Цыпочка

16. Где мои ключи?

Пасхальным утром я проснулся с раскалывающейся от боли головой. Казалось, что мой несчастный мозг погиб и на его похоронах играют тысячи расстроенных скрипок. Моя лачуга еще никогда не выглядела такой запущенной. Я ничего не помнил о субботней ночи, после того как напился текилы с каким-то бывшим моряком, у которого была татуировка Попая[10] на кисти, и он мог заставить его танцевать движением мускулов. И чем пьянее мы становились, тем смешнее танцевал Попай.

Слава богу, мой мотоциклетный шлем лежал на полу рядом с кроватью. Слава богу, моя голова не в шлеме, перекатывающемся с боку на бок на голливудской трассе.

Я попытался встать, что было большой ошибкой. В моей голове взорвалась такая невыносимая боль, что пронзила все теле, вплоть до пяток. Такая попытка обескуражила меня, и я снова улегся на тонкий матрас, покрывавший мою кровать.

Я пытался встать и так и эдак, но похмельный синдром был слишком силен. Я решил полежать еще пять минут.

Пасха Кристи. Который час? Черт! Я поискал свои несчастные часы, но не нашел и отказался от этой затеи из-за головной боли. Со времен оргии я не хотел больше играть во фрисби или пинг-понг с ребятами, которые меня раздражали, хотя и нуждался в компании других людей моего возраста, которые не были связаны с сексом за деньги. Так что Пасха с родителями Кристи манила меня, как Мекка, в которую можно попасть через Долину смерти, веря и надеясь, что на празднике найдется место и для проститутки, то есть для меня. И я уже прошел через ночной кошмар, заливая свою башку дешевым ликером в кабаке.

Зазвонил телефон. Моей первой мыслью было, что это звонит Кристи и я опаздываю. Я должен быть у нее дома днем, и один бог знает, сколько теперь времени. Я рванулся или попытался рвануться через холодную овсянку, в которой застрял, все еще полностью упакованный во вчерашнюю провонявшую алкоголем и никотином одежду. Страдая от дикого сушняка, я пересек огромную пустыню комнаты и схватил телефонную трубку.

— Хей-хо, как поживаешь, мальчик?

Это Санни. Ну, конечно. Кто еще это мог быть.

— Я в порядке, который сейчас час? — прохрипел я.

Я хотел ссать, а возможно, и по-большому.

И в душ. Побыстрее.

— Одиннадцать, — ответил Санни.

Мне стало легче дышать. Еще совсем рано.

— Как дела? — промычал я.

— Прекрасно, как огурец в заднице.

Я хихикнул, снова совершив большую ошибку. В черепе опять запульсировала боль.

— Вечеринка, мальчик! У меня есть несколько новых шляп с оборками, так что готовься к лучшему в городе пасхальному параду!

Я услышал барабанный бой в ушах.

Моя мать ураганом носилась по дому, выставляя на стол огромные торты, жареную говядину и йоркширский пудинг и вообще пытаясь привести дом в порядок. Мама всегда любила порядок.

Для четырехлетнего ребенка я хорошо помню, как это было странно — прибирать дом. Я привык к тому, что наш дом был старым и покосившимся, к тому, что его не хотелось убирать.

Но мама всегда этого требовала.

Моя мама была сама сладость и добродушие, когда с работы вернулся отец и мы сели ужинать.

Сев за стол, мы прочитали ежевечернюю молитву:

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь…»

Меня смущал тот факт, что слова «хлеб» и «насущный» не рифмовались.

— Спасибо, Санни, но у меня свидание, — упорствую я в своем выборе жизненного пути.

— О-о-о-о, ты нашел себе новую киску — это классно. Приводи ее с собой.

Кристи, познакомься, это моя подруга проститутка-трансвестит. Круэлла, поздоровайся с моей девушкой.

— Нет, у меня не получится, — твердо отвечаю я.

— Ладно, черт, приходи, когда закончишь со своей киской, попробуешь шоколадные яйца, — Санни почти заставил меня поверить, что жизнь прекрасна.

— Просто сплю и вижу.

— Там будет несколько пасхальных кроликов с маленькими корзиночками для твоей задницы, — гипнотически шепчет Санни.

В моей голове проносятся видения гостей Санни — сладких крошек, друзей, танцев и всего прочего.

