Стрючки драматургии

Позволяю себе уподобить произведения, предназначенные для публичного исполнения, стрючкам или стручкам, как звучит это слово в академическом произношении. Почему? А потому, что даже микроскопическая пьеса, идущая на сцене, эстраде, арене цирка или на экране телевизора полторы минуты, требует от автора и исполнителей этаких плотных и выпуклых образов, кои и напоминают мне горошины, лежащие непременно в одной общей оболочке, но — вполне раздельно, хотя и крайне близко одна к другой…

Да, всякая драматургическая поделка есть стрючок, начиненный зернышками, конфигурация и расположение коих не известны никому, покуда не приоткроют кожуру, прикрывающую все это содержимое — большую ли трагедию или крохотную интермедию…

Лично я предлагаю вниманию читателя малые формы драматургии: они более подходят к прочим разделам сей книги. Да я и не сочиняю больших трагедий…

Надо рапортовать

Сценка

Действуют: Она и Два заказчика.

Помещенье ателье по пошиву верхней одежды: письменный стол с телефоном, манекен для примерки, шкаф с одеждой, журналы мод на столе и прочее. За столом сидит Она — директор ателье. Она звонит по телефону.


Она (набрав номер, в трубку). Попрошу товарища Степанова. Какого? Сейчас скажу… (Смотрит в бумажку.) Мы Сы. Я говорю: Мы Сы. Мы, говорю, Сы. Сы, говорю. Ну, Мы Сы. Больше у меня данных нет. Если бы знала, сказала б его инициалы полностью. А у меня в квитанции записано только Мы Сы. Что?.. У вас вообще нет никаких Степановых?.. Так чего же вы тогда. А! (Дает отбой, снова набирает номер, ворча.) Нахалы какие-то… Им нужны инициалы человека, который у них не работает… два девять — семнадцать— девяносто пять? Очень хорошо. Попрошу к телефону товарища Мы Сы Степанова. Я говорю: Мысыстепанова. Да. Что тут непонятного? Степанова, говорю, который Мы Сы. Что? Так бы и сказали!.. Просто Степанова! Тьфу! То им говори инициалы, а то — не смей говорить… Товарищ Степанов? С вами говорят из ателье номер семнадцать-бис. Вы нас подводите, дорогой товарищ. Нет, не мы — вас, а именно вы — нас… А как же?! Второй день висит ваш готовый пиджак согласно квитанции восемьдесят шесть дробь семьдесят девять, а вы не идете себе и не идете… Я сама знаю, что пиджак места не провисит. Но мне надо рапортовать руководству нашей системы о выполнении и перевыполнении плана, а пока ваш пиджак висит у нас, он мне ломает процент. Я говорю: он мне процент ломает! Ну, снижает процент выполняемости! Ясно? Так куда это годится? Никуда это не годится. Вот так. Попрошу срочно явиться за пиджаком. Придете? Ну, то-то. И попрошу поскорее. Вот так. Значит, жду. Ну, есть… (Кладет трубку.) Ффу… Этого хоть по телефону можно застать… А квитанция восемьдесят шесть дробь семьдесят два — та совсем полоумная: уехала себе куда-то в командировку или там в отпуск, и ни слуху ни духу. Конечно, этой квитанции наплевать, что из-за нее люди недобирают процента, лишаются премии, почета и всего на свете. Как я могу рапортовать, если этот нахальный пиджак восемьдесят шесть дробь семьдесят два висит у меня над душой? Ладно. Не буду себя расстраивать… И так сегодня целый день носилась, как ракета за спутником. Главное: не было еще случая, чтоб у меня план хромал. Завтра вот на правлении Иван Кузьмич когда скажет: «Слово имеет товарищ Анциферова», тут же непременно добавит: «Надеюсь, ты, Анциферова, нас и на сегодняшний день не подвела?» А что я могу ему сказать, когда эти два пиджака висят у меня над душой?! Кошмар! А всё из-за кого? Из-за какого-то… (глядит на бумажку) Степанова… Или Савостьянова, черт их знает, как их зовут… Мы о них заботимся, чтобы всё им вовремя — к сроку… А им на нас наплевать.


Голос Первого заказчика (из-за кулис): «Есть тут кто?»


Она. Допустим, есть. А вам что?


Первый заказчик входит.


Он. Извините, может, я — поздно… Но у меня здесь должен быть готов пиджак… я уезжал…

Она. Тихо, тихо… Номер квитанции?

Он (посмотрев на квитанцию). Восемьдесят шесть дробь семьдесят два.

Она. Степанов, да?

Он. Севастьянов.

Она. Я так и хотела сказать… Сама судьба вас посылает! Если бы вы знали, как вы нам нужны!

Он. Я? А мой пиджак, он что — готов? Или может, испорчен?

Она. Готов! В идеальном состоянии! Разрешите вашу квитанцию! (Вырывает бумагу у него из рук.) Она! Одну минуточку! (Спешит за кулисы.) Теперь можно будет рапортовать!

Он. Что вы сказали?

Она. Ничего. Сейчас вы увидитесь с вашим пиджаком. Мысленно подготовьтесь к этой встрече. Не волнуйтесь, не нервничайте, он уже почти на ваших плечах!

Он. Почему я должен нервничать?

Она. Кто это говорит?

Он. Вы сказали…

Она. Я пошутила… Один момент! Сейчас принесу ваш пиджак.

Он. Странная личность…


Она возвращается, неся на плечиках пиджак из пестрой ткани вычурного фасона небольших размеров.


Она. Вот, пожалуйста! Носите на здоровье!

Он. Разве это… это… это — мой пиджак?

Она. А чей же? Шутник вы, ей-богу, товарищ Степанов…

Он. Севастьянов…

Она. Вот именно… И ярлычок вот он — номер восемьдесят шесть дробь семьдесят девять. (Сдунула пылинку с пиджака.) Удивительно элегантная вещь. И фасончик — просто чудо! Вы идете вперед моды на год! Вам теперь будут подражать…

Он. Позвольте, по-моему, я выбрал у вас же по картинкам спокойный двубортный фасон…

Она. Неужели вы — такой мелочной, что будете считать количество бортов? Один борт, два, четыре, восемь — не все ли равно? Лишь было бы элегантно! (Говоря это, сняла с плечиков пиджак.) Попрошу снять вашу курточку, примерим!

Он. Но… я не это просил шить!

Она. Сперва давайте наденем, а потом уже установим: это или не это, понимаете ли! Ну? Быстро!

Он (покорно снимает с себя пиджак, вешает на стул, натягивает принесенный ею пиджак; он ему крайне мал). Вот видите, он даже не лезет на меня!

Она. Простите, это вы не лезете в него, а не он — на вас. Вы! И главное — из злого умысла, вы меня простите за резкость, товарищ Суханов!

Он. Севастьянов.

Она. Именно это я и хотела сказать. Попрошу вас к зеркалу… Ну? Что вы скажете? Прелестно! Другого слова не подберу! Пре-ле-стно!

Он. А я подберу: это — черт знает что такое!.. Мне даже кажется, что это не моя материя… У меня была такая спокойная, коричневая…

Она. А это, по-вашему, уже не коричневая?

Он. Серый это цвет. Понимаете: серый, а не коричневый. А у меня был точно коричневый.

Она. Я сама люблю точность в цвете. Но это — типично коричневый! А если он отливает немножко в серый, то исключительно по причине крапинок, полосок и вообще узорчика… И потом: при неоновом освещении вся наша продукция выглядит серой.

Он. Очевидно, вы — дальтоник.

Она. Я — не дальтоник, я — производственник. И прошу не выражаться. Что вы, ослепли, что ли? Разве вы не видите, что это же — чистое букле. Самый дорогой материал. Лучше не бывает!

Он. Зачем мне букле? Мне нужна моя материя!

Она. Мне это нравится!.. А это чья? У нас такой дерюги и не бывает! Да повернитесь же немножко… Просто редкая удача!

Он. Какая же это удача, когда он трещит под мышками?!

Она. Мышки и, тем более, под ними — это еще не всё в человеке. И надо еще проверить: откуда этот треск? Может, в вас избыточное электричество…

Он. Неужели не ясно, что трещит ваш пиджак?!

Она. Не «наш», а — ваш.

Он. Я и говорю «ваш». В смысле ваш.

Она. Нет, он «ваш», в смысле именно ваш, товарищ Мартьянов!

Он. Севастьянов!

Она. Вот именно!.. Какая дивная линия покроя! Видите — вот здесь… (Проводит рукою.)

Он. Что же это за линия? Горный хребет. Одни складки.

Она. Да в Париже сейчас отдельно платят портному, чтобы был именно такой хребет!

Он. Я не могу расправить плеч в этом пиджаке!

Она. А зачем вам расправлять? Вы что? Боксер? Штангист? Во всяком случае, в квитанции это не было обозначено. Ну-ка, сожмите плечи! Вам вообще идет быть сутулым… (Сгибает его в плечах.) Вот! Совсем другое дело… Теперь видно, что на вас шикарная вещь!

Он. Но рукава, рукава — вы замечаете? — не достигают даже запястья! Куда это годится?

Она. Товарищ! Мы вам шили модную вещь. Вы что же, хотите, чтоб наши заказчики ходили по городу «спустя рукава» и все бы говорили, что мы шьем не по размерам?! А вы видели, какие теперь брюки носят? В дудочку. И такие короткие, что до щиколотки не доходят. Разве к ним подойдут длинные рукава?

Он. А почему карманы у меня под мышками?

Она. Опять он про свои подмышки! Вы себе просто создали культ подмышек!..

Он. Поглядите: я не могу достать рукой до кармана!

Она. Но вам и не надо доставать. Элегантный человек ничего никогда не кладет в наружные карманы пиджака. Это — декоративный карман. Небольшое украшательство.

Он. Но согласитесь: карман под мышкой…

Она. Нет, что-то уж чересчур много позволяют себе эти ваши мышки! То то им не нравится, то другое не подходит… Таких капризных подмышек я даже в дамском ателье не видела, товарищ Касьянов.

Он. Севастьянов я, Севастьянов же!

Она. А кто возражет против этого? Вы — Севастьянов, вот ваша квитанция, вот ваш пиджак, забирайте его и носите себе на здоровье!

Он. Как же я его заберу, когда он до того тесен, что…

Она (перебивает). Новая вещь всегда немножко тесна. Вам пора бы уже знать! Возьмите, поносите недельки две, он вам будет просторен, как саван, клянусь богом! А если будет неудобно, зайдите еще раз, и мы охотно вам исправим, но — в другом квартале. Ясно? Снимайте теперь, я вам сама заверну! (Стаскивает с него пиджак.)

Он. Но поймите, что я не могу…

Она (завертывает пиджак в бумагу). Давайте, товарищ, не будем дискуссировать, вы же не в троллейбусе. Мне некогда, я на работе. Распишитесь вот здесь!

Он. Да поймите же! (Махнув рукой, подписывает.)

Она. Фамилию пишите разборчиво. (Вручает сверток.) До свидания. Очень приятно было узнать, что вам нравится наша работа, товарищ…

Он (уходя). Севастьянов я…

Она. Безусловно. С этим никто не спорит.


Он ушел.


Она. Ффу… Ну и работка! Легче два пиджака сшить, чем один сдать… А впрочем, выглядел на нем пиджачок действительно странно. (Рассматривает квитанцию.) Но расписался-таки… У меня попробуй не расписаться!.. (Читает.) Позвольте! Позвольте! Это — квитанция восемьдесят шесть дробь семьдесят два… А на пиджаке был, кажется, номер семьдесят девять… Восемьдесят шесть семьдесят девять!.. Какой же у меня остался теперь пиджак?! Надо посмотреть. (Уходит и сейчас же возвращается с длинным пиджаком коричневого цвета.) Вот квитанция. Так и есть! Семьдесят второй номер остался здесь. А ему, значит, я всучила семьдесят девятый номер… Что ж он, дурак, молчал! До чего эти мужчины беспомощны! А теперь мне из-за него опять мучиться: сейчас придет этот — восемьдесят шесть семьдесят девять, — и начинай сначала всю волынку!..

Голос Второго заказчика (из-за кулис): Можно войти?

Она. Он! Семьдесят девятый! Да, да, прошу вас! (Идет к кулисам с пиджаком в руках; ласковым голосом.) Несу я вам, несу ваш пиджачок… На редкость элегантная вещь вышла, товарищ Семенов!


