Да, были люди в иное время!

Глава 40

– Генрих, я понимаю, что пребывая в самом сердце Османской империи, вы устали, и вам необходим отдых, но прошу поспешить в Швейцарию, почему-то поступления на счета стали нерегулярными, появились срывы поставок, – наставлял меня Штайнлиц, выслушав доклад о командировке в Константинополь. – В причинах разбираться мне некогда, совершенно не имею возможности покинуть Вену, очень много работы. Так что не мешкайте, отправляйтесь в Цюрих в ближайшие дни.

Да я бы и сам поспешил в Тарасп, дочь или сын у меня уже родился. Леманна спрашивать бесполезно, он не знает ничего, я ему об этой стороне своей жизни не докладывал, и Терехов, скорей всего тоже. Пока вынужден задержаться на два-три дня, пишу тайнописью донесение Крестному. В том виде, в котором сейчас изложена информация, отправлять ее опасаюсь, вдруг попадет не в те руки. Свои каналы я не трогаю, пользуюсь связью Леманна. Я, правда, выстроил самостоятельно канал до Санкт-Петербурга из Цюриха, через Голландию, и проверил его несколько раз. Корреспонденция доходила небыстро, но адресата достигала. Сейчас прорабатывал новый канал по маршруту: Швейцария-Франция-Великобритания-Швеция-Россия. Почему таким кружным путем? Все просто и логично. Прямые пути передачи информации, в случае начала боевых действий Германии и Австро-Венгерской империи против России, станут недоступны. Оставаться разведчику без связи невозможно. Связь в нашем деле, я бы сказал: самый интимный момент нашей деятельности. Самый важный и самый уязвимый элемент разведывательной деятельности. Представьте, я добыл важную информацию, а передать ее нет возможности. Какой смысл тогда в преодолении всяких ситуационных сложностей, в риске, в бессонных ночах, проводимых в разработке всевозможных ходов на шахматной доске разведывательной деятельности. Что сказать разведчику, который, преодолевая в поиске информации неимоверные трудности, подчас ломая жизни и судьбы попадающихся на его тернистом пути людей, в том числе ни в чем неповинных, добыл серьезные сведения, но сообщить их смог только лишь после свершения противником коварно задуманных им действий. Грош – цена такой информации, как бы она солидно не выглядела на бумаге в виде шифровки. Как известно, ложка дорога к обеду.

В Цюрих я поехал только после отправки донесений Крестному. То, что я узнал в первый же вечер от своей горничной Розалии, мне определенно не понравилась.

Оказалось, что спустя два месяца после моего отъезда, на виллу пожаловали жандармы, они вели розыск какого-то финансового афериста Шукера. По словам Розалии, молодой и симпатичный жандармский начальник был с ней довольно откровенен, и поведал, что управляющий банка «Кредит сьюит экспорт групп» сообщил им о наличии в банке группы международных финансовых мошенников. Поэтому они ведут поиск этих злоумышленников.

Розалия, естественно, не поверила ни одному слову жандарма, по ее мнению, гер Генрих, то есть я, совершенно не похож на мошенника, а нормальный и добропорядочный гражданин. Тем более, что жалование всем обитателям виллы регулярно поступало, никто никого не увольнял.

Горничная набралась смелости, и месяц назад побывала в Цюрихе, расспросила давних своих знакомых. Интересно, откуда у нее в Цюрихе взялись знакомые? Розалия говорила, что привезли ее из Берлина… Ладно, потом поинтересуюсь. Ох, непростая эта девушка – Розалия. Хоть и проститутка, но, похоже, обучена разведкой неплохо. Девушка выяснила, что некий Шукер пойман, и находится в городской тюрьме, ведется следствие. К нему посетителей не пускают. Сообщника афериста при задержании застрелили, так как он оказал вооруженное сопротивление.

