Цыпочка

10. Баба Рам Ваммаламмддингдонг

Каньон Лорел — очаровательный эвкалиптовый оазис посреди Голливуда, объятого смогом. Когда я вошел в дом, скрытый в зарослях дикого жасмина, сильный мускусный запах почти свалил меня с ног. Странная комната… Макраме, какие-то колокольчики, мексиканское искусство на стенах, тумбочке, журнальном столике — везде… Все это было похоже на стихотворение Вудстока.

«Когда ты ведешь этот поезд через кокаин, Кейси Джонс, следи за скоростью» — негромкая песенка, доносящаяся из магнитофона, очень гармонировала с этой обстановкой.

У Радуги были длинные прямые пепельные волосы, сережки из перьев и ни грамма косметики. Она была босиком и в длинном платье с изображением невозмутимого лица Будды.

— Привет, заходи. Хочешь женьшеневого чая? — спросила она.

Клиент всегда прав. Когда находишься в Индии — пей женьшеневый чай.

Пока она заваривала чай, я развлекался разглядыванием каких-то горшочков, которыми были заставлены полки. А еще я пытался сосчитать кошек. Я увидел четырех, но, наверное, их было гораздо больше, потому что их запах забивал все экзотические ароматы.

— Интересуешься мертвыми? — отвлек меня от этого неожиданный вопрос.

Хозяйка протянула мне кружку ручной работы, над которой поднимался пар, а я получил возможность поближе рассмотреть картинку на платье. Теперь мне казалось, что это Джерри Гарсия[7] Хотя, возможно, я опять ошибался. Я вдохнул аромат странного напитка, который она мне принесла… Чай? Пахнет необычно даже для травяного чая: слишком затхлый и какой-то сырой запах, но я поднес кружку к губам и отхлебнул.

Странно, но мне понравилось. Несмотря на почти неприятный запах, вкус у напитка был правильный. Мой.

Радуга смотрела на меня и словно чего-то ждала. Ах да, ее вопрос. Интересуюсь ли я мертвыми? На меня накатила волна смущения: это что, какая-то некрофильская сделка, о которой мистер Хартли позабыл меня предупредить? И как я должен к этому относиться? Потом до меня дошло: она имеет в виду великую смерть Джерри Гарсии. Мне стало весело, когда я представил себя, выкапывающего глубокую могилу и благоговейно укладывающего туда главного «Мертвеца».

— Да, конечно, я преклоняюсь перед талантами. Можно сказать и так…

Я подарил ей свою лучшую улыбку. Мне вообще-то нет никакого дела до каких бы то ни было мертвецов. Главное — чтобы заплатили. Вот только что-то не похоже, что она собирается это делать. Я осмотрел все, и мне не понравилось то, что я увидел. Вернее, не увидел — никаких признаков конверта. Нужно попытаться успокоиться… Бадда-бим, бадда-бум.

— Они такие… необходимые, правда? — Радуга произнесла эту чушь с такими смирением и кротостью, какими обладают только хиппи и христиане.

Необходимые? Мертвые? Ну конечно же, отчего бы и нет? Мне несложно согласиться со всем, чем угодно, лишь бы узнать одну единственную вещь, которая меня интересует в данный момент: где, черт побери, мои деньги? «Расслабься, ковбой, получишь ты свои наличные. Поддерживай лучше приятный разговор. Только смотри, не утони в потоке слов…», — настраивал я себя.

— О да, конечно, абсолютно согласен, — кое-как выдавил я.

— Я верю, что Джерри — это воплощение Будды, а ты? — мечтательно сказала Радуга.

Слушайте, если кто-то хочет заплатить мне за то, что я скажу, будто Джерри Гарсия — физическое воплощение Будды, нет проблем, это легкие деньги.

— Да, я полностью с этим согласен — эта фраза дается мне легче, чем предыдущая.

— Дай мне руку, — попросила Радуга.

Делать это отчего-то не хочется, но… клиент всегда прав, и тонкие пальчики охватывают мое запястье.

— У тебя большие руки, — клиент явно доволен.

