Цвет неба

Глава 32 Кора

Было начало октября 1968 года, когда моя судьба изменилась навсегда: жуткая приливная волна обрушилась на берег моей жизни, сметая все на своем пути.

Мне только что исполнилось двадцать, и я училась на втором курсе в колледже Уэлсли. Мы с Питером по-прежнему встречались. Он работал на отцовской фабрике в Августе и собирался занять место своего отца, когда придет время.

В выпускной год я подала документы в несколько колледжей. У меня были хорошие отметки и прекрасная характеристика, поэтому меня без труда приняли в Уэлсли, где мне была предоставлена большая стипендия. Как же я была счастлива, открыв письмо из этого замечательного колледжа. Я полагала, что это мое самое большое достижение за всю жизнь.

Только все вышло совсем не так. Мне предстояло совершить кое-что и поважнее, только я об этом пока еще не знала.

Два года я изучала мировую социологию и культурологию, особенно меня интересовали Африка, Латинская Америка и Азия. Я изучила все аспекты кросс-культурной гендерологии, семьеведения, права и экономики. Осенью 1968 года я с нетерпением ожидала окончания обучения, когда получу степень бакалавра свободных искусств со специализацией в сфере культурной антропологии.

Но я не знала, какая жизнь мне предстоит. Большинство девушек из Уэлсли вскоре после окончания колледжа завели семьи. Кое-кому из них семейная жизнь удалась особенно – в ту эпоху выйти замуж и воспитывать детей считалось для женщины обычным делом.

Возможно, именно поэтому в выпускной год я была такой рассеянной: я не была уверена, что готова к такой судьбе.

Помню, как в один из дождливых вторников я сидела за столом в своей комнате в общежитии перед открытым учебником. Но сосредоточиться на учебе никак не могла. То и дело поглядывала в окно, на сверкающие капли дождя, стекавшие по стеклу дрожащими ручейками на карниз. Сильный ветер сдувал с деревьев листья и бился в окно.

Тусклый свет настольной лампы и разыгравшаяся на улице непогода настроили меня на мечтательный, задумчивый лад. Я подумала о Питере. Конечно, я скучала по нему, но в то же время мне не очень нравились картины семейного быта, которые теперь, словно слайды, мелькали у меня перед глазами.

Свадебное платье. Торт. Готовка, уборка, глажка, хозяйственное мыло, сожженная курица…

Я пыталась сосредоточиться на учебе, но мое сердце бешено колотилось. Во мне поднималась волна паники – паники, которая быстро переросла в отчаяние.

В моем мозгу вилась череда мыслей: я еще так молода. Почти ничего в жизни не испытала. Я просто не готова закрыть перед собой все двери и утонуть в пучине семейного быта.

У Питера же насчет будущего не было ни тени сомнения. Он просто ждал, пока я закончу колледж и, как ему казалось, буду готова пройтись по церкви в красивом платье с букетом в руках.

Он бы и сразу после школы женился на мне, если бы я не собралась пойти в колледж. Питер согласился подождать только потому, что хотел дать мне возможность узнать мир. Он знал, как мне это было нужно, потому что знал меня лучше, чем кто-либо другой.

Только это не значило, что он понимает.

Я продолжала сидеть так перед учебником, грызя ногти, пытаясь побороть нарастающее беспокойство.

И не то чтобы я не любила Питера. Любила. Очень любила. Но все это время я чувствовала внутри себя какую-то щемящую тоску, и это меня расстраивало – я ведь даже не знала, откуда она. Какое-то время я думала, что Уэлсли излечит меня от этой таинственной муки, но она осталась, словно магнитом прикрепившись к моему сердцу.

Прижав к губам карандаш, я посмотрела вниз, на мелкий шрифт на страницах учебника…

Потом засигналил телефон. Звонила консьержка.

– Тут к вам какой-то молодой человек.

Молодой человек? Я нахмурилась. Не Питер же это? Если только не решил сделать мне сюрприз. Но нет, он никогда бы так не поступил. Может, папа? Но он не говорил, что собирался зайти.

– Сейчас приду, – сказала я. Встала и по-быстрому посмотрела в зеркало, чтобы убедиться, что мои волосы в порядке, припудрила носик и разгладила юбку. Я вышла из комнаты и отправилась вниз.

В дальней части холла стоял парень в джинсах и черной кожаной куртке. Засунув руки в карманы, он глядел в окно. Сперва я его не узнала. Но тут он обернулся – и меня словно током ударило.

Мэтт.

Я втянула воздух и инстинктивно положила руку на сердце. С тех пор как мы с Мэттом в последний раз виделись, прошло почти шесть лет. От него не было никаких вестей, и какое-то время назад я смирилась уже с тем, что, наверное, больше никогда его не увижу. Даже искренне постаралась вычеркнуть из памяти все мысли о нем, потому что иногда мне было горько вспоминать о нашей дружбе.

Но теперь он стоял передо мной, в холле общежития Уэлсли. С такой знакомой необузданной гривой черных волос и такими яркими голубыми глазами… Нет, у меня никогда бы не получилось выбросить его из головы. Никогда.

– Привет, – только и сказал Мэтт.

Он медленно окинул взглядом меня всю. Потом перевел взгляд на свои черные кожаные туфли и долго смотрел на них. Еле-еле отдышавшись, я зашагала к Мэтту. Он наконец-то смог поднять глаза на меня.

– Боже мой, – сказала я. – Не ожидала увидеть здесь тебя. Какими судьбами?

И вдруг я почувствовала прямо-таки восторг оттого, что Мэтт рядом. Он так изменился. Казалось, стал старше на целую жизнь. Это больше не был тот шестнадцатилетний сорванец, которого я когда-то знала. Теперь передо мной стоял взрослый мужчина.

Мэтт пожал плечами, потом улыбнулся озорной улыбкой, и его глаза заблестели. Я поняла, что он тоже очень рад меня видеть, хотя старался сохранять непринужденный вид. Все слилось в одну странную смесь переполнявших меня переживаний и ярких, четких воспоминаний о днях нашего детства.

Мои щеки налились румянцем. В три широких шага я преодолела расстояние до него и наконец оказалась лицом к лицу с Мэттом.

– Мэтт… Последнее, что я о тебе слышала, – что ты уехал в Чикаго.

Он внимательно рассматривал мое лицо.

– Верно, и до сих пор живу там. Просто приехал по делам и остановился у брата в Бостоне.

– Ну, это замечательно.

Я не знала, что еще сказать. Казалось, мозг превратился в желе.

Еще пару мгновений мы молча смотрели друг на друга, и, хотя ситуация была довольно нелепой, я была просто счастлива от одной возможности снова видеть его.

– Ты такая красивая, – сказал Мэтт мягко.

Я ничего не смогла с собой поделать и просто обняла его крепко. Мэтт сразу же уткнулся лицом в мою шею. Кожа его куртки скрипела под моими руками, словно старые корабельные доски. От него пахло мускусом и дождем.

– Как я рада тебя видеть, – прошептала я ему на ухо. – Мы скучали по тебе.

Черт возьми. Мы. Я не знала сама, почему сказала это. У меня не было намерения о чем-то ему сообщать. Слова как-то сами вылетели изо рта.

Мэтт медленно отпустил мою талию и посмотрел мне в глаза, а потом отстранился, кивая, как будто желая сообщить, что он все понял, хотя я и не преследовала цели что-то ему объяснить.

– То есть вы с Питером все еще общаетесь?

– Да.

Внезапно мне стало неловко. Я пожалела, что сказала «мы», но я уже просто привыкла говорить о себе и Питере как о чем-то едином.

– Я не знала, в курсе ли ты, что мы… – начала я и запнулась. – Уже давно встречаемся. Тебя ведь не было целую вечность.

Мэтт небрежно сунул руки обратно в карманы.

– Знаю. Мы регулярно общаемся с отцом. И он всегда мне рассказывает, как дела здесь.

Я подошла к одному из диванов в холле и села. Мэтт устроился на стуле напротив меня. Он подался вперед и упер локти в колени.

– Как твой папа? – спросила я, потому что вспомнила: Мэтт ведь сбежал из Кэмдена именно из-за этого, даже не окончив школу.

– Сейчас лучше, потому что мы живем в разных домах. И в разных городах, если уж на то пошло, – улыбнулся Мэтт.

Я кивнула.

– Рада это слышать.

Мэтт откинулся на спинку стула и лениво потянулся.

– Знаю, знаю, я раньше все время повторял, что ненавижу своего папашу, но…

Он огляделся.

– Просто ему пришлось нелегко, тащить нас на своем горбу. Теперь я это понимаю. Хотя не знаю, изменился ли он сейчас. Наверное, все такой же.

– Пожалуй, ему действительно было несладко, когда твоя мать погибла, – ответила я. – Вам всем было несладко.

Я никогда раньше не говорила Мэтту ничего подобного. В конце концов, это не та тема, которую мы могли обсуждать с ним в детстве.

– Ты работаешь в Чикаго? – спросила я, наклонившись вперед и подложив руку под голову.

– Да, в строительной компании.

– И чем ты там занимаешься?

– Строительством, – усмехнулся Мэтт.

Я улыбнулась в ответ.

– Я вижу, ты не изменился.

– Ох, думаю, что все-таки изменился.

Мне очень хотелось спросить, почему и как именно, но я воздержалась, потому что такой вопрос после стольких лет разлуки казался мне слишком личным.

– Расскажи мне о своей работе, – сказала я. – Ты водишь автопогрузчик? Заполняешь счета-фактуры? Заливаешь цемент?

– Всего понемножку, кроме счетов-фактур. Чаще всего либо орудую молотком, либо воздвигаю стены, – улыбнулся Мэтт.

Я не была удивлена.

– И тебе нравится такая работа? – спросила я.

– Ну, за нее платят.

Я откинулась на спинку дивана и на пару мгновений замолчала.

– Всегда думала – что было такого в твоей жизни, когда ты уехал? – произнесла я наконец.

Мэтт опустил глаза, разглядывая указательный палец, которым постукивал по коленке.

– Не так уж много. Разве что все-таки пришлось закончить среднюю школу. Тетя настояла. Сказала, если завалю хоть один экзамен, то она отправит меня обратно домой, к папе.

Я кивнула.

– Ну, тогда, наверное, ты просто должен был все сдать.

– Сдал. На отлично.

– Вот как?!

Я была так рада это слышать.

В холл вошли пятеро первокурсниц, прячась от ветра и дождя. Визжа и смеясь, они стали отряхивать свои пальто от воды.

– Привет, Кора, – сказала мне одна из них, окинув Мэтта полным любопытства взглядом.