Интересная получается ситуация. Банк кто-то пытается прибрать к рукам, и всеми силами устраняет людей, могущих воспрепятствовать этому, или хотя бы сообщить об имеющихся проблемах учредителям. Не верится мне, что Ротшильды не насажали в банке своих информаторов. К примеру, если информаторы есть, то почему до сегодняшнего дня не предпринято никаких-либо серьезных мер? Давида упекли за решетку, а меня «убили», ведь никто в руководстве банка не знал о моей командировке в Константинополь. Если никто из учредителей не зашевелился, то, полагаю, им сообщают не совсем объективную информацию, то есть попросту обманывают. Появляться в банке мне лично не следует, в лучшем случае управляющий вызовет жандармов, а худшем – возможно все, вплоть до стрельбы с непредсказуемым финалом. Сейчас тормошить кого-то из сотрудников банка, сообщавших мне иногда полезную информацию, не стал – предполагаю: их запугали. Эти люди не скажут мне ничего полезного, а побегут с докладом к начальству. Страх иногда заставляет людей совершать необдуманные поступки. Тогда я принял решение подключить дальнюю и крупнокалиберную артиллерию в лице Людвига Ротшильда. Телефон – великое творение изобретателей. Поднял трубку, любезно переговорил с девушками-телефонистками, и они в ответ на мои просьбы через несколько минут соединили меня с Ротшильдом в Вене. Я четко изложил сведения, которые получил с момента возвращения из поездки. О-о-о, такой длинной и злой тирады на непонятном мне языке, подозреваю, это был идиш, от Людвига никогда слышать не приходилось. Затем, успокоившись, Ротшильд сказал, что через пару дней он сам приедет ко мне на виллу. Его будет сопровождать надежный и проверенный поверенный, а также группа ревизоров из десяти человек. По интонации Людвига я понял, что банк подвергнут полному аудиту, и по его результату последуют выводы.

Я в ожидании приезда высокого начальства не сидел сложа руки. Вспомнил свои увлечения гримом. Изменив внешность, отправлялся в Цюрих собирать информацию в окружении банка. Даже решился побывать дома у своего осведомителя Фрица Гетнера.

Фрица вышвырнули из банка. Он второй месяц не может найти себе службу в городе. Управляющий банком «Кредит сьюит экспорт групп» гер Клаузевиц, ставленник парижского дома Ротшильдов, по неизвестным моему осведомителю причинам написал в жандармерию обширный донос, в котором обвинил в различных преступлениях более половины работников. Удивительно, но жандармы схватили только Давида Шукера, а с остальных только взяли объяснения в письменном виде. О моем «расстреле» упоминалось в местных газетах. Лживые газетные писаки раструбили, что глава финансовых аферистов не захотел сдаваться властям и был застрелен. Также Гетнер отметил, что в банке стали часто появляться какие-то странные личности, к тому же говорящие по-русски. Как бы там ни было, но уволенные сотрудники банка не могут найти достойную работу – Клаузевиц позаботился об их «доброй» славе.

Ротшильд появился на вилле в сопровождении группы аудиторов из десяти человек. Я вообще-то мужчина немелкий, рост приличный и косая сажень в плечах, но в сравнении с аудиторами, смотрелся не очень. Это были настоящие Голиафы, все, как на подбор. Краткое совещание, постановка задач, и поверенный с аудиторами разбежались выполнять поручения. Я хоть и присутствовал на совещании, но ни единого слова не понял, участники говорили исключительно на идише. К большому сожалению, я этим языком не владею.

– Вот так, Генрих, приходится принимать решения быстро, в зависимости от ситуации, – сказал Людвиг Ротшильд, усаживаясь за накрытый угощениями стол.

– Вы правильно сделали, что не стали сразу соваться в банк, однозначно попали бы в руки жандармов. Вот приедет в гости Клаузевиц, поведает нам, кто его надоумил. Грешно нехорошо думать о своих соплеменниках, но не удивлюсь, если кто-то из них к этому неблаговидному делу приложил свою жирную и потную руку.

– Мой осведомитель говорил, что в банке стали бывать русские.

