Чудес не бывает?

6

— По-моему, ты спятил, Майк! — Фредди покрутил у виска согнутым пальцем. — Из-за Мэлли Нэшвуд у тебя окончательно снесло крышу! И кого ты там будешь играть? Такого же психа, который прикончил себя из-за несчастной любви?

— Психа зовут Ромео, — не обращая внимания на ворчание Фредди, отозвался Майк. Он развалился в кресле-кровати и мечтательно глядел в потолок, словно под голубым потолком, разрисованным белыми облаками, порхала Мэл, чьи крылья не были видны только слепому Фредди.

— Психа зовут Майком, — покачал головой Фредди и слез с большой диванной подушки, служившей ему табуретом всегда, когда он оказывался у друга в гостях. — Нет, объясни, как ты себе это представляешь? Эта вредная мисс Скриббл ни за что не возьмет тебя в театр. Да и кто ей разрешит? Хорошо еще, что после штрафного нас допустили до обычных занятий.

— Почему это меня? — Майк нехотя вернулся с небес на землю и покосился на своего чересчур прагматичного друга. — Ты что, собрался меня бросить?

— Нет, я буду играть в театре, — хмыкнул Фредди и, положив большую подушку на голову, громко провыл: — Бы-ыть или не бы-ыть, вот в чем вопро-о-ос!

— Балда, фраза не из этой оперы.

— Спектакля.

— Трагедии. Ты цитируешь «Гамлета» и даже не знаешь, кто он такой, — укоризненно покосился на друга Майк.

— Зато я знаю, кто ты такой, — обиженно отозвался Фредди.

— И кто же?

— Псих, я уже сказал. Ты полный псих, Майки.

— Не называй меня Майки, — нахмурился Майк.

— Ну вот, мы уже и ссоримся из-за девчонки.

— Не из-за девчонки, а из-за искусства.

— Где оно было, твое искусство, когда ты не знал, что Мэлли Нэшвуд играет в этой пьесе, — вздохнул Фредди.

— Ну, Фред, дружище, ты же меня не бросишь? — умоляюще посмотрел на друга Майк. — В конце концов, если ты не хочешь участвовать в постановке, то можешь рисовать. Этим театралам наверняка нужны художники. Ты же настоящий гений, Фредди. Один твой скелет чего стоит. Джейк, увидев его, чуть в штаны не наложил. Ты же наконец должен реализовать свой талант. Роспись декораций тебя прославит.

— Ну уж и прославит, — уже с меньшим недовольством проворчал Фредди. — Но даже если я соглашусь, это ничего не изменит, Майк. Школьный театр нам не светит — слишком уж у нас с тобой чистенькая репутация. Мисс Скриббл скорее возьмет в театр говорящих попугаев, чем нас с тобой, Майк.

Майк вскочил с кресла-кровати и, налетев на Фредди, едва не сбил его с ног. Испуганный Фредди захлопал глазами, а Майк принялся трясти его как грушу.

— Ну разве мы не актеры, Фредди? Мы можем сыграть и злостных хулиганов, и редкостных гадов, и пай-мальчиков. Вот мы и сыграем тех, кто становится на путь исправления.

— Зачем? — изумленно уставился на него Фредди.

— Затем, чтобы нас взяли в театр, балда.

— Я не балда, — возразил Фредди и вырвался из цепких рук друга. — Просто я понять не могу, как тех, кто совсем недавно сорвал урок по сайнс и загремел в штрафной, возьмут в школьный театр.

— Не просто возьмут, а оторвут с руками.

— И откуда у тебя столько уверенности? — Фредди осекся и покосился на дверь. — По-моему, стучат.

— Отец, наверное, — пожал плечами Майк и, снова завалившись в кресло, крикнул: — Войдите!

— Спасибо, что сделал одолжение, — раздался хорошо знакомый Майку голос. Впрочем, интонация, с которой этот голос к нему обращался, была для Майка не очень-то привычной.