Без сомнения, девушки уже ломали голову, откуда он здесь взялся. Мэтт был невероятно красив. Словно Джеймс Дин[8], он всем своим обликом демонстрировал бунтарский дух. И не имел ничего общего с теми аккуратно подстриженными молодыми людьми в пиджаках с гербом универа и галстуках, которые сновали туда-сюда на территории студенческого городка Уэлсли.

Да, в Мэтте чувствовалось нечто опасное. Так было всегда. Такого, как он, не каждая девушка решилась бы познакомить с родителями.

Первокурсницы поднялись по лестнице и исчезли в зале наверху. И я была очень рада, когда их голоса затихли за дверью.

Я снова заглянула в голубые глаза Мэтта.

– Много у тебя тут друзей? – спросил он, оглядев декор помещения, – мебель в викторианском стиле, ситцевые занавески, портреты в золоченых рамах на стенах.

– Есть парочка, но я старше большинства девушек в этом общежитии, так что у нас мало точек пересечения. К тому же я не кутила, – пожала плечами я.

– Потому что дома тебя ждет парень, – добавил Мэтт, но это прозвучало скорее как вопрос, чем как утверждение.

Я откинулась на спинку дивана.

– Нет, дело не только в этом. Просто я много времени трачу на учебу. И в следующем году могу поехать в одну из тех стран, культуру которых изучаю.

Не знаю, откуда мне в голову пришла подобная мысль. Я никогда раньше не строила никаких планов на будущее, если только о занятиях. Интересно, что Питер подумал бы, скажи я ему, что собираюсь куда-то поехать?..

Мэтт подался вперед:

– Да? И какие же это страны?

Ответ на его вопрос из моих уст прозвучал так, словно я обдумывала его не один месяц.

– Я хотела бы увидеть Африку.

– Африку…

Мэтт сел глубже и снова постучал пальцем по коленке.

– Здорово.

Он сделал паузу.

– Так что, как там Питер? Наверное, все еще на отцовской фабрике работает?

– Верно.

– Мы всегда говорили, что там ему самое место. Помнишь?

Я улыбнулась, довольная – какой бы мелочью это ни казалось – тем, что Мэтт помнит, как мы были близки когда-то и как понимали мысли друг друга.

В холл вошла еще одна компания хохочущих студенток. Заметив Мэтта, они замолчали и, в отличие от предыдущих, быстро исчезли наверху.

– А тут людно, – сказал Мэтт.

– Хочешь, сбежим куда-нибудь? – тут же предложила я. – Пропустим по стаканчику. Мы ведь так долго не виделись… Я хотела бы побольше услышать о Чикаго.

– Да, конечно, – ответил он. – Куда ты хочешь пойти?

– Тут неподалеку, в деревне, есть пара хороших мест. Сейчас, я только накину пальто. Скоро вернусь.

Я поспешила в свою комнату, накрасила по-быстрому губы и расчесала волосы. Меня немного обеспокоила мысль, что я не могу вспомнить, когда в последний раз ощущала настолько приятное волнение.

Схватив сумку и пальто, я помчалась обратно.

Мэтт ждал у выхода, вертя вокруг пальца связку ключей.

– Готова? – спросил он.

– Да.

Мэтт открыл передо мной дверь. На улице дул порывистый ветер, качавший деревья, и сплошной стеной лил дождь. Я натянула пальто на голову.

– Хорошо, что у тебя есть машина.

– Если так дальше продолжится, боюсь, понадобится шлюпка, – сказал Мэтт, указав на серебристо-черный автомобиль, стоявший неподалеку. – Это «Бьюик» брата. Садись.

Он взял меня за руку, и мы помчались к машине, шлепая по лужам. Мэтт открыл мне дверь и держал ее, пока я не уселась на сиденье, затем захлопнул ее, пробежал до своей двери и плюхнулся рядом, за руль.

– Вот это я называю ливнем, – сказал он, стряхивая с волос капли воды.

Я рассмеялась и попыталась смахнуть воду с лица, но мои пальцы тоже были мокрыми, так что я вытерла их о колени.

– Идеальный день, – сказала я, улыбаясь. – Ничего бы не стала менять.

Я полезла в сумку за пудреницей, и пока я проверяла, не размазался ли макияж, невозможно было не заметить, что Мэтт не сводит с меня глаз.

– Ты на меня пялишься, – сказала я наконец, захлопнув крышку пудреницы.

– Да.

Я встретилась с ним глазами, но Мэтт взгляда не отвел. Он все так же смотрел на меня, и за те несколько коротких наэлектризованных секунд я осознала ту давнюю связь между нами, с тех пор, как мы были детьми – когда мы будто бы могли читать мысли и слова были не нужны.

Многое в Мэтте осталось прежним: выражение глаз, это безмолвное напряжение, отчего я чувствовала себя так, словно он держит меня в объятиях.

У нас с ним всегда было какое-то необъяснимое единение душ. Иногда, в юные годы, я чувствовала, что судьба выбрала Мэтта как мою вторую половину, несмотря на то что мы были совсем разными. Он часто снился мне в то время.

Мэтт отвернулся и вставил ключ в замок зажигания, и связь между нами резко оборвалась, словно коммутатор разъединил нас во время телефонного звонка. В тот момент я поняла и отметила это с куда большей досадой, чем могла подумать, – хоть Мэтт и остался прежним в каких-то вещах, в целом он изменился, и очень сильно.

Когда-то он был озлобленным и необузданным, а теперь, казалось, успокоился. В его взгляде появился какой-то иной оттенок. Был ли это взгляд человека, познавшего поражение?

Или в нем было смирение? Принятие мира и своего места в нем?

Я подалась вперед, чувствуя, что у меня странно щемит в груди.

Наверное, слишком долго мы жили друг без друга. Теперь я многое не знала о Мэтте, а раньше знала о нем почти все. Эти проведенные порознь годы оставили между нами глубокую пропасть.

Он завел машину. Двигатель взревел. Стеклоочистители зашелестели по лобовому стеклу, а дождь колотил по нему все сильнее.

– Где? – спросил он.

Я показала направление.

– Поехали прямо, а потом можно свернуть направо, на Сентрал-стрит.

Мы молча ехали вдоль университетского городка, а я смотрела на непогоду, разыгравшуюся за окном. Мы проезжали мимо зеленых холмов, усыпанных первыми опавшими листьями, мимо рощ из елей и столетних дубов. Мимо построек на территории университета из красного кирпича и камня, укрытых зеленым плющом, листья которого сейчас колыхались на ветру. Эти здания всегда напоминали мне старые английские поместья. Они были словно из сказки.

Этот момент и правда как в сказке, подумала я. В ужасной, сумасшедшей сказке, полной неопределенности и горького сожаления.

Точнее, наверное, этот день был больше похож на галлюцинацию. Скорее всего утром я просто проснусь и обнаружу, что мне всего лишь приснился странный сон.

Глава 33

– Симпатичный кампус, – сказал Мэтт.

Мы остановились на перекрестке. Дождь стучал по крыше машины, и дворники с визгом проносились по стеклу.

– Ты надолго приехал к брату? – спросила я.

Мой взгляд был прикован к рукам Мэтта. Огрубевшие, крепкие, мозолистые руки – руки строителя – и все же я помнила так ясно, как когда-то в этих пальцах он держал перо…

– Нет, – ответил Мэтт.

Я повернулась к нему.

– На сколько?

– На недельку-другую. Гордон пару лет назад купил яхту. Разрешил мне отправиться в плавание, пока не настало время поставить ее на зимнюю стоянку.

– У него есть яхта? Какая?

– Тридцатишестифутовый шлюп. Он стоит в Марблхеде.

Я откинулась на сиденье.

– Звучит здорово. А я вот со школы не плавала на яхте, веришь?

Мэтт посмотрел на меня удивленно.

– Как так?

– Папа продал нашу лодку в прошлом году. Теперь хочет купить новую. Так ты в отпуске только на эту неделю? – спросила я.

– Да. У меня хороший начальник. Он дает мне отпуск всякий раз, когда мне надо. Неоплачиваемый.

– Можешь припарковаться прямо здесь, – указала я на пустое место на главной улице.

Мы вышли из машины и снова зашлепали по лужам, мечтая быстрее попасть в паб.

Дверь за нами захлопнулась. Внутри было тепло, сухо и пахло засохшими пятнами от пива.

Тут было даже слишком тихо для вечера субботы. Лишь пара-тройка человек расположились в круглых закутках вдоль стены. У барной стойки сидел пожилой мужчина, обеими руками держа стакан виски. Бармен разливал пиво в два стакана.

Я сняла пальто и последовала за Мэттом в дальнюю часть паба, где мы сели в один из закутков. Подошла официантка. Мы заказали напитки. Как только она ушла, мы сели поближе и сложили руки на стол.

– Как же я рада тебя видеть, – сказала я.

– И я тебя тоже.

– Ты все еще пишешь? – дождавшись, наконец, спросила я.

Мэтт пожал плечами.

– Иногда. Пару лет назад написал рассказ для одного журнала.

– Правда? Замечательно. Что-то новое, или я его знаю?

Глупый вопрос. Я ведь не читала его последних рассказов. Скорее всего он написал его уже тогда, когда уехал из дома.

– Нет, – ответил он. – Не знаю, где мои старые рассказы. Лежат где-то стопочкой в коробке, наверное, если папа еще их не сжег. Во всяком случае, тогда я был ребенком. Скорее всего все эти мои «сочинения» и гроша ломаного не стоили.

– Неправда. А этот ты написал уже в Чикаго? – спросила я.

Мэтт кивнул.

– Я хотела бы прочитать его как-нибудь. У тебя есть экземпляры журнала?

– Парочка.

– Поделишься со мной?

– Конечно.

– Только обещай мне, ладно? – произнесла я решительно.

– Обещаю.

Принесли наше пиво, и мы чокнулись.

– За старых друзей, – провозгласила я.

– Старых друзей, – повторил Мэтт.

Мы оба сделали по глотку, и я осторожно стерла пену с верхней губы.

– Что-нибудь еще ты в последнее время написал? – спросила я.

Мэтт поставил свой бокал.

– Пару лет назад начал писать роман, но так и не закончил.

– Почему? Тебе точно надо его дописать.

– Поживем – увидим, – ответил Мэтт и откинулся на спинку стула, вытянув руки над головой и окинув меня лукавым взглядом. Я почувствовала уже знакомое мне раньше волнение – я не знала, что он скажет дальше.

– Так что, вы с Питером… – произнес Мэтт, поддразнивая меня, словно мы снова оказались двенадцатилетними подростками. – Он всегда был в тебя влюблен, даже когда мы были еще пацанами. Подглядывал за тобой из окна своей комнаты.

