Цветок жизни. Книга изумрудная

Глава 8. Лилит. Позволь остаться

Дом без Ильи молчал. Я, правда, так думала. Нет, сам Дом оставался теплым, светлым и радовал меня несказанно, удивлял и заставлял бродить по своим коридорам и комнатам в поисках…чего? Уединения? Я и так была одна. Нати не в счет. Чуда? Дом сам был чудом. Я искала хозяина. Илью. Не самого его, конечно. Он сейчас в Северной Столице и сегодня вернется. Искала я его настроение, предпочтения. Если приглядеться, любой дом расскажет о хозяине все, что ты захочешь. Нужно только смотреть внимательнее.

Утром Жу позвонила мне и сказала, что не придет, много забот вне Дома — заказ продуктов, скатертей… и еще чего-то, я не поняла.

Жу готовилась к встрече мамы Ильи и его племянницы, маленькой принцессы Романовой- Стефании. Они приедут к полднику, и мы познакомимся. Я волновалась, но волнение было приятным. Я очень хотела видеть маму Ильи, потому, что сам Илья, рассказывая о ней, становился нежным и глаза его, красивые, серебряные, теплели.

Нати я и позавтракали очень тихо и мирно. По-семейному. Это я так решила, припомнив веселые завтраки с моей няней. Мы с котом решили отправиться на прогулку, я надевала куртку, а Нати торопил меня, крутясь под ногами.

Смс от Ильи.

«Доброе утро. Красивая пижама. Как Нати?»

Я ответила.

«Доброе утро. Мы идем гулять»

Он.

«С Нати?»

Странный ты, Илья. Конечно с Нати. Разве есть тут кто-то еще?

«С Нати».

Илья.

«А Шоси?»

Я задумалась. Мне нужно предупредить Шоси, что я иду гулять? Или пригласить его следовать за мной? Илья опасается чего-то?

«Мне позвать Шоси?»

Илья.

«Нет!!!»

Я знаю, что по смс сложно понять, что чувствует и о чем думает пишущий, но сейчас, честное слово, была уверена, что Илья сердится.

Я ответила.

«Ладно»

Мы с котом вышли на улицу. Первый день весны. Солнышко блеклое, скрыто легким туманом. Оттепель. Ночью шел дождь и размыл, стер, сугробцы, подточенные теплой погодой еще до него. Черная земля ждала чего-то, быть может пробуждения? Я тоже жду пробуждения. Хочу проснуться, очнуться от кошмара и задышать. Покрыться цветами, как и земля. Радостью. Принять гармонию Мира и откликнуться ей, рисуя природу.

Я так и не разобрала коробки в студии. Я бродила возле них, хотела заглянуть и не смогла. Нельзя брать кисти в руки, когда пуста, безмолвна душа.

— Здравствуйте, Лилит, — а вот и Шоси, круглоголовый и черноглазый.

Он смотрел так смущенно на меня, так трогательно, что я не смогла не ответить.

— Здравствуйте.

— Вы гуляйте. Я неподалеку. Буду идти за Вами, и мешать не стану, — спасибо тебе, Шоси.

И мы побрели. По дорожке парка к соснам, потом к озеру. Нати не шипел на Боскас, похоже мои слова о любви кот принял и перестал…ревновать? Смешно. У озера я остановилась и поняла, Илья должен это увидеть! Солнце пробилось сквозь туман, освещая скупые краски, коричневые, серые, черные. Вода сверкнула переливчато и отдала свой цвет. Сизо-голубой. Мысль пришла ко мне сразу.

— Шоси! — я позвала дистэто и он подбежал, уставился выжидательно, — Вы можете меня сфотографировать?

Илья присылал много фотографий из Северной. Дома, люди, он. Всего было в изобилии, и я поразилась его зоркому, цепкому взгляду на город. Превосходный, красочный обзор! И привлекало Илью то, что могло бы привлечь меня саму, гляди я на Старую Столицу вместе с ним! Мне очень хотелось показать Илье озеро, но МОИМИ глазами. И себя заодно. Илье понравилось сэлфи с котом и моей пижамой. Может, и я у озера понравлюсь? Очень хотелось.

И еще хотелось его поцелуя, того, что был перед репортерами. Я боялась о нем вспоминать, но вспоминала и краснела, словно малолетняя школьница. И поцелуй-то был легким, невесомым почти. Но… Лилит, глупая, это не для тебя и не о тебе. Но, снова, «но»…

— Буду рад. Вставайте, Лилит. И телефон Ваш, можно? — я отдала телефон Боскас, встала и он начал сессию.

