Цотнэ, или падение и возвышение грузин

В стране Ширванской в тёмном лесу жили усатые муравьи. У их предводителя были самые длинные усы, и называли его поэтому Усатым.

Усатый был мудрым и непобедимым бойцом. День и ночь он заботился об усилении своих владений и умножении числа своих подданных. В страхе перед ним поблизости не показывался ни один хищник, и никто не нарушал спокойствия муравьёв.

Однажды Усатый в сопровождении нескольких муравьёв отправился в Агзеван за солью. Он наказал своим подданным до его возвращения не отходить далеко от города, укреплять крепостную стену и никому не открывать ворот. Муравьи твёрдо соблюдали данное предводителю слово, за пределы крепостных стен не выходили и посторонних в свою крепость никого не впускали.

Однажды в лесу возник пожар. Огонь окружил город муравьёв. Некуда было бежать и негде было спрятаться. Огонь всё вокруг превращал в уголь. Жар проник в муравейник, и все, кто был в городе, погибли.

Вернувшиеся из Агзевана Усатый и его спутники не застали ни леса, ни своего любимого города. Толстый слой пепла накрывал их городище и всё имущество.

Кому нужна была с таким трудом привезённая из Агзевана соль! Они сели на пепелище и горько заплакали.

Усатый, наплакавшись и напричитавшись, наконец кое-как успокоился и заладил, что должен он пойти к владыке огня, пожаловаться на жестокость пожара, попросить его заново восстановить город и оживить всех муравьёв.

— Где это видано, восстановить сгоревшее и превратившееся в пепел! — осмелились возразить подчинённые.

— За девятью горами есть страна огнепоклонников. Огонь там вырывается из земли. Там-то и живёт владыка огня. Я часто видел, как к тому огню подходят верующие, молятся, и владыка огня тотчас исполняет всё, о чём они его просят.

— Горе нам! Ты погибшим не поможешь и сам сложишь голову, — ответили муравьи. Однако Усатый настоял на своём и отправился в сопровождении слуг за девять гор, в страну, где живёт владыка огня.

Перевалив все девять гор, они наконец достигли цели. Из глубины земли там и правда поднимался высокий огненный столб. Вокруг лежали жертвенные туши. Распростершись на земле, лежали молящиеся, они возносили свои молитвы.

Усатый издали поклонился огненному столбу и стал излагать свою жалобу.

Но так как ничего не услышал в ответ, кроме гула, то решил, что, наверно, надо подойти поближе и пожаловаться погромче. Он так и сделал. От близости огня, от сильного жара в голове у него начало мутиться, но всё же он набрался сил и повторил свою жалобу. Опять ничего не услышал в ответ Усатый жалобщик. Нечего делать, надо подползать ещё ближе, но тут от порыва ветра огненный столб качнулся, образовалось горячее завихрение, и нашего муравья как не бывало.

Тех, кто доверяется враждебной силе, всегда ждёт такая судьба. И Бецина и тот муравей ничем не смогли помочь своим подопечным и погибли сами.

Мудрость этих притч, князь, в том, что умный человек должен беречь себя, не доверяться врагу и не обрекать себя на напрасную смерть.

— Догадываюсь, Абиатар, я о смысле этих притч. Но мне возвращаться уже нельзя, принятое решение я должен выполнить. Вместе с участниками Кохтаставского заговора должен я держать ответ перед нойонами.

— Твоя воля… — пробормотал Абиатар. — Спокойной ночи, князь.

— Спокойной ночи.

Проснулся Цотнэ от конского топота. Кто-то на белом коне стремглав мчался на юг. Князь счёл это за доброе предзнаменование, приподнялся, перекрестился.

Расстелили скатерть.

Выспавшись, в отличном настроении Цотнэ поднял чашу и спросил у Аспасии, которaя сидела с красными от бессонницы глазами:

— Видно, не спалось тебе, Аспасия?

— Да, всю ночь глаз не сомкнула, князь, не могла спать от горя.

— А я спал, как убитый.

Князь выпил немного вина, заставил выпить поникших от горя спутников, потом поехали дальше и в сумерки достигли Аниси.

Устроились, и Цотнэ сейчас же отправился в караван-сарай купца Мартироса.

Армянского торговца он не застал.

Доложили, что уехал в Двин и вернётся через два дня. Цотнэ забеспокоился. О судьбе заговорщиков он надеялся узнать от Мартироса, от него же он ждал совета, как поступить дальше, а теперь, когда тот оказался в отъезде, не знал, к кому обратиться.