– Конечно, нет! – возразила я, пытаясь унять свое волнение и одновременно стараясь не расхохотаться.

– Я один раз застукал его за этим занятием, – сказал Мэтт и поднял бокал, как бы говоря, что это не шутка.

Я расплылась в улыбке.

– Ну, с тех пор, как ты уехал, между нами ничего не было.

Он отпил глоток.

– В любом случае, я всегда знал, что в итоге ты будешь именно с Питером. Это было неизбежно.

– Зачем ты так говоришь? – отмахнулась я.

– Потому что такая, как ты, точно не стала бы встречаться с таким, как я. Иначе ты бы прокляла все на свете, – улыбнулся Мэтт.

Я наклонилась ближе и поняла, что уставилась на его губы.

– Какие глупости!

Мэтт тоже посмотрел на мои губы, а потом честно ответил:

– Это правда, и ты это знаешь. Тебе повезло – Питер всегда был рядом и благодаря ему у тебя никогда не было неприятностей. Без него мы бы с тобой точно влипли, потому что я не самый прекрасный пример для подражания.

Он прищурился.

– И ты тоже всегда балансировала на грани.

Подошла официантка.

– Как вам пиво?

– Очень вкусно, спасибо, – ответил Мэтт. А я вспомнила те прежние дни. Удивленно вскинула бровь и произнесла тихим голосом:

– Так ты по-прежнему не лучший пример для подражания?

Компания, сидевшая в закутке позади нас, дружно рассмеялась, но мы с Мэттом смотрели друг на друга, не отрываясь, совершенно не обращая внимания на окружающих.

– В каком-то смысле да, – ответил он. – Хотя нет. В конце концов, должен же я был вырасти.

Ну да, я вот, например, выросла. Не могли мы вечно гонять на велосипедах по городу и качаться на самодельных качелях, подвешенных к ветке старого дуба.

Я сделала еще глоток.

– У тебя все хорошо, Кора, – сказал Мэтт, – ты должна гордиться собой.

– Наверное.

– Наверное? Ты еще сомневаешься? У тебя стипендия, ты учишься в одном из лучших колледжей страны.

Заиграла пластинка в музыкальном автомате.

Я промолчала. Мэтт наклонился вперед.

– Ну же, ответь что-нибудь.

– Все так сложно, – попыталась я объяснить.

– Что сложно?

Я снова поймала себя на том, что уставилась на губы Мэтта, изучая все их трещинки.

– На первый взгляд моя жизнь кажется идеальной, – сказала я. – Но иногда я чувствую, будто не знаю, чем собираюсь заниматься, где я действительно хочу быть, и у меня всегда было такое странное необъяснимое желание сбежать – потому что мне вечно всего мало и мне иногда грустно становится: ведь в жизни столько всего, о чем я даже не знаю и могу никогда не узнать. А у тебя таких мыслей никогда не возникало?

Ничего такого я никогда не говорила даже Питеру. И подумать странно – он бы точно этого не понял.

– О, да что ты можешь об этом знать, – развел руками Мэтт. – Посмотри на меня. Вся моя жизнь пошла наперекосяк, и я в курсе, какого все – и ты тоже – мнения обо мне. Что я не оправдал свой потенциал, что я мог бы добиться большего, если бы только приложил усилия. Ты понятия не имеешь, сколько раз я слышал подобные фразы в свой адрес. И сейчас, сидя здесь, в возрасте двадцати двух лет, я знаю, что все эти люди, наверное, были правы. Я мог бы добиться большего, но ничего не добился. Должен признать, что никогда ничего и не добьюсь. Так что да, я ощущаю разочарование, и оно куда сильнее, чем ты думаешь.

Компания за ближайшим к нам столом поднялась со своих стульев. Они надели пальто и, болтая, покинули паб.

– Твой рассказ напечатали в журнале, и тебе за это заплатили, – сказала я. – Одним этим уже можно гордиться. И тебе нравится твоя работа, так ведь? Строить дома, я имею в виду?

– В принципе да. Но есть кое-что, что я хотел бы изменить. Может быть, надо было… – начал было Мэтт, но запнулся и покачал головой. – Не знаю. Какой смысл жалеть? Только мучиться.

Я удивилась, сколько мы успели с ним обсудить еще до того, как нам подали еду, – ведь до этого мы не разговаривали почти шесть лет. Можно было бы подумать, что мы с Мэттом совсем чужие люди друг другу, однако никто – никто в целом мире – не знал всю правду.

В моей голове шевельнулось воспоминание о том, каково это – сидеть рядом с Мэттом на пляже, положив ему голову на плечо, и, чувствуя у себя на поясе его руку, слушать прибой. Я помнила все это, словно мы сидели с ним у моря только вчера, и почти могла чувствовать его прикосновение – и испытывать все те же легкость и счастье. Мне очень хотелось взять Мэтта за руку.

– Изменить свою жизнь, – сказала я, изо всех сил пытаясь вернуться к реальности, – никогда не поздно, Мэтт. Тебе всего-то двадцать два. Ты все еще можешь добиться чего-то большего, как только поймешь, что именно тебе нравится – писать романы или что-то другое. Думаю, в этом и трудность. Понять. Я и сама не знаю, поняла ли я хоть что-то насчет своей жизни или нет.

Мэтт провел рукой по спинке сиденья.

– Ты говорила, что хочешь путешествовать.

– Да, – подняла я глаза. – И, наверное, буду.

– Не говори «наверное». Просто сделай это. Жизнь слишком коротка. Ты же не хочешь в какой-то момент оглянуться и понять, что так много всего упустила. Ты сама сказала, что расстроена. Выясни же, как это исправить.

Раздался стук столовых приборов и тарелок: официантка убирала со стола напротив.

– Может быть, тебе тоже стоит так поступить, – сказала я.

– Может быть, именно это я сейчас и делаю, – ответил Мэтт.

Мое сердце забилось еще сильнее.

– Как так? – спросила я, чувствуя, как во рту пересохло.

– Потому что я пришел сюда. И смотрю в твои глаза.

Я замерла, уставившись на него. Все, что я хотела сделать – протянуть руку и дотронуться до его руки, но вместо этого схватила стакан с пивом и долго-долго пила.

Пришла официантка, поставила на стол заказанную нами еду и ушла. Мэтт потянулся за кетчупом.

– Ты выглядишь бледной, – сказал он.

– Странно, ты ведь рядом.

– Что странного? Мы же старые друзья.

Я взяла вилку и ткнула в картофель фри.

Мы не говорили долго. Я попыталась проглотить комок в горле.

– Может быть, я не должен был приезжать, – сказал Мэтт, откинувшись назад.

Внезапно испугавшись, что сейчас он предложит отвезти меня обратно в общежитие, а после этого уедет навсегда, я призвала на помощь всю свою решительность. И сказала, что на самом деле обо всем этом думаю:

– Нет. Я рада, что ты навестил меня. Все эти годы я думала о тебе столько раз, хотя изо всех сил старалась забыть. Думала – как ты там? Надеялась, что ты счастлив. А ты был счастлив? Помимо этих разочарований, я имею в виду.

Мэтт пристально посмотрел на меня.

– Точно хочешь знать правду?

Я кивнула.

– Так вот. Нет. Я действительно никогда не был счастлив.

Его ответ меня поразил.

– Почему нет?

– Слишком много всего, о чем я жалею.

Я нервно сглотнула:

– Такая же история.

Мэтт смотрел на меня несколько мгновений, словно говоря – он понимает, но все бесполезно, потому что ничего уже не изменить.

Так ли это? Неужели все эти сожаления так и останутся с нами навсегда?

Мы молча ели ужин, а за окном по-прежнему бушевал дождь.

– У тебя есть девушка? – через некоторое время, когда перестал играть музыкальный автомат, спросила я. Вопрос был бестактный, но я хотела знать.

– Была парочка, – сказал он. – Впрочем, ничего серьезного. А вы с Питером уже вместе довольно долго, так ведь?

– Да. – Я сделала паузу прежде, чем продолжить. – Он ждет, пока я закончу колледж, чтобы я могла вернуться домой, и тогда мы поженимся.

Мэтт наклонил голову в сторону.

– Ты помолвлена. Официально?

Еще один смелый вопрос.

– Нет, не официально. Мы не обменивались кольцами, ничего такого – по крайней мере, пока, – и я до сих пор не совсем уверена, что все это правильно.

– Ты его любишь? – спросил Мэтт.

Я попыталась сглотнуть, но не смогла и промямлила:

– Конечно. Мы ведь говорим о Питере.

Мэтт кивнул. Потом полез в карман, вытащил пару монет, выскользнул из кабинки и пошел к музыкальному автомату.

Я смотрела, как Мэтт прошел мимо барной стойки и застыл перед списком песен, мой взгляд блуждал по его телу, от широких плеч под черной кожаной курткой до узких бедер в блеклых джинсах свободного кроя. Он был так же красив, как и раньше. Я от него глаз не могла оторвать.

Мэтт бросил в автомат пару монет, и они со звоном пролетели где-то внутри его. Я закрыла глаза, слыша, как выехала нужная пластинка и игла зашелестела по наполированному винилу. Начал играть джазовый стандарт «Smoke Gets in Your Eyes».

Когда я снова открыла глаза, Мэтт уже стоял передо мной, протянув руку.

– Потанцуем?

Мне пришлось встать и поплестись вслед за ним к небольшому танцполу. В баре не осталось никого, кроме пожилого мужчины, обнимающего бокал виски.

Когда Мэтт обнял меня за талию и взял за руку, положив ее почти себе на грудь, мое сердце бешено забилось. Он осторожно подошел ближе, и я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Я сделала все возможное, чтобы запомнить каждое ощущение, – фактуру плеча его мягкой кожаной куртки, на котором лежала моя ладонь, аромат его волос.

Мы медленно двигались в такт музыке. Ни я, ни он не произносили ни слова, пока не кончилась песня и в музыкальном автомате не заиграла новая.

Мы отстранились.

– Правда в том, – сказала я, – что я даже не уверена, хочу ли выйти замуж. По крайней мере, пока. Я еще так много всего хочу сделать и испытать. Не думаю, что готова стать просто женой.

– Кора, – внимательно посмотрел мне в глаза Мэтт, – через сколько бы лет ты ни вышла замуж, ты никогда не станешь просто женой. Ты всегда будешь той прежней Корой, которую я знаю.

Я улыбнулась:

– Спасибо.

Вернувшись за стол, мы поговорили немного о моей учебе, работе Мэтта, наших семьях. Мы выпили чашечку кофе и съели кусок яблочного пирога, пытаясь восполнить все те годы, что провели порознь. И тут официантка принесла счет.

