлениями.

По данному варианту получается, что название Байкал (или близкую форму) следует искать у тех народов, с которыми встречались ссылаемые на Байкал китайские послы. Как следует из пересказанных выше историй с китайскими послами, они встречались на Байкале с двумя народами (племенами): сюнну и динлинами. Заимствовать название озера у сюнну они не могли, так как в языке сюнну, как можно предполагать, было слово «тенгис» с нарицательным значением, что подтверждается и утвердившимся ныне мнением, что сюнну (хунны) являу ются предками тюркоязычных народов. Остается, таким образом, одна версия — заимствование у динлинов.

Динлины — самый загадочный, скрывающийся за многими завесами тайн и неясностей народ Центральной Азии. Как сообщают китайские хроники, динлины были людьми рыжими или светловолосыми, со светлыми или голубыми глазами, они носили длинные бороды. Проблемой этногенеза динлинов занимался Г. Е. Грумм-Гржимайло. Его исследования базировались на расистских концепциях и преследовали прежде всего задачу поиска в глубокой древности представителей белой расы, якобы господствовавшей в Центральной Азии. В своих выводах они не могут быть одобренными. Тем не менее сообщения исследователя о динлинах заслуживают внимания. По его мнению, динлины были высокого роста, могучего телосложения, с белым цветом кожи, с кавказским типом лица. «Динлины хотя и жили деревнями, окруженными пашнями, но вели полуоседлый, полубродячий образ жизни, так как охота составляла всегда главнейший промысел». Они были искусными литейщиками и посредственными гончарами. Потомками их, по мнению Г. Е. Грумм-Гржимайло, являются хакасы, отчасти киргизы, шорцы, енисейские остяки^{74}.

Название Байкал возводил к языку динлинов В. И. Сосновский^{75}. Ход его рассуждений следующий. В I тысячелетии до н. э. в Прибайкалье обитало племя урянхитов. Оно образовалось путем слияния динлинов, динов и древнего местного населения. Под условным названием дины понимаются енисейские остяки, кеты, арины, котты. Соседние тюркские народы называли динов алакчин («пегий народ»). Слово «Байкал» объясняется динскими языковыми корнями: «пай» — «много» и «огол» — «вода»; «пай-огол» — «множество воды». Последняя форма, в измененном под влиянием тюркской фонетики виде, слышится в якутском «баягал» — «море» — и бурятском «байхал».

Енисейские остяки — это те же кеты, что было установлено еще в прошлом веке М. А. Кастреном^{76}.

Кеты — небольшой народ^{77}. По переписи 1989 г., говорящих на кетском языке насчитывается 1,1 тыс. чел. Они живут по Енисею и его притокам от Курейки до Подкаменной Тунгуски. По языку они представляют собой совершенно самостоятельную семью (енисейскую), к которой примыкали ныне исчезнувшие языки: коттский, аринский, ассанский, пумпокольский и другие, еще бытовавшие в период первых контактов кетоязычных народов с русскими. Заметим, что по внешнему виду, антропологически, кеты выделяются среди всех народов, в окружении которых они ныне живут. Они обладают характерными европеоидными признаками, среди них часто встречаются блондины с голубыми глазами. Вместе с тем кеты обнаруживают признаки, сближающие их с американскими индейцами.

В XVIII в. немецкими учеными, работавшими в России, были собраны и опубликованы словарные материалы языка аринов, ассанов, коттов, пумпокольцев, записаны переводы латинских слов на различные енисейские языки. Благодаря стараниям П. И. Страленберга, Г. Ф. Миллера, И. Е. Фишера, П. С. Палласа представляется уникальная возможность восстановить языки народов, ушедших безвозвратно в Лету.

В языке аринов наряду с явно заимствованным dalai — «море» — существовало собственное pača-ul — «море», которое имело близкий аналог в языке коттов — peča-uI. Из этих слов именно ul как будто бы в языке аринов не имеет самостоятельного значения (а скорее, надо думать, оно просто не вошло в записи XVIII в., по которым насчитывается всего лишь немногим больше 400 аринских слов), но есть в кетском языке, где ul означает вода. От него здесь существуют многочисленные производные: ulan — «роса, влага»; uldel — «водяной»; ulij «пузырь», ulyn — «нырок», ulus — «дождь» (буквально: «вода Еся», где Еся — божество); ullup — «промоина», ultygyn — «болото», ulč — «большая река (Енисей)».

В. И. Сосновский, говоря о динских корневых основах, имел в виду, видимо, аринское paca-ul или коттское peca-ul либо, возможно, близкие им формы. Однако весь вопрос в настоящее время упирается в трудность или даже невозможность фонетического преобразования нарицательных раčа-ul и реčа-ul в якутское «баягал» — «море».

Выше мы отмечали сообщения китайских источников о проживании в Прибайкалье динлинов. А жили ли в прошлом на Байкале или вблизи него кеты? На этот вопрос мы имеем определенный и вполне положительный ответ: да, жили. Об этом говорят данные топонимики.

