Цзян Чжунчжэн, или Неизвестный Чан Кайши

Повседневная жизнь

Весь образ повседневной жизни, ее детали дают представление о человеке и о политике. В данном случае представлялось важным сосредоточиться на том, какой была повседневная жизнь Цзян Чжунчжэна тогда, когда он уже вышел на сцену китайской политической жизни в качестве исполнителя главной роли или одной из главных ролей. Иначе говоря, речь идет о второй половине его жизни, о тех ее пяти десятилетиях с конца 1920‑х по конец 1970‑х гг., когда он выступал в качестве главы правящей политической партии, руководителя государства и супруга Сун Мэйлин; об этом нужно сказать особо, ибо Цзян Чжунчжэн и Сун Мэйлин были неразлучной парой на протяжении всего этого полустолетия, до самой смерти Цзян Чжунчжэна.

В то время он находился в центре внимания очень многих людей. Тем более интересно посмотреть, каким был этот человек и политический деятель, так долго занимавший первое место в своей стране; в определенном смысле речь идет о портрете образцового китайца, об эталоне, к которому стремятся многие китайцы. Конечно, сохранившиеся свидетельства о его повседневной жизни носят на себе печать исключительно положительного отношения к Цзян Чжунчжэну, и на это приходится делать скидку; все же многое в этом портрете соответствует действительности.

В быту Цзян Чжунчжэн был весьма скромен. Например, в том, что касается еды и питья, все было очень просто; у него не было никаких причуд, изысков, особых требований. Когда к обеду, скажем, были овощи, то их могло быть и побольше, и поменьше; он высказывался лишь тогда, когда их было чересчур много. Иной раз он был непрочь полакомиться чем-либо вкусным, однако не позволял себе никаких излишеств. Цзян Чжунчжэн и сам был в этом отношении скромным человеком, и точно так же экономно принимал гостей — для них меню было чуть разнообразнее обычного.

В этой связи можно вспомнить такую историю. У одного из известных в свое время в Китае людей, у Тань Янькая, был повар, который замечательно готовил рыбу и акульи плавники. Когда Тань Янькай умер, повар остался без места. Его рекомендовали Цзян Чжунчжэну. Однако вскоре выяснилось, что такому повару в доме Цзян Чжунчжэна делать нечего, и он вскоре незаметно исчез, ушел работать в другое место.

Одним словом, еда и питье не были той слабостью Цзян Чжунчжэна, на которой можно было бы так или иначе сыграть.

Теперь об одежде Цзян Чжунчжэна. Он никогда не любил роскошь в одежде. Правда, стремился к чистоте и аккуратности. Пусть платье будет старым и из материи не самого высокого качества, но оно должно было быть чистым. Много лет он носил военную форму. У него было несколько комплектов такого платья. Была обязательная парадная форма; все остальное военное форменное платье было дешевым и отечественного производства. Он вообще старался пользоваться отечественными товарами, и если его адъютанты покупали что-либо иностранное, они получали за это выговор. Дома Цзян Чжунчжэн ходил в обычном штатском платье из простого сукна или хлопчатобумажной ткани.

Что можно сказать о его жилище? Десятилетиями, особенно во время войн, Цзян Чжунчжэн не имел постоянного жилища; он не был придирчив к жилью. Когда ему доводилось руководить военными действиями, он жил в самых простых домах. На родине, в деревне, у Цзян Чжунчжэна был самый обычный дом из трех комнат перед могилой его матери. В казенном правительственном доме он занимал несколько комнат, либо мог снять жилье в доме какого-либо человека. Однажды в 1930 году, командуя боями на линии Лунхайской железной дороги, он прожил жарким летом почти полгода в домике около железнодорожной станции Гуйдэ, у реки Люйхэ. Это строение было крохотным, почти без мебели, снаружи постоянно звучали гудки паровозов, летела копоть, но он чувствовал себя там прекрасно. В столице страны, в городе Нанкине, Цзян Чжунчжэн со всем своим аппаратом занимал не более десяти небольших строений. Люди, которые находились непосредственно при нем, работали подвое-трое в одном таком строении. Руководя военными операциями против вооруженных сил КПК, Цзян Чжунчжэн жил, например, в Наньчане в доме, состоявшем из 7-8 комнат, причем не было никаких больших гостиных, садиков, цветников при доме и т. п. Вообще за все время своей жизни в континентальном Китае Цзян Чжунчжэн в 80-90% случаев снимал комнаты или дома у домовладельцев. В Ханькоу, будучи там с инспекцией, он жил в самом обычном маленьком деревенском доме с плохой мебелью. Он не стремился к роскоши, да ее и не было в его повседневной жизни.

Время Цзян Чжунчжэна было строго распланировано. Оно было расписано по минутам. Всякая вещь в его доме имела свое место. Нельзя было переставить тушечницу или кисть. Он сам и его помощники следили за порядком.

Цзян Чжунчжэн говорил, что в молодые годы у него было незавидное здоровье. Затем он обратил внимание на необходимость занятий физической культурой. Рано утром он вставал с кровати, умывался холодной водой, делал получасовую зарядку, а перед ночным сном обтирался холодной водой. Такой порядок сохранялся десятилетиями.

У него не было вредных привычек. С той поры, как он поступил в военное училище, он пил только кипяченую воду, не пил чай, не принимал ни вина, ни табака, ни других вредных веществ и поэтому всегда отличался отменным здоровьем.

Вся его жизнь была тщательно организована. Он любил строгий порядок, не допускал никаких излишеств, а потому обладал физическим и духовным здоровьем. Простая и скромная повседневная жизнь Цзян Чжунчжэна — это результат и его собственной природы как человека, и того, что он родился и вырос в деревне, и прекрасного воспитания, которое дала ему мать.

Каким был распорядок дня Цзян Чжунчжэна? Обычно он просыпался каждый день в 5 часов, а зимой около 6 часов 30 минут утра. Проснувшись, он прежде всего занимался гимнастикой. Иной раз делал гимнастические упражнения лежа на кровати, иной раз — в комнате. Благодаря постоянной легкой зарядке он поддерживал свое здоровье в хорошем состоянии.