— Не за что, па, — бросил Майк и, посмотрев на отца, замер. — Что это с тобой?

— Ты о чем? — полюбопытствовал Дюк, остановившись в центре комнаты.

— О твоей прическе, — пробормотал Майк.

— А что с ней не так? — спросил Дюк, недовольно покосившись на Фредди, сидевшего верхом на диванной подушке.

— Да ничего. Просто непривычно. — Майк внутренне поежился. Перемены, которые происходили с отцом, удивляли и пугали его не меньше, чем Сью. Что-то изменилось в его голосе, в его взгляде, в его манере говорить.

А еще и эта новая прическа: отец никогда не укладывал волосы, а теперь зачем-то зачесал их назад и покрыл слоем блестящего геля. Выбрился до того гладко, что, казалось, на его лице никогда не росли волосы. И, кажется, намазал свою физиономию маминым кремом.

— А мне непривычно наблюдать твоего друга, который сидит на подушке, как на игрушечной лошади, — полушутливо-полусерьезно заметил Дюк.

Фредди, которого мистер Миндселла уже не раз заставал в такой позе, изумленно уставился на отца своего друга.

— Лучше бы тебе положить ее на диван, малыш, — с приклеенной улыбкой заметил Дюк. — Там для нее самое подходящее место.

Фредди послушно встал с подушки, положил ее на диван и оторопело посмотрел на мистера Миндселлу.

— Пап, да что с тобой? — Майк поднялся с кресла и сердито посмотрел на отца. — Ты что, решил поиграть в маму?

— Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь, Майк, — наконец-то убрав с лица улыбку, заметил Дюк. — Я не твой школьный приятель, а отец. Ты понимаешь, что значит слово «отец»?

Дело и вправду плохо. Дюк никогда не играл в папу, и потому говорить с ним всегда было легко. Майк внимательно посмотрел на отца — ему, как и матери, начало казаться, что отец их действительно разыгрывает.

— Я знаю, что значит «отец», пап, — серьезно ответил он. — Вот только я уже не уверен, что знаю своего отца.

— Майкл Миндселла… — в голосе Дюка зазвенел металл, а в голубых глазах блеснула сталь, которой Майк никогда раньше не видел, — немедленно извинись.

— За что? — опешил Майк. Дюк никогда не требовал номинальных извинений, и Майк извинялся только тогда, когда действительно был виноват и чувствовал себя таковым.

— Ты еще спрашиваешь? — уставился на него отец.

Фредди присел на уголок дивана и вжался в стену. Майк рассказывал другу о тех переменах, что произошли с мистером Миндселлой, но Фредди и в голову не могло прийти, что отец Майка изменился настолько.

— Да, я спрашиваю, — кивнул Майк. — Потому что не понимаю. Потому что ты никогда не выуживал из меня извинений…

— Выуживал?! Ну это уж слишком, Майкл Миндселла! — Голос отца звенел все сильнее, а взгляд уже трудно было назвать холодным — он стал ледяным, словно Дюк нарочно засунул глаза в морозилку, а потом вытащил их, чтобы продемонстрировать сыну степень своей ярости. — Ты переходишь все границы дозволенного.

— Какие еще границы? — полюбопытствовал женский голос.

Час от часу не легче. Фредди, почти слившийся со стеной, первым заметил Сьюлен, которая вот уже минуту вслушивалась в перебранку между отцом и сыном.

Не меняя выражения лица, Дюк повернулся к жене. Майк, наверное впервые в жизни, был благодарен своей матери за то, что она появилась вовремя.

— Границы допустимого в разговоре с отцом, — изрек Дюк тоном глубоко оскорбленного человека, который не собирается прощать обидчика.

— С каких это пор ты начал очерчивать границы в разговоре с Майком? — полюбопытствовала Сьюлен.

Майк заметил, что тон отца и его поведение уже скорее возмущают, а не удивляют маму.