Кетоязычные географические названия Южной Сибири подробно рассмотрены А. П. Дульзоном^{78}, выделившим в Юго-Западном Приангарье два ареала таких названий: с коттским топоформантом — шет (-чет) — «река» и ассанским топоформантом — ул — «река». В работах исследователя приведены списки соответствующих топонимов. Однако эти списки оказываются неполными. Мы проанализировали детальные карты бассейнов Кана, Бирюсы и Чуны (Уды) и нашли новые кетские топонимы, не отмеченные А. П. Дульзоном. Укажем их. Котт-ские топонимы на — шет (-чет): Кременшет, Полтучет, Такучет, Тарпачет, Тенишет, Тиличет, Туленьчет, Ту-манчет, Хатамчеть, Хиндичет, Чивильчет, Чипиншет — притоки Бирюсы; Верхний Шигашет, Нижний Шига-шет — притоки Усолки, левого притока Тасеевой; Аль-чет — приток Кайтыма, левого притока Бирюсы; Тиличет Пойменский, Табагашетка, Тибишет (Тибичет) — притоки Поймы, левого притока Бирюсы; Малый Шигашет — приток Шигашета; Тиличет Панакачетска — приток Тиличета; Шегашет, Яманчет — притоки Пен-чета, левого притока Бирюсы; Чекунчет, — приток Ужета, левого притока Бирюсы; Екунчет, Еманчеть, Кун-четь, Кычет, Тяжет, Уленчеть, Хайчет, Чиичет — притоки Чуны; Токончет — приток Левой Хожо, левого притока Чуны; Кеполичеть, Микичеть, Тиничеть, Потончеть — притоки Кадареи, правого притока Чуны; Долгоночет — приток Ичи, правого притока Чуны; Пальчет — приток Моктыгиной, правого притока Чуны. Кроме того, есть топонимы на — шет (-чет), расширяющие ареал А. П. Дульзона к северу, вплоть до Ангары: Рунчичет, Тропончет — притоки Манзи, левого притока Ангары; Кунчет, Такунчеть, Чельчет — притоки Карабулы, левого притока Ангары; Сухая Кунчет — приток Кунчета (Кунчети); Холопчеть — приток Андуихи, правого притока Карабулы; Чепчет — приток Вихоревой, левого притока Ангары. В этом же ареале выделяются аринские топонимы на — сес- (-сас, — сет, — cam) — «река»: Калкасет — приток Мурмы, левого притока Усолки, и Коксат — приток Чуны. Ранее эти топонимы выделялись А. П. Дульзоном на Оби, по ее притокам Кети и Томи, в среднем и верхнем течении Енисея.

Ассанские топонимы на — ул в ареале А. П. Дульзона могут быть пополнены двумя названиями: Сарапсуль — левый приток Тагула — и Каульша — левый приток Поймы (Тагул и Пойма — притоки Бирюсы).

На приводимой здесь схеме выделен новый ареал ас-санских топонимов, расположенный по обе стороны Ангары севернее ареала коттских топонимов на — шет (-чет). Этот новый ареал характерен тем, что в нем ассамские топонимы на — ул чередуются с а римскими топонимами на — кул — «река, вода». Перечислим топонимы этого ареала: Дешауль, Шампикуль, Ядуль — притоки Каменки; Тонауль — приток Енды; Варнакуль — приток Кардакана; Орнакул и Чинеуль — притоки Удерея (Енда, Кардакан и Удерей — притоки Каменки); Мун-туль — приток Ельчимо; Карабула — приток Ангары (название этой реки отмечено в 1701 г. на «Чертеже земли Енисейского города» С. У. Ремезова в форме «Каракуль»).

В отличие от коттских топонимов на — шет (-чет) ассанские топонимы на — ул и аринские на — кул распространяются, хотя и спорадически, далее на восток и достигают берегов Байкала. Перечислим их: поселок Кеуль и реки Кеуль, Каулец — притоки Ангары; Кешеуль — приток Каты, правого притока Ангары; Шиниуль — приток Бадармы, левого притока Ангары; Кармакул — приток Ангары; Улькан — притоки Лены и Киренги; поселок и озеро Очеул, озеро Берикуль — в верховьях Лены; поселок Огул — в бассейне Бугульдейки, притока Байкала; Ангуул и Хангарул — притоки Зун-Мурина, правого притока Иркута; местность и дом отдыха Хангарул — в бассейне Харагуна, правого притока Иркута; Бегул, Дугульдзеры, Куркула, Акуликан — притоки Байкала; Акули, Дюгдогуль, Виска Улса, Гонкули — притоки Верхней Ангары; Сахули — приток Баргузина; Модонкуль — приток Джиды, левого притока Селенги; озеро Турхул — в бассейне Витима. Далее на восток топонимы на — ул отмечаются по правобережью Аргуни: Дэрбул и Хаул.

Карта распространения кетоязычных топонимов.

Условные обозначения: 1 — ареал кетоязычных топонимов на — шет и — чет, по А. П. Дульзону; 2 — ареал кетоязычных топонимов на — ул, по А П. Дульзону; 3 — новый ареал кетоязычных топонимов на — ул и — кул.

В Приангарье и Прибайкалье выделяются также кетоязычные топонимы, основа которых может быть произведена только из кетских языков. Укажем эти топонимы. От ассанского, коттского pej — «ветер», арийского paj — «ветер»: Пея — приток Бирюсы, Паява — приток Чуны, Пай — приток Ангары; от этнонима инбаки — названия родовой группировки кетов: Правая Имбала, Верхний Имбей, Нижний Имбей — притоки Ангары, Имба 1-я, Имба 2-я — притоки Муры, левого притока Ангары, Имба — приток Имбы 1-й; по сходству с простыми топонимами Таз, Тез, Тис, Теш, вычлененными А. П. Дульзоном из кетских топонимов: Тисса — приток Оки, левого притока Ангары; от коттского, ассанского uja, ыja — «соболь»: Ия — приток Оки; от кетского ма-мыр — «молоко»: поселок и реки Большая Мамырь, Малая Мамырь — притоки Ангары; от имбатского кет (кит) — «человек»: поселок и река Китой — приток Ангары, Китойкин — приток Китоя, Кет — приток Ба-лея, правого притока Ангары, Барун-Кит-Кит, Зун-Кит-Кит, Хурай-Кит-Кит — притоки Снежной, впадающей в Байкал; от кетского kot — «путь»: Большой Кот и Малый Кот — притоки Куды, правого притока Ангары; от коттского онхой (онкой) — «змея»: поселки Онгой — в бассейне Осы, правого притока Ангары, и Онохой — в басейне Уды, правого притока Селенги; от арийского сес (сас, сет, cam) — «река»: поселок Усть-Заза, река Заза — приток Витима.