– Смею вас заверить, Генрих, что евреи говорят на всех языках этой планеты. Ведь если верить Торе и преданиям, то наши предки скитались много лет по пустыне, и в других странах подвергались гонениям. Приходилось учить языки, чтобы знать, что затевают враги, или о чем говорят друзья. А если в банке появились русские, то не удивлюсь, увидев среди них православных евреев-выкрестов. Этих я презираю, они ради личной выгоды предают не соплеменников, они предают веру. Первое предательство можно понять, и простить, а второе, простить невозможно. Ладно, вы лучше расскажите, как съездили на Балканы.

Мой рассказ о командировке в Константинополь занял не более получаса. Ротшильд внимательно выслушал, кивая головой в отдельных местах в знак согласия.

– Так вы полагаете, Генрих, что Балканская война может послужить той искрой, которая подожжет всю Европу? – осведомился Людвиг, отхлебывая из чашки кофе.

– Да вы и сами все видите, через банк проходит большое количество военных заказов, так это только через ваш банк. А сколько других банков имеется?!

– Согласен. Германия и Австро-Венгрия уже не скрывают подготовку к войне. Русские тоже точат свои сабли. Подтягивают войска. Французы, по всей линии границы накопали множество глубоких окопов, построили различные укрепления. Одной артиллерии, говорят, завезли около тысячи новых стволов. Одни британцы засели на своем острове и дергают всех за веревочки, ссужают деньгами, а пока нигде носа не кажут, дорожат жизнями своих солдат. Если все одновременно начнут воевать, то война охватит не только Европу, но и весь мир, у многих стран колонии имеются.

Дальнейшую беседу прервало появление трех аудиторов, вносящих на руках что-то плотно завернутое в ковер. Один из аудиторов подошел ко мне и попросил указать вход в подвал – туда будут сгружать доставленных для беседы людей. Подвал на моей вилле очень хороший – просторный и сухой, с множеством кладовок, заполненных продуктами. Очень не хотелось, чтобы он превратился в пыточную камеру и был залит кровью. Аудиторы аккуратно уложили в подвале пятерых надежно связанных мужчин.

В ковре оказался Клаузевиц. Ротшильд общался с ним один на один. Я вместе с аудиторами перешел в соседнюю комнату. Так и сидели два часа молча, правда моя кухарка принесла всем кофе с печеньем. По команде Ротшильда аудитор по имени Аарон после продолжительной беседы отвез Клаузевица домой.

Потом настало время беседы с другими гостями. Первым привели в комнату мужчину примерно сорока лет, может, немного старше. Приятное, я бы сказал интеллигентное лицо, аккуратно постриженные усы, чуть тронутые сединой виски и очень злые карие глаза. На вопросы Людвига гость ничего не отвечал, хотя он задавал вопросы на нескольких языках, в том числе и на русском. Не привык банкир, когда с ним играют в «молчанку». По взмаху его руки один из аудиторов своим пудовым кулаком отправил приятного господина в короткий полет – просто его от падения удержал другой аудитор. Когда опрашиваемый восстановил дыхание, Ротшильд повторил вопросы. В ответ послышался отборный русский мат. В итоге мужчина отправлялся в полет трижды. Похоже, последний удар был нанесен с особой силой ибо допрашиваемый потерял сознание. Кувшин холодной воды быстро привел мужчину в чувство, и он заговорил на хорошем немецком языке.

Оказался он гражданином России – Савинковым Борисом Викторовичем, руководителем партии эсеров, а также руководителем боевой организации этой партии, а проще говоря, был руководителем террористов. В настоящий момент руководством партии Савинков отправлен в Европу для сбора средств, необходимых для поднятия революции в России. По его словам, Клаузевиц приходится двоюродным дядей жене Бориса – Евгении Зильберберг, поэтому он решил к нему обратиться за помощью. Савинков не понимает, по какой причине его и соратников захватили неизвестные лица, и теперь, против их воли удерживают. Они приняли от дяди жены посильную помощь, и намерены в ближайшие дни покинуть Швейцарию.

