Цвет ее глаз

Глава 31 Мертвый город

В следующий раз я выбралась из машины, когда небесное светило уже скрывалось за горизонтом. И место, в котором остановилась колонна, выглядело необычно.

Ну да, единственное, на что мне хотя бы иногда везет в новой жизни – это на никогда не виданные зрелища.

Кластеры бывают трех видов: стандартные, стабильные и мертвые. О последних мне нечего сказать, кроме того, что там всегда все черным-черно, даже трава цветом походит на уголь. Нет жизни и вообще хватает всякого неприятного, без острой необходимости на них не стоит даже шаг делать.

Стабильные кластеры или стабы, это те, которые никогда не перезагружаются, или у них настолько длительный интервал между перезагрузками, что на памяти ныне живущих обновления не случались. Благодаря этому свойству на этих территориях можно устраивать поселения, и они не пропадут спустя недели или месяцы, как это неизбежно случится в других местах.

В других, это значит – на стандартных кластерах. Такие обычно называют просто кластерами, в некоторых регионах ими занято до девяносто девяти процентов территории (если не больше), да и во всех других кроме самых крайних восточных областей они резко доминируют над всеми остальными. Эти участки нестабильные, каждый из них когда-то был кусочком другого мира, но в результате действия непостижимого механизма Улья был аккуратно вырезан и перемещен сюда вместе со всем, что на нем в тот момент находилось.

Включая людей.

Миров, которые снабжают Улей своими кусочками, неисчислимое множество, считается, что все они в той или иной мере похожи друг на дружку. Также есть мнение, что на самом деле из них ничего не переносится, а имеет место копирование. Но это всего лишь досужие рассуждения, которые даже внешники не могут подтвердить или опровергнуть. Да и какая нам разница? Клонируются кластеры или покидают свои планеты – для живущих здесь абсолютно неважно.

Это знание ничем тебе не поможет.

Прилетев в мой мир, кластер оказывается не на пустом месте, а целиком заменяет тот кусочек, который попал сюда до него. Если там за время между перезарузками успели построить парочку домов или устроили радиоактивное пепелище, все это исчезнет бесследно. Только не спрашивайте меня куда – тайна великая и жутко животрепещущая лишь для представителей многочисленных сект.

У них всегда есть ответы на подобные вопросы, но нормальный человек в такой бред никогда не поверит.

Обычно новый кластер не отличается от старого, если, конечно, сравнивать их в первый период существования. Потому что дальше обделенные иммунитетом новички начинают перерождаться, набегают твари и мародеры, а то и внешники приезжают. В общем – кое-что быстро меняется, но сходство изначальных ситуаций полное или почти полное, если не считать случаев разного рода так называемой хронорассинхронизации – отдельной и непростой темы. То есть обычно по одному и тому же адресу можно встретить одних и тех же с виду людей с такими же именами и фамилиями и такой же обстановкой в доме. Если и есть отличия, их, как правило, непросто заметить, а в большинстве случаев невозможно.

Нормальное время существования стандартного кластера – от первых недель до первых месяцев. Но Улей не любит строгие правила, поэтому случаются значительные отклонения от обычных сроков. Может доходить до года, а то и до двух-трех, это бывает не так уж и редко; случаи, когда перезагрузки происходят одна за другой с периодом в три-четыре дня, тоже никого не удивляют. Но настолько серьезные сроки не получили широкого распространения, особенно если говорить о моем регионе.

С кластером, на котором остановилась колонна, явно что-то не так. Начнем с того, что он городской, то есть на нем можно разглядеть характерную застройку. Причем видно ее издали, она высотная, некоторые дома достигают двадцати пяти и даже больше этажей. Во-вторых, – архитектура необычная. Нет, я не вижу в ней ничего фантастического или хотя бы технологичности нолдов, просто она заметно отличается от всего виденного ранее. Улей один к другому стыкует схожие кусочки, стараясь выстроить пазл, в котором откровенно чуждые элементы не соседствуют друг с дружкой. Случаются, конечно, исключения, и это, похоже, в их числе. Если взять географию одного из внешних миров, получится, что мой регион снабжается кусочками вырванными из одного материка, а этот, похоже, забрали из другого, возможно, располагавшегося на другом краю планеты.