После гимнастики он делал записи в своем дневнике, фиксируя то, что произошло за вчерашний день, все свои важные приказы, а также отмечая то, что было прочитано из книг. Закончив дневниковые записи, Цзян Чжунчжэн использовал лучшее утреннее время для того, чтобы выполнить самую важную на этот день работу. На свежую голову он занимался изучением государственных дел, читал нужную литературу, накладывал резолюции на документах, вырабатывал планы дальнейшей работы.

Таков был распорядок в мирное время. Иное дело — во время военных действий. Когда на переднем крае складывалась напряженная обстановка, драгоценное утреннее время он использовал для того, чтобы отдавать распоряжения, командуя войсками. Обычно в 8-9 часов утра военачальники получали от него указания по телефону. Накануне больших сражений он звонил им в день по нескольку раз: выслушивал донесения, отдавал приказания.

Обычно же, когда были сделаны все упомянутые утренние дела, время, очевидно, подходило к 8 часам 30 минутам утра. Это было время его завтрака.

Что он ел на завтрак? Обычно все было очень просто. Простая тарелочка, а на ней что-нибудь мучное: лапша или пельмени на воде. Или полплошки рисовой кашки. И два блюдечка свежих овощей. В Нанкине Цзян Чжунчжэн любил есть побеги молодого бамбука. Однако после того, как началась Война Сопротивления Японии, бамбук было не достать. Тогда он перешел на сычуаньскую кочанную капусту.

Завтракал Цзян Чжунчжэн не в столовой, а для быстроты — в своем же кабинете, поставив тарелочку на стол рядом с документами, как бы походя, между делом.

Начиная с 9 часов утра он председательствовал на различных важных совещаниях или беседовал.

В речах Цзян Чжунчжэн ссылался на свой жизненный опыт, к выступлениям готовился тщательно. Они получались у него отточенными. К 1941 году ЦИК ГМД издал «Высказывания и суждения цзунцая (главноначальствующего в партии, то есть Цзян Чжунчжэна)» в четырех выпусках. Это издание предназначалось для всех членов партии Гоминьдан Китая и для граждан страны. Главными направлениями его размышлений в то время были: «Основы поведения», «Основы политической деятельности», «Основы научного подхода к вопросам», «Основы военных знаний», «Программа военной переподготовки».

Не каждый день он был на совещаниях и выступал с речами. В таких случаях Цзян Чжунчжэн снова, как и утром, работал с документами, накладывал резолюции. Все, что ему приходилось изучать, он читал очень внимательно.

Иногда в это же время дня он работал над своими трудами или готовил тезисы речей. Все зависело от важности того или иного дела.

В 11 часов 30 минут или в 12 часов дня он принимал гостей, посетителей. Не обычных, а руководителей партии, правительства и т. д. Выслушивал доклады, давал указания. Важные беседы происходили именно в это часы.

Около часа дня — время обеда для Цзян Чжунчжэна. Почти каждый день к обеду у него были гости, причем заранее определялось, с кем он будет обедать. Главное здесь было — беседа во время обеда.

Обед был так же прост, как и завтрак. Только если завтрак бывал прямо в кабинете, обед проходил в столовой и обычно состоял из четырех или шести перемен или блюд; по китайским меркам это очень мало, самый минимум. Это были преимущественно свежие овощи. Часто те, кто обедали с Цзян Чжунчжэном, не наедались. Не потому, что еды было маловато, а потому, что сам он ел чрезвычайно быстро; всего несколько минут — и готово. А те, кто были с ним за обедом, должны были и есть, и говорить; им приходилось есть так же быстро, как и он.

После обеда, обычно в 2 часа дня, для Цзян Чжунчжэна наступало время отдыха, часового послеполуденного сна. Такой сон — неотъемлемая составная часть нормального здорового образа жизни в китайском климате.

После сна обычные люди читают газеты, знакомятся с политическими новостями, но Цзян Чжунчжэн сам создавал эти новости. И получал информации больше, чем в газетах. Поэтому, читая прессу, он обращал внимание на передовые редакционные статьи, ибо они отражали мнение людей. Если в них было что-то ценное, он делал выписки. В то же время он интересовался событиями в стране, за рубежом, а также и жизнью общества. Его интересовало, например, как ведут себя чиновники даже уездного уровня.

С 3 до 5 часов дня он читал газеты и у него происходили деловые встречи, шел обычный поток посетителей. Тогда же он вносил поправки в свои указания. Ежедневно Цзян Чжунчжэн принимал минимум 10, а в среднем — до 20-30 посетителей с разными вопросами. Собеседника выслушивал внимательно, глядя ему в лицо, не перебивая, затем говорил несколько фраз или слов. Ситуацию оценивал быстро, принимал точные и сильные решения. Говорил мало, но взвешенно. У посетителей складывалось впечатление, что этот человек не допускает ошибок в делах. Говорил он быстро и решительно. После высказываний Цзян Чжунчжэна сомнений не оставалось, его немногие слова невозможно было истолковать превратно.

Цзян Чжунчжэн говорил с чжэцзянским акцентом, с характерными для жителей этой провинции окончаниями слов. Он понимал людей из всех районов страны. Некоторые из них чувствовали себя скованно и не могли поначалу полностью выразить свои мысли. Но он и их хорошо понимал.

При встречах с иностранцами, при приемах официальных дипломатических представителей переводил переводчик из Министерства иностранных дел. Если же речь шла о секретных или конфиденциальных беседах, либо о разговорах светского характера, тогда при этом присутствовала и переводила его супруга. Она была человеком талантливым, умела и мысли собеседников донести до мужа должным образом, и его слова передать так, как это следовало сделать. При важных встречах присутствовал стенограф, а затем Цзян Чжунчжэн читал расшифрованные стенограммы бесед.

Если посетителей было мало, то после 4 часов дня он выходил на пешую прогулку. Бывало и так, что в сопровождении жены он усаживался в машину, и супруги ехали либо за город, либо просто по улицам. Хотя это и называлось прогулкой, необходимостью подышать свежим воздухом, однако фактически Цзян Чжунчжэн не терял ни минуты и продолжал изучать разные вопросы. Иной раз он просто ходил в обычном платье по улицам, и люди не догадывались, что это Цзян Чжунчжэн. Конечно, это были редкие случаи.