Опросили еще двоих, они почти слово в слово повторили показания Савинкова. Этого следовало ожидать – репетировали подобное развитие ситуации. Только самый молодой парень по имени Федот, сломался без рукоприкладства, поведал, что и как было на самом деле.

Клаузевиц действительно приходится дальним родственником жене Савинкова. На заседании исполнительного комитета партии эсеров было решено провести экспроприацию средств у родственника-банкира. Группа партийцев, под предводительством Савинкова прибыла в Цюрих несколько месяцев назад, и, угрожая Клаузевицу, затребовала, ни много ни мало два миллиона фунтов стерлингов на революцию. Для большей сговорчивости Клаузевица эсеры взяли в заложники семью банкира, разместившись с комфортом в его загородном доме. В случае невыполнения требований или обращения в жандармерию, Савинков обещал жестоко расправиться с заложниками. Чтобы пополнить личные запасы денежных средств, Савенков отправлял эсеров промышлять на дороги Швейцарии, Германии и Австрии. Долго в одном населенном пункте эсеры не задерживались и, ограбив немного граждан, переезжали в другую страну.

Для освобождения своей семьи Клаузевиц согласился на все условия террористов, и скопил порядка двух миллионов в валюте Германии и Швейцарии, часть суммы уже передал Савинкову.

– Вот видите, Генрих, все и выяснилось, – улыбался Ротшильд, – а я думал, что мои родственники устроили какие-то игрища, мне непонятные. – Завтра приступаете к исполнению своих обязанностей. Через неделю к вам присоединится Давид, ему надо восстановить силы после нахождения в тюрьме. Надеюсь, работа вам посильна?

– Не жалуюсь, справлялся до отъезда в командировку.

– Неплохо, кстати справлялись. Вас Штайнлиц работой не перегружает?

– По профилю деятельности его службы я не занят вообще. Иногда теряюсь в догадках, зачем меня вообще на службу взяли, да еще и учили.

– Открою вам тайну. Вы своей дотошностью и ответственностью некоторых германских партнеров довели до исступления. Они не могли себе присвоить ни единого пфеннига. Естественно, пожаловались своим контрразведчикам. Те ничего не смогли накопать на вас плохого, попросили австрийских коллег приструнить. Информация дошла до Штайнлица. Он мне многим обязан, поэтому я предложил ему вас не беспокоить. Однако спустить на тормозах ситуацию не получилось, германцы требовали реакции. Тогда я предложил Фердинанду вариант с призывом вас на службу. В итоге получилось то, что получилось. Согласитесь, что работать, чувствуя за спиной опору на разведку лучше, нежели чувствовать поддержку одной компании «Леманн и сыновья». А то, что Штайнлиц не дает вам работы по специальности, то это непременное мое условие. Вам надо заниматься деньгами, а не играть в шпионов.

– То есть я так и буду числиться в разведке, а заниматься сделками?

– Совершенно верно. Вам же от этого только польза. Жалование вам платят в двух местах, со временем в чине подрастете. А надумаете жениться, то за офицера разведки любая аристократка согласится выйти.

– А что будет с этими русскими?

– То, что они заслужили. Не забивайте голову ненужной информацией. О них вы больше никогда ничего не услышите.

Вечером на виллу приехали три грузовика, и все гости разом покинули мое жилище, чему был только рад. Да, гер Ротшильд удивил меня, и очень сильно, приехав с такой мощной и квалифицированной силовой поддержкой. Примечательно, что все его аудиторы – выходцы из еврейских семей, эту национальную особенность скрыть невозможно.

На следующий день заняться своей работой в банке я не смог. Клаузевиц начал возвращать на места ранее уволенных работников, а эта процедура обещала затянуться на неделю. Я решил воспользоваться этой паузой, побывать в Тарасп, я как-никак стал папой в четвертый раз.

Правду говорят, что о любимых надо не вспоминать от случая к случаю, о них нужно думать постоянно. Я о своей любимой жене и о детях думал постоянно, и это грело мне душу, хотя это и шло вразрез всем наставлениям моих учителей нелегальной по работы.