— Вот так, ага. Левее голову. И кота ногой пните, он больше Вас и все портит! — смешно, но Шоси все еще злился на Нати.

— Большое спасибо, Шоси, — я забрала свой аппарат и принялась разглядывать фотографии.

Поразительно, но из Боскас получился неплохой фотограф. Я красивая…. Пополнела. Какой точный кадр, Шоси! И озеро вышло так, как я и мечтать не могла.

Сам дистэто топтался рядом и, нет, нет, да и посматривал на меня круглыми глазами своими. Я поняла, что нравлюсь ему- и смешно и грустно. Прости, Шоси, я пустая….Ни улыбнуться не смогу, ни поболтать, как раньше. С Ильей стало получаться, но это ведь Илья. Он понимал меня из без слов, до сих пор изумляя меня таким вот своим умением.

Побродила еще час по парку, (Нати под ногами, Шоси позади меня), и пошла в Дом. Взяла голубенькую чашку, заварила свежего чая и осмелилась отправить фотографию Илье.

Его моментальное смсное «дзинь»

«Ли, а кто тебя фотографировал?»

Странный вопрос. Наверно фотография не понравилась и ему больше не о чем спросить, кроме как о фотографе.

Звонок Ильи.

— Ли, ты очень долго думаешь, перед тем, как ответить. Кто тебя фотографировал? И не говори, что Жу! Она так не смогла бы! — Илья сердился, почему?

— Шоси, — долгое молчание в трубке, а потом…

— Я уже в аэропорту, буду очень скоро! Никуда не уходи, поняла?! — я поняла, но что случилось?

— Да, — он отключился.

Ничего не понимаю!

Я ушла в свою комнату и посмотрела на первое свое творение, после изоляции. Это была мысль об Илье, как о Деде Морозе. Носочки, забавные, детские, которые он мне подарил, вдохновили меня на небольшой коллаж, гирлянду, если угодно. Вчера Жу подарила мне нарядную коробочку. В ней — перышко, оно забавно шевелило пухом, если подуть на него, напоминая пушистое насекомое, старая брошка без одного камушка, жуткого желтого цвета, два маленьких пластмассовых колечка, киданских, и бусы…

Бусы я выклянчила, безмолвно и просительно, глядя на Жу. Добрая экономка сжалилась и подарила мне нить. Толстые бусины, серебристого цвета, понравились мне своей круглобокостью исключительной и, конечно, цветом. Их серебро холодным не было, как и его глаза. Ильи. И моя гирлянда «сложилась».

Я взяла длинные бусы, и прикрепила к ним носочки, сделав из всего этого гирлянду, схожую с новогодней. Такие милые вещи, обычно, висят на камине, перед Рождеством. Носочки «ждали» подарков — конфет, мандаринов и орехов. Мысль моя, отразившись в этом простеньком творении, говорила обо мне и об Илье. Я ждала его подарков, и он их мне приносил. Носочки, апельсин, и мороженого обещал, но не купил! Жаль. Были еще подарки, но они… Это тепло, покой, вдохновение и Дом. И поцелуй…но, о нем я вспоминать не буду, слишком волнительно и страшно.

Сейчас эта мысль-гирлянда моя украшала стену комнаты, приятно удивив меня своим цветом, рисунком. Носочки с поросятами, мишками и простые, розовые, без принта, на серебряных бусах, составили Гармонию и на стене смотрелись естественно и ПРАВИЛЬНО. Дом принял мой дар? Принял, конечно! Иначе не приютил бы мою мысль так удачно на одной из своих стен.

— Ли, деточка, ты чего тут торчишь столбиком, а? Давай уже. Собирайся. Первая Леди Империи и принцесса Романова будут к полднику! А ты тут посреди комнаты застыла! — а вот и Жу, — Слушай, ты похорошела! И пополнела. Когда успела-то? Ты ж тиби, да? Это дар такой?

— Быстрая регенерация, — мне пришлось ответить Жу, она большая и любопытная!

— Полезный дар, Ли. Хвалю! — словно я сама себе его выбирала, смешно, — Так чего стоишь-то? Иди, поковыряйся в обновках. Найди одежки поприличнее! Свекровь в гости едет!

И смеется, колыхается, радуется и светится. Я никогда не писала людей. Нет, разумеется, в Академии я делала это, но мои холсты принимали только растения. Но, Жу, я бы написала. Вот этот хитрый, любопытный взгляд, объемное тело и добрая улыбка, просились в картину. Прости, Жу, но я пустая, не смогу.