Но самое странное, это третье – город не выглядел новым, как всегда бывает после перезагрузки (если речь не идет о заброшенных изначально местах). Издали заметно, что он слишком долго простоял без присмотра. Здания лишились значительной части стекол; местами можно разглядеть следы обрушений и давних пожаров; асфальт вздувается буграми, через трещины в нем прорастают трава и кустарники; на дорогах ржавеют загаженные птицами многочисленные автомобили, все они стоят на спущенных до дисков шинах.

Определенно, дело здесь не в долгом периоде между перезагрузками. Два-три года? Или может быть четыре? Не смешите, этот город простоял без людей гораздо дольше. Очень похоже, что мы остановились в зависшем кластере. Не такая уж великая редкость, но для меня в диковинку.

Случается, что стабильно повторяющаяся перезагрузка вдруг беспричинно запаздывает на неприличный срок. Все связанные с этим явления называют рассинхронизацией или просто рассинхроном, иногда с приставкой «хроно». В некоторых случаях кластеры через какое-то время вновь начинают сменять друг дружку, как обычно или с новой периодичностью, а иногда так и остаются без изменений, возможно, навсегда. Очень обидно, если это происходит с богатыми территориями. То есть теми, где раз за разом можно добывать нечасто встречающиеся полезные для выживания вещи. Случается, из-за этого приходят в упадок успешные стабы – подрывается основа их благополучия.

Вот этот кластер, наверное, из таких – зависших. Возможно, я наблюдаю свежеиспеченный стаб. Здания будут и дальше ветшать и рассыпаться, дороги приходить в негодность, железо в автомобилях постепенно съест ржавчина. Со временем останутся руины, которые, возможно, расчистят те, которым этот уголок понравится настолько, что они захотят устроить здесь защищенное от опасностей моего мира поселение.

Но может случиться и другое – кластер перезагрузится через день или неделю и дальше начнет обновляться, как и прежде или с изменениями – по строгому расписанию, или же через неравномерные промежутки. В Улье имеет место и то и другое.

В Улье бесчисленное множество самых разных сценариев.

Мертвый город выглядит мрачно, как-то не по себе посматривать в опустевшие оконные проемы, будто в глазницы древнего черепа заглядываешь. Но если отбросить пустые эмоции, мы, возможно, находимся в одном из самых безопасных мест района. Это ведь что-то вроде стаба, а ненаселенные стабы никому не интересны, ведь там не найти свежую добычу ни людям, ни зараженным. Я во время своего не слишком затянувшегося побега старалась ночевать именно на них и, судя по тому, что никто мною не полакомился – поступала правильно.

Впрочем, это не я придумала, в Цветнике нам все же дают немало полезных знаний. Особенно, если умеешь слушать.

Я умею.

Колонна рассредоточилась по периметру городской площади. На одном ее краю виднелись настоящие джунгли, в которые превратился запущенный донельзя сквер, а посредине можно полюбоваться зеленоватым болотцем, обосновавшемся в чаше большого фонтана. За ним на высоком постаменте стоит памятник неизвестному человеку, сохранился он лучше всего остального и выглядит относительно чистым, что для приподнятого над землей каменного сооружения неудивительно. Там и сям на глаза попадаются ржавые остовы лавочек на которых некогда сидели жители и любовались струями воды, доски на них сохранились лишь в отдельных местах и выглядели так, что присаживаться на них не захочется.

Все умерло, здесь давно уже никого нет, даже зараженным это место неинтересно.

Угрюмым пейзажем приходилось любоваться через прикрытые толстым стеклом смотровые щели. Господин Дзен, выходя, приказал мне оставаться в машине, ослушаться я не могла. На остальных запрет не распространялся, западники свободно сновали по площади устраивая что-то вроде периметра. Буксировали ржавые машины, выстраивая их в линии, копали землю на запущенных газонах, насыпая ее в мешки, из которых тут же сооружали полевые укрепления. Не могу сказать, что их деятельность меня сильно заинтересовала, но заниматься все равно нечем, так что приходится смотреть.

К тому же это отвлекает от чувства голода. С утра я выпила чашку чая с половинкой ложечки сахара и крохотным кусочком кекса, с тех пор ничего не ела.

Разве можно это называть едой?

Дверь распахнулась, внутрь заглянул самый ненавистный в мире человек, подмигнул, заговорщицким тоном произнес:

– Так вот, где ты спряталась.

– Я не прячусь, господин Дзен приказал мне оставаться именно здесь и никуда не уходить.

– Так и не научилась нормальными словами разговаривать? Ничего, я тебя и не тому научу, дай только время. Дзен чурбан бесчувственный, ну разве можно запирать девочек в железном ящике. Ты есть хочешь?