Анна сдержала свое слово, родила девочку, назвала Лидией. Я дрожащими руками принял от жены дочь. Наклонился и внимательно посмотрел в лицо спящей дочурки, вдохнул запах младенца и материнского молока. Господи, как это замечательно, держать в руках своего ребенка, и радоваться тому, что он есть!

– Милый, а что ты принюхиваешься? – удивилась жена.

– Запах детей – самый лучший их всех запахов, а до этого дня, мне приходилось нюхать запах сгоревшего пороха, – сказал я, нежно целуя Анну.

– Спасибо тебе, мое солнышко, за дочку, и за всех детей разом.

– Мама мне помогает со старшими управляться, и с Лидочкой тоже. Надеялась, что к рождению дочери ты будешь дома. Потом, почитав газеты, поняла, что раньше весны ждать тебя не стоит. А тут такая радость, еще не наступил новый год, а ты домой приехал.

Это жена намекнула, что 1913 год наступит послезавтра.

– Знаешь, – продолжила говорить любимая, – я иногда мечтаю, что мы когда-нибудь сможем всей семьей выехать на отдых. Понежиться на берегу теплого моря, покушать экзотические фрукты. И, главное, никуда не спешить, ни о чем плохом не думать, не опасаться разоблачения. Как думаешь, такое возможно?

– Все возможно милая, но не в ближайшие три-четыре года.

– Понимаю я все прекрасно, но очень хочется, чтобы эта идеалистическая картинка стала явью.

– Станет, и мы приложим к этому все силы.

– Владимир Михайлович все силы сейчас и прикладывает, – сказала Анна, выразительно глянув в сторону отца.

– А что, я о внуках и о нашем будущем проявляю заботу, – смущенно сказал отец.

– Но не привлекать же к себе внимание всей России и части Европы! – укоризненно сказала мама. – Стас, ты только подумай, он отправил сербам и болгарам восемьдесят тысяч усовершенствованных ручных гранат, и разного обмундирования, в которое с легкостью можно батальон облачить.

– Душенька моя, – обратился отец к маме, – ну сколько раз тебе говорено, обмундирование мне почти ничего не стоило, его списали со складов, как пришедшее в негодность, а на самом деле, оно еще в хорошей сохранности. Нашим братьям – славянам оно очень нужно.

– Ох, уже эти братья славяне, – вздохнул я.

– А что с ними не так сынок? – встрепенулся отец.

– Многое не так. Ты, отец, прекрасно знаешь, что война – дело очень затратное и дорогое. Вот, давай вспомни войну 1877–1878 годов. За что воевала Россия?

– Понятное дело, несла свободу порабощенным народам.

– Это тогда принято было так говорить. Каждая освободительная война, а эту считали именно таковой, должна в первую очередь приносить выгоду. Что получила Россия? Первое – это присоединение части Бессарабии, и помощь Болгарии и Сербии в национально-освободительной войне. Неужели земли Бессарабии могли принести империи большую прибыль, могущей окупить понесенные затраты? Отвечу. Не могли. Мы решили инвестировать деньги в будущих союзников, в Болгарию и Сербию. Русская армия билась с Османской империей, надо сказать она в то время была уже рыхловата и раздираемая противоречиями внутри страны. И заметь отец, мы здорово упирались, стараясь ее основательно потрепать. Вся экономика нашей империи трудилась на войну, из деревень набрали великое множество трудоспособных мужиков, которым нужно хлеб выращивать, а не бегать с винтовками по чужим землям.

– Ты не прав сын, мы помогали нашим православным.

– Правильно, помогали, а свою страну вгоняли в нищету. Оставшиеся без мужиков деревни не могли прокормить даже себя, подростки не набрались еще опыта в возделывании земель, да и силёнок маловато у них. То, что не разразился голод по всей стране – это счастье, хотя в отдельных губерниях по весне с зерном были серьезные проблемы. На заводах и мануфактурах тоже чувствовалась нехватка рабочих рук.