Так, погоди минутку, ты не будешь больше лезть в эту дыру. Что там у нас? Барбекю, арбузы, кукуруза, мама, папа, собака, сестра, Кристи, пасхальное воскресенье — конец дискуссии, дело закрыто.

Это твой билет на вылет из этого дерьма, мальчик.

— Спасибо, но знаешь, у меня есть парочка дел, — я настолько тверд, насколько это возможно в таком состоянии.

— Договорились, но если у тебя изменятся планы, я придержу для тебя зайчика. Ах да, у меня есть хорошая работа для тебя на понедельник. Легкие деньги. Пятьсот баксов. И все, что тебе надо делать, это вести себя немного по-садистски.

Черт бы его побрал!

Я почему-то не могу выдавить из себя ни слова.

— Ты меня слышишь, мальчик?

— Да, конечно, это просто мой сосед отвлек меня. Все нормально, отлично, пять сотен, да… — соглашаюсь я, но сам различаю сомнение в своем голосе.

— Ты в порядке, малыш? Тебя что-то тревожит? — говорит Санни, как секундант, чей дуэлянт только что получил пулю в голову.

— Нет, у меня все в порядке, — лгу я.

После Судьи я стал раздражительным, злым и агрессивным, готовым избить кого угодно. Это уже нехорошо.

— А, я почти забыл, Джейд собиралась прийти сегодня вечером. Она сказала, что хотела бы видеть тебя, — Санни знает, где находятся чувствительные места и нажимает сразу на все.

Джейд встает у меня перед глазами, и я чувствую ее животом. Джейд в красивом платье, танцующая с закрытыми глазами под мелодию, звучащую только у нее в голове.

Нет. Ты идешь к родителям Кристи, ты будешь хорошим мальчиком, и я больше ничего не хочу слышать.

— Передай ей, чтоб она мне позвонила, — отвечаю я, гордый тем, что сумел отказаться.

— Хорошо, ну, удачи, мальчик, она тебе понадобится. И помни, когда ты устанешь от своей сладкой кошечки, приходи к нам на вечеринку, — усмехается Санни и кладет трубку.

После этого разговора моя голова начинает болеть еще больше. Над кем я пытаюсь подшутить? Родители Кристи только посмотрят на меня и сразу дадут от ворот поворот. Пойду-ка я лучше к Санни.

Нет. Остановись. Сходи в душ, соберись, сядь на мотоцикл, поезжай к Кристи и будь ее хорошим пасхальным мальчиком.

Но пока я мылся в душе и переодевался, я подумал о том, что при родителях Кристи мне придется играть роль. Я уверен, что они педанты. Эй, у меня нет желания вести себя как дрессированная обезьянка при мамочке и папочке Кристи.

А если я пойду к Санни, я буду всего лишь проституткой.

Но там будет Джейд. Джейд спрашивала обо мне.

Есть в нашей жизни такие моменты, когда мы должны сделать выбор, который повлияет на то, кем мы станем в будущем. Это обо мне.

Кристи против Санни.

Но сначала, пока я ничего еще не выбрал, мне нужно успокоить нервы. А для этого я должен сосредоточить на чем-нибудь свою ярость.

Мои ключи.

Мой отец не разговаривал с матерью почти три недели. Он просто игнорировал ее. Завтрак, обед, ужин.

Все было понятно. Это то, что делает муж, когда сердится на жену, — просто не замечает ее.

А причина, по которой мой отец не разговаривал с матерью три недели, как я узнал позже, заключалась в том, что она сломала стиральную машину и вытекшая из нее вода слегка испортила пол.

Где мои ключи?

«Брэдди любит мамочку?»

Динь-Динь уходит навсегда.

Смени пластинку!

Но так получается, что я не могу найти ни одной счастливой пластинки. Все мои музыкальные записи превратились в фильмы ужасов.

Я смотрю в зеркало и вижу несчастного, истерзанного жизнью подростка. Я — портрет Дориана Грея, и мои грехи смотрят прямо мне в лицо.

Я могу сделать это. Пойти к Кристи. Поменять свой гребаный образ жизни. Может, ее старик устроит меня на работу. Да, это хорошая идея, за которую стоит держаться.

Все, что мне осталось сделать, это найти свои ключи.

В кармане моих голубых джинсов ключей нет. Старая дверь, найденная на дороге и служащая мне столом, завалена разными предметами — ручки, карандаши, обрывки бумажек с именами, цифрами и словами из песен, напыщенные речи и философские доклады, банки, коробка из-под мороженого, долларовая купюра, пара очков с грязными стеклами. Все, что угодно, только не ключи.