Он был очень внимателен к тому, что происходило за окнами автомашины. Если видел непорядки, например, если регулировщик уличного движения неправильно вел себя, дом был грязен, стройку вели не так, как следовало бы, Цзян Чжунчжэн требовал заметить и записать это, а потом со своей запиской посылал указания исправить положение. Полицейское управление столицы часто получало записки от него. Если Цзян Чжунчжэн видел офицера, который вел себя неподобающим образом, то он останавливал машину, выходил из нее и сам осуждал такого офицера. Таких примеров было много.

Во время своих прогулок он наносил визиты. Он был очень вежлив, весьма уважал старших по возрасту, проявлял заботу о младших по положению. Каждый раз, покидая столицу во время Войны Сопротивления, он приезжал попрощаться к председателю правительства Линь Сэню, а возвращаясь, тоже наносил ему визит. Если кто-либо из уважаемых людей заболевал, он посещал его дома или в больнице, беседовал с заболевшим, проявлял заботу.

Около 7 часов вечера Цзян Чжунчжэн ужинал. Если приглашались иностранцы, то время ужина смещалось на 8 часов вечера.

После ужина он читал книги. Изучал вопросы, которые его интересовали, проявлял интерес к наукам. Приглашал специалистов для бесед на различные темы.

После 10 часов вечера Цзян Чжунчжэн отходил ко сну. Однако, если велись боевые действия, он вставал в 1 или в 2 часа ночи и руководил боевыми операциями, звонил по телефону, посылал телефонограммы, указания на фронт. Будил генералов ночными звонками.

Таков был его обычный распорядок дня. Можно заметить, что повседневная жизнь Цзян Чжунчжэна отличалась двумя особенностями. Первая особенность: никакого пустого времяпрепровождения. Вторая особенность: никакой пустой траты своих сил. Он очень ценил время, экономно распоряжался им и умел его использовать. Он работал даже во время еды. Хотя дел у Цзян Чжунчжэна было по горло, у него ко всему проявлялся научный подход; к тому же он обходился без вредных привычек. Все это сказывалось и на результатах работы.

Если обратить внимание на его отношение к наукам и на его работу над собой, то прежде всего необходимо отметить потрясающее трудолюбие Цзян Чжунчжэна.

Вот, например, как он вел дневник. Он писал его каждый день. Никогда не делал перерывов. Помимо фиксирования важнейших событий и мыслей, он обращал внимание на самосовершенствование. Он писал обо всех своих встречах и о том, что было сделано за прошедший день. При этом Цзян Чжунчжэн оценивал проделанную им работу, отмечал свои ошибки, задумывался над тем, обидел ли он кого-нибудь. Он записывал даже мелочи, если полагал, что тут была допущена ошибка. Цзян Чжунчжэн вел свой дневник десятилетиями. Сам этот дневник говорит о его колоссальной работоспособности.

Сначала Цзян Чжунчжэн пользовался покупными записными книжками, а затем составил форму дневника и разослал ее высшим военачальникам и руководителям. С его точки зрения, в дневнике следовало записывать то, что предстояло сделать на этой и на следующей неделе. В дневнике должен был также содержаться план на месяц, на год. По его мнению, следовало подводить итоги проделанного в конце каждой недели, месяца, года. Необходимо видеть и отмечать ошибки, исправлять их. В дневник включались высказывания знаменитых людей, в частности, поучения Сунь Ятсена, Сам дневник но своей форме был красив. Цзян Чжунчжэн фиксировал в нем, главным образом, события политического и военного характера и свои мысли, давал оценку другим людям и их делам. Поправки в дневнике не допускались. Даже из одного этого видна ценность дневника Цзян Чжунчжэна.

Основу его научных интересов составляло изучение всех сочинений Сунь Ятсена. Кроме того, важное место занимали труды Ван Янмина[65] и Цзэн Гофаня[66]. Цзян Чжунчжэн тщательно изучал полные собрания сочинений этих двух авторов, комментировал и перечитывал их. При этом он исходил из своего представления о том, что оба они, то есть Ван Янмин и Цзэн Гофань, в трудных условиях умели добиваться успехов. Это вдохновляло Цзян Чжунчжэна. Наибольшее впечатление производила на него самоотверженная борьба Сунь Ятсена на протяжении всей жизни, особенно тогда, когда в свое время над ним нависла смертельная угроза в Гуанчжоу.

Круг чтения Цзян Чжунчжэна был широким. В то же время любимых книг у него было не более сорока. Он перечислял их сам: «Уцзин», «Сыцзышу», «Беседы и суждения» Конфуция, «Цзочжуань», История Воюющих Царств, Шесть (Царств) Хань, Сунь-цзы, У-цзы, Чжуан-цзы, Хань Фэйцзы, «Чуские строфы», «Шицзи», «Цзы-чжитунцзянь», история Цин, «Сиянши», история войны в Европе, «Цзиньфа», история наполеоновских войн, история войны Японии и России, тактика Барклая, принципы военного времени, география Азии, география мира, полные собрания сочинений Чжугэ Ляна, Юе Уму, Вэнь Тяньсяна, Ци Цзигуана, Цзэн Гофаня, Ху Линьи, Цзо Цзунтана, Ло Биньчжана, Ли Хунчжана, история китайской философии, психология, статистика, социология, экономика.

Основы политики Цзян Чжунчжэна в известной степени определялись его интересом к этике Китая, его политической философии, истории Китая и всемирной истории, китайской военной науке, всемирной науке о войне, китайской литературе, географии Китая и внешнего для Китая мира, а также, частично, к наукам об обществе.

Цзян Чжунчжэн обладал широкими познаниями и способностью превращать книжные мысли в живое дело. В этом секрет его успехов.