Мы с Мэттом посмотрели на часы и поняли, что сидим за этим столом уже почти четыре часа.

– О боже! – воскликнула я. – Мне надо срочно возвращаться, пока они не заперли двери.

– А если ты не успеешь? – с деланным ужасом на лице усмехнулся Мэтт.

– Давай не будем даже думать об этом.

Подхватив пальто и сумочку, я пыталась вспомнить хотя бы один момент в своей жизни, когда время летело настолько быстро. Я подумала о наших ужинах с Питером. Часто мы с ним просто сидели молча, наблюдая, как едят другие люди, и почти ни о чем не говоря, разве что о еде. И уж точно не проводили за ужином по четыре часа кряду, даже тогда, когда только стали встречаться. Обычно мы либо гуляли, либо отправлялись куда-нибудь на выставку или концерт. И все это – в практически полном молчании.

Мэтт расплатился, и мы вышли из паба. Дождь закончился. В свежем воздухе чувствовалась вечерняя прохлада. Уличные фонари отбрасывали лучи белого света, отражавшиеся в блестящих темных лужах.

– Так что, ты сейчас поедешь к брату? – спросила я, пока мы шли к машине.

– Да, – сказал Мэтт. Он помог мне сесть на пассажирское сиденье, обошел автомобиль, сел за руль и завел двигатель. Через несколько секунд мы уже неслись на всех парах к студенческому городку.

Пока мы ехали по спящему городу, мое сердце ныло от какого-то неясного страха. Сейчас Мэтт высадит меня около общежития, пожелает спокойной ночи, и я не увижу его еще шесть лет. Или, может быть, вообще никогда.

Мэтт включил поворотник – мы подъезжали к кампусу. Сердце мое в панике забилось в два раза сильнее. Меня даже затошнило.

Я положила руку ему на плечо.

– Не поворачивай, пожалуйста. Давай немного прокатимся, хорошо?

Мэтт окинул меня быстрым взглядом:

– А как же комендантский час?

На его лбу застыла морщинка, словно он испытывал такой же страх перед расставанием.

Мы проехали рядом с уличным фонарем, и я посмотрела на часы.

– У нас есть еще какое-то время. Не так много, но есть, – сказала я. Мэтт убрал ногу с педали тормоза и нажал на газ.

– Куда ты хочешь поехать?

Его голос был тихим и серьезным.

– Просто скажи мне куда.

Глава 34

– Неважно, – сказала я, – поехали вперед.

В полной тишине мы катили по Сентрал-стрит на запад. И почти через каждые несколько секунд я ловила на себе взгляд Мэтта. Мы смотрели друг на друга, скрытые темнотой салона автомобиля, словно преступники, которые только что совершили нечто ужасное и теперь пытались скрыться, но куда ехать, не знали.

Я нервно постукивала каблуком по полу – тук, тук, тук – и вцепилась в сумочку, которая лежала у меня на коленях. Я сворачивала ее, складывала, сжимала.

– Что дальше, Кора? – наконец спросил Мэтт, когда, казалось, единственными нашими ориентирами стали расплывчатые лучи света от уличных фонарей.

– Не знаю. – Меня беспокоило, что никакого конкретного пункта назначения у нас не было. – Может, просто съедем с дороги.

Машина остановилась на обочине дороги, шины захрустели по гравию, а потом Мэтт выключил двигатель и фары.

Все бушующие в моей голове мысли вдруг затихли. Мэтт опустил стекло и положил руку на импровизированный «подоконник». В окно дунул прохладный вечерний воздух, и я сделала глубокий, очищающий душу вдох. Рядом, в овраге, квакали лягушки и пели сверчки. Лунный свет струился через лобовое стекло. Вокруг был лес.

– Почему ты перестал общаться со мной и с Питером в последних классах? – спросила я, чувствуя нарастающее раздражение. Я откинула волосы с лица и продолжила: – Что такого классного было в Даге Джонсе и его старом пикапе? С ним тебе было интереснее, чем с нами? А мы стали для тебя слишком скучными?

Этот вопрос грыз меня изнутри слишком долго. Я пыталась спрятать его куда-то в кладовые своей души. Но сейчас он вырвался на свободу.

Мэтт убрал правую руку с руля и повернулся ко мне.

– Мне не было скучно. Я просто знал, что я не такой, как вы. Мне все надоело, и я сам нарывался на неприятности. Без меня вам было только лучше.

– Мы в это не верили. По крайней мере, лично я – никогда, – настаивала я. – Мы ведь были друзьями, как бы там ни было, и если бы ты остался с нами, ты бы не попал в беду, и тогда тебе не пришлось бы…

Я запнулась.

– Не пришлось бы что? Уехать? – спросил Мэтт. Он уставился в окно. – Мне просто нужно было побыть одному, – пояснил он, – вот и все. Вырваться от отца, которому доставляло какое-то извращенное удовольствие выбивать из меня дурь.

Мэтт замолчал.

– Я просто не мог быть частью нашей компании.

– И поэтому влился в другую – Дага и его дружка-придурка, которого я даже не помню, как звали, – с негодованием произнесла я.

Мэтт покачал головой. Его глаза были абсолютно пустыми.

– Они оба были придурками. Я всегда их такими считал.

– Тогда зачем ты дружил с ними? Почему не с нами?

Боже, отчего я задала такой вопрос, который могла задать лишь жалкая, отвергнутая любовница, как если бы он мне изменил и бросил. Но ведь мы не были любовниками. Никогда.

И все-таки как назвать наши отношения? Я не знала. По-прежнему не знала.

Я положила руку на лоб и закрыла глаза.

– Прости, Мэтт. Я такая дура. Какая разница, что случилось тогда. Это было давно.

– Ты ошибаешься. Это имеет значение. Поэтому я и приехал. Чтобы сказать, что я был придурком, и дело тут совсем не в тебе, а во мне. Я сам во всем виноват. Я ненавидел свою жизнь, своего папашу, и мне просто нужно было куда-то себя деть. Только вот… ты заставила меня захотеть остаться, остаться в том месте, которое высасывало из меня жизнь.

Я почти слышала в его голосе горечь.

– Прости, я не знала, что все настолько серьезно, – ответил я.

– В том-то вся и суть. Ничего такого. Был просто молод и глуп. Я мог бы лучше учиться, если бы захотел. Я мог бы изменить отношения с отцом, но лишь бросал ему вызов, а это его только раззадоривало, так что в конце концов мне пришлось уехать. Я всегда был таким нетерпимым.

Мэтт потянулся через сиденье. Он взял меня за руку, и это меня удивило.

– Но я не должен был уезжать, не попрощавшись с тобой. Я должен был поддерживать отношения. Это не значит, что я о тебе совсем не думал. Думал. Все время.

– Я тоже всегда думала о тебе.

Мимо промчалась машина. Шум ее двигателя заглушил пение сверчков, а когда свет фар исчез за поворотом, снова стало тихо.

– Иногда, – сказал Мэтт, глядя на свои сложенные ладони, – ты снилась мне. И эти сны были настолько реальны, что я просыпался и надеялся увидеть тебя рядом. Я целыми днями не мог выбросить из головы мысли о тебе.

У меня закружилась голова, как будто я выплыла на гребень волны и тут же стала погружаться обратно в пучину.

Мэтт скучал. Я снилась ему постоянно.

И он не хотел уезжать.

Удивительно, как эти два маленьких слова – «Прости меня» – смогли так сильно облегчить боль, которую я чувствовала все эти годы. Ведь это просто отношения двух школьников – а в этом возрасте мало кто соображает, что делает.

Не то чтобы я сейчас четко знала, что делаю. По правде говоря, сейчас, в двадцать лет, я чувствовала себя такой беспомощной, какой в школьном возрасте не чувствовала никогда, потому что теперь оказалась перед выбором своего дальнейшего жизненного пути. Когда-то я думала, что в этот период для меня будут открыты все двери, что я смогу выбрать любое из сотни различных занятий и у меня всегда будет возможность исследовать этот мир.

Все, что я чувствовала в данный момент, – замешательство. Я должна была выбрать что-то одно и прожить в этом ключе всю оставшуюся жизнь.

Я сжала руку Мэтта.

– Все нормально. Важно, что ты вернулся, чтобы сказать мне все это. Я рада, что ты здесь.

– И я.

Он обхватил меня своей сильной рукой, даря тепло и успокоение, и это напомнило мне те вечера на пляже из нашей юности.

– И что теперь? – спросила я нерешительно, пытаясь проглотить комок в горле. – Ты нашел меня, извинился. Теперь ты вернешься обратно в Чикаго?

Я не хотела, чтобы Мэтт ответил «да». Я хотела, чтобы он остался.

Мэтт перевернул мою руку и погладил ладонь подушечкой большого пальца. И тогда комок в горле стал еще более ощутимым.

– Наверное, – ответил он, – теперь, когда мы встретились и я извинился, можно поставить галочку в моем длинном списке дел и перейти к следующему.

– Надеюсь, список не совсем уж длинный, – попыталась я звучать как можно более беззаботно, хотя в душе чувствовала себя совсем иначе.

– Он уменьшается, – сказал он мне. – Я уже вычеркнул оттуда пару пунктов. Мы поговорили с папой, и мои отношения с ним стали чуть теплее. Но то, что я уехал от тебя, не попрощавшись… Я должен был все исправить.

Я ни на секунду не могла отрицать, что мне очень приятно быть такой важной частью жизни Мэтта. И он тоже был важен для меня. Сейчас мне казалось, в моей жизни нет ничего, кроме него.

Долгое время мы сидели молча в ночной тишине.

– Надо отвезти тебя обратно, – сказал Мэтт. Он потянулся за ключами и завел двигатель. – Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

Мэтт улыбнулся, но глаза у него были по-прежнему печальными.

Спустя какое-то время мы уже подъехали к общежитию.

– И все? – спросила я, чувствуя, что еще не готова выйти из машины. – Мы больше не увидимся до твоего отъезда?

Мэтт беспокойно заерзал.

– Наверное, нет.

Я поверить не могла, что он пришел сюда только, чтобы сказать «Прости».

– Ты уверен? Ты же приехал на неделю, и мы точно успели бы провести время вместе. Я могу приехать в Бостон на автобусе. Встретимся где-нибудь.

Мэтт уставился сквозь лобовое стекло.

– Не думаю, что это хорошая мысль.

– Из-за Питера? – быстро спросила я.

В глазах Мэтта я увидела нечто странное, то, что не могла прочитать. Хотелось бы мне понять, что это.

– Да, – сказал он.

– Питер будет не против, – заверила я. – Я скажу ему, что ты в городе. Он поймет.