Второй заказчик входит.


Он. Я — Степанов. Вы мне звонили?

Она. Да, да! Не пиджак — шедевр!

Он. А где… где можно примерить?

Она. Вот — кабина, прошу вас. (В сторону.) Из кабины ты от меня не вырвешься…


Оба уходят. Впереди Он, за ним — Она с пиджаком в руках. Из-за кулис доносятся их голоса.


Он. Позвольте! Как же так?!

Она. Тихо! Не вертитесь!

Он. Ой!.. Разве же можно?!

Она. Тихо, без паники!


Оба говорят вместе. Слов уже не разобрать, но постепенно речь доходит до крика. Падают тяжелые вещи — стуки, грохот, звон разбитого стекла… Затем Он, облаченный в пиджак, который ему чудовищно велик, пробегает по авансцене, всхлипывая, урча и качаясь. Он ушел. Вышла Она.


Она (тяжело дыша, распрямляет на ладони квитанцию). Нда… не легкая у нас работка… И все-таки взял пиджак как миленький! Но чего это мне стоило?.. Уфф! Зато теперь я смогу рапортовать Ивану Кузьмичу за все сто процентов полностью. И — в срок! А это — самое главное, товарищи. В общем, приходите к нам в ателье: пошьем на совесть! Будете довольны, — это я вам говорю!.. (Гордо уходит.)

Занавес

Умнее человека

Самоновейшая трагикомедия

Прямо посреди сцены на втором плане стоит БЭСМ — быстро-считающая электронная счетная машина. Рычаги, стекла, щели для вложения документов, лампочки внутри и т. д. Машина бездействует. Звон разбитого стекла. На сцену прыгнул с высоты примерно стула Человек, одетый очень банально: пиджак, кепка, толстый портфель под мышкой. Человек осмотрелся, прислушался, подошел к дверям, глянул за дверь. Внимательно разглядывает машину.


Человек. Она… она!.. Я ее на телевизоре видел… (Кланяется машине.) Привет. Здравствуйте… Я вас узнал: вы — БЭСМ — быстросчитающая электронная машина… Ведь правда?.. Можете не отвечать. Я понимаю: вам ведь на все нужен заряд… расход энергии… Хе-хе-хе… Я, конечно, не ученый, но разве я не понимаю: а как же? И на что расходовать энергию? — на такой пустяк, как бессмысленные разговоры, — там: «здравствуйте, прощайте, как живете, как детишки, супруга как…» Хе-хе-хе… Вот уж у вас в этом смысле хорошо, товарищ машина: ни супруги никакой, ни, тем более, детишек… (Вздохнул.) Может, оттого вы, ну, вообще, такая… как бы это выразиться? — точная, что ли… аккуратная… А вот наш брат, рядовой работник учета… Да если бы за мной был такой уход, как, например, за вами, и семьи никакой, так разве ж я себе позволил что-нибудь там лишнего в смысле той же отчетности или оформления, так сказать (подмигнул), налево?.. Никогда! Извиняюсь: забыл представиться — Чекильцев, Степан Павлович, главный бухгалтер фабрики «Шлёпкрючок». Как раз к вам направили для пересчитывания нашу отчетность. Система Разноблямсоюз. Может, уже подсчитали? Для вас это — семечки. Раз! Дзынь! Бац — и всё!.. Это я гну спину месяцами, чтобы как-то там сбалансировать все то, что есть в наличии и что пошло нале… Кхм… да… Припомните, пожалуйста: отчетность фабрики «Шлёпкрючок» среди вас уже проходила?.. Молчите… ну да, конечно… Вы, можно сказать, на весь Союз известный агрегат с пятью там устройствами, вы питаетесь исключительно электронами. А тут простой служащий. Даже без персональной ставки… А в сущности, мы с вами — коллеги. Не верите? Или брезгуете?

А я вот к вам ночью через разбитое окно мимо вахтера, мимо двух милиционеров… еще, может, поймают и припаяют вредительские намерения: покушался на первый советский электронно-счетный агрегат… А зачем мне покушаться, когда я могу с вами по-хорошему… как-то договориться… Вы работник учета. Я работник учета. Мы всегда найдем общий язык. Молчите? Ясно. Вознеслись, можно сказать. А не плюй в колодец… Сегодня вы мне пойдете навстречу, завтра у вас там — заело что-нибудь или погнулся какой-нибудь рычажок, смотришь — грубая ошибка в графе «кредит»… Так разве ж я не сумею спрятать, чтобы вашему, так сказать, авторитету никакого то есть ущерба?.. А? А?.. Молчите? Ладно. Ну, вот что, давайте проще. Ближе к делу. Я вот тут кое-что собрал. Хотите пять тысяч? Сейчас вы получаете от меня пять тысяч рублей и балансируете там своими электронами так, чтобы сошлось у вас все с моими цифрами. Это не так уж трудно: я ведь тоже не дурак какой-нибудь. Мой баланс даже правдоподобнее… А? А?.. Молчите. А молчание ведь — знак согласия. Ну, куда тут вам сунуть-то?! (Вынул пачку денег, сует в щель.) Видно, вам еще такими суммами не приходилось брать: не лезет… А? Как?.. Ну, хоть бы одно словечко вы мне проронили: хоть головой… то бишь верхушкой кивнули… Что ж вы думаете, что вы — первый ревизор в моей жизни? Бывали, безусловно, и такие, что не берут. Всякий народ есть. Но он хоть о рыбной ловле с тобой поговорит… Скажет, за какую команду болеет, рецепт даст списать против ревматизма… А это… этот… эта… Ну, просто машина… Ох-хо-хо… она ж машина и есть… Ну, будь другом, агрегатик, давай сорвемся отсюда, пошли: напротив пивнуха — выпьем по служебному — «сто» с прицепом, раки вареные есть, вот — каждый, чудовище! Я тебе такие анекдоты расскажу, ты всеми суставами от смеха лязгать будешь!.. А деньги — это не отпадает. Пять кусков, как одна копейка. А? А?.. Молчит. Мало, видать. Ладно: имеешь семь кусков. Есть у кого еще спросить на такое дело… Бери. Бери-бери, не стесняйся, это ж я даю, Чекильцев С. П. из фабрики «Шлёпкрючок»! (Сует деньги). Понемножку хочешь? Давай поштучно каждую сотнягу… Не лезет. Ага! Пошло!.. (Пауза, он сует деньги; бумажки лезут обратно.) Стой, стой, стой! Ну, зачем же ты их возвращаешь?! (Подняв упавшие бумажки, пересчитывает.) Между прочим: одной сотняжки не хватает. Так-то. Да-да. Да-да-да! И нечего мне мигать своими искрами. Вот так. Могу при вас еще раз пересчитать. Вот смотрите. (Считает.) Нет, все правильно. Я извиняюсь.

Агрегатик, милый, не погуби!.. Детишки малые: старшему только-только «Москвича» купил, неужели же ребенку и покататься нельзя?.. Дочь замуж выдаю, приданое шьем, цигейковую шубку заказали… Ну, хоть до свадьбы задержи, ну, сломайся там, напутай… К тебе же никакой статьи применить нельзя!.. Агрегатик, милый, ну, не хочешь взятку, сделаем культурненько: говорят, ты в шахматы играешь в силу гроссмейстера. Давай так: одну партию на крупный интерес. Те же пять тысяч. Я тебе проигрываю, ты берешь, и тогда никакая ревизия… А? А?.. Молчит. Молчит, проклятый! Ну, хочешь, я тебя на свой счет в Сочи отвезу?.. Займем целое купе, три путевки на Ривьеру: на одной койке тебе не разместиться… На руках тебя каждый день буду носить на пляж… Нет, пожалуй заржавеешь от купания… Ну, так: солнечные ванны. Песочек. Нет, не внутрь — в эти там ходы и провода, а снизу, чтобы мягонько… А девушки какие там — в Сочи. Хоть ты и агрегат, а ошалеешь. Вечеринку сделаем. Вино «хванчкара». Цитрусы. Бананы. Приладим к тебе же проигрыватель — Вертинский, Лещенко, Шульженко… (Поет.) «О любви не говори, о ней все сказано…» А? А? А?.. Молчит. И чем его теперь расколоть, чтобы он пошел мне навстречу?! А?.. А если на самом деле расколоть вдребезги! Чтобы больше не было такого автомата?.. Еще хуже. Так получу я свою десятку за липу в отчетности, а так — покушение на социалистическую собственность…

Слушай, агрегат, я с тобой последний раз, как с человеком, говорю: ты — мне, я — тебе. А если нет, тогда берегись. Себя не пожалею, уйду на все пятнадцать лет, но я тебе твои электроны-проводоны попорчу! Ну? А? Молчишь?! Пеняй на себя!..(Замахнулся, ударил кулаком.)


Звонок тревоги. В машине мигают светы. Человек мечется по сцене.


Человек. Идут! Бегут сюда! Пропал я… как пить дать, схватят…


Человек выбегает из кадра, но тень его остается в кадре. И по мятущейся тени видно, как он отступает. Затем в кадр входят две тени преследователей. Они схватили сопротивляющегося Человек и повлекли его. Голос Человек (за кадром): «Пустите меня! Пустите, я не виноват. Ваша машина — целенькая… Пустите меня, я вам все расскажу сам…» Голос Человек делается невнятным. Можно разобрать только плач и всхлипывания. Наплывом возникает другой кадр: обыкновенная мещанская комната, на первом плане — кровать. На ней корчится Человек, прикрытый одеялом. Он кричит.


Человек. Он все врет! Я ему ничего не давал!.. Это не мои деньги лежали там на полу… Это — его пять тысяч. Обыщите его: у него в счетном устройстве еще много чего спрятано… Он со всех берет!..


Человек вскакивает и садится на кровати. Раскрыл глаза, дико озирается. Хриплым голосом спрашивает, вертя головою:


А? А? Что? Кто кричит?.. Где этот чертов агрегат?! Фу, оказывается, я — дома… Неужели только приснилось?.. Маня, который час? Маня, я никуда не отлучался? А к нам не приходил этот… ну, счетный агрегат? А? А?.. Не был? (Глядя прямо на зрителей.) Ну и сон мне приснился!.. Что вы скажете?.. А ведь кое-кому такой сон — прямо в руку… (Поднял палец.) Вот это надо учесть, товарищи!..

Затемнение

Как он спас свою дочь

Небольшая современная комедия

Действующие лица:

Александр Павлович — профессор, 65 лет.

Зоя — его дочь, 18 лет.

Олег — молодой человек с незаконченным высшим образованием, 29 лет.

Роли Александра Павловича и Олега может играть один исполнитель в случае, если он умеет пользоваться приемами сценической трансформации.

Комната в квартире Александра Павловича. Обычная мебель. Телефон. Входит Зоя.


Зоя (набирает номер на диске телефона). Мне уже начинает казаться, что часы отстают, так долго тянется время… (Выслушала ответ по телефону и сличила с циферблатом своих ручных часиков.) Нет, правильно… Значит, он придет через десять минут…


Звонок за кулисами.


Он!..


Входит Александр Павлович.


Зоя (с разочарованием). Папка?..

Александр Павлович (целуя дочь). Ты как будто недовольна…

Зоя. Что ты!.. Просто я не ждала тебя так рано… (Задумалась.)

Александр Павлович. Удалось освободиться… А то — все совещания по поводу моего проекта тепловой ГРЭС… Будем обедать?

Зоя. Если можно, попозже… Мне надо — в одно место…

Александр Павлович. Слушаюсь, товарищ начальник. Попозже так попозже…


Зоя уже не слышит его. Она уходит, выронив из кармана записочку.