Что ж, в моей работе это комплимент. За комплименты принято благодарить, а я воспитанный ковбой.

— Спасибо, — вежливо ответил я.

Она глянула на меня как-то странно. Похоже, я ошибся, и эти слова были не комплиментом, а простой констатацией факта. За такое не благодарят.

Впрочем, для Радуги это не имело большого значения, и ее взгляд снова уперся в мою ладонь. Она смотрела так пристально, словно хотела найти там ключ к разгадке всех тайн Вселенной.

А вот это уже не имело большого значения для меня. Все тайны Вселенной сейчас заключались в одной простой фразе: «Деньги вперед!».

ДЕНЬГИ ВПЕРЕД!

ДЕНЬГИ ВПЕРЕД!

ДЕНЬ-ГИ ВПЕ-РЕД!!!

Я хорошо помнил первое правило нашего бизнеса: только зеленый новичок не получает деньги в начале встречи. Это то, что отличает любителя от профессионала. «Ты здесь не для того, чтобы развлекаться, дружок, тебе должны заплатить», — говаривал Санни.

Но Радуга не собиралась оделять меня хрустящими зелеными бумажками, а мне отчего-то было неловко говорить о том, что ничего, кроме наличных, меня сейчас не интересует. Я вообще чувствовал себя смущенным от того, как пристально она изучала мою ладонь. Из глубин памяти выползало какое-то дурацкое воспоминание.

Мне было лет тринадцать, и я чувствовал себя совсем чужим на празднике жизни. События проходили мимо, а все самое интересное случалось не со мной. Я словно подсматривал в окно за вечеринкой, на которой отрывались по полной другие.

На уроке английского учительница восторженно изложила свою гениальную идею постановки «Дневника Анны Франк». Как же, душераздирающая история человечности, воссиявшей на фоне вселенского зла. Участие в постановке было не безвозмездным: все желающие побороться со вселенским злом получали льготы при выставлении оценок за семестр. Всех заинтересовавшихся приглашали на репетиции после занятий.

Мне были абсолютно безразличны Анна Франк, человечность и вселенское зло, но идея поучаствовать в постановке внезапно увлекла. Весь остаток дня я размышлял, а внутренний голос нашептывал мне, что я должен согласиться, что это мой шанс попасть в центр событий, получить приглашение на вечеринку. Короче, я подошел к учительнице и записался.

В нашей школе нашлись горячие головы и кроме моей. После уроков шесть тринадцатилетних записных красавиц сидели в кабинете английского и отчаянно спорили о том, кто же больше всего подходит на роль Анны Франк, нашей трагично обреченной героини.

У меня отвисла челюсть. Мне отчего-то было ужасно смешно, и я с трудом сдерживался, чтобы издевательски не высунуть язык. Я чувствовал себя лисом в курятнике, который тихо крадется к ничего не подозревающим сонным несушкам…

Я с усилием отогнал воспоминания.

Радуга все еще не выпускала из цепких ручек мою ладонь, шаря по ней взглядом. Я даже стал опасаться, что она — ярая фанатка Чарли Мэнсона с его гильотиной, и теперь решает, как половчее принести меня в жертву на заднем дворе.

С новой силой нахлынули сомнения. Мне не нравилась Радуга, мне не нравилась эта работа, мне не нравилось, черт побери, что беленький конвертик не похрустывает сейчас в моем кармане.

Все больше хотелось вырвать ладонь, зайти в ванную и тщательно намылить руки, чтобы смыть прикосновения Радуги. А потом выйти из дома и уехать, ни разу не оглянувшись на жасминовые заросли. У меня было уже достаточно денег, чтобы позволить себе такой шальной поступок. Вот только… Что потом? Куда мне податься? К матери в Орегон? К отцу в Даллас? И кто меня там ждал? На последний этот вопрос мне был известен совершенно точный ответ: никто. Никто и нигде… Именно с этого все началось и именно к этому все вернулось. Замкнутый круг. Поэтому я был здесь, поэтому я молча позволял Радуге рассматривать мою ладонь.

— Ты очень стар душой, — сделала вывод Радуга.

Какое своевременное открытие, сестренка. Ты будто читаешь мои мысли.