– Дело не только в этом, – сказал Мэтт, обхватив обеими руками руль и тут же его отпустив.

– Что тогда? Тебе еще с кем-то надо встретиться? – Я не унималась. Я чувствовала, что Мэтт отдаляется от меня, уходит в какое-то далекое, недостижимое место, но не понимала зачем.

– Нет, – ответил он. – Просто не хочу усложнять тебе жизнь.

– И как наша встреча может ее усложнить? Мы старые друзья, ты приехал сюда к брату. По-моему, все предельно просто, – сказала я.

Но Мэтт колебался, и я поняла, что слишком на него насела, прося и умоляя подарить мне еще один день своей дружбы. В конце концов, наверное, он этого не хочет.

– Знаешь, что… Забудь, – сказала я тихо, желая провалиться сквозь виниловое покрытие сиденья и исчезнуть. – К тому же неделька у меня будет сложная, очень много дел.

Я потянулась к ручке двери.

– Но я очень рада, что ты меня навестил, Мэтт. Я прекрасно провела вечер, и если ты когда-нибудь будешь у нас в Кэмдене, обязательно заходи поболтать.

Я уже открыла дверь, как вдруг Мэтт схватил меня за запястье.

– Подожди.

Я замерла.

– Когда? – спросил он. – Когда ты хочешь встретиться?

Несколько безумных секунд я совершенно не могла заставить губы слушаться. Но вот они, наконец, поддались.

– Как насчет послезавтра? По вторникам у меня всего одна пара, и не самая важная, – промямлила я.

– С утра удобно? Я могу заехать за тобой в десять, – спросил Мэтт.

Я подумала, что на это скажет Питер, но не позволила себе считать это поводом повернуть назад.

– Отлично.

Мэтт отпустил мою руку, и я вышла из машины. Он перегнулся через сиденье, на котором я только что сидела, и окинул меня из темного салона серьезным взглядом.

– Тогда до вторника?

Я кивнула и закрыла за собой дверь. Через секунду автомобиль отъехал, и я знала – даже после того, что мы рассказали друг другу этим вечером, Мэтт все еще держит дистанцию.

Хотела бы я знать почему.

Глава 35

Следующим утром я спустилась в холл. Сунула монетку в таксофон. Она со звоном исчезла в чреве аппарата. Я набрала номер фабрики Питера и присела на стул. Выслушала несколько зуммеров. Наконец, после третьего трубку сняла миссис Уэзерби.

– Компания «Уэнтворт Индастриз».

– Доброе утро, миссис Уэзерби. Это Кора. Могу ли я поговорить с Питером?

Голос женщины тут же стал приветливее.

– О, привет, дорогая. Как дела? Как учеба?

– Все замечательно, спасибо. Как ваша мама, все хорошо?

– Да, уже намного лучше. Доктор прописал ей какие-то таблетки, и они помогли. Передашь от меня привет своей маме, ладно?

– Конечно, миссис Уэзерби.

– Сейчас дам трубку Питеру.

Раздался щелчок, и я услышала голос Питера:

– Питер у телефона.

– Привет, это Кора, – сказала я, беспокойно ерзая на стуле.

Питер помолчал, а потом спросил:

– Зачем ты звонишь мне посреди рабочего дня? Что-то не так?

Я попыталась сохранить непринужденный тон.

– Нет, ничего. Я просто хотела тебе рассказать, с кем вчера встретилась.

– Да? С кем же? – Вопрос Питера прозвучал как-то рассеянно, и тут я услышала стук кнопок вычислительной машинки. Я его явно отвлекала.

– С Мэттом, – выпалила я чересчур громко.

Стук кнопок прервался.

– Да ладно? – недоверчивым голосом спросил Питер.

Так как я не знала, чего ожидать, то обрадовалась, что он не рассердился, а просто удивился.

Я стала ковырять желтую наклейку на телефонном диске, которая и так уже была наполовину оторвана.

– Я не шучу. Мэтт заехал ко мне в общагу. Он сейчас в Бостоне в гостях у своего брата и решил встретиться.

Снова раздался стук по клавишам, и я услышала звук перематываемой ленты.

– И что он рассказал? Как у него дела? – спросил Питер.

Я сообщила о работе Мэтта и сказала, что он уладил проблемы с отцом.

– Никогда бы не подумал, что мы когда-нибудь снова встретимся, – сказал Питер.

– Так и я бы не подумала. Я очень удивилась, когда его увидела.

Я продолжала ковырять наклейку, пытаясь проникнуть ногтем под клей, чтобы сорвать ее совсем, но она не двигалась. Пришлось соскрести ее.

– И когда он собирается домой? – спросил Питер.

– Через неделю.

На несколько секунд Питер замолчал, и я начала нервничать.

– Ты хочешь опять с ним встретиться?

Я ущипнула себя за нос, зная, что для этого и звоню – рассказать Питеру все четко и по делу, чтобы не чувствовать себя преступницей. Но слова, казалось, застряли у меня в горле.

– Да, наверное, – сказала я наконец.

На другом конце провода не было слышно ничего. Ни стука кнопок. Ни звука мотающейся ленты.

– Уверена, что это хорошая идея? – спросил Питер.

– Почему нет? – ответила я вопросом на вопрос. Я могла буквально видеть выражение его лица. Наверное, сейчас оно было укоризненным.

– Потому что это Мэтт. Ты же его знаешь, – заметил он.

Я замолчала на пару мгновений, потому что не могла понять, что чувствую. Где-то в глубине души желание снова увидеть Мэтта казалось мне неправильным. Питеру было бы очень обидно, знай он, насколько сильно я этого хотела.

Но в то же время я была раздражена тем, что Питер был таким предсказуемым. Он вечно пытался меня от чего-то удержать, вечно разъяснял мне, как надо жить, как будто я ребенок, которого надо все время и от всего защищать.

Иногда Питер вел себя слишком разумно. И его мнение, что мне не стоит тратить время на Мэтта, как бы там ни было, меня бесило. Да, Мэтт всегда был безрассудным, диким и ненадежным, но это ведь по-прежнему был Мэтт, наш друг детства, который созрел и признал, что допускал ошибки. Не могла же я просто взять и выбросить его из своей жизни.

Думаю, меня все еще коробило то, как Питер способствовал тому, что наша троица развалилась после стольких лет общения. Это ведь он меня тогда отговорил. Сказал, что все безнадежно.

Я посмотрела на то, что осталось от разорванной желтой наклейки, и сказала твердым, но полным надежды голосом:

– Это ведь не преступление, понимаешь! Просто он приехал в город на недельку. Он же не собирается испортить меня совсем.

Господи, а эту-то фразу я откуда взяла?

Питер вздохнул.

– Просто я не думаю, что это хорошая идея. Я бы не стал доверять ему, Кора.

Я стиснула зубы.

– А ты не переживай за меня. Я уже большая девочка.

На другом конце провода молчали.

– И, может, Мэтт теперь не такой, как раньше. Может быть, он заслуживает второго шанса. Он хочет изменить свою жизнь, и если Мэтт этого желает, мне кажется, мы должны постараться его поддержать. И речь не только обо мне, Питер. Но и о тебе. Постарайся вспомнить все то хорошее, что мы пережили вместе, – как мы лепили снежные крепости, а летом ходили на озеро. Вспомни, как тяжело Мэтту было с отцом. А матери у него не было и вовсе. Не он один виноват в том, что запутался в жизни.

Я не собиралась все это говорить. Я лишь хотела сказать Питеру, что собираюсь сходить встретиться с Мэттом.

Но я продолжила, уже более спокойным голосом:

– Просто, мне кажется, есть вещи, которые можно простить. По-моему, Мэтту правда жаль, что все так получилось.

Я ждала, что скажет Питер.

– Жаль, – повторил он. – И что, он правда так сказал?

– Да. Мэтт согласен, что Даг Джонс и его приятель – полные придурки… И, как я уже сказала, он извинился перед отцом.

Питер вздохнул в трубку:

– Почему же тогда он не вернулся сюда, в Кэмден? Зачем приехал в Уэлсли?

– Он приехал к брату в Бостон, – повторила я.

После долгой паузы Питер сказал:

– Почему бы вам не встретиться, действительно? Передашь ему привет от меня, ладно?

На самом деле разрешения у него я не просила, и то, что он мне его дал, мне не очень-то понравилось. Я почувствовала напряжение в мышцах и помассировала шею.

– И скажи ему, чтобы приехал как-нибудь зимой, – добавил Питер. – Возьмем клюшки, погоняем в хоккей.

Я попыталась улыбнуться, но улыбки не получилось.

– Передам обязательно. Может быть, и заглянет.

Мы еще пару минут говорили о какой-то ерунде, а потом я повесила трубку.

С огромным чувством облегчения, потому что поступила правильно, как ответственный человек. Рассказала Питеру о своих планах и отстояла собственное мнение, не дав себя отговорить.

Почему же тогда, подумала я, вернувшись к себе, у меня возникло такое чувство, будто я только что стояла на краю крутого обрыва?

Глава 36

Когда в десять часов утра во вторник за мной приехал Мэтт, я никак не могла знать, что потом буду не раз вспоминать этот день. Что он станет границей между моей прошлой жизнью и настоящей. Потому что именно в этот день я поверила в существование рая.

То заветное утро было словно топаз – ясное, чистое и ослепительно прекрасное. Меня разбудили яркие лучи солнца, проникавшие сквозь оконное стекло. Птицы щебетали в кронах деревьев, на траве сверкали капли росы. Именно таким должен был быть день, обещающий новые, интересные открытия.

Мэтт приехал идеально вовремя. Я села в машину, улыбаясь и предвкушая прекрасный день.

– Ну, чем займемся? – сказала я, поставив сумку на пол. – Ты мне сказал надеть брюки и захватить теплую куртку. Дай-ка угадаю. Мы едем кататься на яхте?

Мэтт покосился в мою сторону, на секунду отвлекшись от дороги.

– Угадала – сказал он и улыбнулся.

– Это шлюп твоего брата?

– И снова ты права.

Мое сердце забилось сильнее, и я спросила:

– Он с нами?

– Нет, он сегодня на работе. Будем только ты и я.

Я смотрела на деревья, пролетающие мимо открытого окна. Ветер раскачивал их ветви.

– Давненько я не ходила под парусом. Надеюсь, я нас не утоплю, – заметила я.

– Помнишь, как завязывать булинь? – спросил Мэтт.

– Кажется.

– А рифовый узел?

– Ага.

– А правый – это какой борт?

– Правый, – расхохоталась я.

Как только мы выехали на шоссе, Мэтт прибавил газу.