Есть я хотела. Даже очень хотела. Но признаться в этом полковнику – все равно что голышом пройтись по людным местам в разгар дня. Поэтому пришлось хранить презрительное молчание.

Но ледяным поведением такого человека не прошибешь, он как ни в чем не бывало продолжил:

– Яблок полные карманы, но ты ими хрустеть не любишь, так что этот вариант отпадает. Ладно, посиди тут, сейчас кого-нибудь озадачу. Слышал, что колибри умирают, если их несколько часов не кормить, а у тебя с ними явно есть что-то общее. Нехорошо получится, если умрешь голодной, и дело тут не в мелких птичках, веселые времена наступают, вот-вот дела завертятся.

Не в мелких птичках? То есть не в колибри? Тогда о чем он вообще говорит?

Откровенно говоря, после таких слов аппетит сразу отступил на второй план, если не дальше. Что значит умирать? Что за веселые времена? Что за чушь несет полковник? В окошко не видно, чтобы кто-то чего-то опасался. Да, люди готовятся к обороне, но это стандартное поведение тех, кто не торопятся расставаться с жизнью, ведь в Улье приходится как следует заботиться о безопасности мест для ночлега.

Несмотря на всю никчемность моего существования, я тоже не тороплюсь с ней расставаться. Господин Лазарь просто неудачно пошутил, как это ему свойственно? Вряд ли, его слова не были связаны с сомнительным юмором, я это почувствовала.

Начала осматриваться по сторонам втрое усерднее прежнего, но так и не заметила ничего, что свидетельствовало о угрозе близкой смерти. Вся извертелась, терзая себя разными мыслями, главным образом нехорошими.

Вот ведь полковник, вот ведь гадкий тип – всего несколько слов произнес, но так сильно озадачил.

Кластер начал казаться еще более зловещим, чему способствовал не только господин Лазарь с его не очень-то связными загадочно-угрожающими высказываниями, а и сгущающиеся сумерки. Зачем западники вообще остановились в таком месте? Вокруг площади полным-полно высоких домов, некоторые из них в очень даже приличном на вид состоянии, там могут засесть меткие стрелки способные первой пулей поразить цель за пять сотен метров или даже больше. На того же генерала Дзена позавчера покушались, да и мне при этом слегка досталось. Так почему бы неведомым злодеям не повторить нападение?

Этот забытый Ульем город похож на склеп, от столь мрачного места не стоит ждать ничего позитивного.

В бронемашину заглянул один из незнакомых западников, протянул бумажный сверток, неприятно-напряженным голосом произнес:

– Возьмите, Элли.

Опять непонятное. За всю свою жизнь не припомню ни единого случая, чтобы ко мне обращались на «вы». Нет никаких предпосылок к тому, чтобы кто-то начал уважать меня до такой степени, тем более здесь – в месте, где принято до зубовного скрежета ненавидеть все, что связано с Азовским Союзом.

Самое курьезное, что я тоже не питаю к нему нежных чувств, и, получается, стала объектом неприязни не просто ни за что, а вопреки здравому смыслу.

До какой же степени надо меня возненавидеть, чтобы дойти до столь официального обращения?

Большинство людей глупы, а остальные не любят думать, конфедератов это тоже касается.

В свертке обнаружились два бутерброда с мягким сыром, ломтиками красной рыбы и, разумеется, мясом, без которого у западников еда считается отравой. Ко всему прочему лососина оказалась пересоленной, а на жирное мясо не пожалели острых специй. Но я была настолько голодной, что даже не подумала крутить носом. Один смолотила с неженственной быстротой, за второй принялась уже вдумчиво и осознала, что теперь мне грозит очередное неудобство – жажда.

Воды в машине нет, недружелюбный западник ее не принес, выходить мне запретили, а после такой пищи можно запросто выпить две полные кружки и попросить добавку.

Вот только просить не у кого.

Второй бутерброд добить до конца не смогла, слишком уж огромный, слишком много обжигающих специй и соли – отвратительная еда. Голод слегка утолила, дальше даже прикасаться не хочется. Куда здесь можно выбросить мусор я не знала и потому завернула недоеденное в бумагу, оставшуюся от свертка, после чего пришлось вернуться к прежнему занятию – начала наблюдать за площадью и ее окрестностями.