Александр Павлович (поднимает записку). Зоечка, ты уронила!.. Убежала… (Рассматривает записку, поднеся к глазам.) Почерк незнакомый… Вероятно, этот Олег… (Вздохнул.) Вот так вырастишь дочь, а потом появляется посторонний человек и уводит ее с собой… Хорошо еще, если — стоящий юноша… А мне сдается, что этот голубчик — о-го-го-го! Что он сообщает ей? (Читает.) «Зоечка, значит, сегодня ровно в три часа я приду за тобой. В загсе все подготовлено, а твоему старикану мы скажем, когда наш брак будет уже совершившимся фактом. Я его знаю: он примирится. А если заранее его поставить в известность, хлопот не оберешься. Уж поверь мне! Целую тебя, моя золотая. Твой, только твой Олег». (Садится, тяжело дыша.) Вот как, значит, дочка?.. И ты согласилась «поставить меня перед фактом»?.. (Пауза.) Her, я не могу отдать тебя так просто. Не верю я в этого человека. Не верю! И это не только мой опыт старика, тут говорит еще какое-то шестое чувство… И потом: если он смеет так обращаться со мной и с моей дочерью, то и мне дозволено будет… (Не окончив фразы, задумался вновь; тяжелый вздох.) Да! Так я и сделаю! (Набирает номер на диске телефона.) Сергей Андреевич?.. Вот-вот: только что расстались — и опять хочу с вами потолковать. Бью челом, старый друг! Окажите услугу… очень для вас простую. Зачем, для чего — объясню как-нибудь потом. А сейчас я прошу вас, если позвонит моя Зойка, подтвердить ей, что меня увольняют из института. Ну, скажем, что мой проект электростанции признан никуда не годным, что в министерстве возмущены бессмысленным расходованием средств на строительство… Ну, придумайте, черт возьми, что-нибудь! Недаром же вы эксперт Госплана!.. Договорились? Спасибо, старый друг! Век не забуду вашего одолжения… Даю слово: потом все расскажу… Тсс! Не имею возможности длить беседу… (Быстро положил трубку.)


Входит Зоя.


Зоя. Папка, сколько на твоих часах?

Александр Павлович. Верно, столько же, сколько и на твоих… (С наигранной грустью.) Ах, Зоя, Зоя! Ничего-то ты не видишь…

Зоя (испуганно). Ты о чем?

Александр Павлович. Вот у твоего отца…. в общем, у меня — большая беда, дочка…

Зоя (приближаясь к нему). И именно сегодня? (Вглядываясь в него.) Папочка, что случилось?!

Александр Павлович. В институте…

Зоя. Ах, в институте… (Облегченно вздохнула.)

Александр Павлович. По-твоему — это несущественно? Тебе будет все равно, если твоего отца отстранят от работы?..

Зоя. Папочка, что ты говоришь?! Но за что? Почему?

Александр Павлович. Меня очень подвели. Один из моих ассистентов ввел меня в заблуждение… В общем, специальная комиссия установила никчемность нашей работы… Мой проект… Мне трудно говорить, Зоечка, но у них есть основания подозревать меня… даже в недобросовестности. А ведь сегодня тепловые станции особенно важны. Их экономичность решает…

Зоя (перебивает). Папочка, но тебя знают столько лет. Неужели они могут поверить…

Александр Павлович. Нет, дочка, не они, а я должен… на мне лежит обязанность доказать, что я ошибался добросовестно. А на это надо время. И здоровье, силы… Так что, я думаю, в ближайшее время наша с тобой жизнь сильно изменится.

Зоя. Ну ничего, папка! Переживем! Будем жить все втроем скромно, тихо… А потом ты докажешь…

Александр Павлович. Ты, кажется, сказала «втроем»?

Зоя (смущенно). Тебе показалось… Что ты!

Александр Павлович. Прости меня, дорогая, за то, что принес тебе такое огорчение… А сейчас я пойду…

Зоя. Куда же?

Александр Павлович. Меня вызывают на комиссию, как раз по всем этим делам… Не скучай! (Целует Зою в лоб).


Александр Павлович уходит.


3оя. И надо же, чтобы в такой день!.. Бедный папка… Нет, нет, я не верю! Не может быть, чтобы его всерьез обвинили!..


Звонок за кулисами.


Голос Олега (за сценой). А Зоя Александровна дома?

Зоя. Наконец-то!.. (Спешит навстречу.)


Входит Олег.


Олег. Опоздание — семь минут. Но, кажется, это хорошо: я встретил твоего отца почти у самого подъезда… Конечно, я спрятался, и он меня не заметил. (Обнимает Зою.) Лучше, чтобы сегодня его не было…

Зоя. Мой милый! Как я рада!..

Олег. Вы готовы, мадемуазель, посетить мэрию, дабы в книге записи актов гражданского состояния… (Смотрит на часы.)

Зоя. Ой, Олег! У нас такое горе!

Олег. Разбили любимую чашку?

Зоя. Нет, я не шучу: по всей вероятности, папу уволят с работы.

Олег. Зойка, ты очень коряво придумываешь.

Зоя (сквозь слезы). Если бы я придумывала…

Олег. Нет, серьезно?.. (Сел.) Расскажи толком.

Зоя (села). Отца страшно подвели. И теперь его обвиняют в том, что его проект тепловой станции никуда не годится, что он сознательно дал негодный вариант… (Махнула рукой, прослезилась.)

Олег (присвистнул). Вот это — да!.. А свалить все это дело на кого-нибудь из сотрудников нельзя?

Зоя. Как ты можешь так говорить! Разве ты не знаешь моего отца?! Он не способен оклеветать кого-либо…

Олег. Ну, знаешь, детка, если липа обнаружена… Тут уж нечего особенно выбирать методы…

Зоя. Олег, неужели ты веришь, что мой отец на самом деле был способен сделать что-нибудь такое?! Ведь его подвели — пойми!

Олег. Я-то пойму. Я уже понял. И буду понимать, как надо, всегда. Но вот те товарищи, которые займутся этим делом… (Задумался, стал свистеть.)

Зоя. Олег, о чем ты сейчас думаешь?

Олег. А?.. Прости, деточка, все-таки надо обмозговать такие неприятности… Скажи, а твой старик догадывается о нас… о наших намерениях?

Зоя. По-моему — нет… То есть он знает, что ты мне нравишься… что я тебя люблю и что ты тоже…

Олег. Он не предполагает, что мы идем в загс?

Зоя. Нет. Нет. Я не думаю.

Олег. Важно, чтобы он не думал. (Свистит.)

Зоя. Нет! Иначе он поговорил бы со мной об этом… да и о чем он вообще мог размышлять, когда у него — такое горе! Олег, не свисти, пожалуйста.

Олег (не сразу перестает свистеть). А? Прости, детка. Да. Нет, старик — не дурак.

Зоя. Это ты о ком?

Олег. Я хочу сказать: старик твой имеет голову на плечах. И я убежден: он вынырнет.

Зоя. Олежка, ты никогда еще не разговаривал со мной так… И тем более — про папу…

Олег. Прости, детка… (Поцелуй.) Но я тоже волнуюсь. Я считаю себя членом вашей семьи… Знаешь что? У твоего отца есть настоящий старинный друг?

Зоя. Конечно. Сергей Андреевич Муравский. Он работает с папой в одном институте.

Олег. О!.. Вот позвони-ка сейчас ему: посоветуйся, узнай, насколько велика опасность. Может быть, Александр Павлович преувеличивает — по своей щепетильности…

Зоя. А ты знаешь? Это верно!.. (Берется за телефон.) Сергей Андреевич? Это — Зоя… Да, Заяц… Да, у вашего Зайца — беда… Вы знаете, что случилось с папкой? Знаете? Ну, дорогой мой, дядя Сережа, скажите мне: это — очень серьезно? Да? (Пауза: Зоя слушает собеседника.) Так… Понимаю…

Олег (присвистнул). Да, видать, старик нырнул глубоко… (Задумался, свистит.)

Зоя (в трубку). Дядя Сережа, но неужели все вы, знающие папу столько лет, можете допустить, будто он мог… (Пауза.) Да, но ведь… да, но неужели… да, но… (Со слезами.) Дядя Сережа! Я просто боюсь, что он не переживет этого!.. Вы же знаете его характер…

Олег (в сторону). Нет, надо отсюда сматываться. Факт! (Свистит.)

Зоя (со вздохом). Хорошо, постараюсь… Спасибо вам, дядя Сережа… Да, конечно… Да, буду стараться. Да, конечно, не оставлю его… (Положила трубку, опустила голову.)

Олег (после паузы). Кхм… Зоечка, я тогда сейчас пойду…

Зоя. А?.. Как «пойдешь»?!

Олег. Регистрироваться сегодня было бы бестактно… Не правда ли?.. Кстати: эта квартира — ваша или от института?

Зоя. Наша… а что?

Олег. Приятного мало, если будут еще выселять… Нда. Ну, я пошел.

Зоя. Олежка, побудь со мной: мне очень страшно…

Олег. Вот уж бояться нечего. Все обомнется, твой папа придет в себя, и мы со временем поженимся…

Зоя. Ты сказал: «со временем»?

Олег. А? Да… ну, согласись: сегодня или вообще в ближайшие дни идти в загс — то есть наносить твоему отцу еще один удар… как это можно?!

Зоя. Может быть, ты прав… а я думала, что если мы с тобой постараемся приласкать папу… окружить его вниманием…

Олег. Разве для этого надо обязательно регистрироваться? Я постараюсь помочь ему советами, моим небольшим опытом… я поговорю там с этими сволочами…

3оя. С какими сволочами?

Олег. Ну, которые придумали, эту склоку. Неужели нельзя было бы замазать все, не выносить, так сказать, сор?!

Зоя. О, ты не знаешь, значит, моего папку. Он бы не позволил…

Олег. А лучше, стало быть, если его отовсюду погонят и нечего будет жрать, да?

Зоя. «Жрать»?

Олег. Прости меня, когда речь — о важных делах, мне некогда особенно выбирать выражения…

Зоя. …и мысли тоже.

Олег. Как ты сказала?

Зоя. Я говорю: дело не только в выражениях.

Олег. Да?.. Ну, укорять меня успеешь и после свадьбы… Если она вообще состоится… в ближайшее время.

Зоя (отшатнувшись). Ах!

Олег. Слушай, Зойка, сейчас не время валять дурака и играть в деликатность! Ты же сама понимаешь: если твой старикан загремел, так это надо учесть при всех условиях! Что?

Зоя. Я слушаю тебя.

Олег. И выискиваешь, к чему можно придраться по части «выражений» и по части «деликатностей», — так? Да? А я, между прочим, взрослый товарищ. И эта игра в деликатности — не для меня!

Зоя. Олежка, Олежка!

Олег (вспылил). Я скоро тридцать лет Олежка!.. И попрошу мною не руководить!.. Я хотел войти в определенную семью, а вместо этого мне подсовывают…

Зоя (закрыла глаза руками). Уходи! Уходи сейчас же!..

Олег. То есть я хотел… Зоечка, нельзя принимать все так близко к сердцу!..

Зоя. Уйди. Ты слышишь?

Олег (после паузы пожал плечами). Пожалуйста. Я уйду. Но кто об этом пожалеет — еще неизвестно. (Пауза.) Я тебе говорю, Зоя. (Пауза.) Честь имею!


Олег уходит. Зоя плачет все громче и громче.


Зоя. Боже мой!.. Что же это было?! Как он мог…


Звонок. Скоро входит Александр Павлович.


Александр Павлович. Значит, мы все-таки любим отца?

Зоя. Я… я… не только из-за тебя… у меня свое… свое горе.

Александр Павлович. Вот как? Что же случилось?

Зоя. Как он мог?! Он оказался такой… такой… Папочка, как же мы не видели с тобой этого раньше?..

Александр Павлович. Видишь ли, дочка, я-то, собственно, давно видел. Но я не был убежден, что ты мне поверишь…

Зоя. Все равно: очень хорошо, что все открылось до того, как мы с ним зарегистри… (Спохватилась, глядит на отца.)

Александр Павлович. Правильная мысль. Самое время было обнаружить, что это за голубчик, если вы сегодня надумали расписываться.

Зоя. Ты мне этого не простишь!

Александр Павлович. Родная моя! Я-то тебе простил, даже если бы ты зарегистрировала свой брак с этим типом…

Зоя (обнимает отца). Папа, ты просто святой: в день, когда у тебя такие неприятности, ты думаешь только обо мне!

Александр Павлович. Кхм… нда… в общем, признание за признание. Раз ты меня хотела обмануть и удрать с этим типом в загс, я решил, что имею право обмануть тебя и придумать неприятности, которые…

Зоя. Что, что, что?..

Александр Павлович. Хочешь — сердись на меня, хочешь — обижайся, но никаких неприятностей у меня нет.

Зоя. А… дядя Сережа подтвердил!

Александр Павлович. Правильно! Дядя Сережа — тоже участник заговора.