Для того, чтобы полнее понять Цзян Чжунчжэна как человека и политика, необходимо обратить внимание и на его домашнее воспитание. Многие успехи Цзян Чжунчжэна были заложены тем воспитанием, которое дала ему мать. Цзян Чжунчжэн любил ее и уделял очень большое внимание воспитанию своих детей.

Его старший сын Цзян Цзинго в этой связи отмечал следующее:

«Хотя я провел за границей более десяти лет и не получил там никакой ученой степени, да и жизнь моя там была трудной, так как мне приходилось делать много такого, что люди и сегодня почитают занятиями низкими, однако вплоть до настоящего времени, когда мне уже 31 год (эти строки написаны в 1940 году — Ю. Г.), я по-прежнему живу не одним сегодняшним днем, а заглядываю в будущее, предан своему долгу, не боюсь трудностей, стремлюсь вперед; и все это благодаря тому, что цзунцай на протяжении десятилетий воспитывал меня именно в этом духе. Главные уроки его воспитания можно сформулировать в следующих словах: читать книги или учиться, быть настоящим человеком, делать реальное дело.

1. Чтение книг или учеба. Первой книгой, которую отец научил меня читать, были сочинения Мэн-цзы[67]. Он требовал, чтобы я не только умел читать, но и был бы способен декламировать эти тексты наизусть. Главными тут были три принципа: если у человека есть свой кусок земли и деревья на нем, то он не умрет от голода и не замерзнет; человеколюбие, гуманность — вот главное в человеке, вот то, что делает человека человеком; долг и принципы — это истинный путь человека; кому многое дано, с того многое и спросится.

Когда отец ушел в революцию, то он чаще всего находился в Шанхае или в Гуанчжоу. Однако каждый раз, бывая дома, он спрашивал меня не о чем-либо ином, а о том, читал ли я Мэн-цзы? Далее он учил меня читать басни Эзопа. Он любил сам рассказывать некоторые из них, видел в них глубокий смысл. Например, там, где речь идет о беге наперегонки между черепахой и зайцем, встает вопрос о том, почему же черепаха оказалась первой, а заяц отстал? Или о том, как некто шел по мосту и нес мясо, взглянул в реку и увидел в реке свое отражение, подумал, что там кто-то еще идет с мясом, попытался достать и это мясо, а в результате лишился своего куска. Это — глубокие мысли. Недавно он потребовал, чтобы я читал сочинения Цзэн Гофаня, историю его семьи, и полное собрание сочинений Ван Янмина.

Он считал, что Цзэн Гофань дает хороший пример воспитания молодежи, сыновей. От нас требовалось, предварительно усвоив все это, воплощать знания в жизнь. Иной раз, когда я задавал ему вопрос, а он не успевал в письме подробно ответить, он просто отсылал меня к известным страницам истории семьи Цзэн Гофаня. Как-то я пожаловался на неважное здоровье. В ответ он написал мне, что я не читал так, как следовало бы, историю семьи Цзэн Гофаня, так как в этой книге подробно рассказано о том, как беречь здоровье.

2. Быть настоящим человеком. Как этого добиваться? Цзунцай учил нас, что главное тут состоит в том, чтобы прежде всего обращать внимание на окружающую обстановку. Если она неблагоприятна, то он менял место жительства, жилище. В детстве я рос в деревне. Он считал, что в деревне сам воздух спертый, взгляды у людей ограниченные, узкие, поэтому он захотел, чтобы я перебрался жить в Шанхай. Потом он почувствовал, что там для молодого человека обстановка разлагающая, слишком много роскоши, и тогда вскоре перевел меня в Бэйпин. Иногда я жил в домах у наших родственников. В этих случаях он более всего обращал внимание на то, какая атмосфера и какие привычки царят в домах этих родственников. Вот несколько принципов, которые, с его точки зрения, формируют человека:

а) В молодости нужно уметь приноровиться к окружающей среде. При этом не следует допускать того, чтобы она тебя к себе приспособила, а надо, чтобы ты ее к себе приспособил. В связи с тем, что в настоящее время общая обстановка в обществе не слишком хорошая, социальная среда нездоровая, молодому человеку легко приобрести дурные привычки; нужно постоянно обращать внимание на воспитание в себе способности преодолевать дурное воздействие, избегая таким образом опасности низко пасть.

б) Молодому человеку ни в коем случае не следует зазнаваться, излишне гордиться собой. В древних книгах сказано: будьте скромны и впитывайте то, в чем есть смысл. Он предостерегал нас от заносчивости, так как ее результатом бывает только поражение. Мы были обязаны просить совета не только у знающих людей, но и иной раз учиться у простонародья, даже у детей, ибо только скромность способна всегда приносить успех.

в) Не следует надеяться на то, что кто-то поможет тебе. Расчет на чужого дядю, на поддержку со стороны приведет, прежде всего, к тому, что человек сам себя замарает, так как ему в этом случае будет трудно избежать подлых поступков. Цзунцай говорил мне: «Ты у меня денег не проси. Надо уметь с пустыми руками выходить в этот мир. Только в этом случае ты будешь молодцом».

г) Не следует стремиться показать себя, стараться выделиться, высовывать голову. Не надо также клеветать. Если человек высовывается, то это зачастую означает, что он ставит препятствия на пути других людей. Если ты за спиной другого человека распространяешь о нем клевету, то это тем более будет во вред и тебе, и людям. Ведь причина того, что люди в обществе ведут борьбу между собой и в результате возникает смута, состоит по большей части в том, что кто-то высовывается или распространяет клевету, рисуется, выпячивает себя, гонится за дешевой популярностью.

д) Не надо критиковать других людей. Обычно люди любят ругать и критиковать других, как будто бы сами они не несут никакой ответственности, в то время как на самом деле нам надо ругать самих себя; следует постоянно повторять такие слова: мой враг — это только я сам. Мы должны постоянно избавляться от своих недостатков, поменьше болтать о других, то есть произносить в их адрес пустые слова.

е) Не надо притворяться, надуваться, заниматься показухой, гнаться за внешним лоском. Напрасно притворяться сильным и раздувать свою силу. Этим людей не убедить и не покоришь их сердца. Ложные, пустые шаги могут привести человека к поражению. Он может понести ущерб, остаться в дураках в тех случаях, когда он фальшивит, блефует. В конечном счете ты все равно останешься голым; тут ты только нанесешь ущерб другим и сам ничего не выиграешь.