Пока возилась с невкусной и коварной пищей, снаружи стемнело. Плюс стекла в крохотных окошках и смотровых щелях специальные, их пули не берут, свет они пропускают заметно хуже, чем обычные. В общем, видимость упала настолько, что я лишь по старой памяти и смутным силуэтам могла догадаться, что и где располагается. В колонне сто с лишним человек, но ни единого огонька не видно. Складывается впечатление, что мы остановились именно здесь ради того, чтобы укрыться от вражеских взглядов. Непонятная суета, которую заметила перед въездом в город, возможно, была связана с тем, что западникам грозило обнаружение. Вот и пришлось прятаться на зависшем кластере. Вокруг располагается множество высоких домов, они хорошо прикрывают технику даже от воздушного наблюдения.

Мертвый город чужого мира, темно и жутко, сидеть бы и сидеть в защищенной броней машине и нос не высовывать. Но я хочу распахнуть тяжелую дверцу и выйти. И вовсе не потому, что меня терзает стремительно усиливающаяся жажда, из-за которой вот-вот начну проклинать свою опрометчивую прожорливость.

Дело точно не в ней.

В самом начале, пока не стемнело, я заметила кое-что сильно меня заинтересовавшее. Люди во внешних мирах странные до необъяснимости, они обожают проживать настолько компактно, что им не хватает места буквально ни на что, включая дороги. Машинам приходится тесниться так, что иногда смотреть смешно. Этому явлению подобрали удачное название – пробки, я видела его лишь в записях и фильмах, когда мне еще разрешали смотреть их без ограничений – приблизительно по одному разу в неделю из одобренного воспитательным департаментом списка.

Для смягчения остроты транспортной проблемы в больших городах приходилось всячески изощряться с дорогами. Их расширяли, устраивали сложные многоуровневые развязки, рыли туннели, возводили грандиозные мосты и прочие замысловатые сооружения.

Улица, вдоль которой протянулась ближайшая ко мне сторона площади, чуть дальше ныряла под землю, чтобы выбраться на поверхность по другую сторону от проблемного перекрестка. Это ухищрение не очень-то помогло, проезжая часть заставлена ржавеющими машинами от бордюра до бордюра. Они стояли так тесно, что даже дверцы не везде получится открыть.

Возможно, всему причиной перезагрузка. Электричество пропало в один миг; наверное, перестали работать светофоры; плюс возникли неизбежные проблемы со связью; плюс удивление и шок тех, кто начали что-то понимать. Ну и множество аварий, вызванных неадекватным поведением водителей, без подобных происшествий такие события не обходятся. Все дело в том, что момент перехода ощущают все новички, как заражающиеся, так и иммунные, он сказывается на их самочувствии и психическом состоянии. Но некоторые куда восприимчивые прочих, таким нежелательно оставаться за рулем автомобиля.

По этой причине или по другой – не знаю, но движение остановилось, множество машин оказались в ловушке и не смогли из нее выбраться. Водители ушли пешком или остались запертыми в салоне – у свежих зараженных зачастую не хватает ума раскрыть дверцу или силы разбить крепкие стекла.

Автомобилей тут столько, что сосчитать невозможно, до ближайших не больше сорока шагов. Некоторые из них западники оттащили на край площади, чтобы использовать в качестве элементов временных защитных сооружений, но это капля в море, машин осталось так много, что дорога в сумерках казалась металлической рекой, вытекающей из-под земли. Кое-где видна ржавчина, но она пока что не слишком себя проявила, большая часть кузовов все еще прекрасно выглядит за счет качественной краски, пусть и не на всей площади.

За этой дорогой нет ни периметров, ни линий мобильных патрулей, ни хитроумных электронных наблюдательных систем, ни вышек сотовой связи, при помощи которых можно легко запеленговать сигнал моего браслета. Всего-то и надо – преодолеть четыре десятка шагов. А там присяду за первой же машиной и буду передвигаться от одной к другой, прилагая все усилия, чтобы не попасться на глаза дозорным. Им тьма не помеха, для этого есть приборы ночного видения и даже люди с полезными дарами Улья, – они видят в любой обстановке, некоторые даже способны заглянуть за преграды.

Если верить воспоминаниям и знахарям, мои новые умения тоже это позволяют. Вот только как ни стараюсь, оживить их не получается – тот проблеск в горящем дредноуте и некоторое время спустя, так и остался единственным. То, чем одаряет каждого иммунного Улей, не выдержало шока множественной активации, впало в спячку, неторопливо залечивает полученные раны.