Опечаленный, вернулся домой.

— До появления Мартироса не появляйся на улице, чтобы не узнали, — осмелился сказать Гугута. — Мы походим по городу, порасспросим о заговорщиках, узнаем от здешних грузин и армян об их местонахождении, а потом, как прикажешь, так и поступим.

Иного выхода у Цотнэ не было. Он заперся в доме, а своих верных спутников послал узнать о заговорщиках.

Вестник с недобрыми известиями прибыл во дворец Дадиани в полночь. Госпожу разбудили, доложили о том, что заговорщики схвачены и Цотнэ отправился в Орду. От внезапного потрясения Краваи упала в обморок, во дворце послышались плач и крики.

Наконец Краваи с трудом пришла в себя.

— Сейчас же седлайте коней, я должна догнать князя. Или верну его обратно, или погибну вместе с ним! — решительность Краваи нельзя было поколебать. Никто не смог отговорить её от этого решения.

— И мужу не поможешь и сама погибнешь ни за что!

— Если себя не жаль, пожалей хоть детей…

И умоляли и пугали её, но Краваи уже не могла отказаться от своих слов. Только в одном удалось убедить её — не ехать тёмной ночью, а подождать до утра.

Тысячи мыслей металось в голове Краваи, направлявшейся к монголам в Орду.

Она вспомнила рассказы проезжих купцов, которые побывали в Одишском дворце месяц назад. Тогда их рассказы показались ей неправдоподобными, ну а теперь она должна на себе испытать всю жестокость монголов.

— Оказывается, они и глазом не моргнув убивают человека, положив его голову на большой камень, а другим камнем ударив. Переламывают позвоночник, ногами отбивают все внутренности, каменной пилой перепиливают шею… Всё это у них обыкновенные способы убийства. Но хуже этого, оказывается, если им попадается в руки женщина. Однажды к хану Бату пришли русские брат и сестра, дети убитого перед этим князя. Они просили не отнимать у них вотчину. По приказу Бату брата с сестрой положили рядом и силой принудили соединиться.

Краваи задрожала, и слёзы у неё потекли ручьями. Куда она едет, зачем губит себя?! Кто знает, может быть, она не застанет Цотнэ в живых и тогда совсем уж понапрасну отдаст себя в руки этим скотам-монголам!

Но может, и мужа избавит от смерти и сама останется невредимой?!

Божья матерь поможет ей, осенит её своей благодатью. Как до сих пор она хранила семью правителя Одиши, так и теперь силою своей святости избавит доверившихся ей и уповающих на неё людей… Краваи уверовала, что отныне судьба мужа и её самой зависит от твёрдости её воли и сообразительности. Пути к отступлению не было. В душе она твёрдо решила использовать все возможности, применить все способы, чтобы завоевать сердце монголов и вместе с мужем благополучно возвратиться домой.

…Когда купцу Мартиросу сказали о приезде правителя Одиши, он побледнел и чуть не упал в обморок. Всего несколько дней тому назад, узнав об аресте кохтаставских заговорщиков и о том, что обречённых на смерть привезли в Аниси, купец страшно испугался, потом он немного успокоился, так как среди арестованных не было его главного должника Цотнэ Дадиани. Появилась надежда вернуть большой долг, отлегло от сердца. А теперь спасшийся от ареста Дадиани, оказывается, по своей воле идёт на смерть и сам сует голову в петлю, которая ещё вчера была так далека от него!

Цотнэ по лестнице поднялся на второй этаж. Ему открыли дверь и ввели в просторный зал.

— Хозяин сейчас выйдет к вам, садитесь, — сказал слуга, пододвигая кресло. Цотнэ сел и спокойно огляделся. В комнате стояла мебель, украшенная чеканным серебром и золотом. Кучами были навалены на полу и на столах иранские ковры, парча и шёлка. Китайскими, восточными, западными товарами были набиты открытые сундуки и ящики. Цотнэ знал, что караваны великого армянского торговца бродят по просторам всех доступных стран и земель. Они перевозят множество товаров из одного угла мира в другой. Он слышал и о том, что для великого торговца из Гори гостеприимно раскрыты двери всех царских дворов. Должники Мартироса не только правитель Одиши, но и многие венценосцы. Многие могущественные люди зависят от него и зачастую послушны его воле.