– Как ты можешь судить о том периоде, сын, тебя же еще и на свете не было. А вот мы с твоей мамой те времена помним хорошо. Тогда был высокий патриотический подъем в России, мы помогли славянам избавиться от многовекового мусульманского рабства.

– А я и не спорю. Желание помочь славянам было, герои на войне совершали подвиги, этого не отнять. Но в целом страна хирела, нищал народ. Мы после войны вынуждены были просить милостыню у других стран. Не напомнишь отец, у кого просить довелось?

– У британцев.

– Правильно. А в Балканской войне кому британцы помогают? Я за тебя отвечу. Османской империи помогают, инструкторов присылают, оружие и снаряжение кораблями возят, а нас в любви и дружбе заверяют. Слышал, что болгарам помогали русские волонтеры, так они на свой страх и риск действовали, свои средства вкладывали. Многие беды в Россию задуло с острова туманного Альбиона. Сидят там в белых париках, за Ла-Маншем, и чинят день и ночь козни всем вокруг совершенно безнаказанно.

– Так и я у государства ничего не просил. Появилась некая сумма свободных денег, употребил для помощи воюющей за правое дело стороне.

– Владимир Михайлович, тебе надо скромнее было оказывать помощь, – возмутилась мама, – а то газеты такой шум подняли в России. – Граф Головко, видите ли, вспомнил молодость и снова участвует в войне с Турцией. Хорошо, что тебя, дорогой, выловить в Отечестве трудно, не сидишь на одном месте, а то эти писаки из тебя все жилы вытянули бы.

– Я и о семье не забываю.

– Не забываешь – это скромно сказано, – улыбнулась мама. – Натаскал разного железа в башни.

– Сын, ну хоть ты скажи маме, что я забочусь о безопасности замка, – с мольбой взглянул на меня отец, смешно сложив ладони. – Да, в каждой башне смонтировал позиции тридцатисемимиллиметровых револьверных многоствольных автоматических орудий системы господина Бенджамина Гочкисса, выделанных на Тульском оружейном заводе двадцать лет назад. Они мне достались почти даром, а снарядов к ним я набрал по десять тысяч выстрелов на каждую позицию вообще бесплатно. Теперь все подступы к замку на три версты надежно прикрыты артиллерией, пусть и мелкокалиберной. Не новейшая разработка, но за годы службы в армии и на флоте показала свою надежность и приемлемую скорострельность. Сорок выстрелов в минуту – это не шутка, а если хорошо обученная прислуга, то и шестьдесят выстрелов легко можно делать. Но, главное, орудия достались мне совершенно новые, просто пылились на складах, занимая место.

– Ну, отец, ты развернулся!

– Это еще не все. На средних галереях с каждой стороны оборудовал по два бронированных пулеметных гнезда, а на верхней части стены оборудовал по несколько позиций для метания ручных гранат. Запасы продовольствия создал неплохие, в основном продукты длительного хранения и зерно в кувшинах.

– К длительной осаде замка готовишься?

– Готовлюсь на всякий случай. Я некоторую часть дохода от производства гранат брал в виде золотых червонцев. Скопил на всякий случай достаточное количество, даже специальный сейф в замок привез.

– А кого, отец, на огневые позиции поставишь, если понадобиться?

– Не сомневайся, я об этом уже обеспокоился. Расчеты орудий и пулеметов укомплектованы с запасом. В случае необходимости или опасности они прибудут в замок незамедлительно, вместе с чадами и домочадцами. Места у нас в замке достаточно на всех.

– Мужчины, может, хватит уже воевать, – возмутилась мама, – сейчас на стол обед подавать будут, а вы руки не вымыли.

Всю неделю я провел в замке с семьей. Встретили новый 1913 год. Нахождение в спокойной, уютной семейной обстановке расслабили меня, что не хотелось уезжать – не сразу смог себя заставить выйти за ворота замка. В иное время, наверное, нашел бы кучу причин и поводов, чтобы остаться, но сейчас подумать об ничегонеделании было совершенно невозможно, совестно, как говорится: грозовые тучи над Россией с каждым днем сгущались.