Зоя (после паузы). Неужели, отец, ты так был уверен, что он… ну, что он откажется от меня, если…

Александр Павлович. Вот именно: если ему не суждено будет сделаться зятем преуспевающего инженера и профессора…

Зоя. Ты все о нем понимал и не сказал мне!

Александр Павлович. Повторяю: ты бы мне не поверила. А теперь…

Зоя. Какое может быть «теперь»?! Он не посмеет показаться у нас!

Александр Павлович. Гмм…Лично я думаю, он скоро появится: проверит там, в институте, что я — в порядке, и прибежит симулировать свою любовь…


Зоя опустила голову.


А тебе нечего опускать голову, дочка. Ты ничего дурного не сделала!

Зоя. Пусть только попробует войти!..

Александр Павлович. Он обязательно попробует это сделать. А ты скажи ему, что я опасно заболел. Что у меня — инфаркт.

Зоя. Зачем это все?.. И потом, я не смогу так сыграть…

Александр Павлович. Правильно. Ни с того ни с сего ты не сыграешь…

Зоя. Что ты хочешь сказать?

Александр Павлович. А вот: ты еще не знаешь, как он будет тебя обольщать, чтобы вернуть твое расположение… И я рассчитываю на то, что у тебя возникнет ответная реакция…

Зоя. Ой, папа, ты, оказывается, вон какой…

Александр Павлович. Я спасаю свою дочь… (Поглядел на часы.) Сейчас я поеду к Сергею Андреевичу. А своему бывшему голубчику ты скажешь…

3оя. Я поняла уже. И никакой он не голубчик!

Александр Павлович (целуя дочь). Ой, Зойка, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь!..


Александр Павлович уходит.


Зоя (провожает его). Только ты — поскорее, ладно? А то мне сегодня не хочется быть одной…


Голос Александра Павловича: «Слушаюсь, товарищ начальник!» Телефонный звонок. Зоя берет трубку.


Зоя. Слушаю. Я. Кто? Да, я вас узнала. Именно вас. Не надо. Я не хочу вас видеть. Нет. Нет. Это ни к чему. Нет. (Положила трубку.) Отец опять прав… Он узнал, что никаких неприятностей нет, и вот — хочет вернуться… Ну что за низость!


Пауза. Тихо входит Олег.


Олег. Бей меня, гони, но я не мог не прийти.

Зоя. Уйдите.

Олег. Да, я знаю: я недостоин целовать твои туфли, но сперва выслушай меня!

Зоя. Уйдите, прошу вас!

Олег. Зоя, ну, хочешь, я на коленях буду просить у тебя прощения?.. (Опускается на колени.)

Зоя. Сейчас же подымитесь!.. Этого еще не хватало!

Олег. Да! Именно этого! Именно так я могу показать тебе все то обожание, которое…

Зоя. Уйдите.

Олег. Ну, ударь меня! Ну, ударь, только прости!

Зоя. Я вас прошу уйти.

Олег. Но почему? Разве ты меня не любишь больше? Вспомни, Зоечка, как мы были счастливы!.. А что нас ожидало? Во имя этого светлого будущего я умоляю…

Зоя. Уйдите. Уйдите, потому что… потому что отец очень тяжело болен.

Олег. Что?

Зоя. Отец заболел от этих переживаний.

Олег. От каких переживаний? Надеюсь, ты знаешь, что никаких неприятностей у него не было…

Зоя. Его потрясло то, что я собиралась выйти за вас замуж, даже не сказав ему об этом.

Олег. Да? Ага. Ну, он скоро поправится.

Зоя. Не думаю. Была скорая помощь. Они отказались его перевозить в больницу.

Олег. Он лежит здесь?

Зоя (кивнула головой). Да.

Олег. Он может нас слышать?

Зоя. Надеюсь, что — нет.

Олег. Все равно, надо потише… Так есть подозрение на инфаркт?

Зоя. Да.

Олег (свистнул). Ну, это — долгая музыка…

Зоя. Как вы сказали?

Олег. Нда… Я говорю: инфаркт — дело серьезное. Что сказали врачи?

Зоя. Они сказали… (Зажмурилась и вдруг решительно доканчивает.) Они сказали, что, если не будет второго инфаркта в ближайшие дни, можно надеяться.

Олег. Вот как?.. Забавно… то есть я хотел сказать: очень печально. (Свистит.)

Зоя. Я требую, чтобы вы не свистели у нас в доме!

Олег. Бога ради, прости, Зоечка. (Ловит ее руку, Зоя не дает руки.) Поверь: я очень огорчен тем, что Александр Павлович…

Зоя. Не верю!

Олег. По совести говоря, и я не верю вам. Ваш отец здоров как бугай!

Зоя. Что вы сказали?! Негодяй! Уходите сейчас же!

Олег. Пожалуйста!.. Я охотно оставлю ваш гостеприимный дом, где так ловко ставят ловушки…

Зоя. Вон! Вон отсюда!


Телефонный звонок.


Олег. Честь имею! (Идет к двери.)

3оя (в трубку). Слушаю. Дядя Сережа? А папа уже поехал к вам.

Олег (остановился). Ага! Я так и думал!.. У вас тут — целый театр для одного зрителя, то есть для меня.

Зоя (Олегу.) Вам это не нравится? (В трубку.) Да, да, он сейчас будет у вас. (Положила трубку.)

Олег. Поверьте, не весь свет клином сошелся на дочери вашего папочки. И не считайте, что я очень уж огорчен.

Зоя. Мне это известно. (Вытирает слезы.)

Олег. А чего же вы плачете? Ваш батюшка и здоров и на работе — он в полном порядке…

Зоя. Мне досадно, что вы еще здесь.

Олег. Ухожу. Уже ухожу!


Олег уходит.


Зоя (зрителям) Вот так меня и спас мой отец…


Входит Александр Павлович.


Александр Павлович. К сожалению только, это не всегда удается.

Занавес

Борьба титанов

Трагедия-буфф в одной картине на два действующих лица

Нероскошный кабинет среднеответственного работника: письменный стол, телефон, диван. Надпись на стене: «Главный бухгалтер Е. П. Пилипенко». За столом, с видом владычицы, сидит средних лет женщина со скучным канцелярским лицом. Она щелкает на счетах, смотрит на бумаги и прочее. Телефонный звонок. Женщина поднимает трубку.


Она (в трубку). Да. Слушаю. Говорит главный бухгалтер. Да, да. Товарищ, ваши сведения неверны. Эта сумма вчера акцептирована банком и вчера инкассирована вашим отделением. Да. Да. Проверьте, пожалуйста… (Кладет трубку на рычаг, некоторое время щелкает еще на счетах, затем встает и с бумагами в руках идет к двери.)


Она вышла. Слышен ее голос: «Вера Максимовна, я пошла к директору на подпись, скоро вернусь».


Свежий женский голос. Хорошо, Екатерина Петровна…


Короткая пауза. Потом слышен голос Его.


Он. Главный бухгалтер здесь сидит?

Женский голос. Здесь, но его нет.

Он (раздраженно). А когда он будет?

Женский голос. Скоро будет.

Он. Хорошо, я обожду.

Женский голос. Ждите, пожалуйста.

Он. И обожду. Будьте покойны: дождусь! Уж я дождусь!


Он входит в кабинет. Это чрезвычайно нервный субъект. В руках у него чуть обернутый бумагой веник, какие употребляются в бане, и сверток, видимо с бельем.


Я его дождусь! Я ему покажу!.. (Читает надпись.) «Главный бухгалтер Пилипенко». Ну и бюрократ же ты, товарищ Пилипенко! Придумал спрашивать со всех людей какие-то еще справки (передразнивая бюрократа) «об отсутствии задолженности». Какая, черт возьми, задолженность, когда я в этом учреждении первый раз?! Так и хожу от Понтия к Пилату, вот еще в баню опоздаю по их милости… Эх, взять бы веник, который я для парного отделения приготовил, да этого самого Пилипенко… (Показывает, как надо сечь веником.)


Входит Она.


Она. Товарищ, что вам здесь нужно?

Он. Я жду этого самого Пилипенко… (Жест в сторону надписи.)

Она. Я — Пилипенко.

Он. Как? Баба?!

Она. Я вас попросила бы! (Села за стол.)

Он (перестроился). Нет, это я вас должен просить…

Она. О чем?

Он. Видите ли, я выполнил для вашего объединения работу. Работа принята. Вот резолюция. Я должен получить окончательный расчет — вот ордер… И вдруг с меня требуют справку, что за мною нет задолженности, между тем как я не могу иметь задолженности, потому что я никогда раньше не работал у вас. А мне говорят, что именно кто не работал должен представить справку, что он не работал, хотя тем, кто не работал, не дают справки, а дают тем, кто работал. А если я не работал, то как же я могу получить справку, что я работал, тем более что справка о задолженности нужна и тем, кто работал, и тем, кто не работал. Понимаете?

Она. Нет. (Принялась считать на счетах.)

Он. И я не понимаю. Что же делать?

Она. Не знаю.

Он. И я не знаю. А я уже третий день хожу к вам в объединение.

Она. Ну и что ж? Я десять лет хожу сюда каждый день.

Он. Так вы здесь служите, а — я?..

Она. Товарищ, не мешайте мне.

Он. Нет, это вы мне мешаете! Заплатите мне за работу!

Она. Справка об отсутствии задолженности у вас есть?

Он. Нет…

Она. Значит, не заплатим.

Он. Так вы же сами мне должны дать эту справку!

Она. Справки даются только тем, кто у нас работал и раньше.

Он. Тьфу!.. Опять двадцать пять!

Она. Товарищ, я вас прошу не плевать у меня в кабинете.

Он. Справку дадите?

Она. Нет. И я вас прошу выйти отсюда.

Он. Ни за что! Хоть лопните!

Она. Грубиян!

Он. Нет. Это еще я не грубиян. Вот если бы вы были мужчиной, знаете, что бы я вам сказал? Я бы вам сказал: «Дай мне справку, баранья твоя башка, а не то я из тебя сейчас сделаю свиную отбивную!»

Она. Как вы смеете так говорить?!

Он. Я и не говорю так. Это я сказал бы, если бы вы были мужчиной. Я бы тогда подошел бы к вам поближе… (подходит) и сказал бы: «Дашь справку, чернильная твоя душа?!»

Она. Не дам.

Он. «Ах, не дашь? — сказал бы я. — Хорошо! Тогда я тебя, подлеца…»

Она. Да как вы смеете?!

Он. «Подлеца»! Вы слышите? Я говорю в мужском роде: подлеца. Это если бы вы были мужчиной.

Она. А я не мужчина и справки вам не дам.

Он (в сторону). Экая упрямая баба! Действительно, криком не возьмешь. Придется перейти на подхалимство. Может, пройму…

Она. Вера Максимовна! Вера Максимовна!

Он (кинулся к дверям). Вера Максимовна!.. Нет ее… Ушла. А вы зачем ее зовете, товарищ Пилипенко? Может, я сумею заменить?

Она. Я ее зову, чтобы позвать стрелка из охраны: вывести вас.

Он. Вот какая вы нервная!.. Хотя — не удивительно… Такая работа… Давно вы главный бухгалтер?

Она. Не ваше дело.

Он. Нет, я только к тому, что вот — удивительно, как вы четко работаете. Ей-богу. Всё у вас ясно, точно, четко: «Предъявите справку», «Справки не даем», «Покиньте кабинет»… Я редко где видел такой порядок, такую дисциплину…

Она. Хорошо, хорошо, оставьте это…

Он. Что, образование у вас, конечно, высшее?.. Хотя талантливый человек и без законченного образования работает лучше, чем…

Она. Вы уйдете или нет?

Он. Уйду. Сейчас уйду. Разве можно вам мешать в вашей ответственной работе? Но большая просьба: прикажите выдать мне…

Она. Ничего я вам не выдам. Уходите!

Он (в сторону). Нет, подхалимством ее не проймешь. Попробую испугать серьезнее. (Сел на стул, отодвинул от нее счеты.) Одно из двух: или вы мне сию минуту выдадите справку, или я по вашему же телефону звоню в народный контроль и вас снимают в два счета…

Она (указывает на дверь). Вон!