Когда-нибудь мои умения проснутся, но, судя по всему – не сегодня.

Сегодня мне придется надеяться на то, что под ногой в критический момент не хрустнет осколок стекла, и на свои уникальные глаза, а они, увы, ночью видят далеко не так хорошо, как днем.

Я бы прямо сейчас выбралась, у меня уже все продумано. Первым делом изучила бронемашину и разобралась с выходами. Теперь знаю точно, что дверцы и верхний люк при открывании дико гремят, к тому же они у всех на виду, так что эти лазейки мне не подходят. Но есть еще нижний, его я тоже опробовала. Нельзя сказать, что совсем уж бесшумный, но если поднимать створку неторопливо, звук слабенький.

Надо всего лишь его приоткрыть и выждать пару минут, наблюдая за округой. Если не поднимется тревога, и никто не проявит внимания к машине, тихонечко спущусь, улягусь на асфальт и там немножечко подожду прикрываясь колесами и осматриваясь с выгодной позиции. Мой невеликий опыт побегов подсказывает, что в темноте чем ниже ты находишься, тем, обычно, лучше видишь, а вот тебя при этом заметить гораздо труднее.

Дальше предстоит самое трудное – преодолеть открытое пространство отделяющее бронемашину от застывшей навсегда городской пробки. Тут как ни крутись, а придется рисковать. Надеяться можно лишь на то, что в этот момент никто из глазастых не будет смотреть в мою сторону.

Даже если заметят, это не означает, что все потеряно. Площадь городской застройки велика, здесь есть где затеряться. К тому же организовать преследование в темное время суток непросто. Это дикие земли, здесь нет ни периметров, ни мобильных патрулей, мне нужно опасаться лишь западников из колонны, а их не так уж и много. На зависшем кластере может вообще не оказаться тварей, значит, есть возможность попытаться увеличить отрыв за счет быстрого бега без оглядки. В обычных местах такое поведение неминуемо приведет к беде, но здесь все по другому, здесь рискованный поступок может сыграть в плюс без последствий в виде плотоядно урчащей твари готовой преследовать тебя часами.

Отчаянную авантюру задумала, но не вижу другого выхода. Я всего лишь несколько дней провела на западе, а уже сыта им побольше, чем Азовским Союзом. Маргарет, затащившая меня в дверной проем и нашептавшая кучу волнующих слов, сказала, что есть возможность вывести меня за периметр этой ночью. Обманывала ради каких-то своих или чужих целей, или правду говорила – я не знаю. Но она теперь далеко и точно ничем не поможет.

Вот только сейчас та самая ночь, и я действительно за периметром. Так что все идет по плану.

Ну или почти по плану.

Я сбегу. Обязательно сбегу. Прямо сейчас. Просто обязана сбежать. Нервно, страшно до слабости в коленках и замирания сердца, но я должна это сделать.

Сильно смущает одно немаловажное обстоятельство – за мной уже числится один побег, и речь вовсе не о том, что имело место четыре года назад. Я о колонне, атакованной Черным Братством. Мне тогда удалось выбраться из подбитой бронемашины; не попасть под пули и снаряды, щедрым потоком прилетающие из степи; пройтись по краешку периметра и прилично удалиться. Я уже считала себя свободной, как ласточка в небе, но неожиданное появление господина Лазаря все изменило.

Он никак не мог меня выследить. Я ведь не топчусь, как беременная слониха, а если где-то и наследила, то попробуй еще пойми куда направилась, ведь неоднократно меняла направление. Но ему ни выжженная степь не помешала, ни высохшая до каменного состояния глина озерной балки, ни асфальт многочисленных дорог и улиц поселка, где мне удалось найти еду и воду. Полковник легко поймал меня в одном из множества домов, он точно знал, что я спряталась именно в нем.

Как?!

Этот вопрос я задавала себе уже столько раз, что сбилась со счета. По прямому признанию господина Лазаря, в прежней жизни он изготавливал украшения из драгоценных камней и металлов. Трудно представить себе ювелира-следопыта, следовательно, во внешнем мире ничему такому он научиться, скорее всего, не мог. Значит, нужные навыки развил уже здесь? Но все, что мне удалось узнать об этом человеке, свидетельствовало против такой версии. Не так уж мало информации можно получить, если меньше болтать и больше слушать. Полковник считается признанным мастером интриг – один из тех людей на которых держится стабильность стремительно усиливающейся Конфедерации. Ему давно уже не приходится бродить по кластерам в поисках добычи, а может никогда и не приходилось, его талантам находилось применение в других областях.