— …и ты прожил много жизней… был исследователем и путешествовал по всему миру… был султаном и имел множество жен. Ты храбро сражался в боях, и ты был рабом на плантациях.

Она отпустила наконец мою руку и внимательно посмотрела мне в глаза, словно хотела получить рентгеновский снимок моей черепушки со всем ее небогатым содержимым. А я словно впервые увидел Радугу. Я так растерялся, попав в этот дом, что даже не рассмотрел ее как следует. Теперь я наверстывал упущенное. У нее была скандинавского типа внешность с глубоко посаженными серыми глазами с кобальтовым отливом. И лицо, глубоко страдающее, но озаренное ясным светом надежды. А я почти до смерти боялся идти с ней в спальню. Меня мучили смутные подозрения, что меня там убьют или сыграют в шахматы на мою душу.

— Ты здесь для того, чтобы получить урок, а я буду твоей учительницей, — произнесла Радуга.

Нет проблем. Если моей учительницей станет горячая хиппи, я готов преодолеть свой страх и согласиться. Я даже вздохнул с облегчением: наконец-то мне станет ясно, чего от меня хотят.

— Ты знаешь, что такое тантрический секс? — спросила Радуга.

Я, конечно, мог толкнуть парочку напыщенных восторженных речей об азиатском сексе, но ей явно хотелось, чтобы я пребывал в блаженном неведении. Клиент всегда прав.

— Нет, я не знаю, — резво позабыл я все, что знал.

Радуга одарила меня улыбкой и сквозь прозрачную дверь провела в комнату, где стояла кровать. Вернее, она привела меня к кровати и комнате вокруг нее. Казалось, что помещение выстроено вокруг огромного ложа.

Спальня провоняла запахом, источаемым расставленными повсюду ароматическими свечами. С высокого потолка над кроватью свисали какие-то очередные буддийские колокольчики. Покрывала украшали фигурки слоновоголовых индийских богов с массивными гениталиями, совокупляющихся с львиноголовыми богинями. Тумбочку и столик занимали статуэтки женщин с дюжиной грудей. Цвет стен невозможно было различить из-за покрывающих их японских рисунков, изображающих похожих на Джейд красавиц, которые стояли во всевозможных позах: одна нога — за ухом, другая — обернута вокруг головы. Достойное место рядом с ними занимали старые открытки и картинки, демонстрирующие мужчин, отсасывающих самим себе, а также святыни розовой вагины и фаллические символы. Черт, это уже было перебором. А ведь были еще подушки, мягкие меховые одеяла, заставляющие меня чувствовать себя котом. Мне даже захотелось бухнуться на перину, поваляться и покувыркаться с энергией половозрелого кота, который, ко всему прочему, еще и нанюхался валерьянки.

И апофеоз — скульптура вагины, будто приветствующая меня: «Здравствуй, Дэвид, добро пожаловать на вечеринку».

Стену напротив кровати занимало большое изображение чернокожего человека с длинными темными кудрями и карими глазами, притягательными, словно магниты. Удивительный взгляд — пронизывающий и нежный одновременно. Я никогда не видел этого парня, но выглядел он как-то очень знакомо. К такому мужику я бы обратился, если бы заблудился в чужом городе. Почему-то верилось, что он может вывести на правильную дорогу. Я и правда чувствовал себя заплутавшим в сложном лабиринте событий и сделал мысленную пометку, что надо поискать мудрого, доброжелательного гуру, как только я покину Радугу. И он должен быть похож на этого человека, от лица которого я все еще не мог оторвать взгляд.

— Это Баба Рам Ваммаламмадингдонг, — сообщила Радуга, заметив, куда я смотрю.

Впрочем, наверное, она сказала что-то совсем другое, но имечко прозвучало примерно так.

— Он — мастер чувственного просвещения.

Когда я повзрослею, я бы тоже хотел стать мастером чувственного просвещения.

— Полное сексуальное удовлетворение наступает только тогда, когда открыты шоковые центры и ты чувствуешь связь со всем живым на земле, — продолжала вещать Радуга.