Он (встал). Хорошо. Я ухожу. Но ухожу прямо в ваше министерство, где я все-все рассказываю, и вас выметут отсюда вместе со всеми этими справками, ведомостями, отчетами, расчетами, подсчетами, учетами и счетами. (Веником он смёл бумаги со стола.)

Она (топнула ногою). Вон! (Подбирает и кладет на место бумаги.)

Он (идет к дверям). Я передумал. Я иду в Министерство охраны общественного порядка. Уж они-то этого так не оставят! Да, да! Вот! До скорого свидания!

Она. Куда угодно!.. Только — прочь отсюда!


Он вышел. Она, фыркнув, села за работу.


Она. Типчик, нечего сказать… (Углубилась в бумаги.)


Он возвращается.


Он. Товариш Пилипенко!

Она. Опять вы?!

Он. Не опять, а — еще. Видите ли, по моему делу открылись новые данные.

Она. Какие еще данные?

Он (скороговоркою, рассчитывая на то, чтобы нельзя было разобрать, что он говорит). Видите ли, неполучение мною справки о задолженности, каковая ставит под вопрос таковую, поскольку таковая не зависит от таковой, дает возможность предполагать на мне таковую, между тем как вам известно, что таковая отсутствует, несмотря на невыдачу каковой, как таковой и как каковой за счет таковой при каковой. Понятно?

Она. Бред! Чистый бред!

Он. Да вы слушайте, что я говорю: справка о задолженности, как таковая о каковой, в такой мере обуславливает каковую, в какой таковая влияет на каковую, не завися от каковой, не предполагая таковую, как вне каковой, так и при таковой…


Она вытирает виски и качается от тщетных попыток понять.


Поэтому я и предлагаю: таковую о каковой выдать без каковой, но с таковой, каковая в каковой важнее, чем в таковой. (Нормальным голосом.) Выдадите справку, ну?!

Она (слабым голосом). Не выдам.

Онсторону). Кремень, а не баба. И заговорить не смог… Что же теперь — попробовать ее разжалобить? (Постепенно готовит себя, к хныканью и плачу.)

Она (оправляясь от его скороговорки). Ну, посетитель… Как у меня голова не лопнула?.. (Склоняется к бумагам.)

Он (плачет и всхлипывает). Господи, за что?..

Она. Вы уйдете или нет?!

Он. Сейчас… вот поплачу немного и уйду… Ну, за что мне это?.. За что? — я спрашиваю… Папы у меня нет, мамы — тоже… А теперь и справки не дают… (Громко плачет.) Всю жизнь мне не везло… Помню, когда еще маленький был, раз подарили мне птичку. Я ее хотел взять из клетки, а птичка… (плачет) улете… улете… улете-е-ела…

Она. Товарищ, вы — в учреждении!

Он (рыдая). Зна… зна… знаю… Но раз мне не везет, могу я поплакать?.. (Рыдает.) Дайте мне спра-а-а-авкууу!

Она. Не реви. Не дам.

Он (всплакнув). Не дашь? (Деловым тоном.) Слушайте, что же мне делать?

Она. Очистить кабинет!

Он (крякнув, в сторону). Делать нечего: придется самый противный способ: ухаживать… (Вздохнув, говорит в сторону, но так, чтобы она слышала.) Боже, как она хороша! (Глядит на нее со значением.)

Она. Уйдете вы или нет?

Он. Не уйду!

Она. Я милицию позову.

Он. И милиции и всему миру я все равно скажу: я не уйду, потому что я хочу упиться ее глазами! Вот!

Она. Какими глазами? Что вы мелете?

Он. Вашими глазами. Упиться. Я. Хочу! Ясно?.. Боже мой, если бы вы знали, какие у вас глаза! Они — как омут… что я говорю?.. Они — как море… что я говорю? Это океан! Пучина! Бездна! А как они мерцают — ваши глаза!

Она (вынула зеркало, глядится в него, поправляет прическу). Ничего они не мерцают… Глаза как глаза…

Он. Вы просто привыкли к своей красоте. А другие… Вот я, например… (Урчит со страстью.) Да вы же видите сами: я потрясен, я раздавлен вашим обаянием! Вы же видите: два часа я не могу уйти ст вас!.. Я придумал этот глупый повод: мне якобы нужна справка… Неужели ваша чуткость не подсказывает вам: мне нужны вы, вы! Вы, а не справка!!

Она (вяло). Перестаньте… (Охорашивается.)

Он. Нет, я не перестану! Я буду говорить, я буду петь о любви моей к вам… к тебе! Всю мою жизнь я буду у твоих ног!.. Ясно?!

Она. Мужчины всегда так говорят…

Он. Ты мне не веришь? О, лучше мне умереть, чем слышать такое!

Она. Оставьте меня… уйдите… умоляю вас!..

Он. Убей меня, но здесь, у своих ног!.. О, как я хотел бы подарить тебе весь мир, засыпать тебя цветами… (Подает ей веник.) Прими пока этот букет!

Она. Мерси!.. (Нюхает веник.)

Он. Замри так!.. Если бы ты знала, как ты прелестна!

Она. Безумный! Что ты от меня хочешь?!

Он (сквозь зубы). Я обожаю тебя!.. Выдай мне справку!

Она. Какую справку?..

Он (лязгая зубами). Ты слышишь, как стучит мое сердце?.. Напиши мне справку о неимении задолженности… (Целует ее.)

Она. Ах… Я сама не знаю, что я делаю… Милый!.. Вот справка… (Пишет и вручает ему.) Бери…

Он (быстро прочитал справку). Так. Так.

Она. Ну, говори мне!

Он (сухо). О чем?

Она. О чем хочешь… твои слова опьяняют меня…

Он. Почему, собственно, вы со мною на «ты»?

Она. Как?..

Он. Так. Справка у меня. Я ухожу.

Она. А твоя… ваша любовь?!

Он. Чего только не сделаешь, чтобы получить справку… Пока. (Идет к двери.)

Она. Остановитесь!

Он. Зачем еще, ха-ха?..

Она. На справке нет печати.

Он (быстро). Кто ставит печать?

Она. Я. Печать хранится здесь. (Указывает на ящик письменного стола.) Ха-ха-ха!..

Он (скромно). Товарищ Пилипенко, будьте добры, поставьте печать…

Она (плотоядно). Дайте справку сюда. (Шевелит пальцами правой руки в хватательном движении.)

Он (поспешно). Нет, к чему же вам утруждаться? Я подержу справку, а вы — тово… прихлопните…

Она. Не прихлопну.

Он (урча от симулируемой страсти). Если бы вы знали, как я вас люблю!

Она (иронически). Знаю, знаю!

Он (помолчал). Никто, никто меня не жалеет… (Плачет и утирает нос рукою.) Папы нет, мамы нет, птичка улетела… Пожалейте круглого сироту!

Она. Круглый сирота, не будьте круглым дураком!

Он. Да, но неполучение мною справки о задолженности, каковая ставит под вопрос таковую, поскольку таковая, не завися от каковой, дает возможность предполагать таковую…

Она (ехидно). Обратно крутите? Ни один из ваших номеров не пройдет. Печати не поставлю!

Он (бешено). Поставишь! (Кинулся на нее.)

Она (бежит к двери). Охрана! Милиция! Артиллерия! Авиация! Выручайте!

Он (догнал ее, душит, повалив на стол). Поставишь печать?!

Она (хрипя). Умру, а не поставлю!

Он. Проклятая!


Хрип ее усиливается, телефонный звонок.


(Оставив ка ее горле одну руку, другою снимает трубку, говорит, тяжело дыша.) Алле. Кого? Товарищ Пилипенко не может говорить. Почему? Она хрипит. Да. Очень хрипит. Вот именно: простудилась… Позвоните через десять минут, и она не будет хрипеть. А кто спрашивает товарища Пилипенко? Что? Директор объединения?.. Гмм… (Ей.) Может, вы подойдете?.


Она утвердительно кивает головой.


Она сейчас подойдет…

Она (берет из его рук трубку, хрипло говорит). Я слушаю. Пилипенко. Да. Точно: простудилась… Да, час назад не хрипела, а теперь… Слушаю, товарищ директор. Да. Что? Что? Больше не требовать этих справок о неимении задолженности? Хорошо. Не будем спрашивать. Хорошо… (Вяло передает ему трубку, он вешает ее на рычаг.) Вы слыхали?

Он. Слыхал.

Она. А что вы со мной сделали из-за этой справки?

Он. А вы меня до чего довели?.. Прощайте… Иду в кассу…

Она. Постойте… Помогите мне дойти до амбулатории…

Он. Охотно…


Поддерживая друг друга, хрипя, стеная, вздрагивая, оба уходят.

Занавес

Две маски

Маленькая комедия в 3-х картинах

Действуют:

Гранаткин — личность без определенных занятий.

Районный архитектор.

Заведующий райнежилотделом.

Сотрудник(ца) райисполкома.


Картина первая


Коридор учреждения. Двери, указатели, телефон-автомат. (Лучше все это поместить перед вторым занавесом.) У телефона стоит Гранаткин. Он опустил в щель аппарата монету и набрал номер, зажав портфель между ногами.


Гранаткин (в трубку). Аким Иваныч? Я говорю… Ну да, Гранаткин говорит… Никуда я не пропал, а только… Аким Иваныч! Аким Ива… Аким… Ак… (Видно, что ему не дают говорить.) Аким Иваныч, зачем же вы так выражаетесь: «пропал, сбежал, верни деньги»?! Да разве я… Раз я обещал достать разрешение на застройку, значит, всё! Аптека! Камень! Гранаткин — такой человек, что через него двадцать восемь зданиев воздвиглись и по сей день стоят как вкопанные… то есть не вкопанные, а — на фундаментах. И вам я предоставлю это разрешение на ваш то есть личный письменный стол… Нету у вас письменного?.. Все равно: на столовый стол предоставлю! На самоварный столик… на подтелевизорную тумбочку, наконец! Я доставлю разрешение лично персонально вам построить сарай в пределах намеченного вами участка. Всё!.. А?.. Отсюда же и говорю: из райисполкома. Сейчас вот пойду и получу разрешение. Есть! К вечеру ждите! Всё! Все! (Вешает трубку.) Нервный старикан… Однако же надо действовать: и аванс надо оправдать, и выбить из него еще, так сказать, порцию деньжат… С чего начну?


Проходит по коридору Сотрудник (или сотрудница). Столкнулся с Гранаткиным.


Сотрудник. Простите…

Гранаткин. Нет, это вы меня простите… Вы здесь работаете?

Сотрудник. Угу.

Гранаткин. Тогда попрошу одну минуточку… (Вынул из кармана бумаги.) Видите ли, затеял один мой знакомый… то есть виноват, лично я затеял небольшую застройку в районе Кургускинской улицы. Персонально сарайчик хочу воздвигнуть. Но он… то есть, я извиняюсь, я, совершенно не знаю: кто может дать разрешение на такую застройку?

Сотрудник. Тут надо получить две подписи: районного архитектора и заведующего райнежилотделом… (Хочет уйти.)

Гранаткин (задержал его). Как, как вы сказали?

Сотрудник. Районный архитектор — комната номер восемнадцать. И заведующий райнежилотделом — второй этаж, комната тридцать девятая. (Хочет уйти.)

Гранаткин (снова задержал.) Благодетель, довершите вашу милость: расскажите мне — кто они такие? Как к ним подойти? С чем их кушают, так сказать?

Сотрудник (пожал плечами). Ну, я не знаю… Райархитектор — товарищ Слюсарев — человек скромный, тихий, интеллигентный, начитанный…

Гранаткин. Начитанный, говорите? Так, так, так… Заметим себе.

Сотрудник. А Петренко — зав. нежилотделом — наоборот, шумный такой тип, веселый, весь нараспашку…

Гранаткин. Нараспашку? Ага… Это хорошо, что нараспашку… Пить любит?

Сотрудник. Может, и выпивает — не на работе, конечно… Но мне некогда, пустите меня…

Гранаткин. Сделайте милость… идите… вы и так меня осчастливили…


Сотрудник уходит.


Тэк-с. Теперь — одно: не проворонить! К обоим надо подделаться, войти в доверие! Вести себя в каждом случае по вкусу того, к кому пришел… Ясно. Решено! Приступаем. Первым будет этот — ну, архитектор, который такой начитанный… Что надо, чтобы его пленить? Две книги под мышкой и речь, наполненная цитатами. Книги! Где я возьму книги? Ага! Вон, кажется, книжный киоск, возьму под залог паспорта любых два тома… (Убегает.)