То есть стать искусным следопытом господин Лазарь не мог и здесь.

Тогда вернемся все к тому же вопросу – как?!

Пока что я нашла лишь один устраивающий меня ответ – полковник не учился, его научили, а учителем был все тот же Улей с его непростыми подарками. Иногда они полезные, иногда не очень, но с пустыми руками в итоге никто не остается. Даже я – проблемный ребенок Стикса, могу похвастать, что в любой момент без труда нагрею воду в стакане, дайте мне только подержать его в руках хотя бы полминутки.

Полковник – один из самых важных людей Западной Конфедерации. Как минимум, однажды он едва не стал квазом, что косвенно свидетельствует о многократном приеме жемчуга. Его употребление не только значительно усиливает старые умения, есть шанс активировать новые, что, скорее всего, случалось с ним не раз и не два.

Господин Лазарь отыскал меня благодаря одному из своих умений.

Я об этом почти сразу начала догадываться, но окончательно убедилась лишь этим утром, когда полковник устроил мне забег по кишащей зараженными местности. Передавая пистолет и неполный магазин к нему он как бы невзначай прикоснулся к моей ладони. Я ощутила то, что уже ощущала – это случилось в ночь расставания с Цветником, когда забиралась в недра дредноута западников.

Память у меня может и «девичья», но при этом нередко запоминаю несущественные на первый взгляд мелочи, которые впоследствии оказываются вовсе не мелочами.

Вот и тогда ничего серьезного не случилось. Всего лишь что-то похожее на слабенький электрический разряд. Почти неуловимый, такое между людьми случается из-за статического электричества. Другая могла ничего не ощутить, но у меня очень чуткая кожа, и почему-то это запало в голову.

Полковник Лазарь притворялся джентльменом, помогая мне забраться по железной лестнице. Он это сделал лишь ради коварного прикосновения.

Такое умение называется маяк, его носитель одним касанием к обнаженной коже ставит на человека метку, после чего может легко определять направление в котором тот находится. То есть полковник всегда точно знал в какую сторону ему нужно идти, и найти дом, в котором я скрывалась, для него не составило труда.

Если вспомнить все случаи, когда прикосновения господина Лазаря вызывали у меня покалывающие ощущения, получается, что он обновляет метку приблизительно один раз в сутки. Дело в том, что она не может держаться вечно, ее заметность со временем слабеет. Носителю все труднее и труднее точно определять направление, особенно проблематично это проделывать на значительном расстоянии. Разорви дистанцию за пределы радиуса действия, и на этом все – дар перестанет помогать в поисках.

Метку полковник поставил утром и после этого ко мне не прикасался. Все указывает на то, что машину оставили в моем распоряжении на всю ночь, при всех своих недостатках конфедераты хотя бы иногда вспоминают о приличиях. Если повезет ускользнуть незамеченной, есть шанс, что до рассвета меня не хватятся. Возможно, метка работает не строго сутки, еще какие-то часы она способна выдать местоположение цели. Но сигнал от нее будет уже не таким отчетливым, как прежде, если за это время успею как следует удалиться, есть неплохой шанс затеряться на заросших деревьями кластерах, которые я высмотрела на подъезде к мертвому городу.

Для этого придется побегать как следует, но мои ноги не подведут. Пока что приходится ждать, выходить нельзя, во мраке то и дело замечаю подозрительное движение. Лагерь еще не угомонился, к тому же неплохо понаблюдать за ним подольше, чтобы выяснить места расположение часовых. Зная это на самом опасном этапе можно будет попытаться прикрыться от их взглядов корпусом бронемашины.

Торопиться – это значит рисковать еще больше. Если и эта попытка провалится, за мной начнут присматривать гораздо строже.

Но и затягивать с бегством тоже нельзя, чем ближе к рассвету, тем быстрее меня хватятся. К тому же почему-то почти не сомневаюсь, что времени в моем распоряжении осталось немного. Не знаю всей сути происходящего, но уверена, что чем дольше выжидаю, тем больше впоследствии об этом пожалею.

В общем, план так себе, но ждать другой возможности не могу. Уже не один человек прямо или уклончиво предупреждал, что моя жизнь в опасности, поневоле начнешь прислушиваться.

Если и умирать, то где-нибудь подальше отсюда, на опасных кластерах от честных клыков и зубов, а не из-за непонятных интриг чужих для меня людей.