Но одежки, все выбирать пошла. Думала об Илье, хотела понравиться? Странно… Припомнила занятия в закрытой школе Богдановского. Значит, так… Неофициальный визит высокопоставленной особы. Чай. Допустимы- блузы, брюки, юбки, свитера, но строгого цвета и классического покроя.

От автора: Разумеется, я не знаю, что допустимо надевать, при неофициальной встрече с «особой»))) Поэтому, решусь пофантазировать, тем более, что книга — фэнтези!)) Имею право!))

Значит блузка цвета топленого молока, брюки — классика, тремя тонами темнее. Туфли, каблук пять сантиметров. Уместна нитка жемчуга, но у меня ее не было. Ничего страшного, Ли. Если оставить волосы распущенными, то никто не заметит отсутствия украшений. Волос стало так много, что мысль о парикмахерской посетила меня, но мыслью и осталась. Я не знала, куда идти, где взять денег и вообще…просто страшно выходить.

Принимала душ, расчесывалась и волновалась перед встречей очень долго. Настолько долго, что когда пришло время одеваться, Жу вскочила в комнату и зашипела!

— Опять копаешься? Вон, уже Илька примчался! Бежит по парку к дому! Ведро какое-то в руке…Бешеный стал, мерзавец! — она ему рада, и я!!!

Жу помогла мне одеться. Оглядела придирчиво и выдала.

— Красивая, аж зависть гложет. Вон, иди встречай своего благоверного. Топает, как слон! — ну, он точно не слон, Жу, и я знаю, кто тут слон!

Я выскочила, и побежала встречать Илью. Да, побежала! И изумиться не успела самой себе, потому что увидела его. Он был в холле и пытался выпутаться из пальто. Красивый и сероглазый! И ведерко с мороженым в руке… Илья, поставь его и ты сможешь спокойно снять одежду! Но, он не выпустил из рук подарок для меня (а для кого же еще?) и боролся с пальто.

Увидел меня и застыл. Илья, как я рада тебе! Я подскочила поближе.

— Ли, это ты? Жу в тебя запихивала булки? Надо ей премию дать… — он пытался меня рассмешить или сделать комплимент?

И то и другое приятно. Спасибо тебе, Илья. А сам он скинул, наконец-то пальто, и направился ко мне. Всунул в руки ведро с мороженым и обнял. Я обнять его не смогла, руки были заняты, но это вовсе не значит, что я этого не хотела! Запах жасмина, ставший уже родным и привычным, сделал меня счастливее!

— Куда ты полез-то? Оглоед! Помнешь Ли. Лариса Дмитриевна скоро будет, и нет у меня времени выглаживать все снова! Отцепись, клещь! — Жу, вот что ты говоришь, зачем ты это говоришь?!

Он все же отпустил меня. Противная Жу! Ой…это я так думаю? Странно….

— Ладно. Уймись, пышка. Я сейчас быстро приведу себя в порядок и вернусь. Ли, побудь в гостиной. Встретим ма и Стефу вместе, — Жу выцарапала из моих рук ведро с мороженым и утопала в кухню.

Я побыла в гостиной. Я там побыла в привычной невесомости и волнении.

— Вот он я и готов слушать твои истории! — как к лицу тебе эта рубашка белая, Илья, — Ты очень красивая сегодня. И нарядная. Ли, жемчуга не хватает, это мой прокол! Я совершенно упустил этот момент. Давай после помолвки купим тебе все.

— Все?

— Да. Все. Что захочешь. Хотя, ты не скажешь. Тогда, купим все, что я захочу, и ты станешь все это носить! Даже безобразное. Что? Вот что ты так смотришь? Куплю тебе брошь с красным камнем и заставлю надевать! — ты и «безобразное», нет, такого точно не может быть.

Что это? Вспышки? Наверно мама Ильи со Стефой уже приехали и теперь их атакуют репортеры. Соберись, Ли, все в порядке и Илья рядом. Не бойся, не волнуйся. И все же волновалась! Это же его мама, а вдруг я ей не понравлюсь?… И откуда такие мысли? Почему я именно об этом волнуюсь? Зачем нравится ей, если брак фиктивный. И, вероятно, будет недолгим….