Дерьмо. Я всегда оставлял их здесь. Это единственное место, куда я клал ключи. Черт! Только посмотрите на этот жалкий, никому не нужный хлам. И это моя жизнь?

Стоп. Где я в последний раз видел их? Вообще-то, я ничего не помню о них. А они вообще у меня были?

Стоп. Ключи. На полу лежат шорты. Может, они там? Так, мелочь, коробок спичек…

Ключей нет. Дерьмо!

В гостиной я смотрю на складном столике из Армии спасения.

Ключей нет.

В туалете. Может, я проглотил их, и они вышли из меня вместе с дерьмом?

Ключей нет.

В душе нет. На кровати нет. Под одеялом нет.

На кухне. Где мои ключи? Ключи, ключи, ключи. На полу нет. В раковине нет. Под раковиной? Кто знает, я же был пьян, так что все возможно. Я наклоняюсь, распахиваю створки и засовываю голову в темноту под раковиной, вдыхая запах хлорки.

Ключей нет.

Я вылезаю из-под раковины и — бам! — стукаюсь о раковину головой.

Мать твою, мать твою, ублюдок, задница, дерьмо!!!

Голова только начала переставать болеть после тяжелого похмельного утра, а теперь боль снова пульсирует внутри, как шарик в пинболе — БАМС! БАМС! БАМС!

Я вцепляюсь в голову дрожащими руками, предварительно наказав кухонную стену, ударив по ней кулаком. Я надеялся пробить в ней дырку, вкладывая в удар всю свою ярость, но стена осталась целой и невредимой, я только в кровь разбил костяшки пальцев. Боль в голове еще усиливается. Такое впечатление, что мое тело сейчас взорвется от боли.

Сукины дети, членососы, ублюдки!!!

Совершенно потеряв голову, я бью по стенам в коридоре, уже не контролируя себя.

Где же мои чертовы ключи?

Я возвращаюсь в свое жилище, хватаю горсть скрепок и швыряю их в стену так сильно, как только могу. Никчемное дерьмо в четырех стенах моей несчастной маленькой вселенной.

Бам! Бах! Бац!

Потом я беру стул, поднимаю его над головой и бросаю на пол со всей дури. Он ударяется об пол с восхитительным звуком — крак! — и разваливается на мелкие кусочки.

Я не понимаю, каким образом разбитый стул поможет мне отыскать ключи, но в эту минуту мне кажется, что именно это я должен был сделать.

К тому же это дает невероятно приятные ощущения.

Я поднимаю дверь, служащую столом, над головой и бросаю в зеркало, и, о господи, оно осыпается миллионами острых осколков, подобно конфетти в аду.

Битое стекло заставляет меня сделать шаг назад. Моя комната выглядит так, будто приняла на себя гранату, чтобы спасти остальных солдат. Когда мое дыхание восстанавливается, я падаю на свой жуткий матрас, потрясенный и напуганный, терзаемый запоздалыми угрызениями совести.

А потом я засыпаю.

Я просыпаюсь на развалинах собственной жизни. Мысль о том, что я даже не позвонил Кристи, гложет меня изнутри. Но я быстро отгоняю ее.

Когда я понимаю, что мне уже не надо идти к Кристи, моя голова проясняется, как будто полуденный туман на мосту «Золотые ворота» рассеивается, обнажая красоту дня, и я чувствую прилив энергии, вполне достаточный для того, чтобы убрать помещение и пойти на прогулку.

Мысли об этом постепенно приводят меня в полное сознание, и я начинаю приводить в порядок комнату.

Закончив уборку, я перебираю свои наличные деньги с нежностью влюбленного. Может, мне надо спросить у Санни, не хочет ли он объединиться со мной и начать серьезный бизнес, где можно будет заработать действительно большие деньги. Тогда у меня будет своя собственная комната. Я смогу помочь Джейд соскочить с иглы, и мы будем жить одной большой счастливой семьей.

Это кажется таким реальным.

Я совершил какой-то детский проступок. Я уже не помню, что это было, но это было плохо. Мой отец схватил колесо нашего фургона, его шишковатые суставы побелели, а челюсть раскрылась и дергалась, как медвежий капкан.

— Папа, прости!

— Прости, папа…

— Папа, что с тобой?

— Ты сумасшедший, папа?