Немного позже я понял, что в открытии нуждались не шоковые центры, а мои чакры, но в тот момент меня это не слишком волновало. Я был готов открыть свои шоковые центры, гимнастические способности, коробку с печеньем и дверцу машины — лишь бы мне заплатили прямо сейчас. Меня не смущал путь к божественному теплу нирваны через холодные, тяжелые монеты.

— Почему бы нам не начать с медитации?

Радуга торжественно уселась на большую мягкую подушку, скрестила ноги и жестом предложила мне присоединиться к ней. Я разрывался на части. С одной стороны, идея сексуального раскрепощения, нирваны, тантрического секса и получение восточных сексуальных знаний — это классно. С другой… Черт, я хотел сначала потрогать свои деньги.

Да уж, такое раздвоение никак не способствовало достижению гармонии с природой и тем, к чему должны стремиться все живые существа. Пустой карман здорово мешал мне полностью отдаться медитации. Радуга должна была мне заплатить. Немедленно! Я разволновался до нервной дрожи.

Наверное, у меня было очень красноречивое выражение лица, потому что, прежде чем дело стало совсем безнадежным, Радуга, да возлюбит ее Господь, догадалась, что мне нужно. Вот она — улыбка богов.

— О черт, тебе же нужно немного на хлебушек, да? — спросила Радуга.

Я чуть не заплакал от облегчения, поймав ее чистый взгляд. Сама невинность, она недоумевала, отчего я забочусь о чем-то, кроме самого себя.

Радуга легко поднялась со своей подушки и достала из-под огромного матраса сумку из макраме. Наконец-то в мои руки попали деньги: четыре мятые двадцатки, грязная десятка, пятерка, четыре затрепанные купюры по одному доллару и горстка мелочи. Я пересчитывал всю эту кучу дрожащими руками, а Радуга морщилась, глядя на меня. Мне было все равно. Теперь я принадлежал ей. В порыве благодарности я даже пообещал себе, что доставлю ей удовольствие. Черт побери, теперь я готов был здесь и сейчас стать горшком золота для Радуги… И мне сразу стало весело.

Так же весело мне было тогда, когда я получил свою первую роль в спектакле.

В «Дневнике Анны Франк» была одна единственная роль для мальчика — мистер Франк, отец Анны. Так я и превратился в достойного мистера Франка. К добру ли, к худу ли, а я стал актером. Я не представлял, как зовут учительницу, которая была нашим режиссером, я даже не знал, кто из восхитительных тринадцатилетних далласских девчонок получит заветную роль Анны и кто будет играть других персонажей. Все, что я знал, и все, что мне нужно было знать, — это то, что сам я получил роль мистера Франка.

Я чудесно чувствовал себя в окружении всех этих известных хорошо пахнущих красавиц, мне было весело представлять себя мистером Франком. К моему удивлению, я, казалось, тоже нравился им.

На репетициях учительница была мною не слишком довольна. В одной из сцен мистер Франк должен был веселиться, а у меня не получалось это передать. Я уже и забыл, что такое веселье, потому что дома было не слишком радостно. Но накануне спектакля я смотрел телевизор и увидел, как Гершель Бернарди танцует какой-то ненормальный греческий танец. У меня в голове словно зажглась лампочка: глядя, как Бернарди поднимает руки, как он раскачивается и трясется, я понял, что именно так будет веселиться мистер Франк.

— Ключ к открытию врат в райский сад на земле — это женское удовольствие, — Радуга замолкла на мгновение и посмотрела на меня, чтобы убедиться, что я все понял. — Ключ к открытию врат в райский сад на земле — это женское удовольствие, — еще один долгий взгляд, чтобы я точно осознал, насколько это важно.

Я осознал и даже всерьез задумался об этом. Так удобно думать, когда подсказывают ответ. Когда не нужно самому принимать решения. Решения для меня — это готовая разразиться катастрофа.

Райский сад на земле. Сад земных удовольствий. Женское удовольствие. Женский оргазм. Я словно наяву услышал звук, с которым крутились в моей голове шестеренки, потом сухие щелчки сменились урчанием мотора, и, наконец, я увидел свет. О да! Теперь, когда деньги приятно оттягивали мой карман, я мог полностью сосредоточиться на этих вещах и даже кое-что понять.