Роскошь никогда не привлекала Цотнэ. Сам он удовлетворялся малым и никогда не взял бы денег взаймы ради прихотей. Одишскому правителю пришлось стать должником купца ради государственного дела и заботы о родине.

К однажды взятому долгу добавлялся другой долг, начислялись проценты, и постепенно правитель Одиши оказался в когтях купца и ростовщика. Мартирос понемногу сжимал свои когти, не спеша с получением долга. Цотнэ, стараясь избавиться от долгов, копил, сберегал, но монгольской дани и поборам не предвиделось конца. На проценты начали в свою очередь начисляться проценты. Долг рос изо дня в день.

Вошёл Мартирос. Мертвенная бледность покрывала лицо торговца. Дорогой персидский халат небрежно был наброшен на плечи. На ногах златотканые туфли.

— Что тебя привело сюда, князь? — прямо с порога спросил испуганный купец.

— Обязанность и совесть, — невозмутимо ответил Цотнэ, поднимаясь из кресла.

Обменялись рукопожатиями.

Цотнэ снова сел в кресло, а Мартирос подошёл к столу, на котором валялись различные счета и деловые бумаги, и тяжело опустился на стул.

— Какое время говорить о чести и совести! Как ты мог явиться сюда! Тебя же убьют!

— Знаю, Мартирос!

— Ты же губишь себя! А семья в чём повинна? — ему хотелось бы добавить: — А со мной как ты собираешься поступить? — но он сдержался и только бессильно развёл руками.

— Слушай, Мартирос! Ты же умный человек и поймёшь меня. Ты близок к монгольским нойонам, у тебя лёгкий доступ к ним…

— Никакого доступа у меня к ним нет! — взорвался Мартирос. — Я редко хожу к нойонам, да и то, когда позовут, по их приглашению, с дорогими подарками и подношениями, говорю с ними только о торговых делах. Если собираешься послать меня, чтобы вымолить прощение грузинам, знай, это невозможно. Если узнают о твоём приходе сюда…

— Не сердись и не бойся, Мартирос. Я пришёл к тебе для того, чтобы ты отдал меня в руки нойонам!..

— Я не предатель, и никакого дела до тебя мне нет! — ещё больше разошёлся Мартирос.

— Ты должен отдать меня в руки нойонам, — так же спокойно повторил Цотнэ.

— Что вы говорите, князь?! Зачем вы навязываете мне всё это? Не хочу я брать греха на душу…

— Теперь мы в твоих руках. От тебя зависит судьба и моя и всех схваченных.

— До заговорщиков мне дела нет. Не ввязывайте меня в ваши преступления, — возмущённо кричал торговец.

— Успокойся, Мартирос! Нашу вину тебе никто не навязывает, и дела заговорщиков тебя действительно не касаются. Тебе надо заботиться о своей выгоде. — Цотнэ пристально посмотрел на перепуганного торговца. — Кажется, и другие заговорщики твои должники?

— К чёрту долги и выгоду! Моя жизнь мне дороже! Ни за какие деньги я не ввергну себя в эту геенну огненную.

— Можешь и в огонь не попасть и нам помочь.

— Невозможно! Заговорщикам смерти не миновать. Никто и слова не посмеет сказать в их защиту.

— Я и схваченные грузинские князья не так уж мало должны тебе, чтобы ты так просто упустил возможность возвратить эти долги. Хорошо всё взвесь, Мартирос, ты ведь умный, расчётливый человек.

— Напрасно стараешься, князь. Я к этому делу и близко не подойду, — холодно отрезал торговец.

— Послушай! Я не хочу, чтобы ты попадал в беду. Завтра утром повидай нойонов и скажи им, что Цотнэ по своей воле явился сюда.

Остолбеневший торговец, раскрыв рот, слушал отчаянного князя.

— Скажи, что я по своей доброй воле приехал из-за Лихского хребта. Ведь никто меня не схватывал и не привозил.

— А потом?

— Они знают, что в своей вотчине я был в неприкосновенности. Там монголы не могли бы схватить меня и привлечь к ответу.

— Это меня и удивляет! Что тебя заставило явиться сюда?

— Истина, Мартирос. Если б я не был прав и невиновен, как бы появился здесь?

— Никто не в силах доказать вашу невиновность.