Кетоязычные племена в Приангарье и Прибайкалье жили, соседствуя и взаимодействуя с племенами тюрок, бурят и эвенков. Подобное соседство и взаимодействие различных народов обнаружили и зафиксировали в XVII в. русские. Поэтому неудивительно, что в целом ряде кетских географических названий фиксируется не кетская, а иноязычная основа. Так, основа топонимов Яманчет, Еманчеть явно произведена от бурятского яман (еман) — «дикая коза», Модонкуль — от бурятского модон — «дерево, лес», Ангуул — от эвенкийского анга — «пасть (зверя), зверь (на которого охотятся ради мяса)» или бурятского ан (г) — «зверь», Хангарул — от эвенкийского хонгор — «медведь», Дюгдо-гуль — от эвенкийского дукдэ — «ольха», Хайчет — от якутского хая — «скала, береговой обрыв, гора».

Взаимодействие языков предполагало и обратные связи. Так, первично кетские топонимы при заимствовании претерпевали бурятизацию: Барун-Кит-Кит (бурятское баруун — «правый, западный»), Зун-Кит-Кит (бурятское зγγн — «левый, восточный»), Хурай-Кит-Кит (бурятское хуурай — «сухой»). В массе эвенкийских топонимов они подвергались воздействию эвенкийского языка: Улькан, Акули, Гонкули, Акуликан, Дугульдзеры. Возможно, такое же воздействие испытал и топоним Китой, о чем Можно судить по топониму Китай кин.

Есть и примеры более сложных взаимодействий. В верховьях упомянутой реки Модонкуль, на границе СССР и МНР, выделяется гора Модонкуль-Ула высотой 1938 метров. В основе названия горы лежит кетоязычный топоним с бурятской основой, но вновь использованный как бурятское название (бурятское уула — «гора»). Этот пример наглядно показывает, насколько тесными были взаимоотношения бурят и кетов в прошлом.

Таким образом, топонимия края говорит о возможной сопричастности кетоязычных племен и, вероятно, динлинов к происхождению названия Байкал.

Серьезным препятствием в данном варианте выступают два обстоятельства: отсутствие исторических доказательств и слабость языковой основы. И все же вариант имеет перспективу, поскольку кетские языки остаются недостаточно изученными. И если появятся обоснования связи названия Байкал с кетоязычными основами, то это, скорее всего, подведет как бы недостающее звено под рассматриваемый ниже якутский вариант и значительно раздвинет временные границы существования названия Байкал, так как кеты и тем более динлины, несомненно, проживали вокруг Байкала ранее монголов и тюрок. И при этом не исключено, что якутское слово «байагьал» с нарицательным значением окажется заимствованием из древних языков. В связи с этим уместно напомнить предчувствие-раздумье В. Г. Распутина: «Откуда, с какой стороны, от какого народа пришло это название (Байкал. — С. Г.), спорят до сих пор. Похожие звучания, означающие большую, богатую воду, есть в якутском, бурятском языках… Ученые склоняются к якутскому варианту: якуты до исхода на север жили подле Байкала, в их языке и сейчас сохраняется слово «байгьал» — «море». Вероятно, у них и переняли это слово буряты. Но не переняли ли его в свою очередь, древние якуты у кого-то, кто жил до них, у тех же курыкан, у народа тюркского происхождения, оставившего следы своего обитания на Байкале… Или у кого-то еще?».

Тюркские кочевые племена к началу VI в. занимали районы Хангая, Саян, Алтая, а также территории, примыкающие к этим горным системам с севера. Создав государственные объединения — каганаты, во главе которых стояли каганы (вожди, предводители), тюрки сыграли заметную роль в истории народов Центральной Азии в период с VI по VIII в. нашей эры. У древних тюрок было два крупных племенных объединения — теле и тюкю, связанные по происхождению с древнейшими народами региона — хуннами и динлинами.

Некоторые историки считают, что основное ядро древних тюрок обитало в центральных частях современной Монголии, в бассейне Орхона, откуда и название — орхонские тюрки. Здесь якобы была и столица государства, позднее унаследованная монголами, — Каракорум.

Сохранились рунические письмена древних тюрок, из которых наибольшей известностью пользуются орхонские тексты, датируемые VIII в. Эти тексты известны как «тюркское руническое» или «сибирское» письмо. Первые сведения о надписях на камнях стали появляться в начале XVIII в. Камни с письменами находили в различных районах Сибири — на Оби, Енисее, много их найдено в Монголии, преимущественно на Орхоне. Прочесть «сибирское» письмо долгое время не удавалось. Пытались сопоставить его с индийским письмом, с южно-аравийской письменностью и даже с германскими рунами. Но только датский языковед В. Томсен в конце прошлого века провел удачную расшифровку, предположив, что язык «сибирского» письма — тюркский. Используя расшифровку Томсена, полный перевод рунических текстов дал известный русский тюрколог В. В. Радлов.

Тексты орхонских рунических письмен.

Возможность воспроизведения названия Байгал от названия народности байырку (байегу, байирку, баюр-ку), упомянутой в орхонских текстах, отстаивал Хирт^{79}. В. В. Бартольд, давая справку о названии Байкал в «Энциклопедию ислама», считал такую возможность более чем сомнительной.

Если обратиться к современным переводам орхонских текстов^{80}, то можно обнаружить, что в орхонских рунических письменах упоминается лишь страна Байырку, но отнюдь не народ. Приведем выдержки из этих текстов.

В Малой надписи в честь Кюль-тегина повествуется о военных походах тюрок:

В Большой надписи в честь Кюль-тегина рассказывается о битве с Улуг-иркином, правителем из страны Йир-Байырку:

Кроме того, в Большой надписи говорится о белом жеребце из Байырку, на котором Кюль-тегин устремляется в битву с врагами:

В надписях говорится, что страна Байырку расположена «налево». Заметим, что в соответствии с представлениями древних тюрок географическое пространство измерялось по четырем направлениям: вперед (восток), направо (юг), назад (запад), налево (север). В орхонских надписях обширность государства древних тюрок отражается, например, следующим образом: «Вперед, вплоть до солнечного восхода, направо, вплоть до полудня, назад, к солнечному закату, налево, вплоть до полуночи, — там, внутри [этих пределов], находящиеся народы все мне подвластны!».