— Мужчина может достигать многократного оргазма… Большинство людей не знает об этом, но это правда. И я могу показать тебе, как сделать это, — сказала Радуга с абсолютной убежденностью.

Многократный оргазм? Черт, у меня бывает один и то он меня почти убивает. Но я дико заинтересовался, смогу ли я отыметь сразу несколько вагин своим пенисом.

— Когда у тебя наступает оргазм, это как водопад. Будто ты лежишь в теплых водах реки, тебя легко качают волны, а течение плавно влечет по направлению к водопаду. Он все ближе и ближе… И кажется, что вот сейчас ты рухнешь вниз. Но ты останавливаешься на вершине и не даешь себе упасть. Не позволяешь себе плыть дальше. Ты просто проникаешь внутрь собственного оргазма и можешь оставаться там столько, сколько захочешь, пока не разрешишь себе освободиться. Знаешь ли ты, что такое «освобождение»?

Да, у меня всегда было собственное мнение на этот счет. Вот только Радугу оно, скорее всего, мало интересовало.

— Нет, — сказал я то, что она хотела услышать, — что ты имеешь в виду?

— Твое освобождение — это эякуляция. В общем, ты можешь достичь оргазма и без эякуляции, — осторожно проговорила Радуга.

Это может показаться странным, но я понимал, что она имела в виду. Река, водопад, освобождение — я понимал всю эту фигню. Радуга продолжала:

— Я знаю, все это звучит… несколько странно… но тебе нужно научиться использовать свой космический разум. И тогда ты будешь получать истинное наслаждение от секса, у тебя будет разнообразие. Возможно, сегодня это не получится. Для того чтобы овладеть этой техникой, нужно много тренироваться. Сам с собою или с партнером, не важно. Баба Рам Ваммаламмадингдонг говорил: «Практика создает совершенство».

Кажется, мне начинал нравиться этот Ваммаламмадингдонг.

Очень похоже на спектакль. Тогда тоже были тренировки. Репетиции.

Тогда, во время спектакля «Дневник Анны Франк», на сцене, под обращенными на меня глазами зрителей, я станцевал свой сумасшедший греческий танец. Я поднимал руки, раскачивался и трясся всем телом, осушая слезы. Каким-то образом я превратил душераздирающую трагедию в стильное комедийное шоу. В этот момент из придурковатого новичка я превратился в главного сердцееда школы.

И этим я был обязан Анне Франк, мученице и символу всего хорошего, что есть в человеке.

— Вау, да… это звучит… странно, — обычно я никогда так не говорил.

Но все когда-то бывает впервые. Радуга проглотила это и улыбнулась, словно я положил ей в рот большую ложку сладкого соуса.

Потом она разделась. Я развеселился: Радуга стала первой клиенткой, которая сняла одежду раньше меня. Для старой женщины у нее было прекрасное тело. Впрочем, старыми я называл всех женщин после двадцати пяти. Я воспользовался возможностью хорошенько ее рассмотреть: гибкие мышцы, тонкая талия и красивые груди с большими коричневыми сосками. Я даже решил, что больше никогда не буду судить о книге по обложке.

Радуга позировала для меня. В этом не было ничего вульгарного или показушного. Она явно принадлежала к тому довольно редкому типу людей, которые свободно чувствуют себя обнаженными.

— У тебя великолепное тело, — я мог бы сказать так, даже если бы это было неправдой, но гораздо легче и приятнее говорить такое, когда это соответствует действительности.

Мой комплимент доставил ей удовольствие. Она не была несчастной женщиной, как Джорджия или Франни, но ей тоже понравились мои слова.

— Ты хочешь, чтобы я разделся? — пытался я доставить удовольствие клиентке.

— Делай так, как тебе нравится, — ответила Радуга.

Вот это да! Так, как мне нравится… Такого мне никогда не говорили.

Не только от клиенток, но и в реальной жизни я не слышал от девушек таких слов.