Занавес

Картина вторая

Занавес открывает кабинет Районного архитектора. Архитектор — хмурый мужчина в очках — сидит за столом. Стук в дверь. Не успел Архитектор поднять голову, уже вошел Гранаткин, держа в руках портфель.


Гранаткин (зрителям). Ага! Вот он — архитектор, который — начитанный… Ясно! (Архитектору.) Можно? Простите… я вторгаюсь, наверное, не вовремя…

Архитектор. Нет, почему… Что вам угодно?

Гранаткин. Разрешите представиться: Гранаткин. Очень приятно… (Глядит па стол.) Ух, сколько книг!.. Да… тревожу вас по делу о застройке… (Глядит на книги.) Сразу видно интеллигентного человека… Начитанность! В сущности, она решает все в наше время… Да… Так на чем бишь я? Ах, да: застройка. Имею несчастье принять участие… Разрешите полюбопытствовать: какие именно книжечки изволите держать на столе?..

Архитектор (пожал плечами). Пожалуйста. Справочники: технические, строительные, план города…

Гранаткин. Да, да, да, вижу, вижу! Занимательное чтение… (Вынул из портфеля сверток.) Я и сам — видите вот? — только что приобрел два фолианта… Цены нет. Может, читали: немецкий философ Гоголь.

Архитектор. Гоголь?

Гранаткин. Простите: Гегель… то есть Бебель скорее… в общем, Бабель.

Архитектор. Бабель, говорите?

Гранаткин. То есть Бебель… Небель даже… Виноват: Мебель…

Архитектор. Мебель?.. (Пожал плечами.) А что вам, собственно, угодно?

Гранаткин. Беспокою вас по делу о застройке. Мой друг — почтенный человек, пенсионер, уважаемый старец — затеял построить тут сарайчик на Кургускинской улице, домовладение, если изволите знать, за номером семнадцать — я извиняюсь — бис…

Архитектор. Почему же он сам не приходит?

Гранаткин. Исключительно по причине слабого здоровья. Я же говорю: инвалид. Как сказал поэт: «Увы, уже не те и силы, и весь мой организм не тот…» Забыл сейчас, чьи стихи, но очень трогательно. Вообще — поэзия моя слабость. (Похлопал по своему свертку.) Вот купил сейчас пару томиков лирических стихов. Поэт Исаак Михайловский.

Архитектор. Михайловский?

Гранаткин. Скорее даже наоборот: Михаил Исаковский. Что-то в этом роде. Чудные стихи и песни… «Как бы мне, дубине, к дубу перебраться»… Прямо слеза бьет, когда читаешь… Да, так вот: в отношении застройки я бы попросил вас как интеллигент интеллигента…

Архитектор. Фамилия вашего товарища?

Гранаткин. А?.. Супрунов, Аким Иванович Супрунов, домовладение семнадцать-бис… И все дело-то — на три минуты…

Архитектор (глядит в список). Супрунов…

Гранаткин. Именно! Супрун Иванович Акимов… То есть, простите, наоборот…

Архитектор. Нет у меня такого заявления.

Гранаткин. Не может быть! Что же мне теперь делать?!

Архитектор. Пройдите в райнежилотдел: может, у них…

Гранаткин. Придется. Ну, благодарю вас… Поскорее отделаюсь там и — домой: читать! Это — моя слабость… Может, одолжите вот эту книжицу, я бы ее в два дня…

Архитектор. Это — справочник по оплате строительных работ…

Гранаткин. А что? Тоже есть своя прелесть. Помню, еще в двадцать седьмом году напоролся я в одном доме на тогдашнюю телефонную книгу… Неделю не могли меня оторвать от нее!.. Поверите ли: как роман приключенческий!.. И еще бы: на каждой странице — биографии. И притом не выдуманные… Там — Иванов, Иванов, Иванов, Иванова, Иванова, Иваненко, Ивановский, Ивахин… Вы подумайте — хе-хе! — Ивахин! Ведь это все надо придумать!.. Вы поверите: взахлеб читал… Ну, честь имею: надеюсь еще навестить и поговорить на досуге исключительно об словесной изящности… виноват: об изящной словарности… нет, словесности! Адьё! Пока!


Гранаткин ушел.


Архитектор. До свидания… Странный субъект…

Занавес

Картина третья

Кабинет Заведующего райнежилотделом. Заведующий стоит у шкафа и вынимает бумаги. Стук.


Заведующий. Войдите.


Входит Гранаткин. Из кармана торчит бутылка, завернутая в бумагу. Портфель его сильно разбух.


Гранаткин (в сторону). Заведующий нежилотделом. Он должен быть рубаха-парень. Попробуем подобрать к нему ключик. Привет, братуха!

Заведующий. Здравствуйте… Что скажете?

Гранаткин. Ну, здоров! Давай пять… (Сует руку.) «В чем дело, в чем дело»… Будто уж нельзя зайти хорошему человеку к хорошему человеку… Куришь? (Протягивает коробку папирос.)

Заведующий. Спасибо, только что курил…

Гранаткин (сел на место Заведующего перед столом). Ладно. После затянемся… (Прячет коробку.) Вот какая картина, друг ситцевый: я ведь к тебе — по делу. (Вынул из портфеля консервы, банку огурцов, водку.)

Заведующий. А по какому?

Гранаткин. Сейчас скажем. Да… Ничего у тебя кабинетишко… Тут в случае чего и тяпнуть можно, — а? А? А?..

Заведующий. Ну, это ты брось!

Гранаткин. Да что ты? Уж и пошутить нельзя, понимаешь… Сам знаю: это уже после работы, в неслужебное время — тово… (Щелкнул себя по горлу; убирает свое добро обратно в портфель.) Да, так вот: насчет застроечного дела я. Ну-ка, глянь: не у тебя ли заявка одного старичка?.. (Освободил место Заведующего.)

Заведующий (сел перед столом). Фамилия?

Гранаткин. Скажу фамилию… Куда торопишься?.. (Смотрит на бумаги на столе.) Это — чья карточка? Чья девчоночка? А ничего канашка! Факт!.. Я и сам не прочь… у меня тоже есть знакомые, так сказать, киски… Как-нибудь устроим с тобой детский крик на лужайке, хе-хе… Ага?.. Да, так вот: некто Супрунов Аким Иванович. Застройка на Кургускинской улице…

Заведующий. Сейчас посмотрим… (Роется в бумагах.)

Гранаткин. Слушай, а что ты здесь, понимаешь, штаны протираешь? Давай по-быстрому отдадим концы и — в ресторанчик. Я знаю один шалман, так там закуски дают… (Делает воздушный поцелуй.) Пальчики оближешь! И оркестр играет… (Напевает.) «Мишка, Мишка, где ж твоя улыбка…»


С середины последней реплики вошел Архитектор.


Заведующий. Прошу, Василий Васильевич…

Гранаткин. А? Как?.. Неужели… Кхм… (Принимает поспешно постный вид и прячет поглубже в карман бутылку.) Люблю я, понимаете ли, на закуску прочитать хорошую книгу… Того же Гегеля… то есть Мебеля… В общем, что-нибудь такое — философское покруче…

Заведующий (с удивлением смотрит на Гранаткина). Как?

Гранаткин. Я говорю: люблю этак хлопнуть грамм триста или шестьсот… но для чего? Исключительно — за здоровье всех этих философов или там вообще писателей… (Обернулся к Архитектору.) В каком то есть смысле хлопнуть? — исключительно что поаплодировать… (Показывает, как он хлопает руками.) Другой раз такое у них вычитаешь, что просто один в комнате начинаешь аплодировать… (Повернулся к Заведующему.) А почему? Исключительно потому, что если на столе водчонка там, понимаешь, килечки, колбаска… барышни тут же помоложе хихикают, ну как не взыграть?.. (Повернулся к Архитектору.) Духом! — я имею в виду взыграть духом. Так приятно расширить кругозор и вообще предаться мыслительному процессу… (Повернулся к Заведующему.) Особенно в хорошей компании да чтобы — застолье подходящее…

Архитектор. Странный какой гражданин.

Заведующий (Архитектору, незаметно для Гранаткина, тихим голосом). Пройдите-ка на мое место…


Архитектор и Заведующий меняются местами. Гранаткин упустил это обстоятельство.


Гранаткин (говорит в сторону кресла Заведующего, в котором теперь сидит Архитектор). А мы с тобой все-таки тяпнем сегодня водчонки! (Повернулся к двери, где прежде был Архитектор, а теперь стоит Заведующий.) И еще вам хочу показать одну книженцию восемнадцатого, можете себе представить, века… Такая мудрость, знаете ли… (Заметил, что обращается к Заведующему.) А?.. Как? В этой книжонке такие есть картиночки похабные — ну, блеск!.. Слушай, давай мы с тобой махнем сейчас в забегаловку… (Смотрит в сторону Архитектора.) То есть, я извиняюсь, с вами мы сейчас махнем в библиотеку и там откупорим… исключительно большой такой ящик с книгами… (Заведующему.) И под эти книги дербалызнем как надо! Девчонок вызовем в эту библио… шалма… в шалманотеку… То есть… Как хотите, я не могу сразу на вас на двух работать!

Архитектор. А зачем вам работать?

Заведующий. Разрешение на застройку уже дано.

Гранаткин. А?

Заведующий. Вот тут записано: разрешение Супрунову Акиму Ивановичу послано на дом.

Гранаткин. Как то есть послано?! Как послано?! Значит, я остался ни при чем?!

Архитектор. Значит, вы сами — не застройщик?

Гранаткин. Я? Как вам сказать? Скорее нет, чем да. Но я так заинтересован, чтобы почтенный старик получил разрешение…

Заведующий. Это мы понимаем, что вы заинтересованы. Сколько вы с него получили?

Гранаткин. Что значит «получил»? Я вообще ничего еще не получал и — теперь уже ясно — не получу… В общем, я пошел. Меня тут ждут в одной библи… галовке… Честь имею! Ффу!.. Сколько хлопот, и все — зря… Тьфу!.. (Убегает.)

Занавес

Отвадила

Сценка

Действуют: Лектор — 40 лет и Люся — 19 лет.


Сцена представляет собою маленькую комнату за кулисами в клубе. Никого нет. На столе лежат видавшие виды пальто, старый портфель и мятая шляпа Лектора. Под столом стоят его галоши. А голос Лектора доносится со сцены.


Голос Лектора (продолжая лекцию). …На этом, товарищи, позвольте мне закончить мою лекцию, посвященную важнейшим проблемам: любви и дружбе в среде нашей замечательной молодежи. Мне хочется только еще раз сказать вам, мои молодые друзья: советская молодежь всегда и везде стремится к подлинно большим чувствам. Нигде в мире нет такой любви, как у нас. И нигде в мире нет такой дружбы, как у нас. Остается только пожелать всем вам удачи в этих нужнейших чувствах, без которых человек мельчает и морально хиреет. Спасибо за внимание, мои юные друзья. Я кончил.


Доносятся очень жидкие аплодисменты. Лектор появляется на сцене, неся в руках брошюры и книжки с закладками на страницах, откуда он черпает цитаты, выписки на листах бумаги и т. п. Лектор проходит к столу, надевает галоши, шляпу и начинает упрятывать в портфель все, что принес с трибуны. Вбегает Люся. Это быстрая в движениях, веселая и смешливая девушка. Одета к лицу, но без эксцессов моды.


Люся. Здрассте!

Лектор (не отрываясь от портфеля). Привет, товарищ.

Люся. Я пришла поблагодарить вас за лекцию…

Лектор (так же). Ну, что вы… это моя обязанность…

Люся. Нет, нет, вы так замечательно всё рассказываете… всё знаете… Вы что? Специально занимались этим?

Лектор. Безусловно… (Обернулся к ней.) То есть я изучал проблемы любви и дружбы, а не то чтобы занимался… хе-хе… любовью, как таковой…

Люся. Да?.. А вы знаете, когда вы говорите, так и кажется: вот человек, который много дружил и много… (Смутилась.)