В надписях иногда дается и географическая привязка событий: «Вперед я прошел с войском вплоть до Шан-тунгской равнины, немного не дошел до моря; направо я прошел с войском вплоть до «десяти эрсенов», немного не дошел до Тибета; назад, переправясь через реку Иен-чу [Жемчужную], я прошел с войском вплоть до Темир-капыга [Железных ворот], налево я прошел с войском вплоть до страны Йир-Байырку, — вплоть до столь [многих] стран я водил [свои войска]»^{81}.

Отметим, что в переводах страна называется Йир-Байырку, что неправильно, так как «йир (иер)» по-древнетюркски означает «земля, место, страна». Поэтому следует говорить о стране Байырку. Учитывая, что местом создания рунических надписей была река Орхон, можно определить, что страна Байырку располагалась в Восточном Саяне, Приангарье или Прибайкалье. Приблизительно с теми же районами китайские летописи связывают локализацию народности байырку.

Все это как будто свидетельствует о том, что от названия страны Байырку происходит и название Байкал. Однако полной уверенности нет. Совпадают только первые слоги. Вторая же составная часть — «ырку» — имеет толкование, по смыслу совершенно не связанное со словом «байгал». Слово «бай» на древнетюркском языке означало «богатый». А вот слово «ырку» принято относить к названиям родовых группировок. Так, у тувинцев и якутов существуют роды иргит, у бурят, населявших долины Иркута и Китоя, и у сойотов, кочевавших в Восточном Саяне, — роды иркит, у монголов, населявших Дархатскую котловину на севере МНР, хакасцев, алтайцев и телеутов — роды ыргыт.

Что же касается этнической или языковой принадлежности народности байырку, то мнения ученых на этот счет расходятся.

Обычно считается, что байырку входили в тюркоязычный этнолингвистический мир. Есть мнение о монголоязычности байырку. В состав монгольских племен байырку включает, например, Г. Н. Румянцев. Основанием этому служит тот факт, что предводитель байырку носил титул «иркин», являющийся, несомненно, производным от монгольского слова «еркин» — «главный». По мнению Г. Н. Румянцева, байырку можно отождествить с баргутами — племенной группировкой, населявшей в последующем районы Прибайкалья и входившей в число древнемонгольских племен^{82}. Впрочем, такой подход — связь географического названия с этническими группировками — некоторыми исследователями оспаривается. Они полагают, что названия этнических группировок произошли от географических названий, а не наоборот.

Существует также мнение о принадлежности байырку к самодийским племенам, некогда обитавшим в Приангарье и Восточном Саяне, но оно не имеет достаточного обоснования.

Большая группа исследователей связывает название озера-моря с бурятским языком. Правомерность этого определяется тем, что исторически бурятский народ сложился на территории вокруг Байкала.

Буряты принадлежат к монгольской языковой группе. Как и монголы, они ко времени прихода в этот край русских называли озеро либо Байгал-далай, либо Байгал-мурэн.

Ранние этапы истории бурят во многом еще неясны. Бурятской народности, как таковой, по мнению Г. Н. Румянцева, еще не было в XII–XIII вв. На территориях, где позднее стали жить буряты, в это время обитали племена хори-туматов, икересов, бархунов (баргутов), булагачинов, кэремучинов, ойратов. Временами они образовывали непрочные межплеменные союзы. Как считает Г. Н. Румянцев, было три основных объединения — хори-туматы, баргуты и буряты. В состав последних входили, по-видимому, булагачины, кэремучины и икересы. Эти племена вели кочевой образ жизни и территориально тяготели к северо-восточным окраинам монгольского этнолингвистического мира. Ареалом их являлись районы, близкие к Байкалу.

По мнению Н. Г. Егунова^{83}, буряты являются потомками племени фури, населявшего Прибайкалье автохтонно и входившего в единое племенное объединение с курыканами — предками якутов.

Буряты как народность сложились под несомненным влиянием по крайней мере двух факторов. Во-первых, они не утратили связи со своей основной родоначальной группировкой — монголами. Во-вторых, этнически они испытали сильное влияние ассимиляционных процессов. Буряты в историческое время ассимилировали племена эвенков и особенно тюрок. Процессы ассимиляции протекали, по-видимому, постоянно. Вероятно, именно ими можно объяснить то, что в средневековье монголоязычные племена заимствовали у тюрок название озера Тенгис.

Как же можно объяснить значение слова «байгал», исходя из предположения о бурятском его происхождении?

На этот счет высказаны многочисленные мнения и предположения, так как само собой как бы подразумевалось, а русские исторические документы подтверждали это прямо, что слово может быть только бурятским.

Первым из исследователей, кто пытался выяснить значение названия Байкал, был Николай Спафарий, проезжавший через Сибирь в качестве царского посланника в Китай. Он писал: «И имя того Байкала видется что не русское, его тем именем (назвали) по имени иноземца, который жил в тех местах». Заметим, что в XVII в. русские называли иноземцами вообще коренное, аборигенное население края, не отдавая себе отчета в том, что это название более подходит к ним самим, пришедшим сюда из иных земель, чем к аборигенам. Появление этой версии связано, видимо, с каким-то недоразумением, с какой-то случайностью. Дело в том, что Спафарий пользовался до нас не дошедшими русскими материалами, характеризовавшими и сам Байкал, и сибирские реки — Лену, Витим, Амур и другие, на которых Спафарий не бывал, но описание которых он приводит. При использовании этого в общем-то чужого материала и произошло, видимо, смещение в понимании происхождения названия Байкал. Как до Спафария, так и после него в русских документах всегда подразумевалось, что название это заимствовано у бурят, что оно действительно «иноземное». Версию Спафария о том, что Байкал — имя «иноземца», в последующем пересказывали, приводили в научных трудах, но никто ее не обосновывал и, тем более, не защищал. Все это позволяет говорить о совершенно случайном характере ее появления.