Наверное, учиться оргазму без эякуляции лучше все-таки голым. Так что я, не ломаясь, разделся.

Радуга села в позу лотоса напротив меня на своей невероятной кровати. Упорно, но безуспешно я попытался принять такую же позу. Мои ноги, унаследованные от дедушки шахтера, упрямо не хотели раздвигаться. Я очень старался, но, черт побери, мне было слишком больно.

— Не надо, если больно. Не делай ничего такого, что причиняет неудобство, — проговорила Радуга. Да уж, надо общаться с хиппи, они знают все о любви и мире, они действительно знают.

Радуга показала мне, как нужно глубоко дышать, и мы задышали вместе, стараясь почувствовать струящуюся сквозь тело жизненную силу. Я не особо ощущал какие-то там силы, проходящие сквозь меня, но Радуга вроде чувствовала, и для меня этого было достаточно. Мою же душу грели доллары в кармане брюк. Деньги были моей жизненной энергией.

Мне казалось, что мы сидели и дышали недели две. И в конечном итоге я действительно почувствовал какой-то свет, озаряющий меня, и тепло, согревающее меня изнутри. Как тогда, когда я выкурил свою первую сигарету. Кто-то хотел платить мне за то, чтобы я сидел и глубоко дышал? Нет проблем, я буду это делать.

Наконец Радуга закончила дыхательные упражнения и взяла меня за руку. С гипнотической улыбкой она водила по своему телу моей рукой, показывая мне, как играть с сосками большим и указательным пальцами. Коричневый сосок набухал и твердел, а Радуга слегка постанывала, довольная моими действиями. Мне нравились эти тихие звуки и ее запах, щекотавший мои ноздри. Радуга положила мою руку себе между ног и стала совершать ею плавные вращательные движения, одновременно прижимая мою голову к своей шее и нашептывая:

— Поцелуй меня нежно…

Я осторожно покусывал ее шею, как фруктовый пирог, а она гортанно стонала. Все двигалось в четком ритме, словно хорошо смазанная секс-машина. Меховое одеяло ласково скользило под нами, а Радуга вела меня, как опытный авиадиспетчер. Я заменил руку на вагине ртом, и Радуга начала хрипеть, стонать и метаться так, будто хотела развалить дом, устроив маленькое землетрясение.

Я внутренне улыбался. Меня обучили искусству вызывания женского оргазма, и мне же за это заплатили. Америка — страна что надо!

— Сейчас я почти уже там… если я разрешу себе, то упаду прямо в водопад… но… я… не… я хочу остаться… прямо здесь… и дать… волнам… проходить через меня… вот одна… медле-е-енно… стоп! — завизжала и застонала Радуга, — теперь медле-енно-о… еще одна… оххххххххххххх… Господи!

Радуга разразилась криком. Шикарная маленькая смерть. Когда она снова кончила мне прямо на язык, я впервые понял, о чем она говорила. А где-то улыбался Эйнштейн, мелькала втиснутая в секунду вечность, и бесконечность спрессовывалась в песчинку…

А еще я думал о том, как меня трахнули в задницу. Думал об отце — рабе своего завода взрывчатых материалов, о дедушке, рубающем уголек. Я бы не хотел повторить их жизнь: не хотел заполучить заболевание легких, не хотел высушить мозги и сдохнуть от инсульта в пятьдесят лет.

Если бы заниматься сексом за деньги было всегда так классно, я бы еще долго играл в эти приятные игры и дарил бы женщинам шикарную маленькую смерть.

Когда мне было одиннадцать, Алабама стояла на пятнадцатом месте в Америке по уровню образования. Моя отчаянная мать решила во что бы то ни стало отдать нас с братом в лучшую школу штата.

Мы, собственно, не возражали. Единственное, что нас смущало, были чрезвычайно строгие вступительные экзамены. Но предки пообещали, что если мы их сдадим, то можем заказать себе в подарок какую-нибудь классную штучку. Мой брат хотел шикарный «стингрей», лучший, пожалуй, велосипед в мире. Я мечтал о новом наборе для гольфа, который я присмотрел в витрине спортивного магазина.