– А как ты отреагируешь на команду: «Готова к маневру»?

– Пригнусь, чтобы меня не ударило рангоутом.

Он улыбнулся.

– Думаю, все будет идеально.

То осеннее утро выдалось необычно теплым, и Мэтт опустил стекла в машине, пока мы ехали к причалу. Мы говорили о родственниках, особенно о брате Мэтта, Гордоне, который был биржевым маклером, и его жене, Рите, учительнице. Я слышала, что в прошлом году Гордон женился, но, насколько мне было известно, Рита была родом из Бостона и в Кэмдене еще ни разу не была. Мэтт рассказал, что в январе у Риты и Гордона должен родиться первенец.

Спокойная и расслабленная, я высунула руку в окно и почувствовала на раскрытой ладони дыхание ветра. Когда мы добрались до Марблхеда и двинулись к пристани, я уже с нетерпением предвкушала ощущение ветра, дующего в лицо.

Вскоре мы уже проехали по исторической части города, мимо церкви «Lady Star of the Sea», и повернули направо, в сторону яхт-клуба, расположенного рядом с портом.

По сходням мы вскарабкались на борт пришвартованной совсем рядом со входом в гавань «Риты», названной в честь дражайшей половины Гордона. Мэтт поднялся на борт и протянул мне руку, и я ступила на сверкающую деревянную палубу.

– Какая красавица, – восхитилась я.

Яхта была выполнена из клена, и мне тут же бросился в глаза начищенный до блеска штурвал. Я подняла голову, чтобы рассмотреть длинную мачту. Над головой в голубом небе кружили чайки, носились в порывах ветра, взывая друг к другу. Где-то поблизости послышался звон корабельного колокола.

– Да, была бы эта красавица моей… – ответил Мэтт, пройдя за мной и направляясь к люку, ведущему в кают-компанию.

Я ощутила на своей шее его влажное и теплое дыхание, и моя кожа покрылась мурашками. Взволнованная, я наблюдала, как Мэтт открыл люк.

– Можешь положить тут свои вещи, – сказал Мэтт и спустился по трапу в темную кают-компанию. – Я взял с собой сэндвичи.

Я последовала за ним вниз, положила сумочку на кожаное сиденье, расположенное вдоль левого борта уютной кают-компании, пахнувшей лимонным маслом. Тут был крепкий стол, походная плитка и двухместная койка.

– Прекрасная яхта. Часто ты на ней ходил? – поинтересовалась я.

– Мы купили ее в Виргинии в прошлом году, – ответил Мэтт. – За месяц до свадьбы Гордона. И вместе отправились с ним под парусом.

– Он решил в последний раз оторваться перед свадьбой?

– Возможно. Хотя на самом деле, мне кажется, сейчас он счастлив, как никогда. Рита – настоящий подарок.

– Как здорово.

Мэтт стоял передо мной, такой красивый в полумраке кают-компании, и мое сердце выскакивало из груди. Но вдруг перед глазами мелькнуло лицо Питера, и мне стало жутко неловко перед моим парнем.

– Готова к отплытию? – спросил Мэтт.

Яхта медленно качалась на волнах, бьющихся о причал.

– «Рита», кажется, готова, – ответила я.

Я успокоила себя и постаралась не усложнять ситуацию, думая о Питере. Он обо всем знает. Я не сделала ничего предосудительного.

– Тогда пора выйти на палубу, – сказал Мэтт. – Ветер в самый раз. Такой нельзя упускать.

Я последовала за ним по трапу, и мы вместе взялись за такелаж – развернули грот, вставили рейки, разобрались с гарделем. С тяжеленным гротом Мэтт справился сам, собрав все силы, чтобы натянуть канат. Мышцы его рук и плеч напрягались с каждым движением. Когда грот взмыл на верхушку мачты, он развевался на ветру, словно флаг.

Я помогла привязать концы грота, а потом мы вместе высвободили и подняли кливер-шкот.

Мэтт взялся за штурвал. Я отвязала швартовы, и яхта заскользила по волнам.

Глава 37

– Куда плывем, шкипер? – спросила я, спрыгнув вниз, в кают-компанию, и встав рядом с Мэттом. Он указал в сторону горизонта:

– Туда! Курс – прямо к счастью.

Запрокинув голову, я рассмеялась.

– Это, часом, не к западу от острова Нега?

– Так ты там бывала? – улыбнулся Мэтт.

– Нет, но мне рассказывали.

Я положила руку на плечо Мэтта, чтобы сохранить равновесие – лодка накренилась на подветренный борт. Корабль набирал скорость. Паруса вздулись, с готовностью принимая в себя морской ветер. Нос яхты рассекал прекрасные голубые волны, и брызги от них летели в стороны.

О, как же я упивалась ощущением ветра и морской соли! Я вдыхала освежающий аромат моря, слушала крики морских птиц, паривших над моей головой, – они словно провожали яхту, летели следом. Меня накрыло сумасшедшее веселье, прямо-таки эйфория.

– Ты прав! – кричала я Мэтту сквозь ветер. – Это правда счастье!

Мы были на правом галсе, под бейдевиндом, но потом Мэтт предложил выйти на более крутой бейдевинд. Я выпрыгнула на полубак и перевязала такелаж. Мэтт вывернул руль, чтобы поймать галфвинд, и яхта помчалась еще быстрее, с шумом срывая с волн пенные барашки, словно радуясь собственной скорости, как радовались ей мы с Мэттом. Но вот пришло время делать разворот.

– Готова к маневру? – крикнул Мэтт. – Помнишь, что делать?

Мои волосы развевались на ветру, и непослушные пряди лезли в глаза.

– Да! Крикни, как будешь готов! – сказала я.

Мэтт кивнул, потом сделал право руля и пригнулся. Рангоут промчался рядом. Я выбрала кливер-шкот и установила его в новом направлении.

Перейдя на другой борт, я проверила, в порядке ли парус, и закрепила канат.

– Хочешь за штурвал? – спросил Мэтт.

Я снова прыгнула в кают-компанию.

– Конечно.

Взяв в руки штурвал и стараясь удерживать его ровно, я увидела, что Мэтт в изнеможении опустился на сиденье. Он наклонился вперед, упер локти в колени, сцепив руки и опустив голову.

– Все нормально? – спросила я.

Мэтт поднял голову.

– Да, просто неважно спал прошлой ночью.

Мы продолжали плыть по ярко-синей глади моря.

– Ты прекрасный яхтсмен, – сказал Мэтт, – все помнишь, сноровку не потеряла.

– Наверное, тут как с велосипедом – разучиться невозможно.

Мы неслись по морским волнам, и в тот момент для меня словно не существовало того мира, что остался там, позади. Каким-то непостижимым образом мне удалось забыть о своих исследованиях, выкинуть из головы все мысли о будущем… Я даже имя свое с трудом помнила. Важна была лишь скорость, направление ветра и ощущение штурвала в руках.

И то, что рядом Мэтт.

– Восхитительно, – сказала я.

Прищурившись, я окинула взглядом горизонт, который поднимался и опускался вслед за корпусом яхты, прыгающим по волнам.

– Потрясающая яхта. Идеально слушается, – с удовлетворением заметила я.

Мэтт все так же сидел на скамейке спиной к транцу, задрав колено и положив на него руку. И тоже смотрел на горизонт.

– Я просто на седьмом небе от счастья! – воскликнула я. – Спасибо, что взял меня с собой сегодня. Дух захватывает. Вот он – рай!

Мэтт поднялся с места, подошел ко мне и взялся за штурвал. С мгновение мы держали его оба, наслаждаясь восхитительным днем.

Настала моя очередь отдохнуть. Я отпустила рулевое колесо и плюхнулась на скамейку, прижав колени к груди.

Мэтт посмотрел на меня сверху вниз сосредоточенным, но исполненным спокойствия взглядом.

– Ты веришь в рай? – сказал он и усмехнулся. – Ты ведь сама о нем заговорила.

Прядь волос растрепалась по моему лицу. Я убрала ее за ухо.

– Не знаю, – сказала я. – Не то чтобы я о нем никогда не думала. Думала. И довольно часто. Особенно когда остаюсь одна. Загвоздка в том, что во мне каждый раз говорит рациональное начало: мне хочется получить доказательства его существования, а ведь их нет.

Словно конькобежец, яхта накренилась вперед, скользя по кристально чистой глади воды.

– Иногда мне кажется, что, может быть, вот это и есть рай, – продолжала я, чувствуя, как Мэтт переключил внимание на мое лицо, ощущая это даже с того расстояния, на котором мы находились друг от друга.

– Как так?

– Что вот такие моменты удовольствия – это и есть рай, – попыталась я объяснить. – Минуты, когда нас переполняет счастье. Ты сказал, что сегодня мы возьмем курс прямо на счастье, и ты был прав. Так я себя сейчас и чувствую – среди этой водной глади и неба, когда вдыхаю свежий соленый бриз. Как будто все мои чувства разом ожили и обострились. Разве не таким должен быть рай? В нем же испытываешь полное блаженство, так ведь?

Мэтт покосился на меня.

– Значит, ты веришь в рай на земле?

То, что с ним можно было разговаривать на столь философские темы так легко, меня не удивляло. За всю мою жизнь я больше ни с кем не могла о таком поговорить. Никто о подобном даже не заикался. По крайней мере, точно не вслух, во время обычной беседы.

– Как знать, – ответила я. – Может быть, сейчас мы можем испытать лишь малую толику того, что нас ждет после смерти. Ведь все это счастье – оно в наших душах, так? Это не фантазия нашего разума или плоти. Даже не сердца. Когда люди говорят о радости в сердце человека, на самом деле они имеют в виду душу, ты же понимаешь, да? Потому что сердце – просто орган, и когда мы умираем, он останавливается. И умирает вместе с телом.

– Но живет ли душа после смерти? – спросил Мэтт. – Вот в чем вопрос.

Я посмотрела на него пристально.

– А как ты думаешь?

Ветер раздувал одну из непослушных прядей волос Мэтта. Он отвел глаза от горизонта и снова оглядел меня с ног до головы.

– Я ищу доказательства, – сказал он. – Как и ты. Хотя некоторые утверждают, что людям больше нужна вера, чем подтверждающие факты.

Он слегка повернул руль, чтобы приспособиться к изменившемуся ветру, и я восхитилась его точеным профилем.

– Есть ли она у тебя, Мэтт? Вера? – спросила я.

– Бывает иногда, – ответил Мэтт, – в определенные дни. Только, наверное, недостаточно часто. По крайней мере, пока. Мне кажется, как будто я чего-то жду – молнии с небес, неопалимой купины… Не знаю.