Существует давнее мнение, что слово «байгал» означает «стояние огня». Его в начале нашего века без всяких сомнений принимал Д. К. Дриженко^{84}, один из видных исследователей Байкала. Этот взгляд основан на двух фактах. Во-первых, на переводе — слово «бай» можно перевести с бурятского как «стоящий, стояние», а слово «гал» — «огонь». Во-вторых, на бурятской легенде, которая приведена выше под названием «Бай гал — Стоящий огонь».

Против такого объяснения есть и возражения. В частности, их высказывает монгольский историк X. Пэрлээ^{85}, правда не приводя аргументов.

Версию из легенды об образовании Байкала на месте огнедыщащей горы подробно рассмотрел Ц. Данзанов^{86}. В этом объяснении он справедливо усматривает связь происхождения озера с природными вулканическими процессами. Основываясь на геологических данных, Ц. Данзанов сопоставляет время проявления в Прибайкалье вулканических процессов с событиями как доисторического, так и исторического времени. По его мнению, эти процессы шли гораздо раньше, поэтому предки бурят не могли связывать происхождение озера (и, следовательно, его название) с вулканическими процессами. Ц. Данзанов считает, что слово «байгал» следует переводить как «могучая стоящая вода».

Иное объяснение слову «байгал» дает географ Б. Р. Буянтуев^{87}, полагая, что оно происходит от бурятского «байхаа» — «природный, естественный, натуральный, существующий». Мнение Б. Р. Буянтуева поддерживают геолог С. Г. Саркисян и географ Л. С. Берг. Однако с ним не согласен историк Г. Н. Румянцев^{88}, считающий, что подобный перевод не выдерживает никакой критики с лингвистических позиций.

Слово «байгал» переводят иногда как «богатый огонь»^{89}. Такой перевод представляется слишком упрощенным и формальным.

Таким образом, попытки объяснить значение слова «байгал» путем сопоставления его со словарным фондом бурятского языка или на основании легенд, найти его этимологию в бурятском языке не приводят к успеху. Кроме того, они не удовлетворяют безусловному требованию, которое выдвигает В. В. Бартольд, а именно: они не подкреплены данными истории.

В монгольских летописях древние названия Тенгис и Тенгис-далай вытесняются со временем названием Байгал-далай. При скудном числе летописей невозможно даже в первом приближении определить время смены этих названий. Поэтому попытаемся применить «обходной прием», поискать косвенные данные. Например, посмотрим, не упоминаются ли в монгольской истории персонажи с именем Байгал.

В «Сокровенном сказании» собственное имя Байгал не встречается. Оно появляется в летописи «Алтай тобчи» Мэргэн-гэгэна, датированной 1765 г. В этой летописи^{90}, имеющей, в отличие от других вариантов «Золотой книги», античингисхановскую направленность, в разветвленной родословной Чингисхана встречается имя Байгал. Так звали сына Будаши дзасагту. Можно по косвенным данным определить, в какое время он жил. В одной из глав летописи сказано, что «прошло более трехсот тридцати лет. За это время сменилось двенадцать-тринадцать поколений». Мы точно не знаем, от какой даты автор летописи вел отсчет, но если предположить, что от даты смерти Чингисхана (1227 г.), то, следовательно, автор ведет разговор о начале XVII в. Зафиксировано в летописи и имя Байсхал или Баисхал, но оно, скорее всего, имело иное смысловое значение, так как это имя носил другой сын Будаши дзасагту, брат Байгала.

Следовательно, можно допустить, что личное имя Байгал появляется в позднее время, во всяком случае не раньше XVII в. Можно считать, хотя и в высшей степени предположительно, что одновременно с этим произошла и смена названий озера-моря.

Очень распространено мнение, что название Байкал происходит от якутского языка, от двух якутских слов: «бай» — «богатый» и «кёль (куёл)» — озеро. На первый взгляд такое объяснение представляется вполне правдоподобным, но все же против него высказаны возражения.

Якуты входят в тюркскую языковую группу, включающую также киргизов, казахов, уйгуров, узбеков, туркмен, азербайджанцев, турок и другие народы. Отдельные тюркоязычные народности есть в Крыму и даже в Литве (караимы).

К моменту прихода русских якуты уже сформировались как народность. Они имели единую территорию расселения (в треугольнике между средними течениями Лены и Алдана и рекой Амгой), единый язык и культуру. Себя они называли либо уранхай — древним именем, либо саха —г современным названием. Иначе их называли эвенки — яко. От эвенков название народа переняли русские. В первых русских документах писалось об «якольских людях». С течением времени в результате фонетической трансформации появилось слово «якуты».

Бассейн Лены — новая родина якутов. Сюда они переселились из южных краев, откуда были вытеснены другими народами. Процесс переселения растянулся на целые века. Не исключено, что он начался еще к конце I тысячелетия и, несомненно, усилился во времена завоевательных походов Чингисхана. Вместе с тюркскими племенами на Лену уходили, видимо, и монгольские, о чем свидетельствует существование среди якутского народа первично монгрлоязычных родовых группировок. Движение тех и других племен было вызвано, надо полагать, какими-то общими причинами, обусловившими одно из великих переселений народов. Якутский исследователь фольклора Г. В. Ксенофонтов сравнивал свой народ с веточкой яблони, которую ветер сорвал с дерева и носит по белу свету. Ему вторит поэт Элляй:

Последние переселенцы с юга, как гласят якутские легенды, появились в бассейне Лены в конце XVI в. во главе с Баджеем, дедом известного по тем же легендам тойона (вождя, предводителя) Тыгына.

Якутские племена, переселившиеся на Лену, столкнулись с более суровой природой, чем на юге. На новой родине им пришлось вести отчаянную борьбу с необычными природными условиями. Если в южных краях якуты разводили овец и верблюдов, то на новых кочевьях, где эти животные не выдерживали холодного климата, им пришлось переориентировать свое хозяйство и разводить в основном лошадей и рогатый скот. Якутские лошади приспособлены к северному климату, они служат в хозяйстве для перевозок и одновременно дают мясо, молоко, шерсть, кожу. На севере якуты потеряли и навыки земледелия, которыми владели ранее на прежней родине.