— Прости меня, папа…

Он не говорит ни слова. И чем дольше он молчит, тем больше я чувствую себя несчастным маленьким пятнышком на пассажирском сиденье.

Я направил мотоцикл в 3-Д. На улице дул легкий приятный зефир. День был умиротворяющим. А может, это я был умиротворенным.

Я не думал о том, что оскорбил Кристи, о том, что она подставляет себя, выгораживая меня. Меня не волновало, как она себя чувствует, когда объясняет родителям мое отсутствие, а они неодобрительно качают головами. Я вообще не думал ни о чем таком, наслаждаясь песней «Бич Бойз», звучащей то ли у меня в ушах, то ли откуда-то из машин или домов.

В 3-Д я почувствовал себя самураем, героем, толкающим огромный камень на высокую гору.

— Привет, мальчик, — поздоровался со мной Санни, — я знал, что ты не сможешь не прийти. Он был одет в зеленое платье, на руках — браслеты, а на голове — огромная пасхальная панамка с прикрепленной к ней корзиночкой с яйцами.

Не засмеяться было невозможно. Я и засмеялся. И почувствовал себя как дома, со своими родственниками.

Санни расцеловал меня в обе щеки. Вокруг сновала толпа народу — блондины, брюнеты, шатены, опять блондины.

А я глазами искал Джейд.

— Она здесь? — спросил я взволнованно.

— Не торопись, малыш, сначала я тебя накормлю, — Санни потянул меня на кухню и подвинул мне тарелку сладкого картофеля, черные бобы, бисквиты и пару кусочков ветчины.

Когда еда исчезла с моей тарелки, Санни провел меня в гостиную сквозь веселящуюся пасхальную толпу. Там, в глубине комнаты, в кресле сидела девушка в закрытом купальнике, с маленьким заячьим хвостиком и большими картонными ушами, прикрепленными к голове. В руках у нее была пасхальная корзинка, полная ликера, сигарет с марихуаной, желтых, красных, зеленых и синих пилюль и серых волшебных грибов. Девушка выглядела смешно, но мило: оливковая кожа, кудрявые каштановые волосы, курносый нос, щеки с ямочками, полные губы, зеленые глаза, красивое тело и, мягко говоря, заполненное до отказа декольте.

— Это Сладкий Зайчик, — кивнул мне Санни, а потом обратился к ней: — А это тот парень, о котором я тебе рассказывал. Делай все, что он тебе скажет. Я имею в виду, абсолютно все.

Он подмигнул ей, и она рассмеялась. У нее был очень сексуальный смех.

— Привет, Сладкий Зайчик, — улыбнулся я ей, когда Санни испарился.

— Счастливой Пасхи, — ответила она голоском маленькой девочки.

— Я всегда путаюсь с Пасхой. Это тот праздник, когда Иисус воскресает, выглядывает из норы и, если видит свою тень, значит, зима закончилась? — я сразу же перешел к беспроигрышному материалу.

— Смешно… Ты это только что придумал? — она пристально посмотрела на меня и улыбнулась. А теперь она была похожа на студентку-акселератку из высшей школы Линдона Бэйнса Джонсона.

— Вообще-то нет. У меня есть штат писателей, которые пишут мне различные речи, шутки и прочую дребедень, — я слегка улыбнулся ей после своего провала, давая понять, что пытаюсь ее развеселить.

У нее был приятный смех, а в глазах светился ум. Как могла девушка, такая, как она, быть Сладким Зайчиком с токсическими яйцами в пасхальной корзинке в квартире Санни?

Я снова осмотрел комнату в поисках Джейд. Где же она, моя крошка? Моя крошка празднует Пасху со своими родителями и овчаркой Марти, пытаясь не думать о том, каким дерьмом я оказался.

Смени пластинку, идиот.

В квартире у Санни очень легко сменить пластинку. Здесь много интересной музыки.