— С тех пор как ты забыла, что детей нужно воспитывать. Майк не умеет разговаривать со взрослыми. Ты считаешь это нормальным?

— Вообще-то именно ты всегда был сторонником демократического воспитания детей, — язвительно хмыкнула Сью.

— Тебе смешно?

— Мне?! — вскинула Сью и без того изогнутые, как кошачья спина, брови. — Мне не смешно с тех самых пор, как ты пришел в себя после удара. Фредди, — покосилась Сью на перепуганного мальчишку, — вы бы спустились с Майком в гостиную. Мне нужно кое о чем поговорить с мистером Миндселлой.

Фредди осторожно, словно боясь, что одним только взглядом Дюк превратит его в жабу, поднялся с дивана и вышел из комнаты. За ним последовал Майк, на этот раз не решившийся спорить с родителями.

Он прикрыл дверь, из-за которой все же донеслись обрывки фраз, из которых Майк явственно расслышал одно только слово: «психоаналитик»…

— Думаешь, твой отец свихнулся? — поинтересовался Фредди, запихивая в рот ложку с консервированной кукурузой.

Майк задумчиво посмотрел сквозь друга и изрек:

— Я думаю, все похуже.

— В шмышле? — с набитым кукурузными зернами ртом поинтересовался Фредди.

— У меня есть подозрение, что мой отец вовсе не Дюк Миндселла.

— А кто же он тогда? — проглотив кукурузу, полюбопытствовал Фредди.

— Инопланетянин, — прошептал Майк и приложил палец к губам.

— Нет, это у вас семейное, — покачал головой Фредди.

— Инопланетянство не болезнь. Его не передают по наследству.

— Да я не об этом. — Фредди махнул рукой так, что с ложки полетели оставшиеся на ней кукурузные зерна. — Просто вы оба психи. А это передается по наследству.

— Да я не шучу, Фредди! — возмущенно покосился на друга Майк. — Ты видел, как он изменился? Разве может нормальный человек так измениться всего-то за несколько дней? Да какое там несколько! Он уже в больнице был такой… Зуб даю, что инопланетяне прилетели в больницу и поменяли…

— Майк, хватит пороть чепуху, — перебила брата Лин, заглянувшая на кухню. — Просто папа наконец решил стать нормальным человеком.

— Нормальным?! — вспыхнул Майк. — Да он же теперь форменный псих.

— Нет, это он раньше был немного тронутый, а теперь с ним все в порядке, — просияла Лин.

— А тебя, как я погляжу, все устраивает?

— Если отец отчитал тебя за то, что ты нес чепуху, я только рада. Давно пора. Странно, что он раньше тебе во всем потакал.

— Нет, он точно инопланетянин. — Майк повернулся к Фредди. — Хотите, я вам всем докажу?

— Хотела бы я знать как? — хмыкнула Лин. — Нарядишься зеленым человечком и выпрыгнешь на него из-под дивана?

— Если не испугается, значит, точно инопланетянин, — засмеялся Фредди и запихнул в рот еще одну ложку кукурузы.

— А вот как… — Майк потянулся к Фредди и отобрал у него банку с консервированной кукурузой.

На лице несчастного Фредди появилось такое разочарование, что Лин расхохоталась.

— Что и требовалось доказать, — торжествующе изрек Майк и вернул Фредди банку.

— Что-то я не догоняю, — растерянно посмотрел на него друг.

— Все знают, что мой папа обожает шоколадные конфеты. Когда мама запретила ему есть сладкое, он их даже начал прятать. Он мог забыть что угодно, даже бабушку Ди. Но вкуса шоколадных конфет папа никогда не забудет, — торжественно изрек Майк и вытащил из заветного шкафчика коробку с дорогими сердцу Дюка конфетами. — Если папа разлюбил шоколад, это точно не папа.