Мы вышли в холл, Жу в парадной форме прислуги, уже открывала дверь. На пороге показались они…

Я не знаю, что случилось с мной! Тоска, кошмарная, серая и тугая сжала мое горло. Я чудом не заплакала. Наверно потому, что Илья крепко держал меня за руку! Он потащил меня к гостям, а я увидела богатый всполох аквамарина и сияющий луч над головой Лары! Галлюцинации?! Или я так волновалась страшно, что мне чудится разное??? Я зажмурилась, а когда открыла глаза, все пропало.

Лара уже сняла пальто, его приняла Жу. Илья, обнял мать и начал говорить со Стефой, помогая ей снять пальтишко, Первая Леди Империи глядела на меня. Очень внимательно! Она улыбалась. А я, дурочка, только и могла, что смотреть, на нее, глупо моргая и не понимая, что это такое я сейчас видела и почему Лара ТАК мне улыбается.

Из ступора меня вывел голосок девочки.

— Ия, это фея Иит? (перевод- Илья, это фея Лилит?), — маленькая тиби смотрела так восхищенно, что я смутилась!

Фея? Я?

— Ма, Стефа, это Лилит. Моя невеста. Ли, познакомься, моя мама Лара Бессонова и принцесса Романова-младшая, — Илья поднял на руки кроху.

— Здравствуйте, — я исполнила поклон в сторону Стефы, помня о протоколе, и непонятным образом не упав в обморок.

Девочка запрыгала на руках Ильи!

— Ия, пути, фею матеть! (перевод- Илья, пусти фею смотреть!), — он ее отпустил и Стефа бросилась ко мне.

Ребенок…Я давно не видела детей, забыв какими чудесными, светлыми бывают они. Тепло ее глазок красивого и редкого пурпурного цвета, сразу согрело меня. Я присела рядом с маленькой тиби и посмотрела на ее кудряшки. Забавные, русые колечки, обрамляли лицо малышки так гармонично, так мило, что я не удержалась и потрогала тугой завиток. А сама Стефа уцепила меня за локон! Ну, что тут скажешь, мы думали об одном и том же!

— Какие воёсики касивые и башии. И газьки зееные. Иит, ти фея? Павда? Ия говорий. Баба меня взяя на тебя матеть. Ты касивая, как Ия!(перевод- Какие волосики красивые и большие. И глазки зеленые. Лилит, ты фея? Правда? Илья говорил. Бабушка взяла меня с собой на тебя смотреть. Ты красивая, как Илья!), — и что ответить на такие искренние слова?

— И у тебя красивые волосики. И глазки как фиалки. Стефа, это ты фея. И Илья мне тоже про тебя говорил, — со Стефой я могла и хотела говорить долго!

Она почувствовала мое расположение, нежность, как все дети, и радостно обняла своими малюсенькими теплыми ручками. Я обняла кроху в ответ и впитывала всем своим существом вот эту нехитрую детскую ласку. Дети любят просто так…ни за что. Они не смотрят на банковский счет, не замечают внешнего несовершенства, просто любят и дарят Свет. Щедро.

Жу подошла к нам и сразу же переключила внимание крохи на себя.

— Зю! А де котя? А кусньое? Кафеты, — Жу взяла Стефу за руку.

— Пойдемте, принцесса. И конфеты и кот в столовой, — Жу вела малышку, но та обернулась.

— Иит, пихади кафеты кусять.(перевод- Лилит, приходи конфеты кушать), — я кивнула и девочку утащила Жу.

А я поднялась и посмотрела на Лару. Я точно знала, что все то время, что я знакомилась со Стефой, она изучала меня, разглядывала. Илья, что-то поняв, двинулся за Стефой.

— Я буду в столовой. Мы ждем вас к чаю, — и ушел, оставив нас наедине.

Она подошла ко мне. Вблизи была еще красивее. Аквамариновые глаза, сияющие, теплые. Рыжие волосы, богатого оттенка, без седины! Тиби долго выглядят молодо. И поразительно красивое лицо. Классика и чуть чуть акварели импрессионистов.

— Приятно смотреть на кого-то не задирая голову! Ли, здорово, что мы одного с тобою роста. Я знаю, что тебе нелегко разговаривать, поэтому буду говорить сама. Надоест- убегай, — и я поняла, что не убегу, что эта Женщина мой близкий человек!

Не спрашивайте как, просто ПОНЯЛА!

Она потянула меня в гостиную и заставила сесть рядом с собой на диване.