ж) С людьми надо быть искренним. Искренность — вот тот чудодейственный ключ, с помощью которого можно стать самим собой и занять свое место в мире. Это качество нужно всегда сохранять. Даже если кто-то допустил ошибку или в чем-то перед тобой виноват, не надо прижимать его, надо раскрыть свое сердце, быть искренним и великодушным.

з) Следует избегать ветрености, легкомыслия. Привычка к легкомысленным поступкам — это обычный недостаток молодых людей. Часто они действуют без царя в голове и тем самым многое разрушают сами. Голова должна быть трезвой, ясной; нужно видеть подлинную суть вещей, и только тогда мы не совершим ошибок.

3. Делать реальное дело. Отец учил меня тому, как надо работать. Я постоянно поступаю именно таким образом, следую его наставлениям и не забываю ни на минуту о следующем:

а) Начиная дело, следует составлять программу действий. Необходимо представить себе все вопросы дела в совокупности, и большие, и маленькие, а затем расположить их в соответствующем порядке. Выделить главные пункты. Тут надо поступать так же, как при раздевании, когда прежде всего отстегивается воротник, который затем вешается на вешалку, и лишь потом оказывается возможным спокойно и в должном порядке разложить и всю остальную одежду.

б) В делах надо четко представить себе, с чего начать и чем закончить. Обычно, для того чтобы просто начать какое-либо дело, приходится прикладывать большие усилия, а на полпути обязательно встречаются препятствия или трудности; по большей части именно тогда отказываются от работы, просто бросают ее. Тут, однако, следует иметь в виду, что в нашем мире очень многое — дело трудное, нелегкое, поэтому тут требуется терпение и нужны такие люди, которые способны не отступать отдела. Это похоже на то, как пишут иероглифы. Если при письме вы дошли до середины листа или сделали ошибку, то все равно надо закончить страницу и лишь тогда можно опустить перо. Делая какое-либо дело, также необходимо обладать решимостью начать и закончить его, не бросая на полпути; только в этом случае можно будет преодолеть трудности и добиться успеха.

в) Нужно обладать духом, причем в полном объеме, необходимом для выполнения какого-либо дела, а не рассчитывать на достаток в деньгах. Очень многие день-деньской только и думают, что о деньгах, строят планы, как бы раздобыть их побольше, считают, что деньги — это главное, но при этом часто получается так, что денег-то много, а от них один ущерб. Я вот (сам Цзян Цзинго. — Ю. Г.) жил за границей больше десяти лет, и очень часто у меня не было денег. Мне доводилось быть даже ассенизатором, выносить за людьми ведра с отбросами и дерьмом. Приходилось и милостыню просить. Но я не умер с голода. Помню также, когда я учился в Бэйпине (в 1920‑х гг. — Ю. Г.), то моим учителем был У Ялао, а одним из соучеников — молодой человек по фамилии Ван. Этот самый Ван оказался не кем иным, как сыном Ван Цзинвэя (главы прояпонского марионеточного правительства в Нанкине в годы Войны Сопротивления Японии. — Ю. Г.). У него-то водились денежки. Можете себе представить, как шикарно он одевался. Иной раз он ходил в ресторан. А я получал тогда ежемесячно только карманные деньги. Цзунцай выделил мне на месяц один юань. Да и эта сумма выдавалась мне не сразу, а частями, по одному цзяо, то есть по гривеннику. Откуда у меня могли взяться средства на ресторан? И вот тогда этот самый Ван частенько высмеивал меня, обзывал «деревенщиной». Но ведь сейчас-то он подался в Нанкин и докатился до того, что стал предателем. Вот и получается, что деньги не приносят пользы!

г) Следует самокритично подходить к своим ошибкам, постоянно анализировать их. Мы ведь каждый день что-то делаем, и тут ошибок избежать нельзя… Я ежедневно критически анализирую сделанное мной, имея при этом в виду три цели: во-первых, ищу ответ на вопрос, согласуется ли то или иное с моей совестью; во-вторых, отвечаю на вопрос, не оказываюсь ли я тут виноват перед отцом; в-третьих, я задаюсь вопросом, не идет ли совершенное мной во вред государству, нации (народу). Если так поступать каждый день, это очень полезно.

д) Не надо строить из себя большого начальника. Я постоянно говорю, что общество в Китае — это питательная среда для чиновников; многие заражены именно такими настроениями и привычками, стремятся быть чиновниками, а потому в качестве критерия при оценке положения человека в обществе обычно берется его место среди чиновников. Но это неверно. Нашим намерением должно быть свершение великих дел, а личное положение каждого должно определяться в зависимости от того, что он сделал. Говоря откровенно, сейчас нашего наивысшего уважения заслуживают солдаты, которые ведут борьбу на передней линии фронта, а также массы тех сельских жителей, которые составляют наш великий тыл, которые занимаются производством в тылу. Я не стремлюсь быть чиновником, и если сейчас цзунцай потребует от меня пойти в деревню и быть деревенским старостой, то я с радостью сделаю это, а если он пошлет меня на фронт, то я с радостью пойду на фронт и стану солдатом, буду воевать. Мы должны осознавать, что цзунцай занимает свое положение не потому, что он стремился стать крупным чиновником; своим положением он обязан стремлению служить государству, нации и своему делу.

е) Не надо попусту болтать, а следует идти и заниматься конкретным делом. Работы по строительству государства невпроворот. Мы должны хотеть быть самыми мелкими камушками, из которых составлен широкий путь строительства страны; мы должны соединяться, чтобы выполнить эту задачу, перспективы же у нас огромные».

Наконец, характеристика Цзян Чжунчжэна как человека может быть дополнена рассказом о том, что ему нравилось.