При переселении в новые края якутские племена, полностью оторванные от тюркоязычных собратьев, обитавших в далеких степях и горах Центральной и Средней Азии, утратили также свою письменность. О существовавшей некогда письменности остались лишь упоминания в якутских легендах.

Мнение о том, что название Байкал происходит от тюркских слов «бай» и «кель», отстаивает бурятский языковед и историк Ц. Б. Цыдендамбаев. Он полагает, что такое объяснение, хотя оно и уязвимо и имеет слабые места, все же ближе к истине, чем другие, крайне неубедительные попытки определить происхождение этого слова^{91}. Высказывались также мнения о происхождении названия озера от тюркских слов «бай» и «хал», означающих в совокупности якобы «богатство, останься»^{92}.

Серьезные возражени51 распространенному мнению о происхождении названия Байкал от «бай» и «кёль» изложил якутский языковед П. П. Барашков^{93}. Он считает, что подобное словообразование нетипично для якутского языка. В этом языке слова «баай» («богатый») и «кюёл» («озеро») часто входят в различные словосочетания, например: «баай киси» — «богатый человек», «баай ыал» — «богатое хозяйство», «кюёл итта» — «стоячая вода», «алаас кюёла» — «озеро, окруженное лесом» и др. В Якутии насчитывается около 670 тысяч озер. Многие из них носят название Ытык кюёлъ — Священное озеро, созвучное, по мнению ряда исследователей, названию Иссык-куль^{94}. И всюду слова «баай» и «кюёль» пишутся раздельно. Поэтому если бы название озера Байкал произошло от тюркских слов «баай» и «кюёль», то в якутском языке эти слова писались бы раздельно (Баай кюёль), а они пишутся слитно. Поэтому П. П. Барашков заключает, что принципы словообразования, характерные, по его убеждению, для якутского языка, противоречат версии о тюркском (якутском) происхождении слова «байгал». Правда, здесь надо отметить, что слой лексики, обозначающей явления природы, географические названия крупных природных объектов, обычно является очень древним, поэтому данное словосочетание вполне могло деэтимологизироваться и утратить первоначальное написание.

В то же время П. П. Барашков выдвигает мнение о заимствовании слова «байгал» из бурятского или монгольского языков. В якутской речи это слово произносится как «байхал» или «байгъал» и обычно употребляется в значениях «большая глубокая вода», «море». И хотя в якутском языке слово «глубокий» звучит как «диринг», слова «байхал» и «байгъал», обозначая близкое понятие, несут дополнительную смысловую нагрузку.

Итак, в якутском языке есть даже не одно, а несколько близких по звучанию слов, непосредственно обозначающих озеро Байкал. Следовательно, слово можно считать якутским. Однако напрашивается вопрос: исконно якутское ли это слово, не заимствовано ли оно из языков других народов, в частности монголоязычных? На основании того факта, что в якутском языке сохранилось огромное количество слов из бурятского и монгольского языков, П. П. Барашков делает вывод, что слова «байхал» и «байгъал» заимствованы из бурятского языка, и подробно анализирует, как могло это произойти^{95}. По его мнению, в якутском произношении заднеязычный звук «г» в слове «байгал» переходит в фарин-гальный звук «гъ» или «х» под влиянием следующего сразу за ним широкого «а». Звуки «гъ» и «х» в якутском языке встречаются только перед гласными «а» и «о». В соответствии с этим правилом, например, в заимствованном слове «тайга» звук «г» переходит в якутской речи в «гь» или «х».

Происхождение названия Байкал из тюркских языков отстаивает бурятский историк Э. Р. Рыгдылон^{96}. Он считал, что это слово происходит от общей тюркско-монгольской формы, и при этом ссылался на существование в якутском языке слова «байхал» — «море», подразумевая тем самым первичность тюркской основы. Однако исследователь не приводит объяснений относительно взаимоотношения собственно тюркской и монгольской форм.

Народы древнего мира и раннего средневековья устанавливали обширные научные и торговые контакты. Сведения, хотя и скудные, о Сибири, Северо-Восточной и Восточной Азии, о населении, обитавшем здесь в древности и раннем средневековье, имели народы Средней и Передней Азии, Запада. С этим связано появление версии о том, что слово «Байкал» происходит из арабского языка.

Арабы в VII в. создали громадную по территории империю (халифат), включавшую землю Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, Юго-Западной Европы. Это предопределило пышный расцвет арабской культуры и науки, особенно в IX и X вв. Арабские ученые создали выдающиеся труды буквально во всех отраслях знания, в том числе и в географии. Они вели самостоятельные исследования, кроме того, переводили произведения греческой литературы, через персов были знакомы с трудами ученых Индии. Благодаря торговым сношениям арабам стали известны Индия, Зондские острова, Китай. В эти страны были открыты морские пути. По суше арабы проникли в Тибет, Семиречье, на берега Иртыша и Енисея.

Сочинения Ибн-Хордадбеха, ал-Балхи, ал-Истархи, Ибн-Хаукаля, Джейхани и других ученых составили целую эпоху в географической науке раннего средневековья. Благодаря их трудам арабы представляли мир гораздо более обширным, чем греки или римляне. К сожалению, многие труды арабских ученых до нас не дошли или дошли частично, в отрывках, в переработанном виде.

Венцом эпохи арабских географических знаний считается карта мира, составленная Идрйси.

Абу Абдалла Мохаммед аль-Шериф аль-Идриси родился в 1100 г. в городе Сеуте, в княжеской семье, относившейся к династии Идрисидов. В молодые годы он много путешествовал, объездив Испанию, Грецию, Малую Азию. К тридцати годам Идриси уже имел научные работы по ботанике, географии, медицине.

В тот период Сицилийским королевством правил норманн Рожер II, интересовавшийся науками, в том числе географией. Рожер пригласил Идриси в Палермо — столицу своего королевства, и они договорились о составлении карты мира. Король, кроме того, хотел уточнить границы своего обширного королевства, занимавшего значительную часть Апеннинского полуострова, и узнать, как пишет Идриси, «географическое положение других стран, не подчиненных его власти».