Лектор. Хе-хе… забавно… нет, нет, девушка, я, так сказать, лишь теоретик в данном… хе-хе… вопросе…

Люся. Да? Очень жаль… (Вздохнула.) А я хотела как раз с вами посоветоваться…

Лектор (снова поглощен укладыванием научного багажа в портфель). Ну, что ж… как-нибудь я с удовольствием…

Люся. А почему — «как-нибудь»? Я сейчас прошу вас мне ответить!

Лектор. Видите ли, я несколько тороплюсь… Кстати, вы не видели директора вашего клуба?

Люся. Видела. Он пошел в кабинет, чтобы достать из сейфа печать.

Лектор. Печать?

Люся. Ну да: надо же вам на путевку печать…

Лектор. Ну, безусловно… Так что вас интересует?

Люся. Вот вы говорите, что дружбы без любви не бывает…

Лектор. Наоборот: любви не бывает без дружбы. А дружба возможна и без любви, но подлинная дружба между юношей и девушкой довольно часто перерастает в любовь… Что тогда надлежит делать? Тогда…

Люся. Я знаю. Я вас слушала уже три раза. Я хотела спросить вот о чем…

Лектор (поглядел на циферблат своих часов). Да? Я вас слушаю.

Люся. Вот лично я…

Лектор. Лично вы… так. Понимаю. И что лично вы?

Люся. Я… в общем, я полюбила одного человека…

Лектор. Отлично. Любовь — это серьезное чувство, которое надо приветствовать, если оно только подлинное. Без любви невозможна семья…

Люся (продолжает за него). …невозможна семья, невозможно государство, и мы всеми силами обязаны поддерживать истинную любовь, когда она возникает среди нас…

Лектор. Безусловно! А откуда вы всё это знаете?

Люся. Я же вас четыре раза слушала!

Лектор. Это делает вам честь: такое стремление к познанию в юном возрасте…

Люся. Не только к познанию…

Лектор. Да? А что же — если не секрет…

Люся (поглядела на дверь). Я

Лектор (возится с портфелем). Да? Вы? Что — вы?..

Люся. Я же говорю: я полюбила!

Лектор (рассеянно). Прекрасно!.. Значит, вы полю… Что вы сделали?!

Люся (играя борьбу смущения с желанием раскрыть тайну). Я… я… ну, да, да, да, я люблю! Я люблю одного человека! Понимаете? Во мне возникло большое, искреннее чувство, которое охватило меня целиком и полностью!

Лектор (с робостью). Кто вам сказал?

Люся. «Целиком и полностью» — это вы так говорите…

Лектор (испуганно). Я? Когда? Я нннне говорил…

Люся. Говорили! В лекции! А теперь я вам говорю: я целиком и полностью люблю одного человека. Ясно вам?

Лектор. Нет… то есть, безусловно, мне теоретически ясно, что такое чувство может иметь место… Надеюсь, он — неплохой человек?

Люся. Прекрасный!

Лектор. Рад. Рад. Искренне рад. Надеюсь, он — неженатый?..

Люся. А?

Лектор. Я говорю: я был бы рад за вас, если ваш избранник не оказался бы уже связанный браком…

Люся. Я не знаю…

Лектор. Как?! Такой важный вопрос вы не утрясли… я хотел сказать: не согласовали… в общем, не узнали…

Люся. А мы сейчас утрясем.

Лектор. Почему это — «сейчас»?

Люся. Очень просто! Вот вы женаты?

Лектор. При чем тут я?.. Какая вы смешная…

Люся. Но ведь это я вас полюбила.

Лектор (отшатнулся). А?

Люся. Я говорю: я вас люблю.

Лектор (сел чуть что не мимо стула, Люся его поддержала). Вы, безусловно, шутите…

Люся. Неа…

Лектор. Шутите, шутите! Я знаю: вы — такая веселая… Хе-хе-хе…

Люся. Не-не-не! Я не шучу! (Обняла Лектора.) Поцелуй меня!

Лектор. Почему?! С какой стати?!

Люся. Я тебя люблю. Любовь — это такое чувство, которое нужно для семьи, для государства, которое часто перерастает в дружбу, а потом обратно — в любовь! Будешь целовать?

Лектор. Неа…

Люся. Смотри: хуже будет!

Лектор. А что, что может быть хуже?

Люся. Аморальный поступок.

Лектор. У кого… кто… какой аморальный поступок?!

Люся. Я тебя обвиню в аморальном поступке. Выйду в прениях и объявлю.

Лектор. С ума сойти! Но я же не совершал аморальности… я же даже не знал, что ты… что вы меня того…

Люся. А сейчас знаешь?

Лектор. Вот вы мне да… сказали…

Люся. Значит, теперь — всё. Аморальность налицо. Целуй!

Лектор (плачет). Не буду! Пустите меня! Я на поезд опоздаю! Меня жена загрызет!

Люся. Я тебя еще до жены загрызу… Любовь — это такое сильное чувство, которое, безусловно, преодолевает все препятствия, возникающие на ее пути… Ты так говорил?

Лектор. Ну, говорил… так я же не про вас и не про меня говорил…

Люся. Ах, значит, ты врал? Еще аморальный поступок. Тоже ответишь за это. Будешь меня любить?

Лектор. Я… я… я боюсь! Пусти меня на волю! Я никогда, никогда больше не приеду к вам с лекциями!

Люся. Тоже небось врешь!

Лектор. Клянусь вам! Я же такой скромный… и потом: что я понимаю в этой — ну, в любви… и в этой — в дружбе? Ничего я не понимаю…

Люся. Ну, смотри! Где текст твоей лекции? (Повернув портфель вверх дном, вываливает из него всё содержимое. Лектор ей помогает.)

Лектор. Вот… пожалуйста… всё здесь!..

Люся. Сейчас я это порву!.. (Рвет записи и брошюры.)

Лектор. Я и сам буду рвать! (Помогает Люсе.) Вот! Вот! Кажется, всё. (Взял под мышку пальто и портфель.)

Люся. Ладно. Вот твоя путевка — и сейчас же вон отсюда! Ну?!

Лектор (взял путевку в зубы). Ну, безусловно!.. (Убегая.) Спасибо за внимание!..

Люся (смеясь). Кажется, отвадила навсегда!

Занавес

Нервная работа

Бытовая драма

Действуют: Дядя и Племянник.


Служебный кабинет Дяди. Никого нет. Входит Племянник, в руке сверток.


Племянник. Разрешите?.. Нету его… Придется подождать… (Пощупал содержимое кармана.) Письмо-то цело ли? Вот оно!.. (Взял телефонную трубку, набрал номер.) Зоечка? Я говорю, Степа. Я — от дяди Саши. Нет, его нету еще… Конечно, дождусь… Понимаешь, меня это смущает: ведь он — дядя Саша — меня вряд ли помнит… Последний раз он меня видел, когда мне было два года. Я ведь с тех пор, наверное, вырос, правда?.. Нет, письмо от тети Сони к нему я взял. Без письма я бы не посмел… И все-таки тревожно: а ну как он мне откажет?.. Мне так надо устроиться на работу, так надо… У нас в тресте последнее время обстановка стала ну просто невыносимая! Придираются, сердятся, требуют работы… Хочется отдохнуть под крылышком у дядюшки… Эх, что-то будет? Ну, пока, Зоечка. Пока!


Племянник отходит от телефона и садится на стул подальше от стола. Вздыхает. Входит Дядя. Племянник вскочил и низко кланяется, вынул письмо из кармана, но Дядя не замечает посетителя. Он сел в кресло, набрал номер на диске телефона.


Дядя. Черт!.. Опять занято!.. (Набрал другой номер.) Николай? Дядя Саша говорит. Вот что: тут есть обстоятельства… Понимаешь? В общем, надо будет срочно провести ряд мероприятий по линии кадров. Наших кадров, ясно? Вот-вот. Парочку-другую родственников придется уволить… «Почему, почему»!.. Потому, что вот, например, я слышал, вчера в газете «Труд» уже было про нашу контору!.. То-то!.. Что? Кто к тебе пришел? От бабушки Евдокии Петровны? Зять? Шурин? Все равно — гнать в шею! Сейчас не то время! (Бросил трубку на рычаг, набирает новый номер.)

Племянник (присвистнул). Вот как дело оборачивается… (Спрятал в карман письмо.)

Дядя (в трубку). Соловьев? Привет. Ну, я говорю. Я! Да. Слушай, Соловьев, нету ли у тебя вчерашнего номера газеты «Труд»?.. Нет? Не могу нигде достать… А говорят, будто во вчерашнем номере есть про мою контору… Ну, «что, что»!.. Ясно — что: хорошего они не напишут. Будто бы есть фельетон насчет нашей конторы, что в ней якобы служат двенадцать родственников, а план будто бы не выполняется… Ну, известно, как это пишется!.. Можешь раздобыть «Труд»? Сделай мне такую милость!.. (Кладет трубку, заметил Племянника.) Вам что?

Племянник (кланяется,). Я по вопросу о работе… Хотелось бы служить под вашим чутким руководством.

Дядя. Угу. Кто вас сюда направил?

Племянник. Никто. Никто. Исключительно — сам.

Дядя. Рекомендации есть?

Племянник (полез было в карман за письмом, но убрал руку на полпути). Никаких рекомендаций. Трудовая книжка — и всё!

Дядя. Угу, угу. Так. Сейчас где-нибудь работаете?

Племянник. Работаю, но не удовлетворен: обстановка душит. Нет полета в работе: не те руководители, не тот масштаб… И поскольку наслышан, что именно ваше руководство обеспе…

Дядя. Где работаете? Кем? Давно?

Племянник. Трест «Рогожзаменитель». Старшим экономистом. Третий год.

Дядя. Ага. Ну что же. Может быть, мы вас и примем. Про меня вон говорят, будто я принимаю исключительно родственников. Чепуха!.. Вот вас я вижу первый раз…

Племянник. Истинно: первый раз!

Дядя. …и уже готов вас взять на работу…

Племянник. Глубокое спасибо! Надеюсь целиком и полностью оправдать, так сказать, то доверие, которое вы мне, так сказать, оказываете, и поскольку, так сказать, я готов верой и правдой…

Дядя. Верю. Умею ценить… Зайдите в отдел кадров и…


Телефонный звонок.


(Берет трубку.) Да, я. Нашел «Труд»?.. Ну-ка, ну-ка, что там?.. Так! Та-ак!.. Значит, не про нашу контору? Я так и думал!.. В самом деле: не совпадает же!.. В «Труде» написано двенадцать родственников, а у нас, между нами говоря, четырнадцать. Там какие-то махинации с планом, а у нас махинации только с этим… кхм… ну, в общем, неважно… Кхе… (Оглянулся на Племянника.) Нда… по счастью, так сказать, оказалось типичное не то. Спасибо тебе, дружок. Вечером поговорим. Угум. (Повесил трубку.) Да. На чем мы остановились?

Племянник. Вы мне приказали идти в отдел кадров…

Дядя. Ага. Скажите, а какое у вас образование?

Племянник. Незаконченное среднее.

Дядя. Та-ак. Рекомендации есть?.. Да! Вы же говорили, что — нету. Ну, как это так, дорогой мой? Идете в солидную организацию и не позаботитесь принести рекомендацию, чтобы руководство могло бы ознакомиться хотя бы частично с тем, кто вы и что вы? Может, вы считаете, что я — ротозей, что я с улицы — понимаете ли? — с улицы возьму человека.

Племянник. Простите, у меня есть рекомендация.

Дядя. От кого?

Племянник. От тети Сони.

Дядя. От какой еще тети Сони?

Племянник. От Софьи Николаевны Пономаревой.

Дядя. Позвольте! Софья Николаевна— это же моя двоюродная сестра!

Племянник. А моя тетка…

Дядя. Как это так — сразу уж и тетка?.. Вы не путаете?

Племянник. Я ничего не путаю, дядечка!

Дядя. Какой еще «дядечка»?!

Племянник. А вы мне — дядя…

Дядя. Это каким же боком?

Племянник. Как раз с боку Софьи Николаевны. Я лично Тамары Николаевны, то есть Софьи Николаевны родной сестры, — родной сын Степа…

Дядя. Степа?.. Позвольте! Степа же у нас совсем маленький. Я помню, году в сорок третьем был у Тамары Николаевны в гостях, там еще ползал по полу такой карапуз — Степочка…

Племянник. Это я ползал! Я — карапуз! Персонально я!

Дядя. Вы смеетесь, молодой человек!