Времени для отдыха и удовольствий у него было крайне мало. Однако поведение его всегда было естественным. Он очень любил радостные, оптимистические песни и вообще любил музыку. В детстве ему чрезвычайно нравилось слушать арию Юе Фэя «Вся река стала красной». Он и сам иной раз пел ее. В годы Войны Сопротивления Японии он пел песни собственного сочинения. Цзян Чжунчжэн — большой почитатель природы. Он всегда любил походить по горам, полюбоваться речными потоками. Он был непрочь пошутить, однако речь идет не о легкомысленных шутках, а, так сказать, о здоровом смехе.

Цзян Чжунчжэн родился в Сикоу, где великолепная природа. Он с детства плавал в стремительных горных реках и водопадах. Ему нравился шум воды; он подолгу смотрел на водопады.

Он считал человека властителем природы и космоса и думал, что люди должны покорить природу, чтобы использовать ее на благо всего человечества.

На отдыхе он слушал скрипичные пьесы (для китайской скрипки). По вечерам он декламировал стихи и прозу. Цзян Чжунчжэн — хороший каллиграф; он любил писать иероглифы, делать памятные надписи[68].

Сам его почерк говорил о любви к порядку и красоте, о строгости, аккуратности и трудолюбии.

В кабинете Цзян Чжунчжэна висели два свитка с каллиграфически выполненными надписями. На одном были слова Мэн-цзы: «Жить, ощущая себя человеком Поднебесной во всей ее широте; занимать в Поднебесной положение того, кто известен своей справедливостью; идти по тому великому пути, который предусматривает Поднебесная; свои удачи делить с людьми, а свои неудачи переживать самостоятельно».

Другая надпись была сделана собственноручно Сунь Ятсеном: «Моему младшему брату Цзеши (то есть Цзян Чжунчжэну. — Ю. Г.). Поднебесная — это наше общее достояние. Сунь Вэнь (то есть Сунь Ятсен. — Ю. Г.)».

Обычно Цзян Чжунчжэн относился к людям вежливо, церемонно, учтиво. Конечно, к тем, кто был ему предан и полезен. Если же человек допускал ошибку, он поступал с ним строго, даже безжалостно. За опоздание на пять минут тут же увольнял телохранителя; того, кто допустил просчет, отчитывал, а если это не помогало, то переводил с понижением в должности.

В свое время, в 1928 году, один из хорошо знавших Цзян Чжунчжэна людей говорил генералу Хэ Инциню, известному своей близостью к Цзян Чжунчжэну, но в тот момент промедлившему с выражением поддержки патрону в борьбе против гуансийских милитаристов и тем самым навлекшему на себя гнев главнокомандующего: «Ты его характер хорошо знаешь: полюбит, так на коленках будет вокруг тебя бегать, а невзлюбит, так в порошок сотрет, все выскажет, всего добьется… не помогут тебе и ссылки на совместную с ним работу в военной академии Вампу; все это означает, что даже если ты и посмеешь с ним тягаться, тебе победителем не быть». Цзян Чжунчжэн, особенно в области политики, был весьма недоверчивым человеком; за действиями своих партнеров всегда искал скрытый умысел. Он также полагал, что его подчиненные должны всегда исходить из того, что без него не будет и их самих[69].

Цзян Чжунчжэн был человеком с предрассудками. Возможно, тут сказывалось влияние матери. Хотя он, вступив в брак с Сун Мэйлин, в 1930 году крестился и стал христианином, но не забывал о китайских божествах. Он всегда возносил молитвы Будде в храме и был суеверным человеком.

В 1925 году он как-то случайно не поехал в машине под флагом, а на нее было совершено нападение, и находившиеся в автомобиле люди были убиты. Цзян Чжунчжэн в этой связи говорил, что Будда хранит его.

В 1926 году он побывал в кумирне, где монах, предсказал ему победу в очередных боях, однако при условии, что он позаботится о тылах. Тогда Цзян Чжунчжэн подтянул два полка и прикрыл свои войска с тыла. Той же ночью против него было совершено нападение с тыла, однако противник был отброшен подведенными вовремя войсками.

В 1949 году он приехал в родную деревню Сикоу. Там в храме все предсказания для него были плохими. Телохранители советовали не обращать на это внимание, но он сказал, что так поступать нельзя. Будда, по его словам, знает, что вещает.

На протяжении всей своей жизни Цзян Чжунчжэн отмечал свой день рождения. В 1930 году ему исполнилось 44 года. Это совпало с открытием школы для бедных на его деньги в родных местах. Сун Мэйлин специально ездила в деревню заранее и готовила праздничные мероприятия. Цзян Чжунчжэн особенно любил танец дракона и сам выступал в качестве головы дракона.

В октябре 1934 года остатки вооруженных отрядов КПК ушли из восточной части Китая на северо-запад страны. Цзян Чжунчжэн праздновал это как свою большую победу. Ему исполнилось тогда 48 лет. По этому случаю в родной деревне был устроен праздник. Снова исполнялся танец дракона.

По случаю 50-летия Цзян Чжунчжэна 27 сентября 1936 года в Шанхае днем и вечером должны были состояться большие концерты с участием известных артистов. Предварительно в газете даже напечатали программы выступлений. В качестве одного из номеров предполагалось сыграть одноактную пьесу по рассказу А. П. Чехова «Предложение». Там в главной роли должна была выступить Цзян Ции, которая впоследствии стала женой Мао Цзэдуна. Однако под различными предлогами Цзян Цин и другие артисты уклонились от участия в концерте.

Во время Сианьских событий Цзян Чжунчжэн повредил поясницу. Поэтому в январе 1937 года он приехал в Сикоу на лечение. При этом он также провел траурную церемонию и проводил, как того требовали обычаи, душу своего усопшего старшего брата, а затем отпраздновал свадьбу своего старшего сына Цзян Цзинго.