— Я докажу, Мартирос! Этим своим поступком докажу. Ты должен вразумить монголов, что если б я был заговорщиком, то по своей воле сюда не явился бы и не обрёк бы себя на смерть. Убеди нойонов, что мы собирались в Кохтистави, дабы уладить податные дела, что у нас и в мыслях не было устраивать заговор.

— Всё это заговорщики повторяют, как попугаи, но монголы не наивные дети, чтобы поверить этим сказкам.

— Поверят, Мартирос, если ты им хорошенько растолкуешь смысл моего приезда из-за Лихского хребта. Завтра утром доложи им, что я нахожусь здесь. Только постарайся как можно лучше растолковать и чтоб они все поняли. Если поверят, хорошо, а нет… что ты теряешь? Отдашь нас в руки врагу, тебе ещё и спасибо скажут.

Опустив голову, Мартирос долго думал, потом посмотрел в глаза Цотнэ и, уже соглашаясь, сказал:

— Не ввергал бы ты меня в этот огонь, было бы лучше, но теперь ничего не поделаешь! Твоего прихода ко мне уже достаточно, чтобы стали меня подозревать и обрушили бы на меня свой гнев. Теперь иного выхода, пожалуй, у меня нет, постараюсь выполнить твою просьбу. Явлюсь к главому нойону, и будь что будет!..

Вернувшись к себе, Цотнэ, не раздеваясь, прилёг на тахту, и сон тотчас же одолел его. Проснулся он от скрипа дверей.

— Это мы, князь, — на пороге появились Абиатар и Гугута.

Цотнэ, протирая глаза, сел на тахту.

— Узнали что-нибудь?

— Весь город только и говорит, что завтра в полдень грузинских заговорщиков приведут на площадь, чтобы пытать, — доложил Гугута.

— Что ты говоришь? Это точно? — заволновался Цотнэ.

— Слышали от самих монголов.

— Эту площадь ты видел? Что там, виселица? Лобное место? Приготовлены дрова для костра?

— Площадь я видел, князь, но там никаких приготовлений не заметно. Потом я пошёл на улицу Златочеканщиков. То, что я там узнал, более правдоподобно: грузинских заговорщиков будут пытать во дворе главного нойона. — До чего мы дожили, князь!

— Да, это более правдоподобно. Если собираются пытать, чтобы добиться признания, на главную площадь не поведут, — Цотнэ на мгновение призадумался, посмотрел на Абиатара и тихо спросил: — Не можешь ли найти, кто хорошо знал бы все входы-выходы того дома?

— Уже нашёл. Это сотник дворцового караула. Он сопровождал нойона Чагатая, и я его хорошо знаю. Здешние грузины сказали мне, что под его наблюдением все двери этого дворца.

— Сегодня же ночью ты непременно должен повидать его, — Цотнэ достал кисет с золотом и протянул Абиатару. — Пусть он любыми способами проведёт меня во дворец и где-нибудь спрячет. Скажи ему, кто я, и убеди, что, задержав меня, он только заслужит награду от нойонов. Денег не жалей, скажи также, что я буду безоружным, пусть он ничего не боится. Иди, Абиатар, и знай, что всю надежду я возлагаю на твою сообразительность и ловкость. — Цотнэ обнял его за плечи и проводил до дверей.

Абиатар взял кисет и поглядел на Аспасию.

— Неужели собираешься идти туда, князь? А как ты выйдешь оттуда живым?

— Не время говорить об этом! — махнул рукой Цотнэ. — Иди, Абиатар, иди!

— Как я хотела помочь тебе за твою доброту, но ты не доставил мне этого счастья! Что вы молчите и не умоляете князя? — крикнула она на Гугуту и Абиатара. — Скорее увезите его отсюда, пока никто не узнал об его приезде!

— Успокойся, Аспасия, никто не в силах вернуть меня обратно. Иди, Абиатар, и постарайся получше исполнить моё поручение.

Цотнэ открыл дверь и почти насильно выпроводил растерянного Абиатара. За ним пошёл и Гугута.

— Дай бог, чтобы он вернулся живой и невредимый. Но если князь погибнет, грех ляжет на вас, так как вы не помешали ему идти на смерть.

— Что мы могли поделать, Аспасия? — с дрожью в голосе спросил Гугута.

— Могли, но не сделали. Если князь погибнет, то и меня не увидите в живых. Не послушались моих увещеваний, до смерти будете сожалеть, как тот послушник, убивший куницу.

— А как это было, расскажи, — попросил Цотнэ. Он рад был убить время, слушая притчу Аспасии.