Племянник. Нисколько! В сорок третьем году я действительно был карапуз и ползал, а с тех пор я немножко вырос…

Дядя. Пустяки «немножко»!..

Племянник (подает письмо). А вот письмо от тети Сони…

Дядя (читает письмо). Смотрите — в самом деле: племянничек пришел. А что же ты давеча говорил, что ты — посторонний?

Племянник. Отвечал требованиям минуты, дядечка. Может, еще и не раз придется нам с вами делать вид, что мы друг другу посторонние люди!

Дядя (вздохнул). И не говори!.. Такая нервная у меня работа, такая нервная… Всякий час ждешь удара!..

Племянник. Опирайтесь на своих людей, дядечка, и все удары вас минуют!

Дядя. А я на кого опираюсь, по-твоему? Именно — на своих… Ну что ж… Я смотрю: конъюнктуру ты чувствуешь неплохо… Придется тебе дать работенку… Бухгалтерию знаешь?

Племянник. Как свои пять пальцев! Во! (Поднял руки и растопырил пальцы.)

Дядя. Возглавишь группу инкассаторов. Будешь собирать денежки с наших дебиторов и — тово: сдавать нам.

Племянник. Спасибо, дядечка! Поверьте, как сторожевой пес… как тот же волк, буду выгрызать у дебиторов и, как охотничий сеттер какой-нибудь, буду приносить и складывать у ваших ног всё до копейки!

Дядя. Верю, верю… Дааа… А вырос ты удивительно!.. Как сейчас помню: по полу ты ползаешь… рубашонка задралась… Рожица перепачкана вареньем… И тогда уже ты тянулся к тому, что послаще…

Племянник. Эта способность во мне, дядечка, сохранилась удивительно. Даже усилилась, можно сказать…

Дядя. Наше семейное свойство. Все мы такие!..

Племянник. Вам, дядечка, тетя Соня прислала сладкий пирог собственного приготовления… (Подает пирог, завернутый в газету.)

Дядя. Ну да? Это — приятно. Соня у нас — мастак по этой части. На всю семью славится… (Берет пирог, разворачивает; заинтересовался текстом газеты, в которую завернут пирог.) Что это здесь написано? (Читает.) Ого! Вот так так!..

Племянник. Неужели — про вас?

Дядя. Нет, скорее — про тебя…

Племянник. Про меня?!

Дядя. Ага, вот. (Читает.) «Из зала суда. „Племянничек“ — в кавычках». Ох уж эти мне кавычки в газетах!.. (Читает.) «В райпищеторге Кировского района работал директором некто С. Петухов…»

Племянник. У меня такого дяди и нет…

Дядя. Слушай дальше! (Читает.) «Он пристроил своего племянника П. Петухова на работу к себе в пищеторг. Этот племянник растратил крупную сумму…» Ну, и так далее…

Племянник. Так это же не про меня. Про Петухова какого-то!

Дядя. В райпищеторге — не ты. А у нас, может, и ты окажешься Петуховым. Кто вас разберет — современную молодежь…

Племянник. Дядя! Клянусь вам! Я не способен на такую подлость. Спросите у тети Сони!

Дядя. Тетя Соня, баба Дуня, дядя Петя… А отвечать за всех мне, да?

Племянник. Дядечка!!

Дядя. Не смей меня называть «дядечка»!

Племянник. Пожалуйста. Охотно. Тогда я вам — посторонний человек, и вам нечего тревожиться за меня!

Дядя. А?

Племянник. Посудите сами: я приду к вам на работу как совершенно посторонний человек. Вы проверите мои посторонние рекомендации, справки с постороннего места работы, постороннюю трудовую книжку, свидетельство о неокончании посторонней средней школы…

Дядя (задумчиво). Все-таки свой-то человек — лучше, вернее…

Племянник. А я — кто! Родство-то все равно остается…

Дядя. Это — да. Только… (Задумался.)

Племянник. Что — «только»?

Дядя. Только… дай подумать… (Телефонный звонок.) Да. Я. Откуда, откуда? Из народного контроля?! Та-ак… Я вас слушаю, товарищ инспектор. К вам? Сейчас? По какому вопросу документация вас интересует? А, так! Хорошо: захвачу с собою. Сейчас выезжаю… (Положил трубку, роется в бумагах на столе.)

Племянник. Неужели оттуда?..

Дядя. Оттуда.

Племянник. Прямо сейчас требуют?

Дядя. Прямо. Сейчас.

Племянник. Ну что же… вы пока идите туда, дядечка, а я потом тово… зайду к вам, если обойдется…

Дядя. А если не обойдется?

Племянник. Тогда уж вы сами как-нибудь, дядечка… Я ведь у вас и не оформился даже… Пока! (Идет к выходу.)

Дядя. Ох и нервная у меня работа!.. (Встал, взял бумаги и вдруг покачнулся.) Степа!

Племянник. Простите: кто здесь Степа?

Дядя. Помоги хоть добраться до двери!

Племянник. Я вам не Степа, я — Степан Сидорович, товарищ Подкидышев. Но до двери я вам могу подсобить дойти… (Подошел, повел Дядю к двери.)

Дядя. Меня, может, за вас, за родственников, сейчас в порошок сотрут, а ты — вон как…

Племянник. Простите: я лично у вас еще не работал и навряд ли буду работать.

Дядя. И ты, брат?.. Ну, бей… добивай дядю!.. Ох, тревожная у меня работа! Ох, до чего же опасная!..

Племянник. Не спорю: работа волнующая. Но главное — надо уметь управляться с умом!

Дядя. Это ты мне говоришь? Ты??!!

Племянник. А почему мне не говорить? Я здесь — человек посторонний, нештатный. Мне объективно все видать… Шире забирайте ногами и выше! Выше!

Дядя. Не слушаются они — ножки-то. Отказывают…

Племянник. Да… с аппаратом у вас, вообще, плохо, как я погляжу…


Ушли оба.

Занавес

Вот что наделали справки твои

Трагикомедия в 5 картинах

Действуют:

Жилец.

Управдомами.

Заведующая.

Милиционер.

Врач.


Картина первая

Время действия — увы! — еще наши дни… Домоуправление. Под вывесочкой, гласящей «УПРАВДОМАМИ», сидит величественный Управдомами. Входит Жилец.


Жилец (скромно). Здравствуйте…

Управдомами (величественно). Привет.

Жилец. Вот какая штука… Мне бы надо справочку о том, что я проживаю у вас в доме.

Управдомами. Это еще зачем?

Жилец. Понимаете, не дают мне иначе…

Управдомами (перебивает). Ну, тогда пусть они вам дадут справку, что вам нужна справка о том, где вы живете. Вот так.

Жилец. Да, но мне кажется…

Управдомами (строго). Вам кажется, а мы точно знаем. Принесите справку от них — получите справку от нас. Ясно?


Жилец хочет что-то сказать, но махнул рукой и ушел.


Картина вторая

Учреждение. Под табличкой «Заведующий» сидит величественная гражданка средних лет в строгом одеянии. Входит Жилец.


Жилец. Здравствуйте…

Заведующая. А, это вы?.. Ну, принесли справку из домоуправления?

Жилец. Видите ли…

Заведующая. Пока не вижу…

Жилец. Они говорят, чтобы вы мне сперва дали справку, что вам нужна справка о том, что я у них живу.

Заведующая. Вот бюрократы!.. Ну что ж… Мы не возражаем. Принесите только от них справку, что вам нужна справка, что нам нужна справка о том, где вы живете, — и мы вам дадим такую предварительную справку.

Жилец (с некоторым испугом). А?

Заведующая. Вы что — оглохли? Я говорю: принесите из домоуправления справку, что им нужна справка, что нам нужна справка, что вы у них живете.

Жилец (покорно). Хорошо. Принесу. (Идет к выходу.)

Заведующая. Попрощались бы…

Жилец. А?.. Да, пока…


Картина третья

Снова домоуправление. Управдомами на своем месте. Входит Жилец.


Жилец. Здра…

Управдомами. А, почет… Ну, принесли от них справку?

Жилец. Принес. То есть нет. В общем, они тоже просят от вас…

Управдомами. А мы дадим. Только сперва пусть — они…

Жилец. А они говорят: «Сперва пусть они…»

Управдомами. В каком же это смысле?

Жилец (повторяет реплику Заведующей, боясь сбиться). «Принесите, говорят, справку, что вам нужна справка о том, что нам нужна справка о том, где вы живете»… Вот!

Управдомами. Что — вот?

Жилец. Дадите?

Управдомами. Что дадите? Что вы у нас живете? Так я же еще тогда сказал: принесите нам справку, что вам нужна справка…

Жилец. Э, нет, теперь я — о другой справке: что вам нужна справка, что им нужна справка, что мне нужна справка, что им нужна справка, что нам нужна справка… Простите, я немного запутался…

Управдомами. Вот именно. Но мы — не какие-нибудь бездушные сухари. Вы только принесите от них справку, что им нужна справка, что нам нужна справка, что вам нужна справка, что им нужна справка… Ой, что-то и я не так говорю. Значит, давайте сначала. (Тыкает пальцем себе в грудь и в грудь Жильца, как дети, произнося «считалку».) Нам нужна справка, что им нужна справка, что нам нужна справка, что вам нужна справка… Куда же он делся?


В середине последней реплики Жилец ушел, шатаясь.


Картина четвертая

Снова кабинет Заведующей. Она сидит за столом. Подле нее стоит Милиционер.


Заведующая. Он сейчас явится, товарищ старшина. Сами увидите: просто хулиган. Дразнится, что будто бы мы — бюрократы… Сам бормочет насчет каких-то там справок, а сам подмигивает… Вот он, вот он идет! Вы послушайте только!..


Входит Жилец. У него тик: он дергается и мигает.


Жилец. Здравствуйте…

Заведующая (угрожающе). Здравствуйте, здравствуйте!.. Вы опять?

Жилец. Я не опять, я еще…

Заведующая. А что вам нужно?

Жилец. Как же, я вам сколько раз говорил: мне нужна справка, что вам нужна справка, что им нужна справка, что вам нужна справка, что им нужна справка, что мне нужна справка, что вам нужна справка, что им нужна справка…

Милиционер (берет за плечо Жильца). Пройдемте, гражданин!

Жилец. Куда? Разве теперь справки не здесь надо просить?

Заведующая. Видите, видите, как он хулиганничает?.. Жалко, больше пятнадцати суток вы не можете ему дать…

Милиционер (выводит Жильца). Давайте, давайте, гражданин. Вроде вы сами трезвый, и пожилой, и вообще — приличный человек. К чему нам это безобразие?.. Ну, вот и ступайте себе домой…


Уходят оба.


Заведующая. Кого только не приходится терпеть на работе!


Картина пятая

Управдомами у себя за столом. Рядом стоит Врач в белом халате с чемоданчиком в руках.


Врач. Ну, и в чем это у него выражается?

Управдомами. Очевидно, уже — навязчивый бред. Все время бубнит про какие-то там справки… Да вот он и сам, зайдите мне за спину. Вы сейчас убедитесь…


Входит Жилец. Он явно помешался: смеется, ловит свой палец, дергается и т. д.


Управдомами (Жильцу). С чем пожаловали?

Жилец (с тихим смехом). Справки мне нужны… разные… Для начала мне нужна справка, что мне нужна справка, что вам нужна справка, что им нужна справка, что всем нужна справка, что справка есть справка, что все где-то проживают и справки наживают… Хо-хо!.. Белое, розовое, голубое!.. Крутится, вертится шар голубой, крутится, вертится над головой., а справки не имеет. Как тут быть?


Управдомами подмигнул Врачу. Тот вышел вперед.


Врач. Спокойней, дружочек, спокойней… Дайте руку. Вот так. Пойдемте со мною… там у нас — много-много справок…

Жилец. И мне дадут?

Управдомами. И тебе, и тебе! Всем хватит!

Жилец. А почему ты мне не давал?

Управдомами. Смотрите, псих-псих, а разбирается…

Врач. Знаете что? Пойдемте и вы с нами! (Берет под руку Управдомами.)

Управдомами. А меня… меня — за что?

Жилец (ясным голосом). А не будь бюрократом! Это тоже — психическое заболевание.

Врач. И всем испытывающим симптомы этой болезни советуем подумать над данным положением.

Управдомами (разумным голосом), И постараться выздороветь!

Занавес
Загрузка...