– М-м, – согласилась я со смешком. – Может быть, все становится на свои места, когда ты взрослеешь.

– Может быть.

Мэтт посмотрел на грот, который натянулся, как тугая струна, под ветром. И продолжил:

– Но я верю во все остальное, что ты говорила, что рай на земле возможен. И сейчас как раз такой момент. Не думаю, что бывает что-то лучше, чем сейчас.

– И я, – вторила я ему. – Надеюсь, что жизнь будет полна таких мгновений.

Мы улыбнулись друг другу, и что-то в моей душе дрогнуло – я ощутила и тоску, и страх.

– Есть хочешь? – спросил Мэтт, сменив тему и вместе с ней настроение. – Можем бросить якорь в какой-нибудь бухточке.

– Звучит неплохо, – подмигнула я.

Где-то после полудня мы причалили в крошечной тихой бухте.

Мы быстро управились с парусами, бросили якорь, а затем Мэтт сходил в кают-компанию и принес тарелку с бутербродами и бутылку охлажденного белого вина.

– Ты, наверное, скучаешь по всему этому в Чикаго, – сказала я, прислонившись спиной к транцу и глядя, как Мэтт смотрит в небо.

Я подняла голову вслед за ним – и увидела пушистое белое облако, медленно проплывающее над верхушкой мачты.

– Я иногда хожу на яхте по озеру Мичиган, – сказал Мэтт, опустив взгляд, и потянулся за бутербродом. – Но там все совсем иначе.

– В каком смысле? – поинтересовалась я.

Он откусил кусочек и сказал:

– Потому что все там выглядит как в океане и звучит озеро как океан. И вроде бы твои глаза тебя не обманывают – ты как будто бы в океане, но чего-то не хватает. Чего-то…

Мэтт сделал паузу, как будто ища подходящее слово.

– Чего-то самого главного, – произнес он, наконец, глотнув вина. – Как будто все твои чувства вдруг обмануты, потому что все пахнет как-то не так и на вкус совсем другое. Да, озеро Мичиган огромное, но оно пресное, и в воздухе ты не чувствуешь соли. И как только удаляешься далеко от берега, это отсутствие всякого запаха начинает действовать на нервы.

Мэтт положил руку на спинку сиденья.

– Там неплохо, но совсем не так, как тут.

– Никогда раньше об этом не размышляла, – сказала я, хотя ощущения сегодняшнего дня казались мне особенно яркими.

– Я думаю, когда растешь на берегу моря, – сказал он, – это у тебя в крови. От этого не уйти. Оно становится частью тебя.

– Тогда ты, наверное, хочешь вернуться, – спросила я, – и прожить остаток своей жизни здесь, у моря?

В последнее время мне было трудно представить себе возвращение в Кэмден после окончания института, трудно было себе поверить, что я когда-нибудь смогла бы остаться в своем родном городе. Но если бы Мэтт был рядом, если бы мы могли каждый день видеться – такая перспектива казалась мне идеальной.

– Да. Отчаянно хочу, – с чувством произнес он.

Удивленная его ответом, я нахмурилась:

– Тогда почему не возвращаешься? Почему бы тебе просто не собрать вещи и не вернуться?

Мэтт ответил не сразу. Словно хотел проигнорировать вопрос. Через некоторое время он откинулся на сиденье и посмотрел вниз, на тарелку бутербродов.

– Все не так просто, – сказал он тихо.

– Это еще почему? – не унималась я.

Мэтт окинул меня долгим взглядом и покачал головой, молча сказав тем самым, что не хочет об этом говорить.

И хотя я сгорала от любопытства, желая узнать что-нибудь о его жизни в Чикаго, не стала донимать расспросами. Что удерживает Мэтта там? Должно было быть что-то. Или кто-то. На меня нахлынул внезапный приступ ревности, когда я подумала про возможную девушку Мэтта, хотя он сказал, что его сердце свободно.

Я приказала себе быть терпеливой. Я никуда не тороплюсь. Мэтт обо всем мне расскажет, когда будет к этому готов.

Мы прикончили бутерброды и заговорили о книгах. Обсуждали все прочитанное нами за последние несколько лет, и Мэтт рассказал о сочиненных им коротких рассказах и о том романе, который так и не закончил. Роман был про мальчика из Нью-Йорка. Парень был сиротой и сблизился с престарелым бездомным, заменившим ему отца.

И я снова предложила Мэтту закончить роман.

– Может быть, – отмахнулся он. – Поживем – увидим.

Волны плескались о корпус яхты, чайки кружили над нашими головами. Я не могла вспомнить, когда в последний раз мне было так волшебно прекрасно, как сейчас. Весь мир, казалось, слился в одной сплошной божественной рапсодии, и все было переполнено какой-то удивительной энергетикой.

О, как же мне не хватало Мэтта. До этого момента я даже не могла себе представить, насколько сильно я по нему соскучилась. За последние шесть лет я постаралась вытравить из головы все воспоминания о той умиротворенности, которую испытывала в детстве, когда мы были вместе, ведь я про себя оплакивала те минуты, понимая, что больше их уже не повторить. Словно в день, когда Мэтт покинул Кэмден, часть моей души уехала вместе с ним.

Словно он забрал ту часть меня, что могла испытывать подобную эйфорию.

И вот я за одно мгновение всем своим существом захотела оказаться ближе к Мэтту, скользнуть в его теплые и сильные объятия. Я всегда хотела этого, даже когда мы были детьми, но тогда просто не осознавала, откуда взялось это желание. Как же я не понимала, что даже тогда испытывала к нему не просто дружеское влечение!

Сейчас это стало для меня очевидным. В лицо мне дул океанский бриз, и момент был восхитителен. С одной стороны, на берегу меня ждала безопасная гавань – Питер, а с другой, – был Мэтт. Неизведанный океан со всеми возможными опасностями – непредсказуемыми течениями, айсбергами, штормами и огромными блуждающими волнами.

Мэтт допил вино, крутя в руке пустой бокал и разглядывая порывистые волны грозной Атлантики.

– Похоже, поднимается туман, – сказал он, поднимаясь с сиденья. – Видишь?

Я тоже встала.

– Да. Становится холодно.

– Наверное, пора возвращаться, – заметил Мэтт. Он повернулся ко мне и протянул руку, чтобы забрать у меня пустой бокал. Наши пальцы соприкоснулись на мгновение, и меня словно пронзил разряд электрического тока. Наверное, Мэтт тоже почувствовал нечто подобное, потому что несколько мгновений просто стоял рядом, смотря мне в глаза.

Мои губы приоткрылись. А сердце забилось еще сильнее. Я хотела что-нибудь сказать, но что? Никакие слова не годились, чтобы описать то, что я чувствовала, или то, чего хотела. Все, что я могла понять, – меня переполняло желание настолько мощное, что подавить его не смог бы даже самый сдержанный и умеющий контролировать себя человек.

Яхта накренилась, и меня толкнуло к Мэтту. Только этого ему и не хватало. Мэтт сделал шаг вперед и крепко обнял меня. Мы были совсем рядом всего на короткое мгновение, но сердце уже выскакивало из груди. И тут губы Мэтта слились с моими.

Я ощутила вкус свободы и наслаждения – вкус его губ. Все тело словно ожило вдруг, почувствовав руки Мэтта на бедрах и на спине, ощущая жар его губ, который действовал на все мои обостренные чувства, как бальзам. Ничего не понимая, дрожа от переполнявшего меня желания, я обхватила руками его широкие плечи и прижалась крепко-крепко, схватившись за его куртку, желая намного большего.

Мэтт наклонил голову и целовал мою шею до изнеможения, и мне хотелось плакать от счастья и от горя – ведь я так отчаянно, так сумасшедше хотела его.

– О, Мэтт, – вздохнула я.

Он попытался прервать все это, вырваться, но не смог. Просто сжал меня крепче и прижался своим лбом к моему.

– Боже, Кора.

Яхта мягко покачивалась под нашими ногами.

– Мне не надо было брать тебя сюда. И вообще приезжать.

– Не говори так. Я сама этого хотела, – возмутилась я.

– Но я пообещал себе, что и пальцем тебя не трону.

Я ощутила сильнейшее разочарование, потому что была готова кинуться в этот омут с головой еще секунду назад. Теперь последствия не имели для меня никакого значения.

– Почему? – спросила я. – Это из-за Питера?

– Я уже говорил, что не хочу усложнить тебе жизнь. Такой, как я, тебе не подойдет, – грустно произнес Мэтт.

Я вдохнула было, чтобы возразить, но он прервал меня:

– Ты ведь знаешь, я не тот, с кем можно оставаться вместе навсегда. Я ни на одной работе дольше года не продержался. Я не могу закончить книгу, начатую пять лет назад. Мы оба знаем, что я за человек. Со мной нет никакой стабильности, а ты заслуживаешь лучшего.

Мэтт опустил руки.

– Пора возвращаться.

Он забрал тарелки и пустую бутылку вина, и связь между нами тут же оказалась разорвана. Страсть в глазах Мэтта исчезла, и я не находила причины. Наверное, он боялся. Заботился о моем благополучии. А может быть, вспомнил о старом друге, с которым не виделся уже шесть лет.

А может, все и вправду было так – может, он просто не способен взять на себя хоть какое-то обязательство? Вдруг у него действительно был такой недостаток, с которым он не мог бороться? Или не хотел. Может быть, Мэтт предпочитал оставаться свободным. Ему всегда становилось скучно заниматься чем-то уже знакомым.

Наверное, поэтому меня так к нему и влекло. Потому что он был недостижим.

Я не могла говорить. Просто молча помогла Мэтту управиться с такелажем.

Мы в тишине подняли якорь и водрузили паруса. И пока сила ветра мчала лодку обратно, в привычные воды, мы не сказали почти ни слова. Пока не оказались на берегу.

Глава 38

На обратном пути в Уэлсли Мэтт был подчеркнуто холоден – настолько, что почти не разговаривал со мной. Он не отрывал глаз от дороги, и когда пришло время остановиться, потянулся за пачкой сигарет в бардачке.

Не глядя на меня, он полез в карман и достал спичечный коробок, даже не поинтересовавшись, не против ли я, что он закурит. Мэтт зажег сигарету и затянулся с видимым облегчением – как будто весь день ждал именно этого, потом встряхнул спичку, та погасла, и он бросил ее в пепельницу.

Мэтт обхватил одной рукой руль, а другую руку высунул в окно.

– Ну же, – нетерпеливо сказал он, когда мы встали на светофоре, и сигарета качнулась у него во рту.

В первый раз с тех пор, как он вновь вошел в мою жизнь, я видела Мэтта с сигаретой. Я совсем забыла, что когда-то он курил.