Дело в том, что когда Цзян Чжунчжэна в декабре 1936 года арестовали в Сиани, то эта новость многих поразила и напугала. Цзян Цзецин, старший брат Цзян Чжунчжэна, всю жизнь проведший в Сикоу, в тот момент, когда пришло сообщение о случившемся в Сиани, смотрел театральный спектакль там же в Сикоу в храме Ушаньмяо. Весть о том, что его брат лишен свободы настолько поразила Цзян Цзецина, что ему стало плохо, он потерял сознание и упал. Его отнесли домой, однако он так и не оправился от удара и через три дня умер. В связи с этим суматоха была большая. Цзян Чжунчжэн тогда еще продолжал оставаться под арестом. Поэтому тело его брата наскоро положили в гроб, а гроб хранили дома; похороны откладывались. Только когда Цзян Чжунчжэн вернулся на излечение в Сикоу, он смог распорядиться относительно церемонии похорон.

Здоровье самого Цзян Чжунчжэна пошло на поправку только через несколько месяцев. Поэтому лишь 22 апреля 1937 года он устроил похороны своего старшего брата. Эта церемония была весьма торжественной. Прибыли ведущие деятели партии Гоминьдан Китая. Церемонией руководил глава центрального правительства Линь Сэнь. Присутствовали Фэн Юйсян, Хэ Инцинь, Янь Сишань. За главным столом был также прибывший из Шанхая глава Синего Братства Ду Юешэн. Зал был оформлен двумя каллиграфически выполненными парными надписями. Изречения Цзян Чжунчжэна написал собственноручно известный деятель ГМД и знаменитый каллиграф Чэнь Булэй. Фэн Юйсян также преподнес свои парные надписи. Цзян Чжунчжэн, выражая горе в связи с трагической кончиной брата, не встречал приехавших на церемонию и не провожал их. Гостей было более тысячи человек. Всех их кормили за счет Цзян Чжунчжэна.

Вслед за похоронами Цзян Цзецина тут же была сыграна свадьба Цзян Цзинго с Цзян Фаннян (Фанлян) (Фаиной Вахревой).

В 1945 году Цзян Чжунчжэн с сыном Цзян Цзинго приехал в Сикоу, чтобы в родных пенатах отпраздновать победу над Японией. Три дня подряд в кумирнях при большом стечении окрестного населения показывались без перерыва театральные спектакли. Цзян Чжунчжэн каждый вечер приходил в кумирни, однако присутствовал при представлении только одной-двух пьес, которые заказывал заранее сам. Цзян Цзинго с супругой нравилась гуандунская опера юецзюй, поэтому из Нинбо выписали известных артистов этого жанра.

О характере Цзян Чжунчжэна немало говорит и его поведение в тот момент, когда стало ясно, что он терпит поражение в войне на китайском материке. Здесь, с одной стороны, было очевидно, что он все это глубоко переживает и даже не может сдержать свое раздражение, срывает свой гнев на других, и, с другой стороны, ему были дороги родные места, могилы предков, он с полным почтением попрощался с ними.

21 января 1949 года Цзян Чжунчжэн объявил об уходе с государственных постов и о том, что он отстраняется от участия в политической жизни. Он вернулся в родные места, однако за кулисами продолжал руководить армией и правительством.

23 января Цзян Чжунчжэн прибыл в Сикоу, находясь в дурном расположении духа. Ему все не нравилось. Все вызывало его гнев. Войдя в спальню, он увидел мягкую постель, то есть кровать с пружинами и матрасом, рассердился и велел заменить ее деревянной жесткой кроватью. Когда же к обеду подали прекрасный машинной обработки белый рис, он снова вышел из себя, не притронулся к этому рису и приказал подать обычный рис, размолотый деревенскими жерновами, какой употребляли в пищу простые крестьяне. Директор сельской школы, построенной и существовавшей на деньги Цзян Чжунчжэна, предложил ему на обед изысканное блюдо — китайскую амиду, или дальневосточную черепаху. Цзян Чжунчжэн снова был недоволен и сказал, что не следует готовить такие дорогие кушанья.

Прибыв в родные места, он отдал дань уважения всем своим родственникам. Устроил прием для всего клана Цзян. Посетил достопримечательности родных мест вместе с внуком. Любовался природой: горами и речными потоками. В 1949 году он в последний раз встретил китайский новый год у себя на родине. С ним были Цзян Цзинго и Сун Мэйлин. За столом Цзян Чжунчжэн мечтал о том, чтобы построить мост в Сикоу и подъезжать к родному дому на машине. Сун Мэйлин же считала, что там следует основать ткацкую фабрику, чтобы дать возможность женщинам в округе зарабатывать деньги.

Формально Цзян Чжунчжэн в то время удалился от дел. Внешне казалось, если не принимать в расчет нервные срывы в первый день после приезда, что он спокоен и отрешен от забот. На самом деле это было прощание с родиной. Он постоянно следил за ходом боевых действий. Вести, которые приходили с фронтов, были нерадостными для Цзян Чжунчжэна. Его армия разваливалась: сложила оружие дивизия, охранявшая столицу, на сторону его противника перешел полк парашютистов. Многие предавали и отдалялись от него.

В те дни он простился с родными местами и отдал все почести предкам, особенно могилам матери, свекра и свекрови, старшего брата, отца и дяди. Цзян Чжунчжэн посетил и сиротский приют в уезде Фэнхуа, попечителем которого был вместе с Сун Мэйлин. С ней же он побывал в Нинбо, в других памятных для него местах. Везде он выступал перед людьми, говоря о том, что надо будет сделать, строил планы.

Цзян Чжунчжэн испытывал чрезвычайно сильную любовь к родным местам. В свое время, когда его вызывал в Гуанчжоу Сунь Ятсен, он все оттягивал момент отъезда, все не хотел уезжать. Эта тяга к родительским гробам особенно усилилась после того, как он похоронил мать и устроил ее могилу. Прощаясь с родными пенатами, он посетил все что можно. Очевидно, что прощание разрывало его сердце.

21 апреля 1949 года армия Мао Цзэдуна форсировала реку Янцзы. Цзян Чжунчжэн продолжал оставаться в Сикоу и, казалось, ждал чуда. Только 23 апреля вместе с женой и старшим сыном Цзян Чжунчжэн покинул Сикоу. На автомобиле они 25 апреля приехали в Нинбо, а затем на военном корабле «Тайкан» вышли в море. 30 апреля прибыли в Шанхай, где корабль встал на якорь в устье реки Хуанпу. 25 мая 1949 года Шанхай перешел в руки Мао Цзэдуна. Цзян Чжунчжэн покинул Шанхай, перебрался сначала в Чунцин, а затем отбыл на остров Тайвань.