Карта мира, вошедшая в науку под именами Рожера и Идриси, сопровождалась книгой, которая заключала, по словам Идриси, «полное описание городов и территории, природы и культуры населения, морей, рек, равнин и долин». Книга получила название «Развлечение истомленного в странствиях по областям».

Необычна судьба трудов Идриси. Они были безвестными до тех пор, пока в 1592–1597 гг. монахи-марониты не опубликовали некоторые извлечения из них в латинском переводе под странным и вводящим в заблуждение названием «География Нубии». Не больше повезло и картам Идриси. Монахи, в распоряжении которых находились оригиналы карт, вскоре потеряли их, и до нас дошли лишь копии. По этой причине мы не знаем достоверно, сколько же карт составил Идриси. Так, Брокгауз и Эфрон сообщают, что карта была выполнена на семи серебряных кругах, что, вообще говоря, соответствует теории о семи климатах, которые выделяли арабские географы, заимствовав ее у древних греков. В других исследованиях говорится лишь об одном серебряном круге. А историк И. П. Магидович указывает, что Идриси составил две карты мира, круговую и четырехугольную, на семидесяти листах.

Карта Рожера — Идриси знаменовала собой вершину в истории географических исследований мира в период, непосредственно предшествовавший завоеваниям Чингисхана. Известный арабист академик И. Ю. Крачковский назвал труд Идриси «монументальным памятником географии».

На карте на территории Восточной Азии показаны многочисленные озера. Некоторые из них названы. Однако среди них нельзя определенно узнать Байкал.

Версию о возможности происхождения названия Байкал из арабского языка не так давно высказал историк из Душанбе Ю. Мальцев^{97}. Он пишет, что в малоизученной арабской космографии «Диковинки сотворенного» (XII в.) Байкал назван Бахр-ал-Бака, что в переводе с арабского означает «море, рождающее много слез» или «море ужаса». В космографии дается описание рельефа и климата Прибайкалья, рассказывается о проживающих там народах. О самом озере сообщается следующее: «Это море с удивительно прозрачной и приятной на вкус водой. Оно расположено за морем Алмазов. Всевышний создал его в форме двух рогов, соединенных вместе. Оно возникло из подземной расщелины. И стонало оно всегда, и будет стонать вплоть до судного дня. И море это находится в постоянном волнении и реве…»

Анализируя приведенное описание, Ю. Мальцев находит, что оно очень точно отражает природные условия Байкала. На основе этого сходства исследователь отождествляет море Бахр-ал-Бака с Байкалом и дает свое объяснение происхождению названия Байкал. Он полагает, что название Бахр-ал-Бака озеру присвоили арабские путешественники, затем оно «вошло в обиход местных тюркских народностей, позднее могло видоизмениться в более удобное для произношения — Байкал. Эта морфологическая инверсия имени, перекочевавшего из арабского языка в другие, впоследствии утвердилась как традиционное обозначение названия озера». Здесь Ю. Мальцев имеет в виду трансформацию только слова «бака», так как слово «бахр» по-арабски означает просто «море».

По нашему мнению, эта гипотеза вызывает самые серьезные возражения. Сейчас достоверно не известен ни один арабский географ и путешественник средневековья, который побывал на берегах Байкала. Возможно, сведения арабских географов о Сибири и народах, здесь проживавших, могли быть получены через посредство купцов, которые, несомненно, торговали с восточными народами, особенно с китайцами. И вряд ли обоснованно предположение, что название, данное путешественниками, могло внедриться в язык народов, живших у озера и, безусловно, имевших для него название. Как указывает известный исследователь топонимов СССР А. И. Попов, «явления… когда более древний на данной территории язык воспринимает новое название, принадлежащее иному языку, очень редки» и связаны они бывают, как правило, с «мощным воздействием сравнительно поздних политических и экономических влияний, иногда заставляющих принимать название в новой форме»^{98}.

В 1974 г. появилась статья Э. М. Мурзаева и С. У. Умурзакова^{99}, в которой авторы проводят идею, что географические названия Иссык-Куль и Байкал являются культовыми, возникшими под влиянием религии. Они отмечают, что во многих странах мира есть географические названия, предопределенные анимистическими верованиями и переживаниями или даже сознательным насаждением религией. Культовые географические названия существуют и в Азии, где издревле особо почитались горы, большие озера, реки. Так, монголы всегда поклонялись реке Орхон, принося ей в дар деньги и другие ценности.

Утверждая, что название Иссык-Куль означает «Священное озеро», авторы статьи пытаются обосновать аналогичное происхождение названия Байкал. Ход их рас-суждений следующий. Ссылаясь на работы М. Н. Мель-хеева, они отмечают, что у прибайкальских бурят существует полная форма названия озера — Байгаал-далай, что означает «обширный, большой водоем, подобный морю». И далее они пишут: «Значит, гидроним представляется тавтологическим образованием: море + море. Но в монгольских языках «далай» имеет еще значения «необозримый, вселенский, верховный, всевышний». В данном случае мы видим заимствование из тибетского. Сравним: «далай-лама» — верховный, всевышний лама, живой бог на земле, буквально «лама-океан», т. е. лама, великий, как океан. Здесь наблюдается единство значений: море, океан, необозримый и всевышний, великий».

Такая этимология, по мнению исследователей, подтверждается тем, что у русских ранее бытовало название Байкала Святое море. Исследователи присоединяются к взгляду В. А. Никонова о том, что название Святое море является калькой, дословным переводом дорусского названия Байкала, т. е., скорее всего, названия Байга-ал-далай.

Таким образом, Э. М. Мурзаев и С. У. Умурзаков пытаются доказать, что из тибетского языка заимствовано только слово «далай», что противоречит историческим фактам. Чтобы понять это противоречие, познакомимся с историей взаимоотношений тибетского и монгольского народов, а также с основными моментами истории распространения буддизма.