Я опустила стекло со своей стороны.

– Какие планы на оставшуюся часть недели? – спросила я.

– Не знаю.

Мэтт включил радио. Загорелся зеленый свет, он нажал на газ. Мы выехали из города, прочь от океана, и я теперь уже не могла ни видеть, ни чувствовать его.

Я молча откинулась на спинку сиденья. Мэтт тоже не горел желанием заводить беседу.

В распахнутое окно дул прохладный ветер. Алый свет заката отбрасывал странное свечение на деревья, росшие по сторонам дороги. Мэтт покрутил ручку радиоприемника, настроил на первую попавшуюся волну и сделал звук погромче.

Так мы проехали пару миль. В итоге я просто притворилась, что сплю.

К тому времени, когда мы вернулись в Уэлсли, было уже совсем темно. Мэтт въехал на территорию студенческого городка. Я потянулась к приемнику и выключила радио, не спросив даже разрешения. Наконец в салоне воцарилась тишина.

– Может, прямо тут остановишься? – бесцеремонно предложила я, чувствуя сильное желание кого-нибудь ударить. – Дальше и сама могу дойти.

Я не хотела, чтобы он высадил меня прямо у дверей общежития, потому что знала, что мне нужно время, чтобы справиться с настроением, прежде чем я смогу вернуться к привычной жизни.

И еще мне нужно было пару минут, чтобы окончательно наказать себя за то, что влюбилась в Мэтта после того, как провела с ним рядом всего два дня. Как будто я только что узнала, что Мэтт никогда не доводит ничего до конца. Именно поэтому он уехал из Кэмдена. Ему просто осточертели обязательства. Его настроение меняется за секунду. Когда что-то становится для Мэтта привычным, он тут же теряет к этому интерес.

О чем я думала, убедив себя, что то, что я чувствую к Мэтту, более серьезно, чем то, что я испытываю к Питеру? Питер хотел жениться на мне. Он думал связать со мной жизнь. Он был моим постоянным, преданным другом с самого детства. Никогда не предавал наши отношения и ставил мое счастье на первое место.

Питер ведь предупреждал меня о Мэтте. Он хотел защитить меня, как всегда, потому что он меня любит и слишком хорошо знает Мэтта. Питер всегда был рассудительным и осторожным. Мэтт остановился рядом с вековым дубом. Мотор он не выключил, чем еще больше меня разозлил. Ничего не сказал про то, что неплохо бы увидеться еще раз, не поблагодарил меня за прекрасный день. Он смотрел прямо перед собой, как будто я чем-то его обидела.

Видимо, обидела – позволив себе в него втюриться.

На лобовое стекло приземлился, словно перышко, одинокий дубовый листок.

Я схватилась за ручку двери и собиралась было отделаться обычным «Увидимся!», но не смогла выдавить его из себя. Не в моем стиле. В отличие от Мэтта, я свои чувства скрывать не умела и сейчас собиралась быть предельно откровенной.

– Не знаю, что с тобой произошло, – произнесла я. – Но с тех пор как мы уехали из Марблхэда, ты не произнес ни слова, и я хочу, чтобы ты знал, как сильно я разочарована. Я думала, мы неплохо провели время, но ты сделал все, чтобы испортить впечатление от сегодняшнего дня.

Мэтт, наконец, посмотрел на меня.

– Ты думал, я чего-то от тебя жду? – спросила я. – Ты этого боялся – что я захочу услышать признание в любви или предложение руки и сердца? То есть это ты мне так – в своей грубой, трусливой манере – даешь понять, что не заинтересован? Ну, не стоит волноваться, Мэтт, потому что уж кто-кто, а я-то тебя насквозь вижу. Знаю, как ты быстро от всего устаешь, как бежишь от ответственности. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы ничего не ждать.

Кадык Мэтта дернулся – он нервно сглотнул. Пару секунд он молчал, но когда заговорил, голос его был тихим:

– Тебе пора.

С таким же успехом мог мне сразу бейсбольной битой по лицу треснуть.

Борясь со слезами, я взяла сумку, открыла дверь и вышла из машины. Заглянув в салон авто, я прокричала:

– Какой же ты козел, Мэтт. Понял? Раньше я не хотела в это верить, даже когда Питер говорил, что таким, как ты, доверять нельзя. Но теперь у меня просто нет выбора. Только я не позволю тебе уйти просто так. Знай же: ты разбил мне сердце. Я никогда ни о ком так не волновалась, как о тебе. Я думала, что мы оба все те же, но пора признать, что это не так. Потому что я не такая сволочь, как ты. Я никогда не вышвыриваю из своей жизни тех, кого люблю.

Я хлопнула дверью и отвернулась. И дала волю слезам. Помчалась по темной лужайке к корпусу общежития. Мне хотелось оглянуться и посмотреть, уехал ли Мэтт, но я не позволила себе этого сделать, хотя, к моему глубокому огорчению, где-то в глубине души я надеялась, что он догонит меня и извинится, будет умолять о прощении.

Если бы сейчас меня видел Питер, он бы велел мне перестать на что-то глупо надеяться – сказал бы, что мы с Мэттом никогда не будем друзьями, потому что ему нельзя доверять. И что лучше бы мне никогда с ним больше не видеться. Никогда.

Я остановилась и вытерла слезы. Не могла же я прийти в общежитие в таком жутком виде. Надо было выплакаться и отдышаться.

Где-то позади хлопнула дверца автомобиля.

Я обернулась.

По лужайке в моем направлении шел Мэтт. Широкими шагами.

Господи…

Сердце билось так часто, что в груди закололо. А сдавленные рыдания не давали дышать.

Мне вдруг захотелось убежать от Мэтта куда-нибудь подальше. И тут он оказался совсем рядом, прижал меня к стволу ближайшего дерева и, обхватив обеими руками, поцеловал.

Моя сумка упала на землю с глухим стуком. А руки сами обвились вокруг его шеи. Меня словно уносило в море. И решиться плыть против течения я не могла, потому что, несмотря ни на что, я по-прежнему хотела Мэтта с такой страстью, которая была сильнее здравого смысла.

Не знаю, как долго мы там простояли, целуясь в темноте, пока руки Мэтта исследовали мое тело, словно в последний раз – как будто оставалось всего несколько мгновений до конца света.

Наконец, Мэтт отстранился со словами:

– Прости меня.

Ошеломленная и вымотанная эмоционально, я подняла на него взгляд.

– Я не должен был приезжать, – сказал Мэтт. – Это было так эгоистично с моей стороны. Мне не надо было брать тебя с собой на яхту. Нужно было оставить все, как есть.

– Но почему? – запутавшись окончательно, спросила я.

Мэтт закрыл глаза и покачал головой.

Что-то не так. Я чувствовала это. Мы так много всего доверили друг другу за последние пару дней. Должна быть причина, почему он меня отталкивает вот так, и он точно не говорил мне о ней раньше.

– Ты что-то недоговариваешь, – произнесла я.

Мэтт поморщился, словно от физической боли.

– Расскажи мне, – сказала я, обхватив ладонями его лицо.

– Я болен, – признался наконец он. – Через пару недель мне предстоит операция. Если ее не сделать, то, по прогнозам врачей, я не дотяну даже до весны.

Я стояла и смотрела на него снизу вверх, не в состоянии пошевелиться.

– Операция? – спросила я дрогнувшим голосом.

– У меня опухоль мозга, – объяснил Мэтт. – Ее надо удалить.

Мне казалось, что меня вот-вот стошнит.

– Но опухоль операбельная? Они смогут тебя вылечить? – Слезы вновь подступили к моим глазам.

– Мне сказали, что шансы – пятьдесят на пятьдесят.

– Пятьдесят процентов, – повторила я удивленно, цепляясь за надежду, что операция пройдет успешно. Конечно, все будет хорошо. Иначе просто не может быть.

Мэтт отстранился, дав мне время и пространство, чтобы все переварить. Я отошла от дерева, сделав пару шагов, чтобы до конца осознать услышанное. И взглянула на темное, усеянное звездами небо.

– Когда ты узнал? – спросила я.

– Месяц назад. У меня были головные боли, и я обратился к врачу.

Я повернулась к Мэтту.

– И сейчас тоже?

– Да. Сейчас тоже.

Я хотела забрать прочь эту боль, но знала, что не могу. Я ничего не могла изменить.

– Твой отец знает?

– Да, но он предпочел не реагировать. С тех пор как я рассказал ему об этом, он даже не звонил ни разу.

Я с трудом сдержала гнев. Этот жуткий человек всегда издевался над Мэттом, а затем и вовсе прогнал его из Кэмдена, а теперь, когда его сыну больше всего на свете была нужна поддержка, просто бросил его.

– Не понимаю, – сказала я, – ты же его сын.

Мэтт просто пожал плечами.

– В конце концов, я уже перестал его ненавидеть. Когда происходит нечто подобное, все становится таким несущественным. Я давно простил папу. Это все, что я могу сделать. Я сказал об этом Гордону. Мне хотелось бы, чтобы брат передал это отцу.

– Не говори так, – быстро сказала я, почти ругая его. – Все будет в порядке. И Гордону не придется ничего передавать.

– Хочется надеяться, – буркнул Мэтт.

В ветвях над нами зашелестел ночной ветерок. Скоро начнется дождь – я чувствовала это по температуре воздуха.

– В какой больнице будет операция? – спросила я.

– В Чикаго, – ответил Мэтт. – Вот почему я должен вернуться на следующей неделе.

– Я поеду с тобой, – сказала я, думая, что скажет Питер, хотя на самом деле теперь мне было это совершенно безразлично.

– Нет, – отчеканил Мэтт. – Ты не обязана.

Я подошла к нему ближе.

– Я хочу. Хочу быть рядом. И потом, так у нас будет время побыть вместе.

Мэтт произнес твердо:

– Я сказал нет, Кора. Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.

– Почему? Если тебе нужен будет покой, я не буду приставать. Я сделаю все, что надо, чтобы помочь. А насчет будущего – решим потом. Я не жду, что ты сделаешь мне предложение. Просто дай мне провести ближайшие несколько недель рядом с тобой. Пожалуйста.

Мэтт нежно коснулся моей щеки, а я ждала ответа.

– Мне страшно, – сказала я.

Он посмотрел на меня с нежностью, а потом снова обнял крепко. Из глаз брызнули слезы, и я зашлась в рыданиях.

– Не плачь, – прошептал Мэтт, гладя меня по волосам, – пожалуйста, не надо.

– Можно я поеду? Прошу, не отказывай мне.

Я почувствовала на коже мелкое покалывание холодных капель дождя. Низко над землей стелился пронизывающий туман.