— Я долго готовила речь! Что?! Я часто готовлю речи, иногда выступаю с ними. Жена премьера обязана это делать! А вот увидела тебя и поняла, речей не будет. Будет рассказ, Ли. Но, сначала вопросы, ладно? Ты видела мое свечение и луч? Да? Все в порядке, и даже больше. Мой дар таков, что помогает избранным получить мечты, реально! Только ты должна захотеть. Найти свою мечту и сделать первый шаг. Помоги ей. Не дай умереть и прими мой подарок, хорошо? Тогда слушай…

И она заговорила, а я слушала, впитывала и…. Это были те слова, которых я ждала очень долго. Слова матери…

— Я знаю, что тебе пришлось нелегко. Так же знаю, что тебе было больно. И я очень хорошо понимаю тебя, девочка моя. Не смотри так. Ты теперь- моя девочка! Чтобы не случилось, как бы Судьба не распорядилась, знай, я всегда буду заботиться о тебе! Никому не дам обидеть! А теперь о боли… Я никогда не рассказывала своим детям об ужасных годах ломки. Дар тиби стал наказанием из-за памяти рода. Я уже была Тунтум Марка, отца Ильи, и вот та жуткая память, поселила во мне ненависть к нему. Меня ломало каждую минуту, пока я ненавидела его! Страшно, жутко и беспросветно. Я знаю, что ты хотела покончить с собой. И я хотела! Одно держало — я бы убила этим своего Тантум. Мы без пары долго не живем…. Сам Марк тоже пытался покончить с собой, и его остановила я, он не хотел моей гибели. Не мог. У каждого из нас своё горе. Своя печаль. Своя драма. У тебя твоя. Мне очень горько и плохо от того, что с тобой случилась беда, но хочу, чтобы ты знала, что есть я и понимаю как никто другой! Я «вижу» твою изумрудную звездочку на своем «сканере» тиби и стану следить за ней! Стану плакать вместе с тобой, если нужно, и радоваться за тебя, когда ты сможешь стать счастливой. Начни, Ли! Начни жить снова! А я исполню любую твою мечту! Только найди ее и делай. Не жди, что само в руки упадет. Так не бывает. Даже если и дар мой тебе ворожит.

После этих слов она крепко обняла меня. И я ее. Спасибо, Лара… Жаль, слов нет объяснить, как нужно было, и важно то, что Вы сказали мне сейчас….

От автора: события, описанные Ларой Бессоновой, часть истории «Мой тантум. Книга аквамариновая» Первая книга цикла «Даны»

Есть слово такое «по-бабьи». Я подслушала его в дестве, когда моя няня и горничная беседовали тихо в гостиной, думая, что я сплю. Няня сказала: «Порыдали по-бабьи». Я только сейчас поняла, что это значит, потому, что я и Лара порыдали по-бабьи. Тихо, без всхлипов, почти без слез. Друг у друга на плече. Она плакала от своих воспоминаний и от обиды за меня, а я потому, что мне было кому теперь поплакать по-бабьи. Ларе.

— Все, Лилит. Давай уже перестанем, иначе Илья придет нас искать, а мы тут слез налили. Он мне голову откусит! Скажет, что я тебя обидела, — нет, он сам боится, что Вы его кокнете, Лара, и снова из-за меня.

— Я…мне… — я хотела сказать ей спасибо за все, но слова не шли.

— И тебе спасибо, девочка моя, — как хорошо, что она все понимает! — Идем. А то Жу затолкает все торты и конфеты, которые есть в доме в Стефу. И тогда уже Алена, дочь моя царственная, откусит мне голову!

Лара засмеялась. Только что слезы лила, и вот на тебе…. Знаете, а тут и удивляться нечему. Она очень любит Жизнь и не считает нужным долго печалиться. Вот мне бы так…

Я смотрела на нее во все глаза, и очень хотела смеяться вместе с ней, но не могла.

Мы вошли в столовую (парадную, не домашнюю), а там…

Красивый стол, белоснежная скатерть. Изумительный чайный сервиз и нарядные угощения! Я даже остановилась, не зная, что делать. Смотреть? Присесть?

— Иит! Иди сюда. Кафеты есть. Зю кусьного дая. Моти, тойтик! С каямейкой! (перевод- Лилит! Иди сюда. Конфеты есть. Жу вкусного дала. Смотри, тортик! С карамелькой!), — конечно, я пошла к девочке и села рядом.

Стефа забавно жевала конфетки, Лара беседовала со мной, а Илья молчал и смотрел на меня. Я слушала Лару, но вот…

Илья, перестань, прошу тебя. Погаси взгляд свой, не надо. Мне ничего сейчас не надо. И почему он не прочел мои мысли?