На протяжении всей своей жизни Цзян Чжунчжэн никогда тяжело не болел. Он всегда был полон энергии, был преисполнен присущей военной косточке бодрости и здоровья. Его здоровье явным образом пошатнулось лишь в 1972 году; правда, тогда, ему было уже 86 лет. В марте 1973 года ему была сделана операция на предстательной железе. После этого заболевание стало носить хронический характер. В том же 1973 году он попал в автомобильную катастрофу на горе Янминшань. С той поры ему так и не удалось поправиться и восстановить здоровье. В 1972 и 1974 гг. Цзян Чжунчжэн дважды попадал в ситуацию, когда у него начинался грипп, который переходил в воспаление легких; при этом болезнь была довольно серьезной. К тому же в силу того, что он страдал от хронического воспаления предстательной железы и в больших количествах принимал антибиотики, у него ослаб иммунитет, а потому вылечить Цзян Чжунчжэна оказалось затруднительно.

В ночь на 9 января 1975 года во сне у него прекратилось снабжение кислородом сердечной мышцы. Его удалось спасти, но болезнь затаилась.

Медицинское заключение о последовавшей вскоре смерти Цзян Чжунчжэна гласило:

«Неприятные ощущения в груди; одновременно очень малое выделение мочи, медики полагают, что у пациента сердечная недостаточность функционального характера, кровообращение плохое, во внутренних тканях накапливается вода, к тому же у него вообще слабое мочеотделение, всего 500 мг. В 4 часа утра немного поспал…»

5 апреля в 8 часов 15 минут состояние ухудшилось. Врачи обнаружили, что у больного замедлено артериальное кровообращение; массаж сердечной мышцы и искусственное дыхание возвратили ему нормальное состояние. Однако спустя четыре-пять минут сердце снова перестало биться; снова был проведен массаж сердечной мышцы; было сделано искусственное дыхание и оказана медикаментозная помощь; однако на сей раз добиться удовлетворительных результатов не удалось. Сердце то билось, то останавливалось, дыхание в конечном счете, восстановить не удалось; был применен электрошок, чтобы нормализовать работу сердца, однако артериальное давление уже не удалось восстановить.

«…Примерно в 11 часов 30 минут зрачки глаз Цзянгуна расширились, и хотя меры по реанимации продолжали применять, несколько раз делали уколы в сердце, затем прямой электрошок сердца, но эффекта добиться не удалось.

В 11 часов 50 минут 5 апреля 1975 года Цзян Чжунчжэн умер в возрасте 89 лет».

После того как Цзян Чжунчжэн удалился на Тайвань, он жил в уединенном месте в десяти-пятнадцати километрах от Тайбэя. Там очень красиво. В густом лесу стоит простое одноэтажное строение. Раньше это был дом для гостей тайваньской сахарной компании. В нем и разместился Цзян Чжунчжэн.

На многих фотографиях он изображен в полной военной форме с орденами. Обычно же он носил китайскую одежду традиционного покроя. Цзян Чжунчжэн говорил по-китайски, сохраняя классический облик китайца. Он не был европеизирован ни внешне, ни по своим привычкам.

Незадолго до смерти Цзян Чжунчжэн сказал: «На протяжении всей моей жизни враги брали меня в кольцо. Я много раз подвергался их нападениям, но я научился держаться до последнего, обладать духом несгибаемого борца»[70].

В загородной резиденции Цзян Чжунчжэна на озере Цыху (в буквальном переводе — «Озере Материнской Любви»), в спальне на столике можно видеть лист бумаги, на котором Цзян Чжунчжэн, вероятно, незадолго до смерти написал: «То, что оказалось способным согнуться, способно и разогнуться, выпрямиться». Что он хотел этим сказать? Вероятно, это — видение Цзян Чжунчжэном судьбы, будущего: своего, пусть даже и после смерти, Китайской Республики, партии Гоминьдан Китая, учения Сунь Ятсена о трех принципах «минь» или трех народных принципах, пути, начатого Сунь Ятсеном и продолженного им самим.

Со времени смерти Цзян Чжунчжэна прошло 25 лет. Останки Цзян Чжунчжэна все эти годы лежат в его бывшей загородной резиденции в большом черном саркофаге напротив камина. Круглосуточно его охраняют солдаты в серебряных шлемах с винтовками наперевес. Каждую неделю на виллу приезжает цветовод и выкладывает в зале букеты свежих белых хризантем. Такой ритуал разработали соратники генералиссимуса Цзян Чжунчжэна. Когда он умер в 1975 году, его прах положили на временное хранение в мраморную урну. Эта урна стала символом решимости обеспечить похороны Цзян Чжунчжэна на земле его предков в материковом Китае, в провинции Чжэцзян.

На Тайване существуют различные мнения относительно дальнейшей судьбы останков Цзян Чжунчжэна. Депутат парламента от оппозиционной Партии демократии и прогресса Пэррис Чжан, в частности, заявлял: «Нам безразлично, как они поступят с трупом. Обсуждение этого вопроса — это оскорбление для тайваньского народа. Это доказывает, что семья Цзян Чжунчжэна на самом деле никогда не считала Тайвань своим домом. Для них Тайвань — всего лишь гостиница «Холидей инн», где останавливаются перед возвращением на материк».

В КНР в последние годы родная деревня Цзян Чжунчжэна превращена в туристическую достопримечательность[71].

Вопрос о месте постоянного захоронения останков Цзян Чжунчжэна долго оставался открытым.

В апреле 1997 года промелькнуло сообщение о том, что, в ответ на просьбу сына Цзян Чжунчжэна, Цзян Вэйго, на заседании ЦИК партии Гоминьдан Китая по инициативе президента Китайской Республики на Тайване Ли Дэнхоя было принято решение торжественно захоронить гробы с останками Цзян Чжунчжэна и его сына Цзян Цзинго не в родных местах на китайском материке, а на острове Тайвань[72].