Мне никогда не забыть того чувства ожидания, которое охватило наш дом накануне вступительных экзаменов. Достаточно ли мы умны для Хайтауна, Америка?

Чрезвычайно строгий экзамен занимал целый день. Он был более чем изнурительным, но мы умудрились хорошо подготовиться. Велосипед и набор для гольфа грели нам душу в тишине аудитории.

А потом наступила самая длинная неделя в моей жизни. Даже воздух был наполнен ожиданием результата. Мы с братом бродили по дому как неприкаянные; родители, напряженные и уставшие от волнения, кричали на нас и друг на друга. Все были измотаны. Поэтому, когда пришли результаты и мы узнали, что экзамен сдан успешно, у нас почти не осталось сил на радость.

Этим же летом отца перевели в другое место, и мы с братом так и не попали в лучшую школу в Алабаме. Однако родители все-таки купили брату крутой велосипед с большим сиденьем, а мне — блестящий набор клюшек для гольфа. Вот только почему-то это было слабым утешением…

Радуга вышла наконец из воды и обсыхала на солнышке, а я продолжал катить свой огромный тяжелый камень на крутую гору.

После небольшого перерыва началось второе действие. Радуга вновь толкнула меня в реку, увлекла на вершину водопада и остановилась там… И она все говорила и говорила, повторяя какие-то правильные слова, которые должны были научить меня отключать мозги и слушать только желания своего тела.

— Подойдя к водопаду, ты упадешь в него, конечно. У тебя слишком мало опыта. Только практика научит тебя останавливаться на границе, только практика не даст тебе упасть, пока ты сам не разрешишь себе этого…

И я учился подходить к водопаду и останавливаться на его вершине. И это было увлекательное занятие.

О, Радуга — мое всевидящее око секса.

— Ох, это было отлично, — сказал я, когда понял, что мы уже закончили.

Отлично? Не было ничего особенного, что соответствовало бы такой оценке. Но я, как всегда, поддался желанию угодить. А еще я не знал, что я теперь должен делать: уйти или остаться? Мы друзья? Она все еще моя клиентка? Я думал целую минуту, прислушиваясь к себе. Странно, но я еще не чувствовал той жуткой депрессии, которая всегда накатывала на меня после работы. Я был просто немного растерян — и все. И это несмотря на то, что мысленно видел, как я возвращаюсь в эту комнату, как становлюсь сексуальной игрушкой для старушек хиппи с молодыми телами — подружек Радуги. Вместо того чтобы испытать отвращение к этой картине, я почему-то развеселился. Казалось, что это не так уж и плохо.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказала довольная и улыбающаяся Радуга, сидевшая на смятом платье.

Я подошел к ней, все еще голый, как кутенок.

Она полезла в ящик, и я затрепетал в предвкушении хороших, жирных чаевых: двадцать, а может, пятьдесят? Вместо этого Радуга протянула мне перо.

Перо.

— Это сережка, — сказала она.

Мне понадобилось все мое актерское мастерство, чтобы не выказать то отвращение, которое я испытал, когда вынимал из уха фальшивый бриллиант и заменял его пером.

Тем не менее мне понравилось, как я выгляжу в зеркале с этой гадостью в ухе: что-то вроде туземца. Я смеялся тогда, когда Радуга мне его дарила, но, несмотря на это, носил серьгу много лет. Носил и вспоминал Радугу.

Она расцеловала меня в обе щеки. Она была благодарна мне, а я — ей. Особенно я оценил то, что она не сказала, что мы должны встретиться еще раз или поддерживать отношения. Я получил свое, она — свое, мы оба остались довольны.

Я всегда буду вспоминать Радугу — единственную женщину, которая увидела во мне нечто большее, чем просто секс-машину.

Я уезжал от нее с пером-сережкой в ухе, думая о сексе и деньгах и наслаждаясь прохладой ночи каньона Лорел…

И вдруг, как наяву, я услышал сказанные кем-то невидимым слова:

— Эй, дружок, у тебя и правда классный образ жизни.

И в тот момент, когда я услышал эти слова, моя жизнь полетела под откос.