Мы выпили чай, Стефа начала болтать с Ильей, смешно коверкая слова, Жу смеялась, с ней Лара, а я нет. Не могла. Быть может, завидовала их веселью? Нет. Жалела, что я так не умею. Теперь не умею.

И так горько стало, так больно. Ничего у меня нет!!! Только обида и страх. Они стискивали мое горло, мешали дышать. Они жить мне мешали. За что? Почему я? Кто решил, что моя планида должна быть такой? Кто там, Наверху, раздает Счастье и Горе? Я не виновата ни в чем. Так за что?

Лара и Стефа одевались в холле. Жу и Илья помогали. А я стояла за их спинами, стараясь не плакать. Громко и долго, жалуясь на свою планиду и беды свои многочисленные.

— Иит, — девочка подошла проститься, — Не пачи. У тебя воть сезиньки. Визю. Ты хоёсяя.(перевод- Лилит. Не плачь. У тебя вот слезинки. Вижу. Ты хорошая), — она обняла меня изо всех своих детских силенок, утешая.

— Ли, помни, что я тебе сказала. И прошу, не слушай Илью! Он тебя еще не накошмарил, нашим «стадом»? Нет? Приезжай к нам в дом. Мы хоть и чудики, но очень друг друга любим. И ты нас полюбишь, вот уверена в этом! — Лара расцеловала меня в обе щеки, а я обняла ее в ответ и снова ничего не смогла сказать.

Они обе ушли, оставив после себя очень теплое и светлое нечто.

— Ли, чем хочешь заняться? — мы шли с Ильей по коридору, мимо библиотеки.

Ничем, Илья, прости. Я сейчас ни говорить, ни делать ничего не могу. Я хочу забиться в угол и сидеть там, проклиная себя и свою планиду. Еще я очень плакать хочу, а ты не дашь. Не позволишь. А слезы меня душат. Отпусти!

Я помотала головой и почти бегом бросилась к себе, не желая показывать Илье, насколько мне плохо сейчас. Металась по своей светлой комнате, не замечая столов и стульев, налетая на них. Билась, словно птица в клетке.

Услышала, как Жу попрощалась с Ильей и ушла. Почему я не родилась Жу? Почему я де Монк?

И заплакала…. Горько, громко! Я беспомощная, слабая! Я не могу одна это пережить…. Помогите, хоть кто- нибудь!

Упала на пол, прислонилась к кровати и положила голову на ее край. А слезы лились, лились, но даже сквозь их пелену, вихрь мыслей и жуткое отчаяние, заметила аквамариновую искру. Удивиться не смогла, не успела, потому, что ПОНЯЛА — Илья стоит за дверью.

Он не войдет. Он будет там, пока я не решу выйти. Я очень хочу выйти к тебе! Я не могу и не буду больше ничьей пленницей! Не буду метаться в клетке, как я металась сейчас по своей комнате! Илья, спаси меня!

Идти я не могла, но пружина боли и горя, так долго сжимавшаяся внутри меня, разжалась и я закричала.

— Илья!!! — я ЗНАЛА, всем даром своим, всей своей душой раненой, что только Илья сможет понять меня, и только он убьет мое отчаяние!!!

Он вошел сразу, будто ждал моего призыва. Упал рядом и крепко обнял, притянул к себе, защищая и утешая. Я вцепилась в него, как в спасательный круг, и держалась крепко, не желая выпускать из рук единственную надежду на спасение.

— Ненавижу, Илья. Я ненавижу его! От его любви неистовой мне было очень больно, страшно и одиноко. Он бил меня как зверь, пытал меня как зверь. И превратил в зверушку, затравленную и безголосую. Илья, за что? Чем я заслужила такое? Неужели я нагрешила так сильно? Меня продали ему, как товар. Почему я Монк? Я не хочу как птица в клетке… — говорила я бессвязно, торопясь вылить свои чувства, свою боль, щедро заливая слезами его белую рубашку.

Илья прижал крепче, прислонился спиной к кровати, удерживая меня в объятиях. Молчал. А я все тряслась, плакала и говорила, говорила, говорила…. Каждое слово, сказанное ему, каждая слеза, упавшая на его грудь, уносили мою боль. Размывали ее, делая прозрачной, дымчатой, а потом и вовсе, незаметной.

Я постепенно успокоилась. Слез не осталось. Стало совсем темно, только небольшая лампа на рабочем столе горела неярко.

— Илья, я понимаю, из-за меня у тебя неприятности. Помолвка, свадьба…. Знаю, что тебе со мной нелегко, но прошу тебя, позволь мне остаться!!!