— Если Майк перестанет болтать чепуху, это точно не Майк, — насмешливо отозвалась Лин.

— Мне не до шуток, — серьезно посмотрел на сестру Майк. — В отличие от тебя я беспокоюсь за отца. А тебя волнует только то, как на него будут смотреть другие.

— Неужели? — ехидно покосилась на брата Лин. — По-моему, ты и сам его стеснялся.

— Это ты о чем?

— О том, что идея с дядей Дюком принадлежала не мне.

Майк обиженно покосился на сестру. Ну зачем она так? Он и без того чувствует себя виноватым и уже раскаялся в этой недостойной слабости.

— Я был полным идиотом и стараюсь исправиться, — буркнул он.

— Что-то незаметно, — кивнула Лин на коробку с конфетами. — По-моему, ты как был им, так и остался.

Майк хотел огрызнуться и сказать в ответ сестре какую-нибудь гадость, но передумал. Возможно, очень скоро ему понадобится ее помощь. На нынешнего папу рассчитывать не очень-то приходится, а ведь кто-то должен помочь Майку подготовиться к прослушиванию. И не просто помочь, а сделать так, чтобы мисс Скриббл решила, что Майк единственный мальчик в школе, достойный сыграть Ромео.

— Лин, а что ты скажешь, если я и в самом деле возьмусь за ум? — немного помолчав, поинтересовался Майк.

— Хотела бы я знать, что ты имеешь в виду под словосочетанием «возьмусь за ум»? — Лин, кажется, совершенно не воспринимала его всерьез.

— Ну, например, начну играть в школьном театре, — ответил Майк и пристально посмотрел на сестру.

Вместо того чтобы удивиться, Лин расхохоталась. Она упала на табуретку и чуть не стукнулась о край стола головой, которая буквально подпрыгивала от смеха.

Майку стало обидно: от смеха на глазах у его сестры даже слезы выступили.

— Что ты там будешь играть? — немного успокоившись, спросила Лин. — Фокусы показывать? Тоже мне, Дэвид Копперфилд, Гудини. Ой, не могу! — прошелестела Лин и снова расхохоталась.

— Спасибо, сестренка, ты мне очень помогла, — сквозь зубы процедил Майк и посмотрел на Фредди. — Готовься, дружище. Это, — кивнул он на рыдающую от смеха сестру, — только репетиция. Главный спектакль у нас впереди.

— Угу, — буркнул Фредди и, заглянув в банку из-под кукурузы, с огорчением обнаружил, что она опустела. — Это была последняя?

— Как ты можешь думать о еде, когда мы затеяли такое предприятие? — раздраженно поинтересовался Майк.

— Ой, не нравится мне все это, — посерьезнев, заметила Лин. — Вы что, решили сорвать школьный спектакль? Тебе, Майк, мало штрафного? Впрочем, в театр тебя все равно никто не примет. Оценки у тебя неплохие, но репутация такая, что эта, как ее… мисс Скраббл…

— Скриббл.

— Ну Скриббл, суть от этого не меняется. Думаю, мисс Скриббл и близко тебя не подпустит к сцене.

— Это мы еще поглядим, — заметил Майк. — Я, правда, думал, что моя сестра поможет мне выучить роль. Но в этой семье, кажется, не ценят гениев и талантов.

— Даже не мечтай, гений, — покачала головой Лин. — Во-первых, я готовлюсь к старшей школе и хочу перейти в нее с самыми высокими баллами. А во-вторых, я не верю, что ты решил играть в театре только потому, что обнаружил у себя какой-то там талант. Готова поклясться, ты что-то задумал. А я хочу закончить «Петер-линк» раньше, чем ты развалишь эту школу.

— Как знаешь, — проворчал Майк и, посмотрев на коробку конфет, снова вспомнил об отце.

Мнения и желания Дюка тоже мало кого волновали. С тех пор мнения отца сильно переменились. А что с желаниями? Это еще предстоит проверить.