Сладкого Зайчика не надо долго уговаривать рассказать о себе. Ее мать умерла от рака груди, а отец-алкоголик делал с ней и ее младшей сестрой «разные вещи». Она рассказала об этом учительнице, а та обратилась к властям. Так что папашу арестовали, лишили родительских прав и отправили в тюрьму. А потом ее бабушка с дедушкой попали в аварию — столкнулись с грузовиком, за рулем которого сидел пьяный в дымину водитель. Тогда их с сестрой передали в какое-то заведение для круглых сирот, где они дожидались какой-нибудь хорошей семьи, которая вызволила бы их оттуда. Только пока они ждали, один из опекунов начал приставать к ней и к ее младшей сестре. Она обратилась к властям, а те обвинили ее в том, что она создает проблемы, и наказывали их с сестрой до тех пор, пока они не сбежали в Лос-Анджелес. Тут они сильно разругались с сестрой из-за Санни и денег, зайчиков и цыпочек, и ее сестра ушла. А она очень волнуется, не случилось ли с ней чего-нибудь ужасного. Она хочет поработать на Санни, потому что у них совсем ничего нет. Абсолютно ничего. А если все пойдет нормально, то она сможет заработать денег.

— Я хочу поступить в Гарвард, — сказала она, — на юриспруденцию. Хочу быть адвокатом, чтобы наказывать всех, кто делает плохие вещи с маленькими девочками.

— Скажи, — помолчав, добавила она, — эта работа не слишком ужасна?

Она смотрела на меня, как голодный осиротевший щенок.

— Лучше, чем острая палка в глазу, — улыбнулся я и сказал ей, чтоб она копила деньги, а потом валила подальше от такой жизни.

— Я как раз сейчас этим занимаюсь, — услышал я свой голос.

Но так ли это?

Тогда почему я здесь, вместо того чтобы быть с Кристи и ее родителями?

— Спасибо, — сказала она, а потом взяла мою руку и поцеловала, словно в какой-то восточной сказке, и меня окатило многообещающими волнами ее непередаваемой сексуальности.

Мне тринадцать лет и я один дома. Я только что обнаружил, как приятно водить рукой по собственному пенису. Наша собака Гвинневер входит в комнату. Она очень веселая и милая, с большими любящими глазами.

Внезапно она воспринимает меня как своего человеческого детеныша, и, прежде чем я успеваю что-либо сказать или сделать, ее мягкий язык уже облизывает мое интимное место.

Кажется, Гвинневер это нравится.

По правде говоря, мне тоже.

У меня никогда не было понятий «хорошо» и «плохо» в сексе.

В конце концов мы всего лишь мальчик и собака, наслаждающиеся компанией друг друга.

— Как тебя зовут по-настоящему? — спросил я Сладкого Зайчика.

Я почти никогда не задавал этот вопрос. Обычно мне это не интересно. Но эта девушка мне нравится. Она такая симпатичная, умная, кудрявая и сексуальная, и было бы так классно уткнуться лицом прямо ей между ног. И я готов поспорить, что она может заработать очень много денег. Может быть, мы можем найти ее младшую сестру и тоже взять ее на работу. И жить втроем, и целовать друг другу руки.

— Софи, — ответила Сладкий Зайчик.

Она выглядела точь-в-точь как Софи. Мне захотелось защитить эту девушку. И уничтожить ее. Так же, как я это делаю с собой. Точно так, как я делаю это с Кристи.

Я только собирался спросить «не вернуться ли нам обратно?», когда кто-то вошел.

Угадайте, кто?

Это была младшая сестра Софи, которая выглядела так, будто кто-то гнался за ней и хотел сделать с ней «плохие вещи».

Софи вскрикнула так громко, что вечеринка замерла. Они с сестрой сгребли друг друга в объятия, да так сильно, будто это была их последняя встреча перед концом света.

После дружного вздоха и парочки ехидных замечаний вечеринка вернулась в свое обычное русло, а я остался наблюдать за девчонками.

Софи сняла свой заячий наряд, а ее сестра прошептала что-то о том, что теперь они больше никогда не расстанутся. На младшей сестре был грязный белый комбинезон, она выглядела немного стройнее Софи, но они все равно были очень похожи.

Эй, может заняться сексом с ними обеими? Может, боги все-таки улыбнутся мне.

Софи ведет себя как старшая сестра, и это так мило смотрится. Я вспомнил своего младшего брата, как мы лежали без сна в ночь большого скандала в 1964 году. Мы всегда любили и будем любить друг друга. Я очень скучал по братишке.

Софи подвела свою сестру познакомиться со мной. Ее звали Мэри Бет. Они рассказали мне, что Мэри Бет позвонила кузену в Феникс, и он прислал им денег на дорогу, так что они могут пока что жить с ним, пока не решат, что делать дальше.

Мне было интересно наблюдать, как это произошло прямо на моих глазах. Я представил их рассказывающими об этом эпизоде свои детям и внукам.

Как они вырвались отсюда через дыру во времени.