Еще в глубокой древности буддизм пришел в Тибет из Индии и заметно потеснил древнюю тибетскую религию бон. Позднее он стал распространяться и по окраинам Центральной Азии, продвигаясь в основном на восток (в Китай, Японию, Корею) и на север (в Монголию, Южную Сибирь). Бок о бок с религией шли тибетская культура и язык.

В Монголии буддизм распространяется как бы волнами. Известный исследователь Тибета, и в частности взаимоотношений тибетского и монгольского языков, Ю. Н. Рерих отмечал, что первые контакты Монголии с Тибетом восходят ко времени империи Чингисхана, к XIII в., когда главы влиятельных буддийских сект были приглашены к монгольскому императорскому двору. В это же время знаменитый Пхагпа-лама (Святой лама)^{100} изобрел так называемое «квадратное письмо». В 1260 г. Хубилай, став великим ханом, специальным указом обеспечил исключительное положение в империи буддистской религии. Пхагпе-ламе он даровал титул «диши» — наставника императора, а несколько позднее — еще и титул «гоши» — государственного наставника. О титуле «далай» еще не было и речи.

Это первая волна распространения буддизма не была особенно мощной.

Так начались тесные связи монголов с Тибетом. Однако контакты литератур и языков установились позднее. Монгольский лингвист Н. Жамбалсурен^{101} отмечает, что первые переводы тибетской, конечно религиозной, литературы на монгольский язык приходятся на начало XIV в. Известный монгольский деятель Чойджи-Одсер переводит в это время на монгольский язык ряд религиозных буддийских трактатов.

С проникновением тибетской литературы в Монголию связано и появление в монгольском языке тибетских заимствований. По-видимому, в это время, а может быть, и позднее монголам стало известно тибетское слово «blamа», означающее «буддийский монах», «священник». Заимствованное из тибетского языка, оно звучало в иной фонетической огласовке под влиянием особенностей языка и произносилось как «lamа».

Однако в языках монгольской языковой группы слово «лама» никогда не служило синонимом ни слова «далай», ни слова «байгал». Следовательно, у нас нет никаких — ни исторических, ни языковых — оснований говорить об отождествлении этих слов или их значений.

Новая мощная волна буддизма — нашествие в Монголию желтошапочных буддистов — приходится на конец XVI в. За столетие до этого рухнула и распалась на ряд самостоятельных государств Монгольская империя, многие народы сбросили с себя татаро-монгольское иго. К концу XVI в. Внутренней Монголией правил Алтан-хан. Естественно, он был заинтересован в привлечении на свою сторону иноязычных соседей-тибетцев.

В это время во главе Тибета и его религиозных сект стоял лама Соднам Джамцо. Буддистская секта гэлугпа, которую представлял лама, имела власть только в одной области Тибета — Уй. Желтошапочную гэлугпу теснили другие секты, порою пользовавшиеся сильной поддержкой и обладавшие большой властью в стране. Поэтому лама Соднам Джамцо нуждался в поддержке извне. Летом 1578 г. он появился в Коко-Хотане (Голубом городе) — столице Внутренней Монголии. Здесь тибетский лама Соднам Джамцо и монгольский хан Алтан-хан, как и за триста лет до этого Пхагпа-лама и Хубилай, нашли общий язык. Алтан-хану нужна была вера, ламе — сила, способная противостоять соперничающим сектам.

Эта встреча была знаменательной: в итоге ее учрежден титул «далай-лама», а среди монголов началось усиленное распространение буддизма.

Алтан-хан выпустил манифест о поддержке буддизма в Монголии, ламе Соднам Джамцо — верховному религиозному и одновременно государственному правителю Тибета — он пожаловал титул «далай-лама», присоединив к тибетскому слову «лама» («священник») исконно монгольское «далай» («океан, море, великий»). До этого было, да и сейчас у тибетцев есть свое слово «джамцо» («океан»), удивительным образом совпадающее с именем первого человека, получившего титул «далай-лама». Есть мнение, что слово «далай» является переводом на монгольский язык тибетского слова «джамцо». Но это мнение может быть и ошибочным, поскольку, скорее всего, при пожаловании титула «далай-лама» имелось в виду только одно значение слова «далай», а именно «великий».

Не из тибетского в монгольский, а, наоборот, из монгольского в тибетский язык перешло слова «далай». Поэтому нельзя говорить о тибетском происхождении бурятского названия Байгал-далай или его части — слова «далай».

По мере распространения буддизма монголоязычные народы знакомились с тибетской литературой. Естественно, усилились и языковые заимствования. Н. Жамбалсурен пишет, что второй период письменного заимствования монголами тибетских слов начался со времен чахарского хана Лигдана, организовавшего перевод Ганчжура и позднее Данчжура (сводов тибетских канонов).

Новая мощная волна буддизма ограничилась на первых порах территорией собственно Монголии. Например, среди бурятского народа буддизм в виде одной из его форм — ламаизма — стал распространяться только в конце XVIII — начале XIX в.

На XVIII и XIX века приходится широкое распространение среди монголоязычных народов тибетского языка. Известный советский востоковед Б. Я. Владимирцев писал: «Тибетский язык делается как бы вторым литературным языком монголов XVIII–XIX вв., отводя монгольскому письменному языку второстепенное место. В Монголии не только буддийское духовенство начинает старательно изучать тибетский язык, писать на нем, вести богословские диспуты, но и светское общество обращается к этому языку, монгольские князья и чиновники — вообще все, кто только стремится стать образованными, начинают изучать тибетский язык»^{102}.

Вся история распространения среди монголоязычных народов буддизма и вместе с ним или вслед за ним тибетского языка и литературы показывает, что бурятский народ был приобщен к буддизму значительно позже прихода в край русских. В этот период любые заимствования из тибетского языка, безусловно, были бы зафиксированы.

Все это свидетельствует против варианта Э. М. Мурзаева и С. У. Умурзакова о тибетском происхождении распространенного среди бурят и монголов названия Байгал-далай.